Текст книги "Формула смерти"

Сергей Борисович ногой подвинул к себе трубку телефона, взял ее в правую руку и дрожащим пальцем набрал номер.

«Только бы он оказался на месте!» – полковник прижал трубку к уху. Один, два, три. пятый гудок.

– Слушаю, – прозвучал голос Потапчука.

– Здравствуйте, Федор Филиппович, это полковник Комов вас беспокоит.

– Сергей Борисович? Добрый день, – словно немного сомневался, правильно ли припомнил имя и отчество полковника, произнес Потапчук.

– Федор Филиппович, мне с вами необходимо срочно встретиться, – удрученно сказал Комов.

– Срочно? – переспросил генерал Потапчук.

– Да, очень важное дело.

– Что ж, давайте.

– Можно прямо сейчас?

– Погодите секунду, полковник, вы где?

– Я на даче и выехать не могу.

– Что-то случилось?

– Да.

– Что ж, называйте адрес.

Сбивчиво Сергей Борисович Комов смог объяснить генералу Потапчуку адрес и то, как лучше всего добраться до дачи.

– Вы в самом деле не можете приехать в город?

– Нет, не могу, – сказал полковник.

– Что ж, ждите, через час с небольшим буду.

– Спасибо, – на душе у полковника Комова стало немного легче, он, как всякий человек, попавший в безвыходную ситуацию, готов был ухватиться даже за лезвие бритвы.

Сергей Борисович посмотрел на ручные часы, пошевелил в камине горящие поленья и допил водку прямо из горлышка.

«Скорее! Скорее приезжай, генерал, ты мне очень нужен! Нужен!»

Пистолет с черным глушителем лежал возле блокнота. И полковник вдруг подумал:

«А что, если никого не напрягать, никого не отягощать своими проблемами, взять пистолет, сунуть ствол в рот и нажать на спусковой крючок? Выстрел поставит жирную точку, и с мертвого никакого спроса не будет. Один-единственный выстрел, и все станет на свои места. Меня никто не сможет шантажировать. Разве можно шантажировать мертвеца? Конечно же нет! Мертвые не умеют разговаривать, мертвого невозможно судить. Один выстрел.» – полковник Комов ногой подвинул к себе пистолет, отвинтил глушитель, сунул ствол в рот.

И ему тотчас стало плохо, он чуть не потерял сознание.

– Господи, что это я? – придя в себя, произнес Сергей Борисович.

Его начало тошнить, и он, добежав до умывальника, повис над ним, его вырвало. Позывы рвоты набегали один за другим, как волны на берег.

– Нет, к черту самоубийство! Я не из того теста, я как-никак офицер ФСБ, а не проворовавшийся бухгалтер. Я кадровый разведчик, не дело мне совать пистолет в рот. Я должен дождаться генерала. – Комов нашел в столе пакет сока и, срезав угол, принялся пить. – Ну вот, теперь лучше, – он поставил наполовину отпитый пакет на стол, – надо дождаться Потапчука, он человек умный – пожалуй, один из самых понятливых в нашем управлении. Он наверняка даст совет, выведет меня из потемок на дорогу.

Зазвенел телефон, лежащий у кресла. Комов подошел к нему, наклонился, взял, прижал к уху.

– Сереженька, это я, – услышал Комов голос жены.

– Ну и что? А это я.

– Ты где, дорогой?

– Я на даче. Вы сюда не приезжайте.

– Я и не собиралась. С тобой все в порядке?

– Я в полном порядке. Я занят, у меня работа.

– Когда будешь дома?

– Не знаю, – резко сказал Комов и отключил телефон. – Черт бы их подрал, эти мобильные телефоны! В туалет пойдешь, и там найдут!

У него появилось желание бросить трубку телефона в камин, но он не стал этого делать: может быть, еще понадобится. А вот пистолет с глушителем и обойму он спрятал на шкафчик под старые пожелтевшие газеты.

«Пусть лежит на шкафу и не попадается на глаза, а то, чего доброго, я сорвусь и пущу себе пулю в лоб».

Он опять опустился в кресло, протянул к камину ладони, кожей ощущая жар углей.

Согревшись, уняв дрожь в пальцах, он тщательно вымылся, причесался, привел себя в порядок. Странное дело, но на брюках не оказалось ни единого пятнышка крови, они были хоть и помятые, но чистые.

«Скорее бы! Скорее бы приехал генерал!» – поглядывая на часы, думал Комов, сосредоточившись лишь на этой мысли.

Так бывает в тяжелые минуты. В голове, как гвоздь в деревянной стене, застревает одна-единственная мысль, и избавиться от нее никакими способами невозможно.

* * *

Звонок полковника Комова застал Потапчука в рабочем кабинете. Повесив трубку, генерал просмотрел расписание рабочего дня. До двенадцати часов никаких совещаний, и Потапчук, с облегчением вздохнув, вызвал машину. Согласие он дал, еще не зная, придется ли ради беседы с Комовым отменять другие встречи. Федор Филиппович спустился к машине с ненавистным ему новым портфелем в правой руке. К старому он привык, но тот обносился до такой степени, что с ним стало неприлично появляться на людях.

Управление уже ожило. Сновали по коридорам подчиненные генерала, все с Потапчуком приветливо здоровались, желали доброго дня.

«Искренне желают, – расчувствовался Потапчук, – меня тяжело обмануть в искренности чувств. Другой мерзавец и улыбочку скроит, и в полупоклоне согнется, и слова ласковые подберет, но взгляд его выдаст. Мои же люди могут буркнуть неразборчиво «добрый день», но глаза их при этом светятся уважением».

Генерал отвечал сослуживцам взаимностью. Не ленился пожать капитанам да майорам руки.

Федор Филиппович устроился на заднем сиденье машины. Водитель, обернувшись, весело и совсем не подобострастно глянул на своего начальника: «Куда, уважаемый Федор Филиппович?»

Генерал объяснил, куда они едут. Водитель понимающе кивнул: где находится дачный поселок, он знал. Генерала Потапчука, видавшего в жизни всякое, трудно было удивить, но он неизменно поражался способности водителей такси и своего личного шофера Василия ориентироваться в Москве и Подмосковье.

«Как птицы перелетные, без карт, без компаса, на одной интуиции до Африки доберутся».

Сам генерал подобным, на его взгляд, удивительным свойством не отличался. Выбираясь по грибы в Подмосковье, мог заблудиться в трех соснах. Черная «Волга», идеально вымытая, ухоженная, сверкающая, покачивая антеннами спецсвязи, не спеша выехала за ворота. Часовой отдал честь, водитель улыбнулся в ответ, генерал видел его лицо отраженным в зеркальце заднего вида. Автомобиль выкатился на шумную улицу.

– Мы спешим, Федор Филиппович? – не оборачиваясь, задал вопрос водитель.

– Не больше обычного. Все дела у нас неотложные. Но ты не гони, Василий, правила существуют и для нас.

– Знаю, с мигалками только крутые да политики ездят, – со снисходительной улыбкой, адресованной сильным мира сего, ответил водитель.

Стрелка спидометра поползла вправо. Генерал знал, что бы он ни говорил своему водителю, тот на дороге действует по собственному усмотрению, и никакие замечания, а тем более подсказки генерала на него не подействуют.

«Я и сам не люблю, когда ко мне с советами лезут».

Потапчук откинулся на спинку, полуприкрыл глаза. Портфель он держал на коленях, поглаживал рифленую кожу, разминал ее. Портфель генерала был почти пустым, в нем на дне лежала записная книжка, две авторучки и футляр с очками.

«Полковник Комов, – мысленно подумал Потапчук, фамилия ему не нравилась чисто по звучанию. – Это ерунда. По пустякам человек не станет заставлять меня мчаться на дачу. Фамилия тут ни при чем. Комов исполнительный офицер, хороший служака. – Потапчук немного напряг память, вспоминая бумаги, которые показывал Глебу Сиверову, связанные с секретными разработками нового оружия. Вспомнил, что в них среди сотрудников Смоленского пару раз мелькала фамилия Комов. – Какого черта я ему понадобился?»

Углубившись в размышления, генерал даже не заметил, как черная «Волга» съехала с трассы на неширокую асфальтированную дорогу, ведущую к дачному поселку.

– У тебя сигареты есть? – спросил генерал, обращаясь к водителю.

– Федор Филиппович, у водителя всегда есть сигареты и стакан – дорожный набор.

Генерал улыбнулся. Василий протянул ему пачку сигарет и зажигалку. Генерал закурил. Это была первая сигарета за день.

Въезд в дачный поселок оказался закрыт. Водитель трижды коротко просигналил, но сторож не появлялся, лишь огромный лохматый пес неопределенного окраса сидел у будки, беззлобно поглядывая на машину. На правом ухе пса красовался сухой до желтизны репейник.

– Ну и где же его хозяин водку хлещет? – спросил у водителя генерал.

Водитель пожал плечами.

– Что, мы его ждать будем, что ли? – водитель вышел из машины, осмотрел замок.

Оказалось, тот висит для проформы, створки ворот обмотаны цепью. Василий легко открыл ворота, сел в машину.

Тут же появился пьяный сторож.

– Куда? – задал он вопрос, разведя руки в стороны, загораживая дорогу.

Пес тотчас подбежал к хозяину и несколько раз тявкнул.

– Ну вот, видишь, закрыто – входи, не хочу, открыто – не пускают.

– Мы к Сергею Борисовичу Комову, – опустив стекло, сказал Потапчук.

То ли его лицо, то ли официальный вид черной «Волги» с антеннами спецсвязи заставили пьяного сторожа сделать шаг в сторону, поклониться машине, словно в ней сидел барин, а он, сторож, являлся крепостным, и указать дорогу правой рукой.

– В такую рань, а уже пьян, – не без зависти пробурчал водитель.

– Вася, поехали, не задерживайся, – генерал взглянул на часы.

«Волга» подъехала к даче Комова. Сергей Борисович услышал шум двигателя, вскочил с кресла и вышел на крыльцо. Полковник был бледен, под глазами темнели круги, волосы, совсем недавно расчесанные, растрепались.

Генерал сказал водителю:

– Ты побудь в машине. Можешь немного походить, а я переговорю.

– Понял, Федор Филиппович, – закуривая, сказал водитель.

Генерал вышел из машины. Комов спустился с крыльца. Он был явно растерян и чем-то сильно удручен. По тому замешательству, которое читалось на лице Комова, Потапчук догадался: случилось что-то из ряда вон выходящее. Ведь всякий профессиональный чекист умеет скрывать свои чувства, и только что-нибудь исключительное может вывести его из себя.

Генерал первым потянул руку. Комов немного замешкался. Генерал коротко пожал слабую безвольную ладонь.

– Ну что скажешь, Сергей Борисович? Зачем звал?

– Пройдемте в дом, Федор Филиппович, здесь что-то очень холодно.

Мужчины прошли в дом. Водитель обошел черную «Волгу» кругом, постучал ногой по колесам, смахнул ладонью с ветрового стекла несколько капель и, глядя на мокрые деревья, небрежно выпустил струйку дыма.

– Хорошо тут, – он опять затянулся, глядя на голубоватый дымок, вьющийся над трубой дачи.

– Присядьте, Федор Филиппович, здесь вам будет тепло и удобно, – указывая на хозяйское кресло, предложил Комов.

Потапчук сел, поставил у ног портфель.

– Даже не знаю, Федор Филиппович, с чего начать. Я почему позвонил вам? Я уверен в вашей порядочности.

– Ладно, полковник, давайте без предисловий. В чем проблема? Что стряслось?

– С чего начать, товарищ генерал?

– Начните с начала, это самый простой способ. Кстати, водички у вас нет?

– Есть конечно же, – Комов налил генералу стакан воды. Когда он его передавал, Потапчук заметил, как сильно дрожит рука полковника.

«Что же с ним такое?» – подумал Потапчук, усаживаясь в кресло и протягивая ладони к пышущему жаром камину.

– Тяжело говорить, Федор Филиппович.

– Попробуйте, полковник. Разговор у нас неофициальный, так что можете говорить все, что считаете нужным. А если меня что-нибудь заинтересует, уж простите, буду задавать вопросы, если, конечно, вы не против.

– Нет, что вы, Федор Филиппович, можете спрашивать все.

Потапчук закурил вторую сигарету за сегодняшний день и, стараясь не быть навязчивым, рассмотрел полковника как следует. Тот весь сжался, как перед прыжком, по лицу прошла судорога, глаза увлажнились. Комов заговорил. Он начал издалека, с того момента, когда был учеником восьмого класса обыкновенной московской школы, рассказал о том, как его совратил учитель физкультуры Смехов. Он рассказывал о своем дальнейшем падении с подробностями, с отступлениями. Генерал внимательно слушал, поглядывая то на Комова, то на окурок, давным-давно сгоревший в его пальцах.

– Все ясно, – сказал Потапчук, швыряя окурок в камин, и взглянул на часы.

– Меня расстреляют, да? – наивно и по-детски задал вопрос полковник Комов.

Потапчук передернул плечами. За годы службы ему приходилось сталкиваться со многими ситуациями и удивительными жизненными коллизиями, но от полковника ФСБ он впервые слышал подобное.

– Запись полового акта с мальчишкой была сделана профессионально?

– Да, Федор Филиппович, насколько я могу судить.

– Жаль, что вы ее уничтожили.

– Я не мог жить, зная, что кассета находится где-то рядом.

– Да уж, – уклончиво ответил генерал.

– Что мне теперь делать?

– Я бы вам посоветовал поехать домой и никому пока о нашем разговоре не рассказывать. Пусть все останется как есть, мне еще надо кое-что обдумать. На службу не ходите, сидите дома, отдыхайте, с вашим руководством этот вопрос я решу.

– И что? – задал вопрос Комов.

– Я потом скажу, что делать. Но вам самому предпринимать пока ничего не стоит. Заказчика съемок надо вычислить, надо узнать, кто он, кто за ним стоит. Думаю, вам, полковник, это объяснять не надо. Чего от вас добиваются?

– Я не знаю этого, пока идет только моральное давление. Я связан со многими секретами.

– И не догадываетесь?

– Нет.

Комов так и не решился признаться в том, что через него хотели выйти на брата. Он не мог позволить себе втянуть его в свои грязные дела. Он уже не отдавал себе отчета в том, что делает. Страх, старый, затаившийся детский страх, снедал его мозг. По большому счету полковник сошел с ума.

«Хоть на неделю, на месяц оттянуть момент, когда Андрей узнает. За свои грехи мне отвечать, а он при чем?»

– Да, генерал. Спасибо, что приехали. Меня скоро арестуют?

– Скорее всего, да, – честно признался Потапчук. – Но не сегодня. У вас есть, полковник, возможность помочь нам.

– Я согласен.

– Вот и хорошо. Сейчас едем в Москву. Только камин не забудьте погасить.

– Ничего с ним не станет, – равнодушно махнул рукой Комов, – сам погаснет.

– Нет уж, лучше погасите.

– Как скажете.

Генерал вышел на улицу, жадно вдохнул влажный весенний воздух. Водитель дремал в машине, положив голову на баранку. По улице шел пьяный сторож, рядом с ним бежал огромный лохматый пес неопределенного окраса.

– В Москву, – сказал генерал, садясь на заднее сиденье, – и побыстрее, Василий.

– Понял, товарищ генерал.

* * *

Даже сквозь грохот музыки бармен услыхал, как звякнул колокольчик входной двери, тонко и пронзительно. Продолжая протирать бокалы, он вскинул голову и посмотрел, кого принесло. Дверь закрылась. В небольшом помещении бара стоял, оглядываясь по сторонам, мужчина в толстой кожанке.

«В машине приехал, – подумал бармен, – незнакомый тип».

Мужчина расстегнул куртку, осмотрелся, а затем неторопливо двинулся к стойке. Он забрался на высокий табурет, положил локти на пластик столешницы. Бармен отставил идеально чистый бокал.

– Шумно у вас, – произнес мужчина, глядя на бутылки за спиной бармена.

– Как всегда, – ответил тот с улыбкой.

– Слишком шумно, – повторил мужчина, поворачивая перстень на безымянном пальце левой руки.

– Слушаю вас.

– Сто граммов коньяку и кофе покрепче.

– Сейчас сделаем.

Бармен налил коньяк в бокал, именно в тот, который он только что тщательно вытер, поставил перед мужчиной и занялся приготовлением кофе.

Мужчина сидел и смотрел на коньяк, не прикасаясь к нему.

– Что-то не так? – поставив перед посетителем кофе, осведомился бармен.

– У меня или у вас – в баре?

– Дела посетителей меня не интересуют, пока они сами не начнут о них рассказывать.

– Все у вас так, как надо. Смотрю, где можно присесть с удобством.

– У стойки не нравится?

– Нравится, но не люблю сидеть на высоких стульях.

– Тогда рекомендую столик в углу, слева от двери, там уютнее всего.

Мужчина в кожанке, пахнущей дождем, повернул голову и, оценив предложенное место, удовлетворенно кивнул. Он положил на стойку деньги, жестом показав, что сдача его не интересует, и, прихватив бокал, направился к указанному столику. Он сел, отвернул горловину свитера.

«Странный товарищ, – подумал бармен, – когда-то я его видел. А может, это мне кажется».

До закрытия оставался час. В баре было не много людей, да и откуда им взяться в дождливый, холодный и ветреный день? Пару раз дождь сменялся снегом. Все явления природы и изменения погоды бармен наблюдал сквозь стекла широкого окна, в котором виднелись фонарь и дом напротив. В свете фонаря хорошо читался дождь, сменявшийся снегом. Бар находился неподалеку от Тверской, но в переулке, поэтому и собирались здесь, как правило, лишь завсегдатаи.

Мужчина сделал глоток коньяка, затем глоток кофе. Он положил на стол пачку сигарет «Ротманс» и зажигалку «Зиппо». Подвинул пепельницу, небрежно сунул сигарету в рот, задумался, вытащил ее, тщательно размял и лишь после этого прикурил.

Бармен потерял к посетителю всякий интерес. Ему хотелось поскорее закрыть бар и свалить домой в теплую тихую квартирку. Но работа есть работа, в баре оставались посетители. И хоть прибыли от них уже не дождешься, но и на улицу не выгонишь, пока не допьют законно купленное.

Мужчина сидел, глядя в окно, курил, изредка прикладывался к коньяку и кофе. Выкурил одну сигарету, затем вторую.

Дверной колокольчик опять звякнул, и в бар вошел широкоплечий мужчина. На лице поблескивали очки в тонкой золотой оправе. Он был одет неброско, но очень дорого. В одежде бармен разбирался. Черная куртка-бушлат, черные джинсы, ботинки на высокой подошве и темно-синий свитер с высоким горлом. На голове кепка.

Посетитель осмотрелся, подошел к стойке.

– Добрый вечер, – сказал он, барабаня крепкими пальцами о стойку.

– Добрый вечер. Хотя какой он, к черту, добрый, погода собачья!

– Точно, собачья, – подтвердил посетитель слова бармена. – Мне коньяк и виски. «Хеннеси» – сто граммов.

Бармен кивнул. Мужчина не садился, он повернулся к бармену спиной и принялся осматривать небольшой зал. Рассчитавшись, решительно двинулся к окну, к столику, за которым сидел мужчина в кожанке с сигаретой в зубах.

«Крутой, – подумал бармен, – одни часы штуки за три, не меньше».

Бармен любил дорогие вещи и мечтал, что, когда станет богатым, сможет себе позволить одеваться так, как тип, только что вошедший в бар. Часы он себе купит, если и не такие, как у этого татарина, но уж «Омегу» в стальном корпусе обязательно заведет.

«И он приехал на машине, даже одежда сухая, словно только что из бутика, с вешалки снятая, – вышел и наклейки срезал. Пьют, хоть и за рулем. Нет, на такси добирался. Даже самые крутые, выпивши, не могут себе позволить за руль сесть».

– Привет, – сказал мужчина в черном бушлате, усаживаясь за столик.

– Привет, – ответил другой, в кожанке. – Зачем звал?

Мобильник лег на стол рядом с бокалом.

– Дело есть, вот и позвал.

– Если дело, то можно и в такую погоду на улицу выбраться.

– Не спеши. Или у тебя времени, как всегда, нет?

– Времени у меня хоть отбавляй, – сказал мужчина в кожанке, раздавив сигарету в пепельнице, – скрывать не стану, ты небось и справки навел.

«Спортсмены? – думал бармен, поглядывая на двух крепких мужчин у окна. – По всему видно, спортсмены, к тому же и бандиты. Хотя, может быть, я ошибаюсь, бандиты так хорошо не одеваются. Бизнесмены, скорее всего, раньше учились вместе или служили. А может, просто хорошие знакомые, решили встретиться, за жизнь поговорить. Хотя, если мужики собираются за жизнь поговорить, то по сто граммов коньяку никогда не берут, уж это я знаю, слава Богу, не первый год за стойкой стою. Мужики для разговора за жизнь, да еще по душам, сердечно, берут бутылку коньяку или две водки. Да и времени для длинных разговоров у них уже нет». Бармен поневоле анализировал происходящее и увиденное, больше ему делать было нечего, выручка в кассу не шла.

– Давно дома был? – спросил мужчина в бушлате, глядя в глаза собеседнику.

– Давненько, Ренат. Хреново сейчас там.

– Сейчас хреново, согласен, а вот месяца через полтора будет то, что надо. Тимур, тебе наверное, придется туда подъехать.

– Если придется, это новый поворот, – сказал Тимур, вытряхивая следующую сигарету из пачки.

– Ты много куришь, – взглянув на пепельницу, определил Ренат.

– С чего это ты о моем здоровье заботиться взялся? Или оно тебя волнует сильно?

– Волнует. Ты мне человек не чужой, так что не горячись.

– Я не горячусь, спокоен, как скала на ветру.

– Это хорошо, – Ренат сделал глоток коньяка, перед этим погрев бокал в ладонях. – Вот, смотри, – Ренат сунул руку за отворот бушлата и положил перед Тимуром фотографию девять на двенадцать.

Тимур взял снимок, посмотрел, перевернул, оглядел и обратную сторону.

– Что с ним делать?

– Грохнуть надо, Тимур.

– Я не спрашиваю, кто он, ведь все равно не скажешь?

– Почему не скажу, скажу, дорогой: это полковник ФСБ. Знаешь, сколько он наших положил?

Брови на лице Тимура дернулись, глаза сузились, по щекам заходили желваки.

– Полковник? Почему не в форме?

– Может, ты еще хочешь и награды увидеть? Так я, если ты такой любопытный, предоставлю тебе их списком с указанием, какая и за что.

– Не надо, – ответил Тимур, вращая фотографию в пальцах: так карточный игрок вертит карту. – Если очень интересно станет, приду на похороны посмотреть, подушечки-то выносить будут? – скривившись, улыбнулся Тимур.

– Тут ты попал в самую точку.

– Я всегда попадаю в точку. Где и когда?

– В свое время все узнаешь, – Ренат забрал снимок и спрятал в карман бушлата. – Все узнаешь в свое время.

– Значит, я должен быть неотлучно в городе?

Ренат кивнул. Мобильник заерзал на столе. Ренат посмотрел на трубку.

– Сходи, возьми кофе.

Тимур быстро поднялся, направился к стойке.

Ренат взял трубку, прижал к уху:

– Да, слушаю, дорогая. Извини, что не позвонил. Тут слишком много дел обрушилось на мои слабые плечи.

– Еще две встречи. Слышишь, музыка играет?

– Он несговорчивый попался, вот я его и разминаю, готовлю к неприятностям. Ну а ты как, все пишешь?

– Ты у меня молодчина. Шеф доволен тобою? – Ренат разговаривал по телефону совершенно другим голосом, чем только что с Тимуром, будто его подменили. Голос был вкрадчивый, мягкий, иногда в нем проскальзывали нежные нотки.

– Нет, к сожалению, сегодня не смогу. Давай завтра, а? Я постараюсь разгрузить дела, встретимся сразу после работы. Поужинаем вместе. Договорились?

– Ну вот и хорошо. Я тебя целую, обнимаю.

– Зачем расстраиваться, все хорошо. Не удалось встретиться сегодня, встретимся завтра. Все, извини, клиент возвращается, – глядя на Тимура, идущего к столику, произнес Ренат и отключил телефон.

Тимур уселся, подвинул чашку кофе Ренату.

– Кстати, за тобой долг, Ренат.

– Я помню, – сказал тот и хлопнул себя ладонью по груди, – сегодня отдам. Ты же знаешь, я долги всегда возвращаю. Не расплатиться за работу – грех.

Бармен смотрел на двух мужчин и чувствовал, что они ему нравятся своей основательностью.

«Настоящие мужики, знают себе цену, хотя и не русские. Спокойные, уверенные в себе, никого и ничего не боятся, чувствуют себя хозяевами жизни. Не плывут по течению, а живут, проворачивают какие-то дела. Наверное, хорошо зарабатывают. А я торчу за стойкой с утра до вечера и даже в отпуск съездить нет времени. А если есть время, то нет денег. Хозяин, сволочь, в долю меня не берет».

– Сколько это будет стоить?

– Пятьдесят, – сказал Ренат твердо.

– Пятьдесят? – произнес, словно пробуя на вкус это слово, Тимур. – Я бы его и за бесплатно сделал. Не люблю полковников, они моего брата взяли. Но от денег не откажусь.

– Знаю, – сказал Ренат, – вот и будет у тебя возможность поквитаться с уродами, – он сделал глоток кофе, а затем допил коньяк. – Ты не против, если я твоей сигаретой угощусь?

Тимур щелчком направил пачку «Ротманса» прямо к бокалу Рената.

– Надоело все. Уехать бы отсюда далеко, да дела не пускают.

– По-моему, ты и так довольно часто выезжаешь.

– Не так уж и часто, как хотелось бы, да и уезжаю, как правило, по делам, – Ренат сунул руку за отворот бушлата, вытащил конверт и подал его Тимуру. Конверт был плотный, толстый. – Здесь пока двадцать – мой должок, – сказал Ренат, – а за него получишь сразу, как только. Надеюсь, ты мне веришь и аванс не попросишь?

– Верю, – ответил Тимур, пряча деньги во внутренний карман кожанки.

– Теперь я пойду, а ты минуток через десять тоже уходи. Если только девушку себе не присмотрел.

Ренат сунул мобильник в бушлат и, даже не пожав на прощание руку, покинул бар.

Мужчина в кожанке посидел еще минут пятнадцать, допил коньяк, кофе и с зажженной сигаретой в руке покинул бар.

Бармен увидел, как через минуту на противоположной стороне улицы проехал «Ниссан», за рулем которого сидел мужчина в кожанке. До закрытия оставалось четверть часа. В баре оставались считанные посетители: несколько подержанный, но все еще солидный мужчина с девушкой – явно со своей секретаршей, два парня в широких рэперских штанах и дутых куртках. Парни пили водку, а пожилой мужчина с девушкой – шампанское. Мужчина был уже изрядно пьян, движения его стали неточными, голос сделался довольно громким.