Текст книги "Послание из будущего"

Вопросы и ответы

В этой небольшой главе я хотел бы познакомить вас с ответами, которые получил от Васи. Точнее, с тремя из них, которые мне разрешили опубликовать. Возможно, что таким образом ученые, которые со мной работают, еще и проверяют, что интересует человека моего времени.

Вопрос первый

– Честно говоря, я думал, что вы здесь уже все телепатически общаетесь, мысли друг друга читаете.

– Такое могло бы быть, но люди отказались от этого пути. На данный момент мы настолько продвинулись, что любой человек совершенно спокойно может читать мысли другого и передавать свои. Но из-за того, что люди все же весьма скрытны и в бóльшую часть своих мыслей не хотели бы посвящать всех окружающих, были придуманы специальные блокираторы, которые вживляются еще при рождении. В дальнейшем, если кто-то хочет, вполне может отключить свой блокиратор, и тогда его мысли будут видны и понятны всем окружающим. Вот только очень мало тех, кому это по душе. Представь, едешь в троллейбусе, голова забита всякими делами, а тут в нее начинают чужие мысли вторгаться. Если брать пример из твоего времени, то это как будто в троллейбусе кто-то начал громко разговаривать, отвлекая остальных пассажиров.

– А как же я?

– У тебя установлен блокиратор, можешь не бояться. В противном случае ты бы вообще оказался в сложной ситуации: сам слышать чужие мысли не можешь, а свои выкладываешь как на блюдечке.

Вопрос второй:

– А как же теперь девушки наносят свой макияж? Есть специальные приборы?

– Сейчас, глядя на себя в специальное зеркало, девушка в этом зеркале меняет все те нюансы, которые ее не устраивают, а затем, когда она уже довольна результатом, процесс переходит в завершающую стадию – нанороботы дорабатывают ее лицо под тот вариант, что получился в зеркале. Все просто. Теперь эта процедура популярна не только у девушек, но и у мужчин. Всем хочется вносить в свою жизнь разнообразие, и проще всего это сделать с помощью своего внешнего вида или одежды.

Вопрос третий:

– А существуют ли теперь переводчики, или каждый человек может с легкостью общаться на всех языках?

Этот вопрос я задал потому, что мой дядя был переводчиком, и мне стало интересно, сохранилась ли такая профессия.

– Любой язык легко загружается напрямую в мозг, поэтому в этом смысле – нет, не существуют, однако есть другой вид переводчиков.

– Какой?

Я удивился: что же еще можно придумать?

– Они переводят старые бумажные книги в «воображательные» – в тот формат, который люди могут просмотреть в своем воображении. В общем-то, почти как фильмы.

Предсказанная смерть

Мысли о смерти частенько посещали меня еще в «прошлой жизни», а тут еще такие приключения…

Что считать смертью? Я еще не знаю, каковы реальные планы моих спасителей, но, судя по всему, возвращать обратно они меня не собираются. Да и как они могут меня вернуть, если я в своем времени уже мертв? То есть на данный момент я одновременно и мертв, и жив. Мертв в своем времени, но жив в этом. Вот так все загадочно получается. Может быть, именно поэтому мне очень захотелось почитать данный рассказ. Однако, в отличие от героя, я уже точно знал дату своей «смерти».

Как иногда забавно распоряжается нами судьба. Еще совсем недавно я был совершенно обычным молодым человеком со своими слабостями, заморочками, сменой настроения, перемежающейся то нежеланием жить, то обретением новых смыслов. А теперь… Но лучше по порядку.

Промозглым серым осенним днем я сидел в своей комнате и в очередной раз жалел себя. И в институте дела не клеились, и с девчонкой расстался, даже лифт сегодня ждал незнамо сколько времени. В общем, весь день, да что день – вся жизнь коту под хвост. Мысли о самоубийстве бродили в голове, но пока еще не приобретали четкости и ясности. Как маленькие дети иногда представляют, как они умрут, а все взрослые, которые их обижают, будут страдать и плакать, так и я сидел перед окном, глазея на семенящих под зонтами прохожих, и представлял, что же будет, если я прямо сейчас, вот сию же минуту помру. Как будет убиваться Ленка, только теперь осознав, какую же серьезную утрату она понесла, как будут огорчены родители, которые не сумели вовремя проявить всю свою доброту по отношению ко мне, как…

Тут раздался телефонный звонок.

– Привет.

Антохин голос ни с чьим другим нельзя было перепутать: с одной стороны, жизнерадостный, а с другой… все время ждешь от него какого-нибудь подвоха (именно от голоса, а не от самого Антона, в этом-то и состоял парадокс).

– Привет. Чего тебе?

Я понимал, что мои слова звучат несколько недружелюбно, но ничего не мог с собой поделать. Вот только-только мысленно добрался до самого главного, только представил себе Ленку, как тут этот звонок. Разве я мог ответить как-то иначе? Например так: «О, я так рад тебя слышать!» или: «Неужели ты вспомнил своего старого друга»? И не надейтесь. От внутреннего состояния никуда не денешься. Я же полностью погрузился в самооплакивание с одновременным легким самовозвеличиванием! То, что старый друг (или, точнее, приятель) вспомнил обо мне, никак его не оправдывало. Так что – как получилось ответить, так и получилось, я не выбирал.

– О как! – воскликнул Антоха, впрочем, ни капли не задетый моим тоном. – Да тут один интересный эксперимент наметился.

– Слушай, мне сейчас не до экспериментов, у меня тут вся жизнь наперекосяк… – Я не успел закончить.

– Нет, жизнь у тебя была обычная, как у всех, – перебил меня Антон. – Когда узнаешь суть эксперимента, вот тогда твоя жизнь точно пойдет наперекосяк. Это я тебе обещаю!

Честно говоря, такое обещание меня не особо заинтересовало, и я даже подумал, что это самый обычный, я бы даже сказал – самый банальный из банальнейших розыгрышей, но…

– Я тебе говорю. Серьезно. Это касается тебя. Отрывай свой центр масс от стула…

– Вообще-то я на кресле.

– Тем более. Отрывай и тащи сюда.

– Куда сюда? – не понял я.

У Антона слово «сюда» могло означать мест десять-пятнадцать, поэтому всегда лучше было уточнять.

– В лабораторию, куда же еще? – Он удивился так, будто я сморозил полную чушь.

– Хорошо, скоро буду, – сообщил я, рассудив, что поплакаться о своей судьбинушке еще успею.

– Вот и ладненько.

В трубке зазвучали гудки отбоя.

Лениво подняться с кресла и потянуться было делом одной минуты. Только сейчас я заметил, как же сильно затекла спина, пока мое самомнение впихивало в голову свои глупые мечты. Хотя нет – не мечты, просто мысли. Торопиться я даже не думал, поэтому спокойно и размеренно переоделся в уличный прикид и вышел за дверь.

Солнечный весенний день приятно ласкал лицо теплым ветерком. (И когда только дождик успел прекратиться? Может быть, это мое изменившееся настроение сыграло роль?) Чирикали воробьи, устроив веселую возню в высыхающей луже. Рядом прохаживались дерганые голуби и все поглядывали по сторонам в поисках пищи. Всегда любил воробьишек, пусть уж порадуются жизни, раз есть такая возможность. Я обошел пернатых по широкой дуге, чтобы не спугнуть.

Пока я шел до институтского корпуса, на душе заметно полегчало. Жизнь уже не казалась такой уж никчемной и беспросветной.

«Вот и дело какое-то появилось, – радовался я. – Может быть, благодаря этому эксперименту я и сессию удачно закрою». Надежда согревала (если бы к этой надежде еще и Лена присоединилась, было бы совсем хорошо), давала новые силы, рождала новые мысли, заставляла включаться, казалось бы, умершие чувства.

Через пятнадцать минут, предъявив пропуск, я миновал железный забор с толстыми частыми прутьями. Сомневаюсь, что если бы кому-нибудь очень надо было проникнуть на территорию института, он не сумел бы преодолеть данное препятствие. Но заборы, как известно, ставят от честных людей.

Оставалось пройти минут семь вдоль длинного корпуса, свернуть под арку, обойти зеленые насаждения, добраться до десятой проходной и там уже приложить свой магнитный пропуск, чтобы пройти внутрь (не забыв поздороваться с местной охранницей, роль которой обычно исполняли женщины средних лет).

Так что еще девять-десять минут – и вот я уже стою у лифта, чтобы подняться на шесть этажей. Я не торопился. Лифт, видимо, тоже. Точнее, он не торопился ко мне, старательно развозя других пассажиров. Но все когда-нибудь заканчивается, в том числе и ожидание лифта. Дверцы раскрылись с громким скрежетом, впуская меня в полутемную кабину.

Что-то во всей этой сложившейся ситуации сдерживало меня, пыталось приостановить. Сам не знаю – может быть, внутреннее предчувствие, а может быть, просто стечение мыслей и обстоятельств. Мой указательный палец на пару секунд завис над нужной кнопкой. Нужно было нажимать, но так не хотелось… Двери не стали ждать дольше положенного срока и медленно закрылись. Только тогда я очнулся и быстро нажал на цифру шесть. Лифт лениво тронулся, слегка покачиваясь и чем-то потрескивая.

Я бы предпочел подниматься пешком, но чтобы это сделать, пришлось бы преодолеть несколько различных постов, переходя по зданию то вправо, то влево. Прямой лестницы наверх в нужную мне лабораторию даже не планировали строить.

Лифт тарахтел, а новые мысли бередили голову. Жалеть себя как-то не получалось, хотя внутренняя потребность осталась.

«Зачем вызвали, что интересного предложат?» Я уже засомневался, что меня может ожидать хоть что-нибудь хорошее. Вдруг это вообще какой-нибудь прикол в духе глупых розыгрышей? Впрочем, мысли мыслями, но я старался в панику не впадать. Скоро и так всё должно было проясниться. Хотя вредный червячок сомнения ползал во мне, не давая расслабиться.

Лифт злостно затрясся и остановился, пару секунд подумал, а затем открыл двери, давая мне возможность выскочить наружу. Но именно выскочить – мои ноги еле-еле успели пересечь линию прищемления, как двери закрылись. Лифт насмешливо фыркнул и пополз куда-то наверх. Я пошел по коридору, стараясь не шаркать, дабы не привлекать к себе ничьего внимания. А привлечь можно было: коридор был пустым, и каждый шорох раздавался в нем с оглушительной силой, разве что вдалеке еле слышно звучали голоса. Пройдя метров десять, я понял, что это говорит Антон. Был соблазн тихо подойти и подслушать у дверей, но я пересилил свое любопытство и смело затопал по коридору, практически чеканя шаг. Голос тут же оборвался, а затем сообщил: «А вот и Егор, если я не ошибаюсь».

Понятное дело, что Антон не ошибался. Некому тут было топтаться, кроме меня. Во всяком случае, я так подозревал.

В лаборатории сидели двое: Антон и Леонид Федорович – профессор, заведующий кафедрой. Несмотря на свой возраст, а было ему пятьдесят три года, выглядел он намного моложе. Короткая стрижка, зачесанные назад волосы, узкое длинное лицо, немного напоминающее лошадиное, да невысокий рост – вот и все, что мог бы я вспомнить, если бы закрыл глаза и представил профессора. Ну разве что еще белый халат. В таких халатах заставляли ходить всех, кто имел доступ в сектор А. У меня такого доступа не было. Там проводились секретные разработки. Впрочем, сейчас профессор сидел в сером костюме, под пиджаком был виден темно-бордовый галстук, совершенно терявшийся на фоне коричневой рубашки. Леонид Федорович начал разговор.

– Здравствуй, Егор. Присядь для начала.

Такие слова не могли не насторожить. И я, поздоровавшись, присел на край предложенного стула.

– Как ты знаешь, наша лаборатория берется за различные задания. И вот нам дали для дальнейшей разработки один из проектов, «отпочковавшийся» от основной программы, над которой я работал в секторе А. Не буду говорить об основном продукте – он ни тебя, ни Антона не касается. Но есть момент, который как раз связан с этим побочным явлением, вот он касается тебя самым конкретным образом. Речь идет о дате твоей смерти.

Услышав последние слова, я окаменел. Весь смысл услышанного еще не дошел до мозгов, а тело уже отреагировало.

Леонид Федорович сделал эффектную паузу и продолжил:

– Прибор просчитал точную дату твоей смерти. Она наступит через восемь лет три месяца пятнадцать дней восемь часов шесть минут и три секунды. Естественно, что это данные на момент измерения. Время, как вы знаете, не остановишь. – Он посмотрел на мое побледневшее лицо и успокоительно продолжил: – Ну, ну, не стоит переживать. Мы сначала думали просто подождать, чтобы уже точно удостовериться, что так и произойдет… – Циничность ученых иногда просто зашкаливает. – Но затем передумали. Для проверки нам лучше найти кого-то, кто умрет пораньше.

– А что же требуется от меня? – с трудом прохрипел я.

– Твое участие в эксперименте будет заключаться в том, что мы будем стараться как-то изменить твою судьбу, пытаясь тем самым изменить дату твоей смерти в любую сторону.

– Хотелось бы, конечно, чтобы в большую… – Несмотря на шоковое состояние, я еще пытался острить.

– Безусловно. Вполне возможно, что если опыты окажутся удачными, то каждому человеку можно будет продлить жизнь в будущем. Но не будем забегать вперед.

Через некоторое время меня отпустили домой. Дали возможность свыкнуться с полученной информацией. Честно говоря, неудивительно, что выбрали именно меня. С некоторой гордостью могу сказать, что так спокойно отреагировать (во всяком случае – внешне) сумел бы далеко не каждый. Впрочем, возможно, причиной тому был мой возраст, когда отношение к смерти в большей степени все же пофигистское, чем трепетное, тем более что срок, о котором говорилось, казался весьма большим. За такое время столько всего могло произойти. К тому же я так и не уточнил: имелась в виду естественная смерть или какой-то несчастный случай? Вообще, что учитывалось? Мое здоровье, генетическая предрасположенность, образ жизни или же что-то иное?

«Ладно, разберемся». С этой мыслью я и лег спать. Не могу сказать, что настроение было плохим – скорее наоборот, я почувствовал себя неким первопроходцем. «Может быть, мое имя впишется в историю». Забавно, но все мысли о возможном самоубийстве исчезли целиком и полностью. «Вот что с людьми знание о смерти делает!» – я усмехнулся и повернулся на другой бок.

Утро не задалось: сначала отключили электричество, и я не сумел разогреть сосиску в микроволновке, а воду пришлось греть на газу (хорошо еще, что дома завалялся старенький железный чайник), затем свет включили, но он уже был без надобности. А потом я еще и в лифте застрял, хорошо хоть ненадолго (уж не знаю, опять свет вырубился, или лифт решил взбрыкнуть).

– Ну и что бы это значило?

Я дождался, пока закроется дверь подъезда, и направился в институт. Там меня уже ждал Леонид Федорович. Антона не было – отправился на лекции, зато работали лаборанты, четыре человека. Все присутствующие уже были в халатах, мне выдали такой же. Причем насовсем.

– Как настроение? – Леонид Федорович улыбался.

Думаю, он едва не лопался от нетерпения, так хотелось приступить к опытам, но по его виду этого никто бы не сказал. Я даже позавидовал такой выдержке. Тут открытие, тянущее на Нобелевку, намечается, а профессору хоть бы что (во всяком случае, судя по виду).

– Так себе, – не мудрствуя лукаво, ответил я.

– Ничего, сейчас попробуем это исправить.

Леонид Федорович показал на кресло, в которое я тут же и погрузился.

– Ничего себе креслице!

Мягкое кожаное кресло бордового цвета (которое легко раскладывалось в диван) было очень большим – даже не знаю, зачем такую громадину использовать в обычной лаборатории. Впрочем, все-таки данную лабораторию назвать обычной язык не поворачивался.

– Итак, друзья, мы все готовы?

Профессор обратился к лаборантам, те практически одновременно кивнули.

– Вот и отлично.

– Постойте! – Я сообразил, что так и не развеял свои сомнения. – Мне не совсем понятно, время жизни считается потенциально (сколько я мог бы прожить, если бы ничего случилось) или фактически (сколько проживу независимо ни от чего)?

– Выражаясь твоим языком, фактическое время жизни. Во всяком случае, так должно было бы быть, но точно пока что мы сказать не можем. – Профессор снова улыбнулся, а затем отвернулся к лаборантам. – С чего начнем?

– Сначала лучше с самого простого – линий жизни, – сказал один из них. – Однако прежде чем начинать, все равно надо сначала снять все параметры и внести в программу.

– А почему нельзя как-то поработать с гороскопом или картами Таро? – поинтересовался я.

В суть того, что и как нужно менять, у меня проникнуть пока не получалось.

– Нет. Это невозможно. Они выдают готовый результат, и мы никак не можем на него повлиять. Если же начнем подтасовывать карты, то карты вообще работать не будут. Гороскоп так же высчитывается по дате и времени рождения. Если бы мы могли изменить твое время рождения, то еще можно было бы что-то сделать, а так – нет, – пояснил профессор.

– Так в чем проблема? Изменить время в документах – и дело с концом!

– Эх, если бы все было так просто. – Леонид Федорович развел руками. – Важны не бумажки, а реальность. То есть твои фактические день и время рождения. Если когда-нибудь получится переместиться в прошлое и там задержать или убыстрить роды, тогда еще возможно внести изменения, а так – нет.

«Опять нет. Хоть бы этих „нет“ было поменьше», – подумал я. А Леонид Федорович между тем продолжал:

– К сожалению, на данный момент мы имеем довольно мало параметров для изменения. С одной стороны это плохо – меньше вариативности, а с другой – есть те вещи, над которыми можно более конкретно поработать, не распыляя свои силы. Сегодня мы снимем с тебя все нужные данные, а насчет изменений будем думать завтра-послезавтра, когда постараемся просчитать полученные результаты.

– А, понятно.

Меня несколько разочаровало такое пояснение. Я-то думал, что приду сегодня, надо мной поколдуют, накрутят с десяток лет – и все отлично. А тут явно вырисовывался долговременный процесс с неизвестными перспективами.

– Вы зря торопитесь. – Профессор явно почувствовал мое настроение. – Когда все будет подготовлено, мы подпишем с вами договор (если, конечно, согласитесь), а потом уже начнем работать. Ну что ж, теперь, надеюсь, вопросов больше нет?

Я пожал плечами, и этот жест вполне удовлетворил профессора.

– Вот и хорошо, приступим.

Дальше всю работу выполняли лаборанты, профессор лишь стоял и наблюдал за происходящим. Судя по всему, ребята отлично знали свое дело, поэтому в подсказках не нуждались.

Сначала мне поднесли сканер, больше напоминавший планшет. На него я положил раскрытую правую ладонь и держал ее так секунд двадцать-тридцать, пока проходило считывание. Затем так же поступили и с левой рукой.

– Теперь можно и хиромантией заняться, – пошутил я.

– Почти так и будет, – в ответ улыбнулся профессор.

Лаборант, получивший от меня рисунок ладоней, тут же вернулся к своему компьютеру и стал загружать в него данные, больше ни на что не обращая внимания.

Подошел второй – этот принялся за отпечатки пальцев. Так называемый «планшет» теперь был поменьше, он скорее напоминал небольшой телефон, так что процедура заняла больше времени – как мне показалось, раз в пять. Когда второй получил все, что хотел, он так же сел за свой компьютер и погрузился в работу.

Пришел черед третьего лаборанта. У этого работа была посложнее (впрочем, может быть, это мне так со стороны показалось) – на его долю выпало считывание рисунка сетчатки глаз. Мне на голову нацепили специальные толстенные очки. Некоторое время потребовалось на какую-то тонкую настройку. Наконец лаборант довольно кивнул, и начался процесс снятия рисунка.

– Пока идет считывание, не моргайте, – предупредили меня.

Эта процедура оказалась не очень приятной. Очки не были прозрачными, так что я через них ничего не видел, однако внутренний свет очков бил почти мне в глаза. «Почти» – видимо, для того, чтобы у человека оставалась возможность не жмуриться. Когда очки наконец сняли, я почувствовал неимоверное облегчение. Кроме того, у меня совершенно сбилось чувство времени – даже близко не получалось предположить, сколько минут продолжалось снятие рисунка.

Профессор, вероятно, оценив мой ошалелый взгляд, дал минутную передышку перед заключительной процедурой.

– А теперь самое сложное. То, что изменить сложнее всего. Мы снимем показания работы вашего головного мозга. Честно говоря, пока у нас есть только примерные наработки того, как менять биотоки мозга человека, но проверить, скажутся ли такие изменения на продолжительности жизни, очень бы хотелось.

Речь профессора настораживала: одно дело возиться с отпечатками различными и совсем другое – что-то изменять в моем мозгу. Леонид Федорович попытался как-то меня успокоить, но без особого успеха.

– Спасибо. На сегодня все.

Он пожал мне руку и отправил восвояси, почти насильно выпроводив за дверь. Понять его было несложно: любой человек, так сильно стремящийся к своей цели, с радостью уберет все препятствия, которые мешают этой цели достигнуть. А теперь мое присутствие уже оказалось ненужным. Тут ни о каких обидах речи не шло. Как говорится, на данный момент мавр сделал свое дело, мавр может уходить (хоть и с необходимостью вернуться).

Несколько минут я стоял у дверей института и думал, что же теперь делать дальше?

«Интересно, с чего они начнут? Лучше бы не с головы. Хотя… вдруг проще сразу отмучиться, узнать, что с биотоками работать бесполезно – и все, можно радоваться жизни».

С такими мыслями я и возвращался домой. Последующие две недели прошли как в тумане – ходил в институт, выполнял какие-то задания, готовил еду, сидел в Интернете, спал, читал, в общем, жил как зомби, который только и делает, что потакает своим потребностям. Но главное – я ждал, когда же меня позовут вновь. Причем подсознательно ждал, но старался отвлечься, думать о чем-то другом. Однако где-то очень глубоко тикали часы моей жизни. И этих часов становилось все меньше.

– Алло, Егор? Это Леонид Федорович. Здравствуй. Я тебя снимаю с завтрашних занятий, так что будь готов прийти в лабораторию к девяти утра.

Первым делом мне дали ознакомиться с договором, который я и подписал почти не глядя. Мне по нему даже какая-то денежная премия полагалась. Но затем мы приступили к основному действию.

– Сегодня мы начнем с отпечатков пальцев. Честно говоря, этот вариант кажется нам наименее перспективным, так что уж лучше его сразу отбросить как несостоятельный и затем более плотно заняться другими направлениями.

Я полулежал в специальном мягком кресле. Один из лаборантов поднес небольшой круглый предмет с дыркой.

– Начнем с большого пальца и далее по порядку, – сказал он.

– У тебя есть загранпаспорт с биометрическими данными? – вдруг поинтересовался профессор, когда мой палец уже был засунут в аппарат, а процесс по изменению был запущен.

– Нет. И слава богу. А то потом пришлось бы все переделывать, да еще и оправдываться, почему так получилось.

Профессор ничего не ответил, он смотрел в монитор. Когда с большим пальцем было закончено, лаборант вернулся к компьютеру.

– Сейчас занесем все данные в компьютер, затем приступим к указательному пальцу. Машина будет выполнять подсчеты после каждого изменения. Так как это займет довольно много времени, сегодня результатов мы не дождемся.

– Жаль.

Мне представлялось, что все будет происходить быстро: внесли изменение, компьютер выдал результат, внесли новое и так далее, за недельку уже и управиться можно. А оказалось, что процедура может растянуться на неопределенное время.

– На данный момент мы вносим одно незначительное изменение в рисунок на подушечке пальца, работаем с одной из линий. Потом переходим к другому пальцу. После каждой подобной процедуры данные вносятся в машину на обработку. Затем компьютер будет заново рассчитывать дату смерти. Я думаю, если система с отпечатками работает, то любое изменение должно как-то проявить себя, хотя бы на незначительный срок подкорректировать срок твоей жизни. Посмотрим, что получится в реальности.

Изменение отпечатков и внесение информации в компьютер заняло почти весь день. Когда мы закончили с правой рукой, сделали перерыв и сходили в институтскую столовую, где профессор оплатил мой обед, а затем вернулись и продолжили.

Честно говоря, за это время я довольно сильно устал и домой пришел весьма измотанный. Профессор сказал, что в ближайшие три дня мне можно ни о чем не беспокоиться, а затем мы встретимся вновь. В общем, договорились, что прощаемся до звонка.

Дома я поужинал, помылся и завалился спать. Странно, вроде бы ничего особенного не делал, а устал зверски. Как мне кажется, через секунду я уже спал.

Профессор вызвал меня вновь только через пять дней, причем встретиться решено было в субботу (выходной день, вообще-то).

– Сам понимаешь: пальцев много, расчеты шли долго, надо продолжать, а время не ждет.

Мы уже попытались перейти на ты, но пока «тыкать» получалось только у профессора. Я никак не мог обращаться к нему на ты, хоть тресни.

Никаких результатов по телефону он мне не сообщил.

– Встретимся, все расскажу.

В субботу процедура повторилась.

– На данный момент дата твоей смерти осталась прежней. То есть или отпечатки никак не влияют, или же внесенные коррективы оказались слишком незначительными. Сегодня мы внесем довольно большие изменения. Так что приготовься, ощущения будут не из приятных, но в то же время они не должны быть особо болезненными.

Вся суббота ушла на повторные процедуры. Профессор не зря предупреждал, прибор теперь более жестко обращался с моими пальцами, что им (то есть пальцам) совсем не понравилось, но я мужественно терпел – как говорится, наука требует жертв (надеюсь только, что я обойдусь, так сказать, малой кровью).

Столовая сегодня не работала, но о нас позаботился профессор – он привез два пакета готовой еды, так что после обработки правой руки мы основательно подкрепились, а затем с новыми силами приступили к изменениям.

Странно, но этот день я перенес намного легче предыдущего и возвращался домой полный сил и надежд. Да-да, это смешно, наверное, читать, но я все еще питал какие-то надежды и на свое будущее, и на будущее человечества.

На этот раз результатов пришлось ждать целую неделю – видать, компьютерные мозги начало переклинивать от такого обилия информации, тем более что эту информацию им пришлось обрабатывать десять раз.

В общем, встретились мы опять в субботу. Единственный минус состоял в том, что меня не снимали с занятий. А в остальном в этом не было ничего страшного.

– Что ж, Егор, ничего не получается. Таймер не перестроился ни на секунду. Так что делаем предварительный вывод: изменения отпечатков в данном направлении не работают. Приступаем ко второму варианту – рисунку радужки глаз.

– Надеюсь, это не опасно?

– Уверяю тебя, это совершенно безвредно.

На этот раз лечь пришлось в совершенно другое кресло. Оно напоминало стоматологическое, только теперь ко мне подносили не бормашину, а специальные окуляры.

– Сегодня мы быстро управимся. Опять же будут незначительные изменения. Прибор мог бы работать сразу над обеими радужками, но нам обязательно нужно действовать постепенно и последовательно. Вдруг с одним глазом сработает, а с другим нет?

Справились мы всего минут за сорок. Так что вскоре меня отправили домой.

«В таком варианте и пары особо не прогуляешь», – думалось мне, пока я шел домой. Напрямую идти не хотелось, поэтому заглянул в кинотеатр, посмотрел какой-то замечательный атмосферный фильм. Почувствовал себя ничтожной песчинкой в мировом пространстве, в очередной раз осознал всю тщетность своего бытия, но тут же вспомнил об эксперименте и решил, что и моя жизнь может принести какую-то пользу этому миру (впрочем, далеко не все согласны с утверждением, что человечество несет пользу миру и вселенной, но это уже не ко мне вопрос).

Буквально через три дня стало понятно, что с радужкой глаз ничего не получается. Мы внесли дополнительные изменения, но я уже махнул на этот вариант рукой. Если бы работало, подумал я, сработало бы сразу. Примерно через неделю, во вторник, мы добрались до самого перспективного варианта – ладони.

«Если и тут провал, то, скорее всего, можно ставить на всех этих изменениях крест. Зато станет понятно, что вся эта хиромантия – полная ерунда».

– Итак, друзья мои, сегодня у нас очень важный день. – Так начал свою речь профессор. – Думаю, что не я один возлагаю надежды именно на то, над чем мы поработаем сегодня. Поэтому изменить мы сегодня постараемся только одну линию – линию жизни. Егор, ты у нас правша?

– Да, Леонид Федорович.

– Тогда и менять будем на правой руке.

Я хотел сесть в то же кресло, в котором мне меняли отпечатки пальцев, но профессор покачал головой и отвел в дальний угол, к столику. Сесть пришлось на крутящуюся табуретку с круглым сидением, а руку положить на аппарат, который я бы сравнил с вафельницей (на которую заливают тесто, а затем закрывают сверху, чтобы оно сразу с двух сторон выпекалось), такая же система. Только стороны у «вафельницы» были не плоские, а вогнутые – для того, чтобы ладонь легко закрывалась, но не сильно придавливалась.

– Как мы знаем, самое страшное – это прервать линию жизни. Может, с этого и начнем?

– А может, не стоит действовать так радикально? Вдруг я и до дома тогда не дойду? – Я попытался пошутить, но, честно говоря, внутри все похолодело.

– Ладно, введем изменения попроще – изменим сам изгиб, – согласился профессор и обратился к ассистенту: – Все готово? Данные введены?

– Еще минуту, – ответил тот, колдуя над клавиатурой и глядя в экран.

Видать, менял параметры, чтобы теперь линия не разрывалась, а лишь изгибалась по-другому.

Начали мы минут через пять. Ладонь жгло нещадно, я даже думал попросить что-нибудь зажать зубами, чтобы ими не скрипеть, но тут все прекратилось.

– Все, можешь быть свободен… пока что, – сообщил профессор и тут же устремил свой взгляд на монитор, где происходил подсчет результатов.

Все лаборанты собрались вокруг него и так же сосредоточенно уставились в экран. Про меня будто и забыли. Я не стал ничего говорить – понял, моя персона интересует их в данный момент в самую последнюю очередь. Их больше интересовали результаты.

Вскоре я добрался до дома и загрузился в Интернет по полной.

Ближе к часу ночи в домофон позвонили.

«Что за черт», – подумал я, отрываясь от компьютера. Несмотря на то, что завтра предстояло идти в институт, ложиться так рано совсем не хотелось, вот я и сидел за компом.

– Кто? – Вопрос прозвучал довольно мрачно.

– Это Леонид Федорович. Срочно собирайся и выходи, едем в лабораторию.

Голос отключился. Не было никаких сомнений, что профессор не стал бы просто так приезжать посреди ночи – значит, и правда появилась какая-то проблема. По спине поползли мурашки.

Буквально пять минут спустя я уже вышел из подъезда.