Текст книги "Гендер и язык"

В этом разделе я, во-первых, рассмотрю исследование, описывающее половые различия в языке детей, которые предвосхищают формальные различия в языке взрослых, (описанные в четвертой и пятой главах). Во-вторых, обращусь к исследованию, где употребление языка детьми предопределяет различия в коммуникативной компетенции взрослых (представленной в шестой главе).

До половой зрелости голосовые связки детей отличаются только детским размером. Но исследование высоты тональности выявило, что половые различия уже проявляются. Исследователь Либерманн [Liebermann 1967] считает, что младенцы, даже до того как начинают говорить, изменяют высоту тона в зависимости от пола адресата: их средняя основная частота ниже при «разговоре» с отцом, чем с матерью.

В ряде исследований (например [Sachs и др. 1973; Meditch 1975; Fichtelius и др. 1980]) была проанализирована способность взрослых экспертов идентифицировать пол ребенка по записанным образцам речи. Было обнаружено, что эксперты определяют половую принадлежность детей правильно и с наименьшей степенью случайности. Дальнейший анализ образцов детской речи показывает, что именно определенные модели форманта (formant) идентифицируют говорящих по полу. (Формант – это область концентрации энергии в спектре звука голоса, он отражает способ вибрации воздуха в голосовых путях ввиду изменения их формы; большинство звуков может быть описано на основе трех основных формантов.) «Ребенок вероятно обучается культурно детерминированным образцам, которые рассматриваются как соответствующие определенному полу. В пределах своей анатомии говорящий может изменять модель форманта, произнося гласные с фонетическими вариациями или изменяя конфигурацию губы [Sachs и др. 1973, 80]. Так, даже в возрасте, когда артикуляционные механизмы идентичны, девочки и мальчики учатся говорить соответствующим образом, то есть произнося форманты более высоким или более низким тоном.

Фичтелиус и его коллеги показали, что и взрослые, и детские эксперты могли бы по-прежнему определять пол ребенка, даже если бы записи были подвергнуты процессу, который воздействует на звук так, что слова и слоги индивида становятся неразличимы, а ритм и интонации остаются отчетливыми. Детей старше по возрасту было легче идентифицировать, чем младших, так как с возрастом речь девочек и мальчиков становится просодически разной. Мальчики начинают использовать более быстрый темп, в то время как девочки используют широкий спектр интонационных моделей.

Овладение детьми интонацией также исследовалось Локал [Local 1982] и вошло в лингвистический обзор тайнсайдского языка. Возраст детей варьировал от 5 до 6 лет к моменту завершения исследования. Записанные на пленку фрагменты речи были взяты из крупного корпуса, собиравшегося около года. Взрослые на Тайнсайде используют систему основного тона, которая существенно отличается частотой распределения от системы, используемой взрослыми носителями литературного английского языка. На диаграмме 7.2 представлены эти различия и показано приблизительное процентное распределение каждого тона на примере двух информантов (носителя тайнсайдского языка и литературного английского языка). Обратите особое внимание на различия в относительной частоте нисходящего тона (), восходящее-нисходящего (/), и ровного (—) между носителями тайнсайдского и литературного английского языка. Это явление отражает диалектные различия, которые позволяют по интонационной модели говорящего определить, что «он / она родом из Тайнсайда».

Диаграмма 7.2. Приблизительное процентное распределение тонов для двух информантов – носителя тайнсайдского и литературного английского языка [Local 1982, 89].

Локал показывает, как система тональности детей изменялась в течение исследуемого периода. Наиболее важным было изменение относительной частотности нисходящего, восходящего и ровного тонов детской речи. Далее отмечено уменьшение в частоте основного нисходящего тона и увеличение в частоте ровного тона детской речи за период эксперимента. Иными словами, в течение года в речи всех детей произошел сдвиг в направлении «взрослого» тайнсайдского английского языка. Однако относительная частота этих тонов не была одинаковой для всех детей, и Локал определила три различных модели.

Модель 1: Больше падений, чем повышений, и больше ровного тона, чем восходящего (Пауль, Питер, Джеймс, Колин, Роберт, Аллан).

Модель 2: Больше падений, чем повышений, и больше восходящего тона, чем ровного (Кит, Дерек, Кат, Юнис, Кейт, Джудит).

Модель 3: Больше повышений, чем падений, и больше восходящего тона, чем ровного (Клэр, Анжела, Шейла, Дженис, Элайн, Энн).

Модели показывают, что детская речь варьирует на основе пола говорящего. Модель 3 (больше восходящего, чем нисходящего и ровного тона) типична для речи девочек; модель 1 (нисходящий и ровный тон чаще, чем восходящий) типична для речи мальчиков, в то время как модель 2 неоднозначна и реализуется как в речи девочек, так и мальчиков. Модели 3 и 1 также встречаются и во взрослой речи Тайнсайда: женщины больше используют восходящий, чем нисходящий и ровный тон, а мужчины – нисходящий и ровный тон. Таким образом, анализ Локала показывает, что дети усваивают не только интонацию тайн-сайдского языка, но также и интонацию, принятую для их пола.

Таблица 7.1

Половые различия в использовании [ing] [Fischer 1964, 484]

Исследования фонологических изменений в детской речи также подтверждает наличие различий по полу в языке с раннего возраста. В ходе изучения воспитания детей в пригороде местности Новой Англии Фишер [Fischer 1964] был поражен различиями между произношением девочек и мальчиков. Используя записи интервью двадцати четырех детей, он провел количественный анализ переменной [ing]. В этом сообществе [ing] имеет два варианта: литературный вариант [ıŋ] и нелитературный вариант [in]. Двадцать четыре ребенка составили две одинаковые возрастные группы (3–6 лет и 7—10 лет), в каждой из которых было равное число девочек и мальчиков. Анализ научных данных Фишера показал, что девочки использовали литературный вариант [ıŋ] чаще, в то время как мальчики предпочитали нелитературный вариант [in] (см. таблицу 7.1).

Эти различия статистически значимы. Вероятно, дети усвоили, что в их речевом сообществе [ıŋ] – маркер женской речи и [in] – маркер мужской речи.

Мы уже рассмотрели исследование детей начальной школы Эдинбурга (см. раздел 4.3.4) Ромэйн [Romaine 1978], в котором исследовательница выяснила, что пол говорящего оказался единственным и самым важным фактором, связанным с использованием фонологической переменной [г]. В обзоре половых различий в языке детей и подростков Ромэйн [Romaine 1984] сравнивает свои результаты исследования десятилетних детей Эдинбурга с результатами проведенных Макаулэем исследований десятилетних детей Глазго (работа Макаулэя по половым различиям среди взрослых Глазго рассматривалась в разделе 4.3.2). Хотя процедура подсчета данных, применяемая в двух исследованиях, несколько отличалась, результаты оказались очень схожи. И Ромэйн, и Макаулэй исследовали переменные [gs] (твердый приступ), [i], [au] и [а], встречающиеся в словах типа butter, hit, house и bag. В отношении всех этих переменных наблюдается четкая дифференциация по полу как в Эдинбурге, так и в Глазго (хотя для [а] в Глазго различия в показателях для девочек и мальчиков недостаточно велики, чтобы быть значимыми). Другими словами, по всем этим переменным девочки получили более низкий показатель, чем мальчики; низкие показатели девочек отражают менее частотное употребление нелитературных вариантов¹. Модель половой дифференциации, обнаруженная среди детей Эдинбурга и Глазго, совпадает с моделью, обнаруженной у взрослого населения: девочки проявляют устойчивую тенденцию к употреблению литературных форм, а мальчики предпочитают нелитературные варианты.

Вполне возможно, что эти выводы весьма недооценивают вариативность детской речи. Результаты, обсужденные здесь, касаются детей 10 лет. Дети становятся старше, переходят в среднюю школу, и процент использования ими нелитературных форм снижается, поэтому у десятилетних детей в среднем показатель ниже, чем у шестилетних. Анализ употребления переменной [au] в трех возрастных группах Эдинбурга позволяет установить снижение показателя, что несомненно свидетельствует об уменьшении использования нелитературного варианта [u: ] (hoos) и увеличении употребления литературного варианта [au] (house).

В возрасте 6 лет различие в использовании [au] между мальчиками и девочками очень заметно – мальчики выбирают нелитературный вариант [и: ] более чем в 50 % случаев (то есть они имеют тенденцию говорить hoos, а не house). Девочки в 6 лет, напротив, используют нелитературный вариант менее чем в 20 % случаев. Взрослея, как девочки, так и мальчики начинают использовать меньше нелитературных вариантов, и различия между ними становятся менее заметны.

Диаграмма 7.3. Процентное соотношение употребления нелитературного [и: ] девочками и мальчиками трех возрастных групп Эдинбурга [Romaine 1984, 101].

Ромэйн предполагает: что если эти цифры значимы, то они показывают рост способности детей к переключению кода (codeswitch), то есть применению различных форм в различных контекстах. Автор отмечает: несмотря на то что когда дети подрастают, использование ими стигматизированных вариантов определенно снижается во время интервью, на игровых площадках дети по-прежнему употребляют их в разговоре. Таким образом, дети могут рассматриваться как овладевшие способностью к изменению стиля (они узнают, какие стили какому контексту соответствуют), а также как усвоившие речевое поведение, соответствующее их полу.

До настоящего момента мы рассматривали исследования, показывающие, как дети овладевают формальными особенностями языка. Сейчас мы изучим, как дети осваивают полодифференцированную коммуникативную компетенцию. Мы рассмотрим научные работы по проблеме разговорчивости и перебиваний, вежливости, теме диалогов и по так называемому «женскому стилю».

Что касается разговорчивости, Смит и Коннолли [Smith and Connolly 1972] приходят к выводу, что девочки более болтливы и у них более быстрая речь. В возрасте до четырех лет они больше разговаривают со своими матерями и другим детьми, но после этого количественные различия исчезают. Это явление может быть результатом различных ожиданий со стороны родителей. Наша культура изначально предполагает, что девочки и женщины говорят больше, и ранние исследования в этой области, казалось бы, подтвердили на основе поверхностных критериев и небольшого количества примеров болтливость девочек дошкольного возраста. Однако, как мы уже видели в главе 6 (раздел 6.2.2), в работах по языку взрослых указывается, что в смешанной компании женщины говорят меньше, чем мужчины. Хаас [Haas 1978] проанализировала образцы речи девочек и мальчиков в смешанных группах в возрасте 4, 8 и 12 лет и выявила, что высказывания мальчиков длиннее. Это предполагает, что в смешанных группах девочки не говорят больше мальчиков – по сути, их поведение следует образцам взрослой речи. Возможно, беглость речи и болтливость маленьких девочек во время эксперимента явилась частично результатом социализации маленьких девочек – воспитании в них желания нравиться другим – в данном случае девочки хотели понравиться интервьюерам.

Исследования природы перебиваний и синхронной речи (наложения речевых отрезков) не выявило статистически значимых различий между девочками и мальчиками. Однако родители, несомненно, отличаются по этим двум параметрам. Грейф [Greif 1980] изучила шестнадцать детей, принадлежащих к среднему классу, в возрасте между 2 и 5 годами в беседе (1) с матерями и (2) с отцами. Ее результаты показывают, что отцы перебивали больше, чем матери (хотя это различие было не столь велико, чтобы иметь статистическую значимость), и что оба родителя перебивали девочек больше, чем мальчиков. Что касается синхронной речи (когда оба коммуниканта начинают говорить одновременно), то проявились следующие статистически значимые тенденции: родители были более, чем дети, склонны продолжать говорение; пары «отец – ребенок» более склонны к одновременному говорению, чем пары «мать – ребенок»; и, наконец, как отцы, так и матери оказались более склонными к одновременному говорению с дочерями, нежели с сыновьями.

Как видно из вышеизложенного (раздел 6.2.1), перебивания и наложения речевых отрезков могут интерпретироваться как способ управления беседой. Представляется, что отцы больше стремятся к управлению беседой, чем матери (что соответствует результатам исследований бесед взрослых), а оба родителя пытаются больше контролировать разговор с дочерьми, чем с сыновьями. Девочкам в неявном виде дают понять, что их можно чаще перебивать и что у них меньше права на высказывание, чем у мальчиков.

Вежливость – это еще один параметр коммуникативной компетенции, где мы можем обнаружить половые различия (см. раздел 6.3). Исследование детского языка сосредоточилось на способах, с помощью которых родители обучают детей вежливому языку, например приветственным формулам и слову спасибо. Глисон [Gleason 1980] изучала родителей и детей в естественных и экспериментальных условиях. Ее интересовало, насколько явственно проходит обучение формулам вежливости. Она выявила, что родители очень настойчивы в желании обучить детей необходимым социальным реакциям, особенно таким словам, как thank you. Родители обращались и с девочками, и с мальчиками одинаково, но предлагали разные модели обучения: матери использовали гораздо более вежливую речь, чем отцы. Таким образом, хотя и девочек, и мальчиков принуждали к использованию вежливых форм, дети видели, что из взрослых именно женщины больше всего сами употребляли эти формулы. Одно значимое отличие, наблюдаемое среди детей, заключалось в том, что мальчики были больше склонны к спонтанному приветствию исследователя, чем девочки (41 %: 18 %). Причина этого может также крыться в наблюдениях детей за поведением взрослых: в беседе мужчины имеют привычку брать инициативу в свои руки.

Вежливость – важный параметр речевого акта, выражающего просьбу. Просьба может варьировать от прямолинейного императива: Give те a pound (Дайте мне фунт) до более вежливого (благодаря учету потребностей «лица» адресата – см. раздел 6.3), Would you lend те a pound? (Не могли бы Вы дать мне взаймы фунт?).

Уолтерс [Walters 1981] наблюдал просьбы тридцати двух двуязычных детей в четырех различных контекстах. Он не нашел существенных различий в отношении пола говорящего, но пол адресата имел значимую корреляцию с вежливостью выражения просьбы. Дети в исследовании были более вежливы, когда адресатом была женщина, и менее вежливы, когда адресатом был мужчина.

Основная функция модального выражения I think — выражать личную неуверенность или уважение. Используя I think, чтобы выразить уважение, снизить силу утверждения и таким образом принять во внимание потребности «лица» адресата, говорящие маркируют свою речь как более вежливую. Рассмотрим следующие примеры: It’s a beech tree I think – Это – буковое дерево, я думаю (реплика матери, которая не соглашается с ребенком). В таком примере фраза I think смягчает силу отрицательной эмоции высказывания. В работе по усвоению детьми модальных выражений Перкинс [Perkins 1983] выявил, что выражение I think значительно чаще использовалось девочками (61,3 %), чем мальчиками (38,7 %). По мнению исследователя, данный вывод подтверждает идею о том, что девочки, усваивая коммуникативную компетенцию, учатся быть некатегоричными.

Немаловажному вопросу о существовании отдельного женского стиля посвящены две работы по исследованию детской речи. Это работы Хаас [Haas 1978] и Эдельски [Edelsky 1976]. Хаас [Haas 1978] проанализировала речь 4-, 8– и 12-летних детей в однополых и смешанных парах. При общении в однополых парах мальчики в основном говорили о спорте и о том, что где находится, в то время как девочки говорили больше о школе, о себе, своих желаниях и потребностях. Сравнение общения в смешанных парах, проведенное Хаас, также выявило различие, связанное с предметом обсуждения. Тема спорта главным образом ассоциировалась с мальчиками. Мальчикам также было свойственно использование звуковых эффектов (например, brrmm brrmm, goes the car — имитация шума, создаваемого движущимся автомобилем) и более прямых просьб. Девочки больше смеялись и использовали более короткие формы (например, okay, that’s a good idea – хорошо, хорошая идея). Смех девочек был намного заметнее во время общения с мальчиками, нежели в общении между собой, – при беседе друг с другом они смеялись вдвое меньше. Хаас отмечает, что, видимо, мальчики были инициаторами шуток, а девичий смех был реакцией на них. Смех также может рассматриваться как отличительный признак, характеризующий поведение девочек, и, соответственно, больше проявляющийся во время общения с мальчиками. Как девочки, так и мальчики корректировали свое речевое поведение при общении в смешанных парах, но девочки больше приспосабливались к мальчикам, а не наоборот.

Дети усваивают не только соответствующее своему полу поведение, но также получают знания о наивно-лингвистических воззрениях нашего общества. В каком возрасте дети узнают, что, например, брань в нашей культуре считается «мужской» особенностью? Эдельски [Edelsky 1976] проверила это, отобрав двенадцать языковых переменных, традиционно приписываемых «женскому» или «мужскому» языкам и вставив их в высказывания, представила на рассмотрение экспертам: взрослым и детям. Экспертов попросили оценить каждое из высказываний как предположительно мужское, предположительно женское или предположительно нейтральное. Дети (в возрасте 7, 9 и 12 лет) продемонстрировали растущую способность к распознанию определенных языковых форм как признака говорящего определенного пола. В 7 лет дети дали конкретный ответ только по двум переменным: adorable (восхитительный), по оценке информантов – женское слово, a Damn it! (Проклятье!) – мужское. В 9 лет дети расширили список до восьми переменных: adorable, oh dear, ту goodness, won't you please (восхитительный, о дорогой, мое совершенство, не будете ли Вы любезны) относятся к женщине, a Damn it! (Проклятие!), damn (проклятый) + прилагательное, I’ll be damned (Будь я проклят!) относятся к мужчине (расчлененные вопросы получают нейтральную оценку). В 12 лет дети распределили каждую из двенадцати переменных соответственно полу говорящего: расчлененные вопросы, so, very, just добавляются к женскому списку, а команды – к мужскому.

Мы можем видеть, что дети постепенно познают взрослые каноны общения и усваивают наивно-лингвистические представления нашего общества (Неважно, что некоторые из этих представлений являются неверными, – см. дискуссию в разделе 6.2). Эдельски проводит более тщательный анализ своих данных, чтобы показать две четкие модели усвоения. Переменные первой группы – adorable, oh dear, ту goodness, so, just – (восхитительный, о дорогой, мое совершенство, так, только), расчлененные вопросы – показывают неуклонное повышение с возрастом количества людей, способных интерпретировать их как атрибут определенного пола. Переменные второй группы – I’ll be damned, damn + прилагательное, damnit, won't you please, very – (Будь проклят, проклятый + прилагательное, проклятье, не будете ли вы любезны, очень), рассматриваемые как мужские, показывают другую модель: отмечается рост «правильных» ответов с пиком к двенадцати годам и понижающийся к совершеннолетию. Представляется, что переменные второй группы характеризуют язык, который четко объясняется посредством пословиц или предупреждений. Выражения типа Little girls don't say that – Маленькие девочки так не говорят означает, что детей обучают некоторым языковым правилам, принятым для их пола. Что касается других особенностей детского языка, то если правило выучено, оно часто чрезмерно обобщается. Так, когда дети усваивают правило добавления окончания – ed к глаголам для образования формы прошедшего времени, они начинают образовывать формы типа goed, eated, singed (даже при том что ранее использовали правильные формы went, ate, sang — и конечно, впоследствии снова будут их использовать). Поэтому кажется, что дети чересчур обобщают правила половой специфики употребления языка и рассматривают такие различия как обязательные (sex-exclusive), а не предпочтительные (sex-preferential) для того или другого пола. В результате им приходится изменять свои правила и подстраиваться под языковые нормы взрослых.

Вероятно, взаимодействие взрослых с девочками и мальчиками может в значительной степени находится под влиянием контекста. В длительном изучении детей Бристоля Уэльс [Wells 1979] исследовал все диалоги, возникающие среди детей 3¼ лет, и классифицировал их в соответствии с инициатором разговора (взрослым или ребенком) и контекстом обсуждения (время приема пищи, телевизор, игра с другим ребенком и т. д.). 30 % диалогов было инициировано взрослыми (обычно матерью). Их анализ выявил существенные различия в контексте, в котором взрослые обращались к девочкам или мальчикам. В таблице 7.2 представлены количественные данные исследования.

Эта таблица показывает, что более половины высказываний, обращенных к девочкам, касались просьбы о помощи или какого-либо неигрового контекста (отношение 2:1 по сравнению с мальчиками). Реплики, обращенные к мальчикам, напротив, были непосредственно связаны с ситуацией игры. «Это предполагает, что взрослые больше делают акцент на полезной и домашней деятельности в общении с девочками, тогда как контекст бесед с мальчикам направлен на более свободное исследовательское обращение с физическим окружением [Wells 1979, 392].

Таблица 7.1

Соотношение разговоров с девочками и мальчиками, инициаторами которых стали взрослые, в различных контекстах [Wells 1979, 391]