Текст книги "Если смерть проснется"

– Т-так… Значит, ведьма не д-двинет войска? Но это же прекрасно, Ивор!

Улад был доволен – очень доволен, и Навко даже подумал, не оставить ли остальное про запас. Нет, нельзя!

– Это еще не радость, Кей! Кобник…

Он выждал миг, пока лицо Кея застынет в напряженном ожидании, и вновь улыбнулся:

– Когда твои… наши войска подойдут к Савмату, в городе начнется мятеж. Твой брат отдаст столицу без боя. У Кобника оказались хорошие друзья…

Наступило молчание – томительное, невыносимо долгое. Наконец, Улад встал:

– Я сд-делал т-тебя палатином и подарил несколько сел, Ивор сын Ивора. Я б-был слишком скуп – и слишком недальновиден. Что ты хочешь, говори!

Это был миг, который Навко ждал все эти недели. За Савмат Кей отдаст правую руку. Осталось лишь попросить. Всего два слова: «Отпусти Алану!» Всего два слова…

– Сочтемся позже, Кей! В Савмате. Награждают после победы.

Голос – собственный голос – донесся словно издалека. Навко не поверил – он сказал такое? Не попросил, не воспользовался счастливым мигом? И тут же понял – вместо него ответил другой. Ивор сын Ивора, знающий, как разговаривать с сильными мира сего.

Улад медленно прошелся к окну, поглядел на яркое солнце, пробившееся в этот день из-за туч, прищурился и покачал головой:

– Как ты меня назвал?

Вначале Навко не понял, потом испугался, но вдруг его осенило:

– Прости, Светлый! Извини своего забывчивого слугу!

Улад шагнул ближе и внезапно обхватил Навко за плечи:

– А ведь это т-ты первый назвал меня Светлым, Ивор! Помнишь? Я не забыл… Завтра на п-площади перед дворцом я при всех заявлю о своих правах. Я м-молчал, пока был жив Рацимир, но Сварг – б-братоубийца! Ему не м-место в Савмате! Ты п-подашь мне меч…

Навко хотел переспросить, но Улад пояснил сам:

– Это часть об-бряда. Венец я надену в Савмате, но Кеев меч возьму в руки здесь. А т-ты станешь Хранителем Меча. Это высокий чин, Ивор! Очень высокий! Потом я тебе объясню… Не благодари – это не награда. Награда будет потом.

Разговор явно подходил к концу, и Навко заторопился:

– Кобник еще передал какой-то старый самострел, но его нужно починить… И я хочу назначить нескольких новых сотников.

– Назначай к-кого хочешь! – Улад махнул рукой. – Скажешь Прожаду, что я разрешил. С остальным тоже разберись, потом доложишь… Как т-ты думаешь, Прожад не слишком стар, чтобы командовать войском?

– Это не просто самострел, господин Ивор! Это гочтак.

Кошик осторожно поднял странный подарок Кобника и поднес к свету:

– Я читал о них. Их изобрели в далекой стране Чуго. Румы пытались завести такие у себя, но не смогли. Он слишком сложен, чтобы вооружить целое войско.

За пологом шатра шумели кметы. Только что закончился ужин, и лагерь медленно отходил ко сну, чтобы назавтра, с первыми лучами позднего осеннего солнца, выступить в поход. Половина пути пройдена – самая опасная. Впереди лежал Савмат.

Навко, то есть достопочтенный Ивор, второй палатин и Хранитель Кеева Меча, мог отдохнуть. Правда, и днем дел у него оказалось немного. Согласно давнего обычая, второй палатин возглавлял передовой отряд, но Навко сразу же поручил все заботы Лапаку, которого еще в Валине сделал сотником. Несмотря на постоянный хмельной дух, Лапак прекрасно справлялся с делами, и у Навко оставалось достаточно времени, чтобы заняться чем-нибудь иным. Например, побеседовать с Кошиком, новым десятником, который, правда, не имел в подчинении ни одного кмета, зато состоял непосредственно при палатине.

– Так что, выбросить? – лениво поинтересовался Навко.

– Зачем же? Зачем выбрасывать, господин Ивор? – Кошик заволновался и чуть не уронил самострел на ковер. – Это очень, очень полезное оружие!

На десятнике Кошике теперь был богатый плащ, новенькие огрские сапоги и шитым серебром пояс. Негустые волосы аккуратно уложены и даже, как показалось Навко, слегка подкрашены. Правда, солидности это Кошику не прибавило, но на младшего конюха он уже никак не походил.

– Гочтак лучше обычного самострела, гсподин Ивор! Он стреляет шариками – круглыми или продолговатыми…

Навко вспомнил: точно, тяжелые, похожие на капли из какого-то странного металла.

– Эти шарики – они из «свиного железа» – можно заряжать по одному, а можно и сразу по пять. Гочтак очень трудно взводить, зато он далеко стреляет. Можно убить человека с пятисот шагов…

Навко недоверчиво скривился.

– За пятьсот шагов в человека попасть трудно. Почти невозможно!

– Господин Ивор прав, – усмехнулся Кошик. – Но здесь есть особый прицел. Эту железную палочку надо поднять…

Кошик принялся возиться с самострелом. Навко уже подумывал, не бросить ли это дело. Какие-то шарики, палочка, да ко всему еще и ворот! Но тут же вспомнил – пятьсот шагов! Если Кошик прав…

– Починить сможешь?

– Я? – парень удивленно мигнул. – Я – нет, но если мне помогут… Я знаю одного оружейника, он сейчас служит при господине Прожаде. Но нужна кузница, господин Ивор! Мы сейчас в походе…

Навко задумался. А вдруг пригодится?

– Впереди поселок. Я дам тебе сотню, остановишься на три дня. Починишь твой…

– …Гочтак, – поспешил подсказать Кошик.

– И догонишь меня. Да, возьми…

При виде «волшебного колокольчика» Кошик покраснел, но на этот раз взял, не споря. Он явно успел оценить его звон.

Наконец, с этим делом было покончено, и можно было позвать Падалку.

Навко и не собирался брать ее в поход. Но бойкая девица сумела устроиться в обозе, подмигнув одному молодому валинцу, поспешившему раскрыть на нее рот. Однако, рот пришлось тут же закрыть – Навко, узнав, в чем дело, выдал парню гривну серебра и велел молчать. Падалку же, надрав ей уши, пристроил при кухне. Носить воду и топить котлы девушке не довелось. Днем она спала на телеге, а вечером приходила к своему «газде».

– Газда Ивор! Газда Ивор! Сегодня ты меня так поздно позвал!

Трудно было сказать, на самом ли деле девушка расстроена, или, как часто бывало, притворялась.

– Я знаю, я надоела газде Ивору! Когда я тебя ласкаю, ты закрываешь глаза и видишь вместо меня другую! Ты не хочешь меня так, как раньше!

Странное дело, но Падалка действительно начала его ревновать. Впрочем, Навко это только забавляло. Чтобы успокоить ее, он соизволил сообщить, что беседовал с Кошиком.

Услыхав это имя, девица внезапно хихикнула, начисто забыв о ревности:

– Ой, газда! А расскажу тебе о Кошике! Моему газде будет смешно! Когда ты дал ему серебро, еще в Валине, он позвал к себе Вилину. Она очень красивая, почти как я! Она потом рассказывала…

Падалка вновь хихикнула.

– Он позвал ее еще раз, но вышло еще смешнее. А затем он позвал к себе нашего поваренка. И теперь взял его с собой.

Вначале Навко не понял, зачем, а потом только головой покрутил. Ну, Кошик! Впрочем, это не его, Навко, дело.

– Моему газде не смешно? – расстроилась девушка. – Тогда может он посмеется сейчас? Только смеяться нужно тихо, очень тихо…

Падалка скользнула на ковер, присела рядом и зашептала в самое ухо:

– Об этом никто не знает. Кроме меня… Наш Кей… То есть наш Светлый, тоже кое с кем встречается…

Навко невольно вздрогнул. Улад взял Алану в поход, и несколько раз они с Навко виделись. Но поговорить не удалось. Девушка явно избегала его. После одной из таких встреч Навко, вспомнив о подарке Кобника, достал заговоренную нитку и завязал узел – как раз посередине. Ничего не изменилось, и он, хотя и не верил Лантаху, помянул чаклуна недобрым словом.

– Ой, моему газде и это неинтересно! Но я все равно расскажу… Однажды Кей… Светлый ушел куда-то в лес. Один… Я любопытная, решила посмотреть… Гляжу, он там с парнем. Невысокий такой, в плаще…

Навко изумленно привстал, и девушка рассмеялась.

– Твоя глупая Падалка подумала о том же. Я тоже вспомнила Кошика. Но на самом деле я не глупая, я очень умная. Я стала следить… Этот парень снял шапку…

Ее шепот стал совсем тихим, еле различимым.

– Этот парень… Это Милена, дочка Бовчерода! Она переоделась парнем и поехала с войском! Понимаешь?

Милена? Навко смутно помнил ее – статная, белолицая, гордая. Выходит, крепко у нее с Уладом, если решилась на такое! И тут же Навко подумал, что Бовчерод богат – бессчетно. И сыновей у него нет…

– Так что мой газда может не бояться зеленоглазой Аланы. Наверно, Кей довезет ее до Савмата, а там прогонит. Выдаст замуж за какого-нибудь хромого старика и даст несколько гривен. Ну что, мой газда доволен?

Навко не ответил. Слишком неожиданной оказалась весть. Конечно, Алана должна была надоесть этому рыжему мальчишке. Милена, Бовчеродова дочка, не потерпит рядом холопки-пленницы. Значит, замуж за старика? Зря, выходит, Навко испугался и не попросил тогда, в Валине, отпустить девушку! Или не зря? Кей прогонит ее сам, но не простит, если в это вмешаются другие…

– Ой, я напрасно пришла к газде! – девушка расстроиась, на этот раз – по-настоящему. – Моему газде ничего не нужно – ни мои рассказы, ни я сама!

Навко покосился на Падалку, и тут в ноздри ударил знакомый запах ее кожи. Лениво подумалось, что девка все же неплоха. Даже хороша. Рука скользнула по ее крепкой груди, по круглым коленям…

– Я не буду шибко надоедать моему газде, – шепнула девушка, сразу забыв обиду. – Мой газда только немного приласкает свою Падалку. Я так скучаю без тебя, газда Ивор!

Навко прикрыл глаза, и вдруг представил, что его обнимает не ее, а Алану. Сама виновата, Падалка! Подсказала.

С Уладом приходилось видеться каждый день. Правда, говорили, как правило, недолго. Кей был уже мыслями в Савмате и то и дело принимался рассуждать о том, что придется сделать, надев Железный Венец. При этом лицо Улада краснело, нелепые усики дергались, и заикался он сильнее обычного. Порою становилось просто смешно, и Навко уже в который раз думал, что без помощи Ямаса Рыжий Волчонок не увидел бы Савмата, как своих ушей. Разве такому справиться со Сваргом? Замысел рахмана становился понятным. Слабый сменяет сильного, а слабого легче уговорить – или заставить – поступить по-своему. А нет, так заменить – на еще более слабого.

Впрочем, в планах Улада ничего смешного не было. Он называл имена – много имен, совершенно неизвестных Навко. Дедичи, Кеевы мужи, тысячники, сотники – все, кто, по мысли Кея, излишне предан его братьям. Что ждало этих людей, Навко догадывался, но пропускал мимо ушей. Пусть сполоты рвут на части сполотов! Впрочем, Улад говорил не только о сполотах. Улебы, верные улебы, тоже успели навлечь на себя его гнев. В Савмате Кей намеревался свести счеты с некоторыми из длиннобородых. Бовчерода в их числе не было. Напротив, Улад как-то оговорился, что дедича надлежит приблизить, ввести в Совет Светлого и доверить ему Великое Палатинство. Улад понял, что Падалка не ошиблась.

Но особенно много Кей говорил о волотичах. Похоже, он начисто забыл о том, что палатин Ивор – тоже из их числа. План войны с Велгой становился все более подробным – и жестоким. О Правительнице Кей говорил с особенной ненавистью, заикаясь при этом на каждом слове. В такие минуты Навко жалел, что он сейчас не в войске Края. Впрочем, он дал себе слово не допустить похода на Коростень. Как – еще не знал, но почему-то верил, что это удастся. Улад его больше не пугал, скорее вызывал легкое презрение.

Но была тема, которую Кей обсуждать не любил. Навко догадался быстро – Волчонок боялся Сварга. Он был почему-то уверен, что Рыжий Волк погибнет во время мятежа. Если же нет… Пару раз Навко специально намекал на это, и с удовлетворением замечал, как губы Кея начинают белеть.

Войско шло дальше, и надежды Улада вполне оправдывались. Волотичи словно сгинули – холодный осенний лес был пуст и тих. Правда, через два дня войско догнал еле живой от усталости гонец, сообщивший, что отряд, перешедший границу на полночи, отброшен, а второй, шедший прямо на Савмат, окружен и разбит. Эта весть не расстроила, а, напротив, порадовала Улада. Все идет по плану, а до Савмата оставалось совсем немного – старая граница была в одном дне пути.

Чем ближе Савмат, тем тяжелее становилось на душе у Навко. Проклятый Баюр вновь стал тревожить его сон. Теперь он не упрекал, не смеялся – просто сидел у погасшего костра, мертвый, страшный, с распухшим синеватым лицом, к которому намертво присосались черные болотные пиявки. Но было понятно, о чем молчит проклятый предатель. Пока кметы Волчонка шли по земле волотичей, Навко еще мог оправдаться и перед Велгой, и перед собой. Он нужен здесь. Вдруг обезумевший от ненависти Улад повернет войска на Коростень? Ради этого – теперь Навко объяснял себе именно так – он не стал просить Кея отпустить Алану. Любимая должна понять – он, Навко, выполняет свой долг – ради Края, ради Седой Велги. Но скоро Савмат, а там сотнику Навко делать нечего. Он нужен в Коростене, чтобы подробно рассказать о планах Волчонка и вместе с другими быть готовым к отпору. Значит, надо уходить? А как же Алана? Рискнуть – и умчаться на быстрых конях по глухим лесным дорогам? Но захочет ли она?

Падалка то и дело спрашивала, отчего ее «газда» мрачен и неразговорчив. Улад отмахивался, и девушка все больше огорчалась. Однажды, к изумлению Улада, она пришла не одна, а вместе с подругой – девчушкой из обоза, имени которой Навко не запомнил. Девчушка – ей и четырнадцати еще не было – глядела на палатина с испугом, но подталкиваемая Падалкой, поспешила сбросить платье. Навко опомнился, и выгнал обеих. Вскоре Падалка вернулась одна, плакала, жалуясь, что ничем не может угодить «газде Ивору», хотя она по-всякому старается, а если что не так, пусть «газда Ивор» только скажет. Она, Падалка, готова и зелье сварить, и следок вынуть, и, если надо, ножом заговоренным врага зарезать. А взамен ей и не надо ничего – ни свободы, ни серебра, пусть лишь «газда Ивор» ее, Падалку, иногда приласкает.

Навко вспомнил, как поначалу побаивался этой девушки, и даже пожалел холопку. Чего ей, собственно, надо? Горячие ласки уже успели слегка поднадоесть, но Навко был готов расплатиться сполна. Даже не расплатититься, просто помочь. Он не Улад, и замуж за старика девушку выдавать не собирается. Он подарит ей село где-нибудь под Валином. Пусть живет себе хозяйкой, а он иногда в гости приезжать будет…

Видя, что Падалка действительно готова на все, он приказал девушке следить за Кеем. Когда тот вновь захочет повидаться с Миленой, он, Ивор, должен узнать об этом немедля.

Девушка тут же согласилась, даже не спрашивая зачем это «газде». Навко и сам не до конца понимал. Может, догадывался, что такая весть подействует на Алану надежнее любой нитки с крепко завязанным узелком…

Падалка не приходила весь вечер, и Навко уже собирался лечь спать, когда девушка неслышно проскользнула в шатер.

– Идем, газда! Увидишь.

Навко не стал спрашивать, что именно. Накинув плащ, он вышел наружу. Ночь была особенно темной, моросил мелкий дождик, а холод начинал пробирать до костей. Падалка молча тянула его куда-то за опушку. Навко накинул на голову капюшон, чтобы не оцарапать лица, и пошел вслед за девушкой. Они пробрались через кусты, пробежали по узкой тропке, повернули налево, мимо огромных, поросших мхом, грабов. И снова кусты – густые, колючие.

– Тут… – шепнула Падалка.

Навко, жалея, что не надел перчатки, осторожно раздвинул колючие ветки. Поляна – маленькая, темная. На ней двое, на обоих – короткие военные плащи…

– Поговори с отцом, – послышался негромкий женский голос. – Поговори, ладо! Устала я…

– П-поговорю, – донесся знакомый голос Кея. – В Савмате. Сейчас нельзя.

– В Савмате другую найдешь…

Навко не выдержал и усмехнулся. Оказывается, и тут у Волчонка не все просто. Дочь Бовчерода, великого дедича – не бесправная пленница. Такую обижать опасно…

– Я об-бязательно п-поговорю, обязательно!

Голос Улада звучал просяще, виновато. Вспомнилось лицо Милены – красивое, гордое. Такая за себя постоять сможет! Наверно, думала, что Кей прямо в походе свадьбу сыграет. И ведь богата, как богата! И сыновей у Бовчерода нет…

Слушать дальше не имело смысла. Навко осторожно отпустил ветку и тронул Падалку за плечо. До лагеря шли молча. Когда они проскользнули мимо постовых, Навко кивнул девушке, чтобы шла к себе и, не торопясь, направился в шатер. Хотел побыть одному, подумать. Все складывалось как-то странно. Как-то не так…

Светильник догорел, и в шатре было темно. Навко расстегнул фибулу, сбросил плащ – и замер. Он здесь не один. Кто-то был совсем рядом. Тьма скрывала все, но позднего гостя выдало дыхание.

– Поздно гуляешь, палатин!

Рука, уже сжимавшая рукоять кинжала, бессильно опустилась. По спине прошел холод, сердце замерло.

– Алана!

– Ты ждал другую, Ивор?

Страх сменился радостью. Перехватило дыхание, сердце рванулось, выпрыгивая из груди. Но тут же по голове словно ударило: «Ивор»! Почему Ивор?

– Алана, ты забыла, как меня зовут?

Он тут же подумал, что зря заговорил об этом, но девушка ответила спокойно:

– Холопа Навко больше нет, Ивор! Тот бедный парень, что мечтал о свободе и обещал увести меня в Савмат, наверно, погиб. Был бы жив – спас бы свою невесту!.. Ты не знаешь, что с ним сталось, палатин?

Навко вытер холодный пот. Он хотел сказать о Велге, о секретном задании, но услышал свой собственный голос:

– Зачем же ты пришла, Алана?

– А ты не рад?

– Рад!

– Тогда молчи…

Мягкая ладонь нащупала его лицо, осторожно погладила. Все еще не веря, Навко оглянулся – не стоит ли кто у входа, но Алана уже лежала рядом, прижимаясь к нему горячим незнакомым телом. Ее дыхание стало прерывистым, тяжелым, губы заскользили по его лицу, по шее, по груди. И вдруг Навко понял, что не знает эту женщину. Прежней Аланы – тихой, скромной, застенчивой – уже не было. К нему пришла подруга Кея. Нет, не к нему – ко второму палатину Светлого. Ведь узелок был заговорен не на холопа Навко, а на Ивора, валинского дедича…

Странно, но он не чувствовал почти ничего. И в тот миг, когда Алана, закусив губы, стонала, извиваясь в его руках, Навко вдруг вспомнил о Падалке. С ней было лучше. Он привык к резкому манящему запаху ее кожи, к ее горячим ладоням, мягким губам. Алана казалось совсем другой, и Навко ощущал только одно – неловкость. Вспомнился Улад. Наверно, сейчас он ласкает Милену – прямо среди леса, на расстеленном плаще, и она так же кричит, так же впивается зубами в его плечо. Конечно, Алана догадывается об этом, и не волшебная нитка привела ее сюда, а обычная ревность. Стало совсем скверно, и Навко хотел теперь одного – чтобы это все скорее кончилось.

Наконец Алана бессильно откинулась на спину, застонала и вдруг тихо засмеялась:

– Ты что? – испугался Навко.

– Странно… Когда у нас с тобою это случилось впервые, мне было больно – и все. И еще очень стыдно. Я тогда еле сдержалась, чтобы не заплакать. Я решила, что никогда не научусь ласкать мужчин. Но я очень любила тебя, Навко! А теперь мне с тобой очень хорошо, но…

– Погоди! Погоди, Алана! – Навко заспешил, боясь что она сейчас уйдет. – Я здесь по приказу Велги. Она знает! Поэтому я не мог устроить тебе побег…

Алана резко отодвинулась, подняла голову:

– Правда? Ты… лазутчик Велги?

– Да! Она все знает! Я назвался Ивором…

Внезапно Алана вновь рассмеялась – горько, очень горько.

– Так значит, ты приехал в Валин не из-за меня? А я надеялась, что ты думал обо мне, когда рисковал головой! А ты просто лазутчик!

Навко проклял свой язык. Самое страшное, что он солгал глупо, нелепо. Ведь все было наоборот!

– Когда я ползала в ногах Улада, умоляя о жизни, я верила – ты придешь за мной. Я могла просто плюнуть ему в лицо и умереть – как все наши с тобой друзья, Навко! Но я решила выжить. Это было страшно… Каждую ночь лежать под мужчиной, которого ненавидишь, у которого воняет из его поганого рта… Но я верила, что ты меня найдешь. И ради тебя я жила, Навко! Когда я увидела тебя в Валине… Впрочем, зачем это все?

Навко перевел дух. Почему он все время лжет? Хватит!

– Алана! Велга приказала мне убить Баюра. Ты помнишь его, наверно… Баюр ехал в Валин по приказу отца. Я его убил, но не вернулся, а поехал сюда. Остальное ты знаешь. Две недели назад я видел Велгу и все ей рассказал. Это – правда.

Она долго молчала, затем послышался тяжелый вздох:

– Извини! Мне слишком плохо сейчас… Самое ужасное, привыкаешь ко всему. Я привыкла даже к Уладу, хотя думала, что легче привыкнуть к смерти. И сейчас, когда он спуталася с Миленой, мне почему-то больно… О тебе говорят страшные вещи, Навко! Будто ты по приказу Улада пытаешь, убиваешь, что где-то в подвале дворца есть тайный застенок…

Хотелось рассмеяться, но смех застрял в горле. Он никого не пытал, не вздергивал на дыбу, но люди в Калачке убиты по его, Навко, приказу. И не только они – все остальные – и даже Гуд, которого он толкнул на безумный поход. Но ведь виновен не он, а Ямас! Или даже не Ямас, а неведомый Патар, разбудивший старую смерть!

– Это ложь, Алана.

Он услышал свой голос словно со стороны – и испугался. Сам бы он никогда себе не поверил.

– Я увезу тебя, Алана! В Савмате…

– Зачем? – Алана встала и начала быстро одеваться. – Просто попроси, чтобы Улад выдал меня замуж – за тебя. Он будет рад избавиться от надоевшей наложницы. Если тебе, конечно, не противно будет брать жену из-под другого.

– Алана!

Но она уже уходила. Навко заспешил, накинул плащ, бросился следом:

– Останься! – девушка резко обернулась. – Я уже не нужна Уладу, но измены он не простит. Нас не должны видеть вместе… Знаешь, я ведь пришла только поговорить, но потом меня словно толкнуло к тебе, как будто меня заколдовали. И теперь мне стыдно. Как тогда, в первый раз. Не знаю даже, хотел ли ты меня…

Она покачала головой, накинула темный капюшон и шагнула за порог. Навко рванулся следом, но вовремя опомнился. Алана права. Она и так смертельно рисковала…

Мыслей не было. Навко присел на ковер, закрыл лицо ладонями, еще пахнувшими ее кожей, и замер. Мать Болот, что же он сделал? Неужели проклятый чаклун не ошибся, и нитка, завязанная узелком, привела Алана в его шатер? Но ведь это ничем не лучше насилия! Улад взял ее силой, он – ворожбой. Или все это ерунда, и Алане действительно хотелось с ним поговорить, а потом… Об этом «потом» думать особенно не хотелось.

Наконец Навко встал и вышел из шатра. Холодный воздух отрезвил, прогнал сомнения. Наверно, все к лучшему. Алана поверила ему, а не поверила – так поверит. Он действительно попросит Улада – уже в Савмате. Но не так, как говорила она. С Кеем он поговорит иначе… И вдруг вспомнилась ее странная фраза. «Если тебе не противно…» Почему Алана так сказала? Неужели она могла подумать…

– Так вот с кем ты любишься, газда!

Рядом мелькнула темная тень. Падалка! Еще ничего не соображая, Навко схватил ее за руку и втащил в шатер. Только бы она не закричала! Постовые рядом, на крик прибегут…

– Я слышала! Я все слышала! – девушка плакала, но в голосе ее звенела злость. – Газде Ивору мало холопки! Ему нужна Кеева девка! Вот почему ты о ней спрашивал!

Навко почувствовал, как леденеют руки. Выдаст! Эта дрянь выдаст его Уладу! Ведь Алана называла его по имени – по настоящему имени!

– Я слышала, как вы любились, слышала! Как она верещала, эта кметова подстилка! А я еще думала, чем плоха бедная Падалка! Значит, ты приехал сюда из-за нее? Только из-за нее?

Да, она все слышала. Навко попытался отогнать нахлынувший со всех сторон ужас. Она слышала, но еще никому не сказала. Это хорошо… Не сказала – и не скажет.

– Мне казалось, ты умнее, – Навко нащупал кинжал и крепко схватил девушку за руку. – Есть вещи, которые лучше не слышать…

– Я думала, что нужна моему газде! А ты только пользовался мною! Пользовался, как девкой!

– Послушай! – Навко уже понимал, что сделает, но все еще надеялся, что обойдется без самого страшного. – Послушай, Падалка! Ты сама пришла ко мне. Ты даже приводила подругу – ту девчонку…

– Я хотела, чтобы моему газде было хорошо! – в ее голосе слышалось отчаяние. – С моей подругой ты бы провел ночь и тотчас забыл бы ее! Но тебе мало холопки, тебе нужна Кейна!

Навко даже засмеялся, хотя было совсем не до смеха:

– Алана – не Кейна, и ты это знаешь. Она пленница, и она – моя невеста.

– …И ты хочешь отобрать ее у Кея! Не выйдет! Падалка всем расскажет! Падалка не будет молчать…

– Будешь.

Сильным рывком он повалил девушку на ковер, выхватил кинжал, приставил к горлу. Падалка тихо ойкнула.

– Мне очень жаль, но ты сама виновата.

И тут только Падалка начала понимать. Она дернулась, но Навко держал крепко, а острое лезвие не давало повернуть голову.

– Газда! Ты хочешь убить меня? – в ее голосе не было страха, только растерянность. – Но почему? Газда Ивор! Ты думаешь, я и в самом деле кому-нибудь расскажу? Я просто очень разозлилась на газду…

Навко не ответил, и девушка заторопилась. Теперь ей стало страшно. Навко почувствовал острый запах пота – такой знакомый, манящий.

– Я никому не скажу, газда! Кто поверит холопке? Меня же прикажут бить кнутом – так всегда делают, когда холопка доносит на господ! Я же не сошла с ума, чтобы доносить на тебя! Я просто разозлилась, очень разозлилась на моего газду…

Навко понял – надо кончать. Еще немного, и он отпустит девушку.

– Я сделаю все… Все, как ты хочешь! Я помогу тебе увести ее! Помогу! Я буду твоей служанкой – просто служанкой! Газда Ивор! Не убивай! Я ведь простая холопка, газда! Я ведь и не жила совсем! Не убивай, газда Навко!

Звук собственного имени отрезвил. Не скажет – так проговорится! И тут он вспомнил – кровь! Если ударить кинжалом, весь шатер будет в крови. Надо иначе.

– Не убивай! – голос стал еле слышен, в нем уже звучало отчаяние. – Убьешь – по ночам приходит буду, мертвая… Покоя тебе не дам!..

Рука, уже готовая ударить, замерла. Перед глазами встало лицо Баюра – спокойное, улыбающееся. «Ты отрастил жабры, Навко!» И другое лицо, уже полузабытое – девчушки, которую он убил в Калачке. «Не убивай, дяденька!» Она тоже просила его…

Но страх вновь заставил очнуться. Сон – только сон. Рисковать нельзя, ведь Падалка погубит не только его. Она погубит Алану. Его Алану…

Навко отбросил нож. Падалка, на миг поверив, что смерть прошла мимо, радостно вздохнула. Это был ее последний вздох – Навко схватил ее за горло и что есть сил сдавил. Девушка билась, хрипела, в воздухе остро пахло потом, но Навко не ослаблял хватки. Наконец тело, дернувшись в последний раз, обмякло и замерло. Навко с трудом оторвал руки. Падалка лежала тихая, маленькая, спокойная. Казалось, она спит. Навко вытер со лба холодный пот, и внезапно с ужасом понял, что хочет эту девушку – мертвую. Он вскочил, попятился к выходу, и вдруг представил, что в этом миг в шатер входит Алана… Нет, этого не будет! Алана сегодня не вернется, а он сейчас позовет Лапака, и тот отнесет тело подальше. Никто не видел Падалку в его шатре, да и кому есть дело до пропавшей холопки!

Но тут же вспомнилось – Улад! Кей видел их вместе! Но, подумав, Навко успокоился. Уладу хватает своих забот. Да и что за преступление – убить сенную девку? Вира в две гривны – не больше…

Навко отдышался, отыскал наощупь покрывало, на котором совсем недавно лежала Алана, и быстро завернул в него труп Падалки. Теперь можно звать Лапака.

Он оказался прав. Никто не хватился сгинувшей девушки, не стал искать пропавшую холопку. А если и искали, то, конечно, не в шатре палатина Ивора. Навко быстро успокоился. Девушка исчезла, и даже в снах, у гаснущего костра, ее не было. Странное дело, но Баюр тоже исчез, словно одна смерть изгнала другую. Теперь Навко видел во сне лишь костер, пустой выпотрошенный мешок и нож, лежавший на пожухлой траве. Это уже не пугало. На третий день он совсем позабыл о девушке, и вспоминал ее только по ночам – без Падалки было все-таки тоскливо.

С Аланой они больше не виделись, и Навко был этому рад. Все скоро решится, и тогда не надо будет оправдываться.

Между тем, войско перешло границу – старую границу между землей волотичей и давними владениями сполотов. Забот у Навко прибавилось. Не полагаясь на Лапака, он сам ездил в передовые заставы, опасаясь, что войско Сварга приготовило им встречу. Но никто не пытался напасть, а в редких селах сполоты встречали их дружелюбно. Кое-где вслух поругивали Сварга – «братоубийцу Сварга» – и желали удачи «молодому Кею». Навко каждый раз передавал эти вести Уладу, замечая, как краснеет лицо Кея. Улад молчал, но Навко догадывался, что тот волнуется. Вначале Навко думал, что Кей просто не верит Кобнику, но как-то Улад все же проговорился. Кей не сомневался, что скоро будет в Савмате. Иное страшило его – Сварг. Если брат не погибнет во время мятежа, война не кончится. Мысль, что придется драться с непобедимым Сваргом, приводила Улада в ужас. Навко сочувственно кивал, а сам еле сдерживал усмешку. И этот трусливый мальчишка хочет править Великой Орией! Прав Ямас – такой Светлый не опасен.

За всеми хлопотами Навко напрочь позабыл о Кошике, и когда тот появился в лагере, весьма удивился, чуть не спросив, где тот пропадал. Впрочем, Кошик поспешил многословно извиниться, пояснив, что работа оказалась сложной, а войско шло очень быстро, и даже верхами догнать его было трудно. Наконец он вновь извинился и подозвал к Навко двоих – широкоплечего мускулистого крепыша средних лет с густой бородой и высоченного детину – безбородого, зато с длинными бродницкими усами. Оба с достоинством поклонились и назвали свои имена. Имена оказались странными. Бородач звался Вогачем, а усатый – Пенко. Все еще не понимая, Навко вежливо кивнул, и тут Кошик извлек из-за спины знакомую вещь. Наконец-то Навко вспомнил. Самострел!

– Вот, господин Ивор! – Кошик усмехнулся, показав кривые желтоватые зубы. – Это было раньше.

Навко поглядел на самострел (который, как он припомнил, звался странным словом «гочтак»). Ничего не изменилось – ржавое железо, деревянная труха. Он недоуменно взглянул на улыбавшегося Кошика. Тот понял:

– Господин Ивор! Мы хотели починить его, но господин Вогач посчитал это ненужным…

– Оно и так! – басом прогудел бородач. – И посчитал! Для че, спрашиваешь, старье латать? Лучшей новый изделать!

Усатый Пенко согласно кивнул, буркнув:«Атож!»

– А вот это – новый! – торжественно заявил Кошик. – Пенко, покажи!

Усач достал из мешка что-то черное, блеснувшее вороненым металлом.

– Во! Господин палатин, ихней не хужей будет!

– А ну-ка!

Навко внезапно почувствовал острое любопытство. Если самострел и вправду так хорош… Или хотя бы вполовину…

– Поосторожней бы! – пробасил Вогач. – Ка-а-ак щелкнет!

Навко отдернул руку.

– Это сложное оружие, господин Ивор! – затараторил Кошик. – Исключительно сложное. Господин Вогач – превосходный оружейник, но мы с ним целых два дня разбирались. Потом надо было найти нужные инструменты, а главное – «свиное железо». Это почти невозможно, но мы обнаружили в одном доме старый таз…