Текст книги "Искушение Анжелики"

Глава VI

Но в ответ на ее вопрос он только неопределенно скривил губы:

– Этот приказ ему дали в Париже перед нашей последней кампанией в Карибском море. Когда он ходил к министру, чтобы подписать каперское свидетельство. Он вроде ходил к нему с тобой, а, Лопеш?

Португалец кивнул.

– Так кого вам было приказано убить? – настаивала Анжелика.

– Мужчину, с которым вы живете, графа, того, что делает золото из ракушек.

– Убить его! Из-за этого вы и пытались меня захватить?..

– Черт возьми! Поставьте себя на наше место. Теперь, после того как вы меня распороли и зашили обратно, я точно знаю, что вы ведьма.

И он подмигнул ей, то ли заговорщически, то ли угрожающе, и по его губам скользнула сардоническая усмешка.

– А за что ваш капитан высадил вас на берег? – спросила она.

– Мы не согласились с тем, как он разделил добычу, но это не бабьего ума дело, даже если эта баба – ведьма, – высокомерно сказал Аристид.

– А я думаю, что дело в том, что вы слишком отличались от остальных членов его экипажа, если он, как вы выразились, и в самом деле настоящий джентльмен, – молвила Анжелика.

Достаточно было одного взгляда на пятерых пиратов, которые жгли костер на галечном берегу, чтобы понять, что это настоящие отбросы общества, те самые, которые Жоффрею де Пейраку следовало повесить на рее своего корабля во время последнего плавания.

Задетый за живое, Аристид замкнулся в гордом молчании.

– Но что ваш Золотая Борода собирался делать в Голдсборо? – не унималась Анжелика.

Ее собеседник не мог долго хранить молчание.

– Само собой, не быть дурачком и заграбастать эти земли!

Анжелика воззрилась на него в изумлении.

– Нечего так лупить зенки, моя красотка, а то они у вас ну точь-в-точь как бородатые блюдца. Я вам уже сказал, что мессир Золотая Борода – настоящий королевский корсар, и у него все бумаги в ажуре: и каперское свидетельство, и грамота от парижской компании и даже какая-то бумаженция от губернатора Тортуги. А еще, – и раненый с важным видом поднял указательный палец, – а еще он откупил у короля Франции всю землю от Голубых гор до бухты Голдсборо.

– Надо же! – воскликнула Анжелика.

– Эта идея уже давно засела у него башке, хоть он и моряк. Поселиться, значит, в каком-нибудь уголке земли со своими товарищами и выращивать пшеницу. Вот под этим самым я и не хотел подписываться, и Лопеш тоже. Я сказал, что предпочитаю бороздить моря, пока меня не сожрут акулы, и оказалось, что я был ой как прав! Золотая Борода, хоть он и хитрая бестия и ему покровительствует король, сам увидел, куда его завели эти завиральные идеи о том, чтобы осесть на земле. Как жахнули по нам раскаленными ядрами, да еще аккурат ниже ватерлинии… К этим парням из Голдсборо на козе не подъедешь… Бедное наше «Сердце Марии»…

– Это еще что такое?

– Так называется наш корабль.

Анжелика отметила про себя, что чем гнуснее намерения пиратов, тем более благочестивые имена они дают своим кораблям, наверное, в надежде на то, что небо их защитит… или простит.

– Ваш главарь в самом деле не знал, что у этих прибрежных земель уже есть хозяин и на них живут люди?

– Нам сказали, что там есть бабы. Не индианки, а белые. Это, черт побери, и решило дело. Хапнем землю, и каждый отхватит по бабе и заделается настоящим поселенцем, во как! Только не тут-то было! Как шарахнули по нам раскаленными ядрами, а когда мы попробовали высадиться, эти бешеные молодчики расколошматили нас в куски. Корабль дал крен и заполыхал, так что пришлось нам убираться за острова, как будто мы какие-нибудь трусливые пердуны. А наш высокочтимый Золотая Борода оказался в дураках со своими грандиозными идеями, грамотой на землю под мышкой и планами вспашки земли – и женщин…

Он разразился хриплым смехом, который тут же перешел в кашель.

– Не кашляйте, – строго сказала Анжелика.

И посмотрела, не разошелся ли шов у него на животе.

Он, конечно, первостатейный негодяй, этот Аристид, но если он сказал правду, то это очень ценные сведения.

Она содрогнулась при мысли, что, если бы не отчаянное сопротивление гугенотов в Голдсборо, ее ларошельские подруги могли бы попасть в лапы этих гнусных молодчиков.

– Нет, Золотая Борода не то, что вы думаете, – продолжал раненый. Его голос после приступа кашля стал слабее, но в нем звучало упрямство, как будто он прочел ее мысли. – Я вам говорю, у него есть все: и каперское свидетельство, и поддержка короля, поскольку он королевский корсар и дерется под знаменем с лилиями, и деньжата, которые ему дали принцы… Со мной он обошелся хуже некуда, но, вообще-то, тем, кто ходит под его флагом, грех жаловаться. Говорю вам, этот Золотая Борода – настоящий джентльмен. И на «Сердце Марии» нам всем выдавали по кварте водки в день, как на кораблях королевского флота. Золотая Борода – это, я вам скажу, что-то… Сударыня, а у вас, случайно, не найдется кусочка сыра?

– Сыра? Да вы спятили! Спите!

Она натянула одеяло ему до подбородка, подоткнула его и вытерла разбойнику вялый рот.

«Бедный Дуболом! Ты такой олух, что не стоишь даже веревки, на которой тебя повесят».

И, несмотря на прохладу, царящую на этих берегах, похожие на лай крики тюленей и темные северные ели, охраняющие галечные пляжи, Анжелике вдруг вспомнились пираты, которых она встречала в Средиземноморье с его разношерстным населением из авантюристов всех мастей, и она вновь почувствовала испытанное ею тогда непреодолимое влечение, смешанное со страхом…

В Брансуик-Фолз миссис Уильямс сказала ей, что раньше эти искатели приключений, бросавшие якорь у бедных деревень английских поселенцев, не причиняли им никакого зла. Но те времена прошли, и теперь выросшее благосостояние американского побережья привлекало сюда грабителей со всего Нового Света.

Все побережье нужно было очистить от пиратов и покончить с царящей здесь анархией. И перед мысленным взором Анжелики встала высокая фигура Жоффрея, сильного, надежного, уверенного в себе, само воплощение мужского начала этого Нового Света.

О, любовь моя… Мне сказали, что тебя велено убить…

Но он не даст себя убить.

Однако теперь, когда вновь разгорелось пламя индейской войны, заставившей напуганных английских поселенцев бежать на острова, и был поставлен под сомнение мирный договор двух далеких королевств, обстановка усложнилась, и злонамеренные карибские пираты могли вдоволь здесь поживиться. А цепочка случайностей или чьи-то козни привели ее саму на эти берега, хотя всего несколько дней назад, покидая форт Вапассу, она была уверена, что беспрепятственно доберется до Голдсборо.

– Лопеш, – сказала она, – вы были с Золотой Бородой, когда он носил на подпись каперский патент и прочие бумаги и, вероятно, искал деньги, чтобы снарядить свой корабль. Так скажите мне, кто его патрон? Кто его фрахтователи и партнеры? Вы можете назвать мне их имена?

Португалец покачал головой:

– Нет… Я его сопровождал просто как слуга. Но были и другие слуги, которых он отправлял с поручениями. Был там один…

Он на секунду задумался.

– Я не знаю его имени, но если вам когда-нибудь встретится высокий капитан с фиолетовым родимым пятном вот здесь, – и он коснулся своего виска, – берегитесь, ваши враги уже близко. Услуга за услугу, – в конце концов, ведьма вы или нет, вы спасли моего кореша…

Глава VII

На залив Каско снова опускался вечер, и оранжевое сияние разливалось на западе, там, где берег плавно понижается и потом резко отклоняется на юг, чтобы широким ласковым жестом обнять бесчисленные бухточки и острова в этом синем заливе, куда, влекомые всеми северными течениями, приходят сине-серебристые косяки рыбы.

Здесь нерестится рыба со всего мира, ибо в этих водах встречаются большие океанические течения, теплые и холодные, в которых кишит планктон, привлекающий мириады рыб, а также рыбаков, приплывающих сюда с начала времен.

Рыбаки из Сен-Мало приходили сюда на своих челнах за несколько веков до того, как Христофор Колумб открыл Антильские острова.

Весной море здесь наполняется белыми парусами различных судов, похожими на лепестки гигантских водяных лилий.

И чем темнее становилось небо, тем больше Анжелика видела в темном море красноватых огоньков, далеких и мерцающих, как звезды.

– Он совсем не пьет, – пробурчал рядом с нею Аристид. – Ну что вы скажете о моряке, который не пьет?

– Да о ком вы говорите, милейший?

– Об этом чертовом пирате, о Золотой Бороде… Он пьет, разве что когда жарит бабу. Но это с ним случается нечасто. Можно подумать, он не любит ни женщин… ни выпивку. И все же он всем внушает страх. Когда мы захватили Портобелло, он заставил монахов из монастыря Сан-Антонио идти перед его людьми как живой щит… Испанцы из гарнизона стреляли в них и плакали.

Анжелика содрогнулась:

– Да ведь этот человек – безбожник!

– Ну, не настолько уж. У него на борту все обязаны молиться, а коли кто заартачится, он его посылает на марс, и тот должон сидеть там, покуда не прочитает все молитвы по четкам двадцать раз.

Анжелике стало не по себе и почудилось, что она видит, как в ночи развевается на ветру золотая борода кровавого пирата. При мысли о том, что его корабль как-то ночью останавливался у подножия мыса, чтобы высадить на берег бунтовщиков, она похолодела.

– Вот увидите, он еще вернется, – заныл раненый.

Анжелику снова пробрала дрожь, и шум ветра в кедрах показался ей таким же зловещим, как и зарница, вспыхнувшая над горизонтом.

– Спите, дружок.

Она плотнее запахнула плащ. Она хотела подежурить возле своего пациента до середины ночи, после чего ее сменит толстый буканьер, его названый брат. Он тоже был здесь, крупный и массивный, дремал у огня, втянув голову в плечи, и она услышала, как он чешет свою грязную нечесаную бороду, чтобы унять зуд.

Глядя на звезды и думая сразу о тысяче вещей, она не заметила, как он уставился на нее своими горящими глазами. Теперь, немного поправившись, он испытывал странные ощущения, когда смотрел на эту женщину. Она сидела неподвижно, как статуя, в своем черном плаще, ее лицо белело в темноте, как пятно лунного света, и ветер играл золотистой прядью ее волос, которую она все время отбрасывала рукой. И один этот жест вызывал в его воображении ее скрытые под плащом великолепные формы, которые так его восхищали.

– Я не такой, как Золотая Борода, – тихо сказал он. – Я люблю женщин.

Он прочистил горло:

– Вам не хочется поразвлечься, сударыня?

Она медленно повернула голову и посмотрела на толстяка:

– С таким, как ты? Нет, милейший.

– А что не так с таким, как я? Что вам не подходит?

– Физиономия, похожая на тыкву и слишком безобразная, чтобы получить удовольствие, поцеловав ее.

– Не обязательно целовать, коли вам не по вкусу, – примирительно сказал он. – Мы могли бы заняться и чем-нибудь другим.

– Ни с места! – резко приказала она, увидев, что он собирается потянуться к ней. – Другим я вспарывала брюхо и за меньшее. А зашивать тебя я не стану.

– Ух, какая вы несговорчивая, – пробурчал он и снова начал неистово чесаться, – а ведь сейчас как раз удобный случай, чтобы поразвлечься. Мы тут одни, и времени у нас навалом. Меня кличут Гиацинт… Гиацинт Буланже. Неужто вам и правда не хочется?

– Нет, не обижайся. Мною руководит осторожность, Гиацинт, – беззаботно сказала она, чтобы не восстановить его против себя. – Матросы, которых капитан высаживает на пустынный берег, отнюдь не всегда находятся в добром здравии. Глядя на тебя, я готова поспорить, что ты изъеден сифилисом до мозга костей.

– Да ничего подобного, клянусь! – вскричал возмущенный пират. – Если у меня такая рожа, то это от ваших чертовых ульев, которые вы швырнули нам в лицо.

Аристид заныл:

– Хватит собачиться у меня над головой, как будто я уже труп.

Вновь стало тихо.

Анжелика говорила себе, что не стоит беспокоиться из-за толстяка, ведь она повидала и не такое, но на фоне подспудной тревоги, которую она чувствовала все время, плотское желание этого злосчастного субъекта, вспыхнувшее в нем в эту унылую ночь на этом пустынном берегу, вызывало в ее душе неодолимый страх. Ее нервы были натянуты до предела, и ей хотелось бежать отсюда со всех ног. Но она не сдвинулась с места и приняла безразличный вид, так как не хотела, чтобы толстяк заметил ее испуг, а затем, воспользовавшись первым подходящим предлогом, встала, велела ему присматривать за костром и за своим названым братом и возвратилась в хижину Шепли.

Склонившаяся над тлеющими в очаге углями мисс Пиджент напоминала крошечную колдунью, готовящую приворотное зелье.

Анжелика наклонилась над Сэмми, коснулась его теплого лба, потрогала его повязку, затем, улыбнувшись старой деве, снова вышла и уселась на землю за хижиной рядом с индианкой Мактерой.

Из-за облаков выглянула полукруглая луна. В такую ночь не хотелось спать. Назойливое стрекотание сверчков служило аккомпанементом к шуму ветра и моря.

Появился старый Шепли, так закутанный в свой широкий плащ, что между воротником и полями шляпы виднелись только толстые стекла его очков, в которых свет луны зажег две звезды. Индеец следовал за ним как тень, также закутанный в свое красное одеяло и держа в руках мушкетон.

– На этот раз, – сказал старый знахарь, – я иду собирать дикую вербену, священную траву – траву колдуний, слезу Юноны, каплю крови Меркурия, королеву целебных трав. Ее надо собирать, когда на небосклоне поднимается звезда Сириус, когда над горизонтом нет ни солнца, ни луны и когда ночь сближения небесных светил вот-вот наступит. Я не могу больше ждать… Я оставляю вам два заряда пороха для вашего мушкета и отвар для ваших больных, чтобы они были менее опасными… Будьте осторожны с этим сбродом!

Она пробормотала по-английски:

– Спасибо, мистер Шепли.

Он сделал несколько шагов, затем обернулся и прислушался к нежному голосу, который с акцентом произнес: «Thank you, Master Shapleigh».

Он посмотрел на Анжелику. В свете луны ее зеленые глаза казались особенно блестящими.

Его беззубый рот скривился в сардонической усмешке.

– Вы собираетесь нынче на шабаш ведьм? – спросил он. – Оседлаете метлу? Для такой женщины, как вы, надо лететь нынче ночью или никогда. Под этой луной вы встретите дьявола на гусиных лапах… Разве у вас нет волшебной палочки, смазанной мазью шабаша? Вы знаете ее рецепт? Одиннадцать унций топленого сала или человеческого жира, пять – гашиша, полгорсти цветов конопли, столько же цветков мака и по щепотке корня морозника и толченых семян подсолнуха…

Поскольку он говорил по-английски, она поняла не все, что он сказал, но потом знахарь повторил формулу рецепта по-латыни, и она содрогнулась от страха.

Старая индианка, толстая и неповоротливая, проводила Шепли вдоль всего мыса до опушки леса, затем вернулась к хижине своей важной походкой. Интересно, какое место занимает Мактера в жизни этого старого сумасбродного англичанина? Индианки редко становились служанками. Может быть, она его жена? Это могло бы объяснить, почему соотечественники отвергали старого ученого, ведь связь с краснокожей они считали позорной.

Позднее Анжелика узнает историю этой странной пары, живущей на оконечности мыса, вдающегося в бухту Маквойт, историю юной индианки, последней оставшейся в живых из истребленного племени пеко, которую сорок лет назад продали в рабство на рыночной площади Бостона. Молодой английский подмастерье, только что высадившийся в Америке с дипломом аптекаря в кармане, купил ее для своих хозяев. Но, пустившись в путь и ведя ее за собой на веревке, которой она была связана, он посмотрел на беззащитную, как лань, девушку, взглянул в ее бездонные черные глаза и ощутил внезапное желание совершить добрый, хотя и безрассудный поступок, которое порой овладевает соотечественниками Шекспира.

И вместо того, чтобы отвести ее в дом своих хозяев, он отправился прямиком в лес. Так они вместе стали изгоями.

Глава VIII

По обнажившимся на время отлива, блестящим в лучах солнца камням, перескакивая через оставшиеся на гальке лужи, к ней легким шагом приближался человек.

Когда он подошел ближе, Анжелика узнала в нем Жана Ле Куеннека, бретонца из Вапассу, оруженосца своего мужа.

Не помня себя от радости, она подбежала к нему и сжала его в дружеских объятиях.

– Жан, мой дорогой Жан! Как же приятно тебя видеть!.. А где господин граф?

– Я пришел один, – сказал молодой бретонец.

Но, увидев разочарование на лице Анжелики, он продолжил:

– Когда господин граф узнал, что вы отправились в английскую деревню, он поручил мне найти вас любой ценой. Я восемь дней шел по вашему следу от Хоуснока до Брансуик-Фолз, а затем по берегу Андроскоггина.

Он достал из-за пазухи какое-то письмо.

– Господин граф приказал вручить вам это.

Анжелика с жадностью схватила послание, радуясь, что держит в руках то, что исходит от Жоффрея, и едва удержалась от того, чтобы поцеловать бумагу, прежде чем сломать восковую печать.

Она надеялась, хотя это и казалось невероятным, что Жоффрей ждет ее где-то на побережье, но он написал ей всего несколько сухих строк: «Если это письмо будет вручено вам в Брансуик-Фолз, возвращайтесь вместе с Жаном в факторию Питера Боггена. Если вы уже возвращаетесь в Хоуснок, обязательно дождитесь меня там. И прошу вас, воздержитесь от излишней импульсивности и безрассудства».

Тон письма и читаемая между строк скрытая враждебность привели Анжелику в замешательство. Внезапно она вся похолодела.

Догадавшись по ее лицу, что письмо его хозяина недостаточно любезно, – когда Жоффрей де Пейрак вручал ему это послание, вид у него был очень сердитый – Жан Ле Куеннек постарался с тактом, свойственным простым душам, смягчить неприятное впечатление.

– Господин граф очень беспокоился из-за слухов о начавшейся войне.

Анжелику поразила одна из фраз бретонца: «Когда господин граф узнал, что вы отправились в английскую деревню…» Разве не он сам послал ее туда? Она попыталась вспомнить обстоятельства, при которых она отправилась в Брансуик-Фолз, но с тех пор прошло немало дней, и детали уже начинали стираться из ее памяти.

– Граф был прав, – продолжал Жан. – К западу от Кеннебека идет война. Везде кишат краснокожие с томагавками и факелами в руках… От английских поселений только и осталось что зола, почерневшие балки, трупы и кружащее воронье… К счастью, в Ньюхэвенике еще оставалось несколько дикарей, которые занимались грабежом. Они сказали мне, что вы с Пиксаретом отправились на юг, а не на север, куда погнали других пленников… После этого я все время боялся, как бы меня не схватили, приняв за англичанина, ведь я рыжий, как многие из них. И мне пришлось все время прятаться и пробираться тайком.

Только теперь Анжелика заметила, какое усталое, осунувшееся и заросшее у него лицо, и вновь овладела собой.

– Но ты, должно быть, совсем обессилел, мой бедный друг! В пути ты вряд ли мог хорошо питаться. Пойдем, я тебя покормлю!

Жан был здесь, и он принес с собой частицу ее родных и ее верных друзей, теплого кружка обитателей Вапассу, и она почувствовала безмерную тоску по далекому, затерянному в лесах деревянному форту и по Онорине…

Теперь все это, казалось, было где-то на краю света.

Ибо что-то произошло, что-то, разорвавшее магический круг, круг любви… меловой круг из древних кельтских легенд.

Вечерело. Анжелика чувствовала, что ее вновь охватывает былой страх. Шум моря напоминал ей о ее одиноком прошлом, об изнуряющей борьбе за выживание, которую вела она, одинокая женщина, не находящая выхода среди ловушек, расставленных стаей жадных до ее тела мужчин. Рокот моря, его хриплое дыхание и доносящиеся до нее голоса пиратов напомнили ей о Средиземном море, где за ней, такой одинокой, гонялись пираты всех мастей.

Но вскоре ей удалось побороть эту слабость, потому что счастье последних месяцев придало ей сил.

Она чувствовала, что уже преодолела все препятствия, которые мешали ее личности полностью раскрыться, и что теперь она мало-помалу обретает то спокойствие души, которое приходит лишь с годами и которое является одним из главных преимуществ ее возраста.

Она была уверена в себе и в любви, под сенью которой она могла укрыться и отдохнуть, и теперь ей казалось, что окружающий мир стал менее враждебным и что его стало легче покорить.

Еще немного терпения, и это испытание подойдет к концу и все встанет на свои места.

Анжелика искала возможности поговорить с Жаном более обстоятельно – на его честном лице застыло изумление при виде ее в компании четверых бандитов, по которым плакала виселица. Случайно или в результате какого-то заговора она в этот вечер так и не смогла остаться с ним наедине. Им завладели другие. Хотя Буланже и Бомаршан изо всех сил старались завлечь его в свой круг, оруженосец графа де Пейрака так и не смог преодолеть отвращения, которое они ему внушали.

– Ешь, сынок, – сердечно сказал Гиацинт, наливая ему полный половник супа и пытаясь придать своей распухшей свирепой роже приветливый вид.

Жан вежливо поблагодарил, но его не отпускало напряжение, и время от времени он пытался поймать взгляд Анжелики в надежде получить хоть какое-нибудь объяснение.

На ужин был суп из черепахи, который Гиацинт приготовил сам. Это было любимое блюдо пиратов, и надо было признать, что оно удалось ему на славу. Этот карибский авантюрист, как и многие его товарищи, умел отлично готовить.

– Я словно воскрес, – щелкнув языком, сказал Аристид.

– Вы, мой друг, скоро будете бегать, как заяц, – уверенно сказала Анжелика, подтыкая его одеяло.

Теперь у нее было такое чувство, что не она смотрит за раненым, а пираты наблюдают за ней.

Ей все-таки удалось отойти ненадолго с Жаном, ввести его в курс дела и объяснить, как она оказалась в столь странной компании.

– Капитан высадил их на этот берег – по всей видимости, за неподчинение. Больные, беспомощные, они неопасны… пока. Однако я очень надеюсь, что господин де Пейрак приедет и заберет нас. Кантор уже должен был добраться до Голдсборо… Кстати, у тебя есть порох и пули?

Но Жан почти все их истратил, охотясь в пути, чтобы добыть пропитание. У него осталось только немного пороха на дне пороховницы.

Анжелика зарядила мушкет и положила его рядом с собой.

Стояла невыносимая жара, и подувший ночью морской бриз не принес облегчения.

Анжелика, как всегда, расположилась под деревом, недалеко от своего пациента. На нее вдруг навалилась какая-то странная усталость, и вскоре у нее уже закрывались глаза.

Последнее, что она видела, прежде чем заснуть, была выходящая из-за облаков полукруглая луна и сверкающая на тихой глади бухты длинная золотая лунная дорожка, прерываемая черными пятами островов.

«Это моя луна, – засыпая, подумала Анжелика, – луна, которая пробуждает во мне желание…» Она знала, что делается более доступной, когда луна набирает полноту и становится похожей на треугольный парус на горизонте.

Затем она крепко заснула. Ей приснился тревожный сон: ее окружала толпа людей, но она не могла разглядеть их лиц, потому что они казались черными на фоне холодного розового неба.

Она вздрогнула. Это был не сон, и глаза ее были открыты. Ее действительно окружала толпа людей. Она видела, как огромные темные фигуры медленно ходят вокруг нее, а небо было розовым, потому что над заливом Каско занималась заря.

Анжелика привстала, и ей показалось, что ее тело налито свинцом. Она машинально провела рукой по лицу.

Затем она увидела Жана. Он был привязан к дереву в нескольких шагах от нее, и его губы были гневно сжаты.

Аристид Бомаршан сидел, поддерживаемый двумя незнакомыми ей матросами, и жадно хлестал ром из почти полной бутылки.

– Вот и все, моя красотка, – сказал он с усмешкой. – Теперь наша очередь вас поиметь.

Чей-то голос сказал:

– Заткнись, старый дурак. Негоже уважающему себя пирату оскорблять побежденного… Тем более если это прекрасная дама.

Анжелика подняла на говорившего глаза. Он был молод, привлекателен, хорошо одет и своими манерами и улыбкой напоминал выросшего пажа.

– Кто вы такой? – бесцветным голосом спросила она.

Он снял широкополую шляпу с красным пером и галантно поклонился.

– Меня зовут Франсуа де Барсампюи. – И, еще раз низко поклонившись и прижав руку к груди, добавил: – Я помощник капитана Золотая Борода.