Текст книги "Разведка и шпионаж. Вехи тайной войны"

В своей книге «Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930–1950 годы» генерал-лейтенант Павел Анатольевич Судоплатов, тогда начальник 4‑го управления НКВД СССР, которому оперативно подчинялся ОМСБОН, пишет: «В августе 1942 года Берия и Меркулов (при этом разговоре присутствовал также Маленков) поручили мне экипировать всего за двадцать четыре часа 150 альпинистов для ведения боевых действий на Кавказе. Как только альпинисты были готовы к выполнению боевого задания, Берия приказал мне вместе с ним и Меркуловым несколькими транспортными самолетами вылететь из Москвы на Кавказ. Наши операции должны были остановить продвижение немецких войск на Кавказ накануне решающего сражения под Сталинградом. Первую посадку мы сделали в Красноводске, затем в Баку, где полковник Штеменко доложил об обстановке. Было решено, что наше специальное подразделение попытается блокировать горные дороги и остановить продвижение частей отборных альпийских стрелков противника. Сразу после нас в Тбилиси прибыла группа опытных партизанских командиров и десантников, руководимая одним из моих заместителей, полковником Михаилом Орловым. Они не дали немцам вторгнуться в Кабардино-Балкарию и нанесли им тяжелые потери перед началом готовящегося наступления. В то же время альпинисты взорвали цистерны с нефтью и уничтожили находившиеся в горах моторизованные части немецкой пехоты. Наши собственные потери были также велики, потому что альпинисты зачастую были недостаточно подготовлены в военном отношении. Их преимущество было в профессионализме, знании горной местности, а также в активной поддержке со стороны горцев. Только в Чечне местное население не оказывало им помощи».

Уничтожение нефтяных комплексов Грозного и Баку, в случае угрозы их захвата врагом, было поручено заместителю наркома нефтяной промышленности СССР Николаю Константиновичу Байбакову. После войны, в 1965–1985 годах, Байбаков станет Председателем Госплана СССР. Он родился в селении Сабунчи (ныне один из районов Баку) – там же, где родился легендарный разведчик Рихард Зорге, в 1932 году окончил Азербайджанский нефтяной институт, в котором ранее учился Берия. По воспоминаниям Байбакова, Сталин сказал ему: «Если оставите немцам хоть каплю нефти, мы вас расстреляем. Но если вы уничтожите промыслы, а немец не придёт, и мы останемся без нефти, – тоже расстреляем». Поэтому при приближении противника всё ценное оборудование демонтировалось и вывозилось на восток страны, малодебитные скважины немедленно выводились из строя, а особо богатые – продолжали использоваться и уничтожались лишь в самых крайних обстоятельствах.

По воспоминаниям Судоплатова, «наше спецподразделение заминировало нефтяные скважины и буровые вышки в районе Моздока и взорвало их в тот момент, когда к ним приблизились немецкие мотоциклисты. Меркулов и я следили за тем, чтобы взрыв произошел строго по приказу, и присоединились к нашей диверсионной группе, отходившей в горы, в последний момент. Немцы не смогли использовать нефтяные запасы и скважины Северного Кавказа, на которые очень рассчитывали».

И всё же на Санчарском направлении егеря 4‑й горнопехотной дивизии вермахта смогли преодолеть перевалы, выйти в Абхазию и 1 сентября захватить село Псху, которое расположено всего в 50 км от села Мерхеул – родины Лаврентия Павловича Берии. Но это оказался единственный населённый пункт Грузии и Абхазии, куда дошли немцы. Они были остановлены в 25 км от Гудаут. Всего 12 км отделяли егерей от моря, но они его так и не увидели.

Для ликвидации прорыва противника на южные склоны Главного Кавказского хребта была сформирована специальная группа войск НКВД (Сухумский истребительный батальон, 25‑й пограничный полк, сводный полк НКВД), которой командовал Иван Иванович Пияшев. 24 июня 1941 года майору Пияшеву, командиру 84‑го полка войск НКВД по охране железных дорог, сообщили, что немецкой авиацией уничтожен один из поездов с мирными жителями, в котором из Вильнюса следовали в эвакуацию семьи командного состава: погибли его жена, тёща и трое детей…

Бойцы Пияшева заняли оборону в районе Красной Поляны и к востоку от неё вдоль хребта Аибга. В составе войск НКВД действовали сформированные из горцев добровольческие отряды. Наиболее ожесточённые бои развернулись в районе озера Рица, где в направлении Чёрного моря наступали егеря 4‑й горнопехотной дивизии с целю отрезать Черноморскую группировку советских войск. Егерям удалось достичь северных склонов перевала Доу, однако дальше их продвижение было остановлено. 8 сентября бойцы Пияшева освободили Псху, а к 20 октября отбили Санчарские перевалы. За мужество и храбрость в боях на Санчарских перевалах 25‑й пограничный полк Указом Президиума Верховного Совета СССР от 13 декабря 1942 года был награжден орденом Красного Знамени.

Драматические события происходили и на перевалах Приэльбрусья – в самом труднодоступном высокогорном районе Большого Кавказа. Немцы попытались овладеть перевалами Бечо (3375 метров), который открывал им дорогу в Сванетию, и Донгузорун (3161 метр), через который шла дорога в Сухуми. 17 августа группа альпийских стрелков из 1‑й горнопехотной дивизии «Эдельвейс», многие из которых хорошо знали эти места, поскольку бывали здесь в 30‑е годы, во главе с капитаном Хайнцем Гротом достигла «Приюта Одиннадцати» – гостиницы для альпинистов на высоте 4050 метров, и 21 августа установила нацистские флаги со свастикой на обеих вершинах Эльбруса. Как здесь не вспомнить слова Владимира Высоцкого:

 
А до войны вот этот склон
Немецкий парень брал с тобою!
Он падал вниз, но был спасен,
А вот сейчас, быть может, он
Свой автомат готовит к бою.
Отставить разговоры
Вперёд и вверх, а там…
Ведь это наши горы,
Они помогут нам!
Ты снова здесь, ты собран весь,
Ты ждёшь заветного сигнала.
А парень тот, он тоже здесь.
Среди стрелков из «Эдельвейс».
Их надо сбросить с перевала!
 

Для восстановления оборонительной линии сюда в район Эльбруса были направлены части 242‑й горнострелковой дивизии (командир дивизии полковник Курашвили Георгий Гаврилович). Оборона перевалов была возложена на различные полки дивизии: Басса и Донгузорун оборонялись 897‑м полком. Бечо, Твибер, Аку-Су, Местиа и Цаннер – 900‑м полком. Стрелковым полкам подивизионно был придан 769‑й артиллерийский полк. Чтобы поднять орудия на перевалы по узким горным тропинкам, их приходилось разбирать на части. Для доставки снарядов каждому бойцу, поднимавшемуся на вершину, давали один снаряд. Для усиления полкам были приданы особые горнострелковые отряды и альпийские диверсионно-разведывательные группы НКВД.

В составе одной из таких групп ОМСБОН НКВД СССР, приданной 897‑му горнострелковому полку, действовала мастер спорта Любовь Коротаева, одна из сильнейших альпинисток Советского Союза. С целью разведки позиций противника и эвакуации раненых она 46 раз преодолевала перевалы Донгузорун и Басса.

Любовь Георгиевна Коротаева родилась 27 октября 1918 года в деревне Верея Раменского района Московской области. Её отец Наумов Георгий Иванович был кузнецом колхоза «Путь к коммунизму», а мать Коротаева Фёкла Григорьевна работала учительницей (она умерла в 1941 году). В 1936 году Люба окончила школу № 2 в Раменском и поступила в МИТХТ им. М.В. Ломоносова. Во время учёбы она возглавляла политмассовый сектор бюро комсомола курса и проводила большую работу по организации альпинистской секции института. Получив диплом по специальности химик-технолог, в июне 1941 года она была направлена по распределению в Воронеж на завод СК-2 имени С.М. Кирова по производству каучука, в августе была избрана секретарём комсомольской организации цеха № 3, входила в состав бюро РК ВЛКСМ Левобережного района Воронежа. Осенью 1941 года основные цеха завода были эвакуированы, и с начала декабря 1941 года Коротаева работала секретарём Воронежского горкома ВЛКСМ по военной работе. В конце февраля 1942 года она была снова переведена на завод СК-2 на должность технолога цеха. Когда немцы подходили к Воронежу, она была включена в состав партизанского отряда и затем направлена в Москву в ОМСБОН НКВД СССР. 1 июня 1942 года её зачисляют курсантом радиороты школы МНС (младшего начсостава) и специалистов ОМСБОН. По окончании школы в сентябре 1942 года Любовь Коротаева была направлена в 897‑й горнострелковый полк в качестве инструктора по альпинизму.

В феврале 1943 года была сформирована группа из 20 человек под командованием инженер-капитана Александра Гусева, москвича, полярника, участника первого зимнего восхождения на Эльбрус 17 января 1934 года. В своей книге «Эльбрус в огне» (1980) заслуженный мастер спорта СССР по альпинизму, доктор физико-математических наук Александр Михайлович Гусев пишет: «Альпинистов, пришедших из Сванетии, мы догнали на “Приюте Одиннадцати”. Они двигались двумя группами: одна под руководством Н.А. Гусака через перевал Бечо, другая, возглавляемая А.И. Грязновым, через перевал Донгуз-орун. В группе Грязнова находилась единственная девушка – отважная разведчица альпинистка Люба Коротаева. Здесь, на “Приюте Одиннадцати”, все группы объединились в отряд. Нас было двадцать человек: политрук Е.А. Белецкий, инженер-капитан Н.А. Петросов, старшие лейтенанты В.Д. Лубенец и Б.В. Грачев, лейтенанты Н.А. Гусак, Н.П. Персиянинов, Л.Г. Коротаева, Е.В. Смирнов, Л.П. Кельс, Г.К. Сулаквелидзе, Н.П. Маринец (Правильно Моренец. – А.В.), А.В. Багров и А.И. Грязнов, младшие лейтенанты А.И. Сидоренко, Г.В. Одноблюдов и А.А. Немчинов, рядовые В.П. Кухтин, братья Габриэль и Бекну Хергиани и я… Именно тогда впервые я услышал военную песню альпинистов».

История этой легендарной песни такова. В последний день 1942 года альпинисты Андрей Грязнов и Любовь Коротаева получили приказ собрать данные о расположении огневых точек противника в верхней части Баксанского ущелья. Для выполнения этой задачи они ночью поднялись на гребень высотой 3000 м, соединяющий вершины гор Малый Когутай и Донгуз-Орун. После того как они нанесли на карту данные о расположении противника, Грязнов предложил оставить на гребне послание для будущих альпинистов. Вынув из гранаты запал, они вложили вместо него записку, а затем обложили гранату камнями. В записке, датированной 3 января 1943 года, было написано: «В дни, когда враг побежал под ударами Красной армии, мы поднялись сюда без верёвок и палаток, в шубах и валенках, по суровым стенам Донгуз-Оруна, чтобы указать путь наступающим войскам». Были там и такие слова: «Ребята, мы сейчас бьёмся с фашистами. Нам тяжело. Мы вспоминаем костры, которые горели здесь во время восхождения, песни у костров и нашу счастливую довоенную жизнь… Желаем вам быть ещё более счастливыми, чем были мы».

В феврале 1943 года Грязнов и Коротаева вошли в состав группы, которой было поручено снять немецкие штандарты с вершин Эльбруса и водрузить на них флаги СССР. На пути к подножию Эльбруса участники группы остановились в одном из селений недалеко от Терскола. Любовь Коротаева вспоминала: «Ночью, невзирая на тяжёлый переход, нам не хотелось спать. Мы вышли на веранду, откуда открывалась чудесная панорама. Все горы были залиты лунным светом. Был виден и гребень, где мы оставили гранату. Андрей что-то тихо насвистывал, а потом пропел: “Помнишь гранату и записку в ней, на скалистом гребне для грядущих дней?”». Эти строки, спетые на мотив популярного в то время танго «Пусть дни проходят» композитора Бориса Терентьева, и ознаменовали собой рождение новой песни.

Постепенно другие участники группы – Николай Персиянинов, Борис Грачёв, Алексей Немчинов, Георгий Сулаквелидзе и Николай Моренец добавляли к ней новые строки – став, наряду с Андреем Грязновым и Любовью Коротаевой, соавторами песни:

 
Где снега тропинки заметают,
Где вершины грозные стоят,
Эту песнь сложил и распевает
Альпинистов боевой отряд.
 
 
Нам в боях родными стали горы
Не страшны бураны и пурга.
Дан приказ, не долги были сборы
На разведку в логово врага.
 
 
Помнишь, товарищ,
Белые снега,
Стройный лес Баксана,
Блиндажи врага,
Помнишь гранату и записку в ней
Под скалистым гребнем для грядущих дней
 
 
На костре в дыму трещали ветки,
В котелке дымился крепкий чай.
Ты пришёл усталый из разведки,
Много пил и столько же молчал.
 
 
Синими замёрзшими руками
Протирал вспотевший автомат,
Глубоко вздыхая временами,
Головой откинувшись назад.
 
 
Помнишь, товарищ, вой ночной пурги,
Помнишь, как кричали нам в лицо враги,
Помнишь, как ответил с ревом автомат,
Помнишь, как вернулись мы с тобой в отряд.
 
 
Там, где днём и ночью крутят шквалы,
Где вершины грозные в снегу,
Мы закрыли прочно перевалы
И ни шагу не дали врагу.
 
 
День придёт, решительным ударом,
В бой пойдёт народ в последний раз,
И тогда он скажет, что не даром
Мы стояли насмерть за Кавказ.
 
 
Время былое пролетит как дым,
В памяти развеет прошлого следы,
Но не забыть нам этих грозных дней,
Вечно сохраним их в памяти своей.
 
 
Шуткам не учат в наших лагерях,
Если придётся воевать в горах,
Вместо ледоруба возьмёшь ты автомат,
Словно на страховке, прижмёшь его приклад.
 
 
Вспомни, товарищ, белые снега,
Стройный лес Баксана, блиндажи врага,
Кости на Бассе, могилы под Ужбой,
Вспомни товарищ, вспомни дорогой.
 

Задание командования было успешно выполнено – 13 февраля 1943 года на Западную вершину (5642 м) взошёл отряд под руководством Николая Гусака, а через четыре дня, 17 февраля, на Восточную вершину (5621 м) поднялась группа под руководством Александра Гусева, в которую входили и все авторы слов песни «Баксанская». Гитлеровские штандарты были сняты и доставлены в Тбилиси, где их передали командованию Закавказского фронта.

О том, как проходило это восхождение, вспоминает Любовь Коротаева: «От ударов ледорубов стонет ледник. Подъём все круче и круче. Бешено колотится сердце. С каждым шагом труднее дышать. Идём уже несколько часов, и, кажется, нет конца этой дороге в небо. Но вот седловина. Вершины словно совсем рядом. На Западной – часть ребят уже побывала. Сорвали фашистские штандарты… А нам шагать и шагать до другой вершины – Восточной. Два-три удара ледоруба, для передних зубьев “кошек” этого достаточно. Ветер в лицо. С грохотом близко прошла лавина. Команда – “зарубиться”. Несколько минут отдыха. И вот мы на вершине, безжизненной, закованной в ледяной панцирь. Обнялись, поздравили друг друга. И через миг затрепетало на ветру алое полотнище…»

Приказом ВС Закавказского фронта № 54/н от 20.03.1943 инструктор альпинизма 897‑го стрелкового полка техник-интендант 2‑го ранга Коротаева Л.Г. за штурм Восточной вершины Эльбруса и установку там государственного флага СССР была награждена медалью «За отвагу».

В последующие годы судьбы авторов песни разошлись. Николай Персиянинов стал разведчиком, командиром взвода 2‑й гвардейской воздушно-десантной Проскуровской ордена Суворова дивизии и пал смертью храбрых в бою 3 апреля 1945 года. Андрей Грязнов после войны работал начальником геологической партии в горах Кара-Мазар и погиб в 1949 году, пытаясь помочь провалившемуся под лёд геологу. Впоследствии его именем был назван один из пиков Киргизского хребта, расположенный в районе Алаарчинского отрога (высота 4421 м). Георгий Сулаквелидзе стал доктором географических наук, профессором, руководил Эльбрусской экспедицией, на базе которой в 1961 году был создан возглавляемый им Высокогорный геофизический институт. Николай Моренец окончил Сумской педагогический институт имени А.С. Макаренко, работал заведующим отделом народного образования Сумской области. В 1943 году им была написана ещё одна получившая известность песня – «Барбарисовый куст». Борис Грачёв продолжал службу в армии и вышел в отставку в звании полковника. В конце жизни он написал книгу воспоминаний «Огненные тропы Приэльбрусья».

Любовь Коротаева в апреле 1943 года вернулась в Москву, в радиошколу ОМСБОН, и была назначена помощником командира взвода. В июне 1943 года она была направлена со специальным заданием за линию фронта. С 25 августа 1943 по 5 октября 1945 года она работала в НКГБ СССР старшим радиооператором, принимала участие в боевых операциях, за что была награждена второй медалью «За отвагу». В октябре 1945 года она была демобилизована и поступила на работу в институт ГИПРОКаучук Министерства резиновой промышленности на должность старшего инженера-технолога. С августа 1961 года и до конца жизни 18 января 2000 года Любовь Георгиевна Коротаева работала в Университете дружбы народов имени Патриса Лумумбы сначала ассистентом, а после защиты в 1963 году кандидатской диссертации по химии – доцентом кафедры неорганической химии.

В 1954 году, когда группа под руководством Анатолия Севостьянова совершала восхождение на Донгуз-Орун, один из альпинистов – Арнольд Симоник – нашёл на гребне гранату (по его словам, «зелёная, обычная наша, кажется РГД, без осколочной рубашки») с запиской, оставленной Андреем Грязновым и Любовью Коротаевой. Впоследствии Симоник стал известным альпинистом, неоднократным призёром чемпионатов СССР, а в 1959 году – чемпионом страны. В конце 1960‑х годов, встретившись с Любовью Георгиевной Коротаевой на одном из юбилейных мероприятий, он передал ей гранату как дорогую реликвию, свидетельствующую об истории создания легендарной песни «Баксанская» в ходе битвы за Кавказ.

Ко времени отъезда Лаврентия Павловича Берии в Москву – 17 сентября 1942 года он уже был с докладом у Сталина – обстановка на всех оперативных направлениях Закавказского фронта существенно разрядилась, оборона советских войск приобрела устойчивые черты, хотя тяжёлые бои на перевалах Главного Кавказского хребта, под Моздоком и Новороссийском велись до начала октября. Об этом же пишет и Серго Берия: «Все эти две недели, пока немцы не были остановлены и обстановка не стабилизировалась, отец находился там. И лишь когда убедился, что оборона надежна, уехал в Новороссийск. Впоследствии Северо-Кавказскую группу войск во главе с заместителем отца генералом Масленниковым немцы немного потеснили, но до Владикавказа, как планировали, так и не дошли».

Нальчикско-Владикавказская оборонительная операция с учётом последовательности выполнения советскими войсками поставленных задач включает в себя два этапа. Первый из них (25 октября – 5 ноября 1942 года) начался ожесточёнными оборонительными боями на рубеже рек Терек и Баксан. На втором этапе (6—12 ноября 1942 года) войска НКВД Владикавказского укрепрайона во взаимодействии с частями Красной армии нанесли противнику мощный контрудар, закончившийся разгромом вражеской группировки под Владикавказом.

Но незримый фронт борьбы с фашизмом пролегал не только в горах Кавказа, но и в секретных лабораториях, где началась разработка нового разрушительного оружия. 10 августа 1941 года секретарь советского военного атташе в Лондоне Семён Давидович Кремер, сотрудник 5‑го (разведывательного) управления Красной армии (предшественник ГРУ), направил в Центр радиограмму, в которой сообщал об учёном, готовом предоставлять данные о ведущихся в Великобритании разработках ядерного оружия. Это был немецкий физик Клаус Фукс (Emil Julius Klaus Fuchs), участник английского атомного проекта, входивший в рабочую группу M.A.U.D. («Military Application of Uranium Detonation»), член Компартии Германии, эмигрировавший в Англию в 1933 году. Работы группы M.A.U.D. завершились созданием организации «Тьюб Эллойс», которой было поручено создание первой в мире атомной бомбы. С Кремером Клауса Фукса познакомил выдающийся советский разведчик и учёный Юрген Кучински (оперативные псевдонимы Каро Пит), один из руководителей Коммунистической партии Германии, старший брат легендарной разведчицы Урсулы Кучински (оперативный псевдоним Соня), она же Рут Вернер (Ruth Werner). Юрген Кучински (Jürgen Kuczynski) был руководителем группы немецких коммунистов в Англии, в последующем соучредитель культурного союза Национального комитета «Свободная Германия». Историк военной разведки Владимир Лота отмечает, что Кремер провёл четыре встречи с Фуксом и получил от него данные, благодаря которым было выявлено отставание СССР и США от Англии в создании атомной бомбы.

Почти в то же самое время в атомную гонку включилась и внешняя разведка НКВД. Сотрудник лондонской резидентуры Владимир Борисович Барковский (оперативный псевдоним Дэн) отправил в Москву двумя частями – 25 сентября и 3 октября 1941 года – секретный доклад группы M.A.U.D. премьер-министру Черчиллю от 16 сентября 1941 года. В докладе объёмом в 60 страниц речь шла о создании в течение двух лет нового оружия чудовищной мощности на основе ядерной энергии, высвобождающейся в результате цепной реакции деления тяжёлых ядер урана, а также содержались сведения о конструкции атомной бомбы и способах производства урана-235, о привлечении к этой работе британских научных и промышленных центров. Дэн получил этот доклад от агента Гомер, которым был член «Кембриджской пятёрки» Дональд Маклейн (Donald Duart Maclean), высокопоставленный сотрудник Форин-офис и куратор совместного англо-американского комитета по ядерным исследованиям. В марте 1942 года нарком внутренних дел Берия доложил Сталину о реальности ведущихся в Англии разработок в области создания ядерного оружия, предложив ознакомить видных ученых с материалами разведки. После того как ученые подтвердили выводы разведчиков, 28 сентября 1942 года, то есть в самый драматический момент битвы на Кавказе и на Волге, Сталин утвердил историческое распоряжение ГКО № 2352сс «Об организации работ по урану», в котором Академии наук СССР предписывалось возобновить прерванные войной «работы по исследованию осуществимости использования атомной энергии путем расщепления ядра урана и представить Государственному комитету обороны к 1 апреля 1943 года доклад о возможности создания урановой бомбы».

Так родился Атомный проект – вершина советского могущества, результат коллективного созидания разведчиков, учёных, геологов, металлургов, химиков, строителей и всего советского народа. Все наши нынешние притязания и амбиции не стоили бы и ломаного гроша, если бы у нас не было ядерного оружия – это единственный весомый аргумент и гарант мира, позволяющий россиянам уверенно смотреть в будущее. Но даже сегодня «благодарные» потомки стыдливо замалчивают имя того, благодаря кому в конечном итоге и состоялась русская цивилизация – имя Лаврентия Павловича Берии.

Постановлением ГКО № 2615с от 8 декабря 1942 года Берия был назначен членом Оперативного бюро ГКО. Этим же постановлением на него были дополнительно возложены обязанности по контролю и наблюдению за работой наркомата угольной промышленности и наркомата путей сообщения.

12 апреля 1943 года вице-президент Академии наук СССР Александр Александрович Байков подписывает секретное постановление № 121 о создании лаборатории № 2, основной задачей которой являлось создание ядерного оружия.

Распоряжением по Академии наук СССР № 122 от 10 марта 1943 года начальником лаборатории был назначен Игорь Васильевич Курчатов. Куратором же со стороны правительства назначался заместитель председателя СНК СССР, нарком химической промышленности Михаил Георгиевич Первухин. Однако вскоре стало ясно, что для решения поставленных задач потребуются координация деятельности научно-технической разведки, создание минерально-сырьевой базы урановой промышленности, строительство промышленных объектов в отдалённых регионах. В условиях военного времени такими возможностями располагал только Лаврентий Павлович Берия – член ГКО и народный комиссар внутренних дел, который постепенно начинает забирать руководство Атомным проектом в свои руки.

Распоряжением ГКО № 3937сс от 16 августа 1943 года перед Наркоматом цветной металлургии и Комитетом по делам геологии была поставлена задача получения в СССР в 1944 году не менее 100 тонн урана. Для этого во Всесоюзном институте минерального сырья (ВИМС) создавался специальный сектор № 6 по урану, научным руководителем которого стал основоположник советской урановой геологии, академик Дмитрий Иванович Щербаков.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 30 сентября 1943 года Лаврентий Павлович Берия «за особые заслуги в области усиления производства вооружения и боеприпасов в трудных условиях военного времени» был удостоен звания Героя Социалистического Труда.

В феврале 1944 года в кабинете Берии на Лубянке состоялось первое совместное совещание руководителей военной разведки и внешней разведки по атомной тематике, на котором присутствовали все главные участники «атомного шпионажа»: начальник ГРУ, генерал-лейтенант Иван Иванович Ильичев, начальник 1‑го управления (внешняя разведка) НКГБ СССР, комиссар госбезопасности 3‑го ранга Павел Михайлович Фитин, начальник 3‑го (транспортного) управления НКГБ СССР, комиссар госбезопасности 3‑го ранга Соломон Рафаилович Мильштейн и разработчик агентурной операции «Энормоз» по проникновению в американские атомные секреты, начальник 3‑го отдела (Англия, США и научно-техническая разведка) 1‑го управления НКГБ СССР комиссар госбезопасности Гайк Бадалович Овакимян.

16 мая 1944 года Сталин переводит Берию из «рядового» члена ГКО в ранг своего заместителя, курирующего в числе других проблем и Атомный проект. Одновременно Берия становится председателем Оперативного бюро ГКО. В задачи Оперативного бюро входили, в частности, контроль и наблюдение за работой всех наркоматов оборонной промышленности, железнодорожного и водного транспорта, чёрной и цветной металлургии, угольной, нефтяной, химической, резиновой, бумажно-целлюлозной, электротехнической промышленности и электростанций. Соответственно, с мая 1944 года все научные, производственные, социально-бытовые и другие вопросы, связанные с созданием атомной бомбы, решались только с санкции и при участии Берия.

С этого момента деятельность всех участников Атомного проекта стала приобретать более чёткий и организованный характер. С первых же дней Берия ввёл жёсткий принцип: каждый работник занимается только своим делом. Выполнение служебных обязанностей каждым сотрудником, начиная с академика Курчатова, бралось под постоянный контроль. Принимались все необходимые меры по усилению контрразведывательной работы, защите информации, использованию спецтехники для прослушивания разговоров учёных на работе и дома.

Курчатов, оценив преимущества нового руководства, срочно направил Берии доклад «О неудовлетворительном состоянии работ по проблеме», где поставил вопрос о кардинальном увеличении производства урана. Берия, тщательно изучив проблему, вынес её на рассмотрение ГКО, который постановлением от 3 декабря 1944 года № 7069сс «О неотложных мерах по обеспечению развертывания работ, проводимых лабораторией № 2 Академии наук СССР» передал Атомный проект в НКВД СССР под личную ответственность заместителя наркома, комиссара госбезопасности 3‑го ранга Авраамия Павловича Завенягина – в 1930 году первого ректора Московского института стали и сплавов (МИСиС), в 1933–1937 годах – директора Магнитогорского металлургического комбината, с 1938 года – начальника строительства Норильского горно-металлургического комбината (Норильлаг). С марта 1941 года Завенягин осуществлял общее руководство всеми промышленно-строительными структурами НКВД: Главным управлением лагерей горно-металлургических предприятий, Главным управлением лагерей гидростроя (Главгидрострой), Главным управлением лагерей промышленного строительства (Главпромстрой), «Дальстроем» и другими структурами.

8 декабря 1944 года вышло постановление ГКО № 7102сс/ов «О мероприятиях по обеспечению развития добычи и переработки урановых руд». В нём предусматривалось возложить на НКВД СССР: разведку и эксплуатацию урановых месторождений; добычу и переработку урановых руд; строительство и эксплуатацию рудников, обогатительных фабрик и заводов по переработке урановых руд и концентратов; разработку (совместно с Лабораторией № 2 АН СССР) технологии наиболее рационального передела урановых руд на химические соединения и технологии получения из них металлического урана.

Для решения этих задач приказом НКВД СССР от 6 января 1945 года в составе Главного управления лагерей горно-металлургических предприятий НКВД СССР было образовано Спецметуправление (разведка, добыча и переработка урана) НКВД СССР, начальником которого приказом НКВД СССР от 12 марта 1945 года был назначен первый заместитель начальника «Дальстроя» комиссар госбезопасности Сергей Егорович Егоров. Приказом НКВД СССР от 28 июня 1945 года Спецметуправление было переименовано в Д. у. НКВД СССР (9‑е управление). На основании этого же постановления ГКО СССР в системе Д. у. НКВД СССР был создан НИИ по урану (Институт специальных металлов (Инспецмет) НКВД) для изучения сырьевых ресурсов урана и разработки методов добычи и переработки урановых руд на урановые соединения и металлический уран (с 28 июня 1945 года НИИ-9 НКВД СССР, ныне Всеросийский НИИ неорганических материалов им. А.А. Бочвара (ВНИИНМ)).

Переработка урановой руды велась с 1943 года на Табошарском заводе «В» Главного управления редких металлов. Именно там, в горах Кара-Мазар, у посёлка Табошар в Таджикистане, в 1925 году при составлении геологической карты Карамазарского рудного района геолог Сергей Фёдорович Машковцев, обследуя старые рудники, открыл крупнейшее в Средней Азии месторождение урановых руд. В 1941 году в посёлок Табошар из Одессы был эвакуирован завод, в составе которого имелись гидрометаллургический цех (завод № 4) и одесский филиал Гиредмета Наркомцветмета СССР.

Постановлением ГКО № 8582 сс/ов от 15 мая 1945 года для добычи и переработки урановых руд до закиси-окиси урана в системе Д. у. НКВД СССР на базе завода «В» Главредмета, а также Табошарского, Адрасманского, Майлисуйского, Уйгурсайского и Тюямуюнского рудников, по просьбе Курчатова был организован Комбинат № 6 с управлением в Ленинабаде Таджикской ССР. К началу 1945 года Табошарское рудоуправление было единственным действующим горнопромышленным предприятием, которое всё ещё находилось в стадии промышленной разведки и подготовки, а не эксплуатации.

В состав Д. у. НКВД СССР также входили: институты «А» и «Г» в Сухуми (для их обслуживания и охраны НКВД СССР образовал на базе своих санаториев объекты «Синоп» и «Агудзеры»), институт «Б» около города Касли Челябинской области и лаборатория «В» в Обнинске.

И всё же поставленная на 1944 год задача – получить не менее 100 тонн урана – выполнена не была. Лишь в декабре 1944 года в Москве в институте Гиредмет в лаборатории Зинаиды Васильевны Ершовой был получен первый в СССР металлический уран.

Поэтому в 1945 году в советской зоне оккупации Германии органами НКВД СССР под руководством Авраамия Павловича Завенягина и ГУКР «Смерш» под руководством Павла Яковлевича Мешика была проведена операция по поиску рудных запасов и уже добытых полуфабрикатов урана. Всего к середине 1946 года было найдено 220 тонн соединений урана в пересчёте на чистый металл. Кроме того, был организован розыск и вывоз в СССР немецких специалистов, среди которых был и Николаус Риль (Nikolaus Riehl) – он ещё в 1943 году, в рамках немецкого Уранового проекта, получил семь тонн металлического урана. В Советском Союзе Риль возглавил производство металлического урана на заводе № 12 в Электростали. В последнем квартале 1946 года завод поставлял Лаборатории № 2 почти по 3 тонны металлического урана в неделю.