Текст книги "Разведка и шпионаж. Вехи тайной войны"

Эмилия Иосифовна надолго пережила свою дочь. Она жила в Караганде, где её в 1966 году навещала дочь Лягина Татьяна Викторовна Есипова.

Сегодня город Николаев – гордость русского судостроения – вновь находится в руках нацистов. Но музыка Вагнера, которую когда-то для немцев исполняла Магда, звучит всё громче. Для кого-то как победный марш, а для кого-то – как холодный ветерок из Вальгаллы.

Белокурая бестия

 
А перед нами всё цветёт —
За нами всё горит.
Не надо думать! – с нами тот,
Кто всё за нас решит.
Весёлые – не хмурые —
Вернёмся по домам,
Невесты белокурые
Наградой будут нам!
Всё впереди, а ныне
За метром метр
Идут по Украине
Солдаты группы «Центр».
– На «первый-второй» рассчитайсь!
– Первый-второй…
Первый, шаг вперёд – и в рай!
– Первый-второй…
А каждый второй – тоже герой —
В рай попадёт вслед за тобой.
– Первый-второй.
Первый-второй.
Первый-второй…
Владимир Высоцкий
 

Среди всех советских разведчиков, действовавших на территории оккупированной Украины, первое место несомненно принадлежит Николаю Кузнецову. Простой деревенский парень из уральского села Зырянка, он смог не просто воплотиться в образе элитного немецкого офицера, получая доступ к весьма чувствительным секретам Третьего рейха, но и направить арийскую волю к власти против самих сверхчеловеков, став грозным неуловимым мстителем в самом логове врага.

Село Зырянка находится в Свердловской области недалеко от Талицы, расположенной на правом берегу живописнейшей реки Пышма. Начиная с XVII века здесь на плодородных землях по границе Урала и Сибири селились казаки, старообрядцы-поморы, и даже переселенцы из Германии. Недалеко от Зырянки находился Моранин хутор, населённый немцами. Согласно одной из легенд, именно в семье немца-колониста и родился Николай Кузнецов – отсюда знание немецкого языка, а также полученный впоследствии оперативный псевдоним Колонист. Беру на себя смелость утверждать, что это не так. Дело в том, что все расположенные здесь в радиусе 2–3 км сёла – Зырянка, Балаир, совхоз Пионер – мне хорошо знакомы, ибо здесь родилась моя бабушка Мария Фёдоровна. Я сам в детстве до школы постоянно бывал здесь летом, ловил с дедом Колей – родным братом бабушки, участником Первой мировой воцны – рыбу в том же пруду, что и маленький Ника Кузнецов.

Мать Ники – Анна Петровна Баженова происходила из семьи старообрядцев. Его отец, Иван Павлович Кузнецов, семь лет прослужил в гренадёрском полку в Москве. Конструкция их дома также говорит в пользу старообрядческого происхождения. Хотя сохранились только эскизы строения, но на них видно, что окон на той стене, что выходит на улицу, нет. А это – отличительный признак именно избы «раскольников». Поэтому вероятнее всего, что и отец Ники тоже из старообрядцев, причем поморов.

Вот что писал о поморах академик Дмитрий Сергеевич Лихачёв: «Они поразили меня своей интеллигентностью, особой народной культурой, культурой народного языка, особой рукописной грамотностью (старообрядцы), этикетом приема гостей, этикетом еды, культурой работы, деликатностью и пр., и пр. Не нахожу слов, чтобы описать мой восторг перед ними. Хуже получилось с крестьянами бывших орловской и тульской губерний: там забитость и неграмотность от крепостного права, нужды. А поморы обладали чувством собственного достоинства».

В материалах 1863 года отмечается крепкое телосложение поморов, статность и приятная наружность, РУСЫЕ волосы, твёрдая поступь. Они развязны в движениях, ловки, сметливы, неустрашимы, опрятны и щеголеваты. В сборнике для чтения в семье и школе «Россия» поморы предстают настоящими русскими людьми, рослыми, плечистыми, железного здоровья, неустрашимыми, привыкшими СМЕЛО СМОТРЕТЬ В ЛИЦО СМЕРТИ.

В 1922–1924 годах Ника учился в пятилетней школе в селе Балаир, что в двух километрах от Зырянки. В любую погоду – в осеннюю распутицу, в дождь и слякоть, метель и стужу шагал он за знаниями, всегда собранный, подтянутый, добродушный, любознательный. Осенью 1924 года отец повёз Нику в Талицу, где в те годы была единственная в районе школа-семилетка. Там и обнаружились его феноменальные лингвистические способности. Ника очень быстро усваивал немецкий язык и этим резко выделялся среди других учеников. Немецкий язык преподавала Нина Алексеевна Автократова, получившая в своё время образование в Швейцарии. Узнав, что преподаватель по труду – бывший военнопленный немец, Николай не упускал случая поговорить с ним, попрактиковаться в языке, почувствовать мелодику нижнепрусского диалекта. Но этого ему казалось мало. Он не раз находил предлог побывать в аптеке, чтобы поговорить с провизором из австрийцев по фамилии Краузе – уже на баварском диалекте.

В 1926 году Николай Кузнецов поступил на агрономическое отделение Тюменского сельскохозяйственного техникума, расположенного в красивом здании, в котором до 1919 года находилось Александровское реальное училище. В нём мой прадед, Прокопий Степанович Опрокиднев, учился вместе с будущим наркомом внешней торговли СССР Леонидом Борисовичем Красиным. Оба они окончили училище с золотыми медалями и их имена находились на доске почёта. В годы Великой Отечественной войны на втором этаже этого здания в аудитории 15 находилось тело Владимира Ильича Ленина, эвакуированное из Москвы.

Через год в связи со смертью отца Николай перевёлся поближе к дому, в Талицкий лесной техникум. Незадолго до его окончания он был отчислен по подозрению в кулацком происхождении. Поработав лесоустроителем в Кудымкаре (Коми-Пермяцкий национальный округ) и поучаствовав в коллективизации, Николай, к тому времени уже свободно говоривший на коми-пермяцком языке, попадает в поле зрения чекистов. В 1932 году он переезжает в Свердловск (ныне Екатеринбург), поступает на заочное отделение Уральского индустриального института (представив справку об окончании техникума) и одновременно работает на Уралмашзаводе, участвуя в оперативной разработке иностранных специалистов, получив оперетивный псевдоним Колонист.

В институте Николай Кузнецов продолжает совершенствоваться в немецком языке: теперь его преподавательницей была Ольга Михайловна Весёлкина, бывшая фрейлина императрицы Александры Фёдоровны, родственница М.Ю. Лермонтова и П.А. Столыпина. Бывшая библиотекарь института рассказывала, что Кузнецов постоянно брал техническую литературу по машиностроению, преимущественно на иностранных языках. А потом она случайно попала на защиту его диплома – которая проходила на немецком языке! Но из аудитории её быстро удалили – как впоследствии изъяли и все документы, свидетельствующие об учёбе Кузнецова в институте.

Методист по краеведческой работе Талицкой районной библиотеки Татьяна Климова приводит свидетельства, что в Свердловске «Николай Иванович занимал отдельную комнату в так называемом доме чекистов по адресу: проспект Ленина, дом 52. Там и сейчас живут только люди из органов». Здесь и произошла встреча, определившая его дальнейшую судьбу – в январе 1939 года он знакомится с Михаилом Ивановичем Журавлёвым, назначенным на должность наркома внутренних дел Коми АССР, и начинает работать его помощником.

Спустя несколько месяцев Журавлёв порекомендовал Колониста в Москву Леониду Фёдоровичу Райхману, начальнику 5‑го отделения 2‑го (секретно-политического) отдела ГУГБ НКВД СССР. Уже вскоре Райхман станет заместителем начальника 2‑го управления (контрразведка) НКГБ СССР. Вот как впоследствии он сам вспоминал о своей первой встрече с Николаем Кузнецовым: «Прошло несколько дней, и в моей квартире раздалась телефонная трель: звонил “Колонист”. В это время у меня в гостях был старый товарищ, только что вернувшийся из Германии, где работал с нелегальных позиций. Я выразительно посмотрел на него, а в трубку сказал: “Сейчас с вами будут говорить по-немецки…” Мой друг побеседовал несколько минут и, прикрыв микрофон ладонью, сказал удивленно: “Говорит как исконный берлинец!”. Позднее я узнал, что Кузнецов свободно владел пятью или шестью диалектами немецкого языка, кроме того, умел говорить, в случае надобности, по-русски с немецким акцентом. Я назначил Кузнецову свидание назавтра, и он пришел ко мне домой. Когда он только ступил на порог, я прямо-таки ахнул: настоящий ариец! Росту выше среднего, стройный, худощавый, но крепкий, блондин, нос прямой, глаза серо-голубые. Настоящий немец, но без этаких примет аристократического вырождения. И прекрасная выправка, словно у кадрового военного, и это – уральский лесовик!»

Кузнецов был зачислен в органы контрразведки, получив уникальный статус: особо засекреченный спецагент с окладом содержания по ставке кадрового оперуполномоченного центрального аппарата. Согласно разработанной для него легенде, он становится инженером-испытателем Московского авиационного завода № 22 имени Горбунова, получив паспорт на имя этнического немца Рудольфа Шмидта.

«Мой товарищ Виктор Николаевич Ильин, крупный работник контрразведки, – вспоминает генерал-лейтенант Райхман, – был тоже им весьма доволен. Благодаря Ильину Кузнецов быстро “оброс” связями в театральной, в частности балетной Москве. Это было важно, поскольку многие дипломаты, в том числе установленные немецкие разведчики, весьма тяготели к актрисам, особенно к балеринам. Одно время даже всерьез обсуждался вопрос о назначении Кузнецова одним из администраторов… Большого театра».

Рудольф Шмидт активно знакомится с иностранными дипломатами, посещает светские мероприятия, выходит на друзей и любовниц дипломатов. При его участии в квартире военно-морского атташе посольства Германии в Москве фрегаттен-капитана Норберта фон Баумбаха (Norbert von Baumbach) был вскрыт сейф и пересняты секретные документы. Шмидт принимает непосредственное участие в перехватах дипломатической почты, входит в окружение военного атташе посольства Германии в Москве генерала кавалерии Эрнста Кёстринга (Ernst-August Köstring), наладив прослушивание его квартиры.

С началом войны Колониста передают в Особую группу при наркоме внутренних дел Лаврентии Павловиче Берия для использования по линии «Т» – террор и диверсии в тылу противника (руководитель старший майор ГБ Павел Анатольевич Судоплатов). Главная проблема состояла в том, что Колонист никогда не служил в армии. Его наставником стал сержант ГБ (что соответствовало армейскому званию лейтенанта) Фёдор Иванович Бакин, сотрудник 2‑го (украинского) отделения 2‑го отдела 4‑го управления НКВД СССР. Подготовка агента под новым псевдонимом Пух началась с полугодичного курса унтер-офицера вермахта. Благодаря своей феноменальной памяти, Пух детально изучил структуру и уставы немецкой армии, запомнил огромное количество армейских терминов и тактико-технических обозначений, звания вермахта, полиции и СС, награды и их ношение – на фронте и в тылу, научился правильно приветствовать – в пилотке, в фуражке и без головного убора, стоя и на ходу. Пух работал по 14–16 часов в сутки, проглатывая гору книг по немецкой философии, истории, искусству, труды немецких военных мыслителей. «Он буквально истерзал меня массой требований: достать планы городов, фотооткрытки, справочники, газеты, афиши, образцы проездных документов, списки членов местного самоуправления и прочее из прошлых времен, что помогло бы ему действительно выглядеть выходцем из Восточной Пруссии, – вспоминал полковник Бакин. – У него были блестящие лингвистические способности. Немецкий язык он знал безукоризненно, разбирался в диалектах, знал грамоту в исполнении готическим шрифтом. <…> Запомнился мне Николай Иванович как образец дисциплинированности, как простой русский парень и большой патриот».

Для Пуха был выбран подлинный комплект документов обер-лейтенанта, уроженца Восточной Пруссии Пауля Зиберта. На основе этих документов лейтенант ГБ Сергей Львович Окунь, зам. начальника 2‑го отделения, составил следующую легенду.

Пауль Вильгельм Зиберт родился 20 июня 1911 года в родовом поместье Шлобиттен (польск. Słobity) графа Рихарда цу Дона-Шлобиттена, потомка старинного графского рода Дона (Dohna). Граф Александр цу Дона-Шлобиттен (1661–1728) был прусским фельдмаршалом, а графиня Фридерика Шарлотта Антония Амалия цу Дона-Шлобиттен (1738–1786) была прабабушкой по мужской линии короля Дании Кристиана IX и предком многих европейских монархов. Отец Пауля служил в поместье помощником управляющего, а мать была прислугой. С началом Первой мировой войны отец был призван в армию и погиб в 1915 году. После его гибели граф Дона взял на себя заботу о семье, оплатил обучение Пауля в училище и назначил его на ту же должность помощника управляющего. В 1936 году Пауль был призван в армию, окончил двухмесячные курсы ефрейторов в Кёнигсберге и за отличную учебу был аттестован унтер-офицером. Согласно ходатайству графа Дона, имевшего генеральский чин, молодого унтера переводят в резерв, и граф назначает его своим торговым агентом. В августе 1939 года Пауль Зиберт был зачислен в 230‑й полк 76‑й пехотной дивизии, сформированной из числа прусских резервистов. В ходе французской кампании фельдфебель Пауль Зиберт отличился 14 мая 1940 года при форсировании Мааса и штурме Вердена, за что был награжден Железным крестом 2‑го класса и произведен в лейтенанты. 23 июня он был контужен и ранен разрывом гранаты. После госпиталя он был награжден нагрудным знаком «За ранение» (чёрным), уволен из армии по состоянию здоровья и вернулся в поместье Шлобиттен. С началом восточной кампании Пауля Зиберта вновь призывают, производят в обер-лейтенанты и направляют в отдел комплектования. Начальник этого отдела мог задержать выздоравливающего офицера в своём распоряжении на срок до девяти месяцев. В случае обер-лейтенанта Зиберта было решено, что его назначат на должность уполномоченного хозяйственно-экономического отдела по использованию и доставке материальных ресурсов на оккупированной местности СССР в интересах германской армии. Район, обозначенный в его командировочном удостоверении, проходил по маршруту Чернигов – Киев – Овруч – Дубно – Ровно. Таким образом, он мог находиться в Ровно – столице рейхскомиссариата Украина – не на постоянной основе, а временно бывать там по служебным делам. Необходимые документы, в том числе свидетельство о награждении Железным крестом 1‑го класса, были изготовлены сотрудником НКВД СССР Павлом Георгиевичем Громушкиным. Фотография Кузнецова в форме обер-лейтенанта была отпечатана на трофейной немецкой фотобумаге, приклеена немецким фотоклеем, все записи в документах делались только немецкими чернилами, для оттисков печатей употребляли немецкую мастику. Для окончательного усвоения воинских отношений среди офицеров вермахта, изучения употребляемого ими фронтового жаргона и многих тонкостей, связанных с пребыванием в окопах, Пух был помещен в красногорский лагерь НКВД № 27 под Москвой для немецких военнопленных. В этом лагере пленные немецкие офицеры носили форму со знаками различия, им разрешалось иметь при себе награды и личные вещи.

24 августа 1942 года поздно вечером с подмосковного аэродрома Подлипки поднялся двухмоторный Ли‑2 и взял курс на Западную Украину. 19 октября по главной улице Ровно размеренным шагом неторопливо шагал пехотный обер-лейтенант с Железным крестом 1‑го класса и знаком «За ранение» на груди, ленточкой Железного креста 2‑го класса, продернутой во вторую петлю френча, в лихо сдвинутой набекрень пилотке. На безымянном пальце левой руки поблескивал золотой перстень с монограммой на печатке. Приветствовал старших по званию четко, но с достоинством, чуть небрежно козыряя в ответ солдатам. Самоуверенный, спокойный хозяин оккупированного украинского города, само живое олицетворение победоносного вермахта.

7 февраля 1943 года Пух, устроив вместе с группой партизан из отряда Медведева «Победители» засаду на шоссе Ровно – Киев, захватил немецкий бронированный «опель». Находившийся в нем зондерфюрер граф Гаан был убит, а двое других офицеров взяты в плен. В портфеле одного из них была обнаружена карта, по которой удалось установить, что в 8 км от Винницы построен бункер Гитлера. 13 марта фюрер подписал здесь Оперативный приказ № 5, предписывающий «по окончании весенней распутицы перейти в наступление против русских… ударом из района Харькова в северном направлении». Это было прологом к последующей операции «Цитадель» на Курской дуге. Пух узнал об этой операции от самого Эриха Коха – ближайшего соратника Гитлера, гауляйтера Восточной Пруссии и рейхскомиссара Украины. Имея задание ликвидировать Коха, Пух завязал дружеские отношения с его дрессировщиком собак, а тот представил обер-лейтенанта Зиберта гауптману Бабаху, личному адъютанту Коха. Повод был основательный – невесте Зиберта фольксдойче фрейлейн Довгер грозит отправка на работу в Германию. Аудиенция у «эрцгерцога Эриха» была назначена на 31 мая. После войны Валентина Довгер вспоминала, что, готовясь к визиту, Кузнецов был абсолютно спокоен. Утром собирался, как всегда, методично и тщательно. Положил пистолет в карман кителя. Однако в ходе аудиенции каждое его движение контролировалось охраной и собаками и стрелять было бесполезно. И здесь произошло невероятное. Узнав, что Зиберт родом из Восточной Пруссии, Кох припомнил, что еще задолго до войны приезжал в поместье Шлобиттен на охоту и видел там светловолосого юношу – служащего графа Дона. Это так расположило его к сидящему напротив фронтовику, что Кох проговорился о предстоящем летнем наступлении под Курском. Информация тут же ушла в Центр.

24 июля, накануне своего дня рождения, Пух передал командиру отряда «Победители» полковнику Дмитрию Николаевичу Медведеву запечатанное письмо с надписью: «Вскрыть после моей смерти. Кузнецов». В нём он пишет: «Одиннадцать месяцев я изучал врага, пользуясь мундиром германского офицера, пробирался в самое логово сатрапа – германского тирана на Украине Эриха Коха. Теперь я перехожу к действиям. Пусть знают фашисты, на что способен русский патриот и большевик. Пусть они знают, что невозможно покорить наш народ, как невозможно погасить солнце. <…> Если будет нужно, я пойду на смерть с именем моего Сталина, отца, друга, учителя. Ваш Кузнецов».

Первым среди намеченных целей был Пауль Даргель, заместитель Коха (сам Кох находился в Кёнигсберге). 20 сентября Пух по ошибке вместо Даргеля застрелил заместителя Коха по финансам доктора Ганса Геля и его секретаря Винтера. 30 сентября он попытался убить Даргеля противотанковой гранатой. Даргель потерял обе ноги и был вывезен в Берлин. После этого было принято решение организовать похищение командира «восточных батальонов» (Osttruppe zur besonderen Verwendung 740) генерал-майора Макса Ильгена. Помощь Пуху в этом оказала Лидия Ивановна Лисовская, в прошлом балерина и жена польского офицера, исключительной красоты блондинка, завербованная НКВД еще в 1939 году (псевдонимы Веселовская и Лик). Её двоюродная сестра Мария Микота (псевдоним Майя), также обладавшая весьма привлекательной внешностью, была агентом СД (псевдоним «17»). По заданию шефа СД и с ведома Медведева сёстры организовали бордель для немецких офицеров в квартире Лисовской на улице Легионов, где вместе принимали офицеров и чиновников, чтобы информировать своего шефа о настроениях и разговорах в офицерской среде. Всё услышанное они передавали партизанам. Пух, который по данным Медведева установил с Лисовской близкие отношения, оставался для неё немецким офицером Паулем Зибертом. Когда он открылся перед ней, передав ей «привет от Попова», она только неподвижно сидела, обхватив голову руками. Потом встала, грустно вздохнула и, не проронив ни слова, молча вышла. Именно тогда врач, начальник медсанчасти отряда «Победители» Альберт Вениаминович Цессарский, услышал от Пуха (в отряде как Грачёв Николай Васильевич) загадочную фразу: «Разведка – нечеловеческое дело, она калечит душу»…

По приказу Пуха Лисовская приняла предложение генерал-майора Ильгена стать его экономкой. 15 ноября Пух и трое его спутников (Николай Струтинский, Мечислав Стефаньский и Ян Каминский) похитили Ильгена из его дома вместе с шофером Эриха Коха – Паулем Гранау и расстреляли их на одном из хуторов под Ровно. На следующий день, 16 ноября, Пух провел свою последнюю ликвидацию в Ровно, застрелив главного судью и палача Украины, оберфюрера СА Альфреда Функа.

Незадолго до этих событий, в начале осени 1943 года, Майя познакомила Пуха со своим новым куратором, штурмбаннфюрером СС Ульрихом фон Ортелем, подчиненным Отто Скорцени. В одном из разговоров эсэсовец сообщил ей, что ему оказана большая честь участвовать в «грандиозном деле, которое всколыхнет весь мир», и обещал привезти «Майе» персидский ковер… Вечером 24 ноября она сообщила Пуху, что Ортель покончил с собой в своём кабинете. По-видимому, это был трюк, о чём Пуху поведал гестаповец Макс Ясковец. Благодаря этой информации в Москве узнали о готовящемся покушении на глав стран антигитлеровской коалиции – Сталина, Черчилля и Рузвельта во время Тегеранской конференции.

В январе 1944 года Пух получил приказ Медведева отправиться во Львов вслед за отступающими немецкими войсками. Вместе с Пухом туда выехали Иван Белов и Ян Каминский. Там же оказалась и Лидия Лисовская. 9 февраля Пух застрелил вице-губернатора Галиции, шефа правительства доктора Отто Бауэра и начальника канцелярии президиума правительства, советника юстиции доктора Генриха Шнайдера. Свою последнюю акцию Пух совершил 12 февраля в 18 км от Львова. При проверке документов у села Куровичи им был убит майор полевой жандармерии Кантер.

9 марта 1944 года, пробираясь к линии фронта, в селе Боратин в 10 км от города Броды Пух с товарищами зашли в дом Степана Васильевича Голубовича, где столкнулись с боевиками группы УПА «Черногоры». В ходе завязавшейся перестрелки Каминский и Белов были убиты, а Кузнецов подорвал себя гранатой. 26 октября того же года Лидия Лисовская и Мария Микота погибли при невыясненных обстоятельствах. Они были застрелены неизвестными лицами в советской военной форме, когда ехали на грузовой военной автомашине на вручение им орденов Отечественной войны в Киев, причем у Лисовской было удостоверение Управления НКГБ УССР по Ровенской области.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 5 ноября 1944 года за исключительное мужество и храбрость при выполнении заданий командования Николай Иванович Кузнецов был посмертно удостоен звания Героя Советского Союза. Представление было подписано начальником 4‑го управления НКГБ СССР Павлом Анатольевичем Судоплатовым.

Шли годы. В небольшой, но уютной квартире Фёдора Ивановича Бакина, которому довелось сделать из сибирского Колониста обер-лейтенанта Пауля Зиберта (Пуха), в московском районе Измайлово собирались бывшие соратники, многие из которых после войны стали разведчиками-нелегалами. Здесь бывали Михаил Иванович Филоненко и его жена, прототип радистки Кэт из «Семнадцати мгновений весны» Анна Фёдоровна Филоненко-Камаева, долгие годы проработавшие в Бразилии и создавшие агентурную сеть в ряде стран Южной Америки. В Аргентине работали Владимир Васильевич Гринченко и его жена Симона Кримкер – разведчица из отряда «Победители». В той же Аргентине работала Африка де Лас Эрас, которая была радисткой в отряде «Победители» и лично передавала в Центр донесения Пуха. Бывали у Бакиных и разведчик отряда «Победители» Владимир Иванович Ступин, и Валентина Константиновна Довгер – связная Пуха, а также вдова командира отряда «Победители» полковника Медведева – Татьяна Ильинична Медведева. Сам Фёдор Иванович Бакин, также сотрудник нелегальной разведки, был одним из инициаторов ходатайства об освобождении из Владимирского централа своих легендарных руководителей – генералов Судоплатова и Эйтингона, незаконно осуждённых по сфабрикованному «делу Берия».

Полковник Сергей Львович Окунь, автор легенды Пуха, отправленный в годы хрущёвщины, как и многие другие, в отставку, до конца своей жизни работал в ресторане «Прага» – сначала начальником кондитерского цеха, а потом заместителем директора. Когда в 1995 году его не стало, в газете «Московская правда» появился большой некролог, в котором не было ни слова о его работе в органах государственной безопасности.