Текст книги "Траектория чуда"

– А, Глеб, – узнав меня, радостно воскликнул дядя Коля. – Как хорошо, то ты приехал навестить, проведать Романа. Конечно, ведь вы всегда были друзьями, верно?

«Что это он бормочет? Почему – навестить, проведать? Как тяжело больного», – подумал я, а дядя Коля, повернувшись в глубину квартиры, уже звал слабым старческим голосом:

– Рома, Рома, Жанночка, идите сюда, посмотрите, кто к нам пришел!

Раздались такие знакомые мне легкие шаги, и из проема боковой комнаты, в которой еще не было двери, выпорхнула Жанна, в косынке на голове, в черном трико, жутко соблазнительно обтягивающем ее великолепную фигуру, и с рулоном пестреньких обоев в руках. Увидела меня, рулон из ее рук с веселым звуком: «Пум-м-м!» упал на устланный газетами пол, и она так и осталась стоять, поднеся одну руку ко рту, и глядя на меня страшно распахнутыми глазами. «Женева – это такая деревня, тут недалеко», – хотел пошутить я, но не стал, потому что, как за донной Анной шаги Каменного Гостя, вслед за Жанной тоже раздались странные стуки, и из комнаты появился Роман. Именно «появился», потому что «вышел» о процессе его передвижения сказать было нельзя. Он был на костыле, и с видимым трудом опирался на левую ногу, к загипсованной ступне которой бинтом был примотан клетчатый тапочек. Правая нога у него вообще была в гипсе до колена, и он держал ее на весу. Во второй руке он сжимал набалдашник палки-трости, и издававшей тот самый стук. На лицо Роман был небритый, осунувшийся, и даже не бледный, а серый какой-то, как грязный гипс на его ноге.

– Рад тебя видеть, Глеб Аркадьевич, – сказал он без каких-либо признаков обычно свойственной его манере разговаривать злой иронии. – Это кто ж рассказал-то тебе про мои полеты во сне и наяву?

– Люсю Зайцеву случайно встретил в магазине, – совершенно автоматически сообразил соврать я и поразился, как складно у меня это получилось.

– А, Люся все знает, – съязвил Роман, – ведь Люся лучшая подруга Жанны, так ведь, Жаннуль?

У Жанны упала рука ото рта, и она кивнула головой.

– Да ты проходи, Глеб Аркадьевич, – загостеприимничал Роман. – Пап, ну что ты стоишь? Приглашай гостя.

– Да, да, сейчас чай, кофе, все есть! – сразу засуетился дядя Коля, и потащил меня за руку на кухню, где, видимо, было поотремонтированнее.

– А она рассказала, каким макаром я с крыши-то спланировал? – двигаясь на кухню рядом со мной со скоростью водоплавающей черепахи на суше, почему-то радостно спросил Роман. – Нет? Представляешь, аккурат в минувшую среду вечером залез я на даче на крышу устанавливать спутниковую антенну. Решил, дурень, сэкономить на монтаже. Вот и сэкономил! Оскольчатые переломы, теперь пару месяцев на костыликах, да в колясочке, представляешь? Скажешь, дурак? Я сам знаю – дурак!

На кухне на самом деле ждала его инвалидная коляска, в которую Роман и уселся, ловко отставив костыль с палочкой. Сидя в коляске, как птица в гнезде, Роман оживленно болтал, подтрунивая над своим теперешним состоянием, рассказывал, что когда операцию делали – собирали кость, под наркозом больно не было, зато потом, как заморозка стала отходить, он сутки от боли «жил на потолке». Говорил, что вот, дескать, хотел, чтобы отец отвез его на дачу, уже почти погрузили его, как багаж, в машину, но нет, больно еще, да в дороге тряска, решили вернуться, помочь Жанне клеить обои. Я сочувствовал, улыбался и кивал ему в ответ, а думал о том, что это не Роман позавчера убил Лорика и похитил Галину с Юлькой. И не он звонил мне после, и говорил страшные вещи. И не Роман писал им приказы, что делать, и не он подсыпал им наркоту в питье. Не Роман это, слава Богу, не он. Какая-то огромная тяжесть свалилась с моей души, потому что пусть давно, но с Романом мы были очень близки. И одно дело, что он обманул меня с моими деньгами, и другое – похищать, разорять, убивать, лишать. Я был рад, очень рад, что это – не он. Но кто же тогда?! Дядя Коля уже наливал чай, Жанна ходила за ним следом, как сомнамбула, и только изредка бросала на меня беспомощные взгляды. Меня тоже эта ситуация, всю идиотичность которой осознавал один лишь я, начинала невыносимо тяготить, и тут спасительно зазвонил мой мобильник. Звонил Гоха.

– Глеб, брателло, ну не сердись, – извинительно забасил мне в ухо он. – Все, я починился, и в полном твоем распоряжении. Где встречаемся?

– Я тебе перезвоню через минуту, – примирительным тоном ответил я. – Пока продвигайся на Ленинградку, в район Водного, о'кей?

– Замазано! – радостно отрапортовал Гоха. – Еду.

– Торопишься? – сразу погрустнев, спросил Роман.

Я кивнул. Потом как мог серьезно посмотрел в его глаза, и сказал:

– Вообще-то я совершенно случайно сейчас у тебя, Ром, и совершенно по другому вопросу. Но считаю – очень хорошо, что так получилось. Я очень тебе сочувствую, но кости, слава Богу, срастаются, еще будешь лазать по крышам, как Маугли. И я хочу, чтоб ты знал, что я зла на тебя не держу, и ты, если думаешь, что есть за что, тоже не держи, ладно?

Дядя Коля перестал греметь посудой и чайником, и затих в углу кухни, Жанна, не дыша, сидела на табуретке рядом с мужем. Роман ответил мне долгим взглядом своих карих глаз, потом просто протянул руку, и я крепко пожал ее.

– Одна просьба, очень простая, но очень большая, – сказал я, вставая. – Никому, ни одной живой душе не говорите до вторника, что видели меня. Ни-ко-му, ладно?

– Могила, – ответил Роман, а Жанна закивала часто-часто.

Я встал, и пошел.

– А как же чай? – закричал мне вслед дядя Коля, но мне было не до чая.

* * *

Мы встретились с Гохой в тошненькой с виду забегаловке на Адмирала Макарова, в которой, однако же, всегда подавали приличный шашлык. Настроение у меня снова было ни к черту. Потому, что теперь, когда выяснилось, что это – не Роман, с точки зрения безопасности Галины и Юльки мое подпольное пребывание в Москве, как ни крути, было ничем иным, как авантюрой. Долго ли смогу я сохранять свое инкогнито, буде Голос более или менее серьезно проверит, где я есть на самом деле? А плана действий, то есть нахождения и нейтрализации Голоса и освобождения семьи, как не было, так и нет. Да еще и телефон тетки Эльмиры, которой я наконец-то нашел время позвонить, упорно молчал. В общем, опять все было плохо. Если честно, вся надежда у меня теперь была на бывшего эфэсбэшника Гоху.

Поскольку последний раз я хоть что-то клал на зуб еще в самолете, да и Гоха тоже с самого утра торчал в сервисе, решили вдарить по шашлыку. Я, то ли чтоб не пересыхало горло от длинных речей, то ли уже по привычке всех последних дней, взял себе пива. Рассказ на самом деле получился долгий, и халдей приносил пиво трижды.

Я рассказал Гохе обо всем, кроме Таши и всего, что с ней было связано. Получилось, что я сдуру оставляю Галину и Юльку под присмотром Лорика; Лорик звонит мне в Женеву и говорит, что на самом деле это – похищение и требует три миллиона, которые я, растерявшись, перевожу; кто-то нападает на квартиру, убивает Лорика и перепохищает мою семью, выставив мне предъяву еще на трешник. Гоха молча жевал жестковатое мясо, только изредка хмыкая и вставляя что-нибудь типа: «Во, блин!» или: «Ну, ё…!», причем одна и то же такое восклицание по ходу повествования могла выражать то восхищение, то негодование его по поводу услышанного. Но, наконец, я закончил, и Гоха, ковыряя в зубах за отсутствием в заведении зубочисток ногтем, подытожил:

– Ну что ж, Глеб, конечно, за то, что ты оставил семью под охраной какого-то там Лорика, тебе, конечно, надо яйца оторвать, но ты и сам это знаешь. Если тебе и вправду казалось, что Галина с Юлькой на время твоего отъезда нуждаются в присмотре, поручил бы это дело мне, я бы подключил старых корешочков – сослуживцев, все было бы в лучшем виде, и уж в любом случае обошлось бы малость дешевле, не находишь?

При иных обстоятельствах за эту злую Гохину иронию я бы, пожалуй, не пожалел бы на его круглую физиономию остатков пива из кружки, но сейчас я только сокрушенно покивал головой.

– Ладно, теперь поздно по этому поводу бить хвостом по песку, – оценив степень моего самоуничижения, смилостивился Гоха. – В остальном же можно сказать, что, сам себя загнав в ситуацию, далее ты размышлял и действовал в основном правильно, и я бы сказал, даже профессионально. Мне, к примеру, и невдомек, как там отвечают эти разные системы, когда мобила выключена, а ты вон как все проинтуичил! Молодец! И то, что Голос мог быть Романом, ты предположил почти правильно, а что это оказался не он, только избавляет нас от необходимости портить здоровье нечужому человеку, что всегда неприятно, отметает экзотику и сужает круг подозреваемых.

– Какую экзотику? – не понял я.

– Ну, видишь, ли, Глеб, – расправил плечи Гоха, вероятно, ощущая себя профессором криминалистики перед аудиторией зеленых курсантов-салаг, – твоя версия о том, что вы с теткой, совершенно определенно на самом являясь наследниками, были найдены не в результате целенаправленных поисков, а потому, что у двух случайных знакомых – Романа и Лорика оказалась нужная половинка информации о тебе, не выдерживает критики, потому что слишком экзотична. Слыхал о законе Оккама?

Я слыхал, но, чтобы потрафить Гохе, допивая кружку, помотал головой.

– В общих чертах, по этому закону наиболее вероятным объяснением чего-либо является самое простое, – охотно провел ликбез Гоха. – Не было никакой «команды наследника», понимаешь? И то, что Роман оказался ни при чем, это только подтверждает.

– Спасибо за науку, отец родной, – съерничал я, но Гоха на мою иронию внимания не обратил.

«К тому же за Романом остается неясность, – эпизод с Ташей», – подумал я, уже сожалея, что не рассказал Гохе вообще все, но теперь уж точно было поздно колоться до конца.

– Таким образом, что мы имеем? – вопросил Гоха, наваливаясь грудью на деревянный стол.

– Да, что мы имеем? – согласился с ним я, принимаясь за четвертую кружку.

– Мы имеем следующую цепочку умопостроений, – продолжил свои упражнения в дедукции Гоха. – Мы не знаем численного состава шайки, так как то, что похититель и Голос – одно лицо, и что – нет, примерно равновероятно. Шесть миллионов одинаково хорошо делится и на два, и на три. Но зато мы знаем того, кто убил Лорика.

– Как – знаем? – подпрыгнул я. – И кто же он?

– Кстати, его, Глеб, ты мог бы вычислить и сам, – усмехнулся Гоха, цыкая зубом, – если бы сопоставил три вещи. Первое – Лорик должен был его знать, иначе он просто не впустил бы визитера на конспиративную квартиру. Второе – для того, чтобы застрелить, он должен был иметь оружие.

– У Лорика был пистолет, – вставил свое соображение я. – Его могли завалить из его же пушки. Невязочка получается.

Гоха снисходительно рассмеялся:

– Судя по твоей характеристике и по тому, что Лорик подвизался начбезом в весьма серьезной фирме, он был в прошлом или из нашего, или из эмвэдэшного спецназа. Ты когда-нибудь пробовал отнять у человека, прошедшего спецподготовку, его личное оружие, и замочить его им же?

– Нет, не пробовал, – честно ответил я.

– И не пробуй, – с видом доброго папы сказал Гоха, – это не просто бесполезно, это опасно для жизни.

– Хорошо, не буду, – безропотно согласился я.

– И третье, самое главное, – продолжил Гоха, – что никто, никогда не будет стрелять в глаз, если только у него не оружие, из которого можно завалить, стреляя только в глаз. Ну, или в висок. Короче, газуха.

– У Шуляева есть газовый пистолет, – тихо произнес я, узнавая Гохин фоторобот. – Он постоянно таскает его с собой.

– Ну, вот ты и ответил на свой вопрос, – улыбнулся Гоха.

Я взболтал в кружке остатки желтоватой жидкости, некогда бывшей пивом, и допил их залпом. Потом с усмешечкой посмотрел на Гоху и, как давеча он меня, похлопал его по плечу:

– Гораций Феоктистович, Пинкертон ты хренов, разве я тебе не говорил, что Шуляев еще в четверг улетел в Египет? У него же а-ли-би! Знаешь такой термин?

Но Гоху моя издевка ничуть не обескуражила:

– Знаю, – с радостью закивал он, и хитро прищурился: – Только ты что, в аэропорту его провожал?

– Н-нет, – смутился я. – Ты что, думаешь, что он мог никуда и не уезжать?

– З-запросто, – передразнил меня Гоха. – Знаешь, что закон Оккама гласит применительно к нашей ситуации? Если по всем признакам это был Шуляев, но вроде как у него алиби, значит, алиби у него липовое!

Ну да, что это я, на самом деле? Конечно, Шуляев! Как тогда в ресторане он, не пощадив своей носоглотки, залил ее коньяком и зашелся в кашле, не дав подпившему мсье Сержу проговориться о клаузуле? Только ли соблюдением пресловутой «юридической тайны», делая это, был он тогда озабочен? Да ну, на фиг! Просто если бы я тогда, в субботу, узнал бы о содержании клаузулы, хрен бы я в воскресенье поперся бы к Талии! В общем, прав, похоже, старый кейджибишник Гоха насчет Шуляева.

– Но ведь версию необходимо проверить? – озабоченно озабоченно заглянул я Гохе в глаза. – Ну, улетел он на самом деле, или нет?

– Обязательно, – задумчиво отозвался он. – И, чувствую, в этом вопросе нам был бы очень полезен Вася Глюк.

Воскресенье, вторая половина дня

Вася Потапов и Гоха Семизуйко, хоть и служили в совершенно разных подразделениях ФСБ, встретились и сдружились именно на службе. Компьютерный гений Вася, на которого всевидящее око государственной безопасности положило глаз еще в бытность его студентом МИРЭА, служил в Пятом управлении, занимающемся наукой, то есть техническими формами шпионажа и противодействием таковому со стороны недружественных разведок. Рабочее место Васи было в средней из трех комитетских высоток на проспекте Вернадского, что между Ломоносовским и улицей Кравченко. Гоха же, поскольку тянул лямку в «девятке», то есть в охране, по долгу службы Васю и других «ботаников» в этой высотке охранял. Сошлись они на обоюдной любви к пиву, а скорешились, когда выяснили, что оба были фанатичными битломанами. Но если у Гохи кроме этого было еще много разных пристрастий, то музыка Ливерпульской четверки была едва ли единственным, что связывало супер-хакера Васю Потапова, большую часть своей жизни проводящего на бескрайних виртуальных просторах Сети, с реальным миром. Вряд ли среди продвинутых пользователей Интернета был хоть один, кто не знал бы Васиного ника, то есть компьютерного псевдонима «Глюк». Но наверняка никто из них и не догадывался, что Глюк – это даже не просто штатный хакер ФСБ, но один из системных администраторов – «сисадминов» всей гигантской компьютерной сети службы безопасности России. Причем зоной его ответственности была защита этой сети от атак разного калибра кибер-террористов и просто энтузиастов компьютерного взлома.

Когда Гоха уволился из рядов, Глюк стал частым гостем у нас в конторе. Деньги его не интересовали, да он в них и не нуждался, потому что всегда мог подработать, в мгновение ока написав на заказ какую-нибудь программку, коммерческие аналоги которой стоили на рынке не одну тысячу долларов. Так что такие мелочи, как запуск нашего офисного компьютера или подключение к Интернету Глюк делал нам просто из любви к искусству, Гохе, пиву и Битлз. Естественно, что каждое такое появление Глюка у нас в офисе заканчивалось небольшим распитием больших количеств светлого и темного, сопровождаемым исполнением Глюком и Гохой битловских песен «а капелла». К этому иногда присоединялся, несмотря на патологическое отсутствие у меня слуха, и я, причем по мнению скалозубов, лучше всего мне удавались аплодисменты в конце песни.

Ни мобильный, ни домашний номера у Глюка не отвечал, но Гоху это не обескуражило.

– Лишь бы он не был на дежурстве, – озабоченно нахмурился он, набирая рабочий номер Васи, – к нему на Вернадского мы точно не пройдем.

Но на службе Глюка тоже не было, о чем кто-то на том конце провода, кого Гоха, расплывшись в масляной улыбке, называл «милая барышня», поставил его в известность. Поворковав с собеседницей еще с полминуты, Гоха выяснил, что Глюк сменился с дежурства как раз только сегодня утром. Получив эту информацию, вероломный Гоха сразу потерял к абоненту всякий интерес, и общение с барышней тотчас же свернул.

– Самое слабое место всех без исключения разведок в мире – секретарши, – поучительно резюмировал Гоха и добавил: – Рупь за сто, что Глюкоз сейчас дома, отсыпается после суток, поэтому и телефоны молчат. Поехали.

Жил Вася Глюк в Строгино. Возвращающиеся с фазенд дачники только начинали заполнять Кольцевую, и мы с ветерком домчали за пятнадцать минут. Появившийся на пороге в ответ на наши настойчивые звонки в дверь взлохмаченный Глюк тер заспанные глаза и зевал во весь рот. Одет он был в широченные семейные трусы гавайской расцветки, из которых нелепо торчали его тощие, как лыжные палки, ноги, и в армейский китель нараспашку. Китель был без погон, но с синими гэбэшными петлицами.

– Здорово, хакер! – поприветствовал его Гоха. – Не ждал?

– Привет, юзера, – ответил Глюк, прекращая зевать. – Чему обязан радостью общаться с вами он-лайн? Мышка сдохла?

Мы оба хмыкнули чисто компьютерной шутке, и вошли. Типовая Васина «однушка» времен расцвета застоя представляла собой интересное зрелище. Большую часть комнаты занимали металлические столы, на которых были нагромождены компьютерные мониторы, системные блоки и клавиатуры, между которыми белой вороной пристроилась микроволновая печь. От столов уходил прямо в стену толстый, в палец, белый кабель. Второй по площади и объему вещью в комнате были две здоровые звуковые колонки, внешне очень похожие на радиоприемники времен второй мировой войны, только гораздо больше. Последнее место по размеру и, видимо, по приоритетам хозяина квартиры, занимала кровать. Не диван, не софа, а самая что ни на есть железная, крашеная в немаркий серый цвет армейская кровать с панцирной сеткой и с тощими армейскими же матрацем и подушкой на ней. А, нет, был еще один предмет – стул на колесиках. Стул, напротив, был хромированно-ультрасовременным и навороченным настолько, что в сравнении с кроватью выглядел, как космический корабль на фоне крестьянских розвальней. Сразу было видно, что хозяин квартиры основное время проводит на стуле, разъезжая вдоль столов от колонки к колонке, иногда пользуется микроволновкой и очень редко – кроватью.

– Так что же вас привело ко мне, френды? – спросил Глюк, плюхаясь на стул, который по инерции вместе с ним уехал в другой конец комнаты и врезался бы в колонку, если бы седок не привел в действие тормоз, которым стул был оборудован.

Мы с Гохой, стоя в дверях, принялись озираться в поисках, на что бы тоже присесть.

– Гох, садись на кровать, – закричал из угла Глюк, заметив нашу растерянность. – А ты иди сюда, Глеб.

И он ногой подтолкнул мне новенький компьютерный системный блок, одиноко стоящий на полу у стены.

– Сидеть на компьютере? – смутился я. – Я ж могу его сломать!

– Садись, садись, ни на что другое это глюкало не годится! – успокоил меня Вася. – Соседка купила сынку машину, фигову тьму денег выкинула. А ей запарили в модном кейсе дохлую «целягу» за четвертый «пень», а видюху воткнули вообще тридцати двух меговую. А пацан всем насвистел, что ему сверхзвуковую тачку подарили, созвал корешей, поставили они второй «Анриэл Торнамент», а он не катит, прикинь! У мальца горе, слезы – кошмар! Вот сделаю этому чугунку апгрейд, тогда, может, он и сможет носить высокое звание машины, а пока выше табуретки не тянет!

Если честно, я не все понял из пламенной речи Глюка, но посмотрел на Гоху и остался удовлетворен тем, что тот, судя по всему, понял еще меньше. Я осторожненько пристроил свой зад на дорогущем компьютере-недоноске, и моргнул Гохе – мол, давай.

– Слушай, Вась, – начал излагать суть дела он, – нам тут очень нужно узнать про одного кренделя, в России-матушке он сейчас находится, или за ее рубежами. А если за бугром, то где конкретно. Поможешь? Очень надо.

В ожидании ответа Глюка я сидел, затаив дыхание, и скроив на лице просящую мину. А тот молчал, и непохоже было, чтобы наша просьба вызвала у него большой прилив энтузиазма. Я совсем уже было впал по этому поводу в уныние, но Глюк вдруг подпрыгнул в своем кресле, и вместе с ним выехал на середину комнаты:

– Да базара нет, амигос! – воскликнул он. – Пардон, что торможу, прогу одну тут катаю, а она виснет и виснет, зараза! Только в случае чего меня не светите, а то на службе ругаться будут, о’кей? Как зовут хоть этого кренделя, знаете?

Я радостно закивал, пытаясь въехать в смысл Васиных слов про некую «прогу», которую «катают», и которая от этого «виснет». А Глюк подъехал к столу, ногой включил вспыхнувший в подстольной темноте красным глазом здоровый блок питания, и все системные блоки ожили, зажужжали, замигали разноцветными лампочками. Мониторы засветились, по ним в ураганном темпе пронеслись фазы загрузки операционной системы, и через полминуты на всех них застыла одна и та же заставка – черно-белая фотография довольно упитанной физиономии какого-то хмыря в очках.

– Ой, кто это? – испугался Гоха, кивая на хмыря, – и почему он у тебя во всех рамочках? Ты что, сменил ориентацию?

– Темнота, это ж Кевин Митник, мега-хакер, он же первый компьютерный святой, – поднял вверх палец Глюк. – Как Христос пошел на крест за грехи всех людей, Митник тянул лямку в американской тюряге за всех хакеров.

– Во, блин! – содержательно восхитился Гоха.

– Ладно, давайте поконкретней, – взял быка за рога Глюк. – Кого ищем?

– Ищем Шуляева Вадима Львовича, – подъехал на компе поближе к Глюку я, – который в прошлый четверг вроде как выехал в Египет.

– В Египет, это плохо, – пробормотал Глюк, кладя пальцы на клавиатуру.

– Почему плохо? – не понял я.

– Потому, что в Египет въезд безвизовый, – пояснил Глюк. – А так бы мы сейчас зашли бы в базу посольства и посмотрели бы, получал ли, к примеру, означенный гражданин визу.

– И что, без этого ничего сделать нельзя? – забеспокоился я.

– Да нет, почему, – усмехнулся Глюк, – это я так, просто. Для того, чтобы узнать, пересекал ли гражданин государственную границу, ломать посольский сервак не обязательно. Для этого есть базы данных погранцов и таможни.

Пальцы Глюка порхали по клавиатуре, при этом на нее он даже не смотрел. Все его внимание было приковано к центральному монитору. Через пару минут он откинулся в кресле и довольно ухмыльнулся, показывая на экран:

– Ну, вот, добро пожаловать на сервер таможни аэропорта Шереметьево!

На экране монитора приветливо мигало окошечко с надписью: «ведите ФИО для начала поиска».

– Как там, бишь, его ФИО? – спросил Глюк. – Вроде, Шуляев? Ага, есть! Шуляев Вадим Львович, зарегистрировался на рейс Аэрофлота до Хургады третьего дня, в четверг.

Мы с Гохой переглянулись, и было видно, как он разочарован. Нет, не Шуляев убивал Лорика и похищал мою семью, потому что во время, когда это происходило, толстый адвокат уже погружался с аквалангом в теплые воды Красного моря. И чего только Глюк в таком недоумении поднял на меня глаза?

– Слышь, Глеб, правда, тут одна непоняточка затесалась, – бросил он мне, и опять уставился в экран. – Смотри, Аэрофлот выдает, что ваш крендель зарегистрировался на этот же рейс еще раз, ровно через сутки.

Я и Гоха, в глазах которого при этих словах снова вспыхнул огонек гончей, наклонились к монитору.

– Ну-ка, ну-ка, где это? – загнусавил Гоха. – Это не может быть однофамилец и тезка в одном лице?

– Номер паспорта совпадает, – презрительно фыркнул Глюк. – Это он же. Сейчас выясним, когда он на самом деле улетел.

И Глюк снова принялся самозабвенно колотил пальцами по клавишам. Мы с Гохой, не дыша, следили за его священнодействиями.

– Чепуховая все-таки защита на серваке погранцов, – не больше, чем через минуту, самодовольно усмехнулся Глюк. – Так вот, их база сообщает нам, что Шуляев Вэ Эл в четверг государственную границу не пересекал, а стало быть, и не улетал. А пересек он ее и покинул пределы нашей родины на следующий день, в пятницу.

Гоха победоносно двинул мне сзади кулаком в плечо, и я обернулся. Его физиономия торжествовала.

– Вот так, дядя Глеб, – весело подмигнул он мне. – Конечно, это не значит, что у мсье Шуляева не может найтись какого-нибудь другого алиби, но только его отсутствие в стране могло бы полностью снять с него подозрение. Конечно, ясно, что в Москве у Шулява есть сообщник, но нам о нем ничего не известно. Так что, на эту минуту Шуляев – единственный реальный подозреваемый и единственная наша ниточка. Жаль, что потянуть за нее можно только после того, как ее кончик снова окажется в пределах нашей досягаемости.

Перспектива пассивно ожидать, пока Шуляев соблаговолит вернуться из Египта, повергла меня в уныние. Эдак голос уже выпустит моих и разрешит вернуться мне, а я что, все буду ждать у моря погоды?

– Ну чё, еще ко мне вопросы есть, или тушить мотор? – отвлек к меня от моих грустных мыслей Глюк.

– Есть, Вася, есть, – опять склонился над ним Гоха. – Можно как-то узнать, когда крендель наш собирается домой ворочаться?

– Почему нельзя, наверное, можно, – задумчиво ответил Глюк, скребя пальцами в голове. – Например, можно посмотреть, заказан ли ему обратный билет…

Глюк быстро выбил чечетку на клавиатуре, и сам себе ответил:

– Нет, не заказан, по крайней мере в Аэрофлоте. А ломать базы всех возможных авиаперевозчиков – это уйма времени.

– Можно посмотреть, когда у него заканчивается тур, – хмуро буркнул я.

– А ты знаешь, в какой тур-шараге он путеву покупал? – бодро отразил мою попытку сумничать Глюк.

– Нет, не знаю, – не стал юлить я. – А давай посмотрим, кто выкупал билет? Вдруг окажется, что его турфирма?

Гоха въехал мне локтем под ребра – мол, молодец, соображаешь, а пальцы Глюка опять запорхали над клавиатурой.

– Нет, мимо – ваш крендель сам брал билет прямо в аэропорту за час до начала регистрации, – почти тотчас же выдал он, и я смачно матюкнулся про себя.

Я хмуро посмотрел на Гоху, – похоже, все, тупик?

– Да погоди ты кукситься, Глеб! – вместо Гохи ответил, перехватив мой взгляд, Глюк, тыча пальцем в экран. – Первый билет, который крендель сдал, бронировала ему какая-то «Тур-Ин». Может, она и тур в Египет она ему делала?

«Тур-Ин»? Стоп, ведь в этом дурацком «Турине» работает Люся Зайцева! Вот это номер!

– Очень даже может быть, – задумчиво протянул я.

– Ты чего, знаешь, что ли, эту контору? – спросил Гоха, безошибочно заметив, как я напрягся.

– Да, работает в ней одна моя… знакомая, – усмехнулся я.

– Ну, так и отлично! – обрадовался Гоха. – Давай ей звякнем и спросим, не она ли, часом, оформляла тур нашему кренделю!

Правда, что ли, позвонить? Надо же, как часто последнее время у меня возникают поводы звонить Люсе!

– Ну, чего, звони! – заторопил меня Гоха. – Может, она вообще его хорошо знает, и мы сможем чего-нибудь у нее про него разведать?

И тут именно эта мысль, что, возможно, Люся знакома с Шуляевым, остановила мой палец, уже готовый нажать кнопку посыла вызова. Он-то имеет ввиду, что Люся – это так, абы кто, просто какая-то моя знакомая, и что ее предположительное знакомство с Шуляевым – не более, чем случайность, причем случайность нам выгодная и удобная. Но я-то знаю, кто такая Люся Зайцева на самом деле! Люся – это человек, который, между прочим, был в курсе моих княжеско-наследных дел, и к тому же она как минимум общалась с Талией. Может ли после этого то, что главный и единственный подозреваемый Шуляев оформлял турпоездку именно в ее фирме, быть случайностью?

Мои колебания не укрылись от Гохи.

– То есть ты считаешь, что каждый, с кем контактировал Шуляев, сразу становился его сообщником, так, что ли? По типу инфекции? – насмешливо прищурился на меня Гоха. – Может, ты считаешь, эта твоя дамочка и есть Голос? Да, может, в этой турконторе вовсе и не она оформляла кренделя нашего! Знаешь, брат, так нельзя, это уже мания преследования!

Гохина тирада встряхнула меня. На самом деле, что это я?! Ведь я только вчера общался с Люсей, она сидит у себя на даче, то есть в деревне Брыньково Калужской губернии, в без малого двухстах верстах от Москвы, и хотя бы поэтому никак не может иметь отношение ко всему этому делу. И вообще то, что Люся Зайцева мне несимпатична, еще не следует, что она черт с рогами! Не зная, кого подозревать, я подозреваю всех. Да, воистину – воспаленный рассудок рождает чудовищ!

– Да нет, просто я принципиально не хочу, чтобы кто-нибудь еще знал, что я в Москве, – отмазался я от Гохиных насмешек. – Звонить придется на мобильный, черт его знает, чего он там определит!

– Звони с моего, – подал голос вроде бы безучастный к нашему диалогу Глюк. – У меня телефон подключен через Интернет, его не определяет даже коммутатор ФСБ.

– Звони, – ласково подтвердил Гоха, протягивая мне трубку.

Я вздохнул, и позвонил.

– А, это ты, дорогой, – услышал я в трубке Люсин голос, как всегда, словно обесцвеченный перекисью водорода. – Все еще в Швейцарии, или уже прилетел и собрался ко мне в гости?

– Да нет, еще здесь, – ответил я, стараясь не замечать ее коечных интонаций. – Люсь, у меня к тебе еще один вопрос, можно?

– Только один? – протянула Люся. – Я разочарована.

Надо было бы из вежливости, конечно, посмеяться шутке, но мне было не до приличий. Я подобрался, и задал вопрос:

– Скажи пожалуйста, фамилия Шу-ля-ев тебе, случайно, ничего не говорит?

– Если Вадим Львович, то случайно говорит: это – мой клиент, – без запинки ответила Люся, и с ехидцей поинтересовалась: – Тоже случайно встретил в Женеве?

Она говорила спокойно и насмешливо, и меня совершенно отпустило.

– Да нет, – облегченно рассмеялся я. – Это – адвокат по делам моего наследства, он сейчас в Египте, я знаю, что тур он брал в твоем «Тур-Ине», он сам мне об этом говорил. Тут у меня возник вопрос, который никто, кроме него, не может разрешить. Не безумно срочно, но тем не менее мне очень нужно знать, когда он будет в Москве. Мобильный у него не отвечает, вот я и надумал позвонить тебе. Ты ведь разрешила мне звонить по любым вопросам, не так ли?

Гоха показал мне большой палец, – мол, складно врешь, но сам я был от своей выдумки не в восторге. Не знаю, удалось ли мне хоть как-то фривольностью заретушировать неубедительность мотивации, но Люсю, похоже, это не волновало.

– Вообще-то, я имела ввиду другое, – хмыкнула в трубку Люся, – но видно, мне не суждено дождаться от тебя нужного вопроса. Что же до Шуляева, то надо же, как тесен мир! Между прочим, сосватала мне его Жанка со словами, что этот адвокат очень-очень важен для Романа с его судом, и с просьбой сделать ему тур подешевле. Слава Богу, что ему приспичило на Красное море, а у нас в конторе Египтом занимаюсь не я. Он вынул из Ирки, которой он достался, всю душу придирками и канючением насчет скидок. В общем, жадюга оказался такой, что фирма на нем ничего не заработала, шеф лишил за это Ирку премии, и с тех пор она со мной не разговаривает. Так что, когда он там возвращается, извини, не знаю, а Иркиного телефона у меня с собой все равно нет, и звонить ей не проси. Так что, извини, что не смогла быть тебе полезной, и до свидания, дорогой.