Текст книги "Без злого умысла"

На удивление Сергея, Виктория и вправду ждала его возле подъезда, где они и условились. По всей видимости, многие уже знали, что именно здесь живёт Сергей. Весь подъезд, лифт и всё, на чём можно было только написать, были исписаны самыми грязными ругательствами в адрес Сергея, которые только можно было вообразить. Возвращаться к себе домой было весьма рискованным делом. Сергей мотивировал это только тем, что дома его ожидает весьма внушительная сумма. На руку ещё сыграло то, что на улице была глубокая ночь.

Нечаев и Виктория тихо поднялись к Сергею в квартиру. Первым делом Вика направилась в душ. Сергей начал собирать всё необходимое для побега из страны. Багаж получился небольшой. Просто в сумку с цыганскими деньгами он переложил деньги Эдуарда и прикрыл их сверху несколькими предметами одежды. Дабы не тратить времени зря, в ожидании Виктории Нечаев изучил расписание транспорта, на котором можно поскорее отправиться в Россию.

После Виктории сам пошёл в душ. Долго и тщательно смывал с себя запёкшуюся кровь и грязь Апачи-Сити: планомерно подставлял своё тело под мощные струи горячей воды. Вместе с кровью и грязью смывалось и ощущение погони и тревоги. Но вместо этих чувств и эмоций к Нечаеву вернулось чувство обречённости. Только сейчас он задумался: а для чего всё это он сделал? Он побыл на гражданке всего лишь несколько месяцев, а натворил дел больше, чем за пять лет в Таиланде, не считая операции «Подстаканник». «Что же со мной не так? – не понимал Сергей. – Что не так? Я же ведь не злодей. Зачем мне всё это? Я же просто жить хочу! Зачем мне миллионы эти?!» Он стоял под горячей водой, но не чувствовал её, мысли захлестнули разум Сергея. «Зачем? Я ведь веду себя как баран! Я и есть баран! Ягнёнок! Веду себя хуже, чем эта мразь клубная, чем это быдло подъездное! Кем я себя возомнил? Жечь тайские деревни? Запросто! Украсть дочь мэра? Легко! Как я её только цыганам не отдал?! А ведь был так близок к этому. А вот теперь что? Что теперь? Ну уеду я из страны. А от себя-то я не уеду! Твою мать! Что жил, то зря! Малыш… Соберись. Такое уже было в Таиланде! Ты помнишь? Хватит. Просто больше не лезь в болото. Наверное, ты прав. Хватит! Собираем вещи и спокойно уезжаем. Покупаем себе бунгало, может, бар открою. В конце-то концов я не старый. Главное – побыстрее убраться отсюда!»

С мыслями о скорейшем бегстве Нечаев покинул душ. Вытершись насухо, Сергей начал объяснять дальнейшие действия…

Перво-наперво Виктория позвонила отцу, отойдя от дома Нечаева на расстояние двух километров. Вертолёт прилетел за ней буквально в течение трёх минут и доставил прямиком в загородную резиденцию в пригородном поселке Бабалюбичи.

Бабалюбичи были чем-то вроде местной Рублёвки. Недвижимость здесь была дорогая, роскошная и великолепная. Ходят слухи, что немецкие оккупанты во время войны платили арендную плату местным жителям за проживание. Именно здесь, возле местного озера, и находился дом для отдыха мэра. Это был огромнейший семиэтажный особняк из красного кирпича. Два последних этажа ещё по детскому капризу Виктории были переоборудованы в зимний сад с пальмами и павлинами, где маленькая Виктория любила проводить всё своё свободное время в школьные годы, когда не упарывалась коксом. Здесь же она любила отдыхать и в уже сознательном возрасте.

Как только Виктория вошла в дом и закрыла за собой входную дверь, на неё в слезах и в домашнем байковом халате с объятиями набросился отец. Будь это обычный будний день, Виктория бы подумала, что её старик уже совсем тронулся умом. Но в данной ситуации все происходящее ей нравилось, и она прослезилась вместе с отцом. Затем они поднялись в столовую, где она с аппетитом поела, попутно рассказывая отцу легенду, которую ей внушил Нечаев. Отец слушал очень внимательно, местами с трепетом, местами с проступающими на глаза слезами. Мэр был рад, что дочь практически невредимая вернулась к нему, потому что, признаваясь самому себе, он был уверен, что больше никогда не увидит свою родную дочь.

Закончив с едой, Виктория направилась в свою спальню, которая и находилась в зимнем саду. Приняв душ под одной из пальм, она буквально упала на свою трёхместную кровать, вдоль которой неспешно прогуливались павлины…

Тихо. Раннее утро. Может, пять утра. Где-то далеко, если стоять неподвижно, то справа всходит солнце. Темно. Но темнота не пугающая, не страшная. Темнота синяя, видны звёзды и солнце. Ветерок прерывистый и прохладный. Девушка стоит босиком. Длинные пышные тёмно-рыжие завивающиеся волосы поддаются ветру. Девушка чувствует прохладу росы, которая в это время обильно покрывает траву в полях. От этой росы трава кажется сочной и аппетитной. Наверное, коровки поэтому так сильно и любят её. Ноги девушки изрядно мокрые, но не замёрзшие. Прохлада приятная. Сарафан, который едва-едва доходил до колен, тоже не сопротивляется лёгким порывам ветра. Девушка просто стоит и смотрит. Её лицо озаряет легкая улыбка. Такая улыбка бывает у людей, которые смотрят на результат творения своих рук после долгих лет работы. Девушка смотрит на дерево. Огромное дерево. Таких деревьев не бывает, не должно быть. Очень похоже на сказочный ясень. Дерево очень высокое, кажется, что своей кроной цепляет небесный купол. Точнее, небесный купол держится на этом могучем ясене. Дерево очень красивое. Кажется, что оно источает свет. Свет неяркий, такой особый, невидимый, тёплый и красивый. И видит его только девушка. Этот свет и делает тьму нестрашной. Он делает её добрее.

Девушка поднимает глаза всё выше и начинает задирать голову вверх. Она видит, как звёзды цепляют листья могучего ясеня. Листья отрываются от ветвей и очень плавно падают. Они будто плывут вниз, неспешно, вальяжно, очень важные из себя. Под любым из таких листьев девушка могла бы спрятаться, как под одеялом. Она провожает взглядом весь путь падающего листа. Лист, как и все остальные, падает в ручей, что течёт среди корней дерева. По размерам это самая настоящая река, не уступающая Днепру или Рубону. Но это именно ручей, девушка знает это. Ручей журчит так нежно, маняще, успокаивающе. Кажется, что он зовёт к себе. Так мягко, дружелюбно, будто любимый человек зовёт, машет рукой. Девушка улыбается и идёт к нему. Она шагает по мягкой упругой траве. В кронах деревьев, как правило, кто-то живёт, а в кроне такого дерева должны жить обязательно. Такое дерево на своих ветвях должно выдержать целый город. Весь Аркаим может там уместиться. Но это дерево держит на себе весь мир. Когда глядишь на него, на его крону, ствол, корни, кажется, что дерево держит не один мир, не всю Вселенную, а все Девять Миров. «Девять Миров, – пробежала мысль у девушки. – Девять Миров». Путешествие по мирам. Просто лазишь по дереву и путешествуешь из мира в мир. Так просто. Девушка ускоряет шаг. Она понимает, что спешить нет необходимости, это дерево – всё, что есть, всё, что было, и всё, что когда-либо будет. Это дерево – всё. Вся Вселенная! Все знания, вся сила, все души, все боги. Всё во власти этого ясеня. И нет ничего и никого, кто мог бы нарушить покой Вселенского Древа. Девушка уже подошла к ручью. Вода прозрачная, прозрачная как стекло. Девушка даже практически не видит своего отражения в ней. Она присаживается, чтобы зачерпнуть воды. Её не мучает жажда, и пить ей не хочется, этого хочет сам ручей. Она подносит руки к губам… Какой шум, всплески вниз по течению. Девушка оборачивается на него. Суровый мужчина. Не пожилой. Лет тридцать, может, тридцать пять. Высокий, стройный, сильный. Суровость ему придаёт густая чёрная борода и чёрные волосы, которые лежат на его плечах. Одежда потрёпана. Видно, что человек не нищий и не бродяга. Путник. Одежда поэтому и изношена так, ноги сбиты, в ссадинах. Путник оборачивается к девушке. Смотрит молча, не моргает. Затем отворачивается. Из своих лохмотьев он достаёт нож. Небольшой, аккуратный, миниатюрный. Начинает мыть его в ручье. Затем встаёт в полный рост, смотрит на дерево.

– Det er derfor jeg kom tilbake. Begynnelsen av veien er slutten på det,1212
  Вот я и вернулся. Начало пути и есть конец его (нор.).


[Закрыть] – мужчина говорит очень громко и чётко. Слова в этой тишине кажутся скалами, о которые разбиваются морские волны. Путник подносит нож к своему лицу. Медленно, совершенно спокойно, начинает выкалывать себе правый глаз. Ни одна мышца не реагирует на его лице. Он делает это с такой простотой, будто всю жизнь готовил себя к этому. Окровавленный шарик, который только что был глазом путника, он бросает в воду. Вновь поворачивается к девушке. Кровь стекает по его бороде. И теперь мужчина говорит девушке:

– Du har rett. Det må være noen til å leve. Drikke før han våknet.1313
  Ты права. Здесь должен кто-то жить. Пей, пока он не проснулся (нор.).


[Закрыть]

– Кто? – спрашивает девушка.

– Mímir.

Девушка выпивает воду из своих ладоней. И она слышит голос. Кажется, что это говорит само дерево. Слова разносятся по всей округе:

– Stoppe konstant redde verden…1414
  Прекратите постоянно спасать этот мир (нор.).


[Закрыть]

Эдуард создаёт новый праздник

Виктория проснулась с ломотой во всём теле. Такая ноющая и ломающая кость боль бывает, когда на тебя находит внезапный приступ физкультуры и ты весь день качаешь пресс, приседаешь с весом, отжимаешься, подтягиваешься на турнике. А с утра ты лежишь, как подстреленная лань. Тебе тяжело дышать, а любое движение кажется смертельной ошибкой. Ко всему прочему у Вики замёрзли ноги, болело горло. Девушка открыла глаза и увидела знакомую с детства пальму над своей постелью. Вставать не хотелось. Хотелось вновь закрыть глаза и утонуть в чёрной бездне сна. Не будь сегодняшний день таким важным, возможно, она так бы и поступила. Но сегодня в сопровождении отца и его свиты ей надо ехать в комитет государственной безопасности. Давать показания, опознавать в подозреваемом Эдуарде Исповеднике похитителя. Виктория чувствовала некую тревогу. Даже какую-то каплю вины. Несомненно, Эдуард был инициатором похищения, но то, что почти весь период преступления он провёл без сознания, заставляло Вику чувствовать себя виноватой перед ним.

Девушка нехотя села. Затем медленно встала. Прошла босиком к окну зимнего сада. Паркет, по которому она шла, был теплее её ног после сна. За окном была непогода – крайняя редкость для этой поры года. Небо было бледно-серым, неприятным. Шёл небольшой дождь. Не морось, а именно небольшой дождь. Погода настроения явно не поднимала. Девушка направилась в душ.

В целом весь утренний ритуал – душ-кофе-завтрак – ничем не отличался от остальных дней. Прислуга так же исполнительна. Завтрак такой же вкусный. Вот только Вика чувствовала черту, проходящую через её судьбу. Это незримая грань между прошлой жизнью и настоящей, жизнью сегодняшней. По идее, роль разграничителя между юношеской беспечностью и взрослой жизнью должен был сыграть выпускной вечер. Наверняка так всё и произошло бы, если бы её не похитили и не держали взаперти. Но ощущение, что у неё началась новая жизнь было очень сильным. Вике не хотелось улыбаться, как она привычно любила это делать, разговаривая с прислугой. Ей не хотелось петь в душе. Ей не хотелось слушать музыку. Она почему-то не чувствовала радости жизни. Возможно, это всё-таки сказывалась усталость. Или эта псевдоосенняя погода. Нельзя сказать, что она навевала какой-то флёр знаменитой и, судя по социальным сетям, у всех присутствующей депрессии. Скорее, какую-то перманентную злобу и раздражённость.

Через час после завтрака Виктория в одной из машин кортежа уже стремилась к зданию КГБ…

КГБ. Три буквы. Аббревиатура. Комитет государственной безопасности. Всё-таки государство само по себе слабая структура, раз оно нуждается в комитетах, которые будут обеспечивать его безопасность. За всю свою историю данная служба сменила не одно название, не одного руководителя и не одну тысячу подозреваемых в ненависти к правящему режиму. Ведь таких быть не должно. Каким бы либеральным и демократическим ни было государство, всегда найдётся какая-нибудь недовольная мразота. Сначала ей не нравится работать за идею. Потом ей не нравится работать за еду. Затем она недовольна шестидневной рабочей неделей. Потом она не рада двенадцатичасовому рабочему дню. Вскоре ее перестаёт радовать заработная плата. Хочется вечного повышения зарплаты и сокращения трудового дня. Впоследствии ей перестаёт нравиться цвет флага и правящий режим. И вот как бы хорошо всё-таки в стране ни было, эта мразь вечно недовольна. А вот у них так, а у нас нет! Вечно она ноет по поводу государства. Вот у них геи уже официально женятся, а у нас этим бедолагам на улице даже целоваться нельзя!

Государство в лице нескольких – как народом, так и по велению судьбы – избранных не хочет терпеть всяких вечно ноющих и вместо того, чтобы поднимать ВВП, пытающихся отстоять права несуществующих геев. Вот такие комитеты и появляются. Ударный отряд. Элита. Рука гнева государственного. Те, которые понимают, что государство – это маленький ребёнок, которого мы все растим, что государство – это не Родина-мать. Это Родина-дочь, которую надо защищать от нападок всяких коршунов, ничего не делающих, а лишь говорящих, в какой отвратительной стране живут, удивляющихся, почему пиво постоянно дорожает. Вот КГБ и бережёт наше общее дитя от всякой диссидентской сволочи. КГБ доблестно выполняет роль иммунитета в молодом, вечно обновляющемся организме Родины-дочери…

Автандил, несмотря на ранний час, уже был на своём рабочем месте со своим шведским напарником и заполнял рапорты. Хорошо, что дочь Пазла нашлась сама собой и добросовестно согласилась дать показания против Эдуарда. Надо сказать, что всё управление с самого утра бурлило работой. Всех задержанных выпускников и сотрудников «Майами» отпустили. Заключён был только Эдуард Исповедник. И в соседней камере – цыганский мафиози. Эдик был в сознании, но вот сознание явно было не в нём. Все эти потрясения явно отрицательно повлияли на его разум. Он пускал слюни, смотрел в одну точку. Беззвучно открывал и закрывал рот. Иногда по несколько раз повторял:

– Рыжая вереница, рыжая вереница…

По всем законам судопроизводства подозреваемый нуждался в медикаментозном лечении и психиатрической экспертизе. Но учитывая всю жестокость совершённого им преступления и всенародную ненависть, которую Эдуард смог вызвать к себе, какое-либо вмешательство докторов даже не рассматривалось.

Само опознание больше напоминало формальность. В кабинет дознавателей, где находилась Виктория Пазл с отцом и охраной, внесли Эдика. Автандил спросил девушку:

– Это он?

– Да, – ответила Виктория.

– Спасибо. Можете уносить.

И Эдуарда унесли обратно в подвал в камеру.

Виктория направилась домой, в особняк…

Юриспруденция существует очень давно. Каким-то образом в Древней Греции группа людей, не желающих работать, решила, что всё не должно и не может происходить просто так. На то есть воля Божья и воля людская. И всё нужно упорядочить, чтобы абы кто волей людской не сильно уж и пользовался. Спустя тысячелетия кружок любителей делать науку из ничего приобрел свой институт – институт права.

Время шло, и таких, которые утверждали, что у людей есть какие-то права с самого рождения, становилось всё больше. Их слово начало иметь всё больший вес в обществе. На задний план ушло слово Божье и здравый смысл. Остались лишь права и полномочия, обязанности и должности. Борцы за права и полномочия начали создавать коллегии и альянсы. Они убедили всех, что у них есть неприкосновенность и право судить простых граждан. Они назначили судей. Создали суд и сказали, что его нужно уважать, что он наша честь. А если ты суд не уважаешь, то пятнадцать суток отсиди, подумай и осознай, какой ты невежа. Суд надо уважать, и сомнений в этом у тебя быть не должно.

Суд и судебная система есть практически в каждом уголке нашей маленькой планеты. Но вот на постсоветской части мира он имеет весьма специфические свойства.

В так называемом цивилизованном обществе основы права и судебная система имеют свойство проводить расследования, выяснять мотивы преступления, доказывать вину подсудимого, либо же, наоборот, оправдывать человека в глазах общества.

Суд на территории постсоветского пространства работает по принципу «Раз попал – значит виновен!» Один процент оправдательных приговоров из ста. И этот один процент, скорее всего, сыновья депутатов демократических сил. Естественно, с детства граждан воспитывают, что не надо нарушать общественный порядок, преступать закон и быть врагом общества. Не потому, что это плохо или аморально, а потому, что ты вовек не отмоешься от клейма зэка и преступника. Никто из здравомыслящих жителей не хочет иметь у себя в родственниках у́рок и прочих криминальных элементов. Так, по крайней мере, должно быть в идеале. По факту же ситуация складывалась несколько иным образом. На территории этой страны принято кичиться отсидкой. Украл, выпил – в тюрьму! Слова классика стали призывом к действию для большинства людей в возрасте от двенадцати до… лет семидесяти, наверное. Быть уголовником – круто. Можно пугать соседей тем, что натравишь своих друзей-сокамерников. Честные трудяги и порядочные семьянины не хотят рисковать своим благополучием, поэтому сознательно не идут на конфликт с осуждёнными. Поэтому этим уркам и позволяется пить пиво в беседках и на детских площадках, курить в подъездах, слушать в полночь «Владимирский централ». Конечно, молодёжь и подростки видят всё это и делают не всегда правильные выводы.

Уже к шестому классу подростки, живущие по соседству с зэками, знают, что такое феня, и умело отвечают своим обидчикам:

– Отвечают только петухи на зоне, а теперь ответь, что ты не петух!

Наверняка эти мальчики не до конца понимают предназначение петухов на зоне, но уже уверены, что это не хорошо и очень обидно.

Глядя на старших соплеменников, которые вовсю ругаются матом, плюют в подъездах, курят сигареты и цедят дешёвое пиво, малыши думают, что это круто и равняться надо именно на них. Они начинают приворовывать сигареты у отчима, прятаться по чердакам и чужим подъездам, а пиво ходят покупать в соседний район. Затем самодельными машинками для татуировок и чернилами из гелевых ручек набивают себе первое долгожданное тату, или, как правильно говорить на их языке – языке крутых пацанов, – масть. Набивают, как правило, какие-нибудь буквы или цифры. Самые терпеливые – кольца или абстракции. В любом случае, по всем понятиям, тату должно быть со смыслом, чтобы за неё можно было ответить. Конечно, в глазах нормальных членов общества и взрослых людей, которые волею судеб отсидели, эти наколки видятся детским баловством. Все эти «Я ♥ Катю» или цифры, обозначающие дату рождения. В глазах ровесников такой исписанный малец начинает вызывать неподдельное уважение. Родители, конечно, мнение об авторитете не поддерживают, поэтому татуировка, набитая на боку среднего пальца, успешно прячется от родителей не один год. Конечно, родители её все равно увидят, но парню к тому времени уже будет восемнадцать и он сидеть будет за изнасилование.

Любая статья в уголовном мире вызывает уважение, за исключением этой. Изнасилование и педофилия уж очень не в почёте среди такого контингента, поэтому с такими статьями прямая дорога в петухи. Теперь-то можно на себе ощутить, что это такое.

Но статьи за уголовные преступления не вызывали такого страха у почтенной публики, как статьи за политические преступления. Испокон веков нельзя было говорить ничего плохого про правителя, царя, секретаря, президента. Ты можешь сломать своей девушке нос, тем самым изуродовав её лицо на всю жизнь, и отсидишь полгода. А вот сказав, что президент – козёл, получишь два года. Политических преступников старательно избегают, потому что наказание за совершённое против власти преступление несёт не только сам преступник, но всё его окружение: мама, папа, сестра, брат, жена, возможно, дети. И при особо тяжком – соседи и ближайшее окружение. Поэтому был в таких политических зэках некий дух романтизма, который такие преступники приписывали сами себе. Вроде как они борцы за свободу, революционеры, они как будто за нас, за простой народ. То, что поголовное большинство из них – безработные алкоголики и самое страшное преступление, совершённое ими, это плевок в портрет главы государства, махание флагом на площади и расклеивание наклеек. Они уверены, что только их дело правое! И поэтому отсидеть за такое не впадлу. А в своих кругах среди оппозиционеров-революционеров-борцов за свободу очень даже престижно! Сразу все оппозиционно настроенные восемнадцатилетние девочки захотят дать такому революционеру.

Именно мысль о том, что он жертва политического режима, согревала душу Эдуарда Исповедника, пока он сидел в браслетах в машине конвоя, ожидая, пока его введут в зал суда и зачитают приговор. Благо его привели в чувство.

С выбитыми зубами, голодный, грязный, в затхлом чреве автозака Эдик чувствовал себя живой реинкарнацией великого Симона Боливара. Поэтому его не пугал вердикт суда, которого Эдуард Исповедник не признавал…

Поскольку дочерей представителей власти похищают не каждый день, судебный процесс над Эдуардом Исповедником был из ряда вон выходящим. Было принято решение провести заседание суда не где-нибудь, а в ледовом дворце города, потому что желающих посмотреть, как «засадят в тюрягу выродка, похитившего дочь мэра», было очень много. И дворец, рассчитанный на 2760 зрителей, не мог их всех вместить. Поэтому ещё решили проводить прямую трансляцию по Первому городскому. Само собой, предварительные слушания, опрос свидетелей происходили за закрытыми дверьми и были скрыты от глаз простых смертных. А вот финальную часть – оглашение приговора и приведение в исполнение вердикта в зале суда – было решено огласить широким массам. Для этого ледовое поле переоборудовали в зал суда: была трибуна, столы прокурора и адвоката, стол секретаря. Рядом стояла клетка, в которую скоро для вынесения приговора должны были завести Эдуарда Исповедника.

Для большего эффекта из столицы был приглашён ведущий.

– Добрый вечер, добрый вечер! – на импровизированной сцене с декорациями зала суда появился симпатичный улыбающийся парень в пиджаке с лёгким голубым отливом. Переполненные трибуны довольно загудели и засвистели. Многие аплодировали стоя. Молодые мамы поднимали над головами своих детей.

– Вы наверняка узнали меня! – говорил он хорошо поставленным приятным голосом. – Но я всё равно представлюсь для наших телезрителей!

Его улыбка притягивала к себе и делала этот мир ярче.

– Я Георгий Волшебник.

Трибуны взорвались новыми приступами оваций.

– Вы все знаете, зачем вы здесь собрались?

Весь Ледовый дворец громогласно заревел:

– Да-а-а-а!

Ведущий начал улыбаться ещё шире:

– Что мы сделаем с этим подонком?

Из толпы начали хаотично доносить разные нехорошие слова:

– Убьём! Спалим! На завод его!

– Итак, друзья! – заговорил ведущий, когда крики немного стихли. – Я попрошу выйти на эту сцену участников заседания суда.

Свет погас, из динамиков полилась медленная музыка. Это был хит на все времена – ZHU Faded. Свет зажёгся вновь, и на сцену начали выходить и занимать свои места судья, прокурор, адвокат, секретарь, судебные приставы, двое сотрудников милиции. Трибуны просто ликовали. Все были рады, что шоу наконец-то началось. Участники суда улыбались и приветственно махали зрителям. Они расселись по своим рабочим местам. Судья, пожилая женщина, несколько раз постучала своим молоточком, дабы усмирить шум толпы. Трибуны смолкли. Судья надела очки и поправила мантию:

– Сегодня, 8 августа 20.. года, проходит заседание суда Центрального района. Учитывая особенность совершённого преступления, председателем суда было принято решение огласить приговор в ледовом дворце города. Обвинение, есть возражения?

– Никак нет, Ваша честь, – слегка привстав со стула, ответил седой мужчина – прокурор.

– Защита, есть возражения? – продублировала вопрос судья.

– Нет никаких возражений, – так же привстав со своего места, ответил адвокат, молодой парень, который буквально месяц назад окончил отделение юриспруденции.

Секретарь планомерно записывал каждое слово в свой нетбук.

– Продолжим, – негромко заговорила судья.

Из-за тишины во всём дворце её было слышно даже в самом последнем ряду.

– Я попрошу присутствующих сотрудников милиции ввести в зал суда подсудимого.

Милиционеры вышли в небольшую дверь, через несколько минут в наручниках ввели Эдуарда, при виде которого почтенная публика взорвалась приступами агрессии и ярости. Усмирили её только удары судейского молотка. Эдуарда посадили в клетку.

– Подсудимый – Исповедник Эдуард, 13 мая 200.. года рождения. Напоминаю: на территории здания суда вы находитесь под присягой и попадаете под действие статьи 401 о заведомо ложных показаниях. Вам это понятно?

Эдуард не чувствовал страха перед судом, перед всеми этими зрителями. Он чувствовал только опьяняющую злобу, которая делала его храбрым и наглым:

– Нет! – гаркнул он.

Больше тишину никто не прерывал. Судья немного растерялась, но быстро собралась и начала уточнять:

– Вам непонятна сама статья? Зачитать её?

– Нет, – уже спокойней ответил Эдик. – Мне непонятно, почему я, подсудимый, подпадаю под действие статьи, которая распространяется только на свидетелей и потерпевших?

Очевидно, какие-то минимальные знания у Эдуарда были не только в журналистике. По всей видимости, он немного изучил уголовный кодекс перед походом на дело. По трибунам пополз удивлённый шёпот.

– Защита, у вас есть возражения? – обратилась судья к адвокату, протирая очки мантией.

Молодой адвокат вновь вскочил и быстро ответил:

– Нет никаких возражений.

– Продолжаем, – сказала судья, надев очки, и продолжила читать с листа. – Подсудимый Исповедник Эдуард путём шантажа и преступных манипуляций принудил к совершению преступления – похищению гражданки Пазл Виктории Ермолаевны с последующим извлечением корыстной выгоды – гражданина Нечаева Сергея Геннадьевича, который в данный момент считается без вести пропавшим, но, учитывая особенность совершённого преступления, может быть убит самим Исповедником Эдуардом. В ходе следствия было выяснено, что Исповедник Эдуард также вступил в преступный сговор с главой цыганской мафии Гудло Баром Кучевичем. Я попрошу сотрудников милиции ввести Гудло Бара Кучевича.

Милиционеры вновь вышли, и через несколько минут в клетке с Эдуардом сидел цыганский барон.

– Гудло Бар Кучевич, 22 сентября 199.. года рождения, – продолжала своим монотонным и чётким голосом судья. – Напоминаю вам, что на территории здания суда вы находитесь под присягой и попадаете под действие статьи 401 о заведомо ложных показаниях. Вам это понятно?

– Да, – кивнул представитель свободного народа.

– Продолжим. Между Исповедником Эдуардом и Гудло Баром Кучевичем в ходе следствия была выявлена преступная связь. Результатом сговора должно было стать похищение Пазл Виктории Ермолаевны, шантаж Пазла Ермолая Гермесовича, незаконное производство фильмов, содержащих сцены насилия с участием Пазл Виктории Ермолаевны. В связи со всем вышеизложенным Гудло Бар Кучевич обвиняется и признаётся виновным по следующим статьям: статья 42 «Совокупность преступлений», статья 131 «Экоцид», статья 170 «Понуждение к действиям сексуального характера», статья 171 «Содержание притона, сводничество и сутенёрство», статья 343 «Распространение порнографических материалов или предметов», статья 182 «Похищение человека», статья 183 «Незаконное лишение свободы», статья 208 «Вымогательство», статья 285 «Создание преступной организации либо участие в ней», статья 287 «Создание незаконного вооружённого формирования», статья 290 «Угроза совершением акта терроризма», статья 361 «Призывы к свержению или изменению конституционного строя или к совершению преступлений против государства», статья 369 «Оскорбление представителя власти». Совокупность статей и жестокость совершённых преступлений позволяет вынести наказание: пожизненное лишение свободы с отбыванием в колонии для осуждённых пожизненно в дружественном нам государстве – Российской Федерации, на острове Огненный.

Судья прервалась, выпила немного воды из стакана и продолжила:

– Исповедник Эдуард обвиняется по тем же вышеуказанным статьям, что и его подельник, с добавлением статьи 391 «Оскорбление судьи или заседателя» за сегодняшнее поведение в зале суда. Приговаривается к пожизненному заключению с отбыванием в колонии на острове Огненный. Обвинение, есть возражения?

– Нет, Ваша честь.

– Защита?

– Нет, Ваша честь.

– Поскольку возражений нет, властью, данной мне судейской коллегией и Господом Богом, приказываю: осуждённых немедленно направить к месту отбывания наказания без права апелляции.

Судья ударила молотком. Трибуны взвыли в экстазе. Люди аплодировали и обнимались, целовались и свистели от справедливости наказания. Подсудимых вывели из клетки и погрузили по одиночке в разные автозаки. Судья со своей свитой неспешно покинула сцену. На их место вновь выбежал ведущий:

– Вы видели это? Справедливость восторжествовала! А теперь, как заявлено на афишах, концерт звёзд столичной эстрады! А хедлайнером будет не кто-нибудь, а сам Макс Бисквит! И конечно же, группа «Шаурма». А для начала я попрошу на сцену девушек из группы «Голый торс»!

Трибуны взвыли. Какой-то мальчик лет одиннадцати, державший за руку высокую стройную девушку, так громко повторял слово «Шаурма», что потерял сознание.

У мужской части аудитории начали капать слюни. На сцене появились три обворожительные девушки модельной внешности в минимальном количестве одежды. Из динамиков раздались всем знакомые музыкальные лады. Девушки пели родной для всех присутствующих текст:

– Пери-пери-пери-пери,

Периферия, периферия, периферия,

Пери-пери-пери-пери,

Периферия, периферия, периферия,

Пери-пери-пери-пери,

Периферия, периферия, периферия,

Пери-пери-пери-пери,

Периферия, периферия, периферия!

В такие моменты жители города наслаждались своей жизнью. Этот день встал в один ряд с такими праздниками, как День города, День Независимости, Иван Купала, Великая Суббота, День Машиностроителя. День осуждения Исповедника. Этот день стал тем праздником, который на 24 часа делает всех горожан одним целым. Они забывают о своих распрях и сливаются в общую судорогу празднования и осознания себя как горожан, как граждан. Все, кто присутствовал при том, когда Эдуарда приговорили к пожизненному, смогут в этот день смело напиваться каждый год и говорить своей непонимающей семье:

– Я был там! Я видел, как этого зверя посадили за решётку!

И дети такого отца смогут хвастаться, что их папка был на Первом дне осуждения Исповедника.