Текст книги "Королева туфель"

37

Наутро Роберт проснулся с ужасной головной болью, отвратительным привкусом во рту и понял, что не представляет, где находится. Кровать, на которой он спал, оказалась очень короткой, очевидно детской, его ноги свисали с края. В комнате было темно. Он встал и попытался отыскать окно, открыть жалюзи, но наступил на какой-то острый предмет и споткнулся обо что-то.

В комнату хлынул яркий солнечный свет. Роберт увидел, что находится в спальне мальчика. На полу валялись игрушки, крошечная машинка, волчок, плюшевый мишка, несколько книжек. Стены были выкрашены в небесно-голубой цвет. Он заметил, что на нем голубая пижама, явно с чужого плеча.

Где он, черт возьми?..

Сидя на кровати и сжимая ладонями пульсирующую от боли голову, он пытался восстановить в памяти события прошлого вечера. Конечно, он помнил игру в покер, затем они пили вместе с Гарри. Тяжело и неохотно припомнил все, что рассказал ему Гарри. После этого ему снова захотелось улечься в постельку мальчика и оставаться там.

Откуда-то снаружи раздавался шум. Похоже, гремели посудой. Приглушенный хлопок закрываемых дверц буфета. Трели звонкого детского голоска. Французская речь.

Он ехал домой, не так ли? В такси. Он был ужасно зол. Он хотел поговорить с ней, даже если для этого потребовалось бы разбудить ее. Но ее постель оказалась пуста. В квартире не было и намека на ее присутствие.

Болтовня ребенка в соседней комнате стала более явственной. Ему отвечал глубокий и ласковый женский голос.

Он поймал еще одно такси и отправился обратно в клуб, ища Гарри. У него возникло ужасное чувство, когда он вспоминал все это, кажется, он плакал, когда приехал туда. Мадам Юбер, владелица заведения, была любезна и сообщила ему, что его друг уже уехал. Она спросила его, не хочет ли он войти. А он ответил… О господи, он согласился.

Неужели он сейчас именно там? В одной из задних комнат в клубе?

– Господи, пожалуйста, нет.

Раздался скрип стула о деревянный пол. Женщина говорила ребенку, что он должен поторопиться и закончить завтрак. Пора идти в школу.

Воспоминания стали возвращаться к нему один гадкий отрывок за другим. Латунная кровать с грязным желтым стеганым одеялом. Девушка в корсете, пахнущем дешевыми духами. Он просто хотел спать, но она тоже забралась в постель. Он так устал, но она продолжала толкать его, что-то жарко шептать ему на ухо и прижимаясь к нему всем телом. Она лезла ему прямо в лицо.

– Мистер Шелби Кинг? – снова раздался женский голос. – Вы проснулись?

– Да.

Это определенно не клуб. Но он отчетливо помнил латунную кровать и желтое постельное белье. Эта комната не похожа на комнату в клубе. И вид на узкий переулок за окном нисколько не напоминал пейзажи Монмартра.

– Мистер Шелби Кинг? Мне не хотелось бы вас беспокоить, но… Я оставлю вам халат. Вы найдете его прямо за дверью.

Знакомый голос. Он хорошо знал ту, которой голос принадлежал.

– Спасибо, Мари-Клер. Я сейчас выйду.

Она сидела за кухонным столом вместе с сыном, которому было лет семь-восемь. Они ели хлеб с джемом и пили кофе с молоком из больших чашек. Ребенок что-то лепетал, но Мари-Клер попросила его замолчать, заметив, что Роберт появился в дверях.

Кухня да и квартира в целом были довольно простыми, но уютными. Они жили здесь вдвоем, мать и сын. Муж погиб на войне. Роберт, конечно, знал об этом, но никогда не задумывался о повседневной жизни своей секретарши. Должно быть, пижама и халат принадлежали ее покойному супругу.

– Садитесь и позавтракайте. – Мари-Клер избегала смотреть ему в глаза. О господи, неужели она раздевала его прошлой ночью?

– Спасибо. – Ему некуда было сесть. За маленьким столиком помещалось только два стула.

Мари-Клер приказала мальчику уступить место. Должно быть, она сделала нечто похожее, когда он явился сюда вчера, просто приказала ребенку освободить комнату. Роберт изо всех сил пытался сгладить неловкость и свое похмелье и ласково улыбнулся, когда мальчик прошмыгнул мимо него. Но ребенок угрюмо взглянул на него в ответ.

– Я приготовлю кофе. – Она встала и направилась к плите, прежде чем он успел заговорить, загремела кастрюлями. – Хотите хлеба? Боюсь, есть только вчерашний, но, если вы готовы подождать десять минут, пока Шарль не уйдет, я схожу за свежим. – Ее слова лились быстрым потоком. Она волновалась не меньше, чем он.

– Пожалуйста, не утруждайте себя. Я вовсе не голоден. – Роберт вытер пот со лба. – А вот от кофе не откажусь. Я предпочитаю черный. – Хотя, конечно, она знала, какой кофе он обычно пьет.

Она упорно не поворачивалась к нему. Букет розовых роз свисал вверх ногами с крюка за окном, сушился на солнце. Это был один из тех букетов, которые он купил в то утро, когда Женевьева объявила, что беременна.

Кто-то насвистывал на улице, и Мари-Клер тоже стала что-то мурлыкать себе под нос, готовя кофе. В кухне пахло вкусной едой. Мальчик крикнул: «Мама, где мой ранец?» – а она ответила: – «В прихожей, вместе с ботинками». Это был обычный каждодневный монотонный обмен репликами. Своего рода ритуал. В этой сцене чувствовалось что-то уютное: женщина, готовящая кофе, мужчина, сидящий за столом в пижаме, мальчик, собирающийся в школу… На какое-то мгновение Роберт представил, что это его жизнь, его пижама.

– Очень любезно с вашей стороны позволить мне остаться.

– Ну, я едва ли могла прогнать вас, понимаете?

Возможно, она имела в виду, что с удовольствием сделала бы это, если бы могла?

– Вы очень добры. – Он смотрел на стол. – Я понимаю, что поставил вас в очень неловкое положение. Я вам благодарен и сожалею, что все так вышло.

– О, Роберт. – Глубокое чувство прозвучало в этих словах, но тут же погасло. Она поставила перед ним кофе и вышла в холл поторопить сына.

Кофе был густой и крепкий. После первого глотка закружилась голова, но уже после второго стало легче. Он закрыл глаза и снова вспомнил желтое стеганое одеяло в задней комнате клуба. Девушка предлагала ему расстегнуть ее корсет. Он попытался угодить ей (вот ужас!), но от выпитого виски его руки не слушались его, и она все сделала сама. А затем взобралась на него и начала расстегивать рубашку. Он видел, как двигались ее пальцы, ее белое лицо низко склонилось над ним. Она целовала его или пыталась сделать это. А когда она ткнула ему в лицо свою грудь, запах дешевых сладковатых духов стал невыносим. И его вырвало.

Входная дверь захлопнулась, Мари-Клер вернулась в кухню и села за стол. Мальчик ушел.

Его вырвало на желтую постель, на собственную одежду, на девушку. А затем в комнату вошла мадам Юбер с выражением полного презрения и отвращения на лице и принялась кричать на него.

– Моя одежда… – Ему было стыдно продолжать дальше.

– Я постирала ее. Но она еще не высохла. Я дам вам кое-что из одежды Гастона. Он был почти одного с вами роста.

– Спасибо. – Он отпил еще кофе. – Прошлой ночью… Я надеюсь, я не посмел… Я не пытался?..

– Нет, нет! – Но неужели она произнесла это слишком быстро? Слишком твердо? – Вы были не в лучшем виде. Гастон тоже иногда позволял себе такое. Думаю, это случается со всеми мужчинами.

– Со мной это впервые, – ответил Роберт. – И это больше не повторится.

Их взгляды встретились. У нее были спокойные карие глаза. Она была привлекательной, в какой-то особенной спокойной манере. Слегка полновата, но в нужных местах. И очень скромна и сдержанна.

– Я не знаю, зачем пришел сюда, – признался он. – Если честно, я удивлен, что запомнил ваш адрес. Ведь я никогда раньше здесь не бывал. Я не знаю, как извиниться перед вами за все неприятности, которые вам доставил.

– Я рада, что вы пришли ко мне, – ответила она. – Возможно, вы знали, что я позабочусь о вас. Я всегда готова позаботиться о вас, Роберт.

– Правда? – Он почувствовал ноющую боль в груди. Она встала из-за стола и снова подошла к раковине.

– Хорошо, что вы пришли сюда, а не упали в каком-нибудь переулке, где с вас сняли бы часы и украли бумажник.

– Я так устал. – Произнеся эти слова, он почувствовал, как его переполняют бессилие и пустота. – Я не знаю, что делать.

– Почему бы вам не прилечь и не отдохнуть еще немного? Я оставлю костюм Гастона за дверью, а вашу одежду принесу завтра на работу. Теперь мне пора в офис, но вы можете устроить себе выходной.

– Вам пора в офис? – Он сухо усмехнулся.

– Именно так. У меня куча дел. Вы можете приходить и уходить, когда пожелаете, а я нет.

– Мари-Клер… – Он снова посмотрел на розы.

– Это все к лучшему. – Она вытерла руки о передник. – Не беспокойтесь. Это останется между нами. Мы больше никогда не станем вспоминать об этом.

38

«Роберт, я ухожу от тебя».

Какая простая фраза, всего пять коротких слов, но их достаточно, чтобы разрушить брак. Две переплетенные между собой жизни. Ее и его мир.

Женевьева плохо спала. Ее сон напоминал глубокий океан. Бездонная пропасть без снов. Он переливался через границы ночи и разливался дальше. Пару раз она пыталась очнуться, чувствуя, что яркие лучи солнца пробиваются сквозь щели в жалюзи, проскальзывают сквозь шторы. Но в доме стояла тишина, а ее веки словно были налиты свинцом, сон снова навалился и увлек ее в свою пучину, пока, наконец, ее не выбросило на берег утра. Женевьева лежала с раскрытыми глазами, слушала, как кровь стучит в висках, повторяла про себя пять маленьких слов и обдумывала их значение.

«Роберт, я ухожу от тебя…»

Она вспомнила, что Паоло говорил о последствиях.

Когда она все расскажет, муж наверняка устроит безобразную сцену. А может быть, множество безобразных сцен. Он будет опустошен. Посмеет ли он применить силу? Она никогда не думала, что Роберт способен на насилие, но все же… Она видела другую его сторону в ту недавнюю ужасную ночь.

Но он мог сделать ей больно и другими способами. Конечно, она лишится этой квартиры. Ее выполненной по специальному заказу квартиры на рю де Лота со всеми аксессуарами: серебряной с золотом отделкой стен, кушеткой в виде пироги и абажурами цвета страусиного яйца, ее спальни с обитыми шелком стенами василькового цвета, стола из дерева акажу. Роберт не пожелает остаться здесь. Он ринется в Бостон, прижаться к груди матери. Но прежде он убедится в том, что и она здесь не останется.

Что еще. Он мог бы поехать к ее отцу. Папа конечно же примет его сторону. Как же, бедный обманутый муж. Да и когда он принимал ее сторону? Роберт может сделать это, чтобы лишить ее наследства и оставить без средств к существованию, если ему захочется мести. О да, он вполне может это устроить.

Что еще? Он может затаскать ее по судам, ее фото появятся во всех газетах. Он убедится в том, что она прошла через общественное унижение и осталась без единого франка в кармане. К тому времени ее перестанут принимать в любом респектабельном доме по обе стороны Ла-Манша.

Но кому нужна эта респектабельность, шери? Что может быть скучнее респектабельной жизни?

Что еще?

Он заберет ее коллекцию туфель! Самая очевидная и самая жестокая месть. Этого она не сможет вынести.

Женевьева выбралась из постели и бросилась в комнату туфель. Вот они, все ее пятьсот двадцать три пары, в своих коробках. Она просто не могла забыть о своей коллекции и вот так оставить ее. Все ее туфли отправятся вместе с ней в новую жизнь, все. От Закари, Феррагамо и Перуджи до туфелек Мери Джейн из ее детства. Каждую пару выходных туфель-лодочек, высоких ботинок, бальных туфель, легких балеток, белых туфель-лодочек с различными украшениями, ботинок на шнуровке и без, она заберет с собой туфли с высокими каблучками, с низкими, с каблучком в стиле Луи. Каждую пряжку и пуговичку. Каждый квадратный дюйм кожи, шелка, замши, атласа и бархата. Необходимо вывезти из квартиры коллекцию, спрятать в безопасном месте, пока Роберта нет дома. Это щекотливая ситуация, требующая тщательного планирования. Она не должна позволять себе увлекаться и действовать поспешно.

Новые золотые туфли от Закари все еще лежали на полу с прошлой ночи. Одного вида переплетенных между собой букв «Ж» и «П» на каблучках было достаточно, чтобы ее сердце растаяло.

К тому времени, когда она приняла ванну и оделась, было уже позднее утро. Просунув голову в дверь кухни, она попросила Селин приготовить поздний завтрак. Ей хотелось омлета с грибами. Немного свежевыжатого апельсинового сока и кофе.

Горничная застыла и, разинув рот, уставилась на нее.

– В чем дело? Что странного в том, что я хочу омлета?

– Ну, мадам. Вообще-то я не уверена в том, что все понимаю. – На лице Селин по-прежнему было это странное выражение, полное недоверия.

– Что, боже ты мой, происходит?

– Кто я такая, чтобы говорить вам об этом, мадам.

– Или скажи, что происходит, или веди себя подобающе.

Неясное бормотание было ей ответом.

– Селин!

– Разве вы не беспокоитесь? – Наконец она выпалила эти слова. – Неужели вам все равно?

Женевьева покачала головой:

– Я не имею ни малейшего представления, о чем ты говоришь.

– Это неестественно! Ваш муж не вернулся домой, а вы говорите об омлете с грибами! – Ее лицо пылало. – Мадам, с ним наверняка что-то произошло. Он не из тех мужчин, которые… Он настоящий джентльмен!

– Не вернулся домой… – Женевьева повторила эти слова и нахмурилась. – Не говори ерунду. Он, как всегда, окажется в офисе. Он часто уходит, не разбудив меня, когда я поздно возвращаюсь домой. И ты прекрасно это знаешь.

– Он не вернулся прошлой ночью. – Горничная стала говорить медленнее. – Разве вы не заметили?

Женевьева поджала губы.

– Сейчас же сделай мне омлет, кофе и апельсиновый сок.

Она направилась к телефону, чувствуя, как противно засосало под ложечкой.

«Вот тебе и наказание, – раздался знакомый голос в голове. – Роберт умер или лежит в больнице, и это полностью твоя вина».

Как только могла она позволить себе даже подумать о том, чтобы уйти от него? Она не сможет полноценно существовать без Роберта. Закари оказался прав – все ее мечты о будущем – всего лишь пустая фантазия испорченной девчонки. Роберт – ее реальность. Крепкий и надежный тыл. А Паоло Закари – всего лишь ускользающее призрачное видение. Что она вообще знала о нем?

Ее рука дрожала, когда она, наконец, сняла трубку.

«Пусть с ним все будет в порядке, – твердила она про себя. – Пусть он окажется в офисе за своим столом и скажет, что горничная лишилась рассудка…»

Ее голос стал совсем тонким, когда она говорила с оператором. Ей казалось, что прошла целая вечность, прежде чем ее соединили с офисом Роберта. Ожидая, когда на другом конце возьмут трубку, она чувствовала присутствие горничной, притаившейся за кухонной дверью, прислушивающейся и ожидающей вместе с ней.

Она закрыла глаза: «Если он там, то я навсегда расстанусь с Паоло».

– Доброе утро, миссис Шелби Кинг, – раздался голос секретарши.

– Будьте так добры, я хотела бы поговорить со своим мужем.

На другом конце линии повисла пауза, которая показалась ей несколько более долгой, чем обычно.

– Простите, но он сейчас не может подойти к телефону.

– Что вы имеете в виду? – Женевьева увидела свое отражение в зеркале холла. Ее лицо выглядело взволнованным. И еще виноватым, да, на ее лице отразилась вина.

Еще одна пауза.

– Его здесь нет.

– А где же он?

– Он на совещании. Когда вернется, я передам ему, чтобы он перезвонил вам.

От облегчения у нее закружилась голова. Отражение в зеркале в один момент переменилось, на ее лице не осталось и тени вины.

Сидя в столовой в ожидании завтрака, Женевьева пыталась привести в порядок свои мысли.

Она думала о том, что произошло с ней этим утром, как яростно налетели и схлынули ее чувства. Она оказалась подобна весам, которые качнулись сначала в одну, а затем в другую сторону и не желали приходить в равновесие. Она любила Паоло, но не могла положиться на него. Она могла рассчитывать на поддержку Роберта, но не любила его.

Как ей не хватало Лулу! Как ей необходимо было поговорить с подругой!

И в чем, на самом деле, был смысл ее спора с Лулу? Во всем и ни в чем. Сразу после ссоры ей казалось, что это важно. Но сейчас она склонялась к тому, что смысла не было. Всего лишь немного зависти с обеих сторон и слишком много алкоголя. Она как-то должна исправить ситуацию. Сегодня же.

– Вот. Ваш омлет. – Горничная с размаху поставила перед ней тарелку и вышла из комнаты.

Омлет оказался серым. Он лежал в лужице темного масла на голубой тарелке с отбитыми краями.

У Женевьевы снова засосало под ложечкой, она вдруг почувствовала странное волнение. Этот омлет совершенно точно нельзя было есть. Но все же она по-прежнему беспокоилась из-за того, что Селин не принесла ни ножа, ни вилки, ни салфетки.

– Селин?

Ни кофе, ни апельсинового сока. Женевьева не сводила глаз с серой массы на тарелке. Она отвратительно пахла прогорклым жиром.

– Селин?

Она услышала, как осторожно закрылась входная дверь. Эта чертова девчонка просто ушла!

Пару минут Женевьева сидела, барабаня по столу пальцами. Ей ужасно хотелось швырнуть омлет в стену, но теперь, когда горничная ушла, придется самой убирать… Она уже собиралась взять тарелку и отнести на кухню, когда в дверь позвонили. Без сомнения, это Селин, она спустилась вниз на лифте и успела успокоиться, поняла, что вела себя бессмысленно и глупо. Прекрасно. Женевьева готова была выслушать ее извинения.

Но за дверью стояла не горничная.

39

Ольга наклонилась, чтобы получше рассмотреть скульптуру венгерского скульптора Густава Миклоша, высеченную из горного хрусталя. В ней было что-то фаллическое, но одновременно она напоминала небоскреб с заостренными углами.

– Замечательно, – воскликнула она.

– Благодарю вас. – Запах омлета продолжал навязчиво беспокоить Женевьеву. Отвратительный запах несвежих яиц. – Не хотите чаю?

Ольга бродила по гостиной. Ласкала рукой мягкую кожаную обивку одного из стульев «Бибендум», разглядывала стены, на которых ясно выступал серебряный геометрический узор на черном фоне. Вытащила пробку из хрустального графина от Лалик для шерри и взвесила ее на ладони.

– У вас чудесные вещи. – Она была словно пропитана серебром. Ее глаза и волосы несли в себе тот же оттенок, что и сияющие стены гостиной.

– Простите, я отлучусь на минуту. Прикажу подать чай. – Женевьева вышла в холл, чтобы позвать Селин, и только тут вспомнила, что та ушла. Черт побери эту девчонку! Чувствуя неловкость оттого, что оставила Ольгу одну, вернулась в гостиную. Женщина примостилась на кушетке в форме пироги.

– От них мало света. – Она указала на одну из ламп из лакированного дерева и расписного пергамента. – Для чего они?

Женевьева попыталась представить себе квартиру Ольги. Истории Паоло и что-то в поведении самой Ольги навевало мысли об убогой, тесной и мрачной квартирке, сыром белье, покрытых плесенью стенах и детях с голодными лицами.

Сегодня Ольга определенно чувствовала себя не очень хорошо. Она похудела по сравнению с тем днем, когда Женевьева в последний раз видела ее, а это случилось всего четыре дня назад, в магазине. Ее светлое платье без пояса еще больше подчеркивало бледность. Она часто кашляла в платок и, похоже, немного задыхалась.

– Паоло знает, что вы здесь? – Женевьева села на один из стульев «Бибендум». – Он послал вас ко мне с сообщением?

– Не будьте смешной.

– Тогда зачем вы пришли? Это определенно не визит вежливости.

– Где вы храните свою коллекцию туфель? – Она произнесла эти слова с притворной беспечностью.

– Зачем вам это?

– Просто интересно. Ведь туфли – это моя жизнь, вы же знаете.

– Правда? – Женевьева достала сигарету из шкатулки слоновой кости, лежащей перед ней, и протянула Ольге. Та взяла сигарету.

– Конечно. Ведь я уже несколько лет работаю вместе с величайшим создателем обуви.

Женевьева взяла зажигалку и дала Ольге прикурить.

– А мне казалось, что вас интересуют вовсе не туфли.

– Неужели? – Женщина вскинула безупречную бровь, затянулась сигаретой, практически сразу зашлась в приступе кашля, едва вдохнув дым.

– Да. – Женевьева громко произнесла слово, и оно повисло в воздухе, какое-то мгновение они обе молчали.

– Вы ведь вчера были с Паоло, правда? – в конце концов выпалила Ольга. – Он рано отправил меня домой. Это все из-за вас.

– Это вас не касается.

– А что это за мягкий материал? – Она трогала основание кушетки. – Это ведь не дерево, правда?

– Это черепаховый панцирь. – На мгновение Женевьева с ужасом подумала, что Ольга затушит свою сигарету о кушетку. В голове этой женщины всегда существовали подводные течения, но сегодня это было особенно заметно. Но Ольга стряхнула пепел в пепельницу, и напряжение прошло.

– Так вы не покажете мне вашу коллекцию? Я слышала, у вас есть комната, забитая туфлями.

– Она не открыта для посещений, – коротко ответила Женевьева. – Мне хотелось, чтобы вы перешли, наконец, к цели своего визита.

– Хорошо, как вам угодно. Вы не подходите Паоло, и я хочу, чтобы вы оставили его в покое.

Женевьева скрестила руки на груди, словно пыталась защитить себя.

– Это не ваше дело.

– Я хочу, чтобы вы пообещали мне, что оставите его в покое. Навсегда.

– Простите, но я не могу этого сделать. Не могу.

Ненавидящий взгляд был ей ответом. Похоже, женщина к чему-то готовилась.

– Эта кушетка очень неудобная. Лампа неяркая. Ваш мир полон нелепых, бесполезных, дорогих игрушек. – Она ударила подушку кулаком. – Держитесь подальше от Паоло!

– Нет.

И тогда она сделала это. Она затушила свою сигарету о черепаховое покрытие кушетки, а потом швырнула окурок в пепельницу.

– Я слишком давно знаю его, миссис Шелби Кинг. Я видела его со многими женщинами. Он раздавит и вышвырнет вас, – она протянула руку в ее сторону и щелкнула пальцами у нее перед лицом, – словно вы ничтожное мелкое насекомое. А если он не осмелится, это сделаю я.

Женевьева оттолкнула вытянутую руку Ольги и в гневе вскочила.

– Что вы, черт возьми, о себе возомнили, явились сюда и угрожаете мне в моем собственном доме! Портите мое имущество! Я пыталась разговаривать с вами по-человечески только ради Паоло, потому что вы дороги ему. Но, честно говоря, от вас один вред, и я обязательно расскажу ему, как вы обошлись со мной.

– Делайте что хотите. – Ольга встала и смахнула невидимую пыль со своего платья.

– Послушайте. – Женевьева попыталась успокоиться. – Если вы станете продолжать в том же духе, заставите Паоло выбирать между нами, вы еще можете пожалеть, что сделали это. Я знаю, что он любит вас, Ольга, но неужели вы действительно считаете, что он предпочтет подругу любовнице?

Неприятная улыбка тронула лицо Ольги.

– Так он сказал, что я всего лишь подруга?

Что-то перевернулось у Женевьевы в животе. У нее появилось непреодолимое желание уйти прочь, но она не могла бежать из собственного дома. Ей пришлось приложить немало усилий, чтобы заговорить вновь.

– Убирайтесь из моей квартиры.

– Он не для вашей коллекции, – заявила Ольга. – Вы не знаете его, как я. Он должен оставаться свободным. Именно это я и давала ему все годы – свободу.

– Вы слышали, что я сказала?

Наконец, она медленно двинулась к двери, но затем остановилась и взглянула на Женевьеву.

– Если вы еще раз встретитесь с Паоло, я все расскажу вашему мужу.

– Рассказывайте что хотите.

Рот Ольги приоткрылся, между зубами показался кончик языка.

– Думаю, мистеру Шелби Кингу будет очень интересно узнать о малышке Жозефине, вы так не считаете?

– Что?

– Всего хорошего, миссис Шелби Кинг. – Ольга помахала рукой, и Женевьева снова увидела мелькнувший между ее зубами кончик языка. Словно змеиное жало.