Текст книги "Юрий Гагарин. Один полет и вся жизнь. Полная биография первого космонавта планеты Земля"

Спутник имеет форму шара диаметром 58 см и весом 85,6 кг. На нем установлены два радиопередатчика, непрерывно излучающие радиосигналы с частотой 20,005 и 40,002 мегагерц (длина волны около 15 и 7,5 метра соответственно). Мощности передатчиков обеспечивают уверенный прием радиосигналов широким кругом радиолюбителей. Сигналы имеют вид телеграфных посылок длительностью около 0,3 сек., с паузой такой же длительности. Посылка сигнала одной частоты производится во время паузы сигнала другой частоты.

Научные станции, расположенные в различных точках Советского Союза, ведут наблюдение за спутником и определяют элементы его траектории. Так как плотность разреженных верхних слоев атмосферы достоверно неизвестна, в настоящее время нет данных для точного определения времени существования спутника и места его вхождения в плотные слои атмосферы. Расчеты показали, что вследствие огромной скорости спутника в конце своего существования он сгорит при достижении плотных слоев атмосферы на высоте нескольких десятков километров. ‹…›

В течение Международного геофизического года Советский Союз предполагает осуществить пуски еще нескольких искусственных спутников Земли. Эти последующие спутники будут иметь увеличенные габариты и вес и на них будет проведена широкая программа научных исследований.

Искусственные спутники Земли проложат дорогу к межпланетным путешествиям и, по-видимому, нашим современникам суждено быть свидетелями того, как освобожденный и сознательный труд людей нового, социалистического общества делает реальностью самые дерзновенные мечты человечества».

Общественный резонанс был ошеломляющим. Зрелище маленькой звездочки, бегущей в небе за пределами атмосферы, с неустанно передаваемым по радио «бип-бип-бип», быстро захватило внимание широкой аудитории, включавшей ученых, радиолюбителей, военных, агентов разведслужб и бесчисленных зрителей, взобравшихся на крыши со своими биноклями.

Советское политическое руководство торжествующе наблюдало, как, по выражению главы государства Никиты Сергеевича Хрущёва, «оценивающее любопытство западных стран сменяется восхищением, смешанным с завистью». Идеологическое клише «социализм – это и есть та надежная стартовая площадка, с которой Советский Союз запускает свои космические корабли», мгновенно утвердилось в качестве беспроигрышного козыря на международной арене.

Разумеется, Юрий Гагарин, интересовавшийся темой и выступавший с докладами о Циолковском, не мог остаться безучастным к событию. Позднее он очень эмоционально опишет свое состояние 5 октября 1957 года (цитирую по книге «Дорога в космос», 1961):

«Вечером, возвратившись с аэродрома, мы бросились в ленинскую комнату к радиоприемнику, жадно вслушиваясь в новые и новые сообщения о движении первенца мировой космонавтики. Многие уже наизусть знали основные параметры полета спутника: его скорость, которую трудно было представить, – восемь тысяч метров в секунду, высоту апогея и перигея, угол наклона орбиты к плоскости экватора; города, над которыми он уже пролетел и будет пролетать. Мы жалели, что спутник не прошел над Оренбургом. Разговоров о спутнике было много, его движение вокруг Земли взбудоражило всё училище. И мы, курсанты, и наши командиры, и преподаватели задавали один вопрос: „Что же будет дальше?“

– Лет через пятнадцать, ребята, – возбужденно говорил мой друг Валентин Злобин, – и человек полетит в космос…

– Полетит-то полетит, но только кто? – подхватил Коля Репин. – Мы-то к тому времени уже старичками станем…

Спорили о том, кто первым отправится в космос. Одни говорили, что это будет обязательно ученый-академик; другие утверждали, что инженер; третьи отдавали предпочтение врачу; четвертые – биологу; пятые – подводнику. А я хотел, чтобы это был летчик-испытатель. Конечно, если это будет летчик, то ему понадобятся обширные знания из многих отраслей науки и техники. Ведь космический летательный аппарат, контуры которого даже трудно было представить, разумеется, будет устроен сложнее, чем все известные типы самолетов. И управлять таким аппаратом будет значительно труднее.

Мы пробовали нарисовать будущий космический корабль. Он представлялся то ракетой, то шаром, то диском, то ромбом. Каждый дополнял этот карандашный набросок своими предложениями, почерпнутыми из книг научных фантастов».

В описанную реакцию охотно веришь. Хотя рассуждения выпускников-курсантов о том, кто полетит в космос, – это, скорее всего, проявление «ложной памяти», поскольку выглядят отголосками научных дискуссий в группе Владимира Яздовского, о которых Гагарин мог узнать постфактум, всё остальное вполне укладывается в общественно-культурную парадигму того времени: выпускники авиационных училищ интересовались не только самолетами и девушками, но и перспективой, рекордами, достижениями, ведь, по сути, высотная авиация и космонавтика – это тот же спорт, с той лишь разницей, что через технический прогресс выражаются новые возможности, которые страна может дать каждому своему гражданину.

Пока Юрий Гагарин сдавал выпускные экзамены и готовился к свадьбе, Сергей Королёв придумал очередной сюрприз для мировой общественности. Рассказывают, что советский лидер Никита Хрущёв, вдохновленный шумихой вокруг «Простейшего спутника», вызвал к себе руководителей научной части ракетной программы и предложил подготовить к 7 ноября, празднику 40-летия Великой Октябрьской революции, какой-нибудь необычный космический «подарок». Повторять запуск блестящего шарика не имело смысла, и тогда возникла идея отправить на орбиту одну из подопытных собак Владимира Яздовского, продолжавшего свои медико-биологические эксперименты на полигоне Капустин Яр. Все понимали, что поскольку системы сведения спутников с орбиты пока не существует, собака обречена… но чем не пожертвуешь ради праздника?

12 октября в ОКБ-1 поступило правительственное задание подготовить запуск «Спутника-2». Времени было в обрез, и новый космический аппарат создавался без проекта. Почти все детали изготавливались по эскизам, сборка шла не столько по документам, сколько по указаниям конструкторов и путем подгонки по месту. Одним из неожиданных, но вынужденных стало решение не отделять спутник от центрального блока «А», что позволило упростить конструкцию, используя для передачи телеметрических данных системы, которые стояли на самой ракете-носителе. Таким образом, второй искусственный спутник представлял собой всю вторую ступень.

Герметичную кабину для животного позаимствовали из программы Яздовского. Она представляла собой закрепленный на силовой раме алюминиевый цилиндрический контейнер, снабженный съемной крышкой со смотровым люком. Регенерация воздуха обеспечивалась применением специализированных соединений щелочных металлов, которые выделяли необходимый для дыхания животного кислород, поглощали углекислоту и избыток водяных паров. Поскольку в условиях невесомости конвекция отсутствует, была установлена система принудительной вентиляции. Корм и вода находились в металлическом резервуаре объемом три литра. Приспособление для фиксации животного в кабине (легкая тканевая одежда и фиксирующие металлические цепочки) ограничивало подвижность животного в кабине, но давало возможность стоять, сидеть и лежать. Движения животного регистрировались специальным датчиком.

Из десятка собак, очень схожих между собой, для подготовки к полету выбрали трех: Лайку, Альбину и Муху. Альбина уже дважды летала на ракете и честно послужила науке. У нее появились щенята, и сердобольные ученые решили больше не пускать ее в полет, назначив дублером. После долгих обсуждений решено было отправить в полет Лайку – двухлетнюю дворнягу, ранее носившую кличку Кудрявка. У нее была гладкая белая шерстка с черными симметричными пятнами на полувисячих ушах, коротенький хвост, тонкие и стройные лапы. Сотрудники группы Яздовского прозвали ее Лайкой за привычку лаять требовательно и звонко. Муха была зачислена «технологической собакой» – на ней испытывали всю измерительную аппаратуру и оборудование системы жизнеобеспечения.

Все три собаки были подвергнуты операции по выведению сонной артерии в кожный лоскут – там размещался датчик для измерения кровяного давления и пульса. Кроме того, к ребрам были подшиты датчики системы регистрации частоты дыхательных движений грудной клетки и снятия электрокардиограммы. Послеоперационный период протекал у собак под неустанным наблюдением ветеринара Екатерины Андреевны Петровой: она ежедневно перевязывала собак и проводила специальную «тренировку» выведенного лоскута с артерией.

Утром 31 октября 1957 года Лайку подготовили к посадке в спутник, провели гигиеническую обработку кожи разбавленным спиртом в местах выхода проводников от датчиков. В середине дня ее разместили в контейнере, а около часа ночи он был поднят на вертикально стоящую ракету. Сотрудники медицинской службы ни на одну минуту не отходили от Лайки. Стояла осенняя холодная погода, и пришлось подтянуть к контейнеру шланг с теплым воздухом от наземного кондиционера.

3 ноября 1957 года в 5 часов 30 минут 42 секунды по московскому времени с полигона Тюратам стартовала ракета «Р-7», которая вывела на орбиту высотой 225 км в перигее и 1671 км в апогее спутник с подопытной собакой на борту. Лайка стала первым живым существом, развившим космическую скорость. В сообщении ТАСС, появившемся на следующий день, говорилось:

«В соответствии с программой Международного геофизического года по научным исследованиям верхних слоев атмосферы, а также изучению физических процессов и условий жизни в космическом пространстве 3 ноября в Советском Союзе произведен запуск второго искусственного спутника Земли.

Второй искусственный спутник, созданный в СССР, представляет собой последнюю ступень ракеты-носителя с расположенными в ней контейнерами с научной аппаратурой. ‹…›

Общий вес указанной аппаратуры, подопытного животного и источников электропитания составляет 508,3 кг. По данным наблюдений, спутник получил орбитальную скорость около 8000 метров в секунду. ‹…›

По данным измерений, получаемым с борта спутника, функционирование научной аппаратуры и контроль за жизнедеятельностью животного протекают нормально.

Коллективы научно-исследовательских институтов, конструкторских бюро, испытателей и заводов промышленности, создавшие второй советский искусственный спутник Земли, посвящают его 40-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции».

Обращало внимание, что кличка «подопытного животного» не названа. Из-за этого возникла путаница – западные журналисты, которые не привыкли ждать, сами начала придумывать разные клички, ссылаясь на «заслуживающие доверия источники». Только 5 ноября советская пресса наконец сообщила, что космическую собаку зовут Лайка. При этом были названы и клички других собак, которые ранее совершали полеты на ракетах: «Альбина и Козявка, Рыжик и Малышка, Линда».

Надо еще отметить факт, который за давностью времени забылся: поскольку «Спутник-1» и центральный блок «А» ракеты, которая вывела его в космос, всё еще оставались на орбите, то получалось, что над Землей находятся сразу три искусственных спутника, созданных в Советском Союзе. Большего унижения для Соединенных Штатов Америки, которые готовились стать первыми в космосе, но пока не смогли стать хотя бы вторыми, трудно было придумать.

По каналам телеметрии ученые получили данные, что перегрузки прижали Лайку к лотку контейнера, но она была спокойна, не дергалась. Пульс, частота дыхания повысились в три раза, однако на электрокардиограмме не отмечалось никакой патологии. Потом все показатели постепенно стали приходить в норму. Медики из группы Яздовского отмечали умеренную двигательную активность.

В период движения по орбите наступило состояние динамической невесомости. Тело животного перестало давить на пол кабины, и Лайка легко отталкивалась от него – собака жила в невесомости, не испытывая дискомфорта. Значение этого факта для биологии было трудно переоценить! Ученые создали первый «обитаемый островок» в космическом пространстве и убедились, что существо, рожденное на Земле, может жить в принципиально новой среде обитания.

Предполагалось, что Лайка проживет на орбите не меньше недели. Однако конструкторы не учли, что герметичная кабина быстро нагреется под солнечными лучами, а сбросить избыточное тепло ей некуда и нечем – температура в кабине быстро росла, что в конце концов и убило собаку примерно на третьи сутки полета. Ее преждевременная гибель была надолго засекречена: 10 ноября появилось сообщение, что собака была усыплена «из гуманных соображений» добавлением снотворного в ее пищу.

Юрий Гагарин так описывал свои впечатления от запуска Лайки на орбиту:

«Читая в те дни газеты, описывающие полет второго искусственного спутника Земли, я размышлял: раз живое существо уже находится в космосе, почему бы не полететь туда человеку? И впервые подумал: почему бы мне не стать этим человеком? Подумал и испугался своей дерзости: ведь в нашей стране найдутся тысячи более подготовленных к этому людей, чем я. Мысль мелькнула, обожгла и исчезла. Стоило ли думать о том, что свершится, наверное, не очень скоро. Выпуск из училища, свадьба, отпуск, назначение в строевую часть были ближе, это был мой сегодняшний день. И всё же второй спутник Земли больно задел во мне какой-то оголенный нерв, и я вдруг понял, что жду чего-то, что обязательно должно прийти…»

Вероятно, те же самые мысли одолевали многих. Еще бы! Пропаганда сделала всё, чтобы увязать полет собаки с грядущим полетом в космос советского человека. И трудно было усомниться в возможностях советских ракетчиков, которые завоевывали один научно-технический приоритет за другим.

5 ноября, на следующий день после объявления о запуске Лайки, выпускники ЧВАУЛ имени К. Е. Ворошилова получили звания лейтенантов и направления в воинские части. Поскольку Юрий Гагарин закончил училище с отличием, он мог выбирать место будущей службы. В частности, ему предлагали остаться в Чкалове-Оренбурге, однако Юрий предпочел Заполярье.

6 ноября в училище, накануне праздника Великой Октябрьской революции, состоялось торжественное построение, на котором выступил с напутствием начальник училища – генерал-майор авиации Василий Харитонович Макаров. Он же вручил новоиспеченным лейтенантам погоны. Выпускники, как сообщает нам исследователь Александр Валентинович Глушко, были одеты в новенькую парадную форму образца 1955 года: фуражка синего цвета с голубым околышем и кокардой, открытый двубортный синий мундир с золотыми ветками и эмблемами ВВС на углах воротника, голубым кантом по воротнику и обшлагам, с пришивными галунными погонами; синие брюки навыпуск; белая рубашка с черным галстуком; черные ботинки; парадный шитый золотом пояс; белые перчатки и кортик.

Вечером Гагарин, облаченный в только что пошитую форму, пришел на улицу Чичерина, где его дожидались за накрытым столом члены семьи Горячевых. Отметили сразу четыре торжества: свадьбу, окончание обучения, присвоение офицерского звания и государственный праздник. Вероятно, пили и за космические успехи страны.

На следующий день Юрий и Валентина уехали в Гжатск. Так и получилось, что начало принципиально нового этапа в жизни будущего первого космонавта было связано с началом космической эры. Что может быть символичнее?…

Глава шестнадцатая
За полярным кругом

Почему Юрий Гагарин выбрал для службы Заполярье, если у него действительно была возможность выбирать? Советские биографы утверждали, что будущий космонавт всегда направлялся туда, где труднее, потому что именно в этом проявлялась особая черта его героического характера. Постсоветские биографы полагают, что молодым лейтенантом двигали исключительно меркантильные соображения: служба на Севере лучше оплачивалась, там быстрее можно было получить выслугу и очередное воинское звание. Отчасти правы и те и другие, но только отчасти. Гагарин научился сплавлять романтику с прагматизмом, поэтому его выбор выглядит вполне логичным. Преодоление трудностей, приключения – это не только романтика, но и возможность получить уникальный опыт, попробовать себя в экстремальной ситуации, определить пределы собственных умений. Прагматизм – это не только соображения материальной выгоды, быстрого карьерного роста, но и понимание, что специальные навыки дают преимущества в конкурентной борьбе при выходе на следующий профессиональный уровень. Если Гагарин и впрямь собирался стать летчиком-испытателем, то он должен был искать место, где у него будет возможность вновь показать себя лучшим из лучших, а там… как сложится.

Перед отправлением Юрий заехал к родителям, чтобы представить им свою молодую жену. В Гжатске они провели всего пять дней: с 9 по 14 ноября. Понятно, что все они прошли в празднованиях и бесконечных разговорах. Старшие Гагарины, разумеется, были рады за сына. К тому времени они преодолели нужду, опять завели хозяйство, как в деревне. Можно сказать, что в жизни Юрия и его родных наконец-то наступил более или менее спокойный период.

Молодожены уехали из Гжатска в Москву, где расстались: Юрий отправлялся по месту службы, а Валентина должна была продолжить обучение в Медицинском городском училище Чкалова-Оренбурга, куда поступила годом ранее.

На Север будущий космонавт отправился не один: с ним вместе поехали еще два выпускника ЧВАУЛ – Юрий Дергунов и Валентин Злобин. Добравшись до Мурманска, они направились в штаб Военно-воздушных сил Краснознаменного Северного флота, где им определили воинскую часть – 769-й истребительный авиационный полк 122-й истребительной авиационной дивизии (769 ИАП 122 ИАД ВВС СФ). Он дислоцировался поблизости от поселка Луостари-Новое на северо-западе Мурманской области, между городами Печенга и Заполярный, в 13 км от норвежской границы и в 30 км от финской. Добраться туда по осеннему времени даже на поезде оказалось непросто, и трое товарищей прибыли в расположение только 28 ноября.

Свое название поселок Луостари, рядом с которым располагался аэродром 122-й авиадивизии, получил от финского слова «монастырь». В XVI веке там находилась пустынь преподобного Трифона Печенгского (Кольского), считающегося святым покровителем русских моряков. В 1533 году он основал мужской монастырь на месте, где река Мана (современное название – Нама-Йоки) впадает в Печенгу. В 1548 году, после вынужденного ухода Трифона из монастыря, братия самовольно перенесла монастырь ближе к устью Печенги, в место удобное для промысла и торговли. В декабре 1589 года монастырь подвергся нападению финского отряда подданных шведского короля. Финны перебили всех монахов и сожгли обитель. Только в 1886 году указом Святейшего Синода монастырь был восстановлен в устье Печенги, на месте гибели мучеников. Монахи провели к монастырю пятнадцативерстную грунтовую дорогу, осушили болота, устроили сенокосы, открыли школу для детей печенгских лопарей. В конце 1920 года монастырь был разорен, а в следующем году вся эта территория вошла в состав финского муниципалитета Петсамо. Во время советско-финской войны монашеская община монастыря была эвакуирована в Финляндию и стала частью Ново-Валаамского братства; настоятель игумен Паисий (Рябов) попал в руки НКВД и 12 декабря 1940 года был расстрелян.

В период существования муниципалитета Петсамо финны построили рядом с Луостари аэродром. В годы Великой Отечественной войны там базировались 65 истребителей 5-го воздушного флота Люфтваффе, в том числе 6-й отряд 5-й истребительной эскадры (6./JG5), пользовавшийся в рейхе особой славой: за ним утвердилось громкое название «Гордость Германии». В ней служил знаменитый немецкий ас Рудольф Мюллер, сбивший 94 английских и советских самолета (19 апреля 1943 года его самого сбили в воздушном бою, после чего он попал в плен и был застрелен при «попытке к бегству» во время перемещения в лагерь № 2 в Мордовии). Немецкие истребители прикрывали с воздуха комбинат по производству никеля и сопровождали бомбардировщики, взлетавшие с норвежского аэродрома Банак и совершавшие налеты на Мурманск, на стоянки военных кораблей и на конвои с военной техникой, продовольствием и материалами, направлявшиеся в СССР из Англии.

Во время войны аэродром Луостари неоднократно бомбила советская авиация. Например, 27 сентября 1943 года был совершен массированный налет, в котором участвовало девяносто самолетов. В октябре 1944 года аэродром Луостари был занят войсками 14-й армии Карельского фронта.

В начале 1950-х годов оформилось противостояние с блоком НАТО, в который вступила Норвегия, поэтому аэродром в Луостари приобрел стратегическое значение: в случае войны истребители, базировавшиеся на нем, должны были немедленно подняться на защиту Кольского полуострова. Довольно часто иностранные разведывательные самолеты летали вдоль границ, наблюдая за тем, что происходит на советской стороне. Американские высотные самолеты «U-2» периодически пересекали воздушное пространство Советского Союза с юга на север, совершая посадку в Норвегии, но сбивать их до мая 1960 года не получалось.

Близость границы определяла особые условия несения службы. Несколько экипажей постоянно находились на аэродроме, готовые в любую минуту вылететь на перехват воздушных целей. Соответствующим образом строилась система обучения пилотов, которая и без того была сложной из-за природных условий: постоянная темнота в полярную ночь, одинаковый ландшафт без явных ориентиров, большая часть полетов проходит по приборам и требует максимальной концентрации.

Хотя Юрий Гагарин отправился в Москву для прохождения отбора в отряд космонавтов именно из Луостари, период его жизни там (с ноября 1957 года по март 1960 года) изучен слабо. Исследователи располагают лишь несколькими отрывочными свидетельствами его однополчан и документами общего характера, без подробностей. Вероятно, дефицит материалов обусловлен спецификой пограничной службы в послевоенный период, многие подробности которой до сих пор засекречены. Тем не менее исследователю Вячеславу Сергеевичу Вильямскому, младшему брату заместителя командира 769-го авиаполка, удалось на основе крупиц информации и воспоминаний реконструировать годы пребывания будущего космонавта в Луостари. К его книге «Юрий Гагарин в Заполярье», вышедшей ограниченным тиражом в 2016 году, мы и будем по мере необходимости обращаться в этой главе.

769-й авиаполк (в/ч 74479) был «учебным» («второй линии»); в него направляли выпускников училищ, чтобы они могли получить навыки управления реактивными истребителями в условиях плохой видимости и при отсутствии ориентиров. Полком командовал подполковник Павел Иванович Бабушкин.

Молодые лейтенанты добрались до расположения полка далеко за полночь, но в гарнизонной гостинице их ждали. Там уже были выпускники ЧВАУЛ Венедикт Киселёв, Николай Репин, Алексей Ильин и Иван Доронин. Поселили Гагарина в одной комнате с Валентином Злобиным и уфимским татарином Салигджаном Байбековым. Встречал прибывших Семён Дмитриевич Казаков – комсорг гарнизона, дежуривший в тот момент по части. Он свидетельствовал, что из-за нехватки кроватей пришлось сдвинуть две вместе и поначалу спать поперек втроем.

Утром, после завтрака, лейтенанты явились к командиру. Их встретил заместитель командира полка по летной подготовке подполковник Николай Сергеевич Вильямский. Он поздравил летчиков с прибытием в часть, рассказал пополнению о традициях полка, пожелал им быть достойными наследниками боевой славы. Гагарин впоследствии напишет («Дорога в космос», 1961): «Мы находились на передовом форпосте северных рубежей нашей Родины, и нам следовало быть такими же умелыми, отважными летчиками, как Борис Сафонов, Сергей Курзенков, Захар Сорокин, Алексей Хлобыстов и многие другие герои Великой Отечественной войны – наши старшие братья по оружию».

После знакомства новички были распределены по эскадрильям. Юрий Гагарин попал в третью эскадрилью, которой командовал капитан Андрей Леонидович Пульхеров, заместителем командира эскадрильи был Борис Фёдорович Вдовин, а звено возглавлял старший лейтенант Леонид Данилович Васильев, который считал себя «старожилом» Севера. Гагарин с большим уважением относился к своему непосредственному начальнику – Леониду Васильеву, о чем свидетельствует следующий отрывок из книги «Дорога в космос»:

«Одним из лучших перехватчиков в эскадрилье слыл командир нашего звена. Он летал в любую погоду. Однажды, когда я нес дежурство по аэродрому, а Васильев находился в воздухе, над морем внезапно всё заволокло густым туманом. Окружавшие аэродром сопки, поросшие соснами, погрузились в непроглядную мглу. Положение создалось критическое. Посадить самолет казалось невозможным. И всё же командир звена и его ведомый вышли к аэродрому и, пробив толщу тумана, точно вышли на посадочный курс и опустились на посадочную полосу. У всех отлегло от сердца.

Я бросился к командиру. Он вел себя так, будто ничего не случилось, но всё же сказал:

– Необходимы точный штурманский расчет и доверие к приборам… И, конечно, надо уметь держать в руках не только машину, но и нервы. На истребителе ты царь и бог – летчик, штурман и стрелок – един в трех лицах…

Своим полетом Васильев преподал нам, молодым летчикам, наглядный урок умения не теряться ни при каких обстоятельствах…»

Климат в районе аэродрома отличается своеобразием. Рядом находится Баренцево море, которое моряки и летчики называли «кухней погоды», – оттуда периодически приходили мощные циклоны. Капитан Анатолий Павлович Росляков вспоминал (цитирую по фонозаписи, сделанной 11 марта 1983 года):

«Мы не получали никаких данных от станций, расположенных по ходу циклонов, и мы неожиданно сталкивались с ними, когда они врывались на побережье Кольского полуострова. В этом и заключалась очень большая опасность выполнения полетов. Сесть на запасной аэродром было не так просто, потому что все аэродромы были расположены вдоль береговой черты, и почти все они практически закрывались этими снежными зарядами.

Нужно было иметь большую выдержку и мужество, чтобы на экономных режимах дождаться прохождения [снежного] заряда и между очередными зарядами произвести посадку на свой аэродром. Вспоминаю об одном учении, которое мы проводили во взаимодействии с сухопутными войсками: мы произвели посадку на один из тактических аэродромов, он назывался „Ровное“. Аэродром был расположен в 35 километрах от основного аэродрома, и выполняли мы задачу по рассредоточению от ударов предполагаемого противника. Произвели посадку на тактический аэродром, всё прошло благополучно, выполнили оттуда задание, и на третий день, когда мы собирались перелетать на свой аэродром, мы не смогли это выполнить, потому что началось прохождение зарядов, одного за одним. Когда был открыт наш аэродром, был закрыт аэродром посадки, и наоборот. И в этом утомительном ожидании, находясь в кабинах самолетов, мы услышали рев низко пролетающего самолета Ил-28. Нас это удивило. Никаких самолетов в нашем районе быть не должно.

Оказалось, что этот бомбардировщик, застигнутый снежным зарядом, не смог произвести посадку на свой аэродром, и он даже потерял ориентировку и, проходя на малой высоте, увидел аэродром и самолеты, стоящие на нем, и произвел посадку на наш аэродром».

О сложностях полетов рядом с Луостари рассказывал и подполковник Николай Сергеевич Вильямский:

«Местность вокруг аэродрома была гористая, что затрудняло полеты, особенно в пасмурную погоду. При взлете по курсу сразу возникали две сопки. Нужно было быстро набирать высоту и уходить от них в сторону. При посадке также нельзя было допускать ни малейшей оплошности – четвертый разворот между сопками, расположенными по краям аэродрома, приходилось делать, снижаясь до высоты 400 метров. Летчик в этот момент был похож на лыжника-слаломиста.

Еще одна опасность подстерегала летчика недалеко от торца взлетно-посадочной полосы. Воздушные потоки могли затянуть спускающийся самолет в каменистый овраг, по дну которого текла речка. Надо было очень строго выдерживать глиссаду и вовремя выпускать шасси. К тому же близко была государственная граница.

Особенно сложными были полеты над Баренцевым морем, которое было рядом с аэродромом. Когда на море нет волн, то высота над водой визуально совершенно не воспринимается – что 10 000, что 100 метров. Нет и горизонта – море, словно огромное зеркало, отражает голубое небо и вдали сливается с ним. Нет никаких ориентиров. В пасмурную погоду море также сливается со свинцово-серыми облаками. Приходилось вести самолет, полностью доверяясь приборам».

Главным ориентиром при посадке служила Генеральская сопка рядом с поселком. Раньше она называлась Спасительной, потому что якобы Трифон Печенгский скрывался в ее пещерах от язычников-лопарей. Позже сопка была переименована в Генеральскую – там погиб Герой Советского Союза летчик Алексей Петрович Генералов.

Жизнь гарнизона в Луостари в зимний период красочно описал в своем очерке «Гагарин – морской летчик» журналист Олег Чечин (цитирую по газете «Весть» от 29 января 2009 года):

«Ожидание первых проблесков солнца порой казалось невыносимым, особенно когда затяжные метели заносили одноэтажные деревянные домики, чуть ли не до самой крыши.

В такие дни печные трубы дымили круглосуточно, а колючие сугробы наглухо перекрывали единственную дорогу, связывавшую гарнизон с ближайшим городом. Порой заносило и улицы внутри гарнизона. Тогда летчики гуськом ходили след в след по тропкам, проложенным в снежных заносах, к штабу полка, на аэродром и к Дому офицеров. Там жизнь расцвечивалась светлыми красками, когда отмечались зимние праздники – Новый год, День Советской армии, а также 8 Марта. Последний праздник Юрий Гагарин считал своим, потому что родился 9 марта 1934 года. В этот день он с особым удовольствием вместе с друзьями бегал лыжный кросс на 10 километров, играл до изнеможения в русский хоккей с мячом, а вечером самозабвенно пел в хоре на концерте художественной самодеятельности.

Из-за неустроенности быта Юрий Гагарин не мог сразу взять с собой жену Валентину. Почти год он жил без нее в гостинице барачного типа, больше похожей на общежитие».

Гостиницу молодые летчики между собой называли многозначительно: «Золотой клоп». Бывали случаи, когда, натопив печку на ночь углем в своем «номере», постояльцы засыпали в жаре, а проснувшись утром, не могли выпить стакан воды, замерзшей за ночь в графине. Тем не менее молодые люди быстро освоили условия нового проживания и дружно включились в домашнюю работу, взяв за правило поочередно колоть дрова для печки, подбрасывать их в топку вместе с углем, носить воду, выполнять обязанности по поддержанию чистоты и порядка.