Текст книги "Миражи на стене"
Автор книги: Антон Булавин
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)
– И что здесь необходимо?
– Запоминай. Во-первых, одежда, в брюках ты тут с ума сойдешь, еще тапочки или сандалии попроси.
Действительно, строгие брюки, в которых я почему-то был, уже достаточно сильно помялись, и чувствовал я себя в них очень не комфортно. А строгая рубашка уже измята так, что её, наверное, теперь никогда не отгладить. Если я в брюках и рубашке, то где тогда галстук и пиджак? Осматриваю помещение, но нигде не вижу этих предметов своего гардероба.
– Во-вторых, еда. Кормят тут паршиво: разваренные макароны, не прожаренные котлеты и каша на воде. Этим можно питаться, только если совсем прижмет, – Саша продолжал перечислять всё необходимое, – Естественно, зубная щетка, паста, мыло, полотенце. Посуду лучше свою использовать, мало ли кто этими мисками пользовался до этого.
Я допил чай, но жажда никуда не делась, что не удивительно, ведь больше суток я ничего не пил. Кладу новый пакетик чая в кружку, наливаю кипяток и продолжаю восстанавливать водный баланс организма. С каждым глотком горячего чая я словно все больше и больше проявляюсь в этой реальности. В реальности, которая мне не нравится. Все вокруг уже не походит на сон, а «желейное» пространство стало вполне обычным.
– Да, кстати, чай проси привезти. Чай заканчивается быстро, просто улетает. Скоропортящиеся продукты привозить нельзя, не пропустят. Консервы нельзя, дезодоранты в металлическом баллоне тоже.
Сегодня двадцать седьмое декабря. Каким образом я снова попал в этот день? Это какой-то скачок назад во времени? Но тогда я, скорее всего, не должен помнить событий, что случились в будущем. А я помню. Помню больницу, помню путешествие на Чукотку и странную встречу с шаманом. Я все помню с пугающей четкостью, это не может быть сном или галлюцинацией.
– Ничего металлического вообще не пропустят. Если нужна бритва, то только одноразовая, даже со сменными кассетами нельзя.
Я помню поход в клуб. Помню, что некий тип приставал к Милагрос, и он же ударил меня ножом. И в моей памяти уже есть двадцать седьмое декабря, я помню, что в эту дату пришел в себя в больнице.
– К чаю печенки всякие и конфетки хорошо попросить. Даже если ты обычно не ешь много сладкого, тут начнешь.
Я ощупываю свой левый бок в том месте, куда пришелся удар ножом и не нахожу ничего. Засовываю руку под рубашку. Нет ни повязки, ни шрама. И ничего не болит.
– Хлеб просить не нужно, хлеб тут выдают.
Получается, что вся история с ножевым ранением неправда? Значит и все время, проведенное в больнице, есть лишь плод моего воображения. Я не летал на Чукотку, и не встречался ни с каким шаманом.
– Сигареты проси, лишними не будут.
– Я не курю.
– Смотри сам, просто, когда находишься в месте, где нельзя просто взять и пойти в магазин, подобные привычки становятся более значимыми, – кажется, Саша объясняет мне мысль, что передачами нужно делиться со всеми.
– Хорошо, я попрошу привезти сигареты.
– В принципе, все основное я перечислил.
Шаман. Ну конечно, именно он и есть слабое звено моей ложной памяти. Скорее всего, мне это всё просто приснилось. Я спал больше суток и видел один длинный сон, который выстроился в четкую хронологию. Поскольку сон был очень долгим, я стал воспринимать его как реальность.
– Можешь еще что-нибудь для убийства времени попросить, кроссворды всякие, или книги.
Но встреча с шаманом была вся пропитана нереальными событиями и глюками, которые никак не могли произойти на самом деле. Особенно про Луну. Где это видано, чтобы можно было попасть на Луну на старой «шестерке»?
– Да, книги тут точно понадобятся.
Я допил вторую кружку чая и теперь был готов утолить голод. Подвинув к себе миску с уже раскисшей лапшей, я, не обращая внимания на её неаппетитный вид, быстро заработал ложкой, закидывая себе в рот смесь воды и теста.
– Мы тут поспрашивали у охраны, пока ты спал, – Сергей тоже решил поучаствовать в беседе, – Они сказали только, что тебя закрыли на десять суток за пьяную драку в клубе. С кем ты, что не поделил?
– Я не помню, – промычал я набитым лапшой ртом.
– Видимо, крепко выпил. Столько отсыпался после этого. Наверное, и похмелье серьезное?
– Неа. Не чувствую никаких похмельных признаков.
– Ха! – Внезапно выкрикнул Саша, – Прикольно. Всё похмелье проспал. Даже опохмеляться не нужно.
Я отодвинул от себя пустую миску и довольно потянулся, чувствуя накатывающее чувство насыщения. Маленькие телесные радости, похоже, что только они могут скрасить десять суток пребывания в замкнутом пространстве.
За спиной громко лязгнул запор металлической двери, заставив меня вздрогнуть от неожиданности.
– Кто идет звонить? – Задал вопрос охранник.
Звонок
«Находясь в состоянии алкогольного опьянения… Ударил рукой по лицу гр. Овсова… Требованию службы охраны не подчинился… Оказывал противодействие сотрудникам патрульно-постовой службы».
Я читал копию протокола о своем правонарушении, словно о каком-то другом человеке. Ни одна из фраз не отзывалась в памяти, я никак не мог поверить, что всё это написано про меня.
Охранник шумно закрыл два ящика металлического шкафа, предварительно вынув из них сотовые телефоны моих сокамерников.
– Так и не вспомнил номер своего ящика? – Он посмотрел на меня, надеясь, что ему не придется поднимать записи моего оформления в спецприемник.
– Я вообще не помню, как меня здесь оформляли. Так что нет, не вспомнил.
Охранник разочарованно вздохнул, протянул телефоны Саше и Сергею и пошел через все дежурное помещение к незапертому сейфу.
Получив в свои руки мобильные средства связи, Сергей и Саша тут же начали искать кого-то в списках последних вызовов и, осуществив набор, рассредоточились по разным углам дежурной комнаты.
– А это постановление, держи, – второй охранник, сидящий за столом напротив меня, протянул листок бумаги сквозь низкое окошко в решетке, разделяющей пополам дежурное помещение.
Я начал быстро просматривать текст, пропуская места, идентичные протоколу. Перечисление состава суда я также оставил без внимания.
«Суд постановил: назначить Смирнову Николаю Владимировичу десять суток административного ареста».
Прочитанные мной документы не содержали никакого намека на недоразумение. Наоборот, они лишь убеждали, что с моей головой явно что-то не в порядке. Не припомню, чтобы когда-нибудь алкоголь так на меня воздействовал. Как правило, выпив рюмку-другую, я сразу становлюсь самым радушным человеком на свете и излучаю любовь ко всему миру, словно хиппи на Вудстоке. Да и провалы в памяти у меня бывали лишь частичные и только в те моменты, когда организм неминуемо клонило ко сну.
Из того вечера в клубе я помню, как пошел к барной стойке, где некий гражданин Овсов приставал к Милагрос. Да, к тому времени я уже прилично нагрузился виски, но голова соображала относительно ясно. Откуда могла взяться такая неудержимая агрессия и почему стерлись воспоминания о самом событии?
Первый охранник вернулся к железному шкафу, открыл один из ящиков и достал мой сотовый телефон.
– Запомни, ящик номер девять, – он протянул мне смартфон, – Кстати, к тебе уже приходили, принесли какие-то вещи.
Следом за телефоном он протягивает мне небольшой свернутый пакет. В пакете гигиенические принадлежности: зубная щетка, паста и полотенце.
– Ты закончил изучать документы? – Это уже второй охранник задает вопрос, покачиваясь на стуле.
– Да, закончил, – возвращаю ему постановление и протокол через окошко, – Так и есть, все новогодние праздники придется пропустить.
– Звони быстрее, – охранник, отдавший мне телефон, показал на часы, – Пять минут осталось.
Из списка последних набранных номеров я выбираю телефон Лёхи. В принципе, мне больше некому позвонить в такой ситуации. Мелькнула мысль позвонить Миле, но я не увидел её имени среди последних вызовов.
Ну конечно, откуда возьмется её номер. Если созваниваться мы начали только тогда, когда она посещала меня в больнице.
Стоп! Не было никакой больницы, это все ложные воспоминания. Притом ложные воспоминания о не произошедшем будущем. О будущем, которое и не наступит теперь.
– О, какие люди объявились, – вместо обычного «алло» сказал Лёха в трубку, – Ну, привет, злостный правонарушитель.
– Привет. Можешь вкратце рассказать, что случилось?
– Погоди, тебя выпустили что ли?
– Нет, тут оказывается можно звонить раз в сутки. Но время ограничено. У меня сейчас осталось пять минут.
– Понял. Ну, что сказать, – Лёха выдержал легкую паузу, – Напился в клубе, накинулся на левого чувака с кулаками. Дрался с охраной и вызванным патрулем. Тебя до утра закрыли в обезьянник в отделении полиции. Я узнал, во сколько тебя повезут на суд и тоже подъехал к началу процесса. Ты не помнишь?
– Я и сам суд не помню.
– Неудивительно, на суде ты был какой-то странный. Я встретился с судьей перед заседанием и почти договорился, чтобы тебе выписали штраф и отпустили. Но увидев тебя, судья решила, что ты до сих пор невменяем и решила все-таки дать тебе арест. Ну, хоть десять суток вместо пятнадцати.
– А я был невменяем?
– Да, я же говорю, ты был какой-то странный. Взгляд у тебя был жуткий, отсутствующий какой-то. На суде ты так ничего и не сказал, просто молчал и всё. Я вообще не пойму, чего ты на того парня накинулся вообще?
– Точно не помню, но, по-моему, он приставал к Милагрос.
– К кому? Ты имеешь в виду ту смуглую девушку? Ну, так она ведь вместе с ним была.
– Не знаю, кто там с кем был, но я говорю о нашей Милагрос, из отдела персонала.
– Мда… Похоже ты действительно крепко накидался в тот вечер. А может тебя еще и в спецприемнике по голове ударили? Какая еще Милагрос из отдела персонала?
– Как какая? Новая девушка, на должности медиатора.
– Если бы у нас в конторе появилась девушка с таким странным именем, то я точно знал бы об этом. Не забывай, там моя Маринка работает.
«Моя Маринка». Он же только собирался за ней приударить на празднике, а теперь она уже «его»? Выдает желаемое за действительное, или я чего-то не знаю?
– Погоди, это точно? Никакая Милагрос у нас не работает?
– Двести процентов.
– Ясно. Слушай, Лёха, мне бы сюда закинуть кое-что.
– Да, говори. Я тебе уже привез набор для умываний, не сообразил, что еще может понадобиться.
– Ручка под рукой? Записывай.
Я начал перечислять Лёхе всё, о чем мне рассказал сокамерник Саша, но охранник, сидевший за столом, показал руками жест «крест накрест», давая понять, что время разговоров истекло. Поэтому оставшуюся часть списка я выпалил не задумываясь, успевает ли Лёха записывать.
– Всё записал?
– Погоди. Чай, печенки, конфетки, – Леха начал перечислять конец списка, – И книги. Это всё?
– Кстати, о книгах – вези их больше. Мне осталось тут восемь суток, так что восемь книг легко прочту.
– Какие жанры?
– Давай фантастику. Если что-нибудь о скачках во времени, то будет совсем здорово.
Континуум
Наверное, каждый когда-нибудь замечал неравномерность течения времени. Иногда оно несется как сумасшедшее, а иногда, словно совсем останавливается. Конечно, это все из-за особенностей человеческого восприятия. Когда мы заняты чем-то увлекательным или веселимся, то время пролетает совсем незаметно. Если же просто ждать или осуществлять однообразные действия, то каждая минута тянется раз в десять дольше обычного. Поэтому люди не любят стоять в пробках и ехать на общественном транспорте. Нам кажется, что в бессмысленных перемещениях в пространстве мы теряем уйму драгоценного времени, которое могли бы потратить на «великие» дела. Но потом легко проводим множество часов в блужданиях по интернету.
Здесь в спецприемнике время идет по своему собственному графику, под который вынуждены подстраиваться все, кто попал в камеру. Часы и телефоны запрещены к использованию во время пребывания под арестом и хранятся в ящике с личными вещами. Отсутствие возможности контролировать ход времени по приборам, проделывает странную штуку с внутренним ощущением времени.
Внутри каждого дня было только четыре деления на виртуальной шкале. Первое деление означало наступление восьми часов тридцати минут утра. Именно в это время дверь камеры с грохотом распахивалась, и охранник кричал с порога: «Завтрак!»
Первые два моих утра в камере, что я помнил, я соскакивал с верхней полки и чуть ли не бегом спешил положить в миску горячую кашу. Но постоянное пребывание в замкнутом пространстве очень быстро провоцирует появление ленного состояния и некоторой апатии. Поэтому в последующие дни заключения я предпочитал поспать лишние пару часов, чем есть невкусное и не всегда горячее подобие каши.
Второе деление приходится на час дня. Это время обеда. Как правило, именно в обед подавали что-то более-менее вкусное: котлеты, рыбу и суп. Обед почти никто не пропускал.
Третье и четвертое деления отмечали наступление шести и девяти часов вечера соответственно. В шесть начинался ужин, что чаще всего состоял из остатков обеда, а в девять можно было на пятнадцать минут выйти из камеры и связаться с внешним миром по телефону.
В обыденной жизни мы привыкли мерить время равными отрезками, каждый из которых разбивается на отрезки поменьше, но все равно равные. Эти отрезки различаются по скорости. Секунды самые быстрые, минуты немного медленнее, а из часов, как самых долгих, складываются целые сутки. Месяцы и годы нас уже волнуют не так сильно. Эти временные рамки слишком долгие для нас.
На часы, минуты и секунды мы смотрим как бы со стороны, а месяцы и годы, это почти как место, потому что мы воспринимаем себя внутри них. А день, это единица времени равная человеку и длится он от момента пробуждения до засыпания.
Но здесь в спецприемнике день равняется не человеку, а месту – камере. Поэтому тут можно находиться внутри дня. От постоянного безделья сутки разбиты на несколько циклов сна. Это и стандартный ночной сон, и послеобеденная дрема, и часок-другой сновидений в вечернее время.
А отрезки между делениями, на которые разбит день, не только не одинаковы, но и еще их субъективная продолжительность может варьироваться произвольно. Как правило, начало очередного отрезка протекает достаточно динамично, так как наполнено событиями. Но с приближением следующего деления, время, кажется, совсем замирает.
Например, если игнорировать завтрак и ухватить пару дополнительных часов утреннего сна, то после половины девятого утра эти часы пролетают вовсе незаметно. После пробуждения течение времени замедляется, но все равно остается стремительным. Ведь на этот период приходится некоторое количество действий: вызов охраны с целью набрать кипятка, приготовление скудного завтрака из быстрорастворимой лапши, гигиенические процедуры разного характера и несколько чаепитий.
Но с приближением деления, обозначающего обед, время полностью останавливалось. Вроде бы столько всего сделано с утра и желудок точно знает, что сейчас откроется стальная дверь, и голос охраны объявит о наступлении времени трапезы. Но этот момент никак не хочет наступать. По прикидкам, когда до обеда остается не больше получаса, то внутренний таймер начинает отсчитывать целые часы. Один час, два, три, а обед всё никак не наступает. И тут не столько важен сам прием пищи, сколько осознание того, что время сдвинулось вперед еще на один отрезок и на этот отрезок ты становишься ближе к освобождению.
Влипнув в застывшее время, ты отчаиваешься вообще когда-нибудь дождаться того, что день продолжится и у тебя останутся шансы увидеть следующий. И в этот момент время снимается с вечной паузы и с громким лязгом открывается дверь камеры.
Единственный инструмент способный стабилизировать скорость временного потока, это книги. К сожалению, Лёха поначалу принял за шутку мою просьбу привезти сразу восемь книг и решил, что трех будет вполне достаточно. Поскольку две книги были весьма малого объема текста, то на прочтение всех привезенных романов мне понадобилось лишь двое суток. На исходе второго дня, во время вечернего звонка я сообщил Алексею о его ошибке. В следующий вечер он привез мне пять книг, но в течение целых суток мне пришлось испытать максимальное воздействие местного мутировавшего потока времени.
Я пытался занять себя, чем только мог, но наполнить день событиями это почти не помогло. Попытка поучаствовать в беседах с сокамерниками не увенчалась успехом. Поскольку основная масса содержащихся в спецприемнике была задержана за нетрезвое вождение, то их любимой темой для разговоров было подробное обсуждение тысячи и одного способа не попасться пьяным за рулем. Мое рациональное предложение не садиться за руль пьяным не встретило абсолютно никакого понимания. Почти все кроссворды и сканворды в толстом потрепанном сборнике были уже разгаданы, а с теми, что остались, я справился не больше чем за полчаса.
Я пытался проанализировать уже прочитанные книги, особенно те их части, что касались прыжков во времени. Но какой либо вразумительной пищи для размышления они не дали. Описание путешествий между эпохами сводилось к тому, что главный герой просто попадал из настоящего в будущее или прошлое. Основной сюжет книг был построен на том, что умный и находчивый персонаж применял технические знания для того, чтобы одержать победу над сильными, но бестолковыми немытыми варварами, или хитростью и смекалкой обманывал жутко умных потомков, играя при этом самые ключевые роли во всех значимых политических и социальных событиях.
Откуда у главного героя этих книг, что всегда преподносился авторами как обычный парень, возникали особые аналитические способности и высокодуховные моральные принципы, объяснялось примерно в том же ключе, как и процесс его путешествия сквозь время. То есть, совсем никак.
Однако бесплодные попытки найти хоть какие-то подсказки о парадоксах времени в анализе прочитанных книг подвигли меня перейти к самостоятельным размышлениям на эту тему. И мои псевдофилософские изыскания привели меня к достаточно странной теории.
В тот день я размышлял так:
«Что вообще такое время? Это некое измерение, которое можно условно разложить на три составляющих: прошлое, будущее и настоящее. Притом, это измерение довольно странное, ведь прошлое, это то, что уже не существует, а будущее еще не произошло и тоже, по сути, является ничем. Например, если взять условный отрезок из трех секунд, то одна из них уже исчезла, став прошлым, а будущая еще не наступила и не стала ни чем. Единственно существующая секунда это секунда настоящего. Но секунда, это всего лишь удобный для измерения небольшой отрезок времени. Если разбить его на другие неизмеримо малые отрезки, то вся секунда будет состоять из мгновений уже несуществующего прошлого и еще не случившегося будущего, а само настоящее просто исчезнет где-то на границе перехода между прошлым и будущим. Напрашивается вывод: настоящего попросту нет, есть только прошлое и будущее. Но если прошлое это ничто, так как уже не существует, а будущее еще не стало чем то, то получается, что само время, как измерение, состоит из сплошного несуществующего ничего, а значит, не существует и само.
Измерение. В отличие от длины ширины и высоты, параметров которые можно измерить, время появилось лишь после того, как его стали измерять. И существует оно только в сознании людей с часами. А здесь в камере, где нет ни одного хронографа, под потолком круглосуточно светит лампа, а зимний день за окном так скоротечен, что его почти невозможно заметить, даже биологический цикл сна и бодрствования сбивается в непредсказуемый ритм.
Эфемерность временного континуума тут заметна как нигде. Возможно, что именно эта особенность несуществующего измерения и сыграла со мной злую шутку, перекроив всю хронологию моей жизни.
Странно только то, что я продолжаю помнить прошлое, которого никогда не было и будущее, которое никогда не случится».
От окончательного сумасшествия, которое уже маячило на горизонте поисков ответов на вопросы вселенского масштаба, меня спасло своевременное поступление передачи от Лёхи с новыми книгами.
Слава богу, что среди этих книг не было ни одной о путешествии во времени. Зато одна из книг подкинула мне свежий материал для постройки теорий. В этой книге описывались события, происходящие в альтернативном варианте развития истории. Автор фантазировал на тему изменения всего мирового устройства, при условии победы во Второй Мировой войне нацистской Германии и Японии. Правдоподобность повествования подтолкнула меня к мысли о том, что параллельные вселенные существуют и по какой-то случайности я переместился из одной в другую. По крайней мере, эта версия не сводила меня с ума и хорошо вписывалась в стандартную логику.
Я строил предположения, почему параллельные вселенные не взаимодействуют друг с другом. Приняв за аксиому волновое устройство материи, я решил, что длина волн базовой материи параллельных вселенных отличается между собой самую малость. Чем больше различие в длине этой волны, тем дальше находятся друг от друга отдельно взятые миры.
Когда я, по невыясненным причинам, переместился из одной параллели в другую, то моя длина волны не совпадала с длиной волны этой вселенной. Именно поэтому я поначалу ощущал себя в реальности как в каком-то странном сне, а пространство казалось каким-то чужеродным.
Постепенно, частота моих волн синхронизировалась со здешней частотой и уже воспоминания предыдущего мира стали казаться мне размытым сновидением. В пользу этой теории говорил тот факт, что я действительно, каждый день забывал подробности параллельной жизни.
К сегодняшнему дню, когда до моего освобождения осталось меньше десяти часов, я помню лишь мутные обрывчатые миражи: снег и мороз, звенящий бубен шамана и неразличимое лицо в маске как у врача. Единственное, что не стерлось из моей памяти, это образ смуглой девушки со странным именем Милагрос. Я помню её широкие скулы, помню вьющиеся черные волосы и глаза, похожие на два бездонных колодца.
Я сел на кровати. Сегодня меня отпустят.
Странная тревога вдруг начала беспокоить меня. А что если я перепутал дни? Что если освобождение не сегодня, а завтра? Или вообще послезавтра.
Без часов и календарей, отсчитывать дни и даты приходится по сменам охранников. Их всего три. Чтобы прогнать внезапную тревогу, начинаю отсчитывать количество смен в обратном порядке до дня моего прихода в себя уже в камере. Нет, я зря беспокоюсь. По всем подсчетам меня должны отпустить именно сегодня ночью.
Я встал с кровати и пошел к чайнику. В камере постоянно происходит ротация состава задержанных и к настоящему моменту уже не осталось никого, с кем я начинал свой срок заключения. Естественно, как только освободилась нижняя кровать, я сразу переехал на неё с верхней, избавив себя от неудобных спусков и подъемов по железной лестнице.
Я беру чайник подхожу к двери и привычно луплю по ней кулаком, привлекая внимание охраны.
– Кто?
– Вторая!
– Чё надо?
– Кипяток!
– Минуту!
Краткий диалог сквозь дверь камеры, это неотъемлемый ритуал чаепития. Дверь распахнулась и я увидел охранника сегодняшней смены, которого за глаза я прозвал «Весельчак».
– Пойдем.
Я прошел ставший уже привычным путь до продуктового блока и, подставив чайник под титан, открыл кран.
– Мог бы и потерпеть, – проворчал охранник, – Все равно ночью выходишь.
– Захотелось в последний раз испить чая из знаменитого титана. Так сказать, титанический чай.
Охранник рассмеялся, тряся полными щеками. Я прозвал его весельчаком за талант смеяться над чем угодно, а вовсе не за способности шутить. Эта сомнительная шутка веселила его всю обратную дорогу до камеры.
– Титанический чай, – охранник хмыкнул последний раз и закрыл дверь после того как я переступил порог камеры.
Заварив в кружке пакетик чая, я стал собирать в пакет все вещи, что мне уже не пригодятся сегодня. Старался забрать абсолютно все. Говорят, что нехорошая примета забыть что-то в камере. Может появиться кармическая вероятность вернуться сюда снова. Я конечно не особо суеверен, но лучше не испытывать судьбу лишний раз.
Кажется, я собрал практически все. Вне пакета только кружка, из которой я планирую выпить чай и сланцы, что сейчас на моих ногах. Думаю, что не забуду забрать кружку в последний момент.
Я с наслаждением сделал большой глоток горячего чая. Интересно, буду ли я также сильно любить чай, как выйду отсюда? Ранее я не отличался любовью к этому напитку, чаще предпочитая сок или минералку.
Странно, но за короткий срок, проведенный в этой камере, она стала мне даже какой-то родной. Словно целая жизнь прошла в этой небольшой комнате. Первые пару дней я чувствовал неудобство от соседства с незнакомыми людьми, особенно это касалось походов в туалет в углу камеры. Но как только выработалась привычка находиться в замкнутом пространстве, я даже почувствовал некий уют. Мне казалось, что за этими толстыми стенами тюрьмы я в полной безопасности. Что они надежно защищают меня от хаоса внешнего мира. От зимы, толп спешащих людей и информационных потоков.
Я непроизвольно дернул плечами, представив, сколько всего произошло в мире за время моей информационной блокады и какое количество новостей вывалится на меня почти одновременно.
Допив чай, я ощутил легкую истому и решил еще немного поваляться на кровати, в полном соответствии с уже установившейся привычкой постоянно лениться.
Уже лежа я смотрел на низ кровати надо мной и только сейчас понял, почему на этих лежанках так неудобно спать. Основа для матраса представляет собой решетку из сваренных металлических полос. Такая конструкция вполне оправдана. Она крепка и, наверное, её невозможно сломать. Но что помешало сборщикам кроватей поместить поперечные полосы поверх продольных? Ведь тогда вес тела распределялся бы более равномерно. Правда, нельзя исключать варианта, что текущая версия конструкции кровати сделана намеренно. Так сказать, в качестве дополнительной меры наказания и исправления. Типа: «А ну-ка, дружок, поспи на продавленном матрасе на двух твердых полосках. Испытай незабываемые ощущения и подумай, стоит ли еще раз нарушать закон».
Мои глаза стали слипаться. Это хорошо, немного вздремну, и время ожидания свободы сократится.
Я повернулся на левый бок носом к стенке и немного поерзал, пытаясь комфортнее устроиться на неудобном ложе.
Едва я успел задремать, как мне начал сниться сон. Очень необычные ощущения от смеси сознательных реакций и сновидения. Понимаю, что лежу на кровати с закрытыми глазами, но мне снится, что я смотрю на стену. Неровно окрашенная стена постепенно растворяется, превращаясь в клубы серого тумана. Туман рассеивается, и я вижу вместо стены продолжение кровати, будто она шире в два раза. Нет, это не кровать выросла в размерах, это просто зеркало, что теперь вместо стены. Но в отражении, по ту строну стекла, я вижу не себя, а Милагрос.
Она лежит, в точности копируя мою позу, и смотрит на меня своими бездонными колодцами зрачков. Странно, как она оказалась в спецприемнике?
– Найди меня, – едва слышно шепчет она.
Я хочу кивнуть ей, но у меня получается лишь закрыть глаза в знак согласия. Едва мои веки смыкаются, я проваливаюсь в темноту.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.