Текст книги "Маяк и звезды"
Автор книги: Анника Тор
Жанр: Зарубежные детские книги, Детские книги
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)
– Пошевеливайтесь, оглоеды!
Тут вступился шведский моряк:
– Позвольте мне объяснить, – сказал он. – Они не понимают по-шведски.
– Нечего тут объяснять! Вон из моего дома, все четверо, немедленно!
Нурдстен снова замахнулся метлой.
– Вы вторглись в мое жилище! Забирайте свою лодку и гребите отсюда! Здесь не место тунеядцам и бездельникам!
Смотрителю пришлось слишком долго терпеть и сдерживаться, но теперь он мог, наконец, дать волю своему гневу. Он словно освободился от тяжелого бремени, словно какая-то сила, давно покинувшая его, снова вернулась к нему.
Он распрямился, опираясь на здоровую ногу, и стукнул рукояткой метлы об пол.
– Вон! – прошипел он. – В последний раз говорю: вон отсюда!
***
Не в силах сдвинуться с места или хоть что-то сказать, Тура замерла посреди кухни. Она видела, как Карл ковыляет по комнате и рычит так, что слюна брызжет во все стороны. Она видела трех мужчин за столом, скорее удивленных, нежели напуганных, видела, как четвертый пытается что-то объяснить и смягчить смотрителя.
Она видела все это и сгорала со стыда. Незнакомцы были их гостями, причем не просто гостями – они потерпели кораблекрушение, они боролись с ветром, холодом и тьмой и чудом спаслись от смерти. С гостями следовало обходиться хорошо, и ее дети так и поступили. Но теперь Карл хотел выставить их за дверь из-за какой-то ерунды. Что с того, что ей придется снова выстирать его рубашки, что с того, что они играли в карты и громко шутили, позволив себе разрядиться после страшной ночи? Самое главное было то, что эти люди выжили.
Но это не ее дом, и не ее детей. Это дом Карла, а они с детьми живут здесь по его милости. У них нет права голоса. Собственное бессилие заставило ее ясно осознать то, что на самом деле она и так давно знала: жить с этим человеком она не может.
Это конец, и как только представится случай, она скажет ему это. Не перед чужими людьми, конечно, но сразу, как только они останутся одни.
Приняв решение, она успокоилась. Ей надо продержаться всего несколько часов. Ближе к вечеру придет лоцманский катер со сменщиком. К этому времени они с детьми упакуют свои вещи и смогут вернуться в Гётеборг. А со сменщиком Карл справится без ее помощи.
Еще внизу, у мостков, Тура заметила, как Эрик льнет к шведскому моряку. Он казался хорошим человеком, спокойным и доброжелательным. Тура ошибалась, полагая, что Карл сможет заменить Эрику отца, стоит им лишь узнать друг друга получше. Сколько бы они ни жили вместе, Карлу никогда не понять Эрика, зато этот незнакомец, похоже, с первой минуты отнесся к мальчику всерьез.
Но где же Бленда? В этой неразберихе Тура и не заметила, что девочка пропала.
На кухонном столе стояла ее шкатулка с ракушками на крышке, та, что ей давным-давно подарил Вальтер. Зачем Бленда ее туда поставила? Неужели незнакомцы копались в их вещах? Неужели она все-таки ошиблась в них?
А вдруг они обидели Бленду?
Тура подошла к лестнице на чердак и позвала, но ей никто не ответил. В ней росло беспокойство. Швед хотел ей что-то сказать, но Тура не слушала. Она развернулась и выбежала на улицу. Где-то же Бленда прячется, и надо во что бы то ни стало найти ее!
***
Эрик не мог просто так стоять, глядя, как смотритель выгоняет его новых друзей из дома. Это было так несправедливо, они же ни в чем не виноваты. Бленда дала им рубашки, пока не высохнет их собственная одежда. И почему им нельзя немного посидеть в гостиной?
Он решил, что настал подходящий момент для того, чтобы рассказать, как они с Блендой сами зажгли маяк. Стоит дяде Карлу только узнать, как все было, и он сразу успокоится.
Эрик не посмел войти в гостиную, где дядя Карл стоял, держась за письменный стол. Он остановился на пороге.
– Вчера вечером мы с Блендой сами зажгли маяк, и он светил всю ночь. Бленда два раза заводила гирю. А рано утром я его погасил, – сказал он. – Очень хорошо, что вы меня так многому научили, я точно знал, что надо делать.
Его слова, похоже, не дошли до дяди Карла. Вид у него был такой, будто он думал о чем-то другом и толком не слушал, но Эрик не сдавался.
– На море был шторм, мы с Блендой еле дошли до маяка. Но моряки увидели наш свет, иначе они бы никогда сюда не добрались. Это мы спасли их.
Дядя Карл все молчал. Он стоял совершенно неподвижно и смотрел на Эрика странным, отсутствующим взглядом.
– Еще я записал все самое важное в журнал, – продолжил Эрик.
Тут дядя Карл вздрогнул. По-прежнему ничего не говоря, он схватил журнал и пролистал до последней даты. Эрик затаив дыхание ждал, когда он прочтет до конца.
Дядя Карл медленно закрыл журнал и опустил его в ящик письменного стола. И только закрыв ящик на ключ, он произнес:
– Разве я позволял тебе открывать мои ящики?
И засунул ключ в карман.
– Разве я позволял тебе делать записи в моем журнале? Разве я вообще разрешал тебе находиться здесь без моего ведома?
Его голос звучал сдержанно, сейчас дядя Карл не кричал. Но Эрик знал, что нет смысла пытаться отвечать на его вопросы.
– Как ты смеешь калякать в моем журнале всякую чушь о какой-то уборной?
Смотритель ухватился за метлу и дохромал до двери. Каждый шаг давался ему с трудом. Эрик попятился. Моряк положил руку мальчику на плечо.
– Не смейте его бить, – сказал он. – Я этого не допущу.
Чем ближе подходил смотритель, тем крепче сжималась рука моряка на плече Эрика. У них за спиной португалец и ирландцы вяло собирали свою недосохшую одежду и другие вещи.
– Вы еще будете тут командовать? Здесь я хозяин, – так же тихо, как раньше, сказал смотритель и взялся за ручку двери. – Здесь все решения принимаю я.
Смотритель сделал небольшую паузу и продолжил:
– На этот раз я буду милостив, хотя вы этого не заслужили. Можете остаться на кухне, пока не придет лоцманский катер, он отбуксирует вас в Гётеборг. А до тех пор не мешайте мне, я буду работать.
Смотритель закрыл дверь в гостиную, и Эрик услышал, как он, шаркая, потащился к письменному столу.
***
Бленда не пошла к причалу встречать лодку. Ей было не до того. Она была слишком взволнована тем, что произошло: моряк узнал шкатулку, он оказался другом папы и даже знал, что папа называл ее Звездочкой. Все ее воспоминания об отце, всё, что она передумала с тех пор, как он исчез, теперь, когда она встретила человека, хорошо его знавшего, стало еще реальнее.
Бленда столько всего хотела узнать у него, но, прежде чем она успела подобрать нужные слова, он встал и, пробормотав: «Подожди немного, Бленда, я скоро вернусь», вышел из кухни.
Девочка видела, как он зашагал по тропинке к причалу и исчез за скалой. Скоро они вернутся – мама, смотритель и этот сменщик, и она уже не сможет спокойно поговорить с папиным другом.
Она сидела в кухне одна, слушая голоса, доносившиеся из гостиной. Сначала она думала подняться к себе на чердак, чтобы побыть одной, но потом вспомнила о расщелине Эрика, где сидела позавчера вечером, глядя на море.
Вот туда-то она и пойдет.
Она устроилась в расщелине, подобрав колени и обхватив их руками. Над морем висела тонкая дымка, но далеко у горизонта мерцало серебристое марево. Где-то там волны носили парусник со сломанными мачтами и пробитым днищем, где-то среди камней и водорослей покоилось тело капитана. Бленда размышляла о смерти, о женщине, которую любил шведский моряк, той, которой предназначалась шкатулка. И пусть матросы недолюбливали своего капитана, но, быть может, и у него была возлюбленная, которая ждала его на берегу?
Но тут она вот что подумала: до сих пор она была уверена, что папа жив, что он не может умереть, потому что они так любят друг друга. Но ведь это ничего не значит. Люди умирают, даже если любят кого-то и если любовь взаимна.
А что, если папа умер? Возможно ли это? При мысли об этом Бленда похолодела.
– Бленда!
Это кричала мама.
– Бленда, ты где?
Голос у нее был такой взволнованный, что Бленда не могла не ответить, хотя на самом деле предпочла бы остаться наедине со своими мыслями.
– Я здесь.
Мама добралась до расщелины и села рядом. Не отдышавшись, она сразу спросила:
– Что случилось, Бленда? Тебя кто-то обидел?
Бленда удивленно на нее посмотрела.
– Нет, кто мог меня обидеть?
– Я подумала… кто-то из этих моряков…
Бленда энергично помотала головой.
– Ну что ты, они добрейшие люди. А кок, он, знаешь, даже немного похож на дядю Лундберга. Шутит, смеется и, наверное, тоже выпивает.
Немного успокоившись, Тура задумчиво продолжила:
– А этот швед?..
– Он вообще самый добрый.
И тут у Бленды из глаз полились слезы, которые она так долго сдерживала. Тура обняла ее и притянула к себе. Положив голову ей на колени, Бленда плакала так, как плакала только в детстве.
– Я подумала, – всхлипывая, проговорила она, – я подумала… что это папа.
– Но почему?
– У него такие добрые глаза… и руки…
Никак иначе она объяснить не могла.
– А еще он узнал шкатулку. И знаешь, мама, это он ее смастерил.
– Смастерил?
– Да, и дал папе, чтобы папа подарил мне.
– Но тогда, – ответила мама, – тогда это должен быть Эрлинг Юхансон, друг Вальтера, о котором он часто вспоминал. Они вместе ходили в море, до того, как Вальтер устроился на верфь. И встречались всякий раз, когда судно Эрлинга стояло в Гётеборге.
Бленда села и вытерла слезы. Она не помнила, чтобы мама когда-либо говорила о папе так много.
– Тогда он, может быть, знает, что случилось с папой?
– Этого, пожалуй, не знает никто, – сказала мама, и Бленда услышала в ее голосе прежнюю горечь. Она хотела ответить, что она-то уж, во всяком случае, это выяснит, но тут до них донеслись голоса, приближающиеся к расщелине.
Голос мальчика и голос взрослого мужчины. Эрика и Эрлинга, моряка.
***
Расщелина была довольно узкая, и двум взрослым, двум детям и чайке пришлось в ней немного тесно. Но Бленда и Тура подвинулись, освободив место Эрику и Эрлингу, а Моссе устроился у Эрика на коленях.
– Я знаю, кто вы, – сказала Тура.
– То же самое я хотел сказать вам. Но вы так быстро убежали.
– Я беспокоилась за Бленду.
Тура не стала говорить, чего именно она опасалась, но Эрлинг просто спокойно кивнул и сказал:
– Вы хорошо воспитали ваших детей. Ваших с Вальтером детей. Это сразу видно. Я бы тоже хотел иметь таких детей, если бы судьбе это было угодно.
Он замолчал, глядя на горизонт.
– Я потерял мою Ханну, а вы потеряли Вальтера, – сказал он. – Мы оба знаем, что такое горе, и я, и вы.
– Горевать можно о погибшем, – резко сказала Тура. – Но если человек исчез, то непонятно, оплакивать его или забыть.
Эрлинг был обескуражен.
– Вы хотите сказать… что вы не знаете?
– Не знаем что?
– Не знаете, что случилось с Вальтером?
Тура медленно покачала головой:
– Нет. Он отправился в Америку, и с тех пор я больше не получала от него вестей. Но через год я навела справки в США, и мне сообщили, что он прибыл на остров Эллис в сентябре 1910 года.
– Это был не он, Тура.
– Что вы хотите сказать?
– Вальтер умер, – сказал Эрлинг. – Он погиб в августе того же 1910 года. Неужели вам никто не сообщил?
Бленда схватила Эрлинга за рубашку, она трясла и колотила его.
– Вы лжете! – кричала она. – Папа не умер!
Она дрожала всем телом, ей было невыносимо больно. Но вдруг она почувствовала, как ее крепко обняли чьи-то руки, как чья-то широкая ладонь погладила ее по голове, и мягкий голос произнес:
– Бленда, дорогая. Я бы предпочел не рассказывать вам об этом. Но вы должны знать.
Бленда опустилась на свое место.
– Продолжайте, – прошептала она. – Я хочу знать.
– Я работал тогда в Северном море, на грузовой шхуне, перевозившей брусчатку для мостовой в Англию и Голландию. В августе 1910 года мы разгружали камень в Саутгемптоне, и однажды вечером я случайно встретил там Вальтера. Его пассажирское судно неделю стояло в порту, после чего должно было идти дальше в Нью-Йорк. Я ничего не слышал о нем полгода, я даже не знал, что он решил эмигрировать, хотя последний раз, когда мы виделись в Гётеборге, он говорил, что подумывает об этом. Но теперь он рассказал мне все о своих планах, рассказал, что хочет устроиться на какую-нибудь верфь в Нью-Джерси и, как только найдет жилье и заработает на билеты, сразу пошлет за вами.
– Да, – промолвила Тура. – Именно так мы и хотели поступить. Но ведь мы даже письма от него не дождались, не то что билетов.
– Дело в том, – ответил Эрлинг, – что Вальтер так и не добрался до Нью-Йорка. Его ограбили и убили в Саутгемптоне, вечером накануне моего отплытия. Потому-то я и не узнал ничего до тех пор, пока не оказался там в следующий раз, несколько недель спустя.
Умер. Бленду словно оглушили. Папа умер. Его убили. Ограбили и убили. Такого ужаса она даже представить себе не могла – чтобы кто-то из-за небольшой суммы денег решил убить другого человека. И что тот, кого убили, был ее папой. Минуту назад она хотела знать правду, но теперь она предпочла бы никогда этого не слышать. Тогда бы она могла еще на что-то надеяться.
Она слышала взволнованный голос мамы:
– Значит, он не оставил нас? Но откуда вам все это известно?
– Мы встретились и выпили с ним по стаканчику, ведь это был мой последний вечер в порту. Но он не был пьян, хотя кто-то потом утверждал обратное. Быть может, немного навеселе, но совершенно точно не пьян. Кабак, где мы сидели, находился в порту, он проводил меня до грузового причала, где стояла моя шхуна, а сам потом должен был пойти на пассажирскую пристань. Взойдя на трап, я обернулся и помахал ему. Вальтер стоял на берегу и махал мне вслед. Таким я его и запомнил. Больше я его не видел.
Эрлинг замолчал и вздохнул.
– Я до сих пор не понимаю, как это произошло. От грузового причала до пассажирского было недалеко, я был уверен, что на таком коротком отрезке ничего не должно случиться. Но кто знает, может он пошел в обход, чтобы на что-то взглянуть, а может, встретил знакомого и доверился ему, хотя этого делать не следовало. А может, ему просто не повезло. Его тело нашли в портовом бассейне несколько дней спустя, когда его судно уже ушло. Но тогда его не смогли опознать: при нем не нашли ни паспорта, ни билетов, никаких других документов. Все это забрали грабители, отчего вам и ответили из США, будто он прибыл на место. Кто-то другой путешествовал по его бумагам, по его билету.
Эрик наморщил лоб. Следить за рассказом было непросто, но он изо всех сил старался понять.
– В следующий раз, оказавшись в Саутгемптоне, я узнал, что в порту убили какого-то шведа или норвежца. Тело нашли в воде, но он не утонул, а был убит, и потом сброшен в воду. О том, что это скандинав, догадались по этикеткам на одежде. Пальто было сшито в Гётеборге, а белье – норвежское. Я пошел в Шведскую церковь, ведь это мог оказаться кто-то, кого я знал. Мне и в голову не пришло, что это может быть Вальтер, ведь я полагал, что он уже давно в Америке. Но они показали мне его пальто, и я сразу узнал его. Оно было зашито у карманов, вы помните?
– Да, я сама зашивала его.
– Я рассказал им все, что знал, и они обещали сообщить его семье, то есть вам. До этого самого дня я был уверен, что они так и сделали. Но видно, кто-то допустил ошибку. И семь долгих лет вы ничего не знали.
Эрлинг замолчал. Эрик начал медленно понимать, что означает его рассказ.
– Значит, мы не поедем в Америку? – спросил он.
Мама не ответила, но Эрлинг сказал:
– Это неизвестно, Эрик. Никто не знает, как повернется жизнь.
Эрик переводил взгляд с Эрлинга на Бленду, с Бленды на маму. Эрлинг серьезно, но по-доброму смотрел на него. Бленда опустила голову на колени и обхватила ноги руками, как будто обнимала сама себя. А мама вдруг поднялась и сказала:
– Пошли. Скоро придет лоцманский катер. Нам надо многое успеть.
***
Мысли роились у Эрика в голове, пока он семенил к дому: папа так и не добрался до Америки, он никогда не искал золото на Аляске, кто-то поехал в Америку вместо него, кто-то украл его имя и его билет. Папу убили и скинули в воду в этом городе со странным названием. Эрик надеялся, по крайней мере, что ему было не очень больно, что это произошло быстро и он ничего не успел почувствовать.
А теперь еще мама сказала собирать вещи, она попросила Эрика взять только самое необходимое, только то, что он сможет унести сам. Они оставят маяк и вернутся в Гётеборг. Эрик споткнулся и, чтобы не упасть, схватил Эрлинга за руку. Так, рука об руку, они и пошли за мамой и Блендой, спешившими по камням к дому.
На скамье в кухне дремал полулежа пожилой моряк, остальные до сих пор играли в карты, но уже молча, без восклицаний и смеха.
Не постучав, мама открыла дверь в гостиную и сразу же решительно затворила ее за собой. Бленда ушла к себе наверх. Эрлинг Юхансон слегка потрепал Эрика по голове.
– Ну, старина, настал важный момент. Когда твоя мама знает, чего хочет, ее, похоже, мало что может остановить.
Так Эрик еще никогда не думал о своей маме, но он понимал, что Эрлинг прав: иногда она бывала решительна и непреклонна.
Он огляделся: что ему взять с собой, что самое необходимое?
Моссе! Кроме Моссе у Эрика не было ничего, что нельзя было бы оставить на острове. К тому же Моссе он запросто может унести сам.
– Пойдемте, нам надо найти коробку, Моссе поедет со мной домой, в Хагу.
Он уже вышел на крыльцо, но Эрлинг остановил его.
– Эрик, подожди, давай все-таки подумаем. Ты согласен, что самое важное для всех нас – и людей, и животных – это чувствовать себя хорошо и иметь возможность делать то, что мы хотим?
Эрик кивнул, с этим было трудно поспорить.
– Даже если у Моссе не хватает нескольких перьев, его крыло зажило. И теперь, пожалуй, больше всего он хочет снова летать. Как тебе кажется?
– Конечно, так оно и есть.
– Отлично, а когда он снова сможет летать, он скорее всего предпочтет это делать здесь, вместе со своими друзьями, во всяком случае, поначалу. Ты все еще согласен со мной?
Эрик снова кивнул.
– Потом, спустя некоторое время, рано или поздно, ему это, возможно, надоест, и он сам захочет слетать в Гётеборг. И тогда он по собственной воле навестит тебя. Что скажешь?
Эрик знал, что чайке больше не нужен его уход, Моссе мог теперь сам о себе позаботиться. Лучше всего ему будет там, где он родился и вырос. И хотя в Гётеборге тоже водились чайки, дом Моссе был именно здесь, на Лилла Эйдершер.
Они вышли на скалу. Прижав чайку к груди, Эрик гладил ее и шептал:
– Красивая птица, сейчас ты полетишь. Я знаю, ты можешь летать. Ты большая, красивая птица.
– Ты просто поставь Моссе к себе на ладони и подними руки повыше, – сказал Эрлинг. – И все.
Эрик сделал так, как посоветовал Эрлинг.
Моссе немного потоптался на месте, а потом бросился в воздух. Он изо всех сил махал крыльями, но все равно постепенно опускался к воде у скал.
«Он не может, – подумал Эрик. – Он не справится».
Это огорчило его, но в то же время обрадовало: ведь если Моссе не может летать, ему все-таки придется забрать его с собой.
Моссе уже почти сел на гребешки волн, но вдруг все изменилось: его крылья поймали поток воздуха, и он взлетел.
Он поднимался вверх, уверенно работая крыльями, все выше и выше, пока не оказался у Эрика и Эрлинга над головой. Глядя на Моссе, они поняли, что узнают его всегда: из всех чаек лишь у него одного сквозь левое крыло был виден клочок неба.
Эрик помахал ему и крикнул:
– До встречи в Гётеборге!
Моссе не ответил, вместе с другими птицами он уже парил над башней маяка.
***
Бленда прошлась по чердаку, окинув взглядом американский сундук и деревянный ларь с посудой, который они привезли с собой. Ларь так и стоял неразобранный – смотритель сказал, что в его доме и так есть все необходимое. Видно, их треснутые тарелки были недостаточно хороши для него. И сундук, и ларь придется пока оставить – ведь семеро пассажиров и без багажа с трудом поместятся в лоцманский катер. К тому же, что им делать со всем этим скарбом, когда они приедут в Гётеборг, ведь их никто не встречает и не ждет.
«Возьмите только то, что сможете унести сами», – сказала мама, и теперь осталось только решить, что самое необходимое. Шкатулка с письмами, конечно, – это самое важное, она уже стояла на кухне. Кроме того, Бленде понадобится одежда: юбки, рубашки и новое платье, которое мама сшила ей летом. Толстую кофту она наденет сразу, на море скорее всего будет холодно.
Платья, которые она привезла сюда весной, стали ей малы. Сначала она хотела их оставить, но потом подумала, что они могут кому-нибудь пригодиться. Наверняка они подошли бы старшей девочке Андерсонов, если немного ушить их и укоротить подол.
Дети Андерсонов? Бленда поняла вдруг, что до сих пор думала, будто их квартира в Гётеборге стоит пустая, дожидаясь их возвращения. Но ведь ее сдали другим людям, и теперь им некуда деваться. От беспокойства у нее немного свело живот: а вдруг им придется спать на улице, вдруг они с Эриком попадут в детский дом?
Но тут она вспомнила мамино лицо, когда они возвращались в дом. Бленда знала, что Тура никогда этого не допустит. Она обязательно что-нибудь придумает, главное – добраться до Гётеборга. Может, они ненадолго остановятся у бывших соседей – у Лундбергов или даже у Андерсонов. В Хаге люди жили тесно, но всегда помогали друг другу. А вскоре мама найдет им собственное жилье, она вернется на старую работу или устроится на новую, Бленда будет тоже работать, а Эрик будет опять ходить в настоящую школу.
Все устроится, теперь Бленда в этом не сомневалась.
Переезжая на остров, они сложили всю одежду в американский сундук. Как теперь увезти эти вещи домой? Бленда стащила простыню с кровати, которая так и стояла незастеленная с самого утра, когда она выбежала встречать моряков, потерпевших кораблекрушение. Она сложила одежду на простыню и связала углы, так что получился большой узел.
В одной руке – тюк с одеждой, в другой – шкатулка, это она унесет, а больше ей ничего и не нужно.
Она взяла тюк и собиралась уже спуститься с чердака, чтобы навсегда покинуть этот дом, когда ее взгляд упал на папины картины. Их она не могла оставить. Но как увезти эти тяжелые полотна в золоченых рамах? Ведь у нее только две руки.
Не взять шкатулку тоже нельзя. Уж лучше оставить одежду.
Бленда в нерешительности стояла перед дверью. Она слышала шаги на лестнице, ступеньки поскрипывали, потом кто-то вошел на чердак, наступив на оторванную доску в полу.
– Бленда? – это была мама. – Ты готова? Лоцманский катер уже подходит.
– Картины, – сказала Бленда. – Я не знаю, как с ними быть. Я должна взять и шкатулку, и одежду.
– Мы заберем их, – ответила мама. – Что-нибудь придумаем. Только давай быстрее.
Сняв картины со стены, они понесли их вниз, держа перед собой. Моряки на кухне собирали свои вещи. Они переоделись. На спинках стульев висели белые рубашки смотрителя, похожие на больших чаек с распростертыми крыльями. Эрик и Эрлинг уже стояли у мостков, поджидая лоцманский катер.
Бленда в последний раз взглянула через приоткрытую дверь в гостиную. На диване, сгорбившись, сидел смотритель, положив руки перед собой на стол. Рот его был приоткрыт. Казалось, он пережил шок, от которого не скоро оправится. На секунду ей стало жаль его, но вспомнив то, что случилось, она снова подумала, что во всем виноват только он сам.
Кок и пожилой моряк снесли картины к мосткам. Они смеялись, и Бленда решила, что их багаж показался им необычным.
Эрлинг пришвартовал спасательную шлюпку немного в стороне, чтобы освободить место катеру. На борту было два лоцмана, Бленда узнала их по фуражкам с золотыми кокардами. С ними был еще один человек, в обычной рабочей одежде.
Лоцманы удивленно наблюдали за тем, как по тропинке к причалу гуськом спускаются люди с тюками, корзинами и большими картинами в золоченых рамах. Помощник смотрителя сошел на берег и растерянно огляделся по сторонам.
– Это вы смотритель Нурдстен? – спросил он.
– Нет, он наверху, в доме, – ответил Эрлинг. – Но поосторожней с ним, он, кажется, не в лучшем расположении духа.
Эрлинг спрыгнул в катер и начал объяснять лоцманам, что произошло, что им всем нужно в Гётеборг, и что еще хорошо бы отбуксировать спасательную шлюпку. Сменщик пытался заговорить с моряками, но не понял, что они ему отвечают. Казалось, ему очень не хочется уходить с причала, но в конце концов он двинулся к дому со своим чемоданчиком в руке. Бленда посмотрела ему вслед. Она видела, как на крыльцо, опираясь на метлу, вышел смотритель.
Потом кок помог ей спуститься в лодку, и они отчалили.
***
Катер бурил носом волны, всё еще высокие после шторма. Сильно качало, и Бленда с Эриком изо всех сил вцепились в банки на корме, где они сидели. Но им не было страшно, они доверяли лоцманам и морякам, которые, как ни в чем не бывало, болтали друг с другом.
Они шли в Гётеборг, скоро они будут дома.
Дети видели, как Эрлинг поднялся и подошел к Туре, сидевшей ближе к носу, где брызги не так сильно летели через борт. Эрлинг сел рядом и что-то сказал, из-за шума волн и стука мотора они не могли разобрать слов. Но они видели, как их мама посмотрела на него и улыбнулась теплой, доброй улыбкой.
«Это папин друг, – подумал Эрик. – А теперь еще и наш – мой, Блендин и мамин».
Бленда открыла шкатулку. В ней, аккуратно сложенные, хранились все ее письма к папе. Она взяла самое верхнее, развернула и выпустила за борт через релинг. Листок бумаги вспорхнул, опустился на воду и, прежде чем пойти на дно, немного покачался на волнах. Бленда выпустила еще одно письмо, потом еще одно. И еще.
Эрик видел, что она делает, но ничего не сказал. Он повернулся и стал смотреть на белые листы, плывшие в кильватере катера, как птицы. Постепенно они намокали, и их тянуло на дно.
– Смотри, Эрик! – крикнул Эрлинг. – Смотри! Вон там!
Дети подняли головы. На фоне неба они увидели силуэт чайки.
Через небольшое отверстие в левом крыле птицы синело небо.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.