Текст книги "Morituri. Идущие на смерть"

Глава семнадцатая. Где находится совесть

Летум пылал бешенством. Женщина в белом выглядела спокойной, но тоже немного волновалась, у нее подергивался глаз. Сефер с Дуаджем были в раздрае от воспоминания, но даже не могли поддержать друг друга, колбы мешали. Они начали припадочно биться о стекло. Тогда женщина подошла к колбам и ударила по каждой серебряным молоточком. Сефер и Дуадж чуть не захлебнулись в серебряном звуке, заполняющим колбу. Они оба стали ватными и податливыми.

– Нельзя их сразу распылить? – нервно пропищал Летум.

– Без суда и следствия нельзя. Нужно сначала утихомирить, доверьтесь мне. Я давно изучаю древние формы существования Смерти. Архаичные на звук реагируют сильнее всего. Можете попробовать им спеть, если не будете в состоянии утихомирить, они моментально реагируют.

– Вы что, смеетесь что ли? Спеть?

– Ну это я так, для примера.

– Послушайте, – примирительно начал Сефер, – вы же сами знаете, что все предопределено, мы же не совершили больше положенного.

– Ваши действия должны были затронуть только фараоновы земли, а не все вокруг. Но вы были с затуманенным мозгом и являлись неуправляемой силой. И потом, откусить сфинксу нос – просто варварство! – пропищал Летум. – А эти угрозы солнцу – ну это уж ни в какие ворота!

– Но, если честно, это как раз было смешно, – вклинилась женщина в белом халате.

– Ахаха, – засмеялся Дуадж, – неужели всемогущий Па нажаловался на нас?

– Не Па, а Ра. Повежливей! И не всемогущий, а просто перевозчик солнца, не знаю, что он вам там о себе наплел, и да, он был возмущен и требовал вашего незамедлительного уничтожения и стирания с лица мироздания, – заявила женщина в белом халате.

– Не па-ра, мы с тобой не пара, не па-ра ли нам пора? – напел Сефер. Но женщина зыркнула на него с осуждением, и он почувствовал, что надо заткнуться.

– Он написал жалобу в департамент света, на которую мы обязаны отреагировать. Поэтому без внимания ваши выходки мы оставить не можем, – заявил Летум.

– Вообще-то надо было как-то заниматься детьми, а не бросать их не пойми где, и тогда претензий и жалоб не будет, – пробурчал Дуадж.

– Вообще-то занимайся детьми или нет, а они будут такими, какими сделаны изначально. И совсем не такими, какими их замыслили родители, – сказала медсестра. – Но если у вас родительская травма, мы можем стереть вам память о вашем происхождении, чтобы вы к нему больше не цеплялись.

– Отлично, – воскликнул Дуадж, – то есть мы не вспомним, что он наш отец, как и он о нас не вспоминает? Годится! Я – за.

– За ты или против, уже неважно, все решено, – оборвал его Летум. – Забирайте их.

Женщина в белом вышла вперед и словно с листа зачитала официальным голосом:

– Департамент эволюции, трансформаций и развития берет на себя полномочия, вверенные ему департаментом света и департаментом смерти, и настаивает на проведении экспериментального разделения Акера, Бога Смерти, древнеегипетского происхождения, на две отдельные личности, Сефера и Дуаджа, за которыми оставляется право являться Смертью с соблюдением всех законов и правил департамента смерти, а также правом работать в паре, но с отдельно взятыми головами…

– А где нам взять эти отдельные головы? Это новое задание так начинается? – утончил Сефер.

– Имеются в виду ваши беспутные головы. Формулировка просто корюзлая. Вы по-прежнему сможете обмениваться мыслями, но думать одну мысль на двоих уже не сможете.

– Ну слава Богу! А то у Сефера вечно такое дерьмо в голове! – радостно воскликнул Дуадж. – Мировое господство и все такое.

Летум повернулся к женщине в белом халате и тихонько проговорил:

– Память-то до конца стирать нельзя, у Смерти должна быть смертная память. Ну и мозг может обнулиться. Парни невезучие, появились без матери, росли без воспитания, но талантливые же! Жаль, темные и необузданные, ни к чему им с чистого листа. Нехорошо это.

– Хорошо, – согласилась женщина, – память оставим, но затуманим. Чтобы не мешала и лишнее не запускала. Пусть послевкусие останется и ощущение чего-то знакомого.

– А это точно легально?

– Точно, – кивнула женщина. – Все навыки, рефлексы и понятия о миропорядке у них сохранятся. Мы просто баланс восстановим немного. У неуправляемого мы ампутируем решительность и подколем сомнений. Я бы добавила еще любопытства, получится отличная гремучая смесь. Можно еще эмпатии слегка плеснуть, хотя это уже слишком много светлого. Но совсем-совсем немножечко можно, чтобы мог фантазировать. И все. Сразу появятся уязвимости. А второму глубину подушьем. И все! И все! Просто они станут поспокойней. И мы с вами тоже. Вы что-то слишком переживаете, не так ли? А мы ведь не хвосты им пришиваем, а качества. Филигранная работа.

– Не очеловечились бы после такого!

– Тут человеческим и не пахнет, успокойтесь. Просто легкая трансформация. Ну да, ну да, у вас все по порядку и по формуляру, вам сложно выносить изменения. А между тем, возможность приспосабливаться к изменениям есть важнейшая задача бесконечного развития и просветления!

– В нашем департаменте просветление ни к чему, – развел руками Летум. – Кто-то должен выполнять черную работу, чтобы у остальных была возможность просветляться.

– Напрасно вы так, работа у нас у всех общая. И просветление тоже.

Женщина со всей силы ударила по колбам молоточком еще раз. Но звука не последовало, хотя Сефер и Дуадж и сжались в комочек в предвкушении. Колбы с хрустальным легким звоном рассыпались и на Сефера с Дуаджем сверху пала белая пелена.

Раздался легкий хлопок. Это одна луна лопнула и исчезла.

– Ты убивал, а говорил, что Смерть не убивает!

Сефер боялся посмотреть в глаза Марку. Он думал, что они посмотрят, как кино, его ранние приключения, но совершенно не ожидал увидеть такое. Если бы он только мог предположить, никогда бы не уселся бы просматривать это все вместе с Марком. Могла бы и предупредить его, проклятая медуза. Марк вжался в стену и с ужасом смотрел на Сефера. Сефер сделал примирительный шаг навстречу, но Марк молча выставил руки вперед.

– Клянусь, я не причиню тебе вреда!

– Как ты можешь клясться, если твои слова ничего не значат? Ты даже не знаешь, кто ты!

– А ты думал, он Ангел? – спросил Дуадж, внезапно очутившийся рядом с Марком.

– Ты умеешь раздваиваться? – еще сильней перепугался Марк.

– И расстраиваться тоже, смотри – Дуадж указал на Сефера, – сейчас заплачу. Верней, он сейчас заплачет.

– Что ты здесь забыл? – от неожиданности Сефер даже вздрогнул.

Дуадж приобнял Марка, взял его за руку и оглядел ладонь.

– Забыл тебя спросить, где мне что забывать.

Сефер сбросил его руку с плеча мальчика

– Не прикасайся к нему!

– А то что? Вселенское зло с прививкой человеко-вируса меня разорвет?

Сефер замигал.

– Я не знал. Я не помнил. А ты знал это все?

– Ты что, совсем-совсем ничего не помнил и делал без темного намерения? – с надеждой спросил Марк.

– Ну кое-что он делал намеренно, например, от меня отрекся.

– Это правда?

Сефер не мог поднять глаза на Марка.

– Да, – выдавил он.

Марк подошел к Дуаджу, потрогал змей на голове рукой.

– А ты знал? – спросил он у Дуаджа.

– Почему нас разделили? Знал.

– И брату не сказал? – изумился Марк.

Сефер сделал шаг к Дуаджу, но тот отстранился.

– Твоими молитвами я, знаешь ли, долго мотылялся в изгнании, а там времени больше, чем в вечности. И всякого сброда вокруг ошивается немало. Бесы болтливы и всегда норовят раскрыть тебе глаза на несовершенства мира.

– Ты уже, вроде, отомстил мне сполна. Или ты все еще не чувствуешь удовлетворения?

– Слушай, ну какое у Смерти может быть удовлетворение? Но я не думал, что все так обернется. И я пришел…

Сефер швырнул Дуаджа в угол комнаты.

– Я не отдам тебе Марка.

Дуадж поднялся с улыбкой.

– Да он мне нафиг не сдался, твой этот Мрак.

– Марк, – поправил Марк, – а вы действительно на одно лицо. Только эти дреды змеиные…

– Пришел насладиться моим падением? – поинтересовался Сефер.

– Вообще-то сейчас ты насладился моим падением!

– Зачем тогда?

– Какой же ты дебил, все-таки! Мы одно целое, что тут непонятного? Даже после всех разделений этот парень принял меня за тебя! И я бы мог легко отвести его с собой, но я, как придурок покорный, валяюсь тут и жду тебя, чтобы выработать план действий!

– Ты уже выработал недавно план действий, разве не из-за него я здесь и сейчас?

– Нет, конечно. Ты здесь и сейчас по совокупности причин, а не только потому что несанкционированно пошел со мной! Ты, вон, мальца от Смерти спас. Хватит тупить и медлить, давай действовать!

– Почему я должен тебе верить?

– Да потому что если ты мне не поверишь, тебе верить-то больше некому. Мы полые друг без друга, что не ясно еще?! Не-полно-ценные. Я просто вернул тебе должок. А ты так надулся, аж чуть не лопнул. Ты же тоже меня кинул тогда? Не поговорил со мной, а прямиком побежал к Летуму, черт знает что наболтал ему. Меня тогда без суда и следствия на премию Дарвина поставили и запретили возвращаться в департамент. Я сначала понять не мог, что случилось, а потом мне бесы напели, что к чему. Я хотел, чтобы ты почувствовал то же, что и я тогда, чтобы поерзал, поволновался, но я не думал, что все это приведет к такому финалу. И я против такого серьезного наказания. И бездействовать не буду!

Дуадж схватил Сефера за руку и побежал куда-то во времени и пространстве. Они очутились в какой-то глуши, где серый лес незаметно вливался в серое небо. Дуадж летел сквозь лес с безумной скоростью, но лес не кончался. Дуадж рычал и кричал, но звук отражался от пространства и обращался в шепот. Наконец Дуадж присел на ветку. На соседнем дереве сидел заросший бородой мужик, похожий на медведя. Он рубил ветку, на которой сидел. Через секунду ветка подалась, мужик вместе с веткой с воплем полетел вниз, и Дуадж только и успел подхватить его на земле. Он всмотрелся в лицо погибшего и не увидел ни страха, ни отчаяния. Тогда он взял душу за руку и они медленно побрели через лес. Когда они дошли до дверей в холл вечности, на Дуадже не было лица. Он пропустил душу вперед, но перед ним дверь захлопнулась, затем открылась и оттуда на Дуаджа выплеснули морты. А затем неведомая сила вновь поволокла его в бесконечную серость, увлекая за собой и Сефера, Сефер почувствовал отвержение, бессилие, одиночество. Все, что, вероятно, чувствовал Дуадж в течение долгого времени. Что-то внутри него надломилось, защемило и заныло, как волынка. И это точно была не мысль, это было что-то другое, но что – Сефер не знал. Зато знал теперь точно – бесконечность в серости невыносима.

– Много лет я собирал дебилов, у которых даже жить мозгов не было. В принципе, полезная работа. Иначе скитались бы по земле, никчемные, людей бы пугали и картину мира портили. Э, ты что, плакать собрался? Тебя, вроде, еще не очеловечили, Смерть не плачет! Я не жалуюсь, у меня было время многое переосмыслить. Я не обижаюсь, я просто меняю свое отношение. Так вот, я не с пустыми руками к тебе. С идеей. Давай разделимся!

– Уже, – усмехнулся Сефер.

– Так давай воспользуемся этим по полной.

– Как?

– У парня 4 линии жизни на руке?

Марк вышел к ним из угла и протянул ладонь.

– А должно быть как?

– У человека одна жизнь. У тебя – уже третья. Ты – косяк департамента трансформаций. На это и будем давить.

– А ты научишь меня давить? – поинтересовался Марк.

– Легко! – хохотнул Дуадж, – Смотри!

И он схватил пролетающую мимо муху и сжал ее пальцами.

Сефер между тем не участвовал уже в беседе. Он слонялся от стены к стене. Что-то распирало его изнутри, что-то просилось наружу. Такого с ним еще не было. Дуадж сперва хотел подколоть его, но увидев, что приступ не прекращается, слегка попятился. Сефер начал раскачивать головой и издавать неведомые звуки, похожие на завывания.

– Э, брателло, что за цирк? – попытался разрядить обстановку Дуадж. Но Сефер только пожал плечами, стенания непроизвольным образом вырывались из него, а глаза стали мокрыми. Дуадж обратился к Марку:

– Попробуй, если соленые, это что же, слезы что ли?

Марк потрогал глаза Сефера пальцем и облизал его.

– Слезы, – подтвердил он.

– Приплыли, – констатировал Дуадж, схватил Сефера и стал трясти его, кидать в стену, даже попытался открутить ему голову. Сефер был в не меньшем ужасе, чем Дуадж.

– Умоляю, сделай что-нибудь! Какой-то ком в горле, и мне страшно! Что это?

Сефер закрыл глаза руками.

– Посмотри на меня, что тебе может быть страшно? – поинтересовался Дуадж, пытаясь разглядеть ответ в глазах Сефера. – ты же бессмертный!

– Я не могу смотреть тебе в глаза, – ответил Сефер и встал на четвереньки, чтобы видеть только пол.

– Так, – растерялся Дуадж, – так. Что ты знаешь об этом, парень? Что это может быть? Почему он как собака? И главное, почему у него слезы? Он правда плачет?

– Ну, я не знаю, – пожал плечами Марк, – я плачу, когда мне больно и когда обидно.

– Ужас какой-то! И что это дает?

– Взрослые меня жалеют и делают то, что я хочу.

– Офигенно! Сефер! – Дуадж повернулся к Сеферу и попытался поднять его голову, но тот не дался. Тогда Дуадж просочился на пол между лицом Сефера и полом. Но Сефер зажмурился. – Сефер, давай сделаем как ты хочешь!

Но Сефер только забился в угол и завыл громче. На его вытье с улицы ответили завыванием Анубис с Шолотлем, а также все окрестные псы. Под эти завывания тихонько лопнула вторая луна.

Дуадж сначала ждал, что все само собой закончится, затем снова тряс Сефера, но тот плакал навзрыд так горько, что Дуадж чуть сам не прослезился. Марк достал свои носовые платки и вытирал ими глаза Сеферу.

– Как это прекратить? Это хуже боли! – причитал Сефер. – Не могу смотреть никому в глаза, хочу исчезнуть, а мысли повторяют и прокручивают одно и то же! В глазах кричащие люди, в глазах та Смерть, которую я отправил в жизнь, в глазах Дуаджа тащат в серость и она не кончается. Дуадж, уничтожь меня, умоляю, или я сам это сделаю, не могу так больше!

Он начал метаться по комнате, как слепой, натыкаясь на стены и предметы. И все отталкивало его, словно он не был бесплотным. Такое ощущение, будто предметы играют им в волейбол. Марк попробовал его поймать и приобнять, но Сефер вырывался и продолжил биться. Марк даже раскидал по полу свои мягкие игрушки, чтобы Сеферу не больно было падать. Вдруг Сефер остановился, как вкопанный. Комната потихоньку наполнялась людьми и существами. Все они были в грязи, рванине и с увечьями. У кого не было глаза, у кого руки или ноги, один просто держал свой череп подмышкой. Они втекали в комнату и теснились к Сеферу. Их поток казался бесконечным. Сефер отступал назад, пока не уперся в Дуаджа. Тогда вперед вышел маленький мальчик с размозженной головой. Сефер в ужасе закричал, дальше отступать было некуда. Дуадж был близок к панике. Он не понимал, почему Сефер так странно ведет себя. Пятится, кричит, плачет, будто перед ним что-то происходит. В комнате их было трое.

– Что ты машешь руками, будто перед тобой стадо инопланетян?

– Он что-то видит перед собой, – сказал Марк.

– Если я не вижу, значит здесь этого нет, – отмахнулся Дуадж.

– Дуадж, попроси их уйти! – простонал Сефер.

– Блин, кого? Тут только мы с Марком!

– Нет, тут их не меньше тысячи!

Сефер забился, словно отбиваясь от нападающих. Дуадж встал перед ним, схватил его за грудки.

– Кто здесь? Кроме меня перед тобой нет ничего и никого!

В этот момент мальчик с размозженной головой прошел через Дуаджа, залез Сеферу на грудь и тоненько сказал:

– Посмотри мне в глаза! Ты отнял у меня жизнь просто так! Отдай мне взамен свой покой!

Сефер распахнул рот для крика, но словно заледенел. Стал полупрозрачным и холодным. На слова не реагировал и не шевелился. Застыл. Дуадж выгреб из карманов морты и стал обливать и обтирать ими Сефера. Действовал очень аккуратно, боясь разбить на тысячу осколков. Но Сефер оставался застывшим с криком медузы горгоны. Марк схватил его за руку и сжал что есть мочи. Рука перестала быть прозрачной.

Дуадж взял Марка за подбородок.

– А ну говори, что с ним! На что это похоже? Какие у вас есть болезни? Сколько прихожу за людьми, такое видел разве что в пыточной. Но там была боль, а тут что еще? Кого он видел? И с чего это он застыл?

Марк посерьезнел и так зыркнул на Дуаджа, что тот убрал руки.

– Про застыл не знаю, а остальное, кажется, похоже на муки совести. У меня было похожее, когда я у мамы шоколадку украл и съел. Она потом словно приходила ко мне, когда я засыпал, и требовала отдать ей ее любимую шоколадку, которой я ее лишил. Но я не знаю, может, у него и не совесть. Вы же не люди!

– Что за фигня? Где она базируется, эта твоя совесть? Сейчас мы ее ампутируем.

– Не знаю, но думаю, в глубине души.

– Не неси околесицу! У Смерти нет души!

– А может у него проклевывается?

И тут Дуаджа пронзило понимание происходящего.

– Смотри, ты его согреваешь и он приходит в себя, давай, активней грей его!

Марк посмотрел на Дуаджа с укором. Он и так грел, как мог.

– Нечего мне тут в гляделки играть! Мне нужно, чтобы он заговорил, есть вопросики!

Марк навалился на Сефера всем телом, обнял и стал гладить по голове. Сефер оттаивал и материализовывался на глазах. Наконец, он зашевелил глазами, попытался приподнять голову и, тревожно оглядываясь, спросил:

– Они уже ушли? Они не вернутся?

Дуадж боялся, что Сефер снова впадет в безумие, потому он прокричал Сеферу в ухо:

– Ты как в жизни оказался? И куда делось предписание у тебя с лица? Откуда ты сюда явился?

– Департамент трансформаций, – еле слышно прошептал Сефер.

– Я так и подумал! Тебе, наверняка, привили эту самую совесть! Отличное решение – ты сам себя съешь и департаменту не надо будет публично тебя казнить! Вот сука в белом халате!

В глазах у Марка заблестели слезы, он схватил Дуаджа за руку.

– Он умрет от разрыва сердца? Потому, что очень переживает, что натворил много плохого?

Дуадж выдернул руку, замигал и заверещал:

– А ну прекрати эту мокрую херню! Это приказ! Я второго не вынесу! Смерть не умирает! Он болен. Его заразили намеренно. Я этого так не оставлю! Прекрати реветь, я сказал!

Марк мужественно проглотил слезы и заставил глаза высохнуть.

– Что нам делать?

– Понятия не имею! Ты же как-то высушил свои слезы? Высуши также его!

– Я только свои могу.

– Вечно вы, люди, только о себе и можете! Тогда держи его за руку крепче, видишь, это его хоть как-то восстанавливает. А я вызову скорую. Кажется, я врубился, где искать противоядие.

И Дуадж испарился. Марк снова обнял Сефера, прилобунился и тихонечко запел колыбельную, которую ему всегда пела мама.

Глава восемнадцатая. Хирургическое вмешательство

Убывающая луна была такой мирной и ласковой, что невозможно было представить, насколько уничтожающа она была для Сефера. Дуадж развернул перед собой карту мира, ввел в запросе «невозможный хирург» и увидел несколько еле мерцающих точек. Выбрал одну наобум, выбирать времени не было, и понесся к ней.

На море был штиль, корабль практически не шевелился. Люди на корабле тоже практически не шевелились. Все замерли в ожидании. 16 тяжелораненых солдат только что доставили на корабль после страшного боя. Раненые ждали помощи, капитан и команда ждали готовности судового хирурга, а хирург сидел недвижно в своей каюте, глотал учебник по хирургии и ждал, когда информация заполнит его мозг. Он штудировал страницу за страницей, но пока находился в самом начале хирургического справочника. На странице с описанием инструментов. Они были разложены тут же. Он сверялся с названиями и заучивал их, беззвучно шевеля губами. Хирург впервые читал книгу по хирургии и впервые видел хирургический инвентарь. В воздухе пахло подлогом, мошенничеством и катастрофой. Дуадж вглядывался в хирурга и пытался найти знаки того, что этот персонаж сможет ему помочь. Вообще-то, Дуадж хотел сначала познакомиться с его бесами, но неожиданно для себя встретил возле хирурга не их, а Ангела. Тот неприветливо кивнул.

– Тебе здесь нечего ловить. Здесь будет чудо.

– Да уж, без чуда не обойтись, когда хирург учит названия инструментов перед операцией, – хохотнул Дуадж, пытаясь создать непринужденную атмосферу.

Но все же было любопытно, кем надо быть, чтобы так нелепо рисковать своей репутацией и жизнью, а также чужими жизнями. Ради чего самоназываться хирургом? Гораздо проще назваться кем угодно другим, если есть цель попасть на корабль. Многие люди мечтают о кораблях и плаванье, многие врут, что они летчики-испытатели, но никому в голову, даже в саму тупую, не придет не просто сказаться хирургом, но и согласиться оперировать без подготовки.

Интересно, какая у этого человека цель и мысль в голове? Дуадж подошел к хирургу сзади и положил ладонь на голову. Но в голове с чудовищной скоростью проносился текст из справочника. Вдруг хирург раздвоился и второй стал на колени, повернулся к Ангелу и начал молиться:

– Помоги мне запомнить и не перепутать, управляй моей рукой во имя спасения!

Дуадж удивленно взглянул на Ангела. Тот коснулся молящегося хирурга крылом и ответил:

– Я буду с тобой каждую минуту, обещаю, не бойся!

Второй хирург благодарно кивнул и соединился с первым, напряженно читающим.

– Сейчас не надо его отвлекать, он копирует себе информацию, у него мало времени, – сказал Ангел, и Дуадж почувствовал, что между ним и хирургом выросла стеклянная стена.

– Я просто поинтересоваться. Вообще, если честно, я рассчитывал встретить тут при данном раскладе бесов, а тут вы.

– Бесов тут, как и везде, предостаточно, поверь. Просто им стало слишком душно от напряжения и они пошли подышать на палубу.

Хирург раздвоился снова, рубанул рукой стеклянную стену, та со звоном осыпалась и он обратился к Дуаджу:

– И ты побудь здесь тоже, не уходи. Иначе у меня драйва не будет. И кто-нибудь умрет у меня под ножом. А так я с тобой буду сражаться и одержу верх.

– Да я вроде пришел не сражаться, – опешил Дуадж.

– Ты можешь не сражаться со мной, а я буду с тобой сражаться.

– А тебя он тоже видит? – спросил Дуадж Ангела.

– Он все видит. Редкий случай. Потому под тройной охраной. Мы меняемся, когда устаем от его выходок. Но его велено хранить, как зеницу ока.

– А почему его – три?

– Он имперсонатор.

– Имперсонатор? Император персон что ли?

– Почти, – Ангел сдержал смех. – Люди называют имперсонаторами тех, кто выдает себя за другого. А этот не выдает, он становится другим.

– То есть, вот эти три его ипостаси – это три разных человека были? У него растроение личности?

– Нет, личность у него одна, но очень разносторонняя. Обычно люди сами себя ограничивают и придумывают правила. Они это делают из страха ошибиться или страха отвечать за последствия. Но человеку дан мозг такой силы, что если его правильно разогнать, он будет неостановим. И да, на хирурга надо долго учиться, но если у тебя хорошее воображение и трехмерное мышление, а также много файлов в голове, если ты быстро оперируешь этими файлами, можно легко сопоставлять кусочки информации. В конце концов, миропорядок – это же большой калейдоскоп: любые детали складываются в рисунки. Если знать это, даже хирургия тебе поддастся. А физическое тело – просто агрегат. И работает он у всех одинаково. А починить агрегат не так уж сложно. Гораздо сложнее с системами в мозгу. Человек – такой тонко настроенный агрегат, который управляется вовсе не физиологией, а мозгом. Настроишься на хирургию – будешь хирургом. Этот парень был и монахом, и воином, и профессором. У него просто есть мозг, способный настраиваться на любую реальность и видеть суть явлений, психологии людей и событий. Он гений. Он знает, что может быть кем угодно. И потому кем угодно становится. И суть видит, и сущности.

– Стоп! Стоп! Стоп! Он был всеми тремя? И монахом, и воином, и ученым?

– Он и сейчас всеми тремя является. Что в этом удивительного? В каждом человеке живут все эти трое. Монах отвечает за душу: с помощью монаха человек общается с Богом, с нами, со вселенной; монах просветляет человека изнутри и освещает путь воину и ученому. Воин – это плоть, сила и агрессия. Воин защищает монаха и ученого, сохраняет их тело, заботится о том, чтобы человек крепко стоял на земле здесь и сейчас, ну, и охраняет границы. А ученый – это поиск, жажда знаний, мозг и дух. Он выстраивает планы, умножает знания, а с ними и печали, конечно, но он заставляет человека совершать открытия и меняет мир к лучшему. Человек создан с триединством внутри. По образу и подобию. Беда только в том, что мало кто выступает в мире всей тройкой. Обычно тот, кто посильней, выживает. А остальные двое усыхают за ненадобностью. Этот выкормил всех в себе. Смотри, он проштудировал учебник по хирургии и теперь пойдет и спасет всех раненых. И даже когда его будут обвинять в мошенничестве, те, кого он прооперировал, встанут на его защиту, ибо он их спас.

– Я готов подождать, хотя времени и у меня немного. Может, мы можем как-то договориться?

Ангел взглянул на Дуаджа с непониманием.

– Ты пришел туда, куда тебя не звали. Ты удостоился личной беседы, ты получил уважительное общение, а теперь ты просишь без уважения? Это недальновидно! Хотя чего требовать от Смерти?

Ангел взмахнул крыльями и от него начал исходить жесткий свет. Луч света прошел сквозь Дуаджа и тот ощутил странное, словно множество тонких игл впилось в него. Дуадж чувствовал боль только однажды, когда Летум запустил в них с Сефером шаровой молнией. Так вот сейчас он почувствовал то же самое. Это была боль от тысячи световых тонких стрел. Дуадж упал на колени и взмолился:

– Нет, прости, ты неверно понял мои слова! Позволь объяснить!

Ангел снисходительно выключил световые стрелы и воззрился на Дуаджа вопросительно.

– Он может спасти моего брата, если ампутирует ему совесть!

– Смерть с совестью? Смешно! И то, что Смерть хочет кого-то спасти – само по себе забавно, и я даже готов не мешать. Помогать Смерти я, разумеется, не стану.

– Ну вообще-то, – заметил Дуадж, – мы много кого спасаем. Иногда мы – единственная помощь и единственный выход.

– Ты так рассуждаешь от своей ограниченности. Ты же не знаешь, что с этими душами происходит потом. Кому-то и помогаете, а кому-то вовсе нет.

– Я – Смерть маленькая, я ограничен своими заданиями. Наша задача – грамотная организация. А последствия – уже ваша задача. Но вот сейчас в помощи нуждаюсь я, вернее, мой брат.

Ангел потеплел.

– Интересно, что может вытворить Смерть, чтобы у нее выросла совесть?

– Ничего он не вытворял особенного! Ему в виде эксперимента в департаменте трансформаций ее привили.

– Твой брат – очеловеченный?

– Пока нет, но к этому все идет. Потому я и просил этого парня. Может, можно как-то в его график вклиниться? а мы в долгу не останемся!

– Вроде я все понятно тебе сказал… – и иглы света вновь начали расползаться вокруг Ангела.

– Ладно, ладно, не сердись. Я подожду сколько нужно.

Когда пошел пятый час пребывания в каюте, Дуадж вылетел на палубу вдохнуть воздуха полной грудью и развеяться. Над палубой висел тоненький лунный серп. Острый, как бритва, которая зарежет Сефера.

Дуадж очнулся, охнул и мигом вернулся в каюту к Хирургу. Хирург был уже на заключительных страницах справочника. Наконец он хлопком закрыл книгу, резко встал, подошел к умывальнику, омыл руки, оглядел себя в маленькое зеркальце, пробормотал под нос молитву и крикнул:

– Я готов, открывайте операционную.

Дуадж схватил его за руку и зашептал:

– Умоляю тебя! Мой брат стал жертвой эксперимента! Ампутируй ему совесть, иначе он погибнет!

– Какие у него симптомы?

– У него какие-то мальчики кровавые в глазах!

– Он плачет?

– Да! Он Смерть, и он плачет!

Хирург молча заглянул в глаза Дуаджу, не сказал ни слова и отправился в операционную. Дуадж летел за ним хвостом.

– Это было да или нет? Пожалуйста, помоги мне, может быть, и я когда-нибудь тебе помогу!

Хирург засмеялся.

– Чем ты мне поможешь? Ты видел моих помощников?

Мощный Ангел, шагавший рядом с Хирургом даже не глянул при этих словах на Дуаджа. Он освещал Хирургу путь.

– Мне нужно спасти своего брата! – крикнул Дуадж в ухо хирургу.

Хирург даже не поморщился. Вошел в операционную, надел маску, взял скальпель.

– Оставь координаты, я приду, когда закончу.

– Департамент смерти, общий холл. Если ты не успеешь вовремя, он не спасется.

– Торопливость важна только при ловле блох, – ответил хирург, – что такое вовремя, определяешь не ты. Я приду, когда закончу.