Текст книги "Путеводитель к себе"

Реши, как с тобой можно поступать, а как нельзя. Реши, что неприемлемо по отношению к тебе и какое отношение к себе тебе хотелось бы ощущать. Как тебе хотелось бы чувствовать себя рядом с любимым мужчиной. Где начинается эта граница, за которую никому не зайти. Реши, сделай свой выбор и просто стань этим – стань своим выбором. Я решила, я стала, и, надеюсь, больше судьба не станет меня проверять, а если и попробует – я покажу сразу, где эта грань, и пусть это будет легко и экологично.

Благодарю, Ваня, что научил меня, что так больно, но эффективно впоследствии, указал мне на это.

Тогда я уехала домой, к маме. От Вани спустя время были звонки. Сначала он вообще не понимал, что натворил. Потом извинялся. Тогда много говорили, я много объясняла ему про его состояния и как попробовать их избежать, что нужно сделать, чтобы ситуация не повторилась. Тогда фокус был в основном на нем, о себе я и не думала. О том, что мне нужно изменить свое поведение и состояние, я даже не понимала. Мне казалось, что нужно измениться ему – и все наладится. Но это ведь игра в оба ворота…

Что изменить в себе, Ваня, конечно, не понимал. Да и не хотел. Алкоголь ему ведь не мешал, как он считал.

Потом я снова сдалась, и мы с дочкой месяца три-четыре спустя вернулись в Екатеринбург.

Глава 12. Завершить игру, чтобы спасти

Мои заметки

2015-й год

– Маленькие мои! Любимые мои!!! Соскучились? А как я соскучился!!! Как хорошо, когда все дома!

– Папа! Папа! Подкинь меня еще раз! Сильнее!! Выше!!!

«Как хорошо и спокойно, когда Ваня нормальный. Как у нас все легко и по-доброму, по-душевному! Мы же все любим друг друга. Почему же в него периодически вселяется какой-то демон? Да, ему совершенно нельзя пить. Но он этого не понимает. Вообще никак не хочет. Помню, когда беременная была, мы делали ему капельницы (я настояла, чтобы организм очистить, начиталась же в интернете), а он после капельниц бежал в беседку и пил. Ну что это такое? Почему так? В любом случае, я его люблю, мы вернулись в Екатеринбург, чтобы попробовать еще раз все. Так хочется, чтобы все у нас было хорошо! Я верю, что на этот раз он все осознал, может, как раз та ситуация помогла… Алисонька у нас такая хорошенькая. Мы умеем любить, и у нас есть шанс. Я люблю его. А он меня. И нас.

Никто меня не понимает так, как он. Он вообще самый классный у меня! Посмотри на него, Ань. Такой уверенный, харизматичный, четкий, властный, всем фору даст. С ним я под такой защитой! С ним так весело и интересно! Вот если бы от него еще не приходилось иногда защищаться… Но не буду об этом. Все теперь будет в порядке!»

– Вань, а давай друг другу письма напишем, а? Я тебе, а ты мне! Письма в будущее. И потом, года через три-четыре-пять прочитаем! Послание какое-нибудь…

– Анюсечка моя дорогая, мой самый родной и любимый человек! Я тебе уже все туда написал и с голубями отправил давным-давно! Там такое послание, что ого-го! (Хохочет, заливаясь, и я с ним вместе.)

– Ну давай напишем, Вань, ну напиши еще разок, а? И спрячем! Только не говори мне, где спрячешь, чтобы я не нашла. А я спрячу свое на чердаке! – Хорошо, сейчас, только баньку нам натоплю и напишем… Ты ж моя креативщица!

Я тогда спрятала свое письмо на чердаке, а он во внутреннем кармане своей любимой спортивной кофты-олимпийки. Свое письмо я потом нашла, а вот его – потерялось. И мое тоже потерялось впоследствии.

ПОТОМ

Я не просто шла через лес, теперь я летела в пропасть.

И так мы пробовали, и не один раз. И все шло по закручивающейся спирали. Пишу, а в горле ком. Состояние мужа ухудшалось. Я начала бояться за него и за его жизнь.

У Вани при мне случился первый приступ эпилепсии. Это стало толчком для нового страха, с каждым разом переходящего в дикий ужас. Тогда-то и потянулась ниточка плохого предчувствия, что все обречено. Но я не могла уйти. Я настолько увязла в этом – в спасательстве, потом в злости, потом в апатии и бессилии, и опять в страхе за него, что уже ничего не понимала.

Мой позитивный настрой и розовые очки, которые носят все созависимые женщины, меня спасали, да простят меня коллеги-психотерапевты. Да, благодаря им тогда я оставалась на плаву. Я старалась, чтобы дочь максимально не вовлекалась в наши разборки, и мне это удавалось. Да, меня спасала йога, позитивное (на грани крайности) мышление и уже зачатки духовности, которые я наработала в Индии.

Хотя состояние не скроешь, но и с ним я старалась работать, как тогда могла. Боже, как я могла бы себе облегчить жизнь, если бы я только знала, как правильно поступать. Так или иначе, я оставалась на плаву. Так и жили-плыли. Пока не натолкнулись на первый мощный айсберг.

Мои заметки

2016-й год, Екатеринбург

«Четвертый день он в реанимации, в коме… Сегодня после визита к закрытым дверям его друг Сережа дозвонился главврачу, и тот сказал передать родственникам, чтобы были готовы к худшему. Я сидела в машине рядом и слышала их диалог по громкой связи.

Молчим. И тут я почувствовала такую силу и уверенность! Я сказала: «Нет! Этого не может быть! Этого не будет! Я просто это знаю. Пусть идет этот доктор ко всем чертям. Это Ваня, и он будет жить!» Сережа предложил: «Поехали в церковь».

Поехали, заказали молитву. Я так молилась впервые в своей жизни. Я просила. Умоляла. Я не сдавалась. Я говорила с Богом».

СЕЙЧАС

Потом дома сутки прожила с его фото в обнимку и в разговорах с ним, и это было так мощно! Я столько отдавала туда энергии, столько силы, я даже сейчас помню, как это было, такого не забыть. Я просто посылала ему все свои силы.

Вот немного из заметок, которые я писала в нашем с ним общем дневнике, по памяти:

«Пожалуйста, Ваня, держись там. Не уходи, ты не можешь взять и уйти. Ты мой самый близкий и родной человечище! И у нас еще столько дел… Мы еще деревья не посадили в саду, часы с кукушкой ты не починил, Алису еще замуж не отдали, и много чего не сделали! Пожалуйста, дыши. И я буду дышать за тебя, Вань. Я сейчас это делаю, ты слышишь? Ты же чувствуешь меня, ты всегда мой самый родной, самый близкий человек, пожалуйста, не бросай меня здесь, я не готова, я не выдержу, я не смогу, я сама уйду вместе с тобой, я прошу тебя, вернись! Выйди из этой комы, просто дыши! Сам. Давай, давай, битый небитого везет, битый небитого везет, помнишь? Как с чемоданчиками тогда ржали! Битый небитого вывез же, все получилось!

Дыши. Глубоко. Дыши, я умоляю! Я верю в тебя, я верю в нас. Алиска у нас хорошая такая, спит сейчас. А я не знаю, как дальше жить. Я дома, наверху, мама спит внизу. Я не смогу Ваня, пожалуйста. Я не знаю, как жить без тебя. Я вот не представляю, это нереально, такого не может быть».

И все на грани своего эго: я не знала, как я буду без него, держала его всеми своими силами. Готовилась идти к нему в реанимацию и договорилась с заведующим на завтра. Запугивания заведующего, что мне лучше туда не заходить, там не для моих глаз, – на меня не влияли. Я была готова на все, я верила тогда, что физическая близость даст ему сил. Как я ошибалась, еще не ведая, что мы способны дать веру и силу, если они есть в нас, удаленно. Как антенны и приемники – через общее поле. Ни расстояния, ни массы тела, ни времени в такие моменты не существует.

Я почти не спала, почти ничего не ела. Было ощущение, что я вышла из тела и просто каким-то чудом скольжу по комнатам, что на самом деле меня нет.

Я ждала следующего дня, это был решающий день. Врачи говорили, что Ваня на днях умрет, а я в это не верила.

И вот на следующий день я приехала в реанимацию, и мне сообщили: его сняли с аппарата ИВЛ. Это было чудо! И ведь я знала, что так и случится, иначе и быть не могло.

Дома я слегла на два дня с температурой и дикой слабостью, с чувством легкой и постоянной тревоги, но и с ощущением победы над судьбой. Я справилась. Я сделала это. Я выстояла.

Еще примерно неделю Ваня провел в отделении реанимации, я звонила туда каждый день, приезжать смысла не было. Как-то, помню, я попросила доктора поговорить с ним по телефону. На что он ответил, посмеиваясь:

– Да вам незачем с ним говорить. Вот только с ним беседовал, он считает, что уже звонил и разговаривал с вами. Он теперь спит спокойный.

– Ну так он же не звонил мне! Или это ему приснилось?

– Да. Будьте уверены, он с вами пообщался. Спите спокойно.

Да уж, любящие родные – для докторов отдельная забота. Им надо своих пациентов, находящихся на волосок от смерти, спасать, а кто морально поможет родственникам? С ними в нашей системе здравоохранения некому работать. Вот и приходится близких частично брать на себя. Мне кажется логичным, если при каждой реанимации будет прикреплен штатный психолог, который бы помогал справляться родным и близким в тяжелой ситуации.

Через недели две Ваню выписали. Он рассказывал, что пока был в коме, прилетал ко мне, видел меня: я сидела на кухне грустная, но он не мог поговорить со мной. Потом, когда очнулся, в первые часы написал мне стих. На каком-то огрызке бумаги, где почти не было места, записал корявым почерком. Как приехал домой, зачитал мне. Позже я потеряла его. Он потерялся.

СЕЙЧАС

Тема алкогольной зависимости и созависимых родственников больного очень актуальна. Это бич нашего общества, которому навязали этот образ жизни.

Помню, в переходном возрасте мне казалось, что если человек пьет – значит он крутой. Говорят, женский алкоголизм опаснее мужского и гораздо сложнее лечится. Говорят, в случае с мужским алкоголизмом единственное, что можно сделать – отойти на безопасное расстояние от алкоголика (если ты его родной человек), не поддерживать, не спасать, не преследовать, не убегать. Дать ему шанс и вселить веру. И просто верить в него, но удаленно.

Сделать это самостоятельно, без поддержки терапевта, практически невозможно. Я была там, я знаю: то, что проживала я – очень сильно.

Ты уживаешься с обидами и болью, ты становишься то жертвой, то спасателем, то контролером. Ты не замечаешь, как постепенно полностью теряешь себя. Тебе стыдно поделиться этим с кем-то, потому что кажется, что тебя не поймут. И ведь действительно не поймут.

Ты не воспримешь чье-то мнение, что это ненормально – потому что ты готова рьяно защищать его и себя, готова оберегать и находить любые оправдания в сложившейся ситуации.

Ты сама становишься зависима. От него. От его действий, от того, с кем он проводит время, куда пошел, выпил или нет, каким пришел, сколько денег потратил, и прочее. Маниакальное желание преследовать, чтобы якобы наказать, защитить, спасти, показать вот это вот: «Ах ты так, я же говорила, что ты все равно будешь пить! Видишь, я права!» – приводит к тому, что ты не живешь своей жизнью и теряешь себя. В реальности своими действиями ты лишь укрепляешь его позицию. СВОИМИ ДЕЙСТВИЯМИ СПОСОБСТВУЕШЬ разрушению себя и разрушению его. Своими руками.

При этом чаще всего считаешь себя идеальной. Делаешь все что можешь и так несправедливо страдаешь. Несешь эту ношу и терпишь во имя любви.

Не вини себя, если в моей истории узнала свою ситуацию, но главное – не бойся. Это болезнь, это то, с чем столкнувшись, так сложно, но возможно остаться на плаву. Если в тебе есть установки из далекого прошлого, которые откликнулись в этой ситуации, значит их надо поднять и изжить раз и навсегда. Потому что эти старые установки привели тебя сюда, в эту ситуацию, они не дадут тебе жить счастливо и построить здоровые и крепкие отношения с мужчиной. Это то, что всегда будет скидывать тебя в пропасть токсичных отношений, как только будешь подходить к ней. И сейчас – твой шанс покончить с этим внутри себя постепенно, слаженно, экологично.

И не надо винить ни в чем себя. Не надо винить его. Не надо никого винить. Это просто случается. Это просто жизнь. Это танец двух душ, которые заранее, «на берегу», обо всем договорились.

Глава 13. Потерять, чтобы ценить?

Недели через две, когда Ване стало немного лучше и он немного окреп, он снова начал пить. Я помню, совсем не понимала: как так? Я надеялась, что он что-то осознает. Что он выйдет из больницы и поймет, что в конце концов произошло. Что он захочет что-то изменить и перестанет пить, хотя бы выразит желание идти в этом направлении.

Тогда у меня было ощущение, что вот он, переломный момент, сейчас все изменится, после такого-то!

Я думала, его испугает осознание того, что он чуть не лишился жизни. Он был на волосок от смерти, а мы все за эти почти десять дней столько всего пережили.

Помню, папа, когда Ваня был в реанимации и была неопределенность, говорил мне: «Ань, дочь, если он умрет – похоронишь и будешь жить дальше. Готовься». Я говорила: «НЕТ!» Такой категоричности и упрямства никогда в жизни не испытывала. Столько было сопротивления. Столько неприятия. Я была не готова к такому концу.

Пока он был там, я прожила всю нашу совместную жизнь заново.

Я много вспоминала, анализировала, думала о годах, что мы провели вместе. Недаром говорят: осознаешь, когда потеряешь.

Я еще не потеряла, но я была на волосок от этого, и этого хватило с лихвой.

Я вспоминала, как впервые прилетела к нему в Екатеринбург. Ваня встречал меня в аэропорту с цветочками. Было пять часов утра, осень.

До этого, пару месяцев назад, мы вернулись из путешествия по Азии и приходили в себя, осваивались.

Я устроилась в Москве в ивент-агентство. У меня не было других вариантов – я должна была полностью обеспечивать себя. Ваня уехал в Екатеринбург и там проводил время с друзьями. Работать не спешил. Он всегда откуда-то брал деньги на все необходимое, а необходимо ему было немного.

Мы не виделись почти полтора месяца, но каждый день созванивались, переписывались, скучали. Он звонил мне во время моей работы и пел его любимые песни своим громким голосом. Всякие разные, затяжные – от бременских музыкантов до шансона. Это было очень смешно, я хохотала как ненормальная. А он пел и сам смеялся!

Впервые было классное чувство, что я не одна. Наше путешествие закончилось, но это был не просто курортный роман, который закончился. Крепло ощущение, что он уже мой муж, что я не одна, что я под защитой, что мы вместе, что это все действительно серьезно. …И было бессознательное ощущение, что я не достойна того, чтобы кто-то хотел взять меня замуж.

Он приглашал меня к себе с самого начала.

Не хотел, чтобы я работала, предлагал сразу приехать к нему. Но я так не привыкла, мне было непонятно, как просто довериться, не заботясь самой о своем будущем. Я не спешила, потому что по привычке хотела сама себе создать стабильность. Иначе не представляла возможным.

Деньги у него я не просила, помогать мне не просила, в голове была установка «быть удобной». И будь я тогда немного мудрее, возможно, все бы обернулось иначе. Я же своими действиями и своей позицией делала все, чтобы поддерживать его начинания в зависимостях, которые уже были очень крепки.

Я так хотела быть удобной – той, с которой рай в шалаше. Той, которая может быть довольна малым. Как будто только такая женщина достойна истинной любви и свернутых гор. Как будто только с той, которой от него ничего не нужно, можно строить семью, ведь она, и только она не подведет.

Установки из детства давали о себе знать мощно.

Но тогда я еще этого не понимала. Когда мы путешествовали, он всегда так смешно рассказывал про свой дом. Говорил, что живет в деревне. Всегда начинал разговор так: «Ну у нас там деревня же, Анюсь…» Я представляла себе полуразрушенную хибару, такой деревенский домик в полях. И речку. Потому что его поселок в Екатеринбурге называется Широкая Речка. Я даже не придавала этому значение – домик в деревне так домик в деревне. Жениха же выбирала не по материальным соображениям.

Так вот, в то утро я впервые прилетела в Екатеринбург. Ваня встречал на машине, с цветами, подшофе. Всю ночь не спал, ждал и готовился – все как мы любим. В аэропорту ждал час или два. Посылал мне смски в выключенный телефон. Все как обычно. Очень ждал, очень скучал. «Вери бизи, вери фул ин лав».

Увидев его тогда в екатеринбургском аэропорту, я поняла, что ничего не закончилось, просто поменялись декорации, но все осталось прежним. Было забавно и свободно. И так радостно, кстати!

Я удивилась, когда мы заехали в деревню. Среди высоченных сосен стояли огромные двух-трехэтажные коттеджи, красивые кирпичные заборы, резные ворота. Такая красивая дорога к дому по поселку… Сосны, ели, огромные дома – таких я в жизни не видела. Это был коттеджный поселок в черте города, Ваня любя называл его деревней.

Ваня жил на улице Васильковой. У него был большой и просторный трехэтажный дом, с очень высокими потолками, я пятью комнатами, гостиной, беседкой, баней. Он очень любил этот дом, но это отдельная история. Его он строил еще с родителями и жил с мамой, сестрой, племянницей.

Я прилетела на выходные, и Ваня на всю Широкую Речку устроил знакомство с невестой.

Кажется, тогда в доме побывало человек пятьдесят, не меньше, – приезжали, говорили, смеялись, что-то жарили, пили, общались, парились в бане, и так бесконечно. Все у нас расспрашивали о наших путешествиях, а мы с Ваней, как два артиста, рассказывали, постоянно перебивая друг друга или, наоборот: «А вот теперь здесь ты рассказывай, Вань! Вот про автобус и крышу», «Вань, про велосипед и потоп давай!» Или: «Анюсь, ты теперь, расскажи им про деда, про деда расскажи!»

Ваня знакомил меня со всеми, представляя меня с очень гордым видом – он всегда очень мной гордился. С таким уважением и каким-то трепетом. И мне нравилось, как ко мне все относятся, как его уважение сразу принимается окружающими и транслируется мне. Такого со мной в жизни не было, это был первый опыт.

Все пытались как будто мне угодить, но по-доброму, без корысти, сразу приняли меня очень тепло. Ванина семья – его мама, сестра, племянница – тоже. Так по-домашнему, по-свойски, уютно. Создалось ощущение, что мы были всегда знакомы, просто на время расставались.

Очень было приятно и тепло.

Да, я благодарна Ване за ощущение семьи, которое он мне дал. Вернул. Подарил. Просто поделился. Я благодарна Ване за Алису. Потому что, наверное, если бы не он, я бы не родила ребенка. Все мои отношения до этого не доходили даже до намека на семью. Я хотела жить свободной жизнью, я никогда не хотела детей, не было такого желания. С Ваней я приняла эту идею, поняла, что это реально. Большинство его друзей были семейные, с детьми. У Вани уже был сын, лет девять ему тогда исполнилось. И если бы не Ваня, я думаю, я бы еще долго не спешила рожать детей.

Я продолжала вспоминать, и за эти дни решила во что бы то ни стало все наладить. Я это решила, но только не он. Оказалось, для него побыть в коме – как уснуть и проснуться. Я так поняла, это было не то, что могло повлиять на него.

После проведенного тогда вместе уикенда я вернулась в Москву (со второго раза, в первый раз мы опоздали на самолет). В начале декабря я уволилась и переехала к Ване.

И перед Новым годом мы решили лететь обратно в Индию. Я пребывала с таким чувством внутренней свободы, даже сложно передать. Было ощущение, что я, как в детстве, сидела всю жизнь в детском садике, из которого меня никто не может забрать, и мне там было плохо и тесно, я была стеснена обязательством быть там и что-то делать – я была несвободна! А тут пришел Ваня и забрал меня. И теперь я могу быть полностью свободной!

Тот Новый, 2012 год встречали вместе в Екатеринбурге, большой семьей. Мы нарядились в креативных Деда мороза и Снегурочку, поздравляли всех, гуляли по деревне.

Перед Рождеством, накануне, как сейчас помню, ездили кататься на лыжах. Ваня снова поразил меня – своим умением, скоростью, техникой, он был создан для того, чтобы кататься на всем подряд. Я же летела с горы, как потерпевшая. Он учил меня – брал за руки, и мы спускались в танце вместе.

В тот день я много падала, и вечером у меня сильно заболел низ живота. Я попросила заехать за тестом на беременность, так как уже была задержка пару дней. Помню этот день. Было солнечно. Мы только вернулись из какого-то священного места в Екатеринбурге, не помню точно, откуда. Ваня сидел внизу, на кухне, и смотрел телевизор, ждал меня.

Я поднялась наверх, закрылась в ванной… Две полоски. Спускаюсь и молча сажусь перед ним на ковер на колени, чтобы обняться снизу. (Кстати, согласно учению Белой тигрицы, когда женщина садится на колени перед мужчиной, это означает демонстрацию ее силы, а не слабости, как можно подумать.) Хохочет, обнимается в ответ. «Кто там у тебя, Анюсь?» – спрашивает. – «Мальчик или девочка?»

Я ему: «Я же не знаю, Вань, тест не показывает обычно. Мне кажется, девочка, кто же еще? Ха-ха!»

Потом перед отъездом лежали вместе, помню, наверху, и я ему говорила: «Вань, я еще ни разу не рожала, не была беременна, я не знаю, что со мной будет. Пожалуйста, будь рядом, не бросай меня, помогай мне, я ведь и вправду не знаю, как это и что со мной будет».

«Конечно, Анюсечка, все будет хорошо, не переживай».

В январе, на первом месяце беременности мы улетели в Гоа. Помню прозрачные воды моря Гокарны, помню пустынные пляжи, помню людный Гоа, помню, как я ходила, много гуляла, как было хорошо. Хотя наши ссоры уже начинали разворачиваться.

На пятом месяце моей беременности мы вернулись в Екатеринбург, и я по знакомству пошла к семейному врачу, подруге Ваниной мамы. Она меня и готовила к беременности. Привозил меня Ваня на анализы или очередные обследования, такое ощущение, не больше десяти раз за все оставшиеся четыре месяца. Первые пять месяцев я ни разу не была на приеме, только сделала скрининг однажды. И тогда, помню, индийский доктор не сказал пол ребенка, сколько Ваня ни упрашивал. В Индии запрещено озвучивать пол ребенка из-за желания родителей сделать аборт, если УЗИ покажет, что ребенок – девочка. По их законам, семья девочки собирает приданое и оплачивает свадьбу (а свадьбы собирают по несколько тысяч человек).

Да, почти все было легко и спокойно. По крайней мере, я легко справлялась.

Алиса родилась четко в срок: по всем показаниям и онлайн-калькуляторам, это должно было случиться 10 сентября 2012 года. Схватки начались, точнее, самая первая схватка случилась ровно в 00:00 в ночь с 9-го на 10-е число.

Я очень хорошо помню: мы с Ваней смотрели наверху телек. Я ощутила это новое чувство. Крикнула Ване: «Вань, кажется, началось, засеки точное время!» «Анюсь, 00:00 ровно!» – кричит мне. До сих пор удивляюсь этому – ни секундой позже.

Да, Алиса четкая маленькая дева. Никак иначе.

Из роддома Ваня встречал нас со своим другом на черной «Чайке» – его друг коллекционировал раритетные машины. Чайка была крута. Ваня был очень доволен и с гордостью открывал передо мной дверь в машину. А я, помню, приехала домой и расстроилась, что где-то было пролито пиво и было такое ощущение холостяцкого дома (за эти пару дней Ваня с друзьями, понятное дело, ждали вместе). Вот они – вечные нестыковки. Он старался как мог по-своему, но это не всегда было именно то, что действительно было мне нужно, и наоборот.

Воспоминания меня окружали тут и там, я ходила, как в тумане тогда все эти дни. Думала, вспоминала.

Но никогда не плакала. Мне было страшно, но не потому что с ним что-то случится – я этот вариант не рассматривала. Просто это был очередной страшный момент, который надо было прожить. Но Ваню я не отпускала. Не готова была.

Ощущение, что его вернули тогда, или он вернулся, только для того, чтобы «доготовить» нас.