Текст книги "Morituri. Идущие на смерть"

Сефер расправил плечи, немного зажмурившись от яркого света. На руке его светилась чья-то линия жизни и придавала ему уверенности в себе и ощущения контроля хоть над чем-то.

Ему навстречу уверенной походкой двигалась медсестра с глазами-буравчиками, в белом халате, слегка забрызганном кровью. А следом за ней Сефер увидел знакомую расхлябанную фигуру. Фигура приближалась следом за медсестрой, практически дышала ей в спину. Сефер вздохнул. Он бы с радостью избежал этой встречи, но это был Дуадж, а он пренебрегал траекториями. От него не было возможности скрыться. По крайней мере, у Сефера это получилось лишь однажды, и то по велению Летума. Дуадж еще издали гримасничал и передразнивал походку медсестры, идущей перед ним. Показывал Сеферу знаками, что медсестра хорошенькая, обращал внимание на ее изгибы и демонстрировал восторги. Сефер развернулся было и бодро зашагал в противоположную сторону, но это оказалось не так-то просто. Поток холла мешал ему изменить траекторию. Сефер с недовольным лицом остановился и крикнул Дудаджу:

– Что ты таскаешься за мной? Что тебе надо? Чего ты все следишь и выслеживаешь?

Медсестра, поскольку именно она оказалась перед Сефером, приняла его слова на свой счет. Замерла с непонимающим лицом и пожала плечами.

– Слежу? Да кому интересно за тобой следить, малохольный? Это тебе надо за мной следить, а не мне! – она возмущенно оправила халат, в этот момент Дуадж обогнал ее, оказавшись между ней и Сефером, одобрительно цокнул в ее сторону, приобнял и засунул голову в ее декольте. Медсестра возмущенно ощерилась и дунула на Дуаджа так, что он отшатнулся, но не сдулся.

– Как мы похожи, у нас совершенно одинаковые фантазии, Сефер, медсестры – это наш фетиш, помнишь? – сладострастно проворчал Дуадж и похлопал Сефера по плечу.

Медсестра раздраженно развернулась на 180 градусов и удалилась в обратном направлении, бросив через плечо:

– Клоуны!

Сефер смутился произошедшим, а Дуадж захохотал, демонстрируя непристойные движения в сторону медсестры.

– Как ты, дорогой? – сменил тон Дуадж, – получил задание?

Сефер понимал, что Дуадж, как всегда, словно стоял у него за плечом, и был в курсе всего происходящего. Врать не имело смысла. Сефер нехотя кивнул. Хотя предпочел бы не посвящать Дуаджа в перипетии своего существования.

– Идешь на войну? Надеюсь, вернешься, обвешанный мортами настолько, что сможешь даже к Морене подкатывать? – Дуадж говорил нарочито громко.

Мимо них как раз проплывала Морена. Каждое ее движение было завораживающим и убийственно-сексуальным. Морена улыбнулась Дуаджу уголком рта, а Сефера смерила оценивающим взглядом.

– Ты же знаешь, я не годен к строевой, – процедил Сефер. Ему, разумеется, не хотелось представать перед Мореной ничтожеством, но Дуадж кого угодно мог поставить в неловкое положение.

– И куда тебя сослали?

Сефер понял, что на радостях даже не погрузился в суть задания, и уж тем более, в место действия. Да и подтверждения еще не было. Но будет же обязательно! Поэтому он потер линию на ладони, чтобы посмотреть детали.

– В Сибирь.

– Великолееепно! – завопил Дуадж, – ничто так не располагает к удачной Смерти, как ссылка в Сибирь! Послушай, а давай рванем вместе, посидим спокойно перед заданием, в баню сходим, глядишь, и не одну душу принесем, там же водка, мороз, и всякие вытекающие последствия. Как раньше с тобой посидим-отдохнем. У меня как раз сейчас пауза между делами. А, Сефер? Захватишь меня?

Сефер вынужденно терпел этот цирк. Он знал, что Дуадж не способен просто разговаривать без всей этой буффонады. И еще он знал, что когда они рядом, они как бы связаны каким-то каналом. Сефер не мог от Дуаджа ничего скрыть, не мог уйти. И еще Сефер всегда знал, что Дуадж испытывает. Это было самым неприятным и утомительным, потому, что сейчас Дуадж испытывал ожидание, томление и приподнятое настроение. Все эти вещи были Сеферу чужды, но ощущал он их, как свои собственные. Дуадж словно торопился куда-то. Поэтому Сефер решил, что самое время свернуть разговор.

– Давай в другой раз, мне нельзя сейчас дать осечку. Отправлюсь на место заранее, чтобы не откладывать дело в долгий ящик.

– А разве ты в деле не для того, чтобы отложить его в долгий ящик? – захохотал Дуадж.

Мимо них как раз проехал кто-то в гробу. Гроб несся с безумной скоростью и чуть не врезался в них. Сефер и Дуадж вынуждены были расступиться в разные стороны.

Дуадж сбросил довольную улыбку и погрозил кулаком вслед гробу и его наезднику.

– А я думал, мы с тобой в Сибири сыграем в русскую рулетку предварительно, перед работой, чтобы ты лучше к реалиям подготовился и знал, как не дать осечки.

Дуадж надул щеки, хлопнул по ним ладонями, изобразил лицом сдувающийся шарик.

– Ладно, – завершил он разговор с серьезным лицом, – не теперь, но поговорить нам придется. Раз ты даже Смерть можешь убить, с заданием значит легко справишься. Давай, не пропадай уж совсем! – и вновь затрясся от хохота, вывернул на свою траекторию и моментально быстро скрылся из виду.

Сефер пробормотал под нос:

– Не смешно… – и испарился.

Глава седьмая. Убить время

Дверь отворилась в снежном поле на фоне серого неба. Сефер словно вывалился в нее. Огляделся, оглядел себя. Он был в валенках, телогрейке, траченной жизнью ушанке. Вид достаточно жалкий и непрезентабельный. Да к тому же Сефер застегнул телогрейку на неправильные пуговицы. Она села косо. Но в случае внезапной потери невидимости он бы вполне вписался в пейзаж. Он сделал шаг, провалился в снег. Вытащил ногу, потряс ей, как собака. Оглянулся, убедился, что он один в поле, включил отсутствие массы и пошел над снегом.

Зима здесь только начинается. А снегу уже столько, что человеку по пояс. Сефер залюбовался просторами. Они напоминали ему пространство вокруг его дома. Безбрежное небо, безбрежная твердь. Много воздуха. Красивый градиент пространства. На самом деле, пространство – вещь субъективная. Переместиться в нем до горизонта может занять полсекунды. Но Сефера вдохновлял вид издали, и он любил приближаться медленно. Он усилил невидимый режим, чтобы провести разведку на местности. Возле вверенного ему дома во дворе стояли люди. Сефер приблизился, чтобы рассмотреть их. Его всегда интересовали статисты и последние свидетели. Чувствуют ли они, что Смерть где-то рядом? Замечают ли атмосферу приближающегося конца? Да-да, понятно, что Смерть всегда профессиональна, Смерть выполняет задание бесшумно и невидимо. Но у всего есть своя энергия, у Смерти тоже. Все существующее этой энергией делится и может почувствовать. У людей для того, чтобы запеленговать приближение сущностей, есть столько чувств, а они ими просто не пользуются. Часто он слыхал, что интуиция – орган незначительный и проще его высмеять в разговоре, чем просто наладить и слушать. Люди странные. Хотя, может, от обилия чувств они ими и пренебрегают? Было бы у них только 5 основных чувств, может, люди были бы чувствительней и внимательней? И, может, им тогда было бы проще жить их ужасную, полную страданий и болевых ощущений жизнь, которая страшней Геенны Огненной.

На руке Сефера зажглось и запульсировало сообщение о причине. Но он не стал вникать, вчитываться, потому что заинтересовался женщиной без возраста. Внешне ей было около 45. Наверное, была бы красивой, если б не была такой опухшей и пьяной. Ее штормило, как при высокой волне, и она пыталась выровняться, опираясь на руку громадного, тоже пьяного мужика. Мужик вообще-то был полый, легкий. Это Сефер сразу разглядел. Ни мыслей, ни сердца. Таких полно на земле. Этот ничем не отличался. И без лица. Ну то есть, лицо было, но какое-то размытое и незапоминающееся. Интересно, за что полукрасивая женщина зацепилась в таком персонаже, кроме как за руку спьяну? Мужик выражал нетерпение, что-то мычал агрессивно, мялся с ноги на ногу.

– Да сколько ее ждать-то, мать твою! – с неудовольствием выплюнул он.

Женщина была нацелена на равновесие, ответить не могла, только пожала плечами. В этот момент дверь в доме распахнулась и навстречу пьяной паре из дома вылетела худенькая ладная старушка. Шерстяная шаль была накинута на плечи впопыхах, и оттого при движении слетела с головы и одного плеча. В руках старушка держала, словно ребенка, прижимая к груди, газетный сверток. На платок рук уже не хватало, потому она пыталась придержать его падение подбородком. Из-за съехавшего платка и быстрого движения старушка выглядела крайне нелепо. Мужик неодобрительно крякнул и покачал головой. Женщина так и не перестала мотатся у него на руке.

Старушка развернула сверток под носом у шатающейся женщины. Там лежали плотненькой стопочкой деньги мелкими купюрами.

– Тут, Ладушка, на 15 кубов. Должно на зиму хватить-то! – старушка стала заворачивать деньги обратно в газету, – Ну, и на гостинчик себе возьми.

Поскольку женщина сконцентрироваться уже не могла, она накрыла рукой в большой рукавице сверток, тот чуть не выскользнул на снег, но мужик сверток подхватил

– Ма, сколько тут? – поинтересовалась женщина.

– Дак вся за прошлый год-то пенсия. Сняла на неделе. Должно хватить на дрова-то. Зиму-то протянуть как-то хватит!

Женщина засунула сверток в карман, а старушка попыталась поцеловать ее в щеку. Но женщина отшатнулась, не от неприязни, а от того, что просто моталась, как тряпка на ветру. Мужик развернул женщину и они побрели через снег к дороге. Старушка, суетясь, вскрикнула:

– Ладусь, мне б к послезавтрему, ты ж говорила, это быстро? У меня тут на пару дней всего осталось, а вишь мороз-то уж заявился! – она зябко натянула платок и попыталась закутаться.

– Завтра, так завтра, а послезавтра, так послезавтра, – сказала женщина и пьяно и надрывно загоготала на пару с мужиком.

Пара неспешно поплыла в горизонт. Старушка вздохнула, затем резко развернулась и отправилась в дом. Сефер отправился за ней.

Всю эту отвратительную сцену он заглядывал в глаза участникам, пытался досмотреться до души, но ничего, кроме бессвязных обрывков слов, не находил. В один момент у женщины мелькнула душа, сидящая где-то на задворках, вытесненная туда множеством пирующих бесов, и тихонечко подвывавшая. Но женщину опять мотнуло, и душа куда-то свалилась. Может, в пятки ушла, а может, отморозилась.

– Так тебе и надо, слабачка, подумал Сефер. Могла бы и защитить себя! А потом он подумал, что зря такое подумал. Однажды только он встречал сильную, незабитую душу, и та их встречи испугалась, как он ни старался быть вежливым и ласковым. Хотя, вполне вероятно, его статус не давал ему возможности познакомиться с иными душами.

Иногда, только по случайности, в местах отдыха он натыкался на бесов, которые были унылы и измождены. Статус Смерти все же выше статуса бесов, потому Сефер не решался подойти к ним и расспросить об их злоключениях, но выглядели они проигравшими и поникшими.

В доме Сефер с любопытством стал разглядывать фото. Его всегда раздражала людская привязанность к прошлому. Прошлые эмоции, прошлые истории, прошлые приключения имели для людей настолько серьезное значение, что заставляли их не ощущать момента жизни без боли. Все это прошлое мутило людей и переворачивало. Они совершенно не смотрели в завтра, а ведь завтра нужно творить здесь и сейчас. А прошлое можно рассказывать как угодно. Но оно только тлен, а завтра можно формировать. Споры про вчера и завтра были вечным камнем преткновения с Дуаджем. Тот считал, что у людей нет будущего, а вот прошлое есть и нужно его беречь. Сефер считал, что никто не знает будущего и от этого оно ценно, так как может быть очень увлекательным.

Вот, в облезлой рамке молодая старушка рядом с крепким мужчиной в гимнастерке. Мужчина, кстати, тоже без лица, как и этот, кавалер шатающейся. Видимо, у них семейная тяга. И старушка, и мужчина улыбаются. И в лице старушки столько детской радости, гораздо больше, чем в лице девочки с соседней фотографии. Сефер ясно считал, что девочка зовет Смерть. Удивился, размотал ситуацию, чтобы посмотреть, почему ему так кажется. У девочки стрижка под горшок, нелепая конструкция, похожая на бант на голове и спущенные гольфы. Выражение лица ненавидящее весь мир. Девочку наказал мужчина в гимнастерке за то, что она украла конфеты, предназначенные на Новый год. Ей крепко влетело отцовского ремня. Девочка шла в сад и думала: вот бы мне умереть, вот бы он, отец, всю жизнь от этого мучился. Сефер удивился, что у детей бывают такие мысли. А между тем девочку привели в сад, а там все нарядные. И только она в обычной одежде, потому, что родители забыли, что сегодня праздник в саду. И все пялились на девочку и ухмылялись, а она упрямо думала, вот бы мне умереть, вот бы вы все тогда ревели целыми днями, а может, вас бы еще и в тюрьму посадили. Изумленный количеством черных мыслей в голове маленькой девочки, Сефер стал разматывать дальше. Но дальше было неинтересное, хотя и мрачное. Домотал до лица пьяной шатающейся женщины, брезгливо стряхнул лицо с ленты времени и поставил фотографию на место. Вернулся к сияющей улыбке старушки в молодости. Улыбка говорила, что старушка только вышла замуж, муж привез ее на море, а она моря до этого никогда не видела. И вот она счастлива и не смотрит в прошлое, а смотрит в будущее, потому, что там все такое же чудесное, и искрящееся, и безбрежное, и счастливое, как это море, а под сердцем у старушки уже свилась комочком маленькая девочка, которая станет причиной смерти старушки. Но старушка не знает об этом и знать не хочет, а хочет смеяться, мужа и персиков. И чтобы этот момент никогда не кончался. Прекрасный момент! Странно, что у этой души отсутствует Ангел-хранитель в активной фазе. Помотал немного линию старушки до детства. Обнаружил, что в семилетнем возрасте она высмеяла крестик, сорвала с шеи и выкинула в реку. Теперь понятно. Хотя глупо, конечно. Ну, допустим, неразумная и не знала. Но если там никого нет, чего выкидывать, вещь тогда никчемная и незначимая. А если кто-то есть, зачем ссориться и нарываться на неприятности. Так и сидит, поди, ее Ангел-хранитель за околицей, а в дом войти не может, пока старушка сама его не позовет. А как ей позвать его, если она не знает, что он есть тут рядом и ждет ее зова? Вот он, Сефер, может войти и без зова. Ему все равно, нет крестика – так даже и легче.

Сефер стал рассматривать покрывало на кровати, шитое гладью. Кропотливая яркая работа! Целый эдемский сад на нем неленивая старушка вышила. И животные чудные по саду бродят. Вот этот, например, котопёс что ли? Хотя, конечно, это лев. Просто у старушки с графическими искусствами проблемы – не умеет. Но вот если взять этого кото-пса-льва и приблизить к павлину, сразу понятно, что это лев – и по пропорциям, и по оскалу. Сефер скомкал покрывало так, чтобы псевдолев как бы бросался на павлина. Получилась комичная картинка.

В этот момент старушка развернулась в сторону Сефера. Он даже напрягся – а вдруг увидела, а еще не время, и вообще, вдруг в департаменте и правда заметили его изъян и он, например, видим или слышим, а еще не знает об этом. Но пронесло, старушка, конечно, не видела его, хотя он и ходил тут рука об руку с ней, в ее маленьком домике. Старушка с изумлением подошла к кровати, на которой Сефер скомкал покрывало, чтобы лев нападал на павлина. Ведь еще 5 минут назад оно ровно стекало по обе стороны старой кровати с железной спинкой! А сейчас – на тебе! Словно кто-то его сгреб в середину матраса! Старушка аккуратно и бережно разгладила Сеферову шалость, полюбовалась на свой эдемский сад, улыбнулась чему-то. Видимо, вспомнила, как долгими зимними вечерами клала стежок за стежком, готовилась к родам, гнездовала, вышивала первенцу забаву, чтобы ползал и смотрел на прекрасное, и рос с прекрасным Эдемом в душе. В каждом стежке было это счастливое ожидание будущего. Все это было так трогательно, что Дуадж бы велел Сеферу не расплакаться. Но Дуаджа не было, и сбить серьезность момента было некому.

Чтобы отвлечься, Сефер решил ознакомиться с условиями перехода. Линия жизни мигала и сбоила, поэтому выходило нечетко, но там явно значилась вьюшка. Значит угореть. Ну а что? быстро и безболезненно, – одобрил Сефер. Оказался возле печки, подвигал вьюшку туда-сюда, чтобы приноровиться: легко ли идет, нужны ли усилия или можно просто дунуть на нее, чтобы закрылась.

Старушка с изумлением воззрилась на печку. Звук услышала, но причины не установила, махнула рукой, успокоилась, захлопотала по дому.

Сефер почувствовал неловкость, словно кто-то наблюдал за ним и видел его дурачества. Впрочем, наверняка и вправду наблюдал, раз Летум рассматривал эпизод с медом. Да они, вроде, и не скрывают, что наблюдают. Ну и фиг с ними. Нужно было

осмотреть дом и удостовериться, что задание удастся выполнить, как и велено. В сенях было много предметов. Сефер не удержался, вспомнил учебные материалы, на которых часть из существующих предметов присутствовала. Больше всего ему глянулись большие ржавые вилы. Сам не поняв почему, Сефер схватил их и метнул в стену. В этот момент он ощутил себя древней воинственной Смертью. Вилы вошли в стену достаточно глубоко, и чтобы вернуть их на место, Сеферу пришлось повозиться, сил у него было немного, мортов он давно уже не получал. Вспомнив, что все фиксируется и будет просмотрено, Сефер стал с умным лицом читать этикетки на огромных бутылях, стоявших в сенях. На одной из них было написано «Морилка Ореховая спиртовая».

– Морилка-уморилка, как это уморительно, – зарифмовал Сефер.

Когда-то с Дуаджем они часто играли в рифмы и рифмовали причины смерти. Например, топи горе в море, ну всякое подобное.

Морилка стояла в углу, а перед ней возвышалась бадья самогона. Вдруг неожиданно Сефер подумал, что в случае, если что-то пойдет не так, можно заставить старушку выпить морилки и тем закрепить ее кончину. Он выдвинул бутыль с морилкой от стены и взглянул на нее как на свою страховку.

Рука Сефера завибрировала, на ней вместо линии жизни проступил девичий рот. Рот сказал: Не время! Сефер сжал руку и запаниковал, понял, что его контролируют. Тряхнул рукой, там включилось время с обратным отсчетом. Поскольку времени оставалось навалом, Сефер решил, что со старушкой ему будет скучно и отправился в город, поглазеть на эту самую пьяную причину его появления тут, на Ладу. Чтобы не опростоволоситься, ведь подготовка должна быть всесторонней и тщательной, – оправдал свое любопытство он.

Навигатор привел его в какой-то кабак. Грязное, волглое заведение было сплошь забито бесами и людьми, которые уж и не ведают, в каком углу их душа затерялась.

Сефер сразу нашел глазами мужика без лица и Ладу и подсел к ним за столик без спросу. Ну а что, Смерть не спрашивает, можно ли. Лада была полупьяной, но значительно трезвее, чем в последнюю их встречу. Пили они молча, не разговаривая. Из закусок на столе стояло блюдце с кусочком черного хлеба и тарелочка с селедушкой под луком. Когда Сефер подсел к ним, мужчина словно выдаивал графинчик в свою рюмку. Лада раздраженно махнула рукой, мол глупости, больше, чем есть, не будет. Набиралось и правда маловато.

– 40 капель с любой бутылки можно сцедить всегда, – уверенно сказал мужчина. Но доза в рюмке была так мала, что он выпил и недовольно крякнул, вымакал хлеб в остатках селедки, недовольно сощурился и сказал:

– Возьми-ка еще бутылку что ли.

Лада изумленно приподняла бровь.

– Какой там еще, деньги-то всё!

– Ну как всё, мать же тебе вона сколько отслюнявила.

– Так это ж дрова!

Мужик откинулся на спинку стула. По лицу его казалось, что он пытается собраться, сосредоточиться, но у него не выходит даже сфокусироваться на лице Лады. Вдруг лицо его разгладилось, он улыбнулся и заговорил вальяжно, вытирая жирные пальцы о траченный молью свитер.

– А хочешь, Ладуся, я угощу тебя? Праздник закатим, давно ведь не угощал, ни баловал!

Лада с недоверием глянула на него. Он взял ее за руку через стол, воззрился плотоядно, с улыбкой. Ладе ухаживание было приятно, она сомлела, разулыбалась.

– Такую королеву не грех и побаловать, ты ведь королева у меня?

Лада выпрямила спину, полупьяно кивнула.

– Давай не водки возьмем, а шампанского, хочешь? И салатик оливье, и борща, и отметим наше совместное, нашу совместную… – мужик замялся, не придумав, что они отмечают. – а то ведь мне вон дед Слава говорит, Ладку-то ты как отхватил, неведомо – такая королева нездешняя, а все за тобой ходит, да в рот смотрит. Гляди, говорит дед Слава, уведут ее у тебя, али сама сбежит. Вот я и думаю, а что ж это я, дурак, тебя не балую!

И мужик подозвал официантку поднятой рукой. Заказал ей и шампанское, приговаривая, что, мол, для его королевы, и оливье, и колбаски копченой в нарезку. Официантка не реагировала на королевские комплименты в сторону Лады и вообще вела себя сдержанно, стояла с поджатыми губами и смотрела нелюбезно. Сефер с изумлением наблюдал преображение пьяной женщины в женщину, уверенную в своей привлекательности. Странное дело, – думалось Сеферу, – просто слова, а так меняют человека! Тут на секунду туман прошел по лицу Лады. Сефер было обрадовался, что она выкупила негодяя и хитреца и сейчас разделается с ним как-нибудь. Но Лада просто поинтересовалась:

– А как платить-то станем, Аркаша?

Аркаша, наигранно имитируя обиду стукнул себя в грудь.

– Я, Ладушка, человек чести, я сказал, гуляю, значит гуляю. Я за все это плачу.

Он потеребил уголок несвежей скатерти и продолжил:

– Я плачу, конечно. С пособия, как придет, верну тебе все до копеечки. Я как бы занял у мамаши твоей. Даже не занял, а перехватил, почитай. Через 2 дня ж пособие!

– Да мы ж и так сколько натратили, гляди, – попыталась возмутиться Лада, но Аркаша тискал ее руку и глядел ей в глаза пристально.

– Я человек чести, Ладушка, за свои слова отвечаю. Да и сколько тот банкет стоит, а сколько дрова, сама посуди! А третьего дня прям доложу, даже ты не заметишь!

– Так мне мамке сегодня-завтра дров купить бы, – сопротивлялась Лада.

Официантка принесла открытое шампанское и закуски. Аркаша налил Ладе полный бокал, так, что пена потекла через край. Опустил в пену пальцы, потер этими пальцами Ладу за ушком, там, где обычно духи наносят.

– Это чтобы деньги водились, – смущенно хохотнул. Поднял свой бокал, громко, на всю пивную возвестил:

– За мою королеву! – и немедленно выпил.

Лада, чуть смущаясь, огляделась, обратили ли внимание окружающие на ее триумф, и тоже выпила.

Сеферу стало одновременно и неловко, и скучно. Он всегда испытывал неловкость от очевидной глупости. Он встал, оглядел заведение, чтобы выбрать себе столик поживее. А что, однажды он сидел за столом пьяных немцев, так столько анекдотов о Смерти он никогда еще не слышал. Много что потом рассказывал своим коллегам, даже успел прослыть интеллектуалом.

Сефер выбрал столик, за которым водку запивали пивом пятеро сухих жилистых небритых парней. Они размахивали руками, о чем-то жадно спорили. Сефер подумал, что там может быть любопытно, а заодно вдруг получится разжиться случайной душой. А что, и так бывает, говорят. Вроде никто за ней не послан, но человек сам время поторопил и вышел вон раньше запланированного. Ну или, бывает, задерживается кто, с одного на другое задание не успевает. Редко, конечно, но бывает же. Говорят. А своим нужно помогать! Пока Сефер усаживался и изучал своих застольников, с соседнего столика на него воззрился мужик. Сефер даже сначала не поверил, что на него. Он ведь невидимый для людей. Но мужик точно смотрел ему в лицо, затем покраснел густо и заорал, да так, что все замолчали на мгновение:

– Пашка, ты что, чертяка, меня преследуешь, окаянный! Оставь меня в покое уже! Не спецом я тогда! По пьяни, без соображения! И сто раз уж извинился перед твоими! И вдову твою кормлю! И за родителями приглядываю! Тварь, оставь меня в покое!

И с этими словами он бросился на Сефера с кулаками, но поскольку Сефер был бесплотен, агрессор неловко перевалился через лавку и упал лицом в пол. Мужики за столиком Сефера приняли это выступление на свой счет, неодобрительно загудели и набросились на уже поверженного самим собой человека. К потасовке присоединились другие посетители заведения и в какой-то момент было уже непонятно, кто против кого бьется и, главное, почему. Сефер находился в эпицентре. Заглядывал дерущимся в лица, пытался даже кого-то поднять с пола. В этот момент он ощутил сзади присутствие Смерти. Сефер развернулся. Перед ним стоял Нергал, специалист по насильственной смерти. Губы Нергала были тонкими, как лезвие, а глаза, как лёд. В лице не было ни кровинки. Нергал был шумером и когда-то даже отвечал за чуму, с течением времени ему пришлось переквалифицироваться, но жестокости его это не лишило. Многие молодые Смерти женского пола находили его чертовски брутальным и привлекательным. Сефер же всегда опасался этого острого лица.

Нергал сказал одними губами как отрезал:

– Это мое задание и мой клиент. Чего тебе здесь?

Сефер моментально поднял примирительно руки и ответил, что он тут любопытства ради, а не корысти для. С целью изучения человеческой натуры. Например, интересно, остались ли среди людей воины, раз драки и потасовки остались. Нергал презрительно усмехнулся.

– Там нечего изучать, они одноклеточные. Напрасно департамент света на души только тратится. Тут нет воинов, я их всех давно увел. Тут вообще сознания нет. А воин без сознания не бывает.

С этими словами Нергал вложил бутылку шампанского в руку одного из дерущихся. Тот покорно принял её, размахнулся и ударил соседа по голове. Сосед осел, как пустой мешок, а затем упал навзничь на пол. Нергал неодобрительно покачал головой и поднял за грудки упавшего. Тело того словно раздвоилось. Одно осталось лежать на полу, другое вышло из первого и со страхом, озираясь, последовало за Нергалом. У того, второго, лицо было чистым и почти детским. У его клона на полу лицо было тяжелым и смрадным. Сефер всегда удивлялся тому, как душа сохраняет свою чистоту даже в самом нечистом теле. Ему нравился этот переход, он находил его прекрасным и завораживающим.

Нергал легко схватил второго, перекинул через плечо, отсалютовал Сеферу.

– До встречи и удачи в поиске воина! У тебя на лице предписание – сотри, я могила, никто не узнает.

Открыл дверь в Вечность прямо посреди кабака и растворился. Сефер решил не обращать внимание на колкость Нергала. Хотя осадочек остался, конечно. Он решил тоже покинуть вечеринку, но обратил внимание, что мужик, который увидел его и принял за какого-то Пашку, раскрывая рот, как рыба без воды, смотрит то на место, куда ушел Нергал, то на Сефера, водит руками, глаза навыкате. Поскольку мужик тыкал в место, где только что была дверь, Сефер успокоился. Нет, это не он обнаружил себя, а у мужика настройки сбились, раз он Нергала тоже видел. Сефер в секунду оказался возле мужика, мужик задрожал, но так и не смог издать ни звука. Сефер взял его за руку, провел своим пальцем по линии жизни на ладони, затем провел своей ладонью по лицу мужика, как закрывают покойным глаза.

– Да, дружок, что поделать, Смерть повсюду. Мир живых и мир мертвых един, но у тебя еще есть время не видеть этого.

Мужик осел на пол и упал в обморок. Сефер потрогал пульс на шее – да, в обморок, он не переборщил. Еще этого бы сейчас не хватало – укокошить полного жизни мужика без всякого предписания.

Время, как Сефер его ни тратил, тянулось еле-еле. Сефер реши убить его каким-нибудь приятным образом, например повисеть над полем, задумчиво глядя в небо. Так и поступил. Это занятие было расслабляющим и духоподъемным. А если бы еще получить немного мортов, можно было бы подрасти и окрепнуть. Но морты ожидались только после кончины старушки, а пока нужно было тщательно все подготовить, чтобы нигде никаких срезок, ни-ни!

Поэтому Сефер вернулся в поле возле деревни, откуда и начал свой путь в Сибирь в этот раз, и распластался над ним в виде фигурной тучи.

Он висел и думал, как же так получается, что всё в мире рвется, а они с Дуаджем никак не разорвутся.

Ведь если не принимаешь что-то в себе, можно это искоренить. Он искоренил Дуаджа, департамент не возражал. Даже способствовал. А получается, он без него теперь неполный. И не ценный. Интересно, чувствует ли это Дуадж? И что теперь из всего этого будет?

Ведь напряжение между ними очевидно. И раздражение, и желание задеть друг друга побольней. Если они – единое неразрывное целое, получается, каждый из них хочет уесть самого себя?

В таких мыслях Сефер убил много времени, даже отключился на какой-то момент, а когда включился, вдруг понял, что нужно нестись в город, проверить, все ли по плану с Ладой. Ну как она протрезвела, включила совесть, добыла денег и купила матери дрова? А ему объясняй потом департаменту свою оплошность!

За считанные секунды Сефер перенесся в неряшливую комнату на окраине городка, в общей квартире. По всему полу были разбросаны пустые бутылки, открытые пустые консервные банки с окурками внутри, элементы туалета Лады и Аркаши. Аркаша как раз только продрал глаза и недовольно щурился на окружающее. Ему хотелось пить и выпить одновременно. Лучшим решением вопроса было бы пиво. Но передвигаться Аркаша сил в себе не нашел. Тогда он начал пихать Ладу в бок. Сефер в этот момент заинтересовался необычным предметом в Аркашиной комнате – старым книжным шкафом без стекол. Сефер расположился в кресле рядом и прошелся по корешкам. Тут была неплохая библиотека с уклоном в подростково-приключенческую литературу. Как-то сиротливо и ни к месту затесался Кант, и почему-то был набор деревенщиков в литературных журналах. Целая подписка, ну надо же!

– Ладуся, сгоняй за пивком, а? – мычал Аркаша в ухо Лады, не желающей покидать глубокий сон.

Нежелание Лады было верным, так как в этой реальности после пробуждения ее поджидало глубокое разочарование. Она нехотя стряхнула с себя последние капли сна, села на грязной постели, помятая и вчерашняя. Огляделась пристально. Затем резко вскочила и побежала к своей сумочке. В сумочке на дне лежал развороченный газетный сверток, а в нем одна бумажка. Лада охнула и завизжала благим матом:

– Где деньги, дебил, ты что, все пропил?

Аркаша не желал один отвечать за происходящее, потому сурово отвечал:

– Ты вчера на карете домой ехала? Всех вокруг шампанским поила? Че орешь? Была королевой, плати по-королевски, не жмоться!

Лада охнула и осела на пол. Завыла.

– А мамка-то как теперь, без дров, в зиму?

Аркадий подошел к ней, приобнял, вытер слезы, примирительно сказал:

– Ну ладно, че ты, мне скоро переведут пособие, купим с него!

– С него ты за квартиру должен вернуть, а то нас выпнут отсюда!