Текст книги "Без злого умысла"

– Добрый вечер, добрый вечер, добрый вечер! В эфире ваша любимая передача «От Алисы нет тайн», и с вами я, Алиса! Сегодня, в этот очередной мрачный день после пропажи нашей любимицы Пазл Виктории, у нас появилась надежда! Надежда на спасение. Спасение нашего с вами образа жизни. Сегодня эти двое смельчаков объявят всему городу… Да что там городу! Всей стране! Кто, кто этот урод, что посмел похитить дочь нашего обожаемого мэра! – Она с такой быстротой повернулась к чекистам, что Автандил невольно дёрнулся и покраснел. Он с недоумением уставился на микрофон, который смотрел на него. Ситуацию в свои руки взял Андеш:

– Ми считаеем, чта эта бивший солдат – Нэчаев.

Алиса мгновенно повернулась к оператору и затараторила:

– Ага! Вот мы и узнали имя этого негодяя! Нечаев! Я надеюсь, ты сейчас смотришь этот репортаж! Видишь, кто идёт за тобой? Борцы! Настоящие герои сыска! – Снова разворот к напарникам. – А какое на данный момент его место нахождения?

– Он, – задумчиво протянул швед. – Насколко нам ясно, находытся в Апачи-Сити…

– Ты понял, мразь?! – это Алиса снова в камеру. – Тебе никуда не скрыться! Ты сам загнал себя в тупик, мерзавец! Наши парни из тебя выбьют всю дурь! Когда вы отправитесь на спасение?

– Операция па спасению начнетца через три часа…

– Ты понял? Солдафон! Жить тебе осталось только три часа! А с вами была Алиса! Не унывайте.

И как всегда по окончании любого своего репортажа она задрала майку и оголила грудь. Это была её фишка и причина такой частой смены мужей.

К пирамиде Автандил и Андеш добирались в пассажирском отсеке БТР-80 в колонне из семи таких же машин.

Сейчас пирамида напоминала муравейник перед сном. Основание кишело людьми. Возле КПП суетились активисты с портретами дочери мэра. Их по обе стороны от входов в гетто пытались успокоить сотрудники милиции. Тут и там вспыхивали снимающие айфоны и самсунги. К самому КПП пытались пробраться репортёры как минимум восьми информационных каналов. И вот ещё подкатывала колонна бэтээров с военными и двумя сотрудниками КГБ. Всем было ясно, что Нечаев наверняка следит за ходом новостей и уже знает, что за ним идут. Поэтому, опасаясь агрессии с его стороны и со стороны всего Апачи-Сити, было решено укрепить команду Автандил-Андеш сорока семью солдатами срочной службы. Над всем этим хаосом из журналистов, сочувствующих Виктории Пазл, сотрудников МВД разных мастей и подразделений, агентов КГБ в штатском кружил вертолёт Первого городского телеканала, с которого в прямом эфире вещала Алиса.

Всего этого, конечно, находясь внутри бронетранспортёра, и Андеш, и Автандил не видели. Они слышали лишь отдельные удары по корпусу машины снаружи. Автандил нервничал: впервые за все годы службы он понял, что ему угрожает опасность. За все те годы службы самым страшным для него это было то, когда он накуренный ехал на место преступления. Это были самые жуткие шестнадцать минут в его жизни. Ему, правда, показалось, что ехал целую неделю. Отпустило его, правда, быстро, ещё примерно минут через двадцать. Но он дал себе зарок за рулём больше не накуриваться. А теперь ему предстояло на неопределённый срок ехать, наверное, в самую страшную и неизведанную точку планеты. Сейчас ему представлялись и всплывали перед глазами самые страшные образы из слухов, которые он когда-либо слышал об Апачи-Сити. А за двадцать лет их накопилось немало, один ужаснее другого. Но какими бы странными они ни были, мифы о Западном сводились к двух постоянным чертам. Первая – это то, что белое мужское население непременно насилуется там. И вторая – это легенда о коне-людоеде. Если в миф о тотальном анальном изнасиловании скептики ещё отказывались верить, то про существование коня-людоеда никто не спорил. Все однозначно кивали головой и говорили: «Он есть!» Конечно, из жителей города никто его не видел. А выходцы из-под купола не говорили ничего вовсе. Тем не менее каждый горожанин знал эту историю, как конь впервые съел конюха. Эту историю школьники рассказывали друг другу в санаториях. Матери пугали непослушных детей. А телеканал «РенТВ» объявил награду в 15 000$ за конскую голову с клыками, как у тигра. Находились смельчаки, которые вооружались дедовскими бердянками, видеокамерами и отправлялись под купол. Примерно через час интернет пестрел видеороликами с изнасилованными их же ружьями охотниками. Что укрепляло ещё больший страх перед Апачи-Сити у жителей всего остального города. Поэтому, когда люди слышали «конь-людоед», у них непременно всплывали образы снафф-видео из интернета, и многие невольно начинали прикрывать свой тыл.

Наука объясняла появление непарнокопытного, которое начало есть человеческую плоть, весьма просто. Как известно всему учёному сообществу, лошади издревле привлекали цыган. Как сало – украинцев, картофель – белорусов, нефть – американцев, Наташи – турков, женщины – кавказцев. Поэтому все от мало до велика знают цыган как тех ещё конокрадов. И в самом деле, на момент закрытия района на одного цыгана приходился как минимум один конь. Кони были везде. Они мешали общественному транспорту, гадили на парковках. Появились кони-поводыри. Дрессированные кони ходили с записками и деньгами в зубах в магазин за пивом. Кони вели себя как коровы в Индии или как кошки в Древнем Египте. Поэтому учёные сразу выдвинули версию: купол закрылся, кони съели всю траву, потом принялись за деревья, плавно переходя на мелких грызунов и кошек, ну и, само собой, на детёнышей цыган. Особо радикальные учёные из Национального Калифорнийского университета естественных наук теоретически доказали, что передние ноги у человекоядных лошадей видоизменились и напоминают передние лапы грызунов. Ими-то конь и хватает людишек перед тем как сожрать! Такой образ и застыл в мозгу у Автандила. Он видел в своём сознании коня, который грызёт окровавленного цыганёнка, держа его передними лапами, как белка, которая грызёт семечки. И почему-то ему казалось, что зрачки у такой лошади вертикальные, как у кошки, чтобы хорошо видеть в темноте. И ещё Автандил был уверен, что такое животное не ходит по земле, как раньше, а лазит по деревьям и перемещается прыжками по крышам домов. От этих образов у него собрался ком в горле, который он с трудом проглотил. Он долго смотрел в пол боевой машины, затем поднял глаза на сидящего напротив напарника шведа. Лицо Андеша было не просто каменным, а казалось высеченным из скальных пород скандинавских фьордов. Никаких эмоций. Никаких признаков напряжения нервной системы. Ни частого моргания, ни удивления в испуганных глазах. Ни капельки пота. Швед не потеет! «Ему же должно быть жарко в нашей стране! – рассуждал Автандил. – Интересно, что же у него в голове?» – думал капитан, глядя на своего скандинавского напарника. А в голове у Андеша было лишь одно слово – мятеж. Воспоминания о цыганском бунте в Тенста были ещё свежими. Ведь это именно он в составе дежурной группы первым приехал на вызов. Он помнит этих окровавленных, изрезанных женщин, которых цыгане вытаскивали за волосы из домов, которые тут же поджигались. Он помнит коктейли Молотова, которые летели в его сторону и в его коллег. Он помнит эту бойню, когда они насмерть дрались с вольными кочевниками. Как озверевшие цыгане, вооружённые монтировками, с залитыми кровью глазами, бросались на сотрудников SAPO, напевая зловещее «Ай, ромалэ, ай, чавалэ!» Из одиннадцати бойцов его отделения двое погибли, один ушёл в православие, а ещё один коллега принял ислам. И теперь его, жителя Konungariket Sverige, какие-то потомки некогда великих славян отправляют в улей цыган! Он понимал, что ему уже никогда не суждено будет вернуться домой. Впереди его ждёт только Вальхалла. Поэтому он начал читать шёпотом молитву Одину:

– Din Warrior Jag, stor en!

Du möter den ökande…

Följ med mig! Me brinna!

Själv genom mig vakna!

Servera Du, kärlek och livet!

Och så Gud hjälpe oss! Lugn och ro Planet…88
  Молится Одину.


[Закрыть]

Было видно, что солдаты-срочники тоже напуганы. Кто-то откровенно мочился в штаны, кто-то молился, кто-то целовал нательный крестик. Самым старым из солдат срочной службы был старший сержант, который находился в головной машине, в этом месяце ему исполнился двадцать один год.

Толпа снаружи транспортёров бесновалась! Колонну солдат воспринимали как героев. На БТРы бросали цветы и полторашки со знаменитым светлым пивом «Выдров». Девушки бросали своё нижнее бельё. Кто-то бросил пятилетнего мальчика с надписью на лбу «За ЖДВ»! Колонна остановилось. Сержант Пятаков, непосредственный командир солдат-срочников, вылез из люка головной машины. Толпа взревела. У многих накатили слёзы радости, а девчонки из колледжа художественных промыслов, что находится неподалёку от пирамиды, сразу стали влажными. Горожане были едины как никогда! У всех у них был общий враг – Нечаев. Чьё имя стало нарицательным и отождествлялось с самым отвратительным, что есть в их жизни. И были герои. Двое сотрудников спецслужб и сорок семь солдатиков, которые если даже и не спасут дочь мэра, то всё рано станут героями, а если погибнут – святыми. В любом случае их имена останутся в сердцах и мыслях людей как минимум одного поколения.

Сержант несколько минут приветствовал собравшихся горожан, скрылся в чреве боевой машины. Колонна направилась в пирамиду…

Снова Нечаев

Здесь нет ветра. Воздух здесь не движется уже двадцать лет. Несмотря на это, им можно было дышать. Он, конечно, был сырым и чем-то напоминал воздух, который находится в подвалах панельных домов, с таким же запахом труб и блох. Сперва он бьёт в нос и заставляет кривить лицо, но примерно минут через пятнадцать запах уже не чувствуется, и гримасничать больше нет нужды.

Ощущение того, что он находится в подземной пещере, не покидало Нечаева ни на секунду. И сейчас, когда он стоял в съёмной трёхкомнатной квартире на втором этаже и смотрел в окно, ему казалось, что он находится где-то в подземном бункере. Нечаев был раздет сверху по пояс. В правой руке у него была кружка чёрного чая с бергамотом. Он полюбил этот чай ещё с четырнадцати лет, когда гостил у бабушки в Санкт-Петербурге.

За окном было темно. Улицу освещали фонари. Эти странные круглые фонари. Они светили белым, казалось, каким-то молочным светом. Свет будто плавно и медленно растекался по асфальту. Эти фонари придавали какой-то шарм городу. В такие моменты, глядя на борьбу света и тьмы, забываешь про то, что город заполнен ублюдочными пролетариями, люмпенами, хипстерами, этими непонятными чуваками в спортивных штанах и куртках по колено. Рэперами в своих красных штанах. Этими кончеными восемнадцатилетними девочками, которые нюхают фен и слушают рэп. Волосатой мразью, которая на каждом углу кричит: «Металл!» Жирными зажравшимися мразами, которые именнуют себя властью. В такие моменты, глядя на эти фонари, забываешь про всех этих скотов. И начинаешь ощущать себя где-то в Лондоне середины девятнадцатого века. Прекрасная эпоха! Великой Британии уже принадлежит полмира, но и бунтов в колониях ещё нет. Золотое время. И глядя на эти молочные фонари, начинаешь видеть дам, в роскошных вечерних платьях. А рядом с ними высокие стройные парни, лондонские денди. И не хочется грустить, вспоминая всю ту сволочь, которая зовется горожанами. Хочется просто смотреть на эти фонари. И видеть, как молодой девятнадцатилетний парень дарит под таким фонарём розу своей даме сердца. И как она, слегка краснея от волнения, разрешает ему себя поцеловать. Вот что хочется ощущать. Хочется чувствовать любовь. Не плотские забавы утехи ради. А любовь. Чувство, которое великие классики описывали в своих бессмертных стихах и поэмах. Хочется обнять любимого человека, закутаться с ним в плед и смотреть друг другу в глаза. Неужели у окружающих людей нет такого желания? Им не хочется просто любить? Откуда желание посылать молодых ребят на другой край света убивать себе подобных? Зачем? Какое чувство может подтолкнуть человека грабить, насиловать, строить гетто, сжигать деревни?

Нечаев полностью погрузился в грёзы о Лондоне позапрошлого века и поднял глаза, чтобы увидеть звёзды, которые бы дополнили краски к его мечтам о прекрасном. Но вместо этого он увидел тьму. Самую настоящую тьму… Тьму, которую не мог пробить даже миллион этих круглых волшебных фонарей. Это была внутренняя сторона пирамиды. Она находилась так высоко, что свет искусственного освещения не доставал до неё. И от этого казалось, что сразу за границей света, на том рубеже, до которого он мог достать, начиналась бездна. Начиналась космическая тьма. Тёмная материя, которое поглощает всё самое светлое и доброе, что есть во Вселенной. Нечаеву эта тьма, это отсутствие звёзд и луны в совокупности с освещением фонарей придавали ощущение декорации. Он ощущал себя в театре. В молодёжном театре. Где ставят очередную экспериментальную пьесу о жизни Ахматовой, и ночь в этом спектакле создаётся при помочи чёрной материи за спиной актрисы, что неумело читает стихи поэтессы. Женщина-поэт – что может быть хуже? Только, наверное, актриса, которая играет женщину-поэта. Наверное, поэтому Нечаев и не любил походы в театр. Особенно когда эти походы были обязательными в школьные нелёгкие годы. Сергей отчётливо помнил это чувство искусственности, которое окружает в театре. Всё в театре вызывало у него чувство отторжения. Начиная с гардероба и его работницы. Которая вам выдаёт номерок от вешалки с выражением лица, будто лично знакома с Максимом Горьким. Эти лживые граждане, которые откровенно орут на сцене, чтобы их слышали на галёрке. Актёры! Они именуют себя актерами. Людьми искусства. Хотя все из них учились на актёров, все получали диплом и все попали в театр по распределению. Это такое же ремесло, как и искусство стропальщика. Актёр участвует в одном и том же спектакле двадцать раз в месяц. И стропальщик стропит один и тот же груз столько же раз в месяц, но он не требует за это цветов и аплодисментов. Чувство мерзости охватывало Нечаева, когда он видел игру театральных актёров. Эти их переигранные реплики, наигранные эмоции, фальшивые слёзы. Люди пытаются выглядеть теми, кем не являются и никогда не смогут стать. Как, впрочем, и в реальной жизни. Может, великий Уильям Шекспир и прав? Вся жизнь – театр, и люди всю её продолжительность притворяются? Зачем же тогда всё это? Для чего? Никто ведь не смотрит. Зачем Нечаев корчит из себя крутого? Стоит тут весь такой полуголый с кружкой чая у окна.

Сергей встряхнул головой, чтобы немного развеять неприятные размышления. Он начал думать о квартире в которой находится. Большая, просторная, трёхкомнатная квартира в хрущёвке. Квартира добротная. Комнаты просторные и были бы светлыми, если бы сюда попадал солнечный свет. Везде на полу паркет. Что придаёт квартире какой-то настоящий уют, несмотря на то, что она чужая. Было видно, что в ней давно никто не живёт постоянно. Квартира явно предназначалась для съёма. От прошлых жильцов осталось много вещей и элементов декора. Причём кардинально разные и несовместимые вещи находились в разных комнатах.

В самой дальней от входной двери комнате, скорее всего, жил растаман или кто-то очень близкий по духу растафарианам. Под кроватью стоял бонг из оранжевой пластмассы, в прикроватной тумбочке находилось много всяких приспособлений для различных видов курения. Фольга, угли, зажигалки, несколько сигарет и много всяких кульков с различными смесями и травами. Также явного любителя Боба Марли выдавал огромный портрет чернокожего, нарисованный цветными ручками с такой любовью, что, глядя на него, хочется лечь на диван и запеть No Woman, No Cry… Не совсем к месту рядом с портретом висел флаг Германии. На котором чёрным маркером красовалась надпись «I love minimal tehno! Для всех моих Другов! Семён». Непонятно, имел ли какое-либо отношение Семён к Германии, но если это он нарисовал портрет негра с причёской в стиле афро, то у него явно талант.

Следующая комната была явной противоположностью убежища растамана. Здесь явно жил какой-то неонацист. Комната была чистой и опрятной и не вызывала бы никаких подозрений, если бы не плакат Гитлера во всю стену. Непонятно, жили эти соседи одновременно или в разные промежутки времени. Но такая противоположность удивляла.

В третьей, самой большой, комнате, где сейчас находился Нечаев, был декораторский нейтралитет. Здесь не было ничего такого, что могло бы выдать в человеке приверженца какой-либо субкультуры. Судя по оставленным вещам, здесь явно жила семейная пара. Двухместная диван-кровать, шкаф с мужской и женской одеждой. В этом шкафу вторые сутки кряду и сидела Виктория Пазл. Скорее всего, она сейчас спала или была без сознания. После похищения и заточения в шкаф в сознание она пришла только к вечеру дня похищения. У неё была истерика. Самая настоящая женская истерика. Она кричала, билась всеми возможными частями тела о двери и стенки шкафа изнутри. Она молила о помощи, просила её отпустить. Вой в квартире стоял дикий по двум причинам. Первая – рыдала жертва похищения, Виктория. И рыдал один из похитителей – Эдуард Исповедник. Он ревел в унисон с Викторией, осознавая пропасть неприятностей, в которую он затащил сам себя. Он лежал рядом со шкафом и ревел. Паркет под ним сначала был просто мокрым, затем набух и начал отслаиваться от пола. Он умолял Нечаева отпустить её. Потом он начал умолять отпустить его. Эдик предлагал Нечаеву деньги, отписать квартиру, машину, готов был сделать всё что угодно, лишь бы Сергей всё это прекратил. Эдуард чувствовал, что его операция «Калькулятор» шла прахом. Это чувство усилил сюжет по телевизору, который стоял напротив шкафа, о том, что КГБ известно, кто и где прячет Викторию Пазл. Эдик даже хотел порезать себе вены в кухне хозяйским ножом. Но Нечаев был на страже. Пара оплеух, отвешенных Эдику, привели его в порядок, и он просто продолжал ныть, улёгшись под шкафом-тюрьмой Виктории, которая к тому времени уже смирилась со своей судьбой и затихла. Так она и молчала, слыша отголоски телевизора о том, что спасение близко.

Нечаев понимал, что в данной ситуации он является похитителем двух человек: Виктории и Эдика. В застенках чекистов его верный помощник и наниматель Исповедник сдаст абсолютно всех и всё, что потребуют доблестные парни и девушки из комитета государственной безопасности. Нечаев вновь остался один. Исповедник, конечно же, заплатил обещанные деньги, и их вполне хватит, чтобы убежать в Новую Зеландию и начать совершенно новую беззаботную жизнь. Можно будет выучить английский язык. Можно даже начать ухаживать за какой-нибудь новозеландкой. Устроиться на работу. Например, грузчиком или охранником… Там с этим, наверное, получше будет, чем здесь. Там всё-таки историческая родина. Веллингтон. Вот только, глядя во тьму искусственно неба и прихлёбывая питерский чай с бергамотом, Нечаев начал понимать, что не хочет в Веллингтон. Он готов ехать, бежать, плыть куда угодно, только не в Веллингтон. А что же тогда делать с деньгами, да ещё в Апачи-Сити? Тут всё кишит цыганами, деньги они могут украсть быстрее, чем ты скажешь: «Веллингтон»! Патовая ситуация. Как раз такая, в которой он привык находиться все пять лет службы в далёком Таиланде! По лицу Сергея вверх, словно улитка, поползла улыбка…

Революция 1917 года многое дала сегодняшнему поколению того, что это поколение воспринимает как должное. Например, интернет. Не напрямую, конечно, не благодаря Владимиру Ильичу. Нет. Но вот не случись революции в самой большой стране и не приди к власти коммунисты, тогдашняя Россия явно бы проиграла войну фашистской Германии. А там кто знает, может, и закидали бы своими «Фау-2» американские небоскрёбы и особняки. И не было бы никакого интернета со своими РНЕ, БНФ. Ну а поскольку момент исторического материализма всё-таки произошёл и советский народ огромной ценой смог одолеть Адольфа с его прихвостнями, холодная война и случилась. Американцы чувствовали угрозу с восточного полушария и не желали ни с кем делить так называемое мировое господство. А увидев, что эти проклятые коммунистические свиньи первыми запустили в космос искусственный спутник, испугались не на шутку. Янки со своей заднедворовой одноэтажной Америкой фактически почувствовали дыхание красных из космоса. Каждый на Североамериканском континенте понимал, что красный рассвет и красный закат перестают быть метафорами. Что в одну прекрасную ночь на фоне полной Луны в небе над Калифорнией могут появиться из космоса Иваны. Или чего хуже – ракеты, несущие смерть, которые уничтожат Калифорнию с её передовыми технологиями. Эта тема стояла очень остро. И не давала покоя Пентагону. Тогда и было принято решение о создании такой информационной сети, благодаря которой можно будет сохранить всю необходимую информацию и документы о Розуэлл-47. Не один год и не один миллион долларов понадобился министерству обороны США тогда, чтобы сейчас Катюша Малибу могла бы писать о своём нетрадиционном сексе с одногруппником, своей подруге в Житковичах. Многие, оставляя записи в своих блогах о том, как нехило бухали последние выходные, и не догадываются, что даже после ядерной войны их уцелевшие потомки смогут прочесть об этом. Наверняка это будет странно и неприятно для поколения, рождённого после ядерного холокоста, видеть, как люди перед камерой обливают по очереди себя водой из ведра. Не все живущие в эпоху ядерной зимы поймут прикол про выливание целого чайника кипятка на мороз. Как показала история, миллионы американских налогоплательщиков ушли не зря. Все желающие смогут выкладывать селфи на фоне ядерного гриба.

Похожий Армагеддон локального масштаба и случился в Апачи-Сити. Жители микрорайона остались отрезаны от внешнего мира сотнями тонн строительного материала. Казалось бы, не то что мобильная сеть, а даже телевидение не должно работать внутри пирамиды. Но получилось так как предполагали только участники «Зова Новой Гипербореи». Пирамида стала огромнейшей башней-ретранслятором. Находясь под куполом, без свежего воздуха вот уже двадцать лет, если знать правильный набор номера, можно позвонить даже на МКС. Благо на МКС тоже провели интернет. Это из-за огромного по процентному соотношению кварца, задействованного при строительстве барьера. Префектура города хотела пирамидой отделить Апачи-Сити от общества, а вместо этого связала его со всем миром. Особо хорошая связь была со странами, в которых есть пирамиды: Мексика, Босния и Герцеговина, КНДР. Возможно, правительство Северной Кореи и строило пирамиду Рюгён в Пхеньяне с таким рвением, потому что знало, если связаться с Мардуком, он поможет с чучхэ. Поэтому из-под пирамиды так молниеносно разносилось по мировой паутине снафф-видео и ролики с очертаниями коня-людоеда. Ведь при должном образовании в Апачи-Сити в интернет можно выйти из утюга, скачать торрент на холодильник, играть в Angry Birds на микроволновке.

Когда Нечаев увидел, как Исповедник катается по полу и рыдает, размазывая тушь и сопли по своему лицу и пуская слюни своим малозубым ртом, он понял, что Эдик не выполнит свою часть обязательств и не выложит в Сеть ролик с требованиями к мэру и муниципалитету. Поэтому этим вопросом ветеран Таиланда занялся сам. Очень хорошо, что самопровозглашённый журналист и отец правды Эдуард Исповедник имел привычку всегда таскать с собой ноутбук. А учитывая, что связь под куполом была на уровне 9G при среднегородском 5G, Нечаев быстро создал свою страницу в соцсети и выложил ролик «#Жесть!!! Похитители Виктории Пазл!!!» Первыми его увидели жители Египта и Судана. Особой «жести» они, конечно, не увидели, а даже наоборот – ролик с похищенной белой девушкой их приятно порадовал. И они принялись писать комментарии на ломанном русском языке: «Н’таша Дай!» Но несмотря на арабский спам, послание нашло своего адресата, и мэр Пазл Ермолай Гермесович смог увидеть, как его дочь лежит без сознания в шкафу в луже собственных испражнений. От комментариев глава города отказался. Лишь сменив статус с «У меня украли Свет моей жизни» на «Мои парни найдут тебя, мерзавец!» Нечаев испытывал от происходящего нескрываемое удовольствие. Он осознавал, что, скорее всего, не доживёт до следующего своего дня рождения, но он чувствовал, как называет молодёжь, драйв. А если по-простому – он пёрся. Он сидел за ноутбуком и наблюдал, как в геометрической прогрессии растёт количество просмотров ролика, в котором он кричит в камеру: «… не доживёт до завтрашнего дня! Если вы, суки…» Он, не переставая улыбаться, откинул на спинку стула, сложил руки на затылке и негромко произнёс:

– Малыш, мы уже в истории…

Цыган Нечаев откровенно не любил. И до армии, и после армии. И он этого не скрывал ни от кого, даже от цыган. Многие говорят: «Я не люблю цыган! Они такие противные и вонючие!» Но когда цыганка с надкусанным батоном в одной руке и младенцем в другой подходит к таким людям и говорит: «Ради бога, дайте на хлебушек!» – они тут же лезут в карман и отдают всю мелочь, которая есть у них. Зачастую не только мелочь. При этом не обращая внимания на батон и не зная, какого бога цыганка имела ввиду. Нечаев не был таким! Нечаев посылал цыган подальше, он матерился похлеще любой химмашевской малолетки в КПЗ. Он не боялся ни фантастического цыганского гипноза, ни мифических цыганских проклятий. Сергей, не стесняясь, избивал цыганских подростков, которые хамили кондуктору в общественном транспорте и отказывались оплачивать проезд. Сергей, не беспокоясь о карме, плевал в лицо жирным цыганским старухам, которые говорили: «Эй, красавчик, дай пятак, тебе за это красавицы давать начнут!» Нечаев, не опасаясь за здоровье, выходил в магазин в майке с флагом Конфедерации на груди, уже находясь в Апачи-Сити. Правда, он не догадывался, что цыгане понятия не имеют, что значит этот флаг с крестом у него на груди и кто такие конфедераты.

Сергею надоело ждать БТР с солдатами, а ещё больше надоело слушать нытьё Эдуарда. Солдаты и агенты КГБ явятся нескоро, и вообще не факт, что смогут пробиться к Нечаеву через цыганские трущобы. Шанс, что БТРам снимут колёса на ходу, был огромный. Поэтому он и вышел в магазин. Предварительно закрыв Эдика в квартире и спрятав все острые предметы.

На улице была ночь. Как, впрочем, и последние двадцать лет здесь. Было тепло, и немножко влажно, как летним поздним вечером после дождя. Нечаев шагал в майке, шортах и резиновых сланцах на босую ногу.

После накрытия куполом цыганские бароны быстро смекнули: если продолжать грабить оставленное белое население, то в квартале работать будет совсем некому. Поэтому, несмотря на двадцатилетнюю изоляцию, магазины работали исправно. Это было связано с тем, что нецыганское количество жителей микрорайона составляло всего лишь семь процентов. И было решено не трогать бледнолицых братьев. Пусть трудятся, поддерживают жизнеспособность родного Апачи-Сити. Статус у этих семи процентов был не меньшим, чем у египетских кошек времён фараонов. Поэтому белые люди свободно трудились, торговали в магазинах, точили на заводах, лечили в поликлинике цыганских деток. Но всё это никак не повышало статус цыган в глазах Нечаева и ни в коем случае не уменьшало его ненависть к ним.

Зайдя в небольшой магазинчик самообслуживания, Сергей долго гулял по нему. Он вообще любил гулять между рядами консервированной кукурузы и средств для мытья посуды. Здесь ему хорошо думалось. Казалось, что мозг из его забитой дуростью головы попадает в родник знаний и мудрости. Нечаев прямо физически ощущал, как его разум омывают потоки свежих идей и ручьи чистых помыслов. «Откуда у них столько кукурузы? Неужели ей уже двадцать лет? Почему хлеб всегда свежий? Здесь где-то пекарня? А колбаса? А мясо? Молоко? Неужели здесь так развито собственное производство? Как вообще здесь все могут жить столько лет без витамина D? А что делать с Эдиком? Он сдаст меня с потрохами. Чипсы или кальмары? Так. Литр светлого, литр нефильтрованного, литр тёмного. Бутылка водки. А какое вино пьёт Вика? Красное или белое? Надо посмотреть в её блоге. А-а-а! Точно, она ж вообще категорически против алкоголя! Тогда ещё водки. „Матиас“, корейская морковка, так… Что ещё? Водички сладкой. Что делаем с солдатами?»

Нечаев стоял с корзиной в очереди на кассе. Перед ним было пять человек. «Сигарет ещё, наверное, куплю. Солдаты, солдаты… Куда ж вы, желторотые, лезете? Я ж вас как лягушат разорву! Мотострелки галимые! Пехота гнилая! Вас ещё цыганята завалят! Мне достанутся сержант и два чекиста. Точнее, полтора. Этот белобрысый с бородой, походу, горец какой-то. Говорит так странно. То ли финн, то ли ирландец. Итого мы имеем два с половиной противника. Хм… Десант против мотострелка и полтора чекиста, хм… Нормально». Нечаев перекладывал покупки из корзины в пакет. «Сдаём им Эдика и Вику, а сами валим. Карман тугой. Вот только как валить отсюда? Надо с местными начать корешить. Может быть, лаз какой есть подземный. Или трубы. Не может быть, чтобы этот свободный народ дома на жопе ровно сидел. Они-то уже по-любому знают, кто я. Моя рожа из каждой балалайки видна. Сдавать, похоже, они меня никому не собираются. Интересно, солдатики уже въехали?»

Нечаев шлёпал по тёплому асфальту. Несмотря на то, что в Апачи-Сити всегда ночь, сейчас ночь была по расписанию. Уже было больше 22:00. Сергей шёл и не особо обращал внимания, что происходит вокруг него. Его внимание привлекли лишь два цыганских мальчика лет двенадцати. Они были невысокого роста, курили и были в зимних куртках до колен. Руки они держали в карманах курток, которые находились на груди. От этого они немного напоминали цыплят табака. «Вот что за мода?! – молча возмущался Нечаев. – Руки держать на груди? Как петухи какие-то! Что это за движение такое? Куртки до колен, руки на груди. Как там они себя называют? Хулиганы? Фаны? Фанатики? Никак в толк не возьму, как эти куртки к футболу примешали? А это кто? Цыганские фанаты? И как же они на футбол ходят?»

– Э! Дядя! – обратился один из подростков, когда Нечаев прошёл мимо.

Нечаев остановился. Его буквально трясло от злости и отвращения. Он с титаническим трудом обернулся, чтобы просто посмотреть на раздражителей, а не накинуться их избивать. Он положил пакет на асфальт и уставился на ребят. Они были похожи. Не потому, что все цыгане на одно лицо. За пять лет в Таиланде Нечаев научился различать самые похожие лица врагов. Просто эти цыганята и вправду были похожи.

– Что? – сквозь зубы прошипел Нечаев. Внимательно глядя, как они курят одним ртом, без помощи рук.

– Э! Дядя! Закурить есть, ну? – ответил тот же, что и позвал его. Он, наверное, был старший. Потому что даже при свете ночных фонарей можно было хорошо разглядеть его усы.