Текст книги "Завоевание куртизанки"

И безжалостно сдавил плечо матери.

– Так что вы скажете? Норфолк? Или заключение неисправимой преступной маньячки в сумасшедшем доме? И черт с ним, со скандалом.

В ярко-синих глазах герцогини стояли слезы, Верити была уверена, что это слезы ярости, а не раскаяния.

– Джастин, ты делаешь мне больно, – жалобно сказала герцогиня.

Переход от угроз к унизительной слабости не поколебал Кайлмора.

– Больно, вам? Господи, да я бы с радостью четвертовал вас. – Было заметно, что он едва сдерживался. – Так как же, мадам? Я жду ответа.

Лицо герцогини было бледным и осунувшимся, наконец стал заметен ее возраст.

– Я поеду в Норфолк.

– Хорошо. – Но Кайлмор не отпустил ее плечо. – Только прежде, чем вы уедете, попросите прощения у этой леди.

Лицо герцогини окаменело от ненависти, а потрясенная Верити лишилась дара речи. Знатной даме из высшего общества извиняться перед куртизанкой? Немыслимо.

Герцогиня попыталась сбросить руку сына, но ей это не удалось.

– Будь ты проклят, Джастин, я никогда не унижусь перед этой шлюхой.

– Унизитесь, мадам. Иначе поплатитесь за это.

– Эта девка должна валяться в канаве, там ее место, – грубо ответила герцогиня. К ней в какой-то степени вернулась уверенность. – И не угрожай мне сумасшедшим домом. Ты с таким же успехом можешь посадить туда свою мать, как и доплыть до Ирландии. Немедленно прекрати этот глупый спектакль и отпусти меня. Я уеду в Норфолк и даю тебе слово герцогини Кайлмор, твоей шлюхе ничего не угрожает. Достаточно и этой уступки.

– Далеко не достаточно, – сказал Кайлмор таким тоном, что Верити вздрогнула. Он повернулся к своим людям, которые сторожили слуг герцогини. – Дункан, сэр Джон Ферт все еще местный судья?

– Да, ваша светлость.

– Тогда поезжай в Клавертон-Холл и сообщи ему, что я задержал бандитов, которых надо предать суду.

– Хорошо. – Дункан опустил пистолет и направился к деревьям.

Верити ждала в напряженном молчании. Конечно же, герцогиня не позволит своей гордости навлечь беду на них всех.

Но гордость герцогини была непредсказуемой и ужасающей силой.

Только когда Дункан отошел достаточно далеко, герцогиня уступила.

– Нет! Будь ты проклят, Джастин. Довольно. Я извиняюсь. – Она говорила тихо и отрывисто, злобно глядя на сына. – Я проклинаю тот день, когда дала тебе жизнь.

Кайлмор насмешливо поклонился и с силой повернул ее лицом к Верити.

– Жизнь полна мелких разочарований, мадам. Полагаю, что этот взрыв злобных оскорблений является предисловием к вашему извинению. – Не сводя глаз с матери, он окликнул Дункана: – Подожди минуту.

Герцогиня с застывшим лицом смотрела поверх головы Верити, а голос от ненависти звучал глухо.

– Я прошу прощения за вред, нанесенный мною вам и вашему брату.

– Пожалуйста, еще раз, искренне, – вкрадчиво сказал Кайлмор.

Верити было более чем достаточно.

– Кайлмор, у вас нет никакой необходимости и дальше унижать ее, – сказала она сквозь зубы. – Вы победили. Она не стоит вашей мести. Пусть уезжает. Бену нужен врач.

Кайлмор посмотрел на герцогиню с ненавистью и отвращением.

– Я подчиняюсь желаниям этой леди. И не забывайте, что только вмешательство моей любовницы спасло вас от сумасшедшего дома. Это сделает ваше существование во вдовьем доме вполне сносным.

Отпустив мать, он обратился к своим людям:

– Обезоружьте слуг герцогини, отвезите их в Обан и разыщите нотариуса. Мне нужны заверенные свидетельства того, что произошло сегодня. Затем отвезите их в Норфолк. Я напишу своему управляющему, чтобы к приезду герцогини охрана была на месте.

Герцогиня издала шипящий звук.

– Нет, я не потерплю этого! – Она сунула руку в складки своих юбок, и в ее руке блеснул серебряный нож. Она бросилась к Кайлмору. – Ты не имеешь права так поступать, бессовестный ублюдок!

– Берегитесь, Кайлмор! У нее нож! – закричала Верити, непроизвольно поднимая пистолет.

Кайлмор отскочил в сторону, затем протянул руку, чтобы остановить мать. Она замахнулась, еще немного – и она ударила бы его.

– Черт бы вас побрал, мадам! – Кайлмор не спускал с нее глаз. – Вы проиграли. Уже слишком поздно. Вы хотите, чтобы вас повесили?

– Меня не повесят. Я буду жить так, как жила раньше. – На бледном лице лихорадочным огнем горели синие глаза.

– Бросьте нож, ваша светлость, – сурово сказала Верити. Весь ее страх исчез в ту минуту, когда герцогиня угрожала Кайлмору. – Бросьте его, или, клянусь, я выстрелю. И если вы думаете, что я не знаю, как обращаться с этим пистолетом, то глубоко ошибаетесь. Самозащита – одно из искусств куртизанки. – В доказательство она взвела курок со спокойной уверенностью, которую внушили ей уроки Элдреда.

Герцогиня презрительно посмотрела на Верити:

– Ты не убьешь меня. Ты знаешь, что с тобой будет.

– А мне все равно. Сегодня вы угрожали мне пытками и насилием, ваша светлость. И помните, что у нас есть свидетели, которые поклянутся, что я только: защищала герцога Кайлмора. Вряд ли я окажусь в тюремной камере.

Герцогиня посмотрела на Верити горящим злобой взглядом.

– Как бы я хотела уничтожить тебя.

Верити, подражая Кайлмору, повторила его ироничный поклон.

– Рада, что не уничтожили.

– Наглая шлюха! Я убью тебя, ты не сможешь насмехаться надо мной!

С поднятым ножом она бросилась к Верити. Верити инстинктивно спустила курок.

Прозвучал оглушительный выстрел. В воздухе запахло порохом.

Герцогиня вскрикнула и пошатнулась, Кайлмор поддержал ее и выдернул нож из слабеющих пальцев.

У Верити звенело в ушах, она выпустила из рук бесполезный теперь пистолет и, чувствуя приступ тошноты, нерешительно спросила:

– Я… я ранила ее?

– Нет, она цела. К сожалению, – сказал Кайлмор, бегло осмотрев мать.

– Слава Богу, – прошептала Верити, приходя в себя.

– Ты стреляла в меня, проклятая уличная девка. Ты стреляла в меня!

К Кайлмору, когда он заговорил с герцогиней, вернулась его сверхъестественная холодность.

– Больше ни слова, мадам. Ваши уловки кончились. Убирайтесь отсюда. Я больше не хочу вас видеть. – Он взглянул на Дункана, который после выстрела подбежал к ним. – Проводи ее светлость до кареты и проследи, чтобы она не выходила из нее.

Верити ожидала от герцогини возмущения, угроз, возражений, но та молчала. Рядом с высоким, стройным сыном она выглядела сморщенной и усохшей, как будто сегодняшнее поражение высосало из нее весь яд.

Но Верити знала, что эта змея при малейшей возможности укусит снова.

Дункан повел герцогиню к ожидавшему экипажу, а Кайлмор повернулся к Верити и с беспокойством спросил:

– С тобою все в порядке?

– Да, – ответила она, хотя сердце все еще продолжало биться от волны тошнотворного ужаса. Передавая Кайлмору пистолет, она даже сумела слабо улыбнуться ему. – У вас ему будет надежнее.

– Мы с Хэмишем отвезем тебя и твоего брата обратно в замок Кайлмор.

– Спасибо, – прошептала Верити и отвернулась, чтобы скрыть неожиданно нахлынувшие слезы. – Я должна посмотреть, как там мой брат.

Она преодолела сковавшую ее дрожь и, подойдя к Бену, опустилась на колени. Он лежал, вытянувшись на густой мягкой траве, чье-то пальто было подложено под его голову.

– Как он, мистер Маклиш? – нерешительно спросила Верити.

Если брат умер, она никогда не простит себе этого.

– О, он выживет. Но завтра будет очень страдать от боли.

Уверенность, звучавшая в голосе Хэмиша, успокаивала даже лучше слов. Несмотря на сгущавшуюся темноту, Верити видела, как старательно потрудился Хэмиш, искусно перевязывая раны Бена.

На покрытом синяками лице брата открылся один глаз.

«Верити, милая», – неразборчиво произнес Бен распухшими губами.

Он был в сознании. Верити наклонила голову и содрогнулась от рыданий.

– О, милая! Не надо так плакать. – Лицо Бена исказилось от боли, когда он попытался протянуть руку и успокоить сестру.

– Нет, не шевелись. Я просто счастлива, что ты жив, – рыдала Верити. – Я думала, что потеряла тебя.

– Требуется больше, чем эти слойки с кремом, чтобы прикончить Бенджамина Эштона. Перестань, милая. Не о чем тебе плакать.

– Да, – сказала она с глубоким вздохом, вызвавшим новый поток слез. – Я не знаю, что… что это со мной.

– Хэмиш, ты поедешь с Эштоном в их коляске. – Верити не заметила, как Кайлмор подошел и остановился рядом с нею. – Я повезу мадам сам.

Верити посмотрела на дорогу, едва видимую в густеющей темноте.

– Мне лучше остаться с Беном, – сказала она.

Верити боялась оказаться с Кайлмором наедине.

– В наемном экипаже могут поместиться только двое, Верити, кому-то надо управлять лошадьми. Твоему брату лучше побыть с Хэмишем. Ты все время будешь неподалеку. – Его властный тон смягчился.

– Как пожелаете, – тихо сказала она, уже не имея сил спорить.

Она тупо смотрела, как Кайлмор с Хэмишем укладывали Бена в коляску. Тряска в экипаже только ухудшит его состояние, но у них не было выбора.

Верити торопливо подошла к брату и взяла в ладони его руку.

– Увидимся в замке, – шепнула она.

Затем посмотрела на Хэмиша, устроившегося на сиденье рядом с Беном.

– Присмотрите за ним, мистер Маклиш.

– Конечно, миледи. Один из парней поехал за доктором. Молодой мистер Эштон скоро будет совершенно здоров. – Хэмиш натянул вожжи и прищелкнул языком, трогая с места лошадей.

– Он поправится. – Кайлмор подошел к ней. – Не беспокойся, mo gradh.

Дрожащими пальцами Верити вытерла лицо. Проклятые слезы. Сорайя никогда не плакала. Верити в эти дни, казалось, только этим и занималась.

– Как вы оказались здесь?

– Я обещал проводить вас до Уитби. Я – человек слова. Я собирался следовать за вами незаметно, на расстоянии. – От волнения голос его звучал мрачно, а во взгляде, устремленном на нее, была печаль и невероятная глубина. – Слава Богу, я успел. Воспоминание о том, как моя мать поднесла тот нож к твоему милому лицу, будет вечно преследовать меня.

Напоминание о страшных угрозах герцогини заставило сердце Верити дрогнуть.

– Изрезав мое лицо, она хотела отдать меня в руки бандитов для развлечения, – прошептала она.

Убийственный гнев сверкнул в его глазах.

– Мне следовало убить эту гадину, – с яростью прорычал Кайлмор.

– К счастью, рассудок оказался сильнее вашего гнева.

Его губы дрогнули в горькой усмешке.

– На этот раз. Иди сюда, mo leannan. Твои страдания закончились.

Как она была глупа и слаба – она не смогла отказаться. Она упала в его объятия и погрузилась в мир, где было тепло и безопасно! Из его объятий ожидавшие ее впереди годы казались холодными и одинокими.

– Я все равно уеду от вас, Кайлмор, – с грустью сказала она. – У вас должна быть своя жизнь. Вы должны жениться и произвести на свет наследника.

– А ты к чему вернешься? – Он замолчал, как будто раздумывая. – Взять нового любовника и забыть злого герцога, похитившего тебя?

Как он мог быть таким бесчеловечным, чтобы говорить такое даже в шутку? Расстаться с ним было самым трудным, Это было намного труднее, чем забыть о своем воспитании и продать себя Элдреду. Труднее, чем выдержать отвратительную месть герцогини.

– У меня никогда не будет другого любовника, – сказала Верити прерывающимся голосом и спрятала лицо у него на груди, чтобы скрыть вновь набежавшие слезы.

– Хорошо, – с нежностью сказал он. – А теперь тише. Ты слишком устала, чтобы спорить. Моя победа будет слишком легкой. Поедем домой.

У нее так болело сердце, что она не стала возражать против слова «дом».

Замок никогда не станет ее домом. У нее не было дома.

Кайлмор вскочил в седло и надежно обхватил ее талию. Если бы только он мог держать ее так вечно. Но Верити знала, что ничего не изменилось.

Она по-прежнему была куртизанкой. Он по-прежнему был герцогом.

И она по-прежнему должна покинуть его.

Глава 26

На письменном столе в прекрасной библиотеке Кайлмора были разбросаны бумаги. Герцог пытался хотя бы поверхностно просмотреть почту, накопившуюся за время его отсутствия.

Но он не мог сосредоточиться на прошениях или отчетах о своих капиталовложениях. Он достиг такого состояния горькой безнадежности, которое нельзя было облегчить бокалом вина.

Все его существо содрогалось, когда он вспоминал о пытках, которым его мать собиралась подвергнуть Верити. Герцогиня всегда была эгоистичной и безжалостной, но в этот день ее злоба разгорелась до такой степени неуправляемой извращенности, какую он даже не мог вообразить.

Маргарет Кинмерри повезло: сын не застрелил ее как бешеную собаку.

Кайлмор не знал, почему не сделал этого. Гнев и страх, владевшие им на той пустынной дороге, все еще бурлили в крови.

Что было бы, если бы он опоздал?

Что было бы, если бы он уступил желаниям Верити и не поехал следом?

Всего спустя несколько часов после того, как Верити уехала от него, ее могли бы изуродовать, изнасиловать и даже убить.

Кайлмор никогда не простит свою мать.

Его бесила мысль, что герцогиня удалится в уютный вдовий домик. Ей там будет очень удобно.

Ему доставляло некоторое удовлетворение то, что она будет злиться, оказавшись в изоляции совершенно безвластной. Для времяпрепровождения она сможет спать с любыми рослыми лакеями, сколько захочется, но это не возместит ей потерю власти.

Кайлмор тяжело вздохнул, и еще одно письмо с просьбой о покровительстве упало на стол непрочитанным. Какими бы ужасными ни были события этого дня, не они были причиной страданий, лишавших его сна.

Тупая боль в сердце была продолжением старой сердечной боли, такой же острой и свежей, как тогда, много месяцев назад, когда в Кенсингтоне его бросила Сорайя.

В то время он объяснял свой безумный гнев гордостью и вожделением.

Теперь Кайлмор знал, что это не так. В тот день Верити нанесла ему душевную рану.

В последние недели он имел глупость поверить, что эта рана начала заживать. Но минутная передышка в долине теперь только обостряла его страдания.

Верити вонзила нож в его сердце, вынула его, а затем вонзила снова, глубже и сильнее.

Кайлмор уныло взглянул на мраморную полку камина, на которой был изображен римский триумф. В правом углу молодые девы в развевающихся туниках, танцуя, вели украшенного гирляндами быка в небольшой изящный храм для жертвоприношения.

Как Кайлмор завидовал неведению этого животного. Как бы он хотел встретить свою судьбу с таким же безразличием. Но он-то понимал, какое жалкое существование ожидает его.

Утрата Верити была сейчас мучительна, но по мере того, как будут проходить долгие бесплодные годы, боль начнет становиться все тяжелей и тяжелей, медленно выжимая из него жизнь.

Своим отсутствием Верити обрекла его на медленную мучительную смерть. Заслуженное наказание за то, что он с ней сделал.

– Будь все проклято, – простонал Кайлмор, обхватив голову руками.

Он не мог жить без нее.

Он должен жить без нее.

«Проклятие, пропади все пропадом!»

Вне себя от горя, он взмахнул рукой, сбрасывая все со стола. Хрупкий бокал, ударившись о мраморный камин, со звоном рассыпался на мелкие осколки.

– Ваша светлость? – На пороге в нерешительности стояла Верити, появившаяся словно в ответ на его мысли.

Кайлмор вскочил на ноги и беспомощно смотрел на нее, с жадностью вбирая в себя каждую мелочь ее внешности. Он узнал розовое платье, которое она носила в долине. Верити забрала волосы в свободный узел. Руки были перевязаны, а на горле темнели синяки. На бледном, как мел, лице ярко выделялся красный след ножа. Гнев и чувство вины снова охватили Кайлмора.

– Верити?

Она осторожно закрыла за собой тяжелые резные двери.

– Я думал, что ты спишь. Ты так устала. – От усилий сдержать свои чувства Кайлмор сказал это почти равнодушно.

Иногда он жалел, что был уже другим человеком. Не таким, как раньше. Тот, прежний, увез бы ее ради собственных наслаждений, не задумываясь, имеет ли право так поступать, хочет ли этого она.

– Я была с Беном. Доктор говорит, что он может ехать завтра, если мы поедем медленно.

– Оставайтесь здесь, пока он не поправится.

«Оставайся здесь навсегда».

Но Верити уже качала головой. Чистые линии ее лица застыли в выражении решимости.

– Кайлмор, я должна уехать. В наших отношениях ничего не изменилось.

«Нет, ничего не изменилось».

Самые печальные слова в языке. Кайлмор хотел спорить, возражать, настаивать, чтобы она подождала, но любая задержка лишь немного отдаляла неизбежное.

– Возьми одну из моих карет, ту, в которой вам будет удобнее.

Она кивнула в знак согласия.

– Спасибо.

Удивленный ее быстрым согласием Кайлмор пристально посмотрел на нее. Верити повернулась к свету, и он увидел темные круги под ее ясными глазами.

У нее был такой смиренный подавленный вид, что разрывалось сердце. Кайлмор посмотрел на ее щеку.

– Тебе больно? – озабоченно спросил он. – Господи! Я должен был не допустить этого.

Она с легкой иронией улыбнулась. На мгновение появился призрак все понимающей, искушенной Сорайи. И тут же исчез.

– Если учесть, что вы предотвратили насилие, думаю, можно простить вас. А это всего лишь царапина. Могло бы быть намного хуже.

Она провела рукой по алебастровой крышке столика. Потом подняла глаза, и Кайлмор увидел в них печаль. Когда она вошла в комнату, ее лицо было бледным; теперь же в нем не было ни кровинки, оно было белым, как бумага.

– Я пришла попрощаться, – тихо, но решительно сказала она.

Он мгновенно бросился к ней и тут же вспомнил, что больше не имел права касаться ее.

– О, mo leannan, – строго сказал он, хотя и знал, что это бесполезно. – Не делай этого.

– Я должна. – Затем с заметным усилием добавила: – Все кончено, и я должна уйти. Благослови вас Господь, ваша светлость.

На его сердце камнем легло отчаяние: Верити уходила. Она распрямила спину, как будто готовясь к встрече с непобедимым врагом.

Это был поступок одинокого благородства. Это был поступок поразительного милосердия. Глядя, как она уходит, Кайлмор невольно вспомнил, что когда-то весь блистательный мир лежал у ее ног.

Мерцающий свет свечей помог ему увидеть, что она не так хорошо владеет собой, как ей хотелось думать. Рука, протянутая к замку на двери, дрожала.

– Трусиха, – тихо, но очень четко сказал он ей вслед.

Сначала ему показалось, что она не услышала. Верити наклонила голову, открывая тонкую нежную шею под высоко уложенными волосами. Это была последняя отчаянная попытка удержать ее.

– Как вы меня назвали? – неуверенно спросила она.

Кайлмор откинулся назад и сложил на груди руки.

– Я назвал тебя трусихой, – упрямо повторил он. – Видит Бог, в пятнадцать лет ты была смелее.

– В пятнадцать у меня не было выбора, – глухо сказала она, все еще не поворачиваясь к нему.

– Нет, был. Выбор есть всегда. И, сделав выбор, ты нашла в себе смелость и сообразительность, чтобы создать нечто великолепное. Из праведной крестьянки – самую известную в Европе куртизанку? Я восхищен.

От его слов плечи Верити напряглись, но, к счастью, она не убежала.

– Я говорила вам, почему так поступаю. Только ради вас, – тихо сказала она.

– Чепуха. Ты поступаешь так, потому что боишься. – Его тон несколько смягчился. – Ты меня любишь, Верити?

При этом вопросе она резко повернулась. Глубокое страдание наложило печать на ее милое лицо.

– Это несправедливо, – дрожащим голосом возразила она.

Да, несправедливо. Но если он вынужден, он будет играть нечестно ради выигрыша.

По правде говоря, заглянув ей в глаза, он уже знал ответ на свой вопрос.

Но безжалостно продолжал:

– Ты дала мне так много – свое тело, свое доверие, свой покой, свое прощение, много своих тайн. И все же остается что-то, чего ты никогда не говорила.

Она прижалась спиной к инкрустированной двери. В развевающемся розовом платье Верити походила на бабочку, приколотую булавкой. Кайлмор подавил еще одну волну сострадания.

– Вы мне тоже никогда не говорили, что любите меня, – с вызовом ответила она.

Кайлмор пожал плечами.

– Я тебя люблю, – сказал он.

Это прозвучало у него так естественно.

На мгновение ее серые глаза ярко вспыхнули, остановившись на его лице. Неужели так просто и так мгновенно признание в любви привело его к победе?

Верити покачала головой и отвела глаза.

– Одной любви недостаточно.

– Это чертовски много. Ты меня любишь, Верити?

Она беспомощно махнула рукой, и этот жест пронзил его сердце, но Кайлмор напомнил себе, что не должен поддаваться жалости. Ради них обоих.

– Вы знаете, что люблю, – с грустью призналась она.

Еще минуту назад он не был в этом уверен.

«Она меня любит, она меня любит!» – Его сердце пело радостную победную песню.

Теперь Кайлмор уже не потеряет ее.

Он всеми силами старался скрыть свое торжество. Он еще не победил.

– Я знаю, что ты всегда готова принести себя в жертву ради того, кого любишь. Но в данном случае ты заблуждаешься.

Он набрал в грудь воздуха и постарался найти слова, которые убедили бы ее остаться.

– И если уж ты должна приносить себя в жертву, то сделай это, выйдя за меня замуж. Со мною жить нелегко. Ты заслужишь ореол мученицы еще при жизни. Не обрекай нас обоих на вечные страдания только потому, что ты слишком высокомерна, чтобы терпеть осуждение общества.

– Вы изображаете меня такой мелочной, – возмутилась она. – Но я знаю, как высоко вы цените собственный престиж. Вы горды, как Люцифер. Но общество более жестоко, чем вы себе представляете. Вам никогда не приходилось страдать от остракизма. Мне приходилось.

– Я могу жить и со сплетнями, и с намеками. Я не могу жить без тебя, – мрачно ответил он.

То, что она сказала о его тщеславии и мелких интересах, было правдой. Вернее, когда-то было. Лицо Верити выдавало ее волнение.

– Вы словно сам дьявол. – Она отвернулась и, казалось, была готова заплакать. – Вы соблазняете и искушаете меня.

– Выйди за меня замуж, стань герцогиней. Какое значение имеет все остальное? Мы можем поселиться в Шотландии, далеко от сплетен и мирского суда. Мы сделаем свою жизнь полной, интересной и полезной. Основанной на любви.

В ее потемневших глазах было столько муки, что сердце Кайлмора дрогнуло от сознания собственной вины.

– Перестаньте, Кайлмор. Вы – герцог. У вас есть обязательства перед титулом.

Неожиданно он разозлился. Всю жизнь титул был для него проклятием и тяжким бременем. А теперь этот титул грозил лишить его единственного, чего он хотел иметь.

– А как же мой долг перед самим собой? А твой долг? – с яростью спросил Кайлмор.

Он выпрямился и рискнул сделать шаг к ней. Короткая вспышка гнева угасла, когда он увидел, как она несчастна.

– Ты изменила меня, Верити. Сделала из меня другого человека, лучшего, чем я был, пробудила во мне чувство чести, которого не было.

– Честь была всегда, – прошептала она сквозь слезы.

– Если и была, то только ты смогла обнаружить ее. Ты не можешь бросить то, что сделано лишь наполовину. – Он умоляюще протянул к ней руки. – Не отвергай меня, не вынуждай снова стать испорченным герцогом Кайлмором. Раз уж ты занялась моим спасением, твой христианский долг вывести меня на свет Божий.

– Не надо, – попросила она. – Это жестоко. Вы знаете, что между нами возможны только незаконные отношения. А я не смогу быть вашей любовницей после того, как вы женитесь, Кайлмор. Я совершила много грехов, но этого я не совершу.

– Если я не женюсь на тебе, то я не женюсь ни на ком, – тихо сказал он. – После меня больше не будет никаких Кинмерри. Титул умрет вместе со мной.

– Пожалуйста, не говорите так, – взмолилась Верити, отступая от него. – У вас должен быть наследник, чтобы занять законное место в этом мире. Даже если мы поженимся и каким-то чудом я забеременею, наших детей не примут в обществе.

– Наши дети будут красивыми, как и их мать. И достаточно сильными, чтобы добиться своего.

Верити бессознательно поднесла руку к талии, как будто уже носила его ребенка.

Может быть, так и было.

Кайлмор подавил естественный порыв, вызванный этой мыслью, и постарался сохранить рассудительный тон. Угрозы и грубая сила не подействуют на нее. Он добьется согласия Верити лишь тогда, когда она признает, что ни один из них не обладает властью или правом отказаться оттого, чего требует любовь.

– Все равно я уверена, что бесплодна, – с горечью сказала Верити.

– Если это правда, тогда в шотландском замке будут жить только безумный герцог и его красавица жена. – Он сделал еще шаг. – Ты говоришь, общество будет насмехаться над нами. Думаю, ты ошибаешься. По крайней мере все мужчины будут завидовать моему счастью.

Он постарался придать суровую искренность своему голосу.

– Верити, будь смелой. Я люблю тебя. Не сомневайся, это стоит дороже, чем презрение общества.

– Не трогайте меня. – Она отступила назад, хотя он остановился в нескольких футах от нее. – Когда вы касаетесь меня, я не могу думать.

Впервые он улыбнулся.

– Я знаю. Ты должна принять это решение сама. Видишь, какое бремя ты возложила на меня, когда извлекла честь из моей души.

– Так легко было бы сказать «да», – грустно ответила она.

– Так скажи «да», – попросил он, тихонько продвигаясь к ней. – Нам предстоит потрудиться, чтобы восстановить разоренные матерью имения. Нас соединяет любовь. Даст Бог, у нас будут дети, которых надо вырастить и помочь выбрать в жизни свою дорогу.

Он замолчал, но она ничего не сказала.

Он собрался с силами:

– Будь смелой, Верити, ради них, ради меня. И прежде всего ради самой себя. – Затем тихо и настойчиво добавил: – Не покидай меня, mo cridhe. У меня разрывается сердце, когда я думаю, что придется жить без тебя.

Он протянул ей руку. Его рука дрожала. Но что сейчас значила его гордость?

Она отвернулась, сдерживая слезы. Он лихорадочно искал чего-нибудь, что бы окончательно убедило ее остаться.

Но слова были слабым оружием против ее воли.

– О черт! – простонал Кайлмор и отвернулся.

Надежды не оставалось. Он погиб.

Их молчание длилось бесконечно.

Он затаил дыхание, готовясь услышать, как откроется дверь.

Но она не уходила.

Чего Верити ждала? Кайлмор сжал кулаки.

Он мог бы встать на колени и умолять ее, если бы знал, что это поможет, но в глубине души он понимал, что никакая мольба не изменит ее решения. Теперь Кайлмор не сомневался, что Верити любит его. Трагедия была в том, что она любила его недостаточно сильно.

– Нет. – На этом слове голос у нее дрогнул.

Конечно, это она и должна была сказать. Разве она не пыталась сбежать от него все время?

Она отбросила его обратно, в вечный холод. В какой-то ослепительный миг любовь поманила Кайлмора ложными обещаниями жизни и тепла. А теперь судьба делала его жизнь невыносимой.

С легким треском в камине рассыпалось горящее полено. Звук словно разбудил герцога, ему захотелось чем-то разрушить это мучительное оцепенение.

– Храни тебя Господь, – хрипло сказал он и, ничего не видя перед собою, попытался вернуться к своему столу.

– Нет, – решительно сказала она. – Не уходите.

Он почувствовал, как она неловко, словно назойливый кредитор, потянула его за рукав.

Ее прикосновение обожгло его как огнем. Этот жар был совсем лишним в том состоянии, когда он чувствовал, как смертельный холод прокрадывается в его душу.

– Вы действительно меня любите, Кайлмор? – шепотом спросила Верити.

Зачем она его так мучает? Она же видит, как велико его горе. К своему стыду, он ответил дрожащим голосом:

– Я умираю от любви к тебе, mo leannan.

Она сжала его руку.

– Тогда помоги мне Боже. Помоги нам обоим. – У нее перехватывало дыхание. – Да, я буду герцогиней.

– Что ты сказала? – вырвался у него изумленный вопрос.

Кайлмор услышал, как она глубоко вдохнула, перед тем как сказать:

– Я люблю тебя, Джастин Кинмерри, и выйду за тебя замуж.

Господи, это не могло быть правдой. Неужели он победил? Он повернулся и грубо схватил ее за плечи, ибо в нынешнем состоянии нежность была ему недоступна.

– Скажи это еще раз.

Слезы блестели на ее щеках, но во взгляде Верити он прочитал уверенность.

– Я выйду за тебя замуж.

– И все остальное.

– Джастин Кинмерри, я люблю тебя. – Странно было услышать ее смех сквозь слезы. – Я люблю тебя, и буду жить в твоей варварской стране, и, если смогу, подарю тебе стайку диких шотландских сорванцов, чтобы они мучили тебя до старости. Если это не приводит тебя в ужас, ты отчаянно смелый человек.

Ей хотелось, чтобы он улыбнулся. Но Кайлмор был вне себя от радости.

– О, Верити, – только и произнес он, заключая ее в объятия.

С коротким рыданием она уткнулась в его плечо.

Наконец он поднял голову и посмотрел ей в лицо. Никаких следов той бледной несчастной женщины, которая недавно вошла в его комнату. Румянец горел на безупречной коже, а прекрасные глаза, хотя и сквозь слезы, сияли от радости.

Сначала Кайлмора захватила и удерживала ее красота. Но теперь он видел в Верити многое другое. Силу. Честность. Верность. Доверие. И любовь. Столько любви, что она навеки изгнала холод из его души.

– Я думал, что потерял тебя, – с удивлением произнес он. – Я думал, что ты собираешься покинуть меня.

– Никогда, – с жаром сказала она. – Никогда. Никогда.

Верити притянула к себе его голову и неловко, страстно поцеловала его, у поцелуя был вкус слез и счастья. Когда она отстранилась, Кайлмор взял в ладони ее лицо и пристально посмотрел в прозрачные, как капли дождя, глаза. Никаких теней не пряталось в их сияющей глубине.

Страсть манила его, как и всегда, когда они были вместе. Но сейчас Кайлмор сдерживал свои желания.

– Клянусь, Верити, я сделаю тебя счастливой, – очень серьезно сказал он.

В ее лице было столько любви, что он смутился.

– Только люби меня, Джастин.

– Вечно, – поклялся он.

– Да, вечно.