Текст книги "Перекрёсток времён. Бородатые боги"

– А этот – на вас, Николай Тимофеевич, очень похож, – как-то буднично, по сравнению с профессором, проговорил Бондарев. – Уж не ваш ли предок?

– Да ладно вам! – отшутился Антоненко. – Все мы здесь их наследники…

– Командир! А примерьте-ка вот эти доспехи, – подал голос Нечипоренко, отодвигая большой круглый выпуклый бронзовый щит, стоящий рядом с саркофагом. За ним обнаружился невысокий каменный манекен, облаченный в рельефную, покрытую золотом кирасу с защитными сегментными наплечниками и нарукавниками. На голову манекена был надет закрытый металлический шлем, очень похожий на коринфский, как у древних греков, но с подвижными нащечниками. На шлеме имелся небольшой гребень с двумя крылышками по бокам, а сзади располагался тыльник, прикрывавший шею. В ногах манекена стояли поножи. – По-моему, ваш размерчик. Мы для них мелковаты. Да тут еще и меч-кладенец имеется!

Николай Антоненко, заинтригованный и не меньше других раздираемый любопытством, посмотрев на уаминка и получив от них кивок в знак согласия, взял в руки доспехи. Доспехи и шлем были изготовлены из неизвестного легкого серебристого металла, похожего на титановый сплав. Смахнув пыль веков, Николай с помощью Нечипоренко попробовал их примерить.

– Точно! – подтвердил Уваров, сравнивая друга с «верным воином» Виракочи, изображенным на фреске над саркофагом. – Коля! Ты прям как местный бог, что на этой картинке!

Это замечание не осталось бесследным. Иллайюк, а за ним и Синчи Пума, также сравнили Николая с древней картиной пришествия белых богов на фресках.

– Ас. Да будет так! – воскликнул Синчи Пума и встал на колено перед Антоненко.

За ним последовали Иллайюк и два молодых уаминка.

– Ника Тима! Я знал, что ты сын нашего бога, верного спутника Виракочи! Что ты один из нас, из уаминка! Ты это подтвердил раньше и сейчас. Прими нас под свое покровительство. Мы будем преданы тебе и твоим спутникам! – торжественно произнес вождь, и все уаминка застыли в ожидании ответа.

«Не было печали, так черти накачали! На хрена козе баян! Прощай, хуторок да вишневый садок! Здравствуй, … новый год! – расстроился про себя Антоненко, но вида не подал. Понимая всю серьезность момента, он выждал паузу. В душе происходила борьба чувств. – Что это? Провокация или искренность с их стороны?! Какой я, на хрен, бог! Мне бы с Тани прожить по-человечески остаток лет в тишине да покое… А с другой стороны, если откажусь, что тогда будет с нашими? Не повернут ли аборигены свои копья и дубинки против нас, после чего украсят свои вигвамы нашими светлыми скальпами? Думай, Коля, думай! Времени нет!»

Вдруг, как змей-искуситель, из-за спины прошептал Уваров:

– Коля! Быстро соглашайся! Ты теперь, как уаминка, сможешь спокойно жениться на Тани и унаследовать все племя уанка! Это твой звездный шанс! Давай, старик, не дрейфь! Игра стоит свеч! Мы с тобой!

Отсутствие немедленной ответной реакции и внешнее спокойствие Антоненко произвело соответствующее впечатление на всех присутствующих. Если Уваров и Нечипоренко точно знали, что Николай не бог, то у других попаданцев от внезапного открытия схожести их товарища с одним из обитателей саркофагов и изображением на фреске начали возникать смутные чувства, не говоря уже об уаминка.

Наконец приняв решение, Николай спокойно произнес:

– Алексей, помоги снять божьи доспехи, а то что-то тесновато мне в них. Дышать мешают.

Пока присутствующие недоуменно смотрели на Антоненко и друг на друга, Нечипоренко помог командиру избавиться от кирасы со шлемом и торжественно водрузил их на прежнее место.

– Да, я потомок Христа и Виракочи! Все мы здесь их потомки, дети богов! Это не только великая честь, но и огромная ответственность перед всем миром! И от этой участи нам никуда не деться! – продолжил Николай. – Спасибо за доверие. Выбирать нам не из чего. Волей или неволей мы должны быть вместе. Клянусь, что сделаю все, что в моих силах, не посрамлю земли нашей второй родины. Погибну, но сдержу обещание. Вы все теперь мои братья… Алексей!

– Я понял, командир, – отозвался Нечипоренко. – Вот чаша серебряная, подходящая… Я ее водой из фляги сполосну…

– Вы прямо как князь Святослав в Доростоле… – невольно вырвалось у Невзорова.

– По обычаю наших предков, – продолжил Антоненко, – хочу скрепить эту клятву и наше братство своей кровью…

С этими словами Николай вынул нож и резким движением надрезал ладонь левой руки. В подставленную чашу упали капли крови. В зале воцарилась тишина. Каждый обдумывал услышанное и увиденное.

– Душа всякого тела есть кровь его, – первым нарушил молчание Невзоров. – Почту за честь, если вы примете меня в свои ряды. Я тоже… клянусь!

Никто из попаданцев не ожидал такого от всегда спокойного и уравновешенного учителя, бывшего белогвардейского капитана. Вслед за Антоненко Невзоров достал нож и также сделав надрез на ладони, обагрил кровью подставленную чашу.

– Христос пролил свою кровь во спасение человечества. Прежде чем претерпеть муки на кресте, Сын Божий сам неявно указал на искупительное значение крови, когда во время Тайной вечери угощал ею, преображенной в вино, своих учеников. – Профессор Левковский неожиданно подошел к Антоненко. – Позвольте ваш нож, молодой человек. Я хоть и старик, но тоже… клянусь!

Вслед за ним клятву верности и братства дали Уваров, Нечипоренко, Климович, Бажин и Бондарев. Только Новицкий немного задержался, что-то обдумывая и пропуская остальных.

– Как сказал Вергилий: выбирая богов – выбираешь судьбу, – усмехнулся ротмистр. – Если бы нас сейчас видел отец Михаил… Язычество в чистом виде!

Но все же он вынул свой бебут и, сделав надрез возле мизинца, капнул кровь в чашу.

– Синчи Пума! Это наша клятва верности и братства! – Антоненко протянул вождю чашу. – Принимаете ли вы ее?!

Вождь низко поклонился и торжественно принял чашу двумя руками.

– В нашем народе пролитая воином кровь – это священный дар богам! Клятва кровью – священная клятва! – пояснил стоявший рядом Иллайюк, принимая чашу из рук друга.

– Мы принимаем вашу клятву и даем свою: на верность вам! – торжественно объявил Синчи Пума. Достав подаренный ему кинжал, вождь так же, как и новороссы, надрезал себе руку и пустил кровь в чашу. За ним последовали все уаминка.

Верховный жрец попросил Нечипоренко добавить в чашу воды, а Кайва – немного настойки из своей фляги, и приготовить необходимые атрибуты для совершения обряда братания.

Иллайюк освятил чашу, и каждый из присутствующих сделал глоток полученного напитка. После обряда братания новороссы принялись более внимательно осматривать все, что находилось в зале. Чего здесь только не нашли!

Внимание профессора Левковского привлек небольшой бронзовый ящик, стоящий за одним из саркофагов. Осторожно сняв крышку, он изумленно воскликнул:

– Господа! Посмотрите на это! У меня нет слов… этого просто не может быть… Книга! Все страницы – из золотых пластин! Здесь надписи криптографические, планы и схемы разные… Просто книга древних знаний!

– Павел Иванович, если вы видите, то может! – откликнулся от противоположной стенки Климович. – Вы лучше сюда посмотрите! Это же настоящий глобус, глобус Земли! С Евразией, Африкой, обеими Америками, даже Антарктида есть! Правда, все смещено на юг и границы немного другие, но как похоже! А на севере, наверное, Атлантида или Гиперборея! Слышал я про такие глобусы в древности. Но там изображено звездное небо, а здесь – Земля!

– Вы сюда взгляните! Полный макет нашей местности с местами расположения природных ископаемых. Как раз там, где мы с Сашей Ольховским были, – добавил с другой стороны Уваров. – И даже указаны еще не разведанные нами…

– Это все принадлежит богам, – пояснил Иллаюйк.

– Конечно, конечно… – соглашаясь с ним, быстро проговорил Левковский. – Мы ничего брать не будем. Но зарисовать-то я могу?

Уаминка не возражали против просьбы профессора. Он быстро принялся перерисовывать в находящийся всегда с ним альбом все, что посчитал нужным. Помогать профессору добровольно вызвались Невзоров и Бондарев.

Пока остальные рассматривали зал, Уваров прошептал Антоненко:

– Коля, ну ты, блин, и выдал! Не ожидал такого от тебя: дать такую клятву и заставить всех скрепить ее кровью… Сам придумал или подсказал кто?

– Да понимаешь, Олежка, нашло на меня что-то. Сам до сих пор не пойму. Как надел на себя эти доспехи и шлем, а тут еще и свет от кристалла по глазам! Такое ощущение, что мозги мои кто-то резко поменял. Как тумблер какой-то включили… До сих пор отойти не могу: вроде я, а вроде и не я… – оправдывался Антоненко.

– Уходить отсюда надо! Как бы все мы тут не сдвинулись помаленьку, – резюмировал Уваров. – Давай команду. Теперь ты у нас за старшего. Наместник Бога на Земле. Прямо как папа римский!

– Да ладно тебе! Скажешь тоже!

Дождавшись, когда Левковский зарисует план местности с залежами различных руд, образцами которых был выложен макет, Антоненко, под предлогом желания посмотреть на птицу богов, предложил всем покинуть залы, оставив все, что увидели, на месте. Иллайюк пояснил, что к птице богов надо подниматься по другой лестнице, которая ведет на верхнюю террасу, а для этого необходимо спуститься вниз, в город.

Вышли на свежий воздух ошарашенными от увиденного. А в долине солнце уже клонилось к закату. Последними выходили и закрывали вход Синчи Пума с Иллайюком. Пока новороссы обменивались впечатлениями, двое старых объясняли молодым уаминка, как закрывать и открывать проход в сокровищницу. Теперь сюда они попадут не скоро.

– Это сколько мы здесь пробыли?

– Почти день!

– А мне показалось, что не больше часа…

На летательный аппарат древних решили посмотреть завтра. По возможности. Пообещав уаминка хранить все в тайне и попрощавшись с ними, Климович пригласил всех в штаб, для разбора сложившейся ситуации.

Глава 9

Алексей Аркадьевич оглядел присутствующих.

– Ну-с, господа-товарищи, что вы думаете обо всем этом? Как нам теперь поступать?

– А что тут думать! – воскликнул Нечипоренко. – Уаминка признали Николая Тимофеевича сыном своего бога! Значит, ему и командовать парадом. Тем более что все клятву дали.

– Да. Аборигены не поймут и могут обидеться, если господин Антоненко не возглавит наше сообщество, – неожиданно поддержал предложение Новицкий.

– Вы никак не можете смириться, что сейчас вами командуют красные, ваши бывшие враги? – поддел его Бондарев.

– А вы – с тем, что вас отвергла Елена Владимировна? – парировал ротмистр.

Начальник штаба кинул в сторону соперника злой взгляд и покраснел, но промолчал. Сейчас не время сводить личные счеты, есть более важные дела, но эта обида глубоко засела в его душе. Придет время, рассчитаемся…

– Господа, не будем ссориться, – решил остудить пыл соперников Левковский, – что было, уже минуло. В нашем народе пословица имеется: кто старое помянет, тому глаз вон…

– А кто забудет, тому оба! – вставил Нечипоренко, но, увидев, что это было не к месту, стушевался. – Извините, не подумал.

– Ну, это не про нас, – произнес Уваров, решив последовать примеру Левковского. – У нас здесь новая жизнь начинается – как говорится, с чистого листа. Все ссоры и обиды должны остаться в прошлом. Но с предложением Алексея я полностью согласен.

– А что на это скажет сам Николай Тимофеевич? – посмотрев в сторону Антоненко, поинтересовался Климович. – Самоотвода не будет?

Николай медлил: он прекрасно понимал, что после всего произошедшего ему уже не отвертеться. Рубикон перейден, мосты сожжены. За ним стоят уаминка и уанка, но как воспримут такую новость остальные попаданцы, передадут ли они свою судьбу в руки почти не известного им пришельца из будущего?

– Я поддерживаю кандидатуру Николая Тимофеевича. Тем более он делом доказал, что ему это по силам, – прервал молчание Невзоров. – Михаил Николаевич верно заметил, что необходимо считаться с мнением местных жителей. Отрицательный ответ для них в нашей нынешней ситуации, неприемлем. Но у меня есть вопрос к вам, Алексей Аркадьевич.

– Прошу вас, Борис Иванович, мы вас внимательно слушаем, – попросил Климович.

– Извините за бестактность, но как лично вы относитесь к тому, что вас могут отстранить от командования, и как к этому отнесутся ваши люди?

В помещении наступила тишина. Был задан щекотливый вопрос. Ведь попаданцев из сорок первого года – больше всех, и в случае их несогласия могла возникнуть неприятная ситуация, чреватая бунтом.

– Нормально отношусь, – после короткого молчания ответил Климович, – тем более что я сам хотел попросить об этом. И люди наши все поймут, если им правильно объяснить.

– Как же так, товарищ подполковник! – возмутился Бондарев. – Я с этим не согласен! Отдать власть просто так неизвестно кому?

– Успокойтесь, Игорь Саввич, что вы меня раньше времени хороните! Вы сначала выслушайте мои аргументы, а потом возражайте, – остановил подчиненного Климович. – Не могу я после ранений в строй встать. Вот побегал по этим горам да по лестницам, как ни крепился, но здоровье не обманешь: нога разболелась, окаянная, мочи терпеть нет. Видно, отвоевался ваш командир, пора в отставку подавать да детишек воспитывать. Примете к себе в школу, Борис Иванович?

– Конечно! Тем более учеников у нас прибавилось, и я думаю, что в скором времени их еще больше станет! – обрадовался Невзоров.

– Вот и ладушки, – продолжил Климович. – Кроме того, я обещал нашему ученому, Игорю Леонидовичу, помочь в изготовлении пороха и взрывчатки, а инженеру Костромину – в налаживании производства… Короче. Предлагаю такое решение. Командование нашей будущей армией, в том числе ее подготовкой, налаживанием связей с местными и проведением совместных боевых действий передать в руки Антоненко Николая Тимофеевича. Сам же возьму на себя производство, тыловое обеспечение и охрану долины. Имеются ли возражения и другие предложения?

– Разрешите, товарищ подполковник? – Перед Климовичем поднялся Бажин. – Поскольку вы решили остаться в Новоросске, Алексей Аркадьевич, избавьте меня от должности коменданта! Ну не мое это – я ведь командир маневренной группы, привык к действию, а не в крепости сидеть!

– Хорошо. Если Олег Васильевич не возражает, то со своими пограничниками поступайте в его распоряжение. Разведкой заниматься. Это вам ближе, – улыбнулся Климович. – Принимаете, Олег Васильевич?

– Да. Я давно для себя решил именно этим и заниматься. Конечно, принимаю. И уже наполеоновские планы имеются. Надо их только осуществить! – не стал задерживаться с ответом Уваров.

– Мы так и не услышали ответа Николая Тимофеевича. Согласны ли вы нас возглавить или нет? – вернул всех к главному вопросу Невзоров.

– Назвался груздем – полезай в кузов. Кроме как согласиться, другого ответа у меня нет, – произнес Антоненко. – Но прошу всех серьезно отнестись к моим требованиям и просьбам. Один я без вас не справлюсь. Мы делаем общее дело, вместе и будем отвечать перед людьми…

Николай поднялся из-за стола и оглядел присутствующих.

– Друзья! Я не буду говорить пафосные речи. Не умею, да и не хочу. Вы и так, без них, все знаете и понимаете. Первым у меня будет не распоряжение, а просьба. Господь Бог дал нам уникальную возможность построить новое общество. Лучшее, чем были в нашем мире. Прошу всех без исключения подумать о нашем положении, о целях и задачах, которые мы должны перед собой поставить и осуществить. Так сказать, о нашей стратегии и тактике. Поговорите с людьми, посоветуйтесь с ними. Узнайте нужды и чаяния. Учитывая, что сроки поджимают, на это отводится три дня. Больше нельзя. Расслабимся – и забудем. Все из предложенного вами будет тщательно рассмотрено на заседании совета. На этом я считаю наше заседание оконченным. Сегодня у нас был трудный день, слишком много новых впечатлений…

Когда вышли из помещения штаба, на улице уже сгущались сумерки. Попрощавшись со всеми и освещая путь карбидной лампой, Николай неширокой улочкой пошел к себе домой… Да, теперь у него в этом мире есть свой дом и новая большая семья. Даже не верится! Если бы ему еще полгода назад кто-нибудь сказал об этом, то выглядел бы в его глазах сумасшедшим.

После прибытия из Уаман-канча в Новоросск Антоненко уже не смог обитать в холостяцкой казарме вместе с Уваровым. Он, как и другие новороссы, нашедшие себе невест, решил жить отдельно. Расположенные на центральной улице дома были заняты, поэтому пришлось искать жилье в другом месте. Новоросск постепенно обустраивался и обживался. Николай с Тани присмотрели небольшую усадьбу в стороне от центра, возле крепостной стены, обращенной к горячим источникам. Здесь почти не было ветра, а тепло, исходящее от гейзеров, создавало своеобразный благоприятный микроклимат.

Усадьба была огорожена полутораметровым каменным забором. Она состояла из довольно большого дома на шесть комнат и трех хозяйственных построек во внутреннем дворике. В глубине усадьбы, ближе к крепостной стене, располагался садик с раскидистыми деревьями, дающими хорошую тень, и бассейн, в котором одновременно могли купаться несколько человек. Между домом и садом находился источник с подведенным к нему водоводом. Вода, собираясь в глубокой серебряной чаше, обложенной крупными камнями, вытекала по скрытой под каменными плитами трубе в сточную канаву за двором. По-видимому, раньше здесь жил небедный хозяин.

Тани усадьба так понравилась, что она сразу же с помощью своих помощниц принялась наводить в ней порядок и чистоту. Не остались в стороне и Антоненко: старший и младший. Они восстанавливали разрушенные стены, провели воду к бассейну, установили с помощью плотников деревянные двери в доме и постройках, а также ворота в усадьбу. Крыши дома и сараев покрыли, как и во всем Новоросске, недавно изготовленной черепицей. В этом им помогали Уваров с Григоровым, а также ставший тенью Николая верный Валью. Молодой уаминка так привязался к Ника Тима, что следовал за ним повсюду. Вот и в Новоросск он пришел вместе с молодой женой по имени Сами, поселившись в доме Николая. Уаминка и уанка привыкли жить большими семьями, даже если между ними и не было кровного родства. Каждый мог самостоятельно выбрать для себя род, с которым захотел связать свою судьбу, но все роды подчинялись вождю и совету племен.

Не успел Антоненко подойти к воротам, как они сами распахнулись перед ним. Во дворе Николая встречали все взрослые домочадцы, за исключением Максима и Оксаны. Девушка, соблюдая традиции своей семьи, оставленной в прошлой жизни, постеснялась до свадьбы переходить жить в дом отца жениха, как ее ни уговаривал Максим. Днем она постоянно находилась в госпитале, где Баюлис организовал курсы медсестер, а вечером приходила к Тани помогать по хозяйству, но ночевать все равно уходила в женское общежитие. Максим также не захотел стеснять отца, а продолжал обитать в казарме вместе с Андреем и другими холостяками.

В центре двора стояла чугунная трехногая жаровня с небольшим костерком, освещавшим окружающее пространство. Увидев своих, в тишине стоявших перед ним на одном колене и преклонивших головы, Николай опешил:

– Вы это чего?

Первой нарушила молчание Тани:

– Мы приветствуем сына нашего бога, верного спутника Виракочи!

Оглядев Валью, Сами и Тимту, молоденькую девушку-уанка, родственницу Тани, Антоненко улыбнулся:

– Ну, вождь! Уже всем растрезвонил!

Присутствующие в знак согласия закачали головами.

Тани быстро поднялась и бросилась к нему. Подбежав к Николаю, женщина радостно кинулась ему на шею и, нежно целуя, прошептала:

– Ника Тима, ты – уаминка, и теперь отец точно даст согласие! Ты будешь моим мужем и сможешь стать вождем уанка! Как я тебя люблю!

После вкусного праздничного ужина, приготовленного по такому случаю, Николая потянуло в сон. Если раньше, по вечерам, когда все дела были сделаны, он собирал вокруг себя домочадцев и рассказывал им о своем мире, то сегодня родня решила не донимать хозяина расспросами.

Перед сном Николай по уже появившейся недавно привычке заглянул в детские комнаты, посмотреть, как спят его дети. Да! Теперь у него вместе с родным Максимом было шестеро детей!

«Не зря Олежка подшучивал, что будет у меня куча детишек – как знал, черт! – улыбнулся про себя Антоненко. – И мазанка есть, и ставок… Вот только вишен в саду не хватает и коровы для полного счастья!»

Когда прибыл большой караван из Уаман-канча и всех разместили по новым домам, возникла небольшая проблема. Вместе с караваном пришли и взятые у гуаро около сотни детей: мальчиков и девочек. Если дети уаминка и уанка жили в своих семьях, то детей гуаро надо было пристраивать. Да еще и свои детдомовцы требовали внимания. Посовещавшись, совет новороссов принял решение: распределить всех детей по семьям. Вне зависимости от цвета кожи и происхождения. Дети есть дети. Каждому ребенку нужны уход, внимание и родительская любовь. Только полноценная семья способна это дать. Никакой детский дом не заменит ее.

Параллельно с этим решался и другой вопрос. Дети – это пластилин, из которого можно вылепить все что угодно, особенно если предварительно размять… Поэтому пристальное внимание было уделено школе и воспитанию детей. Они должны стать надежной сменой первых новороссов.

У русских существует универсальная магнетическая интернациональная формула: хочешь быть русским – будь им! Именно благодаря ей они смогли создать такое сильное многонациональное государство, как Россия, ибо русский – это не национальность, а мировоззрение. Этим опытом предков и решили воспользоваться путешественники во времени. Пришедших гуаро, уаминка и уанка расселяли среди попаданцев, а то и прямо в их семьи. Отец Михаил со своими помощницами-монашками посещали каждую новую семью и вели задушевные беседы, ненавязчиво склоняя тех в православную веру. Для взрослых аборигенов организовали вечернюю школу, где их учили русскому языку и другим необходимым знаниям. Таким образом, местные дикари постепенно превращались в цивилизованных новороссов. Они становились «посвященными».

Сначала Николай заглянул в комнату девочек. Семилетняя попаданка Машенька и девятилетняя гуаро Кха – Катюшка дружно сопели на большой деревянной кровати, сработанной в Мастерграде, прижимая к груди тряпичных кукол. На соседней кровати засыпала семнадцатилетняя красавица Тимту, она беспокойно ворочалась во сне – видно, перебирала женихов. Тимту увязалась за своей двоюродной сестрой Тани в Новоросск с тайной надеждой найти себе мужа среди виракочей. С этой целью она постоянно строила глазки Григорову и вертелась возле него.

«Эх, девчонки, девчонки… везде вы одинаковы! – подумал Николай. – Вам бы в дочки-матери поиграть да женихов получше найти!»

Сзади осторожно подошла Тани, обняла его за талию и прошептала:

– Мой вождь! Ты сегодня устал. Пойдем спать!

– Сейчас, Танечка! Я еще к мальчишкам загляну! Как они там?

– Набегались за день. Все воинами готовятся стать.

Пройдя через большую комнату, служившую одновременно залом и кухней, с расположенной здесь небольшой печью с чугунной плитой, кирпичная труба от которой выходила на крышу, Николай зашел в комнату мальчиков. В отличие от девчонок мальчишки спали вместе на одних широких полатях – помосте, возвышавшемся над полом вдоль стены и занимавшем половину комнаты. Семилетний сын Тани Вилка, которого уже на русский лад называли Валька – Валентин, посапывая, спал посередине, раскинув руки в разные стороны. Слева от него, на животе, лежал спасенный Николаем еще при первом бое с дикарями двенадцатилетний мальчишка-гуаро Бору, окрещенный в Новоросске Борисом – Борькой. После прибытия в город Антоненко Бору, завидев его, бросился к Николаю и уже никуда не отходил. Николая поразила такая преданность мальчишки-дикаря к своему спасителю, поэтому он не смог отказать тому быть членом семьи. Справа от Вальки, повернувшись к стене, похрапывал Макарка, пятнадцатилетний парнишка-попаданец, которого Николай встретил в первый день попадания на озере. После смерти деда Макар жил вместе с детдомовцами, куда поселили и Борьку. Со временем они сдружились, став как братья – не разлей вода. После переселения Борьки к Антоненко Макарка чуть ли не каждый день приходил к ним в гости. Тани несколько раз оставляла его ночевать. В один из дней Николай подозвал Макара к себе и прямо предложил жить у него. Радости парнишки не было границ. Ведь после смерти деда у него в этом мире не было другой родни. В память о деде Макар постоянно носил буденновку, снимая ее только в исключительных случаях.

В следующей комнате поселились Валью и Сами. Сейчас оттуда доносились тихое девичье хихиканье и ласковый шепот верного оруженосца. После битвы у Уанка-канча Антоненко подарил молодому уаминка свой карабин и научил стрелять из него. Довольный подарком Валью чуть ли не каждый день, любовно поглаживая, чистил и смазывал свое новое оружие, помня слова Антоненко: оружие, как женщина, любит ласку и смазку.

«Пора и мне заняться этим делом с Тани! – улыбнулся Николай. – Не слишком уж я и старый для такого!»

Утром, когда вся новоиспеченная родня, усевшись за общим столом на веранде, завтракала, вдалеке вдруг раздалось несколько хлопков, похожих на звук взрывпакета или петарды.

– Опять, что ли, Слащенко салют пускает? С чего бы это? – высказал мысли вслух Николай.

– Может, случилось что? – предложил свою версию Макар, жуя пирожок и запивая его компотом. Попав в Новоросск, с помощью Оксаны и других попаданок Тани, на радость Николаю, быстро научилась готовить еду новороссов.

Не успел паренек закончить фразу, как снова прогремело несколько взрывов, но уже сильнее.

– Валью, бинокль! И за мной, на стену! – крикнул Николай и, опрокидывая тарелку на пол, бросился из дома в сад, к крепостной стене.

Следом за ним, схватив свою буденновку, кинулся Макарка. Не отставал от названого брата и Борька, на ходу вытирая рот рукавом рубахи. Благодаря стараниям швейного цеха, всех детей гуаро и уаминка переодели в одежду новороссов. Пусть с малого привыкают к новой жизни. Вслед за братьями хотел рвануть и маленький Валька, но Тани остановила его, заставив доедать завтрак. Только девчонки остались на месте, тревожно смотря в ту сторону.

Подбежав к лестнице, ведущей на стену, Николай в три громадных прыжка оказался наверху. Быстро оглядевшись по сторонам, увидел в районе Мастерграда небольшой серо-черный дымок, поднимающийся грибом над лесом.

– Пожар там, что ли, дядь Коль? – всматриваясь в даль, с беспокойным видом произнес возникший рядом Макарка.

– Бинокля, Ника Тима! – протянул руку немного запыхавшийся от волнения и быстрого бега Валью.

– Похоже на то! – поднося к глазам бинокль, подтвердил Антоненко и выругался: – Япона-мать, твою за ногу!

В этот миг лес, где находился поселок мастеров, покрылся несколькими яркими красно-белыми вспышками, превращающимися в густые клубы дыма сначала темно-серого, а затем черного цвета, которые сплошным потоком поднимались в небо. До их ушей донесся новый грохот разрывов. На окраине Мастерграда полыхал сильный пожар.

– Нефть горит! Валью, вниз! И прихвати ключи от уазика!

Заскочив в дом, Антоненко схватил куртку и объяснил жене:

– Мастерград горит! Я туда! Оставь детей дома!

Сбегая вниз по центральной улице к стоянке автомобилей, по пути Николай встретил Бондарева, также спешащего на стоянку с группой бойцов.

– Что там, Игорь Саввич? Наши уже все знают? Не диверсия ли это?

– Дежурный по штабу принял сообщение по телефону: взорвался сарай нашего ученого. Часть построек и половина забора уничтожены. Есть ли пострадавшие, пока неизвестно, – тяжело дыша от быстрого бега, доложил начальник штаба.

– Организуйте пожарную команду и направьте туда людей для тушения из Теплого Стана.

– Уже сделано. Климович распорядился, да и сами они сообразили…

Пока Николай заводил УАЗ, подбежал Баюлис с медсестрой Варей, дежурившей в госпитале. Закинув сумку с красным крестом в багажник, Янис Людвигович помог девушке сесть в машину. Рядом с водителем прыгнул на сиденье Валью. Но первым проскочить через проходную башню Антоненко не успел. Его опередил десяток всадников на лошадях без седел. Среди них Николай заметил и Максима. Всадники по одному проскакивали в проем башни и направляли лошадей в сторону пожара.

Быстро, без паники и особой суеты, действовали только новороссы-попаданцы, остальные же, ранее не видевшие такого захватывающего зрелища, высыпали на крепостные стены и с тревогой наблюдали за происходящим.

Николай вывел УАЗ за ворота и погнал его по дороге к Мастерграду. Следом за ним двинулись два ЗиСа с бойцами в кузове. Замыкал колонну «форд»-пикап, ведомый Нечипоренко, также набитый людьми. Через некоторое время, вооруженные лопатами и топорами, к месту пожара побежали и пришедшие в себя уаминка во главе с Синчи Пума.

Въезжая в ворота поселка, УАЗ резко затормозил, чуть не столкнувшись с подводами, увозившими в Теплый Стан семьи мастеровых с пожитками. Бросив машину у крайних домов, Антоненко побежал к месту пожара. Почти весь поселок заволокло серо-черным едким дымом, сквозь который тяжело было что-либо разглядеть и дышать. Две жидкие цепочки поселенцев набирали ведрами воду из реки и, передавая их друг другу, обливали постройки невдалеке от зоны, охваченной пламенем.

Узнав в одном из них инженера Костромина, Антоненко вместе с Валью встали в цепочку рядом с ним.

– Антон Афанасьевич! Вы можете объяснить, что здесь произошло?! – почти крикнул Николай в ухо инженера. Из-за треска горевших бревен, лопавшейся черепицы и рева всепожирающего пламени нормально говорить было невозможно.

– Я сам толком до сих пор не понял! – прокричал Костромин, передавая ведро дальше. – С утра все было нормально, затем хлопки, взрывы, огонь и дым коромыслом. Не успели мы подбежать, как вдруг взорвался барак уважаемого Игоря Леонидовича. Да таким пламенем! Я в своей жизни только раз такое видел, когда цистерна с нефтью загорелась!

– А как Слащенко, погиб или живой?!

– Я не знаю. Посмотрите среди раненых. Они за тем сараем! – кивнул головой в сторону Костромин. В этот момент ему передали ведро, и он отвернулся.

Сзади подбежали бойцы, подъехавшие на автомобилях, и сразу же цепочки людей стали плотнее, их количество увеличилось. Освободив свое место для подбежавшего бойца, Антоненко остановил Бондарева:

– Возьмите людей с лопатами и срочно копайте ров вдоль линии наступления огня. Можно неглубокий, но широкий, чтобы огонь по траве дальше не шел.

– А может, потушим? – неуверенно произнес Бондарев.

– Это вряд ли. Горит какая-то адская смесь с нефтью, придуманная Слащенко. Ее просто так не потушить, – отрицательно покачал головой Николай. – Похоже, что наш ученый муж пытался напалм сотворить…