Текст книги "Мой друг по несчастью"

– Ну, как все прошло? – окликнула меня секретарша и встала из-за стола, когда я проходил мимо.

Она все так же была серьезной, но заинтересованность в моих успехах показалась мне хорошим знаком. Странно, еще вчера я отметил, что она привлекательная, но как-то вскользь, занятый, в первую очередь, мыслями о самой вакансии, и не вдохновленный ее неприветливостью. Сейчас же, уже с более легким сердцем, я сосредоточил на ней заинтересованный взгляд. Высокая и стройная, с прямыми каштановыми волосами и немного продолговатым лицом, что подчеркивали пухлые губы – может быть, именно она должна стать моей второй попыткой? Почему нет? Судьба, если можно так выразиться, подсунула мне ее под самый нос.

– Лучше и не придумаешь, – ответил я, и невольно перевел взгляд с ее лица на грудь, где пуговицы белой блузки грозились разлететься в стороны вот прямо в следующую секунду. Не иначе, третий размер.

– Поздравляю, – она улыбнулась, но как-то натянуто.

– Спасибо большое. Не рисковал узнать ваше имя до решения относительно моей кандидатуры.

– Каролина.

– Каролина? – переспросил я, обрадовавшись сам не знаю чему. Может, тому, что это имя было самым обыкновенным.

– Да, – она кивнула и перестала улыбаться. – Почему вы так удивлены?

– Я? Нет… точнее, да. Очень красивое имя. Не знаю ни одной Каролины.

– Ну, теперь вот знаете.

– Меня зовут…

В этот момент у нее зазвонил мобильный.

– Прошу прощения, – сказала она мне и ответила на звонок.

И меня постигло глубокое разочарование. Даже несмотря на то, что Каролина старалась говорить максимально сдержанно, я понял, что звонит ее супруг. Более того, обратив внимание на ее левую руку, я увидел обручальное кольцо. А с чего вообще я решил, что все привлекательные девушки только и ждут моего внимания? К тому, что у каждой из них может быть муж или просто возлюбленный тоже нужно быть готовым.

Чтобы не смущать ее, я отошел к кулеру и выпил стакан воды. В офисе кипела работа. Четверо лингвистов усердно колотили по своим клавиатурам, и не обратили на меня никакого внимания. Я тоже не стал докучать им своим знакомством, да в этом и не было особого смысла, поскольку в офисе, как я понял, мне быть нечастым гостем. Я бы и вовсе ушел, но хотел задать Каролине еще один вопрос.

– Еще раз, прошу прощения, – сказала она, закончив разговор.

– Слушайте, Каролина, могу я задать вам вопрос?

– Смотря какой? – ответила она, наградив меня недоверчивым взглядом.

– Господин Асфиксия спросил меня о моем любимом серийном убийце. И я не знаю, что и думать.

Каролина едва заметно улыбнулась уголками губ.

– Не преувеличивайте степень важности этого вопроса. У каждого человека есть странности, рожденные из его увлечений, и некоторым людям просто не с кем разделить эти свои увлечения.

– Так он увлечен серийными убийцами? – спросил я, почувствовав даже еще большее уважение к своему начальнику, поскольку научное увлечение этой темой требовало от человека немалой интеллектуальной и психологической подготовки.

– Можно сказать и так, – ответила Каролина и пожала плечами. – Простите, мне нужно работать.

– Да, конечно, до встречи, – я улыбнулся на прощание и поспешил к выходу.

По дороге домой я чувствовал сильное волнение. То, чего я так хотел, случилось. Нет, это ложь. Случилось то, чего я не мог хотеть даже в самых своих смелых мечтах. Я получил новую работу, и работу не похожую ни на одну другую. Это был просто подарок с небес. И вот это меня и пугало. Ну, неужели вот так сразу? Неужели для того, чтобы чего-то добиться нужно просто очень сильно этого захотеть, просто дерзнуть желать и дерзнуть действовать в этих интересах? В случае с работой выходило именно так. Мысли мои даже немного путались. Раздражал и этот проклятый холодок, который так никуда и не делся.

Подойдя к своему дому, я вдруг застыл на месте, не дойдя до своего подъезда. У соседнего подъезда стояла полицейская машина, тут же собралась небольшая группа местных жителей – человек пять или шесть. Также любопытные лица можно было заметить в некоторых окнах и на балконах. У самого подъезда стоял мой взбесившийся сосед через стену. Стоял нетвердо, с бутылкой пива в руке, в грязной одежде и с взъерошенными волосами. Так он провожал свою жену, которую вели к машине двое полицейских. Мне было невыносимо больно смотреть на эту невысокую женщину с кротким лицом. Видимо, ей не дали достаточного времени, чтобы привести себя в порядок, потому что она плотно куталась в осенний плащ, несмотря на летнюю жару, и стыдливо смотрела себе под ноги, избегая взглядов злорадных соседей.

– Вы там с ней построже, парни! – назидательно прокричал ее муж. – Научите ее, куда можно совать свои кочерыжки, а куда нельзя.

– Что тут произошло? – спросил я у одного из местных зевак.

– Что произошло?! – грубовато ответил он. – Рылась в вещах своего мужа. Теперь вот пусть в тюрьме пороется.

– Это еще что за бред? – спросил я, совершенно сбитый с толку. – Кто же за это арестовывает?

– Ты чего, парень? Первый день живешь? За что еще арестовывать, как не за это?

– Сама знала, чем все кончится, – поддакивала какая-то пожилая женщина. – Знала ведь, что рано или поздно упекут, а продолжала лезть.

– Это шутка какая-то? – я попытался улыбнуться, чтобы вызвать такую же реакцию у окружающих и убедиться, что меня разыгрывают.

– Ай, недотепа, – в ответ махнул рукой грубый мужчина, к которому я и обращался изначально, и отошел в сторону.

– Какие уж тут шутки, – усмехнулась женщина. – Сейчас протокол составят, а дальше видно будет.

– Да с каких пор жен арестовывают за то, что они выбросили дырявые носки мужа?! – вскричал я, и принялся с надеждой смотреть на лица людей, собравшихся поглазеть на эту сцену.

В ответ они смерили меня непонимающими взглядами и разошлись кто куда.

– Счастливого пути, милая! – издевательски прокричал пьяный муж, когда полицейская машина тронулась, увозя в участок его жену. – Я буду скучать!

Окончательно сбитый с толку, я еще постоял минуты две на улице, а затем пошел домой, чувствуя, что мне нужно срочно прилечь и немного отдохнуть. Слишком много эмоций я испытал за это утро. Слишком много.

Глава пятая
День 2. Вечер

Я чувствовал, что что-то пошло не так. Вместо того, чтобы всем своим естеством ощущать гармонию, я полдня пролежал в постели, в состоянии близком к лихорадке. Возможно, так на меня подействовал прием на новую работы, возможно, странную сцену у подъезда я принял слишком близко к сердцу. А, скорее всего, и то, и другое. Мороз по коже ощущался и дома, но только если я сосредотачивал на нем мысли; и все же, я был уверен, что мое разбитое состояние – это следствие нервного напряжения, а не гриппа или простуды. Или же острая реакция на эти солнечные бури. Уснуть у меня не было никаких шансов, потому что за стеной царил праздник: громко играла музыка, слышался смех и голос самого Бешеного, а также и другие мужские голоса – очевидно, он пригласил друзей, чтобы отпраздновать свое освобождение и заточение своей супруги. Звучали тосты в честь мудрости моего соседа и надежды на то, что тюрьма сможет вправить мозги его злоумышленнице-жене.

Мне приходилось заглушать этот гомон громко включенным телевизором. Я пытался вникнуть в детективный сериал, но мысли мои были до того спутанными, что сосредоточиться на чем-либо было просто невозможно. Ближе к вечеру, я наконец понял, в чем тут было дело. В том, что я взвалил на свои плечи ношу крайне тяжелую. Не непосильную, но такую, которая требовала от меня напряжения всех сил. Одно дело – продумывать свой план, другое – приступить к практическим действиям. Разумеется, застоявшиеся от однообразной рутинной жизни нервы сразу дали сбой и закричали о своем несогласии с таким положением вещей. В данном случае, любая странность могла здорово выбить из колеи, любая странность могла быть даже неверно истолкована. Как, например, этот арест жены Бешеного. Наверняка, в мое отсутствие у женщины лопнуло терпение, и между ней и ее мужем вспыхнула ссора, в которой прибывшая полиция усмотрела ее вину. Ну, не могут человека арестовать за то, что он роется в вещах своего супруга. Или могут?

И не слишком ли много странностей для двух неполных дней?

Часа в четыре компания во главе с Бешеным покинула его квартиру, и я оказался в столь желанной тишине. Я почти сразу провалился в сон, а проснулся в шесть часов. Не могу сказать, что сон развеял мою тревогу, но хоть притупил ее. Тревогу эту я просто решил пока не замечать, и принимать все таким, какое оно есть. Хотя прекрасно понимал, что скоро настанет время обратить на эту тревогу внимание, более чем пристальное.

Перед тем как отправиться на свою вечернюю прогулку, я съел пару сандвичей со стаканом сока, затем выпил чашку крепкого кофе. Надел чистые джинсы и свежую футболку и вышел на улицу. Думал сначала зайти в парк и, может быть, даже съесть еще один хот-дог у нерадивого продавца, с которым вчера так жестоко обошлись его клиенты. В паб идти не хотелось. Какой-то неприятный осадок остался у меня со вчерашнего вечера, да и видеть своего соседа, который, наверняка, продолжал развлекать своих друзей там же, тоже не было особого желания. В любом случае, это далеко не единственное заведение в центре города, да и вообще, не стоило бы мне сегодня посещать такие места. Все-таки завтра первый рабочий день и ответственная встреча, а господин Асфиксия красноречиво дал понять, что алкоголь в этом деле противопоказан.

Тем не менее, подходя к «Деревянному флибустьеру» я понял, что своего визита в это заведение мне не избегнуть. Еще метров за пятьдесят я заметил Мученика, которого ни с кем нельзя было спутать в его черном плаще и с этим посохом в руках. Ковыляющей походкой он подошел к двери в паб и скрылся внутри. Конечно, можно было перебороть любопытство и просто пройти мимо, но что-то словно толкало вслед за стариком, что-то словно подсказывало, что этот странный субъект может мне что-то предложить.

Отбросив сомнения, я вошел следом. Меня удивил абсолютно пустой зал, хотя чему было удивляться во вторник, в не самое позднее время суток.

– Где Мученик? – спросил я у бармена полушепотом.

Он жестом указал в ту сторону зала, которая была скрыта от глаз угловой стеной. Я прошел в этом направлении и увидел Мученика за самым дальним столом. Не сняв плаща, он сел спиной к залу, поставив рядом свой посох.

– Привет, – тихо поздоровался я, подойдя вплотную.

Он медленно повернул голову и поднял на меня взгляд. Я заметил, что он тяжело дышит, будто очень устал.

– А, это ты, – прокряхтел он. – Беспомощный. Знал, что еще встретимся, – он оскалил остатки зубов и коротко усмехнулся.

– Выпить хочешь? – спросил я. – Беспомощный может помочь.

– Почему, интересно, я должен не хотеть? – ответил он, и, раскрыв свой рюкзак на затяжке, который я вчера принял за узел, достал широкий красный платок. – Неси пинту пива и два чистых рома для начала. А там, посмотрим.

Голос его прозвучал не то, чтобы требовательно, но примерно так, как звучит голос человека, знающего, что ему не откажут. Впрочем, я не стал заострять внимание на манерах старика, и отправился к стойке выполнять заказ.

Когда я вернулся, то увидел, что он завязал свои седые волосы платком, сложив его в несколько раз. В таком виде, он стал похож на настоящего флибустьера – как раз не хватало только рома.

– Держи, – сказал я и поставил перед ним его выпивку.

Себе я взял лишь бокал пива.

Без церемоний Мученик опрокинул в себя обе рюмки рома одну за другой и не поморщился.

– Ну, рассказывай, – произнес он более внятным голосом, словно ром прочистил ему горло.

– Что рассказывать? – спросил я и усмехнулся. Усмешка, правда, получилась у меня натянутой.

– С чем пришел, рассказывай.

– Да ни с чем особо. Просто увидел, как ты прошамкал сюда и решил зайти поздороваться.

Мученик несколько раз медленно кивнул, глядя в стол.

– Поесть заказал что-нибудь?

– Сыр и свиные ребра. Пойдет?

– Поскачет, – не слишком добродушно ответил старик, и я не понял, пошутил он или передразнил меня. – Тебе не стоит играть со мной в прятки, парень. Поверь, я тебя насквозь вижу. Поэтому если что имеешь на уме, лучше сразу выкладывай. Чем меньше времени потратишь на вопросы, тем больше денег сбережешь, потому что пью я быстро и много.

Он посмотрел мне в лицо своими водянистыми голубыми глазами. Крючковатый нос с массивной переносицей создавал такое впечатление, что взгляд его начинается гораздо дальше, чем находятся его глаза. И вновь в этом взгляде мне не понравилась какая-то невысказанность, которую еще сильнее подчеркнула кривая ухмылка, исказившая его лицо. Вновь мне показалось, что Мученик чем-то козыряет передо мной и делает это вполне оправданно.

– Как тебя зовут-то? – спросил я и сделал глоток пива.

– Мученик меня зовут, – ответил он и не в пример мне одним махом влил в себя полбокала.

– Я думал прозвище такое.

– Ты только начинаешь думать, парень. У тебя еще много этой дряни впереди.

– Ладно, пусть так. Тогда будем знакомы. Меня зовут…

– Беспомощный тебя зовут, – без тени улыбки сказал старик. – Остальное и слушать не желаю.

– Нет, старик, – засмеялся я. – Так не пойдет. Меня зовут…

– Беспомощный! – рявкнул он и ударил кулаком по столу.

– Да что с тобой? – не совсем уверенно произнес я.

Он поднял свой бокал и осушил его до дна.

– Давно в Лоранне? – спросил он.

– Почти месяц, – ответил я и тоже выпил.

– Почему Лоранна?

– В каком смысле, почему Лоранна?

– Почему для своей священной войны выбрал Лоранну?

– Для какой еще священной войны?

– Той, которая дает тебе сейчас иллюзию победы в первых боях.

Он снова сосредоточил на мне свой взгляд. Я не знал, как все это понимать, но разум подсказывал мне, что старик видит во мне то, что я считал сокровенным и потайным. Как он это видел? И стоило ли мне продолжать делать вид, что я не понимаю, о чем он говорит?

Глядя на меня в упор, он засмеялся тихим и ленивым, злорадным смехом.

– Ваш заказ! – крикнул бармен.

– Повтори все это, – указал Мученик на свою пустую посуду.

В этот момент я поблагодарил пабы за традицию самообслуживания, потому что мне показалось, что меня вот-вот натурально стошнит от вида старика, от его испещренного морщинами лица, в которое я смотрел… да, черт возьми, словно в отражение. Это было ужасно, это было омерзительно. И в то же время, я понимал, что должен перетерпеть и попытаться увидеть там именно то, что и сделало его с годами столь омерзительным. Ведь виной всему была отнюдь не старость. Мученик был неприятен не потому, что он был стар и неухожен. Он был неприятен тем, что нес в глубинах своей души, тем, что просачивалось в этом мир через его глаза и через этот отвратительный смешок.

Но почему я допускал, что и мне грозит подобная участь?

– Приятного аппетита, – сказал я, вернувшись с подносом и выставляя на стол выпивку и блюда с закусками.

– Будь здоров! – ответил он и тем же манером, одну за другой, влил в себя две порции рома.

– Давай, может, бутылку сразу возьму? Что тебе эти мензурки?

– Не надо. Так вкуснее. Садись, Беспомощный.

Я сел и некоторое время молча наблюдал, как Мученик с аппетитом грызет свиные ребра тремя целыми зубами.

– Так и будешь молчать? – спросил он, не отрываясь от еды.

– Не знаю, что сказать, – честно признался я.

– Просто скажи то, что тебя тревожит больше всего. Что самого странного с тобой случилось за эти два дня?

– Два дня? Но… откуда ты знаешь? – ошеломленно спросил я, тем самым выдав самого себя.

– А что тут знать? Поживи с мое, и сам начнешь узнавать, – пожал он плечами. – А уж если и сам в свое время охотился за истиной, то тут и одного взгляда будет достаточно, чтобы опознать очередного рыцаря.

– Какой еще истиной?

– Той, что сейчас скалится тебе с презрительной насмешкой. Той, что разжует и выплюнет тебя, как только наиграется. Той единственной, что управляет этим миром и людьми в этом мире.

– Я не понимаю тебя. Ты намекаешь на какие-то религиозные страшилки?

– Ай, брось, Беспомощный. К чему эти сказки? Ни богу, ни дьяволу нет места рядом с этим монстром, на путь познания которого ты встал. Имя этой истине еще не придумал? Нет? Пока еще можешь называть Это каким-то своим именем, но рано или поздно придешь к главному и самому величественному, которое передается из уст в уста нашим братом. Я вижу и недоверие, и удивление в твоих глазах. Вижу, что ты изо всех сил хочешь мне не верить, что хочешь назвать меня сумасшедшим и поскорее уйти отсюда в общество нормальных людей, с их дешевыми улыбками на лицах с печатью неведения. Знаю я все это. Но уйти-то ты не можешь. Ибо чувствуешь дыхание истины рядом со мной, а? Не так ли, Беспомощный?

– Ты одними загадками говоришь. Это раздражает, – сказал я и сделал глоток пива. Сырные палочки выглядели очень аппетитно, но я понимал, что от волнения мне сейчас кусок в горло не полезет.

– Так ты же ничего не спрашиваешь. Все боишься напороться на что-то страшное. Поверь, Беспомощный, самое страшное ты увидишь и услышишь не от меня. Я, если можно так сказать, один из тех немногих, кто может помочь тебе хоть самую малость.

– Что же тебя так во мне заинтересовало? – спросил я, посмотрев в сторону.

– Мороз по коже пробежал рядом с тобой. Он пройдет у тебя дня через три, но ты никогда его не сможешь забыть, и потом, таким же образом, будешь узнавать в толпе новорожденных неудачников вроде нас с тобой. Будешь чувствовать рядом с ними фантом этой прохлады. И ты спросил про улицу Мартина Идена.

– Ты понимаешь, как все это звучит? – прошептал я. – Как бред сумасшедшего.

– Ну так встань и уйди. Чего ты сидишь здесь со мной, едва сдерживая свое отвращение? Встань и уйди. Но ведь сидишь здесь и слушаешь этот бред. Ну что? Что ты хочешь знать? Что тебя так поразило в эти дни? От чего ты старательно отворачиваешься, маскируя свой страх под удивление?

Я почувствовал, что вспотел. Мученик отложил очередное ребро, которое уже взял в грязные пальцы и устремил на меня выжидающий взгляд из-под косматых бровей, на этот раз без ехидства на лице. Несколько седых прядей выбились из-под повязки и упали на его виски.

– Может, имена? Фамилии? Названия улиц? – спросил он, спустя полминуты.

– Имена? – переспросил я.

– Да, имена. Вроде бы и придраться не к чему, а понимаешь, что звучит все это нелепо.

– Да мало ли, как людей могут звать. Тебя же зовут Мучеником.

– Назови.

Я усмехнулся и нервно поерзал на стуле.

– Червоточина, Генрих Асфиксия… – ответил я с улыбкой, чувствуя, что улыбка эта глуповата.

– Не слишком нарицательно, нет?

– Не знаю, – я пожал плечами. – Мне все равно.

– Нет, Беспомощный, – протянул старик. – Ты хочешь, чтобы тебе было все равно, но это не так.

– Ну, а Мученик – это имя или фамилия?

– И то, и другое.

– И почему ты себя так называешь?

– Потому что я не помню, как меня зовут! – воскликнул он злобным шепотом и придвинулся ко мне через стол.

– Но я-то помню, как меня зовут, – парировал я.

– Это пока… – процедил он. – Это ведь только начало.

Я никогда особо не верил в сверхъестественное, но в данный момент старался представить, что передо мной сидит блаженный. Другого логического объяснения просто не было. Воспринимать всерьез то, что он говорил было даже страшно, и приходилось заставлять себя видеть того самого городского сумасшедшего, от которого стоит держаться подальше. Потому что некая завеса чужого разума для него открыта.

– Твою мать, – прошептал я с усмешкой и покачал головой. – Не стоит тебе обольщаться, старик. Сегодня я познакомился с девушкой, которую зовут вполне нормальным именем: Каролина.

– И что? Пусть так. Но я уверен, что эта Каролина прошла мимо, не оставив тебе надежды. Тебе не место в ее жизни. Я прав?

– И почему так произошло?

– Да знал бы я! Хер бы тогда сидел сейчас с таким глупцом, как ты.

– Отлично.

– А вот Червоточина – это твой вариант. Можешь делать с ней все, что захочешь. Только будь готов к тому, что и она с тобой сделает все, что захочет.

– Ты, может, ее знаешь?

– Нет. Но я успел увидеть достаточно Червоточин в своей жизни. Так что, не сомневайся: с ней тебе по пути.

– Нет, это не так.

– Это так, Беспомощный. Это так. – Вновь он издал этот отвратительный смешок и отправил в рот кусок сыра. – Что еще тебя удивило? Расскажи, не нужно стесняться. Перешагни через этот порог вымученного неверия и поделись со стариком.

Я задумался ненадолго о том, что абсурдность некоторых событий признать вслух гораздо сложнее, чем согласиться с ней в своей голове.

– Вчера продавца забрасывали его же хот-догами, – сказал я, вновь отведя взгляд. – А сегодня я видел, как женщину арестовали за то, что она выбросила носки своего мужа и вылила его бутылку водки.

– Интересно.

– Это не интересно! – воскликнул я, потеряв самообладание. – Это… это…

– Ну же! Скажи! – я заметил, что Мученик напрягся всем телом.

– Это… я не знаю, – простонал я и провел руками по лицу.

– Это необходимо, – сказал он и допил свое пиво.

– Что значит, необходимо?

– Это значит, что я пытаюсь тебе помочь узнать Имя.

Несколько секунд я внимательно смотрел ему в лицо, а он молча кивал в знак согласия. Тогда я понял, что боюсь поверить ему.

– Знаешь, я, наверное, пойду. Не вижу смысла в этом разговоре.

– Погоди. Возьми еще рома, и я тебе кое-что расскажу. Не пожалеешь.

Он заговорщицки подмигнул мне и придвинул ближе пустые рюмки и бокал. Любопытство все же было сильнее страха, и я рассудил, что могу уделить ему еще полчаса – не больше. В этот раз я взял ему сразу четыре порции.

– Что ты хотел мне рассказать? – спросил я, подождав, пока Мученик выполнит свой ритуал с ромом.

Он отодвинул от себя тарелки со своими объедками и протер грязными руками свои водянистые глаза.

– Мне было двадцать пять лет, – начал он, положив локти на стол и опустив взгляд, – когда я, как и ты решил поиграть в эту забавную игру.

– Я не играю ни в какую…

– Погоди, не перебивай. Просто послушай. Тебе должно понравиться. Решил я, значит, все упорядочить. Найти ответ на вопрос: где мое место в этом мире? Знакомо, правда? Решил я, значит, подчинить этот мир, показать ему – кто здесь хозяин. Не мог больше мириться с бесцельностью своего существования, с отравляющей душу безнадежностью, с тоской по смыслу бытия. Я думал так: если этот мир не хочет открыть мне своих законов, значит, я сам их открою. Взломаю печати, но место свое и призвание найду! Верой себя напитал, сил набрался столько, что на завоевание империи бы хватило. А потом встал и пошел. Место свое искать пошел. Как ты прямо! Клялся, что любить буду всех и каждого, что благо сеять по миру буду, что надежду вокруг себя буду взращивать, что примером стану для таких же, каков сам был. Каков ты. Ну, ты понял, – он еще раз подмигнул. – Ты, наверняка, сейчас такими же оправданиями себя кормишь. То же самое надумываешь, чтобы прикрыть истинный смысл своего отчаянного бегства в новый мир.

– С чего начал? – спросил я, стараясь не придавать особого значения последним его словам.

Мученик промочил горло из нового бокала пива, который я принес ему с четырьмя рюмками рома.

– С чего начал? Начал с того, что к людям пошел. Но не так, как ходил до этого. С любовью пошел. Обещал себе, что даже самый презренный червь отныне найдет пристанище в моем сердце, что даже последний подонок получит в моем сердце право на второй шанс, что справедливость на моем пути восторжествует под ударами любви. Врал себе безбожно, в надежде, что скоро сам поверю в это вранье. И знаешь что? Сначала ведь получалось. У тебя получается?

– Да, – не стал лукавить я.

– Что именно?

– Работу хорошую нашел уже в первый день.

– И работа эта… – он замолчал, давая мне самому возможность закончить.

– Довольно необычная.

– Знаешь, кем я работал в свое время?

– Кем?

– Собирателем блох.

– Что?

– Деньги платили сумасшедшие. А я носился по городу в поисках бездомных собак и кошек, заманивал их к себе, приручал с помощью лакомств. А потом сидел и часами вытаскивал из их шерсти блох, складывая их в баночку. Как тебе такая работа? За год на дом накопил. Прожил в нем год с небольшим. Отличный дом был, с привидениями. Спишь, бывало, и слышишь, как в соседних комнатах дверцы шкафов хлопают, и смеется кто-то, прямо заливается. Но я-то уже тогда знал, кто смеется. Прихожу как-то раз летним вечером с полной баночкой блох – продуктивный день был, – а дома моего и нет. Ровная поляна на месте дома. Я в полицию. Говорю: «Дом у меня исчез». А они мне: «Не исчез, а похитили ваш дом, но мы сделать ничего не можем. Потому что похитили его космические пираты». Я тогда уже ничему не удивлялся. Пираты так пираты, космические так космические. Развернулся и ушел от них. Все с начала начинать пошел. Вот ты, скажи без обиняков, кем хотел бы стать? – он поднял на меня взгляд и я отметил, что взгляд его может быть даже добрым.

– Каким-нибудь агентом или детективом, – ответил я, и тут же вспомнил господина Асфиксию. – Серийных убийц хотел бы ловить.

– Так стань. Нет никаких ограничений для тебя теперь. Правда, как станешь, не удивляйся тому, что будет происходить дальше. Пойми, Беспомощный! Перед тобой сейчас открыты все двери, но подходя к каждой из этих дверей, ты должен задать себе сто раз один и тот же вопрос: «Нужно ли мне это?»

– А если нужно? Если действительно нужно?

– Не нужно, – ответил Мученик. – На самом деле, не нужно.

– Так что? Не открывать ни одной двери?

– Тебе решать. Я просто говорю, что на самом деле все, что кажется тебе нужным, таковым не является. Даже твоя война – она тебе не нужна. Она заведомо обречена на поражение, в ней нет никакого смысла, потому что цель твоя – это иллюзия страдающей души. Это химера.

– Мученик, ты понимаешь, что вообще несешь? Ты просишь меня поверить в какую-то мистику, в сказку! Я уверен, что твоя тяжелая судьба просто свела тебя с ума, хоть и не могу отрицать того, что ты очень проницательный сумасшедший, и некоторые твои наблюдения действительно имеют место в моей жизни. Но я никогда не поверю в то, что у человека могут похитить дом космические пираты! – я расхохотался и сделал глоток пива. Но расхохотался-то я не от большого веселья, а как раз наоборот.

– Ну, до космических пиратов тебе еще нужно дожить. Начиналось у меня тоже все с малого, – продолжил Мученик, вовсе не смутившись моим недоверием. – Познакомился я на первых порах с девушкой. Как ты со своей Червоточиной. Умная, милая, заботливая. Я тогда еще глупым был, и верил в какие-то счастливые сказки, а потому не сразу понял, что это очередная игра, еще одна уловка. Знаешь, как ребенка приводят в магазин игрушек, дают поиграть каким-нибудь дорогим вертолетом, которого родители ему никогда не купят, а потом отбирают и ставят опять на витрину. Но тут фокус еще более жестокий. Тут ничего не возвращается на витрину жизни. А просто ломается на твоих глазах, а когда ты пытаешься эти обломки собрать и склеить, то над тобой еще и посмеются.

– Так что там с той девушкой? – уточнил, потому что Мученик замолчал и сосредоточил пустой взгляд на стене за моей спиной.

– Она была скрипачкой, – усмехнулся он.

– И что здесь плохого?

– Ничего плохого. Абсолютно. Она садилась утром и начинала водить смычком по струнам. Она просто водила смычком по струнам, не понимая в музыке ровным счетом ничего. При этом корчилась в этих одухотворенных гримасах, дергала плечами и головой, как это делают скрипачи, а на деле, из-под смычка выходили не то, чтобы просто звуки, а звуки настолько отвратительные, что через пять минут начинало тошнить. Через пять минут. А она это делала по двенадцать часов в сутки! Каждый день. Она на полном серьезе считала себя гениальной скрипачкой! Она открывала ноты Моцарта или Бетховена и свято верила, что играя свою какофонию, исполняет их произведения. Она брала нотные тетради, и совершенно ничего не понимая в нотной грамоте, просто рисовала на линиях все эти ноты и знаки, которые видела в настоящих произведениях, а затем ходила с этими «шедеврами» в консерваторию и пыталась убедить преподавателей в своей гениальности. Когда же ее деликатно посылали, плакалась мне, что она непризнанный гений, а затем вновь садилась и заставляла меня по несколько часов слушать этот бред.

Я рассмеялся от души, когда Мученик взял паузу.

– Ну… это ведь просто психическое расстройство. Наверное, даже безобидное.

– Однажды я не выдержал этой пытки и попытался поговорить с ней по поводу ее музыкальных способностей. Ранее я уже пробовал посоветовать ей обратиться к частному учителю, мотивируя тем, что ей необходимо развивать свою технику, но она ответила, что сама способна научить всех этих бездарей настоящему виртуозному исполнению. Так что в этот раз я прямо сказал, что играть она не умеет. Видимо, она могла простить такое суждение людям из мира музыки, которых ни во что не ставила, но мне, как человеку, которому пришлось пережить ни один ее концерт, она такого оскорбления простить не могла. – Он расстегнул засаленный воротник своей рубашки и продемонстрировал мне шрам, который пересекал его шею. – Смычком. Той же ночью.

– Ого, – присвистнул я.

– Так что будь осторожен со своей Червоточиной.

– Прекрати, старик. Я от нее убежал.

– Ага! Значит, было от чего убежать, да?

– Да, было от чего, – ответил я, вспомнив ненависть, с какой она говорила о самоубийстве своего мужа.

– Не сомневайся, что она тебя так просто не отпустит.

– Так, а что там с космическими пиратами? – усмехнулся я, чтобы переменить тему.

– Ничего. Где бы я их искал? Оставшись без дома, вскоре остался и без работы. Собирал макулатуру, полгода где-то перебивался в нищете. А потом, на какой-то свалке, в коробке со старыми газетами нашел сверток. Знаешь, что за сверток оказался? Рукопись с неизданным романом какого-то мастера детективов, умершего за год до моей находки. Отнес в издательство и там мне без долгих разговоров дали миллион франков за этот потерянный шедевр. Тогда же нашел одного парня, который предложил мне космическую летающую тарелку, и позволить ее себе я уже мог, как ты понимаешь. Можно было сесть и полететь в космос на поиски своего дома, поиграть в звездные войны с галактическими пиратами. Не решился. Не знаю, почему. Возможно, побоялся быть покинутым в одиночестве на каком-то Юпитере, в единственной его пещере, где чудом окажутся кислород, вода и нормальная температура. Спасовал, короче, и выбрал земные блага. Миллиона франков мне хватило на несколько лет веселого и безбедного существования. Жил в отелях, потому что понял, что дом в этом мире штука ненадежная, пил, ел, спал с красавицами, и терпел бесконечные издевательства и насмешки от своего безликого врага. Однажды сорвался и сжег в камине примерно триста тысяч франков. Потом плакал и просил прощения – утром ведь протрезвел.