Текст книги "Сердце вдребезги"

Глава 31

Домой мы возвращались в молчании. Слова были лишними. В салоне авто тихо играла музыка, за окном уже начало светать, но магия этой ночи до сих пор не развеивалась.

Одной рукой Рома сжимал руль, а вторая покоилась на моей ноге. Нежно выводила узоры, заставляя мое тело покрываться мурашками.

Я обвела подушечками пальцев его кисть, а потом наши пальцы переплелись. В голове в который раз проносились картинки нашего ночного свидания и того, как бесстыдно я вела себя с парнем. До сих пор не могу посмотреть ему в глаза. А ещё внутри меня поселился червячок сомнения. Что, если он делает это все, чтобы соблазнить меня? Завоевать и трахнуть Ромашкину, которая к тому же ещё и девственница, – что может быть лучше?

– Какие планы на Новый год? – неожиданно спросил Рома, и мне пришлось на время забыть о своих сомнениях.

– Пфф, до него ещё дожить надо. Но вообще – пока никаких.

– Мы с семьей собираемся в Австрию, поехали с нами?

– Я… не думаю, что это хорошая идея, я буду там лишней, да и вообще…

– Ты никогда не будешь лишней там, где есть я. К тому же, если ты откажешься, мне придётся остаться здесь с тобой.

– Я не могу заглядывать так далеко, есть вероятность, что я буду на сборах. Если хорошо покажу себя в столице.

Рома вздохнул и сильнее сжал мою руку. Мне очень хотелось провести новогодние праздники с ним, но Австрия слишком дорогая для меня.

– Давай тогда я куплю билеты, а если у тебя не получится, то останусь с тобой. Даже если нам придётся ютиться в общаге. Сбросишь мне свой загранник.

– Я не… у меня нет загранника, – говорю едва слышно и краснею. Мне стыдно признаваться, что я ни разу в жизни не выезжала за пределы страны.

– Тогда у тебя есть время сделать его. – Рома поворачивает голову в мою сторону, и я ловлю его тёплый взгляд. – Серьезно, Ромашкина, только представь: ты, я, снег и горы. Мы сможем целыми днями заниматься всякими приятными вещами, пока мои родственнички будут покорять вершины гор. Говорят, как Новый год встретишь, так и проведёшь, а мне бы хотелось провести его с тобой. Желательно в постели.

– Заманчивое предложение, – хмыкаю, отводя взгляд. Щеки заливает пунцовой краской, стоит мне только подумать о том, чем мы занимались сегодня в машине и что именно сможем делать в уютном заснеженном домике.

– Тебе все равно нужен будет загранник, чтобы выехать на соревнования, поэтому не тяни.

– Хорошо, – в конце концов, в последний момент я смогу сказать Роме, что не поеду. Хотя соблазн был велик. – У меня ощущение, словно мы целую вечность вместе, – улыбаюсь я, потому что не могу вспомнить жизнь без Соловьева. Он словно просочился внутрь меня, и, когда его нет рядом, чего-то не хватает, а на душе неспокойно. И это немного пугает. Нельзя настолько быть зависимой от другого человека. Нельзя настолько сильно впускать его в свою жизнь.

Рома

Холод подкрался неожиданно, так же неожиданно, как и отъезд Ромашкиной. Она стояла на перроне в теплой куртке и, натянув на голову капюшон, одной рукой держала стаканчик с горячим напитком, а второй придерживала огромный чемодан.

Она выглядела такой маленькой и хрупкой в толпе, что мне захотелось поскорей добежать до нее и скрыть от всех в своих объятиях.

До отправления поезда оставалось несколько минут. Я почти опоздал из-за модульной контрольной работы и чертовых пробок на дорогах. Хотя не буду врать, мне хотелось послать к черту учебу и провести этот день со своей девочкой.

Целый месяц без Ромашкиной, без ее запаха волос и сладких поцелуев. На душе было тоскливо. Я не хотел ее никуда отпускать, но понимал, насколько важны для нее спортивные сборы и соревнования.

Вероника словно почувствовала мое приближение, оторвала взгляд от своих ботинок и улыбнулась, заметив меня среди многочисленных прохожих.

– Привет, будущая чемпионка. – Сгреб ее в охапку и приподнял в воздух. – Как думаешь, сможем договориться с проводником, чтобы я проехал "зайцем" вместе с тобой?

Вероника рассмеялась, но в ее взгляде я заметил отражение своей грусти.

– Это всего на месяц, Соловьев, а ты уже несколько дней ноешь как девчонка. Ты даже не заметишь моего отсутствия. Еще два месяца назад ты и не вспоминал обо мне, так что ничего страшного не случится.

– Конечно, я тебя вспоминал. Ты много лет почти каждую ночь приходила ко мне в страшных снах и то заливала чернилами мой рюкзак, то поливала суперклеем стул. Тебя вообще сложно забыть.

– Подлиза. – Ее холодные пальцы коснулись моей щеки, а мой взгляд опустился ниже и задержался на ее губах. Я прильнул к ней, согревая своим дыханием, дразня языком и запоминая вкус нашего поцелуя. Скорее всего, последнего этой осенью, потому что если Вероника победит, то ей придется задержаться еще на месяц или даже два. От этой мысли на душе становится хреново.

В первый же день после возвращения Ники сниму номер в отеле с видом на море, устрою романтический ужин и наконец-то сделаю ее своей. Полностью. Возможно, если бы я надавил на нее, то это случилось бы еще несколько дней назад, но я и сам немного боялся, вдруг сделаю что-то не так и причиню ей боль. Или после секса наши отношения пойдут к черту. Какое-то странное чувство не давало мне переступить границу и сделать последний шаг нашего с ней единения, несмотря на то, что несколько раз мы оказывались полностью обнаженными в одной постели. Ожидание заводило, и от этого каждое прикосновение, каждая встреча и проведённая минута наедине казалась сладкой мукой.

– Чувствую себя девчонкой, которая провожает парня в армию. Сейчас начну клясться, что обязательно дождусь тебя и не буду смотреть в сторону других, – смеюсь, отрываясь от Ники.

– Не утрируй. Всего четыре недели – и мы снова будем вместе.

– Неделя. Я в пятницу после пар возьму тачку у Дениса и примчусь к тебе на выходные, – эта идея пришла ко мне только что. Ведь можно же так сделать. Приезжать к Ромашкиной по выходным, и тогда время пройдет незаметно.

– Не получится. – Ника прикусывает нижнюю губу и отводит взгляд в сторону. – Ты просто никогда не был на сборах. Мы просыпаемся в пять-шесть утра, делаем утреннюю пробежку, завтракаем, а потом у нас несколько тренировок в день аж до самого вечера. Отбой строго в десять, и снова все по кругу. Без выходных и отпуска.

– Как-то не так я представлял эти ваши тренировки по маханию ленточкой. – Мне вдруг стало интересно, на самом ли деле Ника будет так занята или же просто хочет отделаться от меня.

– Это у нас еще щадящий график, у парней-борцов все намного хуже. Но мы тренируемся с детства и привыкли к такому ритму жизни.

– Концлагерь… Подожди, с вами что, еще парни будут? – напрягся я.

– Не знаю, я никогда не тренировалась в олимпийском лагере и…

– Девушка, вы заходите? Поезд через минуту отправляется, – в наш разговор вмешался раздражительный женский голос, и Ника засуетилась, пытаясь отыскать в сумочке билет.

– Да, сейчас, минутку.

– Я помогу с багажом. – Хватаю за ручку чемодан, в который можно было бы вместить саму Веронику, и затаскиваю его в вагон.

– Молодой человек, поторопитесь, иначе уедете вместе с нами.

– Я быстро! Хотя не скажу, что сильно огорчусь, оставшись в компании очаровательных дам! – Подмигиваю Нике и быстрым шагом иду по узкому коридору.

Я нахожу купе Ромашкиной, в котором на своих полках уже расположились две женщины и девочка лет тринадцати, под косые взгляды проводницы и ее недовольное ворчание в последний раз целую Нику и прижимаюсь к ее лбу своим.

– Буду скучать. Позвонишь, как доберешься.

– Обязательно. И я… буду скучать, – кажется, эти слова дались ей сложно, я заметил, что она относится к тому самому типу людей, которым тяжело говорить о своих настоящих чувствах.

– Все, я убежал. – Пробегаюсь глазами по ее лицу, запоминая каждую черточку, делаю несколько шагов в сторону выхода, а потом вспоминаю, что забыл отдать ей кое-что важное. – Вот, откроешь потом. – Всовываю ей в руки маленькую коробочку, которую ношу с собой уже не один день, ещё раз быстро чмокаю свою девочку в губы и убегаю.

Поезд трогается с места, и я ищу глазами лицо Ники в окошке, надеясь ещё раз встретиться взглядом с ее ледяными глазами. Она машет мне рукой и шлет воздушный поцелуй. Я бегу по перрону вслед за ее вагоном так долго, насколько это возможно, и задорно улыбаюсь. Поезд ускорился, и мне ничего не осталось, кроме как смотреть ему вслед.

Глава 32

Я медленно побрел к машине, пытаясь придумать, чем заняться, но так и не смог. Все свободное время я проводил с Ромашкиной, а сейчас меня преследовало странное чувство опустошения. В кармане пиликнул телефон, и я поспешил достать его.

ДемоНика: Уже скучаешь?

Я улыбнулся, завёл мотор, включил подогрев сидений в машине, откинулся на спинку и непослушными от холода пальцами быстро напечатал ответ.

«Ещё спрашиваешь? Тебя нет всего три минуты, а ощущение, словно прошла вечность».

ДемоНика: А я нет. Напишу, когда почувствую, что скучаю:)

«Не ври, я знаю, что ты уже обсморкала все носовички и рассказываешь соседкам по купе, как бессмысленна жизнь без меня».

ДемоНика: На самом деле я только что открыла бутылку шампанского и предложила им выпить со мной за избавление от такого парня-монстра =)

«Ты так и не научилась врать, дорогая».

ДемоНика: Правда? Ладно, тогда придётся признаться: я все-таки тебе соврала, там будут парни. Накачанные, высокие и красавцы. Легкоатлеты.

«Скажи, что ты пошутила».

ДемоНика: Кажется, связь пропадает.

«Ромашкина, там ведь не будет никаких парней?»

ДемоНика: Связь…

«Ника!»

ДемоНика: Пока, мой ревнивец.

И она вот так просто вышла из сети, оставив меня переваривать полученную информацию. Какие на фиг парни? Какие спортсмены? Целый месяц она будет жить под одной крышей с десятками мужиков, как здесь можно быть спокойным? В голову закралось множество картинок развития событий. Что, если она познакомится там с кем-то?

Экран телефона снова засветился, прерывая мою разыгравшуюся паранойю.

ДемоНика: Ой, а вот теперь я скучаю.

И следующее сообщение: «Кажется».

Эта девушка однозначно сведёт меня с ума.

ДемоНика: Но насчёт парней я не шутила.

«Мне полегчало. Очень. Сделаю вид, что последнего сообщения не увидел. Целую».

ДемоНика: И я тебя.

Блокирую телефон, переключаю передачу и мчусь домой. Сегодня ночью последний заезд в этом сезоне, это должно помочь мне отвлечься от мыслей о Веронике хотя бы на время.

Но моим планам не суждено сбыться. Прямо с порога я застаю подозрительно тихую Арину, которая отводит от меня взгляд и не спешит бросаться с объятиями, как делает это обычно.

– Что-то случилось? – спрашиваю у Сони, которая сидит на диване, укрывшись пледом.

– Спроси у своей любимой племянницы, уверена, ей есть в чем покаяться, – не отрываясь от экрана ноутбука, отвечает она.

– Ну, расскажешь сама или придётся задействовать пытки? – с любовью смотрю на мелкую, ожидая признания. В прошлый раз, когда у неё был такой вид, оказалось, что она порезала платья Сони, пытаясь подогнать их под свой размер.

Арина тяжело вздохнула, посмотрела на меня, а потом махнула рукой, призывая следовать за ней. Мы прошли через кухню к кладовке, а оттуда вошли в гараж через дверь, которой пользовались очень редко.

И сразу же с порога мне бросился в глаза розовый цвет. Ужасный розовый цвет, разъедающий мои глаза. На моем байке.

– Вот дерьмо, – выругался я, поняв, что это далеко не акварель. Шины, мотор, заднее крыло – все было окрашено в розовый, как и пол вокруг моей ласточки.

– Я… я думала, тебе понравится. Хотела сделать сюрприз, розовый же такой красивый цвет, – дрожащим голосом, чуть ли не плача, произнесла Арина.

Я разозлился, на самом деле разозлился. Только недавно отдал кучу денег за ремонт, и вот теперь снова придется гнать байк в мастерскую. Я хотел накричать на мелкую, но при виде медленно катившейся слезы по ее пухлым детским щёчкам лишь громко выдохнул и закрыл глаза. Спокойствие. Главное – спокойствие. Все можно перекрасить, это не самое страшное в жизни. Но должен признать, что проделка племянницы хорошо так отвлекла меня от мыслей о Ромашкиной. Хоть какой-то плюс от этого.

– Где ты взяла краску?

– Купили с папой. Для граффити. Я по телевизору видела. Мы хотели разрисовать мой велосипед, но я подумала, что будет красиво смотреться и на твоём мотоцикле. А потом мама напугала меня и сказала, что ты разозлишься. Ты злишься на меня?

– Немного, – не говорить же ребёнку, что если бы она была постарше, то здорово бы отхватила бы от меня.

– Ты меня больше не любишь?

– Конечно, я тебя люблю, что за ерунда? Завтра отвезу байк к мастеру, и он все исправит. – Подхватываю на руки малышку и иду с ней обратно в дом, потому что в гараже слишком холодно, а она без курточки.

– Ты почти не гуляешь со мной, как раньше, не забираешь меня из сада, не играешь. Это все из-за той девочки? Теперь ты любишь ее, а не меня?

– Какой ещё девочки? – удивленно спрашиваю я, потому что с Никой она виделась всего раза три.

– С которой ты спишь теперь по ночам, – тихо прошептала Арина, и я застыл.

– Что?

– Я проснулась как-то ночью, мне стало страшно, и я пошла к тебе, а ты спал с Вероникой. Теперь ты всегда будешь с ней?

– Нет, конечно, просто она тоже боялась спать одна и я разрешил ей остаться у нас, – выдохнул с облегчением, понимая, что Арина не видела ничего такого. В следующий раз стоит проверить, закрыл ли я дверь на защелку.

– Тогда можно сегодня с тобой поспать?

– Конечно. Можем даже собрать по дому всех наших кошек и завалится спать вместе с ними, так будет теплей.

– Ура! – радостно выкрикнула племянница и крепко обняла меня за шею. На неё невозможно злиться, жаль только, что гонку пропустил, можно было подзаработать деньжат.

Уже лёжа в постели с нашими тремя котами, Арина, которая, я думал, давно спит, повернулась ко мне и тихо спросила:

– Я сегодня слышала, как ругались мама и папа. Мама сказала, что он заделал ей ребёнка, это как?

– Эм… – Интересная новость, неужели у нас будет пополнение? – Наверное, у тебя будет братик или сестричка, но это надо спросить у родителей.

Арина молчала какое-то время, а потом прижалась ко мне, перетаскивая поближе несчастную Аську.

– Если у них будет новый ребёночек, то они будут меня любить меньше?

– Ты говоришь глупости, – обнимая Арину, говорю я, радуясь за Дениса и Соню, если у них и в самом деле скоро появится второй ребёнок, – если любишь, то нельзя уже разлюбить. И мама, и папа, и я всегда будем любить тебя.

– Это хорошо, и прости ещё раз за краску, я не хотела, честно. Думала, что тебе понравится, если мой велосипед и твой мотоцикл будут одинаковыми.

– Прощаю, но, если сделаешь еще раз что-то подобное, выдам все твои секреты родителям, поняла?

– Да!

– Отлично, а теперь спать!

– Расскажешь сказку?

– Ты уже взрослая девочка для сказок.

– Девочки в любом возрасте любят сказки, ты ничего не понимаешь, Рома, – важным голосом произнесла она.

– Ладно, будет тебе сказка, про козлёнка хочешь? – рассмеялся я.

– Нет, хочу про разбойника.

– Лучше про Курочку Рябу.

– Это сказка для малявок.

– Ты и есть малявка.

– А вот и нет, я уже большая.

– Ага, так я и поверил.

Мне пришлось рассказать три сказки про принцесс и разбойников, прежде чем Арина уснула. Несколько раз я поглядывал на телефон, боясь пропустить сообщение от Ники, но она не писала. До утра лежал, слушал посапывание малявки и мурлыканье кошек, а потом наконец-то и сам провалился в сон. Проснулся от какого-то шума. Открыл глаза и у двери увидел Арину, сидящую на полу.

– Что ты делаешь? – Она перебирала что-то своими маленькими пальчиками, а рядом стоял молоток.

– Вот. – Арина бежит ко мне и высыпает из ладошек на одеяло мелочь и несколько крупных купюр. – Это чтобы отремонтировать твой мотоцикл.

– Ты разбила свою копилку? – спрашиваю, удивлённо поглядывая на осколки розовой свинки на полу.

– Да, ты ведь будешь любить меня? Не обижаешься, что я испортила тебе мотоцикл?

– Не обижаюсь, но обязательно обижусь, если ты не заберёшь свои деньги обратно. Это не по-мужски – брать у дамы деньги. – Если у меня когда-то будет ребёнок, я бы очень хотел, чтобы он был похож на Арину. Уверен, она превратится когда-то в красивую девушку с добрым сердцем. И я буду готов убить любого, кто посмеет ее обидеть. – А теперь вон отсюда, дай мне поспать.

Арина радостно улыбается – правда, мне почему-то кажется, что это связано не с моим прощением, а с тем, что деньги все ещё принадлежат ей, – а я нащупываю под подушкой телефон и с нетерпением смотрю на экран.

Но вместо сообщения от Ники мне пришла ссылка от друга. Перешел по ней и замер с телефоном в руках. Вчера во время заезда случилась авария, в фуру врезалось четыре байка, и один из парней находится в больнице в тяжёлом состоянии. По спине прошёл озноб от осознания того, что одним из тех парней мог оказаться я. Пожалуй, Арина вовремя решила попробовать себя в граффити.

«Как дела, конфетка?» – быстро печатаю Ромашкиной, но одна галочка под сообщением говорит о том, что она не на связи. Сжимаю в руках телефон и закрываю глаза, заставляя себя уснуть, чтобы быстрее скоротать время.

Глава 33

Вероника

Я никогда не думала, что в моей жизни появится человек, по которому я буду скучать. Я давно забыла, что значит забота и любовь. Давно утратила понятия о нормальной семье и жутко боялась открыться кому-то полностью и вновь обжечься. Ведь если тебя предает родная мать, то что можно говорить об остальных?

И вот теперь, когда с каждой минутой поезд отдаляет меня все дальше и дальше от Соловьева, я наконец-то поняла, насколько сильно привыкла к тому, что в последнее время он постоянно рядом. Получала удовольствие от наших пылких споров и поздних ужинов. Любила его голос и плавилась от прикосновений. Все было настолько нереально, что я боялась в один день открыть глаза и обнаружить, что это был всего лишь сон. Именно поэтому я боюсь произнести заветные три слова. Именно поэтому я не до конца готова полностью довериться ему, несмотря на то, что он ни разу не сделал ничего плохого.

Я лежу на верхней полке вагона и сжимаю в руках маленькую бархатную коробочку. Улыбаюсь и решаюсь наконец-то открыть ее. Мне давно никто не дарил подарки просто так, и я радовалась как маленькая девочка такому простому знаку внимания. Даже если там будет резинка для волос, это никак не повлияет на мое настроение.

Я залезла под тяжелое одеяло, включила на телефоне подсветку и, затаив дыхание, приоткрыла крышечку. В первое мгновенье я не поверила своим глазам. Это были серьги. Маленькие аккуратные гвоздики. Точно такие же две звездочки, как кулон у меня на шее. И где только нашел?

Не могу сдержать на лице улыбку, закрываю крышечку и поворачиваюсь на бок. Месяц без Ромы будет непростым. Но, если за это время между нами ничего не поменяется, я буду готова сделать последний шаг ему навстречу. И пусть все будет как будет, жизнь одна, и никто не застрахован от ошибок.

Столица встретила меня холодом и слякотью. Я села в автобус, в котором уже было несколько спортсменок с других городов. Прошлась взглядом по каждой из них, пытаясь вспомнить, не пересекались ли мы раньше на соревнованиях, чтобы оценить соперниц. Коротко отписалась Роме, что на месте, и откинулась на спинку мягкого сиденья, собираясь поспать еще немного. Сегодня мой последний спокойный день, а дальше изнурительные тренировки и жизнь по расписанию.

Нас повезли через весь город к олимпийской базе на окраине. А дальше большой сосновый лес. Я вышла из автобуса, вдохнула невероятно свежий воздух и подумала о том, что не прочь переехать куда-то в спокойное место. Хотя бы на время. И желательно вместе с Соловьевым.

Как я и предполагала, здесь предстояло тренироваться не только нам. Несколько высоких накачанных парней бежали трусцой вокруг небольшого стадиона перед зданием спортивного комплекса, и я представила, как будет ревновать Рома, если я расскажу ему о том, что весь месяц рядом со мной будут ошиваться разные красавчики. Но эту информацию решила выдать лишь в особом случае. Например, если узнаю, что он был в мое отсутствие на какой-то вечеринке в компании девчонок.

Хотя нет, в таком случае я просто прикончу его. Никогда не думала, что способна настолько ревновать кого-то.

Весь день я не отрывалась от телефона, то переписываясь, то созваниваясь с Ромой. Пересматривала наши совместные фото и видео и не заметила, как наступила ночь. Даже чемодан не до конца разобрала.

А на следующее утро начался настоящий ад. Подъем по команде, огромные физические нагрузки, отработка программы, индивидуально разработанный рацион и почти никакого свободного времени. Приходилось прокрадываться по ночам в душевые, чтобы поболтать один на один с Соловьевым.

– Ромашкина, две недели! Я скоро покроюсь плесенью без твоих ласк, – в какой раз ноет Рома, пытаясь уговорить меня сбежать с тренировок хотя бы на день и встретиться с ним.

– Представь, что я по-прежнему рядом. А ещё лучше, что мы не встречались. Помогает, проверено личным опытом.

– Не так уж просто выбросить из головы образ твоей обнаженной попки, – рассмеялся парень, а мне захотелось пнуть его ногой. Типичный представитель мужского пола.

– Ты всегда можешь раздеться догола, встать перед зеркалом и выбить мысли о моем теле другой картинкой.

– Это ты мне так намекаешь на самоудовлетворение?

– Что? Нет! Но я не буду против твоих горячих фоток.

– Только после тебя.

– Э, нет, я первая предложила, – почему-то во мне вдруг взыграл азарт.

– Такая сойдёт?

На экране телефона появляется фото Ромы по пояс и без майки. Я жадно всматривалась в изображение, пробегаясь по каждому миллиметру его тела и выискивая несуществующие изменения, которые могли случиться с ним за две недели. В груди защемило от вида его задорной улыбки, и захотелось поскорее вернуться домой.

– Нет, давай жару! Хочу больше! – вновь возвращаюсь к разговору, пытаясь не вырубиться от усталости прямо на полу.

– Больше будет, когда приедешь.

– Ну-у, так нечестно. Что я там не видела? И не только видела!

– Заведи меня, детка, тогда и получишь приз.

Я закусила губу, подумывая, что бы такого сказать. Несмотря на свою монашескую жизнь, я не была скромнягой, которая краснела бы при слове «член». По крайней мере, до встречи с Ромой уж точно.

– Я нежно провожу большим пальцем по головке члена, высвобождая его из брюк?

– М-м-м, мне нравится. Дальше?

– Целую тебя, поглаживая нежную бархатистую кожицу, – пытаясь придать голосу сексуальной хрипотцы, продолжаю я. – Одной рукой обнимаю тебя за шею, притягивая ближе.

Я делаю паузу, предлагая ему продолжить, но Рома молчит, лишь громко дышит в трубку.

– Эй, ты что там делаешь?

– Изображаю рваное дыхание возбужденного мужика, – смеется он. – Хочу твою фотку в белье, сделаешь для меня?

Я мешкаю всего минуту.

– Подождешь пять минут? – отключаюсь и бегу в комнату. Хватаю с кровати простыню и несусь обратно. Обматываюсь в белую ткань и делаю селфи.

– Что это? Паранджа?

– Белье. Ты ведь сам попросил фото в белье. Постельное – единственное, которое сейчас мне.

– Ладно, – задумчиво протягивает Рома, – как насчёт того, чтобы сбросить с себя это «белье» и показаться мне полностью?

– Только после тебя.

– Нет, ты первая, уступаю даме.

– И что я получу, если сделаю это?

– Мое сердце?

– Оно и так принадлежит мне, – фыркаю, закрывая глаза и упираясь спиной о стену. – Как насчёт желания? Любого, какое только захочу!

– А взамен ты на фото будешь полностью обнаженной? – заинтересовано спрашивает Рома. Почему я уверена, что он родину готов продать за возможность заполучить себе такое фото?

– Да, – подтверждаю без заминки, радуясь, что Соловьев в этот момент не может видеть моих хитрых глаз.

– Отлично, по рукам. Я жду.

Я подбегаю к двери и щелкаю выключатель. Душевая погружается в темноту, и я делаю несколько фото, на которых не видно ничего, кроме черноты. Еле сдерживаю смех, когда отправляю фотографию Соловьеву.

– Что это? – пишет мне в ответ.

– Присмотрись, в правом углу обнаженная я.

– Так нечестно.

Улыбаюсь, представляя себе разочарованное лицо Ромы. Он наверняка сгорал от нетерпения рассмотреть меня в разных ракурсах.

– Ты должен мне желание. Уговор есть уговор.

– Ника, ты смухлевала, так что никаких желаний. Либо четкое фото, либо ничего.

– Все было честно. Включи фантазию и найдёшь меня в черном прямоугольнике. А сейчас я бегу спать. Спокойной ночи! Целую! Не скучай.

– Ты обломщица, самая настоящая! – негодует Рома, а мне так хочется его обнять. – Сладких тебе, скоро увидимся.

Я вздыхаю и зарываюсь под одеяло, чтобы проснуться в пять утра и вновь готовиться к соревнованиям, которые подкрались слишком быстро. Когда я говорила Роме перед отъездом, что он даже не заметит, как пройдёт месяц, я не думала, что время и в самом деле пролетит как одно мгновенье, даже несмотря на то, что иногда мне казалось, что прошло уже несколько лет с дня моего приезда, а Соловьев лишь плод моего воображения.

* * *

В этот раз я дрожала от волнения, как это нередко бывает перед важными соревнованиями. Я смотрела выступления других девочек и понимала, что конкурентки у меня сильные. Мяч и обруч были позади. Я сделала несколько ошибок, но в рейтинге уступала лишь двоим. Сегодня нужно было отработать программу с лентой и скакалкой лучше других, чтобы обеспечить себе место в сборной страны.

Я ходила взад-вперёд, старалась сосредоточиться на главном и не отвлекаться на всякие мелочи. Даже отключила телефон на время, чтобы каждую минуту не проверять его на наличие новых уведомлений от Соловьева, который сегодня за весь день написал лишь несколько коротких сухих сообщений.

Я с детства любила все эти блестящие костюмы для выступлений, мандраж перед выходом, внимание зрителей и особенно чувство победы. Все вокруг было пропитано духом соревнования, и каждая участница считала, что именно она сегодня уйдёт победительницей.

Я прокручивала в голове каждое движение, каждый поворот и взмах лентой. Ожидание утомляло и заставляло нервничать, поэтому, когда в микрофон прозвучало мое имя, я обрадовалась и поспешила пройти на середину зала.

Я старалась не рассматривать людей на трибунах. Не фокусироваться на лицах. Не вслушиваться в громкий гул голосов, которые сливались между собой. Абстрагироваться от всего и отдаться ритму музыки. Почувствовать, что лента – это продолжение меня самой.

Я встала в исходную позицию, закрыла глаза и замерла. Композиция началась с нескольких резких аккордов, плавно набирала обороты и ускорялась. У меня всего восемьдесят секунд, чтобы показать все, на что я способна. И я показала. Без единой технической ошибки, на мой взгляд. Без единой заминки и потери снаряда. Я не замечала ничего вокруг, лишь я, лента, музыка и границы на матах, которые нельзя пересекать. Очередной бросок, прыжок, взмах, поворот – и я замираю вместе с последними нотами музыки.

Сквозь громкое биение моего сердца доносится свист, аплодисменты и крики. Я улыбаюсь, поворачиваю голову в ту сторону, где зрители разбушевались больше всего, и мои глаза расширяются от удивления. Женя, Настя, Алина, Андрей, наш куратор, Оля, ещё несколько моих одногруппников и Рома… Все они аплодируют мне и выкрикивают: "Молодец". Кроме Оли, конечно же.

На мгновенье наши с Ромой взгляды встречаются, и сердце пропускает удар. Он улыбается мне и в этот момент кажется таким родным и близким, что хочется броситься к нему через весь зал и рассказать, как сильно я скучала. Хочется вновь почувствовать его жесткие губы и колючую щетину. Дыхание сбилось, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы взять себя в руки и вернуться в реальность.

Я быстрым шагом удаляюсь с матов к своему тренеру, чтобы дождаться баллов, и жалею, что не могу сейчас пойти к Роме и повиснуть у него на шее.

Мандраж проходит, и меня начинает по-настоящему трясти от волнения. Руки дрожат, а сердце все никак не собирается успокаиваться.

– Все отлично, – приобнимает меня Любовь Владимировна, которая нервничает не меньше моего.

Мы с ней знакомы не так давно, и я была скептически настроена к новому тренеру, так как в течение четырех лет занималась с другим и даже мысли не допускала, что когда-то буду слушать еще чьи-то наставления. Но у Марии Филипповной обнаружились серьезные проблемы со здоровьем, и ей пришлось оставить и меня, и дело, которым она занималась всю свою жизнь.

Я повернулась в сторону трибун, пытаясь вновь отыскать взглядом Соловьева, но он сидел слишком далеко от меня, чтобы разобрать выражение его лица. Поэтому я старалась вновь сосредоточиться не на парне, при виде которого по телу расходится приятное тепло, а на баллах, которые начали выставлять судьи.

– Сейчас ты в общем зачете вторая. Отдохни немного, в три скакалка, и я верю в тебя, ты сможешь утереть нос всем этим зазнайкам, – голос Любови Владимировны звучит строго, но в то же время она не может скрыть нотки радости. Для нее моя победа не менее важна, чем для меня, ведь остальные девочки, которых она тренировала до этого, были намного слабее меня.

Я честно пытаюсь сосредоточиться на следующем выходе, прохожу в раздевалку, небольшими глотками пью воду и поглядываю на часы, но перед глазами все еще мелькает довольное лицо Соловьева, а желание остаться с ним наедине хотя бы на несколько минут разъедает меня изнутри. Время тянется безумно долго, остальные девочки нервничают не меньше моего, несколько даже громко ревут в открытую, так как налажали по полной, и мне их откровенно жаль.

Мы тренируемся долгие годы, оттачиваем технику, занимаемся хореографией, несколько месяцев репетируем программу, и у нас есть всего одна попытка показать всем, чего мы стоим. И часто из-за нервов самые простые элементы выходят коряво, ленточка путается в руках, мяч отскакивает за границу матов, обруч теряется где-то в ногах – и ты выглядишь полным неудачником и бездарностью. А потом оставшиеся годы винишь себя в несобранности и том, что загубил столько лет труда.

Когда пришло время моего второго выхода, я уже устала от ожидания и даже волнение успело улечься. Отыскала глазами то место, где в прошлый раз сидел Рома, и улыбнулась, вновь заприметив его там. Мне было жутко интересно, как они все здесь оказались. Неужели приехали поддержать меня? Я вспомнила все свои предыдущие выступления, на которые никто не приходил после смерти папы, и в глазах защипало. Это было так необычно, что есть те, кто волнуется за меня и болеет. Уверена, Рома сейчас трясётся там не меньше моего.

– Давай, Ника, я верю в тебя, покажи, что ты здесь самая лучшая, – прозвучал рядом голос моего тренера, и я сделала шаг вперёд. Ещё семьдесят восемь секунд, и решится моя судьба.