Текст книги "Сны о чём-то большем. Сборник рассказов"

Океан

Холодный, всепожирающий Океан выглядит бескрайней вселенной, новым миром, который ведом далеко не каждому. В нем было нечто успокаивающее, что заставляло людей приходить сюда. Один за одним, словно к некой Мекке, которая должна даровать нечто такое, что никто не сможет предоставить. Чем больше смотрели они на Океан, тем больше погружались в некую фантасмагорию, ирреальное ощущение бытия, понятное только на подсознательном уровне и не поддающиеся какому-то описанию. Пейзаж вокруг этого монстра был пуст и безжизненным – мокрый песок, многочисленные камни, раздавленные под грузом воды. Он простирается до бесконечности, образуя визуальную галлюцинацию. Пляжная полоса огибала Океан и превращалась в огромную стену, которая должна закрывать берег от чего-то необыкновенного и опасного. Волны поднимались все выше и обрушивались на землю, словно желая сломить ее, уничтожить, доказать свое превосходство. Во всем этом прекрасном многообразие была лишь одна деталь, которая дополняла и без того прекрасный образ некоего трипа – голое дерево, вокруг которого росла изумрудная трава. Само деревце было маленьким, неказисты. Оно имело багровый цвет, а при детальном рассмотрении создавалось ощущение, что оно создано из крови тех, кто пришел к Океану и растворился в нем. Это дерево потрясало всех тех, кто осмеливался подойти к водяному монстру. Своим неописуемым безобразием и уродством оно заставляло всплывать в мыслях картины Босха – такие же ужасные и прекрасные одновременно. У него и лежали вещи тех, кто пришел сюда. Океан не пускает к себе в бренной одежде. Ему было противно ощущать, что в нем пытается раствориться тот, кто не смог отказаться от своей прежней, невероятно приземленной и отвратительной жизни. Таких Океан отвергал сразу. Однако все ее оставляли. Никто не может противостоять его зову. Были и те, которые пытались бросить вызов этому исполину. Те были раздавлены, как и камни, которые страдали каждый божий день, словно Прометей, гниющий до скончания времен. Редкий человек мог уйти оттуда. Но в его голове навсегда застревал тот образ холодного ветра, капель воды на лице, окоченевших пальцев и того чувства ужасающего благоговения перед всемогущим Океаном. В конце концов, и они возвращались, рано или поздно. Ведь морской монстр, завлекающий неведомым обещанием заберет всех.

Девушка, которые никто не видел, тоже пришла сюда за ответами. Лучи Солнца, которые никогда не греют, пробивались через облака и играли на ее белоснежном худом лице, стараясь залезть в ярко-голубые глаза. Она прищурилась и отвернулась от света, пожалев, что не взяла с собой солнцезащитные очки. Девушка почувствовала, что ее пальцы начинают коченеть от морского ветра, присущего этой нордической местности. Она многое слышала об Океане. Как и другим до нее, ей казалось, что все это не более, чем легенда, детские страшилки, которые читают непослушным детям. Но Она уже начала чувствовать, что теряет связь с реальностью, погружаясь в кошмарный сон. Бескрайний океан смог напугать ее до дрожи, мозг начал биться в панике, вся история жизни, постепенно, уходила все дальше и дальше из ее памяти, пока окончательно не ушла в небытие. Вокруг кровавого дерева лежала разная одежда. Девушке это показалось логичным. Ей самой захотелось раздеться, она почувствовала дискомфорт и стыд. Однако, в мозгу прозвучал громкий, как взрыв бомбы, звук, некий знак стоп, мигом вернувший ее в обратное состояние. Девушка мигом одумалась идти на эту глупость. Она ужаснулась, когда посмотрела на свои серебряные, бликующие на свете, часы. Прошло слишком много времени. Все стало выходить из под контроля. Девушка уходит с пляжа, стараясь не замечать пугающую красоту морской природы. Может, она еще не готова? Океан разбушевался, срывая зло на камнях, создавая все более и более беспощадные к земле волны. Казалось, что они смогут снести все живое, если только постарается. Девушка обернулась посмотреть на Океан в последний раз, чисто интуитивно. И тут, ее сознание отключилось. Пришло то самое спокойствие. Она увидела бесконечный пляж, превращающийся в гаргантюанскую стену, прекрасное в своем безобразие дерево и Океан, столь сладко шепчущий ей обещание. Девушка, на этот раз без сомнений, сняла пальто и бросила его к дереву – жертвенному алтарю водного монстра. С каждым шагом она снимала с себя одежду, пока не подошла к воде вплотную, оставшись нагой. Аккуратное тело цвета слоновой кости покрылось мурашками, однако ей не удавалось понять причину. Она вступила в воду, чувствуя единство, столь желанное чувство, которое искала всю свою ненастоящую жизни. Фантасмагория стала реальностью, Раем на земле. Девушка остановилась на одну секунду. Не больше и не меньше. Затем, в ней уже не было сомнений – она окунулась с головой и больше не поднялась. Единая со всеми ее предшественниками, она стала новой волной, идущей навстречу камням.

Мир Ами

В маленькой комнатушке царит хаос: валяются книги, не убрана постель, солнечный свет пробивается в комнату через грязное окно, показывая летающую пыль. Бежевые стены были украшены лишь полками, которые уже ломились от количества книг. Старый патефон играет украденную пластинку Жоржа Делару. Эми Морье частенько воровала пластинки. Несмотря на столь нежный десятилетний возраст, она успела украсть около пятнадцати различных пластинок. Среди них были и Жан Константин, и уже упомянутый Делару, и Эдит Пиаф, и особенно дорогой ее сердцу, Жан-Люк Бенуэль. Каждый раз, она включала его песни и читала очередную книгу, словно пропадая в многочисленных сюжетах, эпитетах, диалогах и изречениях. Эми, или как ее называли одноклассники, Ами, любила проводить время в одиноком домике отца ее отца, знаменитого и многоуважаемого профессора Антуана Морье. Здесь он и пытался вдолбить любовь к философии своему сыну, отцу Ами, Жульену Морье, который, в отличие от своего предка, остался простым учителем, неплохим, но до величия «Оратора» Морье ему было далеко. По сути, ему было достаточно и этого, Жульен был хорошим человеком и учителем, который просто хотел, дабы его оставили в покое. Антуаном же двигала гордыня и желание создать некую династию, хвастать своим сыном перед коллегами. Они частенько ругались на этот счет, пока в один день разочарованный старый профессор, со словами: «Я умываю руки», не ушел из дома своего разочаровывающего сына. Но, когда на свет появилась Ами, а жена Жульена умерла, Антуан был тут как тут, надеясь, что уж с внучкой все выйдет. В какой-то мере он не ошибся. У Ами был особый склад мышления, который как нельзя лучше подходил для философии, но направлять всю свою силу в это русло не желала. Ей больше нравилось фантазировать и пропадать в как придуманных другими людьми, так и ей самой мирах. Больше всего она любила, когда отец отвозил ее в старый домик посреди золотистого поля ржи. Если проделать совсем недолгий путь, то можно прибежать к песчаному берегу моря, маленькой пристани, к которой была прибита старая, но еще держащаяся на плаву лодка, а также качелям, которые поставил здесь отец. Голубая краска успела полопаться, но в целом состояние было весьма недурным. Ами частенько ходила туда, когда ей надоедало сидеть дома. Отец часто оставлял ее там, а сам уезжал по делам, приезжая ближе к вечеру. Ей казалось, что это такая игра, что она должна сама найти себе развлечение и придумать нечто этакое, странное, что сможет вдохновить ее саму. Возможно, ее ждет судьба Бенуэля, если она будет постоянно стараться?

На следующий день Ами была уже в школе. Серые стены цвета асфальта, черная дверь, словно созданная из нефти, бурая доска – ничем не примечательный класс. Она ничем не выделялась на уроках, но с учебой у нее проблем никогда не было. Она частенько рисовала в тетрадях ее любимый пейзаж, добавляя какие-либо интересные детали к нему – большого кита, выпрыгивающего из горизонта, огромную закольцованную лестницу-горку разных цветов. Они постоянно менялись, каждый раз, когда проходишь очередной круг, лестница окрашивалась в нечто новое. Прекрасная лестница Эшера. Ами впервые услышала это, когда сидела за столом с отцом и дедом. Тогда они снова начали ругаться. Антуан, со свойственной ему грацией, положил столовые приборы на стол, приложил салфетку к губам и начал разговор со своим сыном:

– Жульен, ты понимаешь, что весь твой потенциал был выкинут из-за твоего нежелания его развивать?

Молодой учитель же просто проглотил кусок говядины, хлебнул вина и продолжил трапезу, как ни в чем не бывало. Ами с интересом наблюдала за этим процессом. Антуан смотрел, не скрывая улыбки. Потом, откинулся назад, но не развалился.

– Твоя жизнь, как лестница Эшера. Бессмысленная и однообразная.

– Прекрасная лестница Эшера, – поправил сын отца.

– Ах, хорошо, что Поли умерла так рано. Гораздо больнее было бы наблюдать за тем, в кого ты превратился и куда тянешь свою дочь.

Жульен всегда был спокойным человеком, но как и любой, тот имел болевые точки, на которые можно надавить и вывести из себя. Он сжал столовые приборы, медленно положил их на стол и сказал, ласково:

– Эми, солнышко, выйди, пожалуйста.

– Сиди, Эмилия, – указал Антуан девочке, – пусть сидит и наблюдает.

Ами просто встала и вышла из-за стола, но пошла не к себе в комнату, а стояла у стены и слушала. Ей не хотелось обижать отца, но и любопытство брало свое.

– Пошел вон из моего дома.

– Хочешь сказать, я не прав? Ты профукал все свои шансы стать кем-то, а теперь тянешь и свою дочь в Тартар?

– Мне нет дела до твоей правды. Собирайся и вон.

– Я давно умыл руки. Ты мое разочарование, Жульен, – говорил Антуан на повышенных тонах, – я прихожу сюда исключительно из-за Эмилии. Позволь ее обучать, пока она не стала такой-же, как и ты.

Сына насмешили слова отца.

– Ты правда думаешь, что я отдам свою дочь старому, тщеславному индюку, который только и ищет, чем бы еще потешить свое непомерное эго?

Отец дергнул бровью.

– Не ставь себя выше меня, – Антуан стал ходить из стороны в сторону. Жульен задел его больное место, ведь «Оратор» Морье считал себя не только прекрасным философом, но и хорошим отцом, – да, у меня были проблемы с твоим воспитанием, зато я не оставлял тебя одного в своем доме на отшибе цивилизации!

– Ну да, – кивнул Жульен, – ведь это хуже, чем оставлять ребенка одного с твоими шлюхами.

Момент, тишина. Антуан грозно выходит из комнаты и идет в парадную.

– Уже уходишь? – съязвил сын, чувствуя, что победил отца, ведь тому ответить было нечего.

– Надеюсь, что ты падешь еще сильнее.

– Надеюсь, что в том месте, куда паду я, больше не встречу тебя.

Антуан ушел, хлопнув дверью, побежденный своим «разочарованием», которым он на секунду, ровно на одну, возгордился. Ами стало грустно, что такое происходит, как ей кажется, из-за нее.

– И чего же ты стоишь, mein Mädchen?

Он всегда называл свою дочь на немецком, так как страшно любил все, что связано с Германией.

– Вы поругались из-за меня?

– Нет, что ты. Просто повздорили. Пойдем, поужинаем и пойдем спать.

– Пап? – спросила Ами, глядя щенячьими глазами, – я тоже разочарование?

Отец рассмеялся и поцеловал любимую дочь в лоб.

– Нет, ты самая лучшая. Пойдем кушать, а если будешь слишком об этом думать, то станешь таким же индюком, как твой дедушка, – сказал Жульен и начал пародировать своего отца. Ами захохотала, настроение мигом поднялось и атмосфера стала гораздо более дружелюбной.

Прошла неделя, «лестница Эшера» была серой, почти не было новых красок, но когда Ами «спускалась по горке», то все стало ярко-золотым, к ним в школу пришла знаменитая Коллет Жад – поэтесса, бывший учитель этой школы. Она заразила всех своей энергетикой, внешностью, кошачьей походкой и стихами, которые до конца Ами не было дано понять, но она знала, что вчитываясь и вслушиваясь в них так часто, как может, то обязательно поймет всю глубину этих произведений. По пути домой, юная Морье решила, что обязательно должна украсть сборник стихов мадмуазель Жад.

Огромный книжный магазин, в котором так легко потеряться и не вернуться напоминал Ами огромный лабиринт Минотавра – не заблудись, укради и не попадись. Нельзя сказать, что они были бедны или отец запрещал ей покупать книги. Скорее, ей просто было в удовольствие это маленькое приключение, о котором она могла бы вспоминать потом, как это делают взрослые. Вначале Ами ходит по закаулкам, не привлекая внимания. Ее сумка слегка приоткрыта, оттуда виднеется темно-розовый платок, скрывающий содержимое полной, как казалось окружающим, сумки. Девочка подходит к нужному ей стеллажу. Она знала, куда продавцы ставят те книги, которые ей были нужны. По пути озирается периферийным зрением. Убедившись, что вокруг никого нет, спокойно находит нужную ей книгу, берет, ставит на место взятой другую и уходит за стеллажи, где быстрым, отточенным движением прячет украденное и уходит незамеченной. Путь Ами лежал мимо рядов, на которых была выставлена классическая американская проза. Взгляд наткнулся на книгу «Моби Дик», которая, спустя несколько мгновений, оказалась рядом со сборником стихов.

Деларю играл в комнате, где лежала Ами, болтая ногами и читая Моби Дика. Как говорил ее дед, у молодой Морье была способность, страсть читать и понимать со скоростью «падения Европы в Средние века». Ами не очень понимала значение этого выражения, потому и пропустила его мимо ушей. Она крайне быстро прочла произведение и ушла в себя. Ей казалось, что Моби Дик и капитан Ахав идеально дополняют друг другу, невозможные порознь. Ей захотелось найти своего кита, увидеть и оцепенеть в священном трепете перед видом того, что тебя дополняет. Она словно услышала зов ее команды, которая зовет на борт корабля. Ами выбегает и теряется в золотом поле, стараясь найти выход, ориентируясь исключительно на крики ее команды. На пристани был огромный корабль, люди уже ждали юного капитана. Ами ступила на палубу и наблюдала за багровым закатом.

Раскаты грома, вспышки молний, огромные массивы воды били людям в лицо, корабль шатался из стороны в сторону, но никого не укачивало, ведь в команде Ами лишь самые матерые моряки. Погода становилась всё более жуткой, но юная Морье и не думала остановиться или поворачивать назад, она так сильно хотела увидеть Моби Дика, отражение ее сущности, что напрочь позабыла обо всех опасностях. Однако, море становилось все злее и злее, а корабль все менее и менее прочным. Ами стала такой же одержимой, как и Ахав, однако не из чувства мести, но из желания найти нечто, что является потерянной частичкой целой сущности Ами. Она не задумывалась о том, что сделает, когда все же найдет кита. Ей казалось, что когда это произойдет, то все будет ясно. Наконец, спустя несколько минут, которые казались мучительными часами в бесконечном водном аду, как вдруг, белый, еле заметный хвост показался вдалеке.

– Полный вперед! – прокричала Ами, безуспешно стараясь переплюнуть водную стихию в уровне шума. Однако команда поняла ее на каком-то подсознательном уровне. Корабль поплыл за китом, но волны поднимались одна за другой, стараясь перевернуть корабль. Удар, еще и еще – судно терпит крушение, для Ами все заканчивается видом конца ее путешествия и помутнением взгляда.

Ами проснулась на берегу, где была старая шлюпка, маленькая пристань и качели. Она недоумевала, что это было? Сон, галлюцинация или сказочная реальность, поражающая своей естественностью? Вдалеке, почти на горизонте, Ами увидела тот самых хвост Моби Дика. В ее памяти появились картинки, словно это он спас ее от неминуемой гибели далеко от отчего дома. «Мы еще встретимся» – подумала про себя юная Морье, надеясь на скорую встречу и гадая, как реальность для нее может быть такой прекрасной и необычной и уничтожающе отвратительной для других?

Жизнь шла своим чередом, в ней почти ничего не менялось. Даже Антуан приходил каждую пятницу и ругался с Жульеном. Видно, такой круговорот нравился даже им, пусть они этого не осознавали, либо предпочитали не показывать. В эту же пятницу она снова украла пластинку, где ее чуть не поймали. Продавец взял Ами за руку, когда она проходила мимо него, пряча в большой сумке музыку Делерю. В этот день была толпа, которая спасла Ами. Юная Морье просто выдернула руку и затерялась в толпе. В состоянии аффекта, она оказалась в каком-то переулке, который раньше не замечала. Кирпичная лестница из красного кирпича, ведущая к бетонной стене. Видно, там когда-то находился вход, но его замуровали. С течением времени, серый бетон покрылся грязью, а некоторые кирпичи были со сколами. Она увидела и старую стеклянную вазочку, расписанную различными красками. В голове Ами вспыхнули слова: «Жан-Люк пошел к старой кирпичной лестнице, ведущей к давно замурованному входу в здание. Дорога в никуда. Спокойное место, где никого нет.» Внезапно, ее озарило, это же то самое место, где Бенуэль сидел со своей девушкой, место, где он творил! Юная Морье подбежала к этому месту и увидела ту пепельницу, которую он принес сюда, дабы не мусорить вокруг. Уже старая, но еще крепкая и по-прежнему прекрасная, она стояла в месте, где нет ветра и разбиться не сможет. К тому-же, пепельница была закреплена в какую-то дырку в камне, а рядом с ней были написаны слова: «Место, для следующих за Жан-Люком» и подпись, которую Ами не могла разобрать. Она просидела на этом месте до вечера, читая сборник стихов Коллет Жад и наблюдая за улицей, испытывая странное и неописуемое чувство огня внутри нее. Ей хотелось творить, создать нечто настолько прекрасное, что каждый человек на Земле будет испытывать тоже, что и она в данный момент. На улице уже стемнело и, заметив это, Ами быстро побежала домой, счастливая, как никогда раннее.

Снова ужин, в молчаливой компании двух непримиримых соперников. Но ей не было до этого дела, девочка лишь сидела и вспоминала свой новый укромный уголок. Теперь, у нее два места, где можно побыть в своих грезах. Возможно, став немного старше, она тоже начнет творить? Ами раззадоривала себя этой мыслью, она не могла сидеть на месте, постоянно ерзала, предвкушая момент, когда снова окажется посреди бесконечного золотого поля. Быстро доев, юная Морье, пожелав всем доброго сна, убежала в свою комнату. Счастливая, она ворочалась в постели, не могла заснуть, думая о завтрашнем дне. Как оказалось утром, дед дал запрет ездить им в тот дом, поэтому для юной Морье эти выходные будут последними, проведенными в домике. Возможно, она туда еще вернется, но когда это случится не знал никто.

Ами стояла не берегу. Вокруг пейзаж не изменился, но для нее все стало другим. Ей хотелось плакать. Она больше не увидит золотого поля ржи, бескрайнего моря, в котором обитает ее Моби Дик, не сможет покачаться на качелях, глядя на старую лодку. Ее круговорот прервался, Ами пошла к своим качелям, но на ее месте увидела бесконечную лестницу-горку, ее лестница Эшера, которую она часто рисовала. Юная Морье вступила на лестницу и пошла вверх, наблюдая за ответвлениями от лестницы. Сев у одного края, она посмотрела вниз, удивляясь, как смогла так высоко забраться. Немного сомнений, глубокий вдох и Ами скользит, выделывая немыслимые пируэты в воздухе, радуясь и крича, вся палитра цветов отражалась в этой маленькой мечте – нескончаемом круговороте, где каждый раз, она могла найти нечто новое. Внезапно, девочка приземлилась на песок. Юная Морье посмотрела на свою прекрасную «лестницу Эшера», которая прервалась и выбросила ее на берег. Она почувствовала, как слезы катятся по ее щекам. Ами отвернулась и пошла в свой дом. На мгновение, решила повернуться, но вместо огромного чуда, увидела лишь старые качели, которые когда-то поставил ее отец. Юная Морье заходит в пыльный дом, стараясь запомнить каждую деталь. В своей комнате, она поставила Делерю, композицию «Camille», слушала ее нескончаемо долго, но читать, как это обычно делала, не стала. Ами легла на кровать и начала писать о том, что с ней произошло, стараясь выплеснуть все свои эмоции. Через некоторое время, она поняла, что идет по правильному пути и теперь может спокойно творить в новом для себя месте, следуя за своим идеалом. Новые мечта юной Морье.

Советский рассказ

Группа хиппи иногда веселила нас своими попытками философствовать на важные, каким им казалось, темы. Зачастую, это не выходило дальше бреда человека, существующего в кислотном трипе большую часть времени. Даром, что один из них как раз был студентом философского факультета. А может быть, мы просто нихера не секли в философии. Все это казалось нелепой бравадой людей, которые не испытывали ничего тяжелее привода в отделение за хулиганство. Потому мы смотрели на них немного свысока. Их сленг нас тоже забавляет. Ваня говорил о них исключительно с презрением:

– Нихера они не хиппи, – толковал он, выпуская смолянистый дым крепких папирос, – Думаешь, кроме одежды и всяких словечек, типа «флэт» у них есть что-то? Хер там. Никто из них не пойдет хипповать, сразу зассут. Помню я, – Ваня улыбнулся, ностальгируя по былым временам, – В Москве были настоящие хиппи. И на трассе были, и хипповали и со двора ист. фака их развозили по отделениям. Мда, настоящие мужики. А эти что? – он сделал указательный жест рукой, указывая куда-то в пространство, – Первый наряд – и как тараканы по углам. Философы хреновы.»

Ваня был обычным белгородским парнем, успевшим и отслужить, и отработать пару лет на заводе. Порой не понятно, что он делал с нами, людьми, которые были младше лет на восемь. По сути, Ваня патронировал нас, то хваля, то отвешивая оплеухи. Он подобрал многих из нас. Непонятно, зачем ему это нужно, но худо от этого никому не было. Большая компания дробилась на маленькие кучки, в которых, с редкими изменениями, были одни люди. Ко мне же всегда тянулись люди, которым давно пора лечь в психушку. Дима там уже был. Ничем не примечательный парень, разве что немного туповат. Он любил покричать о свободе, хотя это и было опасно. Даже просто говорить об этом на людях было чревато, что уж говорить о криках на площади Ленина. Слава Богу, мы успел забрать с его флэта самиздат и магнитоальбомы, а то Диме был бы пиздец.

Никто особо не знает, почему его определили именно в желтый дом. Пробыв там около трех месяцев, Дима, накачанный галоперидолом, вышел на свободу и был больше похож на призрак, во взгляде которого была пугающая пустота. Но, в овощь он не превратился, потому и был с нами. Были и гости с Дагестана – Аида и Якуб. Если Якуб переехал сам без особых проблем, то за Аиду чуть не случилось масштабной потасовки между нами и ее аварским тухумом. Чудом удалось избежать бойни в Академгородке. Ване пришлось ее чуть ли не засватать, чтобы она осталась здесь. Милая, тихая и странная. Она не особо отличалась от всех нас внутренне – такая же ебанутая на голову. Якуб был похож на Ваню почти всем, разве что говорил с акцентом, носил очки, был на несколько лет моложе, но при этом умнее и хитрее Вани в разы. Плохого здоровяк не замышлял, но было видно, что метит он куда выше, чем мы все. Была еще Ира – девочка с погранкой, которую притащил я. Крайне милая, она частенько была похожа на бедного котенка или щенка: застенчивая улыбка, детские глаза – в голове этого чуда уживались столько тараканов, что было страшно. То и дело она выходила из под контроля и начинала бузить так, что нам приходилось успокаивать ее. Все мы пошли на квартирник. Флет был где-то на Орджоникидзе. Два часа, может три, пока не приехали менты и не скрутили всех. Мы ехали на изрядно побитом «Икарусе». В руках Якуба был большой магнитофон, а в сумке куча касет. Людей почти не было, потому и путь мы проделали в полной тишине.

Флет был охуительно мелкий, но мы смогли уместиться. Через пять минут пришли хиппи. Якуб выругался на лакском. Аида наоборот, любила хиппи, потому и начала материться уже на аварском языке. Эти стычки были частым явлением, Ваня всегда старался пресекать их, хотя всем было понятно, что думает он на самом деле. Среди хиппи была одна милая девченка с венком на голове и гитарой в руках. Мне она понравилась, но подойти решил после. Квартирник начинался. Первой была эта девочка с прелестным голосом, карими глазами, длинными волосами и прекрасными губками. Она пела антивоенный гимн. Следом, выступали наши панки, изрядно бухие, что было обычным явлением. Я пошел за девочкой. Завязался разговор. Тами была из богатой семьи, но пошла хипповать и играть, как того требовала душа. Мы вышли на улицу, где я закурил. Немного поболтав, узнал ее адрес и номер. Общаг в этом районе не было, значит живет дома. Я взял ее за руку и притянул к себе. Поцелуй был страстным, как и ее движения. Улыбнувшись, мы пошли наверх, слушать других музыкантов.

Где-то через полчаса вбежал паренек, с криком: «Шухер! Мусора! Скоро будут!»

– Ну ебать, – сказал устало Ваня, пытаясь встать. Между криком студента и слов Вани жизнь застыла. Я обнимаю Тами, Ира нервно улыбается и мечтает, чтобы от нее отвалили хиппи, Аида, Дима и Ваня смотрели концерт, а Якуб говорил с кем-то из панков, обильно жестикулируя. Мы все ринулись вниз, единым потоком. Пришлось тащить за собой наших богатырей, желавших приключений на свою жопу, путем дачи пиздюлей ментам и отсидки в КПЗ, но мы не позволяли им это сделать. С Тами мы разминулись, не успев попрощаться.

Наша компания была уже далеко, потому можно было встать и перевести дух. Всех взбодрила эта пробежка. Мы курили и смеялись, потом заметили в руках Якуба магнитофон, который он успел прихватить, включили Летова и ушли отсюда прочь, ушли отсюда в ночь.