Электронная библиотека » Аркадий и Борис Стругацкие » » онлайн чтение - страница 47


  • Текст добавлен: 30 мая 2016, 16:20


Автор книги: Аркадий и Борис Стругацкие


Жанр: Научная фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 47 (всего у книги 168 страниц)

Шрифт:
- 100% +
Глава десятая

Он стоял у дверей и озирался с таким видом, будто пытался вспомнить, куда он пришел и для чего пришел. Он был очень не похож на себя, но я его все-таки узнал сразу, потому что мы четыре года просидели рядом в аудиториях Школы, и потом было еще несколько лет, когда мы встречались чуть ли не ежедневно.

– Слушайте,  –  сказал я бармену.  –  Его зовут Буба?

– Умгум,  –  сказал бармен.

– Что же это  –  кличка?

– Откуда мне знать? Буба и Буба. Его все так зовут.

– Пек!  –  крикнул я.

Все посмотрели на меня. И он тоже медленно повернул голову и поискал глазами, кто зовет. Но на меня он не обратил внимания. Словно вспомнив что-то, он вдруг судорожными движениями принялся отряхивать воду с плаща, а потом, шаркая каблуками, подковылял к стойке и с трудом взобрался на табурет рядом со мной.

– Как обычно,  –  сказал он бармену. Голос у него был глухой и сдавленный, словно его держали за горло.

– Вас тут дожидаются,  –  сказал бармен, ставя перед ним стакан спирта и глубокую тарелку, наполненную сахарным песком.

Он медленно повернул голову, посмотрел на меня и спросил:

– Ну? Чего надо?

Веки у него были воспалены и полуопущены, в уголках глаз скопилась слизь. И дышал он через рот, как будто страдал аденоидами.

– Пек Зенай,  –  тихо произнес я,  –  курсант Пек Зенай, вернитесь, пожалуйста, с Земли на небо.

Он все так же слепо смотрел на меня. Потом облизнул губы и сказал:

– Сокурсник, что ли?

Мне стало жутко. Он отвернулся, взял стакан, выцедил спирт и, давясь от отвращения, стал есть сахарный песок большой столовой ложкой. Бармен налил ему второй стакан.

– Пек,  –  сказал я,  –  ты что же, дружище, не помнишь меня?

Он снова оглядел меня.

– Да нет… Наверное, видел где-то…

– Видел где-то!  –  сказал я с отчаянием.  –  Я  –  Иван Жилин, неужели ты меня совсем забыл?

Его рука со стаканом едва заметно дрогнула, и этим все кончилось.

– Нет, приятель,  –  сказал он.  –  Прошу извинить, конечно, но я вас не помню.

– И «Тахмасиб» не помнишь? И Айову Смита не помнишь?

– Изжога меня сегодня изводит,  –  сообщил он бармену.  –  Дайте-ка мне содовой, Кон.

Бармен, с любопытством нас слушавший, налил содовой.

– Дрянной сегодня день,  –  сказал Буба.  –  Два автомата отказали, представляете, Кон?

Бармен покачал головой и вздохнул.

– Директор лается,  –  продолжал Буба.  –  Вызвал меня на ковер и облаял. Уйду я оттуда. Послал я его к чертовой матери, он меня и уволил.

– А вы заявите в профсоюз,  –  посоветовал бармен.

– Да ну их,  –  сказал Буба. Он выпил содовую и вытер рот ладонью. На меня он не смотрел.

Я сидел как оплеванный. Я совершенно забыл, зачем мне нужен был Буба. Мне нужен был Буба, а не Пек… То есть Пек мне тоже был нужен, но не этот… Этот не был Пеком, он был каким-то незнакомым и неприятным мне Бубой, и я с ужасом смотрел, как он выцедил второй стакан спирта и снова принялся заталкивать в себя полные ложки сахара. Лицо его покрылось красными пятнами, он давился и слушал, как бармен азартно рассказывает ему про футбол… Мне захотелось крикнуть: Пек, что с тобой случилось, Пек, ты же ненавидел все это!.. Я положил руку ему на плечо и сказал умоляюще:

– Пек, милый, выслушай меня, пожалуйста…

Он отстранился.

– В чем дело, приятель?  –  Глаза его совсем уже не смотрели.  –  Я не Пек, меня зовут Буба, понял? Вы меня с кем-то путаете… Никакого Пека здесь нет… Так что тогда «Носороги», Кон?..

И я вспомнил, где я нахожусь, и понял, что Пека здесь действительно больше нет, а есть Буба, агент преступной организации, и это единственная реальность, а Пек Зенай  –  мираж, доброе воспоминание, и о нем надо скорее забыть, если я намерен работать… Ладно, подумал я, стискивая зубы, пусть будет по-вашему.

– Алё, Буба,  –  сказал я.  –  У меня к тебе дело.

Он уже был пьян.

– А я о делах возле стойки не разговариваю,  –  заявил он.  –  И вообще я работу кончил. Все. Больше у меня никаких дел нет. Обратись, приятель, в муниципалитет. Там тебе помогут.

– Я к тебе обращаюсь, а не в муниципалитет,  –  сказал я.  –  Ты меня будешь слушать?

– А я тебя и так все время слушаю. Здоровье только порчу.

– Дело у меня небольшое,  –  сказал я.  –  Мне нужен слег.

Он сильно вздрогнул.

– Ты что, приятель, обалдел, что ли?

– Вы бы все-таки постыдились,  –  сказал бармен,  –  при людях-то… Совесть совсем потеряли.

– Заткнись,  –  сказал я ему.

– Ты потише,  –  грозно сказал бармен.  –  В полицию давно не таскали? А то смотри, раз, два  –  и высылка…

– Плевал я на высылку,  –  нагло сказал я.  –  Не суйся в чужие дела…

– Слегач вонючий,  –  сказал бармен. Он заметно озверел, но говорил негромко.  –  Слег ему захотелось. Сейчас позову сержанта, он тебе даст слег…

Буба сполз с табуретки и поспешно заковылял к выходу. Я оставил бармена и поспешил следом. Он выскочил под дождь и, забыв поднять капюшон, стал озираться, ища такси. Я догнал его и взял за рукав.

– Ну, что тебе от меня надо?  –  с тоской сказал он.  –  Я полицию позову.

– Пек,  –  сказал я.  –  Опомнись, Пек, я  –  Иван Жилин, ты же меня помнишь…

Он все озирался, то и дело вытирая ладонью воду, струившуюся по лицу. Вид у него был жалкий, загнанный, и я, стараясь подавить раздражение, все уверял себя, что это мой Пек, бесценный Пек, незаменимый Пек, добрый, умный, веселый Пек, все пытался вспомнить, какой он был за пультом «Гладиатора», и не мог, потому что невозможно было теперь представить его где-либо, кроме бара, над стаканом спирта.

– Такси!  –  завизжал он, но машина промчалась мимо, в ней было полно людей.

– Пек,  –  сказал я,  –  поедем ко мне. Я тебе все расскажу.

– Отстаньте от меня,  –  сказал он, стуча зубами.  –  Я никуда с вами не поеду. Отстань! Я же тебя не трогал, я же тебе ничего не сделал, отстань, ради бога!

– Ну хорошо,  –  сказал я.  –  Я от тебя отстану. Но ты мне должен дать слег и дать свой адрес.

– Не знаю я никаких слегов,  –  застонал он.  –  Да что ж это за день такой сегодня, господи!..

Припадая на левую ногу, он побрел прочь и вдруг нырнул в подвальчик с красивой скромной вывеской. Я последовал за ним. Мы сели за столик, и нам тотчас принесли горячее мясо и пиво, хотя мы ничего не заказывали. Буба дрожал, мокрое лицо его стало синим. Он с отвращением оттолкнул тарелку и стал глотать пиво, обхватив кружку обеими ладонями. В подвальчике было тихо и пусто, над сверкающим буфетом висела белая доска с золотыми буквами: «У НАС ПЛАТЯТ».

Буба поднял голову от кружки и тоскливо сказал:

– Можно, я уйду, Иван? Не могу… К чему все эти разговоры? Отпусти меня, пожалуйста…

Я взял его за руку.

– Пек, что с тобой творится? Ведь я тебя искал, адреса твоего нигде нет… Я тебя встретил совершенно случайно и ничего не понимаю. Как ты попал в эту историю?.. Может, я могу помочь тебе чем-нибудь? Может быть, мы…

Он вдруг с бешенством вырвал у меня руку.

– Вот палач,  –  прошипел он.  –  Гестаповец… Черт меня понес в этот «Оазис»… Дурацкая болтовня, сопли… Нет у меня слега, понял? Есть один, так я тебе его не отдам! Что я потом  –  как Архимед?.. Есть у тебя совесть? Тогда отпусти меня, не мучай…

– Я не могу тебя отпустить,  –  сказал я,  –  пока не получу слег. И твой адрес. Должны же мы поговорить…

– Я не желаю с тобой говорить, неужели ты этого не понимаешь? Я ни с кем ни о чем не желаю говорить. Я хочу домой… И слег свой я тебе не отдам… Что я вам, фабрика? Тебе отдам, а потом через весь город крюка давать?

Я молчал. Ясно было, что он ненавидит меня сейчас. Что если бы он чувствовал себя в силах, он бы убил меня и ушел. Но он знал, что это не в его силах.

– Сволочь,  –  сказал он с яростью.  –  Почему ты сам купить не можешь? Денег у тебя нет? На! На!  –  Он стал судорожно рыться в карманах, выбрасывая на стол медяки и смятые бумажки.  –  Бери, здесь хватит!

– Что купить? У кого?

– Вот осел проклятый… Ну этот… Как его… м-м-м… как его… А, дьявол!..  –  крикнул он.  –  Провались ты совсем!  –  Он запустил пальцы в нагрудный карман и вытащил плоский пластмассовый футлярчик. Внутри была блестящая металлическая трубочка, похожая на инвариант-гетеродин для карманных радиоприемников.  –  На! Жри!  –  Он протянул мне эту трубочку. Она была маленькая, длиной не больше дюйма и толщиной в миллиметр.

– Спасибо,  –  сказал я.  –  И как ею пользоваться?

У Пека раскрылись глаза. Он даже, кажется, улыбнулся.

– Господи,  –  сказал он почти с нежностью,  –  неужели ты ничего не знаешь?

– Ничего не знаю,  –  сказал я.

– Ну, так бы и сказал с самого начала. А я думаю, что он меня изводит, как палач? У тебя приемник есть? Вставь туда вместо гетеродина, повесь где-нибудь в ванной или поставь, все равно, и валяй.

– В ванной?

– Да.

– Обязательно в ванной?

– Ну да! Обязательно нужно, чтобы тело было в воде. В горячей воде. Эх ты, теленок…

– А «Девон»?

– А «Девон» высыпь в воду. Таблеток пять в воду и одну в рот. На вкус они отвратительные, но зато потом не пожалеешь… И еще обязательно добавь в воду ароматических солей. А перед самым началом выпей пару стаканчиков чего-нибудь покрепче. Это нужно, чтобы… как это… ну… развязаться, что ли…

– Так,  –  сказал я.  –  Понятно. Теперь все понятно.  –  Я завернул слег в бумажную салфетку и положил в карман.  –  Значит, волновая психотехника?

– Господи, да какое тебе до этого дело?  –  Он уже стоял, надвигая капюшон на голову.

– Никакого,  –  сказал я.  –  Сколько я тебе должен?

– Пустяки, вздор! Пошли скорее… Какого черта мы теряем время?

Мы поднялись на улицу.

– Ты правильно решил,  –  сказал Пек.  –  Разве это мир? Разве в этом мире мы люди? Это дерьмо, а не мир. Такси!  –  завопил он.  –  Эй, такси!  –  Его затрясло от возбуждения.  –  И чего меня понесло в «Оазис»?.. Не-ет, теперь я больше никуда, никуда…

– Дай мне твой адрес,  –  сказал я.

– Зачем тебе мой адрес?

Подкатило такси, Буба рванул дверцу.

– Адрес!  –  сказал я, хватая его за плечо.

– Вот дурак,  –  сказал Буба.  –  Солнечная, одиннадцать… Вот дурак,  –  повторил он, усаживаясь.

– Завтра я к тебе зайду,  –  сказал я.

Он уже не обращал на меня внимания. «Солнечная!  –  крикнул он шоферу.  –  Через центр! И побыстрее ради бога!»

Как просто, подумал я, глядя вслед его машине. Как все оказалось просто! И все совпадает. И ванна, и «Девон». И орущие приемники, которые так нас раздражали и на которые мы никогда не обращали внимания. Мы их просто выключали… Я взял такси и отправился домой.

А вдруг он меня обманул, подумал я. Просто хотел от меня поскорее избавиться… Впрочем, это я скоро узнаю. Он совсем не похож на агента-распространителя. Он же Пек… Впрочем, нет, он уже больше не Пек. Бедный Пек. Никакой ты не агент, ты просто жертва. Ты знаешь, где можно купить эту гадость, но ты всего лишь жертва. Слушайте, я не желаю допрашивать Пека, я не желаю его трясти, как какую-нибудь шпану… Правда, он уже не Пек. Чепуха, что значит не Пек? Он  –  Пек… и все-таки… придется… Волновая психотехника… Но дрожка  –  это ведь тоже волновая психотехника. Что-то слишком просто все получается, подумал я. Я здесь и двух суток не пробыл… А Римайер живет здесь с самого мятежа. Как забросили его тогда, так он здесь и прижился, и все им были довольны, хотя в последних отчетах он писал, что ничего похожего на то, что мы ищем, здесь нет. Правда, у него нервное истощение… и «Девон» на полу. И Оскар. И он не стал умолять меня, чтобы я его отпустил, а просто направил меня к рыбарям…

Я никого не встретил ни во дворе, ни в холле. Было уже около пяти. Я прошел к себе в кабинет и позвонил Римайеру. Ответил тихий женский голос.

– Как больной?  –  спросил я.

– Он спит. Не надо его беспокоить.

– Я не буду. Ему лучше?

– Я же вам сказала, что он заснул. И не звоните так часто, пожалуйста. Ваши звонки его тревожат.

– Вы будете у него все время?

– Во всяком случае, до утра. Если вы позвоните еще хоть раз, я выключу телефон.

– Благодарю вас,  –  сказал я.  –  Вы только не уходите от него до утра. Я больше не буду вас беспокоить.

Я повесил трубку и некоторое время сидел, размышляя, в удобном мягком кресле перед большим и совершенно пустым столом. Потом я достал из кармана слег и положил перед собой. Маленькая блестящая трубочка, незаметная и совершенно безобидная на вид, обычная радиодеталь. Такие можно делать миллионами. Они должны стоить копейки и очень удобны при транспортировке.

– Что это у вас?  –  спросил Лэн над самым моим ухом.

Он стоял рядом и смотрел на слег.

– А разве ты не знаешь?  –  спросил я.

– Это из приемника,  –  сказал он.  –  У меня в приемнике есть такая. Все время портится.

Я достал из кармана свой приемник, вынул из него гетеродин и положил рядом со слегом. Гетеродин был похож на слег, но это был не слег.

– Не одинаковые,  –  признал Лэн.  –  Но такую штучку я тоже видел.

– Какую?

– Вот такую, как у вас.

Он вдруг насупился, и лицо его сделалось сердитым.

– Вспомнил?  –  спросил я.

– Вовсе нет,  –  сказал он мрачно.  –  Ничего я не вспомнил.

– Ну и ладно,  –  сказал я. Я взял слег и вставил его в приемник вместо гетеродина. Лэн схватил меня за руку.

– Не надо,  –  сказал он.

– Почему?

Он не ответил, глядя на приемник настороженными глазами.

– Ты чего боишься?  –  спросил я.

– Ничего я не боюсь, откуда вы взяли…

– Посмотрись в зеркало,  –  сказал я и положил приемник в карман.  –  У тебя такой вид, будто ты за меня испугался.

– За вас?  –  удивился он.

– Ну ясно, за меня. Не за себя же… Хотя да, ведь ты еще боишься этих… некротических явлений.

Он стал смотреть в сторону.

– Откуда вы взяли?  –  сказал он.  –  Просто мы так играем.

Я презрительно фыркнул.

– Знаю я эти игры! Одного вот только не знаю: откуда в наше время берутся некротические явления?

Он озирался по сторонам, потом стал пятиться.

– Я пойду,  –  сказал он.

– Нет уж,  –  сказал я решительно.  –  Давай договорим, раз начали. Как мужчина с мужчиной. Ты не думай, я в этих некротических явлениях кое-что смыслю.

– Что вы смыслите?  –  Он был уже возле дверей и говорил очень тихо.

– Побольше тебя,  –  сказал я строго.  –  Но орать об этом на весь дом не собираюсь. Если хочешь говорить, подойди сюда… Я-то ведь не какое-нибудь там некротическое явление. Залезай сюда на стол и садись.

Целую минуту он колебался, исподлобья глядя на меня, и все, чего он опасался, и все, на что он надеялся, появлялось и исчезало у него на лице. Наконец он сказал:

– Я только дверь закрою.

Он сбегал в гостиную, закрыл дверь в холл, вернулся, плотно закрыл дверь в гостиную и подошел ко мне. Руки у него были в карманах, лицо бледное, а оттопыренные уши  –  красные и холодные.

– Во-первых, ты дурак,  –  объявил я, подтащив его к себе и поставив между коленей.  –  Жил-был мальчик до того запуганный, что штанишки у него не высыхали даже на пляже, а уши у него от страха были такие холодные, словно он клал их на ночь в холодильник. Этот мальчик все время дрожал, и так он дрожал, что, когда вырос, у него оказались извилистые ноги, а кожа сделалась, как у ощипанного гусака.

Я надеялся, что он хоть раз улыбнется, но он слушал очень серьезно и очень серьезно спросил:

– А чего он боялся?

– У него был старший брат, хороший человек, но большой любитель выпить. И как это часто бывает, подвыпивший брат был совсем не похож на брата трезвого. У него делался очень дикий вид. А когда он выпивал особенно много, то делался похожим на покойника. И вот этот мальчик…

На лице Лэна появилась презрительная усмешка.

– Нашел чего бояться… Они, когда пьяные, наоборот, добрые.

– Кто  –  они?  –  сейчас же спросил я.  –  Мать? Вузи?

– Ну да. Мама, наоборот, с утра, как встанет, всегда злится, а потом раз выпьет вермуту, два выпьет вермуту, и все. А к вечеру уже совсем добрая, потому что ночь близко…

– А ночью?

– Ночью этот хмырь приходит,  –  неохотно сказал Лэн.

– До хмыря нам дела нет,  –  деловито сказал я.  –  Не от хмыря же ты в гараж убегаешь.

– Я не убегаю,  –  сказал он упрямо.  –  Это такая игра.

– Не знаю, не знаю,  –  сказал я.  –  Есть, конечно, на свете вещи, которых даже я боюсь. Например, когда мальчик плачет и дрожит. Я на такие вещи смотреть не могу, у меня все внутри прямо переворачивается. Или когда зубы болят, а по ходу дела надо улыбаться,  –  вот это страшно, ничего не скажешь. А бывают просто глупости. Когда дураки, например, от безделья и от жира угощаются мозгом живой обезьянки. Это уже не страшно, это просто противно. Тем более что это они не сами придумали. Это еще тысячу лет назад  –  и тоже с жиру  –  придумали толстые тираны на Дальнем Востоке. А нынешние дурачки услыхали про это и обрадовались. Так их ведь жалеть надо, а не бояться…

– Жалеть,  –  сказал Лэн.  –  Они-то ведь никого не жалеют. Они что захотят, то и делают. Им ведь все равно, как вы не понимаете… Им если скучно, то все равно, кому голову пилить… Дурачки… Это они днем, может быть, дурачки, вы вот все это не понимаете, а ночью они не дурачки, они все про́клятые…

– Как это так?

– Всем миром они про́клятые. Покоя им нет и не будет. Вы-то ничего не знаете… Вам что, как приехали, так и уедете… А они  –  ночью живые, а днем мертвые… трупные…

Я сходил в гостиную и принес ему воды. Он выпил полный стакан и сказал:

– А вы скоро уедете?

– Да нет, что ты,  –  сказал я, похлопывая его по спине.  –  Я же только что приехал.

– Можно, я у вас ночевать буду?

– Конечно.

– Сначала у меня замок был, а сейчас она у меня замок зачем-то сняла. А зачем сняла  –  не говорит…

– Ладно,  –  сказал я.  –  Будешь спать у меня в гостиной. Хочешь?

– Да.

– Вот, запирайся там и спи на здоровье. А я тогда в спальню через окно забираться буду.

Он поднял голову и пристально посмотрел мне в лицо.

– Думаете, у вас двери запираются? Я тут все знаю. У вас ведь тоже не запираются.

– Это у вас они не запираются,  –  сказал я по возможности небрежно.  –  А у меня они запираться будут. На полчаса работы.

Он неприятно, как взрослый, засмеялся.

– Вы сами-то боитесь. Ладно, я пошутил. Запираются они у вас, не бойтесь.

– Дурачина ты,  –  сказал я.  –  Я же тебе сказал, что ничего такого не боюсь.  –  Он испытующе смотрел на меня.  –  А замок я сделаю в гостиной для того, чтобы ты спал спокойно, раз уж ты такой боязливый. А я всегда сплю с открытым окном.

– Я же говорю,  –  сказал он,  –  я пошутил.

Мы помолчали.

– Лэн,  –  сказал я,  –  а кем ты будешь, когда вырастешь?

– А что?  –  сказал он. Он очень удивился.  –  Какая мне разница?

– Как так  –  какая разница? Тебе все равно, химиком ты будешь или барменом?

– Я же вам сказал: мы все про́клятые. От проклятия-то не уйдешь, как вы понять не можете, это же всякий знает.

– Что ж,  –  сказал я,  –  бывали и раньше про́клятые народы. А потом рождались дети, которые вырастали и снимали проклятие.

– А как?

– Это долго объяснять, дружище.  –  Я встал.  –  Я тебе это еще обязательно расскажу. А сейчас беги играй. Днем-то ты хоть играешь? Ну, вот и беги. А когда солнце сядет, приходи, я тебе постелю.

Он сунул руки в карманы и пошел к дверям. Там он остановился и сказал через плечо:

– А эту штучку из приемника вы лучше выньте. Вы думаете, это что такое?

– Гетеродин,  –  сказал я.

– Никакой это не гетеродин. Вы его выньте, а то вам плохо будет.

– Почему это мне плохо будет?  –  сказал я.

– Выньте,  –  сказал он.  –  Вы всех будете ненавидеть. Вы сейчас не про́клятый, а станете про́клятым. Кто вам его дал? Вузи?

– Нет.

Он умоляюще посмотрел на меня.

– Иван, выньте!

– Так и быть,  –  сказал я.  –  Выну. Беги играй. И никогда меня не бойся, слышишь?

Он ничего не сказал и вышел, а я остался сидеть в кресле, положив руки на стол, и скоро услышал, как он завозился в кустах сирени под окнами. Он шуршал, топал, что-то бормотал и тихонько вскрикивал, разговаривая сам с собой: «…Принесите флаги и ставьте здесь, и здесь, и здесь… вот… вот… вот… И тогда я сел в самолет и улетел в горы…» Интересно, когда он ложится спать?  –  подумал я. Хорошо, если в восемь или хотя бы в девять, зря я, пожалуй, все это затеял, сейчас бы заперся в ванной и через два часа уже все знал бы, да нет, не мог же я отказать ему, представь-ка себя на его месте, но это не метод, я потакаю его страхам, надо было придумать что-нибудь поумнее, а попробуй придумай, это тебе не Аньюдинский интернат, ох, какой же это не Аньюдинский интернат, какое же это все не такое, и что же мне сейчас предстоит, какой, интересно, круг рая, только если будет щекотно, я не смогу, интересно, рыбари  –  это тоже круг рая, наверняка меценатство для аристократов духа, а Старое Метро для тех, кто попроще, хотя интели тоже аристократы духа, а напиваются как свиньи и ни на что больше не годны, даже они больше ни на что не годны, слишком много ненависти, слишком мало любви, ненависти легко научить, а вот любви  –  трудно, и потом, любовь слишком затаскали и обслюнявили, и она пассивна, почему-то так получилось, что любовь всегда пассивна, а ненависть зато всегда активна и потому очень привлекательна, и говорят еще, что ненависть  –  от природы, а любовь  –  от ума, от большого ума, а с интелями все-таки хорошо бы поговорить, не все же они там дураки и истерики, а вдруг удастся найти Человека, что, собственно, хорошо у человека от природы, фунт серого вещества, но и это не всегда хорошо, так что человеку всегда приходится начинать на голом месте, а хорошо было бы, если бы наследовались социальные признаки; правда, тогда Лэн был бы сейчас маленьким генерал-полковником; нет уж, лучше не надо, лучше на голом месте, он бы, конечно, ничего не боялся, но зато он бы пугал других, которые не генерал-полковники…

Я вздрогнул, потому что увидел: на яблоне напротив окна сидит Лэн и пристально смотрит на меня. В следующее мгновение он исчез, только затрещали ветки и посыпались яблоки. Нипочем не верит, подумал я. Никому не верит. А я кому-нибудь верю в этом городе? Я перебрал всех, кого мог вспомнить. Нет, никому я не верю. Я снял трубку, позвонил в «Олимпик» и попросил соединить с номером восемьсот семнадцать.

– Слушаю вас,  –  сказал голос Оскара.

Я молчал, прикрыв микрофон пальцами.

– Слушаю!  –  раздраженно повторил Оскар.  –  Второй раз уже,  –  сказал он кому-то в сторону.  –  Алло!.. Да нет, какие у меня здесь могут быть женщины?..  –  Он повесил трубку.

Я взял томик Минца, лег в гостиной на тахту и читал до сумерек. Очень люблю Минца, но совершенно не помню, о чем я читал. С шумом проехала вечерняя смена. Тетя Вайна кормила Лэна ужином, пичкала его толокном с горячим молоком. Лэн капризничал, хныкал, а она терпеливо и ласково уговаривала его. Таможенник Пети внушал командирским голосом, но вполне добродушно: «Надо есть, надо есть, раз мать говорит  –  надо есть, выполняйте…» Заходили двое каких-то, судя по голосам  –  разболтанных молодых людей, спрашивали Вузи и заигрывали с тетей Вайной. По-моему, они были пьяны. Темнело быстро. В восемь часов в кабинете зазвонил телефон. Я босиком сбегал в кабинет и взял трубку, но никто не заговорил. Как аукнется, так и откликнется. В восемь десять в дверь постучали. Я обрадовался, что это Лэн, но это оказалась Вузи.

– Что же вы даже не заходите?  –  возмущенно спросила она прямо с порога. На ней были шорты с изображением подмигивающей физиономии, тесная курточка-безрукавка, открывающая пупок, и огромный прозрачный шарф, она была свежая и крепенькая, как недозрелое яблоко. До оскомины.

– Я сижу и жду его весь день, а он здесь валяется. У вас болит что-нибудь?

Я поднялся и сунул ноги в туфли.

– Садитесь, Вузи.  –  Я похлопал по тахте рядом с собой.

– Не сяду я с вами,  –  сказала она.  –  Он тут читает, оказывается… Хоть бы выпить предложил.

– В баре,  –  сказал я.  –  Как поживает слюнявая корова?

– Слава богу, сегодня ее не было,  –  сказала Вузи, залезая в бар.  –  Сегодня мне досталась мэриха… Вот дурища! Почему, значит, ее никто не любит? А за что ее любить?.. Вам с водой?.. Глаза белые, морда красная, задница диваном  –  ну как у лягушки, ей-богу… Слушайте, давайте сделаем «хорек». Сейчас все делают «хорек»…

– А я не люблю делать, как все.

– Это я и сама вижу. Все идут гулять, а он валяется. И читает вдобавок.

– Он устал,  –  сказал я.

– Ах так? Тогда я могу уйти!

– А я вас не пущу,  –  сказал я, поймал ее за шарф и посадил рядом с собой.  –  Вузи, девочка, вы специалист только по дамскому хорошему настроению или вообще? Не можете ли вы привести в хорошее настроение одинокого мужчину, которого никто не любит?

– А за что вас любить?  –  Она оглядела меня.  –  Глаза рыжие, нос картошкой…

– Как у крокодила.

– Как у пса… Не обнимайтесь, я вам не позволяю. Почему вы не зашли?

– А почему вы меня вчера бросили?

– Здравствуйте, я его бросила!..

– Одного, в чужом городе…

– Я его бросила! Да я вас потом везде искала! Я всем рассказывала, что вы тунгус, а вы пропали,  –  очень нехорошо с вашей стороны… Нет, я не разрешаю! Где вы вчера были? Рыбарили, наверное? А сегодня опять ничего не расскажете…

– Почему это не расскажу?  –  возразил я. И я рассказал ей про Старое Метро. Я сразу сообразил, что правды будет недостаточно, и я рассказал про людей в металлических масках, про жуткую клятву, про стену, мокрую от крови, про рыдающий скелет  –  про разные вещи я рассказал и дал ей пощупать желвак за ухом. Ей все это очень понравилось.

– Пойдемте сейчас же,  –  сказала она.

– Ни за что,  –  сказал я и лег.

– Что за манеры? Сейчас же вставайте, и пойдем! Ведь мне никто не поверит, а вы покажете эту шишку, и все сразу будет в порядке.

– А потом мы пойдем на дрожку?  –  осведомился я.

– Ну да! Знаете, это, оказывается, даже полезно для здоровья…

– И будем пить бренди?

– И бренди, и вермут, и «хорек», и виски…

– Хватит, хватит… И будем тискаться в машинах на скорости в сто пятьдесят миль?.. Слушайте, Вузи, зачем вам туда идти?

Она наконец поняла и растерянно заулыбалась.

– А что тут плохого? Рыбари ведь тоже ходят…

– Да нет, ничего плохого,  –  сказал я.  –  Но что тут хорошего?

– Не знаю. Все так делают. Иногда бывает очень весело… И дрожка. В дрожке все всегда исполняется…

– Что же это  –  все?

– Ну не все, конечно… Но о чем думаешь, чего хотелось бы, часто исполняется. Как во сне.

– Так, может, лучше лечь спать?

– Ну да!  –  сердито сказала она.  –  В настоящем сне такое бывает… Будто вы не знаете! А в дрожке  –  только то, что хочется!..

– А что вам хочется?

– Н-ну… Много чего…

– А все-таки? Вот пусть я волшебник. И я вам говорю: загадайте три желания. Любые, какие хотите. Самые сказочные. И я вам их исполню. Ну-ка?

Она тяжело задумалась, у нее даже плечи опустились. Потом лицо ее прояснилось.

– Чтобы я никогда не старилась!  –  заявила она.

– Отлично,  –  сказал я.  –  Раз.

– Чтобы я…  –  вдохновенно начала она и замолчала.

Я очень любил задавать этот вопрос своим знакомым и задавал его при каждом удобном случае. Несколько раз я задавал своим ребятам даже сочинение на тему «три желания». И мне всегда было очень интересно, что из тысячи мужчин и женщин, стариков и ребятишек всего два-три десятка сообразили, что желать можно не только для себя лично и для ближайших тебе людей, но и для большого мира, для человечества в целом. Нет, это не было свидетельством неистребимости человеческого эгоизма, желания совсем не всегда были сугубо эгоистичными, а большинство опрошенных потом, когда я напоминал им об упущенных возможностях и о великих всечеловеческих проблемах, спохватывались, совершенно искренне сердились и упрекали меня, что я сразу не сказал. Но так или иначе все они начинали свой ответ чем-нибудь вроде: «Чтобы я…» Здесь проявлялась какая-то вековая подсознательная убежденность, что твои личные желания ничего не могут изменить в большом мире  –  есть у тебя волшебная палочка или нет, безразлично…

– Чтобы мне…  –  снова начала Вузи и снова замолчала. Я украдкой следил за нею. Она заметила это, расплылась в улыбке и, махнув рукой, сказала:  –  Да ну вас, в самом деле… Ну и трепач вы!

– Нет-нет-нет,  –  сказал я.  –  К этому вопросу всегда нужно быть готовым. А то вот был у меня один знакомый, он всем задавал этот вопрос, а потом сокрушался: «Ах, а я вот так не сообразил, такой случай потерял». Так что это совершенно серьезно. Первое у вас  –  чтобы никогда не стариться. А дальше?

– Ну что дальше?.. Ну, конечно, хорошо бы иметь красивого парня, чтобы все за ним бегали, а он бы только со мной был. Всегда.

– Превосходно,  –  сказал я.  –  Это два. И наконец?

По ее лицу было видно, что эта игра ей уже надоела и что сейчас она что-нибудь отмочит. И она отмочила. Я даже глазами захлопал.

– Да,  –  сказал я.  –  Это, конечно, да… Только это случается и без волшебства…

– Как сказать!  –  возразила она и принялась развивать идею, ссылаясь на невзгоды своих клиенток. Все это ей было очень весело и забавно, а я, позорно потерявшись, дул бренди с лимонным соком и стесненно хихикал, чувствуя себя девой-неудачницей. Нет, если бы это происходило в кабаке, я бы знал, как себя вести… Ой-ей-ей… Ну и ну… Да-а-а!.. Хорошенькими делами они там занимаются в своих Салонах Хорошего Настроения… Ай да престарелые!..

– Ф-фу-у…  –  сказал я наконец.  –  Вузи, вы меня смущаете… И потом я уже все понял. Я вижу, что без волшебства тут действительно не обойтись. Хорошо, что я не волшебник!

– Здорово я вас уела!  –  радостно сказала Вузи.  –  А вы бы чего сейчас пожелали?

Тогда я тоже решил пошутить.

– Мне ничего такого не надо,  –  сказал я.  –  Я ничего такого и не умею. Я бы хотел хороший добрый слег…

Она весело улыбалась.

– Мне трех желаний не требуется,  –  пояснил я.  –  Мне хватит одного.

Она еще улыбалась, но улыбка ее стала растерянной, потом кривой, потом она перестала улыбаться.

– Что?  –  сказала она жалким голосом.

– Вузи!..  –  сказал я, поднимаясь.  –  Вузи!..

Она словно не знала, что делать. Она вскочила, потом села, потом опять вскочила. Столик с бутылками опрокинулся. На глазах у нее были слезы, а лицо было жалким, как у ребенка, которого нагло, грубо, жестоко, издевательски обманули. И вдруг она закусила губу и изо всех сил ударила меня по лицу  –  раз и еще раз. И пока я моргал, она, уже совсем плача, отшвырнула ногой опрокинутый столик и выбежала вон. Я сидел с раскрытым ртом. В темном саду взревел мотор, вспыхнули фары, затем шум двигателя пронесся по двору, по улице и затих в отдалении.

Я ощупал физиономию. Ай да шутка! Никогда в жизни я еще не шутил так эффектно. Болван старый… Вот тебе и слег…

– Можно?  –  спросил Лэн. Он стоял в дверях, и он был не один. С ним был угрюмый, остриженный наголо конопатый мальчик.  –  Это Рюг,  –  сказал Лэн.  –  Можно, он тоже будет ночевать здесь?

– Рюг,  –  задумчиво сказал я, разглаживая щеки.  –  Рюг, значит… Ну да, конечно, хоть два Рюга… Слушай, Лэн, а почему ты не пришел хоть на пять минут раньше?


  • 3.7 Оценок: 6

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации