Текст книги "Звонок другу"

Глава третья

Мерс сбавил ход. Рама, сидевший на переднем пассажирском сиденье сказал «порядок» и замолчал. Бумер стоял там, где он должен был стоять, у подъезда старого дома в районе Чистых прудов.

– Сейчас ее быстренько обливаем и поджигаем, – сказал Ошпаренный. – Я сверху оболью, а ты через лобовуху. Главное, в печку побольше налей, чтобы салон выгорел.

– Да погоди, Димон. Если он без сигналки, я его себе заберу.

– Мы этого комерса наказать хотим, или тебе бумер нужен? – спросил Ошпаренный.

– Мы его и так накажем, если я бумер под себя перебью, – ответил Рама.

Ошпаренный тормознул, подал машину назад. Остановился. Тишина, впереди полутемная улица. За правым поворотом посольство какой-то африканской страны. Так сказал Кот, значит, мент от них, как говорится, на расстоянии вытянутой руки. Если сработает сигналка, остается надеяться, что он не оставит свой пост, чтобы проверить, чья машина орет в соседнем дворе.

Рама подошел к машине, посветил фонариком на лобовое стекло и коротко свистнул. Из-за угла выскочил Ошпаренный, на ходу задрав куртку, вытащил кусок троса, обмотанного вокруг талии. Привязал один конец к ручке входной двери в подъезд. Другой конец прикрутил к двери, ведущей в подвал мусоросборника. Конечно, закрытая дверь может задержать Ольшанского ненадолго, возможно, на минуту. Сообразив, что и как, он поднимется на площадку между этажами, размолотит окно парадного и поднимет такой крик, что разбудит весь квартал. Но в этой ситуации и минутная фора во времени кое-что значила.

Осмотревшись по сторонам, Рама вставил заготовку ключа, выполненную из особо прочной стали, в замок передней дверцы, достал гаечный ключ и принялся поворачивать заготовку по часовой стрелке, до тех пор пока не услышал сухой щелчок. Все, замок сломан. Петя осторожно потянул на себя дверцу и вздрогнул. Загудела сигнализация. Сорвавшись с места как по команде, Рама и Димон, добежали до угла дома, свернули налево, к мерсу. И остановились. Машина продолжала гудеть.

– Ну, чего там? – спросил Ошпаренный.

– Сигналка родная сработала. Прокричит – и все. Сейчас… Если лох не проснется, мы ее заберем.

Все звуки смолкли. Впереди пустая улица, по-прежнему не видно ни прохожих, ни машин. Ветер гоняет по асфальту темные листья и бумажный мусор.

– Все, пошли, – прошептал Рама.

Ольшанский беспокойно заворочался на диване, открыл глаза, соображая, где он и почему от боли голова раскалывается надвое. На сером потолке отпечаталась тень ажурной занавески. Господи, что же это такое? Приснился какой-то кошмар, теперь и не вспомнить, что именно. Кажется, он удирал от ментов на машине. Милицейский «чирик» прилепился на хвост, врубил мигалки и сирену. Почему он убегал от ментов? И куда держал путь?

Ольшанский, сев на диване, тряхнул тяжелой головой, прикоснулся к сломанному носу. Повязка не на месте, сбилась на сторону, сползла куда-то вниз, на шею. Он встал на ноги, чувствуя, как его шатает от слабости.

Не стоило принимать на ночь поганое снотворное, что оставил этот подпольный лепила Максимов. Ничтожество и придурок, старый отморозок. Чтоб его вырвало на молодую жену. Тяжелый синтетический сон не принес облегчения, не разогнал усталость. Скорее наоборот, Толмач чувствовал себя семидесятилетним стариком, пережившим операцию после травмы или тяжелой болезни. Во рту пересохло, губы потрескались.

Если бы не этот слабый свет, пробивавшийся с улицы, в комнате было бы совсем темно. Он просунул руку между подушками дивана. Ствол на месте. Осторожно, боясь споткнуться и грохнуться на пол, Толмач подошел к окну. Отдернув занавеску, посмотрел вниз. Все в порядке, машина на месте. Вон она стоит возле подъезда под фонарем. Все-таки правильно он сделал, что завернул сюда, к Таньке Мотиной. Надо быть полным придурком, самоубийцей, чтобы попытаться тронуть машину, стоящую рядом с иностранным посольством.

Он отошел от окна, выставив вперед руки, мелкими шагами двинулся к черному прямоугольнику дверного проема. В кухне нащупал выключатель и врубил свет. В холодильнике не нашлось ни пакета с соком, ни бутылки минеральной воды. Склонившись над краном, Толмач пустил воду, сделал несколько жадных глотков, но почему-то долго не мог утолить жажду. Потом стал шарить по кухонным полкам, искать аптечку с лекарствами. Наконец нашел упаковку анальгина, принял сразу две таблетки. Потом в ванной долго смотрел на свое отражение в зеркале. Нос налился синевой, проявилась ссадина на скуле.

Вид еще тот, страшноватый, будто человека, как тряпку, покрутили в барабане стиральной машины. Он стащил бесполезную повязку через голову, долго копался, переставляя с места на место баночки с кремом и разглядывая этикетки. Наконец нашел какую-то белую гадость, якобы смягчающую и увлажняющую кожу. Нанес крем на лицо и растрескавшиеся губы, размазал его кончиками пальцев. Ну и запах! Стошнит с непривычки…

Ошпаренный занял прежнюю позицию под козырьком подъезда. Случись чего, сверху его не увидят. Рама залез на водительское место, тихо захлопнул дверцу. Вставив заготовку ключа в замок зажигания на рулевой колонке, зацепил ее гаечным ключом, повернул. Тачка должна завестись, если, конечно, здесь не установлена еще одна противоугонная система. Щелчок. Рама выжал педаль газа. Никакой реакции, бумер даже не чихнул.

Точно, установлена вторая система. Значит, кнопка, отключающая ее, должна находиться где-то рядом, под рукой у водителя. Ни хрена не разглядеть. Рама поднял голову, Ошпаренный беспокойно топтался у подъезда, вслушиваясь в звуки ночи.

– Ну, что ты, сука? – прошептал Рама, обращаясь к машине. – Заводись.

Ошпаренный, стоя возле двери, думал о том, что Рама копается слишком долго. Если сейчас нарисуется милицейский наряд или хозяин бумера, что-то заметив сверху, попытается выскочить из подъезда, возможны серьезные осложнения. Но, кажется, пока все тихо. Лифта не слышно, и по лестнице никто не спускается.

Посветив фонариком на панель приборов, Рама не нашел никакой кнопки или переключателя. Так, надо сообразить, что делать дальше. Он провел ладонью под приборной доской, нагнулся к педалям, пошарил под водительским креслом. И тут ничего. Черт… Долго, очень долго он возится. Нет никакой секретной кнопки. Так в чем же фокус? Рама ощупал рулевую колонку и приборную доску сантиметр за сантиметром. Потыкал пальцами в кнопки. А это что? Регулятор света панели.

Рама повернул рукоятку вправо, одновременно выжав педаль газа. Тачка вдруг завелась. Вот в чем фокус! Можно было полночи искать секретную кнопку, и хрен догадаешься, что она замаскирована под регулятор света.

Ошпаренный уже бежал к мерсу, оставленному за углом. Рама медленно тронул машину с места, повернул за угол. Кажется, все. Дело сделано.

Ольшанский вышел из ванной. Придерживаясь рукой за стену, сделал несколько шагов в сторону комнаты, остановился и прислушался. Показалось, где-то вдалеке заработал автомобильный движок. Толмач сердито плюнул на пол. Чего только не померещится среди ночи. Нервы совсем расшатались. Сюда, в коридор, не могут долетать звуки со двора.

Ольшанский вошел в комнату, не включая свет, доплелся до окна и глянул вниз. И не поверил своим глазам. На месте, где десять минут назад стоял его бумер, было пусто. Толмач закрыл глаза и покачал головой, отгоняя наваждение. Тачка исчезла.

– Танька, – закричал Толмач не своим голосом. – Танька… Сука паршивая. Проснись…

Ни ответа, ни привета. Мотина дрыхнет летаргическим сном. Толмач сорвал брюки со спинки кресла, сунул куда-то ногу, запутавшись в штанинах, едва не рухнул на пол, но чудом удержал равновесие. Натянув штаны, схватил рубашку, зачем-то вывернул ее наизнанку. Скомкав, отшвырнул ее в темный угол. На голое тело надел пиджак, запустил руку в карман, вытащил трубку мобильного телефона. И только тут догадался включить свет. Непослушными пальцами стал тыкать в кнопки.

– Ждите ответа…

– Соедините с дежурным, – прокричал Ольшанский, как только услышал голос оператора. – Срочно.

В трубке что-то щелкнуло.

– Дежурный по городу майор Артамонов слушает.

– У меня…

– Спокойно, гражданин. Что случилось?

– Меня т-т-т, – дыхание перехватило, будто горло стянули удавкой. – Меня т-т-т…

– Вы гражданин, кажется, перебрали.

– По-подождите, – Ольшанский испугался, что мент бросит трубку. – Меня…

– Это я уже слышал, – дежурный терял остатки терпения. – Тебя т-т-т. То есть трахнули. Или что?

– У меня угнали тачку, – выпалил Ольшанский. – Только что. Прямо от подъезда. А спиртного я в рот не брал.

Через несколько минут, закончив отвечать на вопросы милиционера, Ольшанский толкнул дверь в спальню. Заперто. Что за черт?

– Татьяна, сука несчастная…

Он ударил по двери коленом. Опрокинул тумбочку, подпиравшую дверь с внутренней стороны. Что-то зазвенело. На пол полетели какие-то склянки. Ольшанский ткнул пальцем в выключатель. Вспыхнула шестирожковая люстра с хрустальными висюльками. Татьяна, одетая в ядовито-желтую ночную рубашку, сидела на краю кровати, закрываясь, как щитом, атласным одеялом.

– Убивают, – прошептала Мотина. – Господи, убивают…

– Кому нужно о тебя пачкаться? – Ольшанский прислонился плечом к стене. – У меня тачку угнали. Слышь, ты, жопа?

– Господи, спаси…

– Я говорю, у меня только что тачку угнали. Одевайся, сволочь, сейчас менты приедут. Или ты их в исподнем встретишь?

– Мама…

Женщина потеряла способность соображать, она не понимала смысла слов. Перепуганная до полусмерти, Мотина хлопала ресницами, глядя на любовника белыми от страха глазами. Кажется, она вообще не узнала Ольшанского.

На пороге стоял какой-то незнакомый мужик с сизым отвислым носом, съехавшим на бок, ссадинами на лице и всклокоченными волосами. В глазах горел дьявольский огонь. Мятые штаны в пятнах неизвестного происхождения, бежевый пиджак, надетый на голое тело, залит кровью. Человек медленно приближался к ней, бесшумно ступая босыми ногами по паркету. На ходу он шевелил губами, что-то говорил и сжимал литые кулаки.

– Господи, – прошептала Мотина. – Уйди отсюда…

Ольшанский навис над ней грозной тенью. Поднял кулак, собираясь всадить его в физиономию Мотиной. Но в последнее мгновение передумал.

– Витенька, это ты? – Татьяна упала спиной на подушки, с головой накрылась одеялом. – Или кто?

– А у тебя что, куриная слепота открылась? – заорал Ольшанский и сорвав одеяло, бросил его на пол.

В жизни он перепробовал немало женщин, но таких тупых, как Татьяна, еще не встречал. Слов она не понимает, человека, с которым знакома лет пять, не менее того, почему-то не узнает. Мотина закрыла лицо ладонями и разрыдалась, зарывшись головой в подушку.

– Да что с тобой, зараза? – Толмач пнул ногой бельевой шкаф с такой силой, что по зеркалу снизу вверх пошла глубокая трещина. – Ты слышишь, что я сказал? У меня бумер угнали. Одевайся. Сейчас менты приедут.

Решив, что с бабой разговаривать – только время терять, Ольшанский вернулся в большую комнату. Упав в кресло, набрал номер охранника Володи. Из спальни доносились тихие всхлипы Мотиной.

– Только что Рембо проводили, – бодро отрапортовал Володя, услышав голос хозяина. – В последний путь. Все по уму сделали. Возвращаемся в город.

– Хрен с ним с этим чертом, с Рембо. У меня бумер угнали. Четверть часа назад.

Ольшанский почувствовал, что голос вдруг задрожал. И нажал отбой, не желая показывать свою слабость телохранителю.

Начинало смеркаться, когда Петя Рама подогнал БМВ к автосервису. Он дождался, когда Кулибин закончит разговор с какими-то парнями, прикатившими на мерине, вышел из машины и открыл багажник. Протянул Ваське Кулибину номерные знаки и «стакан» с наклейкой номера кузова.

– Смотри, нормально вырезали?

– Нормально, – кивнул Кулибин. – За неделю сделаю. Дел на два дня, просто работы сейчас много.

Рама бросил номера и «стакан» обратно в багажник.

– Ну, ты не торопись, – сказал он. – Нормально все сделай. Я ее себе хочу оставить.

Он хотел еще что-то добавить, но зазвонил мобильный телефон. Димон Ошпаренный говорил взволнованным голосом:

– Короче, у меня проблемы. Помощь нужна.

– А чего случилось? – спросил Рама.

Кулибин не успел понять, что произошло. Петька исчез так быстро, будто и не появлялся здесь.

Кулибин загнал БМВ в бокс, запер ворота на задвижку. Открыв капот, зажег переноску. Склонившись над мотором, протер ветошью номер движка. Минут через десять через калитку в воротах в гараж вошел Серега Длинный, встал рядом с Кулибиным, соображая, над чем ломает голову его непосредственный начальник. Длинный только осваивал тонкости работы автослесаря. По жизни он интересовался только машинами, ничего не читал кроме автомобильных журналов. Парень быстро набирался опыта, хватая на лету каждое слово мастеров. Пока Сереге не поручали ответственной работы, но он не вешал носа, твердо веря, что через год-другой из него может что-то получиться, если повезет, он станет первым помощником Кулибина.

– Чего, номер движка перебить надо? – спросил Серега.

– Ага, – отозвался Кулибин, не жалевший времени на воспитание и образование подрастающей смены. – Вот что бы ты сделал в этом случае? С чего начал?

– Ну, тут все ясно, – усмехнулся Серега. – Для начала вырезаем табличку с номером кузова. Врезаем другую табличку. Методом холодной сварки. Зашлифовываем все неровности. Переходим к движку. Для начала спиливаем номера. То есть зашлифовывам их на глубину номера. Чтобы и следа не осталось. Потом делаем новую наколку на голом месте. Цифры и буквы ставим от балды.

– Неправильный ответ, – покачал головой Кулибин. – В корне неправильный. Такой вариант прокатит с чайником. А клиенты нашего сервиса конкретные люди, а не лохи. Понимаешь разницу?

– Ну, конечно, – Длинный сообразил, что ляпнул что-то не по теме. – Я понимаю, к нам лохи не приезжают.

– Вот именно, – кивнул Кулибин. – А твоя работа – это для лохни. Вот смотри – номер движка. Три первые буквы WBA – это и есть БМВ. Оставляем без изменений. Дальше тоже не меняем. Последние пять цифр – порядковый номер изделия. На двенадцатой позиции пишут букву, обозначающую партию изделия. Ну, это что-то вроде телефонного номера. По первым трем цифрам телефона можно понять район, в котором проживает абонент. Так и тут. Одиннадцатая позиция – код завода-изготовителя. В этом же символе зашифрована серия машины и тип ее кузова. Теперь расшифруй мне эту букву на двигателе. Давай.

– Тут буковка D, – Длинный поскреб затылок. – Значит, это БМВ седьмой серии. Изготовлен в Дингольфине. Так я понимаю.

– Отлично, ты делаешь успехи, – поощрил Кулибин. – По идее, кое-какие старые обозначения, что сейчас нанесены на движке, можно оставить прежними. Весь хрен в семи последних знаках. Двух буквах и пяти цифрах. Это мы должны заменить. Чтобы знать, какие символы надо набивать, пользуйся соответствующими каталогами завода-изготовителя. Их достать трудно, но можно. А если делать татуировку от балды, будут совпадать лишь кое-какие формальные данные тачки: марка, год выпуска, число цилиндров. И все.

– Ну, и что с того?

– Порядковый номер изделия и код даты выпуска тачки по производственному календарю завода архивируются в банке данных изготовителя. Эти коды передают Интерполу. А Интерпол сливает информацию нашим ментам. Существует такая программа. Они информацию – нам. А мы – им. Короче, если не хочешь больших неприятностей, никогда не набивай номера от балды. В противном случае у наших клиентов могут возникнуть проблемы. Тормознут тачку чувака, проверят наколку по каталогу. Ошибочка: букву О на одиннадцатую позицию БМВ вообще не ставит. Шлеп запрос в московский офис Интерпола. Шлеп ответ, уже на следующий день. И на водилу можно надевать стальные браслеты. Задерживать до выяснения обстоятельств. В итоге пострадает наша репутация. Наш бизнес. Вот теперь скажи: какова наша задача?

– Ну, я так понимаю, мы не должны выдумывать номера.

– Правильно, – неподдельно обрадовался Кулибин. – Мы должны их брать у других тачек таких же модификаций. У тачек, которые реально существуют. Или когда-то существовали. Может, двойники наших машин бегают по дорогам Европы. Возможно, их экспортировали в Штаты или на Ближний Восток. Может, они давно разобраны на запчасти или валяются на автомобильных свалках. Не имеет значения. Но это реальные тачки. И менты ничего не смогут определить, даже если запросят Интерпол. Просто получат ответ, что по их данным машина чистая. Ну, усек задачу?

– Начинаю понимать.

– Но можно пойти по другому пути, – стал объяснять Васька Кулибин. – Когда движок заменяют на заводе, его номер спиливают. И на заднюю часть головки блока цилиндров наносят новую наколку. К ней добавляют букву А. Это значит – для замены. Кроме того, добавляют данные об объеме движка и количестве цилиндров. Операция с заменой движка должна быть отражена в документах на машину. Впрочем, ладно, это уже тонкости.

– Клево, – кивнул Длинный.

– Учись на моих ошибках, – улыбнулся Васька. – А своих не делай. Как сказал кто-то из умных людей: наша главная цель – реализм. Вот к этому и надо стремиться.

Через калитку в воротах в гараж вошел совладелец сервиса Игорь Портных, он не стал звать Кулибина по имени, просто коротко свистнул, сунув в рот два пальца.

– Есть работа, – сказал Портных. – Приехали парни из Долгопрудного. У них две тачки, с которыми надо срочно разобраться.

– Слушай, у меня такой срочной работы на месяц вперед, – поморщился Васька Кулибин. – Даже на два месяца. Все знают только одно слово «срочно». А у меня только две руки. Сейчас Леша свободен, пусть он займется.

– Я хочу, чтобы ты сам посмотрел, – Портных прижал руку к сердцу. – Пожалуйста. Там сложный случай.

– Хрен с вами, – Кулибин, захлопнув капот БМВ, вышел из гаража.

Глава четвертая

Перед обедом Костян Кот валялся на кровати, перелистывая страницы одной бульварной газетки. В квартире витали потрясающие запахи жареного мяса, лука и тушеных овощей. Но Костян, словно испытывая себя на прочность, даже не сунулся на кухню, где колдовала Настя, чтобы узнать, какие гастрономические сюрпризы его ожидают. Сегодня в будний день Настя не пошла на работу, потому что готовилась к какому-то важному семинару с участием звезд иностранного бизнеса. В офисе ей выдали толстую стопку материалов, которые предстояло перевести. Но Настя так и не начала работу.

В последние дни напряжение в отношениях с невестой бесследно растворилась. Костян, отдыхая от последних приключений, редко высовывался из дома, а если и уходил, возвращался рано и трезвый. Французские визы уже стояли в паспортах, дело шло к скорому отъезду из России, оставалось закруглить некоторые дела и объясниться со своими парнями.

Когда в прихожей тренькнул звонок, Костян, скомкав газету, вышел из комнаты, гадая, кого принесла нелегкая. На пороге стояли пропавшие маляры. Впереди тетя Тоня, за ее широкой спиной, потупив взгляд, топтался Вадик.

– Константин Васильевич, – тетя Тоня шмыгнула носом, – мы поговорить пришли. Вы уж нас простите, подвели…

Костян распахнул дверь шире, пропуская рабочих в квартиру. Щелкнув замком, отступил в комнату, потому что трое взрослых людей в тесной прихожей умещались с трудом.

– Спецовки свои пришли забрать? – Костян нахмурился. – Вовремя. Потому что как раз вечером я собирался вынести это тряпье на помойку.

– Простите нас, – тетя Тоня тяжело вздохнула. – Мы на Украину ездили. У нас близкий родственник тяжело заболел.

– Примите соболезнования.

Тетя Тоня с Вадиком действительно ездили на Украину, и дальний родственник на самом деле заболел. Все правда. Тетя Тоня не досказала только то, что в Москве маляры на полученные от Кота деньги закупили на оптовом рынке кое-какое шмотье. А в городе Нежине раскидали тряпки по коммерческим палаткам. Вернулись обратно, а новых заказов нет. Вот и пришлось идти на поклон к старому хозяину.

– Вы, наверное, других рабочих нашли? Ну, пока мы ездили.

– Нет, я вас дожидался, – буркнул Кот. – Все глаза в окно проглядел.

Новых маляров он, разумеется, не искал, договорился с Раисой Сергеевной Шаталовой, риэлтером, занятым продажей его хаты, что квартиру она будет предлагать такой, какая есть. Без ремонта. Пусть будущие жильцы все сделают по своему вкусу, а Костян немного сбросит цену.

– Мы так и думали, что других нашли, – тетя Тоня достала из кармана скомканный несвежий платочек и промокнула сухие глаза. Она уже успела заметить, что за время их отсутствия ремонт не сдвинулся ни на сантиметр. – Жалко. А мы, Константин Васильевич, так хотели у вас поработать. Все закончить. Чтобы как следует, чтобы на совесть…

– Раньше надо было заканчивать.

– Жалко, – повторила тетя Тоня. – Ну, мы сами виноваты. Простите нас.

– Прощаю, – ответил Кот, настроенный на благодушный лад. – Теперь можете забрать свои комбинезоны. И, как говорится, с вещами на выход.

– Константин Васильевич, может быть, мы все-таки поработаем, – тетя Тоня изо всех сил пыталась выдавить из себя слезу. Но слеза никак не шла. – Мы все закончим очень быстро. Оглянуться не успеете.

– Не понимаю, «быстро» это сколько? Неделя? Месяц? Или полгода?

Кот подумал, что, успей маляры обернуться за неделю, цену на квартиру можно будет немного поднять. Когда сидишь на мели, и малые деньги лишними не бывают.

– Пять дней – это самое большее, – подал голос Вадик, прежде хранивший умное молчание. – Даже четыре. Днем и ночью будем пахать. Тем более тут и дел осталось всего ничего. Обои поклеить, плинтуса прибить и еще кое-что по мелочам.

– Черт с вами, – сдался Кот. – Работайте. Но чтобы через пять дней квартира была как новая.

– Вот спасибо, Константин Васильевич, – тете Тоне, наконец, удалось, оросить щеки слезами. – Мы вам так благодарны. Сейчас готовы начать.

– Вот сейчас не надо, – помотал головой Кот. – Всему свое время. Завтра с утреца приходите. И валяйте.

Маляры получили связку ключей, немного денег на карманные расходы и строительные материалы. И, не веря в свою удачу, ушли. Костян вернулся в комнату, лег на кровать, попытался найти в газете заметку, что начал читать до их появления, но так и не нашел.

Настя вошла в комнату, села на кровать. Копаясь на кухне, она слышала разговор с малярами.

– Обед почти готов, – сказала она. – Еще пять минут потерпишь?

– Без проблем. Что, надо было их турнуть?

– Нет, ты все правильно сделал, – ответила Настя. – А пять дней – не срок. Если они, конечно, управятся за эти пять дней.

– Пусть работают, – кивнул Кот. – Риэлтер обещала привести покупашку только в середине следующей недели. К тому времени эти гаврики все закруглят. А то показывать такую хату стыдно. Покупашка подумает, что я бомж.

– Бог с ними, с малярами, – Настя вздохнула. – Когда ты, наконец, начнешь разговор со своими ребятами? Почему ты все тянешь, почему не скажешь им правду? Так и так, я решил уехать из России. Постараюсь начать жизнь на новом месте. Может быть, у меня получится спрыгнуть с этой карусели…

Кот насупился и замолчал.

– Ну, что с тобой? – обняв его за плечи, спросила Настя. – Все никак решиться не можешь? Ведь все уже готово. Визы стоят. Что тебя здесь держит? Братва твоя?

– А там я что буду делать? – Кот покачал головой. – Машины мыть или дворником работать? Я по-французски только гранд мерси знаю.

Настя засмеялась.

– Зато феней владеешь в совершенстве, – она потрепала его по волосам. – Ну, сколько тебе осталось? Правда, думаешь, все так будет с рук сходить? Я больше не хочу носить тебе передачки. Или гвоздички.

Настя села на кровать спиной к Коту. Кажется, она готова была заплакать.

– Да подожди ты, – поморщился Кот. – При чем здесь гвоздички?

– В следующий раз тебя посадят или пристрелят.

– Ты это уже говорила.

– И еще повторю. Я не хочу, чтобы ты умирал на моих глазах.

– Настя, ну что ты такое говоришь? От таких слов все одуванчики завянут. Просто мне перед пацанами стремно. Сквозанул… Никому ничего.

– А тебя никто и не отпустит. Ну как же, ты ведь уважение потеряешь. Тебе эти Киллы и Ошпаренные дороже.

Повернувшись к Коту, Настя толкнула его ладонями в спину.

– Насть, ты что такое говоришь? Отпустят, не отпустят… Я сам за себя в состоянии решить.

– Да вранье все это, вранье. Я это сто раз слышала. Все, завязываю, отхожу от дел… А потом приезжают Килла, Ошпаренный. И все начинается заново.

– Насть, ну ладно, – Костян повернулся, притянул девушку к себе. – Ведь мы же все решили. Ну, это я так. Не просто все это. Не просто.

Мобильник зазвонил в тот момент, когда Костян собирался закончить затянувшийся беспредметный разговор долгим поцелуем. Именно поцелуй выручит его в трудную минуту. И на том точка. И абзац.

– Але, Ошпаренный, ты, что ли? – Кот поднес трубку к уху.

– Тут такая ситуация случилась, – Димон прерывисто дышал в трубку, будто только что пробежал стометровку. – На дороге сцепился с какими-то беспредельщиками. Короче… Короче, так получилось… Из мерса меня выкинули. На шесть часов стрелу забили. Давай подъезжай. Мы в кафешке с Рамой. Леха сейчас подсосется.

– Ладно, сейчас подъеду, – ответил Кот. – Дотащим.

– Чего «дотащим», – заорал Димон. – Ты чего, бухой, что ли?

Костян отключил телефон, чтобы Ошпаренный не смог перезвонить. Вести такие разговоры при Насте – это не в жилу. Костян старался сообразить, какой сегодня день недели. Кажется, четверг. По четвергам с ним вечно случаются неприятности и заморочки. Со дна души поднялась какая-то темная муть.

– Ну что, опять? – спросила Настя.

– Да нет, Димон колесо проколол, а запаски нет. Надо до сервиса дотащить.

Настя, глядя на пустую стену, молчала.

– Насть, давай я хоть на часок съезжу. Ну, хоть с пацанами напоследок…

Молчание. Опять все начинается по десятому кругу. Обиды, базары, новые обиды, снова базары… И так до бесконечности, до исступления. Это выше человеческих сил. Костян встал с кровати, опустил в карман мобильник. Поднял с пола бейсбольную биту.

– А это зачем? – Настя повернула голову, посмотрела на него снизу вверх.

– Ну, это же Лехи Киллы, – через силу улыбнулся Кот. – Чего здесь будет валяться?

Он наклонился, поцеловал Настю в щеку. Подумал, что так и не попробовал ужин, на который Настя ухлопала целый вечер. Даже не узнал, что она приготовила. Выйдя из квартиры, тихо прикрыл за собой дверь, уверенный, что скоро вернется. Чего бы там ни стряслось с Димоном и его мерсом, он окажется дома не позже полуночи. Сто процентов.