Текст книги "След тигра"

– Даже если это тебе даром не нужно? Спасибо за совет… А телефончик – это чтобы такси вызвать?

– Разумеется. Было так забавно наблюдать, как ты пытаешься его найти… Я так понимаю, что первые подозрения появились у тебя сразу же, как только Гриша вывел из строя рацию?

– Естественно. Я сразу же вспомнил, что видел в ангаре спутниковый телефон, и удивился, почему ты не хочешь им воспользоваться. И еще… Помнишь тот клочок тигриной шерсти, что висел на дереве там, где мы нашли Пономарева? Это ведь ты его туда повесила, правда?

– Конечно. А телефон действительно все время был с нами. Его несли все по очереди – тяжелый, зараза. Мне удалось на какое-то время усыпить твои подозрения, но там, в болоте, где я чуть было не утонула из-за этой чертовой штуковины, ты снова начал меня подозревать, верно? У тебя был такой взгляд, что при первой же возможности я переложила аппарат в рюкзак Тянитолкая. А сегодня ночью Возчиков взял его оттуда и принес сюда. Тут ведь идти-то всего ничего, нет по дороге никакого болота… Бедняга! Он как раз собирался тебя пристрелить, когда я выдала ему окончательный расчет.

– Лихо, – признал Глеб. – Может быть, теперь скажешь, ради чего вы с Корнеевым затеяли всю эту кровавую бодягу?

– Как бы не так, – сказала Горобец, закуривая новую папиросу. – Ишь, чего захотел! Сам додумаешься – молодец. А не додумаешься… Считай, что это тебе дополнительное наказание.

– Ящики, – сказал Глеб. – Ямы вокруг зимовья и ящики внутри… Что в них, а?

– Гуманитарная помощь из Бельгии, – отрезала Горобец. – Платьица, свитерочки, пальтишки всякие…

– Очень смешно, – сказал Глеб. – Да плевать мне, что там внутри. Плевать, ясно? Я о другом думаю. Вот прилетит сейчас Корнеев – как волшебник, в голубом вертолете… Выбежишь ты его встречать, а он пальнет в тебя, не выходя из кабины, а потом погрузит ящики, и поминай как звали… Думаешь, только женщины умеют мужиков использовать? Ты тут, в тайге, с рюкзаком за плечами, руки по локоть в крови, а он сидит себе в кабинетике и в уме барыши подсчитывает. Нет, думает, зачем мне эта дура с людоедскими замашками? Надо ее шлепнуть, а денежки себе оставить…

– У Корнеева кишка тонка, – резко ответила Горобец. – А вот у меня – нет. На моем счету, чтоб ты знал, сорок восемь официально засчитанных попаданий. Глеб присвистнул.

– Чечня?

– Афганистан. Понял, меткий стрелок? Так что стреляешь ты не превосходно, а просто прилично. Так, на среднем уровне.

– Надо же, какая ты мстительная, – сказал Глеб. Кисти у него начали понемногу отходить, и ему казалось, что, поработав ими еще немного, он сможет переломить тонкую медную проволоку, которой они были связаны. «Черт с ней, – подумал он, – не буду ее дразнить, а то и вправду пристрелит. Пускай себе улетает – хоть с Корнеевым своим, хоть без него. От этой проволоки я как-нибудь избавлюсь. Оружия в зимовье навалом, на дворе весна, так что шанс выбраться из этой тухлой дыры у меня имеется, и притом неплохой. Правда, это она сейчас говорит, что оставит меня на съедение. Пугает, хочет посмотреть, как я корчусь, как пощады прошу… А как дойдет до дела, шлепнет непременно – просто так, для верности…»

Он прислушался. Где-то вдали возник и начал расти, приближаясь, низкий металлический рокот.

– Твое такси, – сказал он.

Горобец отложила в сторону трубку спутникового телефона, встала и расстегнула кобуру парабеллума. Вскоре над гребнем холма возник вертолет – пятиместная стрекоза, сверкающая в лучах послеполуденного солнца. «Долго же я валялся без сознания, – подумал Глеб, прикинув по солнцу, сколько сейчас может быть времени. – Впрочем, девяносто процентов этого времени я, скорее всего, просто проспал. Организм не обманешь, он свое возьмет при первом же удобном случае…»

Вертолет ненадолго завис над крышей зимовья, затем боком снизился и сел немного в стороне, едва не задев лопастями один из шестов. Рокот двигателя смолк, лопасти замедлили вращение, и стал слышен тяжелый свист рассекаемого ими воздуха. Потом дверь вертолета отъехала в сторону, и в проеме появился какой-то человек – не Корнеев, а кто-то другой, непривычно толстый, неуклюжий и, наверное, потому неузнаваемый.

– Ни с места! – закричал этот человек до боли знакомым голосом.

Глеб тоже закричал, но было поздно: Горобец выстрелила, и генерал Потапчук, взмахнув руками, опрокинулся в темное нутро вертолета. Оттуда, изнутри, ударила автоматная очередь – длинная, чуть ли не на весь рожок, – и Глеб от души порадовался, что находится в стороне от линии огня. Евгения Игоревна затряслась от частых ударов пуль, колени у нее подломились, и она упала лицом в молодые таежные травы, так и не выпустив рукоятку старою немецкого пистолета.

Ничего не понимая, Глеб смотрел, как из вертолета выскочил совершенно незнакомый ему молодой парень в армейском камуфляже, с автоматом в руке. Придерживая на голове кепи без кокарды, незнакомец подбежал к Глебу, на мгновение остановившись возле тела Евгении Игоревны, с лязгом выхватил из ножен армейский штык-нож и перерубил проволоку. Затем он помог Глебу подняться.

– Ты кто такой? – спросил Сиверов.

– Старший лейтенант Завьялов, – представился незнакомец и, отчего-то вдруг смутившись, добавил: – Валера…

– Очень приятно, – сказал Глеб, не называя, впрочем, своего имени. – Ну, просто чертовски приятно! Прилетит-вдруг волшебник в голубом вертолете …

– Он красный, – возразил старлей Валера, вставляя в автомат новый рожок.

– Да какая разница, чудак?

В это время внутри вертолета возникла какая-то возня, кто-то придушенно вскрикнул, и из открытой дверцы выпрыгнул немолодой уже, осанистый и грузный человек в мятом дорогом костюме. Он сразу же повернулся спиной к зимовью и неуклюже, путаясь в траве модельными туфлями, бросился бежать в сторону болота. Вслед за ним из кабины выскочил, согнувшись в три погибели и держась рукой за диафрагму, пилот в форменном комбинезоне и белом пластиковом шлеме. Нашарив на бедре кобуру, пилот выхватил оттуда «Макарова» и дважды выстрелил в воздух.

– Стой! – закричал он одышливым, перехваченным от боли голосом.

– Подозреваемый, стоять! – звонко заорал старлей Валера прямо у Глеба над ухом и начал нерешительно поднимать автомат.

– Дай-ка сюда, – сказал Глеб, отбирая у него «Калашникова». Руки у него еще не отошли до конца, смотреть на них было страшно, и двигались они неохотно, но Слепой знал, что не промахнется, потому что стрелял, как ни крути, много лучше, чем просто «очень прилично». – Это Корнеев?

– Да, – сказал старлей, безропотно отдавая автомат. – Такой слизняк!

– Он еще и дурак к тому же, – добавил Глеб. – Там болото, в котором этот идиот непременно утонет. Он вам все рассказал?

– Сразу раскололся, – нетерпеливо косясь вслед беглецу, кивнул старлей. – Как только товарища генерала увидел, так и раскололся. Одно удовольствие было смотреть…

– Ну и отлично, – сказал Глеб, покрепче упирая в плечо приклад. – Знаешь, Валера, что такое настоящий гуманизм? Настоящий гуманизм, Валера, это стремление избавить человека от мук – как физических, так и моральных. Сейчас ты увидишь его в действии.

«Калашников» выстрелил только один раз. Корнеев, успевший убежать метров на сто с небольшим, споткнулся на бегу, вскинул над собой руки и лицом вниз нырнул в разнотравье.

– Можно не проверять, – сказал Глеб, защелкивая предохранитель и возвращая автомат Завьялову. – Медицина уже бессильна. Кстати, ты, насколько я понимаю, из местного управления ФСБ. Ну, и как тебе это понравилось?

Завьялов повернул к нему честное лицо с удивленно выпученными глазами – немного слишком честное лицо с немного чересчур удивленными глазами.

– Что именно? – изумился он. – Я ничего не видел.

– Ну и молодец, – сказал Глеб. – Значит, умрешь ты не сегодня и не здесь… Извини, в этом месте у людей творятся странные вещи с чувством юмора. Пошли, посмотрим, как там наш генерал. Что-то он долго отлеживается…

– Вот видите, товарищ генерал, а вы не хотели меня слушаться, – сказал Завьялов.

***

Они только что закончили погрузку и теперь курили, стараясь не замечать трупной вони, которая насквозь пропитала их одежду и даже, кажется, кожу. Потапчук кивнул, поддел кончиком ножа свинцовый блин засевшей в бронежилете пистолетной пули, оглядел его со всех сторон, хмыкнул и равнодушно выбросил в траву.

– Двадцать первый век на дворе, – сказал он, потирая ушибленную грудину, – а меня, генерала ФСБ, чуть не пришили из парабеллума, который, мать его, старше меня. Странное у жизни чувство юмора.

Глеб дотянулся до ближайшего ящика, откинул крышку. Ящик был доверху набит аккуратными холщовыми мешочками. Один мешочек был надрезан – надрез сделал Потапчук две минуты назад. Глеб засунул в прореху потный указательный палец, вынул и посмотрел на свет. Палец неброско посверкивал мелкими золотыми искрами.

– Хищение государственного имущества, – констатировал Потапчук.

– Вы его сначала оприходуйте, – ответил Глеб и небрежно стряхнул на землю приставшие к влажной коже крупинки золотого песка. – А лучше расскажите, что это за чудесное появление. Вы сегодня прямо как Бог из машины – спустились с неба и одним махом разрешили все проблемы. А то меня тут как раз собирались тиграм скормить. Потапчук обвел взглядом окрестности зимовья и гадливо поморщился.

– Завтра же пришлю сюда похоронную команду на вертолете, – сказал он. – А зимовье это надо спалить к чертовой матери… Операция «Песок», – сказал он, резко меняя тему. – Занимались ею ребята из соседнего отдела. Какой-то деятель осторожно подыскивал через Интернет покупателя на крупную партию самородного золота и золотого песка. Действовал аккуратно, и засечь его мы никак не могли, а переговоры у него, сам понимаешь, потихоньку продвигались. И так вышло, что эта информация попалась мне на глаза как раз тогда, когда я сидел и пытался понять, куда я тебя послал и во что втравил. Ну, тут меня и стукнуло… Установили мы за Корнеевым наблюдение, и почти сразу стало ясно, что это он. А когда я просмотрел личное дело твоей Горобец, то мигом сообразил, чем все это должно закончиться. Недаром же он передо мной своей любовницей хвастался – какая она у него исключительная… Я даже понял, для чего ты ему понадобился. Во-первых, чтобы с зазнобой его по дороге чего не случилось, а во-вторых, для прикрытия: дескать, в составе экспедиции был сотрудник ФСБ, вот и генерал Потапчук подтвердит, так что намерения наши были чисты и, почему вторая подряд экспедиция из тех мест не вернулась, мы знать не знаем… Паспорт на чужое имя для этой Горобец у него с собой был, в чемодане, и бутылка шампанского тоже. И ампула с ядом, представь…

– Ну, так ведь и она вас с пистолетом в руке не просто так встречала, – заметил Глеб. – Она его для Корнеева приготовила.

– Любовь-морковь, – вздохнул старлей Валера и, громыхая автоматом, полез в вертолет.

– А золото откуда? – спросил Глеб. – Судя по ямам вокруг избы, оно лежало в земле, упакованное и готовое к транспортировке…

– А золото с Каменного ручья, – ответил Федор Филиппович. – Вернее, с его притока, который берет начало где-то тут, рядышком… Лет восемь или десять назад здесь работала артель каких-то пришлых старателей – зарабатывали себе начальный капитал для большого бизнеса. Ручеек, как видишь, оказался настоящим Клондайком, и золота они намыли за несколько лет столько, сколько не каждому промышленному прииску по силам. Так вот, одним из этих старателей был Андрей Горобец. Никто толком не знает, что у них тут вышло, почему никто, кроме Горобца, из тайги не вернулся. Ну, догадаться, что да как, я думаю, несложно. Да и неважно это теперь… Главное, что золото пропало и отыскать его в одиночку Горобец не сумел. Знал, догадывался, что зарыто оно где-то здесь, – видно, начальник артели постарался, принял меры предосторожности как раз на такой случай… Словом, вернулся наш Горобец из тайги несолоно хлебавши. Бизнесмена из него не получилось, вернулся в науку, прибился к Фонду, познакомился с приятной женщиной, женился и однажды рассказал ей про золото. Он – ей, а она, сам понимаешь, Корнееву… Набрали добровольцев из сотрудников Фонда, посулили каждому справедливую долю… Наверное, поиски затянулись, пришлось зимовать. Ну, а дальше… Думаю, сначала Горобец и Возчиков были заодно, а потом Андрей Николаевич неосторожно повернулся к подельнику спиной и даже не успел об этом пожалеть. В общем, как в «Фаусте»: люди гибнут за металл.

– Я разочарован, – сказал Глеб. – Такая таинственная, почти готическая история, а на поверку – сплошная глупость пополам с жадностью.

– Как обычно, – сказал генерал Потапчук и положил в рот леденец из жестяной коробочки, которую давно вертел в руках.

– Как обычно, – согласился Глеб. Он загасил окурок о колесо вертолета, бросил его на землю и втоптал поглубже каблуком. – Скучная у нас с вами работа, товарищ генерал.

…Когда вертолет поднялся над верхушками деревьев и впереди полированной сталью блеснула стоячая вода болота, Глеб устало откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза и прислушался к своим ощущениям. В течение нескольких минут он анализировал то, что творилось у него внутри, а потом успокоился: кажется, обитавший в здешних местах голодный демон, дух тигра-людоеда, так и остался неприкаянно бродить вокруг обреченного, насквозь пропахшего смертью зимовья. Тогда Сиверов сложил на груди руки, уселся поудобнее и, не открывая глаз, стал думать о том, как встретится с Ириной.