Текст книги "Мир Полудня (сборник)"

Загадка задней ноги

– Ваша первая книга мне не понравилась,  –  сказал Парнкала.  –  В ней нет ничего, что могло бы поразить воображение серьезного человека.

Они лежали в шезлонгах под выцветшим горячим тентом на веранде поста Колд Крик  –  биотехник Гибсонского заповедника Жан Парнкала и корреспондент Европейского информационного центра писатель Евгений Славин. На низком столике между шезлонгами стоял запотевший пятилитровый сифон. Пост Колд Крик располагался на вершине холма, и с веранды открывался отличный вид на знойную сине-зеленую саванну Западной Австралии.

– Книга обязательно должна будить воображение,  –  продолжал Парнкала,  –  иначе это не книга, а дурной учебник. Собственно, можно выразиться так: назначение книги  –  будить воображение читателя. Правда, ваша первая книга была призвана выполнить и другую, не менее важную задачу, а именно: донести до нас точку зрения человека вашей героической эпохи. Я много ждал от этой книги, но  –  увы!  –  видимо, в процессе работы вы утратили эту самую точку зрения. Вы слишком впечатлительны, друг Женя!

– Все проще, Жан,  –  сказал Женя лениво.  –  Гораздо проще, мой друг. Мне ужасно не хотелось предстать перед человечеством этаким Кампанеллой навыворот. А в общем-то все правильно  –  книжица серая…

Он свесился с шезлонга и набрал в длинный узкий бокал пенистого кокосового молока из сифона. Бокал мгновенно вспотел.

– Да,  –  сказал Парнкала,  –  вам очень не хотелось быть Кампанеллой навыворот. Вы слишком спешили сменить психологию, Женя. Вам очень хотелось перестать быть чужим здесь. И напрасно. Вам следовало бы побольше оставаться чужим: вы смогли бы увидеть много такого, чего мы не замечаем. А разве это не важнейшая задача всякого писателя  –  замечать то, что не видят другие? Это будит воображение и заставляет думать.

– Пожалуй,  –  сказал Женя.

Они замолчали. Глубокое спокойствие царило вокруг, дремотное спокойствие полуденной саванны. Наперебой трещали цикады. Пронесся легкий ветерок, зашумела трава. Издалека донеслись пронзительные звуки  –  это кричали эму. Женя вдруг сел и вытянул шею.

– Что это?  –  спросил он.

Мимо поста, ныряя в высокой траве, неслась странная машина  –  длинный вертикальный шест, видимо, на колесах, с блестящим вращающимся диском на конце. У машины был на редкость нелепый вид. Подпрыгивая и раскачиваясь, она уходила на юг.

Парнкала поднял голову и посмотрел.

– А,  –  сказал он.  –  Я забыл вам рассказать. Это уродцы.

– Какие уродцы?

– Никто не знает,  –  сказал Парнкала спокойно.

Женя вскочил и подбежал к перилам. Длинный нелепый шест быстро удалялся, раскачиваясь, и через минуту скрылся из глаз. Женя повернулся к Парнкале.

– Как же это так  –  никто не знает?  –  спросил он.

Парнкала пил кокосовый сок.

– Никто не знает,  –  проговорил он, вытирая губы.  –  Это очень забавная история, она вам понравится. Впервые они появились полторы декады назад  –  вот такие шесты на одном колесе и ползучие тарелки. Их часто видят в саванне между Колд Криком и Роальдом, а позавчера один шест пробежал по главной улице Гибсона. Одну тарелку растоптали мои эму. Я видел  –  большая куча осколков плохой пластмассы и остатки радиомонтажа на совершенно отвратительной керамике. Похоже на школьные модельки. Мы связались с Гибсоном, но там никто ничего не знал. И вообще, как выяснилось, никто ничего не знает.

Парнкала снова поднес бокал к губам.

– Удивительно спокойно вы об этом рассуждаете, друг Жан!  –  не вытерпел Женя. В его воображении возникали картины, одна фантастичнее другой.

Парнкала улыбнулся:

– Да вы сядьте, Женя. Оснований для беспокойства нет никаких. Вреда уродцы никому не приносят, эму и кенгуру их не боятся, и, кроме того, вы не дали мне докончить  –  ими уже занимаются товарищи в Джакое. Они… Куда вы, Женя?

Женя торопливо собирался. Он рассовывал по карманам диктофонные обоймы, футлярчики с микрокнигами и свои потрепанные записные книжки.

– Джакой  –  это, кажется, центр австралийской кибернетики,  –  произнес он.  –  Там построили какую-то интересную машину, правда?

– Да, машину КРИ,  –  сказал Парнкала обиженно. Он был очень огорчен, что корреспондент Славин уезжает так скоро. С Женей было приятно беседовать  –  он очень любил слушать.

– Почему КРИ?

– Коллектор Рассеянной Информации. Машина-археолог, как я слыхал.

Женя остановился.

– Так, может, эти уродцы оттуда?

– Я же говорю  –  ничего не известно,  –  с досадой сказал Парнкала.  –  Никто ничего не знает. Ни в Джакое, ни в Гибсоне, ни во всем мире… Хоть ужин возьмите, Женя…

– Нет-нет, спасибо, я очень тороплюсь. Ну, дорогой Жан, благодарю за гостеприимство. Мы еще увидимся.  –  Женя залпом допил свой бокал, весело кивнул и, перепрыгнув через перила, побежал с холма к своему птерокару.

Научный поселок Джакой располагался в тени чудовищных черных акаций с кронами поперечником в сорок-пятьдесят метров. Поодаль, на берегу глубокого озера с синей прозрачной водой, белели развалины фермы какого-то древнего переселенца. Между поселком и развалинами четко выделялся прямоугольник посадочной площадки. Машин на площадке не было. Людей тоже не было.

Впрочем, птерокару посадочная площадка была не нужна, и Женя облетел вокруг акаций, выбирая место поближе к поселку. В полукилометре от поселка он вдруг заметил необычайное оживление. Сначала ему показалось, что там играют в регби. В траве шевелилась и перекатывалась куча переплетенных черных и белых человеческих тел. Из кучи неслись азартные возгласы. «Прелестно!  –  подумал Женя.  –  Отлично сыгрались!» В этот миг куча распалась, открыв что-то округлое, черное и блестящее, и один из игроков кубарем покатился в сторону, упал и остался лежать, скорчившись, держась руками за живот. «Э, нет,  –  подумал Женя,  –  это не игра». Из-под ветвей акаций вынырнули еще трое, на ходу сбрасывая куртки. Женя стремительно пошел на посадку.

Когда он выскочил из кабины, скорчившийся человек уже сидел и, по-прежнему держась за живот, громко кричал:

– Берегитесь задней ноги! Эй! Берегитесь задней ноги!

Женя рысью пробежал мимо него. Из кучи копошащихся тел раздавались крики. Кричали по-русски и по-английски:

– Ноги к земле! Прижимайте к земле!

– Антенны! Не ломайте антенны!

– Помогите, ребята! Закапывается!

– Да держите же, черт подери!

– Ой, Перси, отпусти мою голову!

– Закапывается!

«Поймали какого-то ящера»,  –  мелькнуло в голове Жени, и тут он увидел заднюю ногу. Она была черная, блестящая, с острыми зазубринами, похожая на ногу исполинского жука, и со страшной силой скребла по земле, оставляя глубокие борозды. Было там еще много других ног  –  черных, коричневых и белых,  –  которые тоже ерзали, дрыгали и упирались, но это все были обыкновенные человеческие ноги. Несколько секунд Женя ошеломленно наблюдал за задней ногой. Она раз за разом складывалась, глубоко зарывалась в землю и с натугой распрямлялась, и с каждым разом орущая куча перемещалась метра на полтора.

– А ну!  –  ужасным голосом воскликнул Женя, обеими руками вцепился в заднюю ногу у сустава и рванул на себя.

Раздался отчетливый хруст. Задняя нога с неожиданной легкостью оторвалась, и Женя упал на спину.

– Не сметь ломать!  –  загремел яростный голос.  –  Уберите дурака!

Женя полежал, держа заднюю ногу в объятиях, затем медленно поднялся.

– Еще немного! Еще чуть-чуть, Джо!  –  гремел тот же голос.  –  Пропусти мою руку… Ага!.. Ага!.. Вот где ты, голубчик!

Что-то жалобно зазвенело, и наступила тишина. Груда тел застыла, слышно было только тяжелое, прерывистое дыхание. Затем все разом заговорили и засмеялись, поднимаясь, вытирая потные лица. В измятой траве остался большой неподвижный черный бугор. Кто-то разочарованно сказал:

– Опять такой же!

– Черепаха! Семиножка!

– Вот ведь закопалась, паршивка!..

– Еще немного  –  и ушла бы…

– Да, задала она нам жару…

– А где задняя нога?

Все взоры обратились на Женю. Женя смело сказал:

– Вот задняя нога. Она оторвалась. Я никак не ожидал, что она так легко оторвется.

Его обступили, с любопытством разглядывая. Громадный полуголый детина с копной растрепанных светлых волос на голове и с бородкой соломенного цвета протянул могучую исцарапанную руку:

– Дайте-ка сюда.

В другой руке детина держал обрывок блестящего провода. Женя с радостью отдал ногу.

– Я Евгений Славин,  –  сказал он.  –  Корреспондент Европейского информационного центра. Я прилетел сюда, потому что мне сказали, что здесь интересно.

Детина несколько раз с задумчивым видом согнул и разогнул черный коленчатый рычаг. Нога попискивала.

– Я заместитель директора КРИ Павел Рудак,  –  сказал детина.  –  А это,  –  он ткнул рычагом в сторону остальных,  –  это прочие слуги Великого КРИ. С ними вы познакомитесь после, когда они отнесут черепаху.

– А стоит ли?  –  спросил маленький курчавый австралиец.  –  У нас есть две такие же. Пусть валяется здесь…

– Такие же, да не такие, Таппи,  –  сказал Рудак.  –  У этой задняя нога имеет всего один сустав.

– Правда?  –  Таппи выхватил у Рудака заднюю ногу и тоже несколько раз согнул и разогнул ее.  –  Да, действительно. Жаль, что она обломана.

– Я не знал,  –  сказал Женя.

Но его уже никто не слушал. Все обступили Таппи, затем гурьбой направились к черному бугру в траве и наклонились над ним. Рудак и Женя остались одни.

– Что это за семиног?  –  спросил Женя.

– Один из уродцев Великого КРИ,  –  ответил Рудак.

– А,  –  разочарованно сказал Женя.  –  Значит, это все-таки ваши уродцы?

– Не так это просто, товарищ Славин, не так просто. Я ведь не сказал, что это наши уродцы, я сказал, что это уродцы Великого КРИ…  –  Он наклонился, пошарил в траве и поднял несколько камешков.  –  И мы на них охотимся. Последнюю декаду мы только и делаем, что охотимся. Вообще, должен сказать, вы приехали вовремя, товарищ корреспондент.

Он стал очень метко кидать камешки в несчастную черепаху, которую тащили в поселок. Камешки звонко щелкали о твердый панцирь.

– Пауль Рудак!  –  заорал кто-то из тащивших.  –  Наша кладь тяжела! Где твои сильные руки?

– О нерадивые!  –  воскликнул Рудак.  –  Мои сильные руки понесут заднюю ногу! Таппи, куда ты ее дел?

– В траве! Ищи в траве, Пауль!

– Давайте я понесу заднюю ногу,  –  сказал Женя.  –  Я ее оторвал, я ее и понесу.

– Валяйте,  –  весело разрешил Рудак.  –  А я помогу ребятам.

Он в два прыжка нагнал «нерадивых», растолкал их, подлез под черепаху, ухнул и взвалил ее на спину.

– Догоняйте!  –  сдавленно прогремел он и галопом побежал к поселку.

«Нерадивые» с гиканьем кинулись его догонять. Женя подхватил заднюю ногу, повесил ее на шею, как коромысло, и затрусил вслед. Нога была колючая и довольно тяжелая.

– Держу пари на заднюю ногу,  –  провозгласил Павел Рудак, появляясь в дверях лаборатории.  –  Готов держать пари даже на собственную заднюю ногу, что корреспондент изнывает от жажды!

Женя сидел под стеной лаборатории, тихо вздыхал и обмахивался чьей-то соломенной шляпой. Шея у него горела.

– Выиграли,  –  простонал он.

– А где нерадивые слуги? Как смели они бросить такого почтенного гостя? Позор на весь Европейский информационный центр!

– Ваши нерадивые слуги поклоняются задней ноге в здании напротив,  –  ответил Женя, поднимаясь.  –  Они попросили меня подождать здесь, они сказали, что вы вернетесь через минутку. Это было как раз полчаса назад.

– Безобразие!  –  сказал Рудак с некоторым смущением.  –  Пойдемте, товарищ Славин, я постараюсь загладить их вину. Я утолю вашу жажду и распахну перед вами люки рефрижераторов.

– Скорее!

Рудак взял его за локоть и повлек наискосок через улицу к аккуратному белому коттеджу. В коттедже было чисто и прохладно. Рудак усадил Женю за стол, поставил перед ним стакан, графин и миску со льдом, а сам принялся хозяйничать.

– Линии Доставки здесь нет,  –  гремел он.  –  Готовим сами на киберкухнях.

– УКМ-207?  –  спросил Женя.

– Нет, у меня американская система.

Женя есть не стал. Он пил и смотрел, как ест Рудак. Рудак опустошал тарелки и горшочки и увещевал:

– Не надо смотреть на меня такими глазами. Это у меня вчерашний ужин, сегодняшний завтрак и сегодняшний обед.

Женя украдкой пересчитал горшочки и подумал: «И сегодняшний ужин».

– Вам повезло, корреспондент,  –  продолжал Рудак.  –  У нас сейчас действительно очень интересно. Самое интересное будет сегодня вечером, когда вернется профессор Ломба, директор КРИ.

– А я видел профессора Ломбу,  –  сказал Женя.

Рудак перестал есть и быстро спросил:

– Когда?

– Сегодня рано утром в Гибсоне. Он консультировал моего знакомого. Только я не знал, что он директор КРИ.

Рудак опустил глаза и снова принялся за еду.

– И как он вам показался?  –  осведомился он немного погодя.  –  Веселый старикан, не правда ли?

– Да как вам сказать…  –  сказал Славин.  –  Скорее какой-то угрюмый…

– Н-да-а,  –  протянул Рудак и оттолкнул тарелку.  –  Сегодня вечером будет оч-чень интересно.  –  Он вздохнул.  –  Ну что ж, товарищ Славин, разрешаю задавать вопросы.

Женя торопливо зарядил диктофон.

– Прежде всего,  –  сказал он,  –  что такое Великий КРИ?

– Минуточку.  –  Рудак откинулся на спинку кресла и заложил руки за голову.  –  Сначала спрошу все-таки я. Какое у вас образование?

– Окончил медицинский институт, институт журналистики и спецкурсы врача-межпланетника.

– И все это полтора века назад,  –  уточнил Рудак.  –  И больше ничего?

– Изъездил всю Планету, корреспондент, старая гиена пера… Область научных интересов  –  сравнительное языкознание.

– Так,  –  сказал Рудак.  –  И вы ничего не слыхали о семи принципах Комацувары?

– Ничего.

– И об алгебре информационных полей, конечно?

– Нет.

– И о фундаментальной теореме диссипации информации?

Женя безмолвствовал. Рудак подумал и сказал:

– Хорошо. Совету все ясно. Постараемся сделать все, что можем. Только слушайте очень внимательно и, если я занесусь, хватайте меня за заднюю ногу.

Вот что понял Женя. Коллектор Рассеянной Информации предназначался главным образом для собирания рассеянной информации, что, впрочем, явствовало из названия. Под рассеянной информацией понимались рассеянные в Пространстве и Времени следы любых событий и явлений. Первый принцип Комацувары (единственный, который оказался доступен Жене) гласил, что ничто в природе и тем более в обществе не проходит бесследно, все оставляет следы. Подавляющее большинство этих следов находится в виде чрезвычайно рассеянной информации. В конечном счете они представляют собой энергию в той или иной форме, и проблема сбора очень осложняется тем, что за миллионы лет первичные формы претерпевают многократные изменения. Другими словами, следы накладываются друг на друга, смешиваются, частично стираются следами последующих событий и явлений. Теоретически любой след можно отыскать и восстановить  –  и след столкновения кванта света с молекулой в шкуре бронтозавра, и след зубов бронтозавра на древовидных папоротниках. Для отыскания, сортировки, сопоставления этих следов и для преобразования их в привычные формы информации  –  например, в изображение  –  был построен Великий КРИ.

О том, как работает Великий КРИ, у Жени составилось чрезвычайно смутное впечатление. Сначала ему представились миллиарды и миллиарды кибернетических инфузорий-микроинформаторов, которые тучами бродят по всему свету, забираясь до самых звезд, собирая рассеянные следы давно минувшего и стаскивая их в необъятные кладовые механической памяти. Затем воображение нарисовало ему паутину проводов, облепивших всю Планету, натянутых на гигантские башни, которые сотнями разбросаны по островам и материкам от полюса до полюса. Короче говоря, он так ничего и не понял, но не стал переспрашивать: он решил, что как-нибудь на досуге прослушает несколько раз диктофонную запись с соответствующими книжками перед глазами и тогда все поймет. А когда Рудак принялся рассказывать о результатах работы, Женя забыл даже об уродцах.

– Нам удалось получить очень интересные картины и даже целые эпизоды,  –  говорил Рудак.  –  Конечно, подавляющее большинство материалов представляет собой брак  –  сотни и тысячи кадров, наложенных друг на друга, и фильтр информации просто выходит из строя при попытке разделить их. Но кое-что мы все-таки видели. Мы стали свидетелями вспышки сверхновой вблизи от Солнца сто миллионов лет назад. Мы видели драки динозавров и эпизоды из битвы при Пуатье, звездолеты пришельцев и еще что-то странное и непостижимое, чему мы не имеем пока ни соответствий, ни аналогий.

– А можно будет посмотреть?  –  с трепетом спросил Женя.

– А как же, можно… Но вернемся к теме дня.

Великий КРИ не был только коллектором рассеянной информации. Это была необычайно сложная и весьма самостоятельная счетно-логическая машина. В ее этажах, помимо миллиардов ячеек памяти и логических элементов, помимо всевозможных преобразователей и фильтров информации, имелись собственные мастерские, которыми она сама управляла. При необходимости она надстраивала себя, создавала новые элементы, строила модели и вырабатывала собственную информацию. Это открывало широкие возможности для использования ее не по прямому назначению. В настоящее время она, например, вела дополнительно всю калькуляцию австралийской экономической сферы, использовалась для решения многих задач общей кибернетики, выполняла функции тончайшего диагностика, имея при этом отделения во всех крупнейших городах Планеты и на некоторых внеземных базах. Кроме того, Великий КРИ взялся за «предсказание будущего».

Нынешний директор КРИ, ученик Комацувары, конголезец Августос Ломба запрограммировал несколько задач, связанных с предсказанием поведения живого организма. С задачами по детерминизму поведения беспозвоночных КРИ справился сравнительно легко, и два года назад Ломба запрограммировал и ввел в машину задачу чрезвычайной сложности.

– Задача получила название «Буриданов баран». С молодого мериноса был снят биологический код по методу Каспаро  –  Карпова в тот момент, когда этот меринос находился между двумя кормушками с комбикормом. Этот код в сочетании с некоторыми дополнительными данными о баранах вообще был введен в КРИ. От машины требовалось: а) предсказать, какую кормушку меринос выберет, и б) дать психофизиологическое обоснование этого выбора.

– А как же насчет свободы воли?  –  осведомился Женя.

– Вот мы и хотим выяснить насчет этой самой свободы воли,  –  ответил Рудак.  –  Может быть, ее вовсе и нет.

Он помолчал.

– В контрольном эксперименте баран выбрал правую кормушку. Собственно, задача сводилась к вопросу: почему? Два года машина думала. Потом начала строить модели. Эффекторные машины часто решают задачи по моделям. Вот когда КРИ решал задачу о земляном черве, он построил такую превосходную модель, что мы у него украли идею и стали строить землепроходные устройства. Изумительные устройства.

Рудак задумался. Женя нетерпеливо заерзал на стуле.

– Вам неудобно?  –  осведомился Рудак.

– Нет-нет, мне просто очень интересно.

– Ах, вам тоже интересно? Как бы это вам рассказать, чтобы не соврать?

«Крутит он что-то»,  –  подумал Женя и сказал:

– Наверное, я видел одну из этих моделей, про которые вы рассказываете. Этакий шест с зеркалом. Только вряд ли это модель барана. Даже Буриданова.

– В том-то и дело,  –  со вздохом сказал Рудак.  –  Никто не верит, что это модель барана. Папа Ломба, например, не поверил. Забрал все материалы по программированию и поехал в Центр проверять.  –  Рудак опять вздохнул.  –  Вот сегодня вечером он приедет.

– А в чем, собственно, проблема?  –  спросил Женя.

– Проблема в том, что КРИ делает шесты на колесиках и семиногих жуков. Иногда еще такие плоские тарелки без ног, без рук, но с гироскопом. И никто не понимает, какое это имеет отношение к барану.

– Действительно,  –  задумчиво сказал Женя,  –  зачем барану так много ног?

Рудак посмотрел на него с подозрением.

– Действительно, зачем?  –  сказал он с неестественным энтузиазмом.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга. «Крутит, ой, крутит, борода!»  –  думал Женя.

Рудак ловко, без помощи рук, поднялся на одной ноге.

– А теперь пойдемте, товарищ Славин, я вас представлю заведующему фильмотекой.

– Еще один вопрос,  –  сказал Женя, перезаряжая диктофон.  –  Где он находится, ваш Великий КРИ?

– Вы на нем сидите. А сейчас встанете и пойдете. Он под землей, двадцать восемь этажей, шесть гектаров. Мозг, мастерские, энергогенераторы  –  все. Пошли.

…Фильмотека КРИ находилась на другом конце поселка, в низком павильоне, на крыше которого блестели решетчатые щиты стереосинерамного демонстратора. Сразу за павильоном начиналась саванна.

В павильоне пахло озоном и кокосовым молоком. Заведующая фильмотекой сидела за столом и изучала через бинокулярный микроскоп роскошный фотоснимок сустава задней ноги. Заведующая была хорошенькой таитянкой лет двадцати пяти.

– Здравствуй, девочка,  –  нежно пророкотал Рудак.

Заведующая оторвалась от микроскопа и расцвела улыбкой.

– Здравствуй, Поль,  –  сказала она.

– Вот это корреспондент Европейского центра товарищ Славин,  –  сказал Рудак.  –  Отнесись к нему с уважением. Покажи ему кадры двести шестьдесят семь, триста пятнадцать и семь тысяч пятьсот двенадцать…

– Если это вас не затруднит, конечно,  –  галантно добавил Женя.

Заведующая очень напоминала Шейлу.

– С удовольствием,  –  сказала заведующая.  –  А подготовлен ли товарищ Славин морально?

– Э-э… Как вы, товарищ Славин, подготовлены?

– Вполне,  –  уверенно ответил Женя.

– Тогда я оставлю вас,  –  сказал Рудак.  –  Меня ждут уродцы.

Он сделал ручкой и вышел. Было слышно, как он заорал на весь поселок: «Акитада! Привезли оборудование?» Ответа слышно не было. Заведующая вздохнула и сказала:

– Берите складной стул, товарищ Славин, и пойдемте.

Женя вышел и уселся у стены павильона. Заведующая деловито прикинула высоту солнца, что-то подсчитала, шевеля губами, и вернулась в павильон.

– Кадр двести шестьдесят семь,  –  объявила она в раскрытое окно.

Солнечный свет померк. Женя увидел темно-фиолетовое ночное небо с яркими незнакомыми звездами. Низкие плоские облака протянулись над горизонтом, медленно возникли черные силуэты странных деревьев, похожих не то на пальмы, не то на гигантские ростки цветной капусты. Звездные отсветы дрожали в черной воде. Затем над облаками возникло белое зарево. Оно разгоралось все ярче, уродливые тени заскользили по черной маслянистой поверхности, и вдруг из-за горизонта взрывом вынеслось ослепительно белое пульсирующее светило и рывками понеслось по небу, гася звезды. Серый туман заметался между стволами странных деревьев, замелькали радужные блики, и все исчезло. Перед Женей вновь была залитая солнцем саванна.

– Дальше идут сплошные помехи,  –  сказала заведующая.

– А что это было?  –  спросил Женя. Он ожидал большего.

– Это восход сверхновой. Больше ста миллионов лет назад. Она породила динозавров. Теперь кадр триста пятнадцатый. Это наша гордость. Пятьдесят миллионов лет спустя.

Снова исчезла саванна. Женя увидел серую, покрытую водой равнину. Из воды торчали мясистые стебли каких-то растений. Через равнину по колено в воде брело длинное серое животное. Женя не сразу понял, где у животного голова. Мокрое цистернообразное туловище, облепленное зеленой травой, равномерно сужалось к обоим концам и переходило в длинные гибкие хвост и шею. Затем Женя разглядел крохотную плоскую головку с безгубой жабьей пастью. В повадках чудовища было что-то куриное  –  на каждом шагу оно ныряло головой в воду и сразу вздергивало голову, быстро-быстро перетирая в пасти какую-то зелень.

– Диплодок,  –  сказала заведующая.  –  Длина двадцать четыре метра.

Затем Женя увидел другое чудовище. Оно змеиными движениями скользило рядом с первым, оставляя за собой полосу взбаламученной воды. Один раз оно едва увернулось от колоннообразной ноги диплодока, и на мгновение Женя увидел громадную бледную зубастую пасть. «Что-то будет»,  –  подумал он. Это было гораздо интереснее вспышки сверхновой. Диплодок, видимо, не подозревал о своем зубастом спутнике либо просто не обращал на него внимания. А тот, ловко лавируя вокруг его ног, подобрался поближе к голове, рывком высунулся из воды, моментально скусил голову и нырнул.

Женя закрыл рот, стукнув зубами. Картина была необычайно яркая и четкая. На секунду диплодок остановился, высоко вздернул обезглавленную шею и… пошел дальше, все так же размеренно погружая кровоточащий обрубок в мутную воду. И только через несколько шагов у него подогнулись передние ноги. А задние продолжали ступать, и громадный хвост беспечно подергивался из стороны в сторону. Шея в последний раз взмыла в небо и бессильно плюхнулась в воду. Передняя часть туловища стала заваливаться на бок, а задняя все продолжала двигаться вперед. Но вот подломились и задние ноги, и тотчас из мутной вспененной воды вынырнули и кинулись десятки оскаленных зубастых пастей…

– Ф-фу!  –  сказал Женя, вытирая пот.  –  Страшное зрелище…

– Типичная сцена охоты хищных динозавров на крупного диплодока,  –  деловито пояснила заведующая.  –  Они беспрерывно жрали друг друга. Почти вся информация, которую мы получаем от тех эпох,  –  это непрерывное пожирание. Но как вам понравилось качество изображения, товарищ Славин?

– Качество отличное,  –  сказал Женя.  –  Только почему-то все время мигает…

Над кронами акаций с грохотом пронеслась пузатая шестимоторная машина. Заведующая выбежала из павильона.

– Аппаратура!  –  крикнула она.  –  Пойдемте, товарищ Славин, это привезли аппаратуру!

– Позвольте!  –  завопил Женя.  –  А еще? Вы обещали показать мне еще!

– Не стоит, право, не стоит,  –  убедительно сказала заведующая. Она поспешно складывала стул.  –  Не знаю, что взбрело Полю в голову. Семь тысяч пятьсот двенадцать  –  это резня в Константинополе… Пятнадцатый век… Качество изображения превосходное, но… Настолько неприятное зрелище… Право, не стоит, товарищ Славин… Лучше пойдемте посмотрим, как Поль будет ловить уродцев.

Громадный шестивинтовой вертолет сел недалеко от того места, где Женя оставил свой птерокар, и разгрузка оборудования была в разгаре. Из распахнутых трюмов выкатывали платформы на высоких колесах, груженные желтыми матовыми ящиками. Ящики свозились к подножию одной из акаций, где в развилке между двумя мощными корнями неутомимый Рудак руководил сборкой. Его зычный голос разносился далеко по вечерней саванне.

Заведующая фильмотекой извинилась и убежала куда-то. Женя принялся описывать неуверенные круги вокруг Рудака. Его одолевала любознательность. Платформы на высоких колесах подкатывали, разгружались и уезжали, «слуги КРИ»  –  парни и девушки  –  устанавливали и свинчивали желтые ящики, и под акацией вскоре обозначились контуры громоздкой угловатой установки. Рудак ворочался где-то в ее недрах, гудел, свистел и раскатисто покрикивал. Было шумно и весело.

– Стронг и Джой, займитесь интравизиром!

– Трам-тара-рам-тарам-пам-пам! Давайте замыкающую, кто там!

– Фидеры! Куда запропастились фидеры?

– О ла-ла! Еще правее! Вот так…

– Фрост, на разгрузку!

Женю беззлобно толкали под бока и просили убраться в сторонку. Громадный вертолет разгрузился наконец, взревел, подняв ветер и клочья травы, и ушел из-под акации на посадочную площадку. Из-под установки выполз на четвереньках Рудак, встал, отряхнул ладони и сказал:

– Ну, можно начинать. Давайте все по местам.

Он вскочил на платформу, где был установлен небольшой пульт управления. Платформа крякнула.

– Молись, Великий КРИ!  –  заорал Рудак.

– Станислав еще не вернулся!  –  крикнул кто-то.

– Вот беда!  –  сказал Рудак и слез с платформы.

– А профессор Ломба знает?  –  робко спросила худенькая, остриженная под мальчика девица.

– Профессор узнает,  –  внушительно сказал Рудак.  –  Где же Станислав?

На полянке перед акацией вспучилась и треснула земля. Женя подскочил на целый метр. Ему показалось, что из травы высунулась бледная зубастая пасть динозавра.

– Наконец-то!  –  сказал Рудак.  –  Я уже беспокоиться начал: кислород-то у него кончился минуту назад… а то и две…

Из-под земли медленно и неуклюже вытягивалось металлическое кольчатое тело в полметра толщиной, похожее на громадного дождевого червя. Оно все ползло и ползло, и неизвестно было, сколько колец его еще прячется под землей, когда передняя его часть быстро завертелась, отвинчиваясь, и свалилась в траву. Из черного отверстия высунулась багровая, с широко разинутым ртом мокрая физиономия.

– Ого-го!  –  заревел Рудак.  –  С легким паром, Станислав!

Физиономия свесилась через край, сплюнула и сиплым голосом объявила:

– У него там целый арсенал. Целые армады ползучих тарелок. Вытащите-ка меня отсюда…

Кольчатый червь все лез и лез из земли, и красное заходящее солнце играло на его металлических боках.

– Начнем,  –  объявил Рудак и снова взобрался на платформу.

Он разгладил налево и направо бороду, скорчил зверскую рожу девицам, столпившимся внизу, и жестом пианиста положил руки на пульт. Пульт вспыхнул индикаторными лампочками.

И сейчас же все затихло на поляне. Женя, взводя киноаппарат, с беспокойством отметил, что несколько человек торопливо вскарабкались на акацию и расселись на ветвях, а девушки теснее придвинулись к платформе. На всякий случай он тоже подошел поближе к платформе.

– Стронг и Джой, приготовились!  –  громовым голосом сказал Рудак.

– Приготовились!  –  откликнулись два голоса.

– Пою на главной частоте. Подпевайте в крыльях. И побольше шума.

Женя ожидал, что все сейчас запоют и забарабанят, но стало еще тише. Прошла минута.

– Повысить напряжение,  –  негромко приказал Рудак.

Прошла еще минута. Солнце зашло, на небе высыпали крупные звезды. Где-то лениво прокричал эму. Девушка, стоявшая рядом с Женей, судорожно вздохнула. Вдруг наверху, на ветке акации, зашевелились, и чей-то дрожащий от возбуждения голос крикнул:

– Да вот же они! Вон там, на поляне! Вы не туда смотрите!

Жене не было видно, куда надо смотреть, и он не знал, кто должны быть «они» и чего от них можно было ждать. Он поднял киноаппарат, попятился еще немного, тесня к платформе девушек, и вдруг он увидел. Сначала он подумал, что ему показалось. Что это просто плывут пятна в утомленных глазах. Черная под звездами саванна шевелилась. Неясные серые тени возникли на ней, молчаливые и зловещие, зашелестела трава, что-то скрипнуло, послышались дробный перестук, звяканье, потрескивание. И в одно мгновение тишина наполнилась густыми невнятными шорохами.

– Свет!  –  рявкнул Рудак.  –  Идут зольдатики!

С акации откликнулись радостным воем. Посыпались сухие листья и сучья. В тот же миг над поляной вспыхнул ослепительный свет.