Текст книги "Русская сталь"

ГЛАВА 38

Судно оказалось больше, чем ожидал Сиверов, – с грязными бортами, облезлой краской на поручнях и обезображенной ржавчиной кормой. Но запах от корабля исходил божественный. Глеб почуял его, как только высунул голову из воды под самой носовой частью, где никто не смог бы разглядеть пловца.

Он сделал короткую паузу, прислушиваясь. В темную воду полетел окурок, огонек погас с коротким шипением. Послышалось несколько слов на языке, который Глеб не смог опознать. На Кавказе в ходу сотни языков и диалектов – сам черт ногу сломит.

Через несколько минут, оказавшись на палубе, он понял сразу и причину чудесного аромата и национальность говорившего. Вся палуба была загромождена кучами оранжевых шаров в морщинистой кожуре, размером побольше мандарина, но поменьше апельсина.

Время для сбора цитрусовых в Абхазии вроде бы еще не приспело, но Сиверов как-то слышал краем уха, что выведен новый гибридный скороспеющий сорт. Торговля цитрусовыми – главная и единственная статья доходов непризнанной республики. Простой народ тянет полные мешки и тележки к российской границе. Кораблями фрукты возят более серьезные люди. Судя по осадке судна, трюм забит под завязку, здесь, наверху, излишки.

Свободных проходов практически не осталось. Да и непросто было их организовать, если товар – это десятки тысяч шаров, которые перекатываются туда-сюда при малейшем толчке или крене. Единственное, что удосужились сделать, – прислонили к поручням широкие доски, чтобы мандарины не посыпались за борт.

Скинув ласты, чтобы не мешали двигаться, Сиверов прицепил их к поясу. С его черного, плотно прилегающего гидрокостюма ручьями стекала вода. Наблюдательный глаз мог бы заподозрить неладное, увидев мокрые следы. Но прятаться и тянуть резину Глеб не собирался.

«Особо не побегаешь», – отметил он про себя, чувствуя, как оранжевые кожистые шары проминаются и перекатываются под ногами.

Из ближайшего помещения послышались женские стоны. В первый момент Глеб напрягся, в следующий они показались слегка преувеличенными и театральными.

Ожидания подтвердились, когда он заглянул внутрь: несколько небритых смуглых мужиков смотрели по видаку порнуху. Двое из зрителей о чем-то активно заспорили и даже решили с общего согласия перемотать кассету назад ради уточнения истины. «Мне бы ваши заботы», – подумал Сиверов, следуя дальше.

Дверь в следующую каюту была заперта, окно на палубу занавешено. Налепив по диагонали полоску «скотча», Глеб приставил к самому краю стекла острие ножа и сильно надавил. Стекло треснуло почти бесшумно по ровной диагональной линии. Отогнув уплотняющую края резину, Глеб услышал гул вентилятора на компьютерном системном блоке.

Дальше медлить не имело смысла – легкий морской бриз уже качнул плотные занавески, запах воды и фруктов хлынул внутрь ничем не стесненным потоком. Даже поглощенные делами люди должны были забеспокоиться.

Резко разведя занавески, Глеб с легкостью запрыгнул внутрь. Двое дернулись, как от удара током. Один успел-таки издать короткий вопль, прежде чем получил удар в висок рукояткой ножа. Второй, белобрысый, залез под стол с компьютером и большим плоским монитором.

– Где старший? – быстро спросил Глеб.

Белобрысый таращился на него, как на жуткое привидение, хотя наверняка должен был видеть на экране монитора фигуру в черном гидрокостюме. Страх парализовал лицевые мышцы, он пытался шевелить губами, но не мог издать ни звука.

Такой временный паралич снимается еще большим страхом. Глеб повторил свой вопрос, оттянув острием ножа нижнее веко белобрысого. Приоткрылось почти все глазное яблоко с тонкими ниточками сосудов-капилляров. Беззвучное шевеление губами сменилось торопливым сбивчивым шепотом.

В таком состоянии человек непроизвольно переходит на родную речь. В отличие от кавказского диалекта любителей порнухи, польский язык Глеб худо-бедно понимал. Как-никак славяне, хоть и западные. «Интернационал, мать вашу», – промелькнуло в голове.

Белобрысый спешил объяснить, что старший последний раз заглядывал к ним около получаса назад и с тех пор больше не показывался. В напряженных обстоятельствах Сиверов никогда не забывал отслеживать течение времени. Примерно полчаса пролетело с тех пор, как его подводная схватка с «инспектором» перешла в решающую фазу.

Старший, судя по всему, не стал дожидаться развязки событий. Прячется на судне? Или тихо отплыл на резиновом ботике, вроде того, которым пользовалась съемочная группа?

Сиверов собирался задать белобрысому еще пару вопросов, но тут с палубы послышались тревожный гортанный крик и щелчок затвора. Кто-то из абхазцев вышел проветриться, вспотев от просмотра на видео особенно волнующих сцен, и заметил пустую раму без стекла.

Оружие имелось и у тех, кто дежурил за экраном в каюте. Глеб уже забрал себе оба пистолета, привычным жестом проверив обоймы. Он готов был охладить пыл горцев, не первый раз пустившихся в выгодное плавание. Обычные контрабандисты: беспошлинно сбывают товар и понятия не имеют о поисках на «Лазареве».

И тем не менее сразу договориться по-хорошему вряд ли удастся. Такие личности на дух не переносят «несанкционированного доступа» в сферу своих владений.

Прежде чем покинуть каюту, Глеб перерезал ножом компьютерные кабели и забрал себе оба мобильника дежурных наблюдателей. Потом перебросил тело через проем ногами вперед, свалил человека с автоматом, уже подобравшегося вплотную к окну.

Тут же с двух сторон грохнули очереди. Пули разрывали в клочья плоды с вершин оранжевых куч, которые достигали местами человеческого роста. «Надо вам это?» – поморщился Сиверов, пригибая голову. Он уже не раз сталкивался с дуростью людей, слишком резво хватающихся за оружие.

Даже не оборачиваясь назад, завел за голову обе руки с пистолетами и выстрелил, ориентируясь по недавнему треску. Что-то тяжелое шмякнулось вниз, в густой до одурения цитрусовый аромат вплелся новый запах – запах крови. Несколько ярко-красных брызг долетели к ногам Сиверова, но тут же потускнели, разбавленные мандариновым соком.

Не вовремя сыграл из кармана свои позывные один из чужих мобильников, потом другой. Сиверов пока не имел свободных рук, чтобы ответить на вызов. Продвигаясь в сторону кормы, он разгонял всех с дороги, ведя огонь с обеих рук. Патронов не жалел, как будто имел в запасе несколько полных обойм. Важно добиться желаемого впечатления, а недостаток боеприпасов можно восполнить, «позаимствовав» еще один заряженный ствол.

Мобильники умолкли. Кому нужно, перезвонит еще раз. Мочить на убой Глеб больше не стремился, ему важно было продемонстрировать квалификацию, чтобы остудить пыл кавказцев. Одному из команды он отстрелил ухо, другому раздробил пальцы правой руки, сжимающие рукоять короткоствольного автомата. Когда на две «пушки» остался всего один патрон, сыны солнечной Абхазии уже созрели для правильных выводов.

– Эй ты, сдавайся!

Предложение было сделано громким, но чересчур уж неуверенным голосом. Скорее походило на призыв к мирным переговорам. Выстрелы затихли, в наступившей тишине Глеб получил возможность поинтересоваться:

– Куда рулите, уважаемые? Работать надо по профилю: фрукты-овощи, значит, фрукты-овощи.

Абхазцы уже разобрались, что разборка с незнакомцем в гидрокостюме обойдется им слишком дорого. Они не хотели класть жизни ради чужих интересов и предложили незваному гостю по-хорошему покинуть корабль.

– Ты нас не знаешь, мы тебя не знаем.

– Не так скоро, – ответил Сиверов. – Но если все пойдет как надо, я у вас долго не задержусь.

Он потребовал разговора тет-а-тет с главой контрабандистов. В ходе короткого контакта через стенку подозрения подтвердились. У абхазцев просто арендовали пару кают, зная, что ни морские таможенники, ни пограничники сюда не сунутся, – в ходе регулярных рейсов кавказцы нашли способы их задобрить. Если даже датчики на «Лазареве» обнаружатся, кто будет искать «станцию слежения» на ржавом судне, под завязку забитом мандаринами нового сорта?

Горбоносому абхазцу очень не понравилось, что его подставили под крупные неприятности. Заходясь в кашле от злости, он коротко описал человека с узкой полоской волос вместо бороды. Не преминул негодующе отозваться о такой моде:

– Мужчина не должен такую носить. Или брейся, или носи нормальную.

Сиверов вспомнил одинаковые бороды команды, напоминающие щетину двухнедельной давности.

– Что еще о нем знаешь?

– Приехал на моторке, уехал на моторке. Хороший движок, тихо работает.

– Давно уехал?

– Слушай, не надо так разговаривать. Так спрашиваешь, как будто ты здесь хозяин.

– Что ты, дорогой. Чисто как брата спрашиваю: давно уехал или нет?

Успокоив свою гордость, абхазец назвал примерно то же время, что и белобрысый славянин. Значит, старший в самом деле поспешил, чутье сработало. Даже не попытался организовать западню на судне – не верил, что удастся? Если не забрал с собой подручных, значит, ничего важного из них не выжмешь. Но прощупать для порядка надо.

– Я еще перекинусь с ними парой слов, – Глеб кивнул в сторону каюты, где плоский монитор совсем еще недавно поочередно отображал «картинки"с датчиков.

– Вообще-то они здесь гости.

– Чего же ты брал с них деньги за постой? Нехорошо, брат, нарушать обычай гостеприимства. Не волнуйся, ничего плохого я им больше не сделаю, даже грозить не стану.

Им и в самом деле не было нужды грозить: белобрысый поляк и его едва очухавшийся напарник и так были напуганы дальше некуда.

Интересного они поведали мало. Обоих наняли на работу, ничего не объяснив по сути дела. Правда, предупредили, что она потребует внимательности и может оказаться не совсем безопасной. Обладатель бородки-эспаньолки прибыл в Севастополь совсем недавно, и сразу все закрутилось гораздо шустрей. Где он остановился – неизвестно. Не оставил ни координат, ни номера телефона. Если нужно, звонит сам.

Тут вдруг один из конфискованных мобильников снова подал признаки жизни. Старший? Легок на помине? Долго не раздумывая, Глеб протянул трубку белобрысому, сопроводив свое движение выразительным взглядом. Тот принял собственный мобильник с явной неохотой.

– Почему не отвечаете? Что у вас происходит? – спросил голос по-английски.

– Все о'кей, – для большего правдоподобия интонаций белобрысый исхитрился изобразить на лице кривую улыбку.

Но его старания, вне зависимости от их искренности, привели к обратному результату.

– Он там, рядом? – поинтересовался голос в трубке.

– Кто? – фальшиво изобразил недоумение белобрысый.

Но Сиверов, уже забрал мобильник, понимая бесполезность продолжения игры. Наивно надеяться провести этого типа и заполучить сюда.

– Я слушаю.

– Неплохо придумано с дубликатом, – звонивший перешел на приличный русский язык. – Чем долго искать, лучше принести с собой.

– А я оценил ваши датчики двойного назначения.

– Жаль, вы меня не дождались, – продолжил он вполне миролюбиво. – Если люди оценили друг друга, они в состоянии договориться.

– Мы с вами? Вряд ли. Я прекрасно понимаю, где в России можно получить квалификацию вроде вашей. И в каком стиле договариваются выпускники этого «университета».

– Не знаю, как вы, а я давно уже блюду собственные интересы.

– В жизни всегда приходится балансировать между верой и неверием. Доверять чужим словам было бы непростительной наивностью. Считать их ложью от первого до последнего – это уже паранойя. Реальность где-то посредине. «Он в самом деле неглуп», – отметил про себя Сиверов.

– Ну, а практический вывод?

– Думаю, встретимся, и очень скоро. Но встреча должна созреть. В русском языке много чудесных выражений; это – одно из моих любимых. Кстати, попробуйте там мандарины – чудесный сорт.

ГЛАВА 39

Температура воды на глубине пятидесяти метров почти не зависела от времени года и стабильно колебалась между четырьмя и шестью градусами. Ледяные пальцы смерти сначала добрались до каждой клеточки Пеликановой кожи. Потом медленно, не производя разрывов, проникли сквозь нее внутрь, нащупали печень и почки, желудок и мочевой пузырь.

Прикованный к трубе Пеликан не собирался сдаваться, остервенело дергал рукой с «браслетом». В толще воды он мог принять любое положение, как космонавт в невесомости. Повиснув под самым потолком, он уперся ногами в стену и стал расшатывать трубу обеими руками.

Слишком большой диаметр, голыми руками не согнуть. Тогда Пеликан стал молотить ногой в переборку между внутренними помещениями – ту самую, куда входила труба. Переборка оказалась достаточно тонкой и к тому же основательно заржавела за годы пребывания под водой. За несколько минут пленнику удалось сорвать клепку в верхнем углу и погнуть листовой материал настолько, чтобы пролезть в соседний отсек. Наручники не стесняли свободы в этом направлении – достаточно было потянуть за цепочку, и браслет легко сдвинулся по трубе.

Стало намного темней. Во-первых, отсветы наружных огоньков сюда не доходили, во-вторых, здесь скопилось гораздо больше мутного ила. Вдруг Пеликан затылком почувствовал движение сзади. Резко оглянулся: что-то большое и темное медленно приближалось к нему.

Пеликан ждал глубоководного хищника вроде акулы. Он согласился бы, чтобы здесь появилась рыба с мощными зубами, способная перекусить человеческую кость. Пусть бы тварь отгрызла прикованную кисть, а он бы нашел потом способ с ней разделаться. Кровотечение тоже не страшно – освободившись, он бы сумел его остановить.

Натолкнувшись на препятствие, темное и мягкое «нечто» стало медленно отдаляться. Свободной рукой Пеликан ухватился за неизвестный предмет, подтянул к себе, одновременно разворачивая. И отшатнулся, разглядев одутловатое лицо мужчины с приоткрытым ртом. Глядя прямо в глаза Пеликану, утопленник будто намеревался сообщить что-то важное.

Выругавшись, киллер разжал пальцы. Даже не удивился сохранности тела – его сейчас заботило только собственное освобождение и все феномены природы интересовали только с точки зрения полезности.

Ударами ног он пробил и согнул еще одну перегородку. Потом нашел огнетушитель старого образца – большой и достаточно тяжелый – и стал молотить с его помощью. Конечно, на суше удары получались бы эффективнее. Здесь же большая часть сил тратилась на преодоление сопротивления воды.

Сердце Пеликана колотилось. Он дышал, как бегун после пробега, и стремительно «сжирал» смесь в баллонах. План был простой: добраться до конца трубы. Если она разветвляется или вварена в большую емкость, тогда остается самому кусать и грызть собственную руку. Но если толстая труба переходит в тонкую, шансы есть.

Следующая перегородка оказалась гораздо прочнее предыдущих. Пеликан совершенно обессилел, прежде чем проник в очередное помещение. Но здесь его ждала удача. Труба заканчивалась фланцевым креплением – то ли в момент столкновения с сухогрузом, то ли при ударе о дно резьба болтов сорвалась, и конец торчал свободным.

Пеликан стал бить по фланцу огнетушителем. Потом подобрал какой-то другой тяжелый предмет, даже не разобрав его назначения. Сварной шов ржавчина не тронула, не было никакой надежды, что он треснет от ударов. Пеликан старался согнуть выступающие края фланца и продеть через кольцо наручника свободную оконечность трубы.

Мышцы икр от холода уже несколько раз прихватывали спазмы – ноги уже не участвовали в работе. Пеликан делал паузу, массировал икры закоченевшими пальцами и снова молотил по фланцу, представляя его головой противника. Потом спазмы прекратились, ноги ниже колен онемели и потеряли чувствительность.

***

Люди из дайв-клубов вдоль побережья не смогли засечь сиверовского заплыва. Отправляясь под воду с крестом-дубликатом из пластика, Глеб порекомендовал «хозяевам» полуострова поручить миссию наблюдения своим людям и даже указал конкретные точки на трех возвышенных местах. Просил ничего не предпринимать на берегу, только зафиксировать приметы людей и номера машин. Потом на трассе за машинами можно проследить.

Увидев крест в руках Сиверова, враги должны были послать людей на берег, на перехват. Так оно и случилось. Только вот люди эти прибыли на трех такси, о чем и сообщили Глебу Картавый с Али.

– Отобрали тачки у водил. Обещали утром вернуть и пригрозили, чтоб не вздумали сообщать в милицию. Водилы приняли их за местных крутых. Нашим ребятам пару раз приходилось такое делать по необходимости. Короче, таксисты не стали поднимать шума, а мы…

– А у вас не вышло проследить.

– Тачки слишком быстро бросили. Они еще ночью отыскались на трассе. В одинаковом виде – с распахнутыми дверцами и ключом в замке зажигания.

…Под утро Глеб снова взялся перечитывать последние лаврухинские письма. Ничего нового, ровным счетом ничего. Неужели удивительное стечение обстоятельств, которое свело его с Алисой в аэропорту, не принесет никакого сдвига? Хотя чаще всего так оно и бывает. Длинные цепочки случайностей заканчиваются либо плохо, либо вообще никак.

«…Не все в жизни меняется к худшему. Гора ведь осталось такой же, ее невозможно ни перекрасить, ни взорвать, ни осквернить», – вспомнил он фразу из письма.

Вскочив вдруг на ноги, Глеб сбежал по лестнице вниз. Ему требовалась срочная консультация. Он поспешил в пивной бар, где бокалы здесь не пахли рыбой, под столами не валялась чешуя. Он не стал слушать, как водитель описывает ночные невзгоды таксистов, о которых уже судачили по городу, прибавляя кучу небылиц.

Глебу важно было застать на месте краснолицего человека с мощным загривком. Он сунул водителю еще гривен, чтобы тот проехал на запрещающий знак, остановил возле самого входа в бар.

Вадимыч восседал на своем обычном месте под обширным навесом в углу. Как и при первой встрече, на нем не было другой одежды, кроме шорт и шлепанцев. Пожимая руку, Сиверов сразу задал вопрос – Глеб вез его с собой, как везут приготовленную дома еду, торопясь, чтоб, она не остыла в дороге.

– Что наверняка не менялось на «Лазареве» за все время?

Ему и раньше приходили в голову мысли о ремонте, который мог сыграть для креста роковую роль. Теперь он не сомневался: об этом же подумал и Лаврухин. Влюбленный в морской флот, он должен был знать, что самое надежное на германских судах крупного водоизмещения.

– Пива будешь? – флегматично осведомился Вадимыч. – Свежее, только закачали.

– Я в таком состоянии, когда собеседника хватают за грудки и трясут. Тебя обещаю трясти со всем уважением.

– Нет уж, обойдемся. Я не в той кондиции, пиво из ушей потечет. Значит, тебя интересует… Так, момент… дай собраться с мыслями…

Сиверов уже однажды приводил Вадимыча в чувство, но сейчас хозяин пивной выглядел получше.

– Вообще, много чего не менялось. Немецкие верфи работали на совесть.

– Задам вопрос по-другому. Что там было самым лучшим и надежным? Куда нос в любом случае не собирались совать?

– К примеру, штурвал. Менять штурвал вообще не принято, дурной знак. Правда, «Лазарева» старый штурвал не уберег… Вообще, все рулевое управление – от штурвала до самого руля под кормой. Оно у фрицев всегда было сильной стороной.

***

В Севастополе развелось много бродячих собак. Так всегда происходит, когда повседневная жизнь людей становится тяжелой. Не хватает пенсии, не хватает зарплаты. Породистых собак бросают на произвол судьбы, дворовых шавок перестают подкармливать.

Рано утром крупная пятнистая сука – помесь дога с дворнягой – выбралась на пляж в поисках объедков, часто оставляемых людьми. Сезон купания уже заканчивался. Для местных вода стала холодновата, и только припозднившиеся с приездом туристы еще барахтались возле берега.

Здесь пляж считался не самым лучшим – слишком каменистым. Сука ничего не нашла. Она была беременной и чувствовала слабость. Сейчас, как никогда раньше, ей важно было наесться вдоволь. Хотя бы один раз, а потом можно неделю голодать.

Втянув ноздрями воздух, она учуяла человеческий дух. Повернула морду и заметила мужчину в чахлых кустах. Он почему-то разлегся не на солнце, как обычно делают это люди. Ничем съедобным от него не пахло, но собака все-таки решила приблизиться – в последнее время у людей появилось много еды, начисто лишенной запаха.

Протрусив полтора десятка метров, она заинтересованно вытянула морду. Лежащий человек приоткрыл один глаз и тяжело сглотнул, отчего крупный кадык сдвинулся вверх-вниз. Потом он с трудом приподнял голову, упираясь руками в землю, потом приподнял грудь. И вдруг он впился зубами в шею беспородной суке.

Она задергалась, пытаясь высвободиться. Но была настолько ошарашена поведением человека, что потеряла всякую волю к сопротивлению. Человеческий образ, впечатанный в собачий мозг тысячами и тысячами поколений, вдруг перевернулся, и она не смогла с этим справиться.

Зубы незнакомца были не такими крупными и острыми, как у собак, с которыми ей приходилось драться за пищу. Его челюсти были слабее собачьих. Но ненасытная его жадность многократно превосходила жадность любого другого существа. Он терзал собачью шею, вгрызаясь все глубже, пока сука не испустила дух.

Пеликан выпил всю кровь без остатка. Своим затуманенным, съежившимся умом он никогда бы не догадался о таком лекарстве. Ни один врач не выписал бы такой рецепт для человека, который выбрался с того света, пережив за час с небольшим смертельное переохлаждение, потом недостаток кислорода и под конец суровую декомпрессию.

Даже одного из этих факторов хватило бы, чтоб загнать в гроб обычного дайвера. Но есть, видимо, доля правды в древнем поверье: часть жизненной силы убитого перетекает к убийце. Племя киллеров – одно из самых живучих на свете. Чем больше народу человек грохнул своими руками, тем труднее лишить жизни его самого.

Кости Пеликана размягчились в воде, мышцы отказывались сокращаться. Одни только челюсти способны еще были сжиматься и разжиматься. Этими челюстями он выволок свое тело из моря, как выволакивают мокрую тряпку. Этими челюстями он загрыз беременную суку и напился ее горячей крови…

Собачья кровь подняла его на ноги и привела в нанятую квартиру. Очнувшись, он увидел над собой удивленное лицо с тонкой вертикальной полоской волос посреди гладко выбритого подбородка.

– Мои поздравления. Если ты выжил этой ночью, значит, долго будешь жить!

– Можешь привести сюда двух девок помоложе? – после долгого молчания с трудом выговорил Пеликан.

– Когда, сейчас? – тонкие брови Мушкетера сдвинулись вверх. – Желание пробудилось?

– Можешь или нет?

Действие собачьей крови медленно прекращалось. Пеликан терял контакт с собственным телом, переставал его чувствовать. Ему нужно было срочно согреться. От одной мысли о горячей ванне становилось еще хуже. Нет, соприкасаться с водой он сейчас не в состоянии. До сауны еще нужно добраться, а он не может даже пальцем шевельнуть и не желает, чтобы его носили, как парализованного.

Пусть достанут молодых девок, пусть они разденутся догола и просто полежат рядом, прижимаясь к нему с двух сторон.