Текст книги "Morituri. Идущие на смерть"

Глава одиннадцатая. Закадычный враг

Дуадж наклонился над Сефером и горстями обтирал его мортами. Гефьон сидела, вжавшись в угол и смотрела на них в ужасе. Когда Смерть в ужасе – это неприятное зрелище. По ее виду Сефер понял, что она не врала, а правда не различала их с Дуаджем. Ее это оправдывало. Но ситуацию приятней не делало. С этим разобрались. Оставался Дуадж. Он, кстати, тоже выглядел не ахти.

– Ты мог бы сказать, что тебе не хватает, я бы принес, я не думал, что все так запущено! – кричал Дуадж, выливая и выливая на Сефера морты горсть за горстью, они были бесконечны и витали в воздухе. – Нечего так смотреть на меня, это честно заработанные, я откладывал. Там, где я был, тратить их было не на что!

– Она – не в счет?

– Да если б не я, она б исчезла уже! Тебя все время не было дома. Ты где-то шарился со своими рассуждениями, с монахами, поди, беседовал. Очевидно же, что ей не хватало внимания! А женщинам в два раза больше нужно и внимания, и мортов, они же внешне восстанавливаться должны и блюсти себя!

– Не больно-то она себя блюла, я смотрю!

– Перестань, а! Ты же знаешь, что она думала, что я – это ты.

– А ты о чем думал, сука? – Сефер предпринял слабую попытку подняться.

– Ага, ну давай, убей меня, свирепый лев! Ты все прекрасно знал и специально все подстроил! Ты всегда о чем-то непонятном думал, вместо того, чтобы на деле сосредоточиться! Ни капли ответственности, одна фигня на уме!

– А ты всегда распылялся на идиотские шутки и выглядел поверхностным придурком!

– Если бы не я, мы бы уже давно с тобой на земле с шакалами за гниющие трупы людей бились.

– Если бы ты так не вел себя, мы бы уже давно в департаменте трансформаций или в департаменте света служили.

– Ахаха, в департаменте света! Там Смерти нет, а есть любовь, а у тебя любви ни грамма ни к кому! Какой тебе, безлюбовному, да еще и черножопому департамент света?

– С какой это стати я черножопый? Ты вот, темный, как сапог, даже свою родословную не выучил до сих пор! Древние египтяне не арабы! Мы светлые! А там, в департаменте света, кстати, говорят, что не будет ни еллина, ни иудея!

– Кто это тебе такое говорит, твой друг-монах? Или Летум может тебе это говорит?

– Мне это говорит тот, кто с тобой и взглядом даже не обмолвится!

– С тобой, значит, говорит, а со мной не станет? При том, что мы с тобой однояйцевые близнецы?

– Так вот почему ты, тварь дрожащая, в мое яйцо полез! – и Сефер, собрав волю в кулак, вскочил и накинулся на Дуаджа.

Бешенство придало ему сил. Но Дуадж не был намерен сдаваться. Они яростно с рыком уничтожали друг друга. В какой-то момент они сплелись в один клубок, и стало непонятно, где начинается один и заканчивается другой. Клубок катался по яйцу, подпрыгивая и натыкаясь на стены. Ненависть перекатывалась внутри Сефера. Как и тогда, на рынке возле монастыря. Когда день был ясным, а Дуадж был в настроении повеселиться. То самое состояние, которое Сефер ненавидел в Дуадже больше всего. Это означало, что вместо веселья будет просто глумление над людьми.

Дуадж подлетел к беседующим торговцам на рынке (те спорили, что выгодней продавать – мясо или рыбу) и моментально поменял мясо и рыбу местами. Бедные, вернее, небедные торговцы осели мешками и нелепо хватали ртом воздух. Дуадж хохотал, Сефер не нашел это забавным и потому отправился посмотреть роспись по глине. В росписях часто фигурировали забавные сюжеты, и Сеферу нравилось разглядывать, как силуэт какой-нибудь ветки вписывается в букву, а из буквы вырастает в мифическое существо. Например, птица Сирин. В то время Сефер был очень увлечен ею, но поскольку он всегда и везде являлся с Дуаджем, Сирин ему отказывала. Дуадж без шуточек не мог, а их уровень на нее производил дурное впечатление. Все же она была из рода Сирен и в детстве колыбельные ей пел Гомер. Поэтому она любила музыку, сама великолепно пела и ценила смыслы и метафоры. Уровень, надо понимать.

Само то, что она родилась из железного яйца, поднимало ее в статусе над многими. Сефер с Дуаджем были значительно ниже. Кроме того, она была вхожа в департамент света, а эта привилегия доступна немногим. Если говорить формально, Смертью она не являлась. Об этом свидетельствовала и ее физиология – у нее были роскошные крылья и хвост. Сефер, конечно, умел летать и перемещаться во времени и пространстве и без крыльев. Но иметь крылья была его мечта, хотя Смерти и не положено. Почему он хотел крылья? Ну, во-первых, это красиво. У себя на родине, в Египте, он видел крылья только у Маат, своей старшей сестры, которая работала по линии правосудия у Аида. Но ее оперение было не таким роскошным, как у Сирин. И вообще, имело другую суть: когда судили душу умершего, из оперения Маат вырывали перо и клали его на чашу весов против сердца умершего. Если сердце было тяжелее пера, душу отправляли в департамент тьмы, через пожирание. Маат вечно выглядела ощипанной курицей, поэтому ее крылья Сефера не восхищали. И варварские обычаи, конечно, тоже. Хорошо, что потом департамент смерти унифицировал процедуру, установил двери на вход и на выход и вообще призвал всех к порядку, а архаику оставил для истории.

Еще в крыльях щеголяла Ника Самофракийская, но все знали, что они накладные, потому что настоящие, свои, были только у Амуров и у Ангелов. В Амуры Нику не брали из-за тяжеловесности и она переживала. Даже вот раздобыла себе накладные крылья и врала всем, что они природные. Чтобы выглядеть моложе. Ну и, ясно, Ника была совсем не Ангел. В отличие от Сирин. Сефер, конечно, видел Ангелов редко и издали, но Сирин казалась ему Ангелом во плоти. И у нее и ее сестер были настоящие крылья, хотя они не были ни Богинями, ни Смертями. Они были исключительными существами нереальной красоты и привлекательности. А какая у Сирин была грудь! На этом воспоминании у Сефера закружилась голова. Собственно, она всегда кружилась, когда он видел Сирин или думал о Сирин. Он терял ориентацию в пространстве и забывал, на каком языке нужно разговаривать, потому внезапно переходил с греческого на древнеарамейский или армянский. И выглядел глупо.

– Твои попытки произвести на нее впечатление – это провал, Сефер. Ты думаешь, что ты полиглот, а она – что ты идиот, – резюмировал Дуадж.

Но Сефер не пытался произвести впечатление. Он просто терялся. И ему потом требовалось время на поиски себя. Где он только потом себя не обнаруживал!

Однажды Сефер подготовился к встрече с Сирин основательно – сгонял к Тору и заказал магическое кольцо, ощущающее вибрации мыслей. Если надеть его и подумать о дарителе, тот сразу получал сигнал и мог материализоваться рядом. Сефер неизвестно какой хитростью выпроводил Дуаджа куда-то, сам притаился в саду, возле которого жила Сирин и стал ждать, когда она появится. Она явилась через какое-то время, Сефера не заметила и бросилась купаться в пруду. Пруд разволновался так же, как и Сефер, и пошел рябью. Когда она вышла на берег, Сефер ни слова ни говоря надел ей на палец кольцо. От неожиданности Сирин отпрянула, нос ее превратился в клюв и она клюнула Сефера в руку с такой силой, что рука отскочила. В это время на пруду возник Дуадж. Он всегда появлялся в самый неподходящий момент. Он подобрал сеферову руку и со всего маху запустил ею в Сирин. Сирин успела увернуться и поднялась в воздух, но мокрые крылья не давали ей набрать скорость и высоту.

– Никому меня не окольцевать, придурки! И больше не смейте ко мне приближаться, не то я донесу на вас в департамент и вас сошлют туда, где ни к кому уже не приблизиться! – крикнула она

– Я не хотел кольцевать, это был просто подарок на добрую память! Amor tussisque non celantur – любовь и кашель не скроешь, – прошептал Сефер.

– Ты что, кашляешь и скрываешь? – в панике поинтересовался у него Дуадж. А ей крикнул:

– Мы не кольцуем мокрых глупых куриц! – подобрал руку Сефера еще раз и стал деловито прикручивать на место. Сефер ничего говорить не стал, так как понял, что все уже сказано и лучше не будет.

– Ты бездумный придурок, где витала твоя башка? Она же птица, кольца для нее, как угроза свободе! Чего сразу не сказал-то? Мы бы что-нибудь придумали! – ворчал Дуадж, прикручивая руку обратно.

– Она не птица, она – Ангел.

– Ангел Смерти? Ты вообще что-то об Ангелах знаешь? Или о ней? Она перемещается от департамента света до департамента тьмы и везде вхожа. Как по мне, она двойной агент. Понимаю, что ее грудь произвела на тебя неизгладимое впечатление, но это просто какой-то бред – запасть на существо другого статуса! Думаешь, она снесет тебе яйцо?

Сефер молчал. Он чувствовал себя убитым. И чувствовал, что Дуадж все испортил, не дав им с Сирин поговорить. Сирин могла бы успокоиться и предложить ему руку. Обратно. И, может быть, сердце. Кстати, интересно, есть ли у нее сердце?

Теперь ему оставалось только издали любоваться Сирин. Больше она его к себе не подпустит на пушечный выстрел, это очевидно.

В базарный день, возле стен монастыря, Сеферу оставалось только любоваться на то, как люди представляют Сирин. И хотя их попытки были жалкими, Сефер, как истинный Дон Гуан, мог дорисовать образ целиком по одной лишь пятке. Но пяток Сирин никто не рисовал. Наоборот, ей рисовали птичьи лапки и птичье тело. Это было смешно, так как из птичьего у Сирин были крылья, хвост и она пела. Всё. Сеферу, кстати всегда импонировали женские существа, имеющие голос.

Возле расписных тарелок Сефер увидел своего давнего знакомца, монаха Иеронима, к которому он часто заскакивал в келью, чтобы побеседовать о Смерти. Иероним сразу заметил Сефера и поклонился ему вежливо. Его собеседник, тощий монашек, изумленно осмотрелся, но Сефера не увидел. В этот момент к Иерониму подошла девочка с пирожком в руке.

– Вот, Отец Иероним, испекла для вас, чтобы у вас силы на молитву за нас были, – сказала она и протянула маленький серый пирожок.

Отец Иероним погладил девочку по голове, лучисто улыбнулся, разломил пирожок на три части, один вернул девочке, один протянул тощему монашку. Но тот заглянул в начинку поворотил нос

– C яйцом пекла, а нынче постный день, грешно такое монаху-то предлагать.

Девочка расстроено всплеснула руками и готова была разрыдаться. Но тут откуда ни возьмись появился Дуадж, приподнял монашка над землей, накинул ему на плечи белое пальто и подсветил жидкие волосенки. Девочка пальто увидеть не могла, а вот Иероним с Сефером увидели. Иероним сначала прыснул звонким хохотом, но потом сдержался, Сеферу тоже было смешно, но Смерть в присутствии человека не должна смеяться. А вот девочка испугалась. Сефер провел ей ладонью по глазам и она забыла то, что увидела, испросила благословения у Иеронима и отправилась по своим делам. А тощий монашек ничего не забыл. Он стал испуганно оглядываться и искать силу, поднявшую его над землей.

Иероним улыбался и жевал пирожок.

– Что ж ты, брат, невинное сердце смущаешь? От всей души отроковица постаралась! А ты ее укорил.

– Что это было? – испуганно пролепетал монашек.

И в этот момент Дуадж не выдержал и с хохотом визуализировался.

– Смерть. Это была Смерть, но пока тренировочная. Будем знакомы! – и Дуадж доверительно протянул руку в пустоту.

Потому, что монашка уже перед ним не было. Монашек бежал. Дуадж было рыпнулся догнать, но Иероним заградительно предстал перед ним, а Сефер схватил за руку. Монашек перемещался с запредельной скоростью, Дуаджу потребовалось бы включить сверхскорость перемещений, чтобы догнать его. Но смысла в этом не было.

– Разве пришел ему черёд? – укоризненно спросил Иероним.

Дуадж потер свою ладонь. На ней проступили цифры и линии.

– Еще нет, но вечером придет. Правда это не мой заказ. Но можно считать, я помог коллеге. Она ожидает его в ста верстах отсюда к десяти вечера. А без меня он, кстати, не успел бы.

Монах Иероним печально покачал головой.

– Ты отправил его на Смерть в панике. А монаху должно подготовиться.

– Но, святой отец, практически все отправляются на Смерть в панике! А монахи, вроде всегда должны быть готовы.

– Возможно, но у него был шанс спастись, прийти в мирное расположение мыслей, а ты его лишил этого! У тебя нет права быть видимым и пугать людей! Люди не должны видеть Смерть до своего часа. И я тоже не должен. Я думал, вы от Света, а вы – искушение мне, грешному! Прощайте. Увидимся только в назначенный час.

– Да я просто хотел помочь! – расстроился Дуадж.

– Ты просто хотел поржать! – отрезал Сефер.

Дуадж посмотрел на него пристально.

– И ты, Сефер?

Сефер не ответил, он семимильными шагами двигался в сторону Летума. Потому, что невозможно и дальше терпеть такое целую вечность! Дуадж для него был, как чемодан без ручки. Если бы не Дуадж, он бы наверняка был с Сирин, если бы не Дуадж, он бы продолжал беседовать с Иеронимом об Ангелах и департаменте света, если бы не Дуадж, но Дуадж вечно все портил. Сефер больше так не мог, он был настроен решительно.

Летум стоял к нему спиной и мыслил. Присмотревшись, Сефер увидел, что Летум проглядывает моменты, где Сефер и Дуадж фигурировали вместе.

– Разрешите обратиться!

– Валяй, формулируй. Только осторожно, а то можно так напортачить, что потом костей не собрать! Ты, кстати, в курсе, что межвидовые семьи запрещены законом?

Сефер замерцал. Он не был готов обсуждать свои слабости.

– Я по другому поводу, – промямлил он.

– Как же по другому? Ты хочешь развязаться с Дуаджем, хотя вы единоутробные, и он не раз спасал тебя от нарушения закона.

– Он сам нарушает закон и приводит людей в панику. Он материализуется без разрешения, он формирует несерьезное отношение к Смерти, он тащит меня назад, он…

Летум взглянул на Сефера в упор. В глазах его горел страшный огонь. Но Летум обуздал его и спросил страшным тонким голосом:

– Чего же ты хочешь?

Сефер замигал еще сильней. Как мигалка. Летум поморщился и прикрыл глаза рукой.

– Перестань, это раздражает.

– Я хочу быть сам по себе.

– Как Иван родства не помнящий что ли?

– Я с Иваном не знаком, я из Египта, там нет Иванов, но считаю себя вполне взрослым и самостоятельным, чтобы существовать в комфортной реальности, а не выходить из зоны комфорта постоянно.

– Кто тебе про эту зону комфорта напел? Чушь какая-то и байки! Какая еще зона? И где есть комфорт, комфортнее твоего? Но на вопрос ты не ответил. Что ты хочешь от него и почему ты здесь?

– Я хочу, чтобы он был там, где меня нет и клоунадил отдельно от меня. И не влезал в мои дела, не мешался мне на моем пути. Ну и чтобы там ему было хорошо.

– Хорошо там, где тебя нет? – уточнил Летум.

– Да, то есть нет, ну, то есть, я прошу отделения и самоидентификации.

– К Дуаджу есть претензии со стороны департамента света, но несущественные. Можно игнорировать или сделать внушение. Но твой запрос – дело серьезное. Ты отдаешь себе отчет в том, что это не шутка? Знаешь, что теряешь? – с этими словами Летум снова вперился в Сефера своими буравчатыми огненными глазами. И Сеферу на мгновение показалось, что половина его отпала, он полый, неустойчивый и нетвердый.

– Тебе не показалось, так и будет. Готов на такое? И еще, ты ему сказал о том, что идешь ко мне и о чем собираешься просить?

– Нет.

– То есть, хочешь вроде как мою волю ему явить? Не сам? Чужими руками?

– Нет, ну, то есть, меня он просто не станет слушать, моего авторитета не хватит. Но вы же знаете, что так будет лучше? Я хочу идти к свету, хочу развития и трансформации, а он хочет устраивать шоу, как раньше, в лохматые времена. У нас разные пути.

– Послушай, мальчик, – Летум приблизился к Сеферу настолько близко, что Сефер почувствовал его в своей голове, – у каждого своя задача в миропорядке. Ты можешь хотеть чего угодно, но у тебя есть сущность. Ты не можешь менять свою сущность просто по своему желанию. Если бы все делали только то, что хотят, наступил бы хаос и миропорядок бы обрушился в департамент тьмы. Только Он может менять любую сущность, если сочтет нужным. – Летум поднял указующий перст вверх. – Но ты пока ничем не выделился, чтобы послать ему запрос на смену сущности. Или вообще, чтобы Он стал разговаривать о тебе.

– Начальник департамента света?

Летум устало вздохнул.

– Можешь называть его так, если угодно. Я разделю вас еще.

– Что значит еще?

– Значит, что я уже разделял вас однажды, но судя по тому, с чем ты здесь, вышло только хуже. Иди. И еще… тебе необходимо теперь завести союз, иначе ты пропадешь. Это ведь как ампутация. Знаешь, что такое ампутация? Фантомные боли, смена центра тяжести и прочее непривычное.

С этими словами Летум распахнул световой коридор сбоку и вышвырнул Сефера. Сефер очутился в холле Вечности. Он увидел, что с северной стороны охранники с песьими головами куда-то волокут Дуаджа. Дуадж приклеился к Сеферу взглядом, словно что-то хотел сказать. Сефер сделал вид, что не заметил, резко сменил траекторию и двинулся прочь.

Это был последний раз, когда он его видел. До теперешнего момента, когда Дуадж вернулся и закрутился весь этот клубок, в котором они сейчас катались по полу в яйце Сефера. Сефер был истощен неудачами, отсутствием мортов и ненавистью, подточен и обесточен, потому Дуадж оказался сильнее и взял над ним верх. Он подмял Сефера под себя, уселся сверху и хотел было оторвать ему голову. Но внезапно остановился, отряхнулся, встал, отошел, как ни в чем не бывало и сказал:

– Можешь считать меня врагом. Но у меня для тебя две новости.

– Ты теперь что, новостной портал? Не разорвал меня в клочки, так решил новостями добить?

– Нет, просто хочу помочь. Первое: она с тобой не по собственной воле. У нее задание.

Гефьон при этих словах вскочила руки в боки, швырнула в них мягким медвежонком, от которого во все стороны разлетелись морты.

– Ты так говоришь специально, чтобы разозлить его! У нас у всех свои задания в миропорядке и мы их выполняем. Я выполняю свое. И да, у меня уговор – я помогаю малохольному, рискую своим благополучием, а он получает спецподдержку. И я тоже ее получаю. Это не шпионаж и не сговор. Это взаимовыгодное сотрудничество с департаментом трансформаций. Что в этом такого? Вон, вас вообще двое, а я договаривалась на одного!

– Видишь? Я не вру, а бесится она оттого, что должна в тайне это держать, а мне выболтала. Баба, что с нее взять!

После всех потрясений Сефер был готов к любому повороту, но не к такому. Чтобы остаться в разуме, он решил игнорировать смысл сказанного.

– Не буду сейчас спрашивать, как ты это выяснил, мне неинтересно. А второе?

– У меня есть веселое задание. Да, я теперь работаю только на таких. Летум после того случая с монашком отправил меня на выселки, запретил мне пребывание в департаменте на какое-то время и выдал мне на откуп премию Дарвина.

– Что такое премия Дарвина? – спросил Сефер, пытаясь уловить общий смысл речи Дуаджа, чтобы понять, знает ли тот про его визит к Летуму.

– Эта штука присуждается «за улучшение человеческой природы путём отсечения тупиковых генотипов». Так звучит согласно официальному положению о номинации. Но можно сказать проще: премия даётся за самую глупую Смерть. Правда иногда её лауреатами становятся и живые люди, лишившие себя возможности к оставлению потомства. Если предположить, что глупость человеческая может передаваться по наследству вместе с генным набором, то действительно получается, что человек, лишивший себя, благодаря своей глупости, жизни или потомства, оказал человечеству неоценимую услугу. Моей работы там ноль, но шоу устраивается великолепное. Таким образом, я очень полезен для департамента смерти, а мои таланты по устройству шоу никому не вредят.

– Да, по тебе работка!

– Ну теперь точно по мне будет, когда мне разрешили вернуться. И мортов много, и славы много, а еще и пообщаться будет где и с кем, не то что на выселках.

– Рад за тебя. У меня все не так стабильно.

– Поэтому я и пришел.

– Да? А ты разве не к Гефьон пришел?

– Остынь, бро, я пришел предложить тебе пойти на задание вместе. И по-честному поделить заработанные морты. Как раньше.

– Соглашайся, Сефер, – вклинилась Гефьон, – Ты и так уже совсем с катушек слетел, поиздержался весь, вон, игрушки облизываешь. Тебе нужны морты. И шоу тебе тоже нужно. Оно настрой общий укрепляет и сил придает. Не мортами же едиными…

Сефер посмотрел на нее с неприязнью.

– Сейчас – не раньше. Сейчас запрещены парные работы.

– Не будь идиотом, никто не узнает. Мы все на тебя оформим. Иди, поваляйся на тучах, а потом собирайся и жду тебя на выход через пару часов. Запреты мы обойдем, я решу как. Веришь?

С этими словами Дуадж слетел с Сефера и исчез. Гефьон подошла к Сеферу и взяла его за руку. Тихо, без пения.

– Почему ты сразу не сказал, что вас двое? Не доверял мне?

– Потому, что хотел стать отдельным. И потому, что был уверен, что теперь я один.

Сефер вышел из яйца и повис на облаке.