Текст книги "Мой друг по несчастью"

Глава десятая
День 5. Утро

Когда я проснулся, то еще долго не мог собрать в кучу мысли и понять, где я нахожусь. Я лежал свернувшись калачиком, одежда на мне была сырая и неприятно липла к телу. В голове царил сумбур, и картинки с событиями последних дней перескакивали и мешали друг другу занять свое место в единой цепочке. Состояние было как после сильного похмелья, и первое время я все пытался вспомнить, где я вчера так напился и где, в итоге, оказался. А потом вдруг что-то щелкнуло в голове, и весь вчерашний вечер предстал во всем своем очаровании. Глаза я пока не открывал. Главным образом потому, что пока еще не был готов к новой порции приключений, которая, насколько я мог судить даже с закрытыми глазами, уже началась.

Дело в том, что я отчетливо слышал треск огня, чувствовал его тепло и запах. С одной стороны, это означало, что кто-то обо мне позаботился, а значит, рядом со мной не враг, с другой стороны… Господи, как я устал от всего этого! Я ведь хотел вчера просто отдохнуть и расслабиться, а в итоге едва не покончил с собой, а теперь валяюсь на мокрой земле, и, вполне возможно, не обойдусь без пневмонии. Но вспомнив вчерашний секс с Червоточиной, тут же укорил себя за наглость, и согласился, что оно того стоило, и раз уж связался с психопаткой, не стоило рассчитывать на ночь в уютной постели на шелковых простынях.

– С добрым утром, – услышал я мужской голос. Мне сразу показалось, что где-то я его уже слышал, но где именно, не вспомнил. – Не притворяйся, вижу по дыханию, что проснулся.

– Пытаюсь в себя прийти, – ответил я и перевернулся на спину.

Открыл глаза и посмотрел сначала на небо. Оно было еще темным и по-прежнему беззвездным из-за густых облаков.

– Который час? – спросил я.

– Четыре утра.

– Ты ведь беглый псих? Да?

– Не совсем.

Я приподнялся на локтях и взглянул на человека, который говорил со мной. Он сидел по другую сторону горящего костра, на длинном бревне, и шевелил палкой горящие поленья. Огонь плясал прямо перед его лицом, и мне было тяжело рассмотреть его, но странное дело: с самого того момента, как я открыл глаза, я совершенно не волновался, и даже не допускал мысли, что мне может грозить опасность. Пусть даже он действительно был бы беглым психом.

– Что же ты делаешь тут ночью? И зачем следил вчера за мной и моей девушкой?

– Следил? – переспросил он.

Я огляделся, и понял, что вообще нахожусь не на том самом месте, где отключился, а в глубине парка, примерно в двухстах метрах от злосчастной сосны, верхушка которой выделялась даже в ночном небе.

– Ты меня сюда притащил?

– Ты видишь здесь еще кого-то?

– Я и тебя плохо вижу, – ответил я и сел, что далось мне не без труда, поскольку все тело затекло и ломило от долгого пребывания на жесткой, холодной и мокрой земле. – Стой! Я тебя знаю, – тут же воскликнул я. – «Деревянный флибустьер»! Ты сидел у стойки, – я попытался вспомнить его имя, помогая себе безотчетными жестами. – Ричи, да?

– Точно, – ответил парень и улыбнулся.

Теперь, когда я сидел, то мог уже рассмотреть его лицо. В тусклом свете костра оно произвело на меня еще более глубокое впечатление, чем во время нашей первой встречи, и показалось мне даже красивым. В нем читалась какая-то усталость, от которой он словно получал огромное удовольствие (почему-то так мне тогда показалось, и теперь я знаю, что не ошибся), а взгляд серых глаз, в отблесках костра, смотрел так сильно, даже когда Ричи улыбался, что казалось будто ты не лицом к лицу с одним человеком, а на прицеле у толпы. У очень умной и организованной толпы. Он был одет в светлые джинсы и джинсовую куртку того же цвета поверх черной футболки, и я даже на секунду упрекнул его, что он не снял эту куртку и не укрыл меня ею, оставив спать в одной рубашке. Рядом с ним стоял открытый рюкзак.

– По земле волок? – я осмотрел свою одежду и обнаружил ее далеко не в лучшем виде.

– Не это тебя должно волновать.

– А что? – я принялся растирать затекшие локти и колени. Голова не болела, но была очень тяжелой, как при болезни. – Похоже, эта ночка отправит меня в постель на неделю, – сказал я, больше самому себе.

Ричи молча достал из рюкзака бутылку без этикетки и стопку бумажных стаканов. Отделил два из них и до половины наполнил зеленоватой жидкостью. Один из стаканов протянул мне.

– Пей залпом, – сказал он. – Избежишь болезни. И ноги поближе к костру протяни.

– Что это? – спросил я, понюхав содержимое стакана, от которого пахло высокой концентрацией спирта.

– Водка, – ответил он.

– Рассказы о целебных свойствах водки – это сказки.

– Ты до сих пор не веришь в сказки? – усмехнулся он и приложился к стакану. По движениям гортани, я увидел, что он выпил свою порцию в три глотка.

Я не ответил на его вопрос, но выпил так же как он. Водка, по всей видимости, была выдержана на каких-то травах и приятно обожгла горло и пищевод, а привычное гадостное послевкусие почти не ощущалось.

– Знаешь, это лучшая водка, что я пил, – сказал я и по совету Ричи протянул ноги к костру.

– Мне тоже нравится.

– Я должен поблагодарить тебя. Один из сотни не оставил бы человека валяться ночью под мостом. Спасибо тебе.

– Пожалуйста, – ответил он, и коротко посмотрел на меня, словно проверял на искренность. Вообще, после первого долгого взгляда, теперь он смотрел на меня только коротко, словно не хотел смущать тем, что я мог увидеть в его глазах. То, что увидел еще при нашей первой встрече. То, что на короткое время ощутил этой ночью, когда трахал Червоточину. Странная, необъяснимая сила словно из бездны мироздания, от бога ли, от дьявола ли…

– И все же, – я протянул ему стакан, намекая на добавку. – Это ведь ты был на мосту?

– Я, – подтвердил он и вновь разлил водку.

– Зачем ты следил за нами?

– Да не следил я, – усмехнулся он. – А просто оказался с вами в одном месте в одно время.

– И ты все видел? – усмехнулся и я.

– Если ты имеешь в виду акт вашей пламенной любви, то я не стал смотреть – чувство такта не позволило. А вот то, как ты карабкался на дерево – тут уж я не мог совладать с любопытством.

– А другого типа не встречал здесь? В камуфляжном костюме и бейсболке.

– Нет, – ответил Ричи. – Здесь был еще какой-то человек?

– Или призрак.

– Или призрак, – задумчиво повторил Ричи, глядя в костер.

– Знаешь, а ведь это именно ты спас мне жизнь.

– Не стоит благодарности, – он вернул мне мой стакан, а свой поднес ко рту. – За жизнь.

– Самое время. Пусть даже жизнь не стоит благодарности. – Я шумно выдохнул и выпил. – Что-то я увлекся этим делом в последнее время.

– Каким? Подверганием себя опасности?

– Нет, алкоголем. Хотя… и этим тоже. Психопатку соблазнять – так себе идея. Но, правда, можешь смеяться, но как тебя увидел на мосту, так и мозги на место встали.

– Да я не смеюсь. А зачем полез?

Я пожал плечами.

– Не поверишь.

– Я не поверю? – он улыбнулся мне заговорщицкой улыбкой, которую я тут же вспомнил. Именно так он улыбнулся мне в понедельник, когда я уходил из паба.

– Попросила, и я полез.

– А веревка зачем?

– Ее бывший муж на ней вздернулся, – ответил я, и, услышав сам себя, закрыл лицо руками. – Господи, это все просто немыслимо.

– Что именно? – спросил Ричи, перевернув полено в костре.

– Ты и сам знаешь, – ответил я, пристально глядя на него. – Не просто так ты здесь, правильно? Не просто в одно время и в одном месте.

– Я, как раз, просто так. А вот ты… – он указал на меня палкой, которой поддерживал огонь. – Ты не просто так.

– Объясни хоть ты мне! – воскликнул я. – Я не понимаю, что происходит! И просто схожу с ума!

Я вскочил на ноги и, подойдя к чахлому деревцу, хотел ударить его кулаком, но вовремя одумался и просто прижался лбом к его стволу.

– Все ты понимаешь. Но пытаешься делать вид, что ничего не происходит, я прав? – каким-то глухим и зловещим шепотом спросил Ричи.

– Да! – простонал я. – Отрицая очевидное, я стараюсь не позволить своему разуму впасть в сумасшествие. Господи, они человека конем называли! Конем, – я повернулся к нему. – А другой со слезами рассказывал мне, что всю жизнь мечтал стать серийным убийцей. А проститутка словила оргазм от лекции по физике, которую сама и рассказывала, да еще и меня назвала немощным импотентом.

Ричи выслушал меня с улыбкой на лице и покачал головой.

– Весело, – прокомментировал он.

– Мою соседку увезла полиция за то, что она рылась в вещах своего мужа! – почти вскричал я, и расхохотался.

Ричи достал из рюкзака пачку сигарет и предложил мне. Я бросил курить три года назад, но сейчас не мог устоять, уже предчувствуя этот в чем-то таинственный процесс. К тому же водка Ричи явно имела определенные лечебные свойства, и помимо приятного легкого опьянения, я почувствовал и свежесть в мышцах, и ясность в голове. Я подошел к нему, взял сигарету и сел на бревно, примерно в метре от него. Ричи подержал в огне свою деревянную кочергу, пока один ее конец не покраснел, после чего подкурил от нее сам и протянул мне. После первой же затяжки я почувствовал, как голову мою слегка сжало тисками – ощущение столь приятное, словно любимый человек подходит сзади и начинает массировать тебе виски.

– Что тебе Мученик рассказывал? – спросил вдруг Ричи.

– Вы знакомы? – я задал этот вопрос с удивлением, но на самом деле особого удивления не испытал.

– Да, – коротко ответил Ричи, хотя я хотел от него каких-то подробностей.

– Всякие сказки, – ответил я, не дождавшись продолжения от Ричи. – Говорил, что прошел через похожие вещи и отказался сдаться, и вот уже пятьдесят с лишним лет живет в этой фантасмагории. Про пиратов космических рассказывал. Во всем видит промысел некого божества. Говорил, что у всего происходящего есть Имя, которое мне еще предстоит узнать.

– Ты его уже знаешь. Он ведь подсказал тебе, так ведь?

– Да, – нехотя ответил я после короткого раздумья. – Я знаю Имя.

– И твой вызов принят, – усмехнулся Ричи и выпустил несколько колец дыма.

– Но я никому не бросал вызов! Я просто хочу изменить свою жизнь к лучшему!

– Нет, ты не до конца честен со мной. Признайся, что долгое время не давало тебе покоя? Какая мысль заставляла изнывать от жажды?

Я ненадолго задумался, прокручивая в своей голове все то, что передумывал в течение нескольких месяцев до этой недели.

– Может быть, я понял… – тихо начал я и замолчал, не зная, как продолжить.

– Что есть шанс. Но спросить напрямую не рискнул. Догадывался, что этот вопрос Она терпеть не может, что Она его не прощает. А потому придумал для себя удобные отговорки, что хочешь найти свое место в жизни, жаждешь счастья и взаимопонимания с этим миром, так ведь? Что-то в этом роде?

– Да, я… хотел завоевать свой кусочек мира. Так я… оправдывал себя, – это признание далось мне не просто, но юлить было уже поздно. Я прекрасно понимал, что пришло время вскрыть карты и покончить с самообманом.

– Вот этим ты и закончил свои умственные изыскания. А начал ты с того, что был уже готов лезть куда угодно, как лез вчера, – он указал на верхушку сосны. – Был готов лезть так же покорно и с таким же легким сердцем. И вместо того, чтобы сделать это, поверил в свою мечту. Испуганный Ее совершенством, ты убедил себя, что такого совершенства быть не может, что такое совершенство рушит стены мироздания, но если мир все еще стоит, значит есть у Нее своя ахиллесова пята. Да? Если стены мира стоят, значит в Ее стенах есть брешь?

– А разве нет?

– Ты сам-то веришь в свой успех?

– А ты хочешь проверить меня на трусость?

– Я хочу понять, как далеко ты готов зайти. Хочу понять, чего ты хочешь, чтобы попытаться дать тебе правильный совет.

– Мученик тоже советами грозился. Правда, ты совсем не похож на Мученика. Ты сдался?

Он искоса посмотрел на меня своими серыми глазами, на которые спадали волосы, и в тот же момент, чувствуя эту неведомую силу, которая струилась из его глаз, я понял, что спросил полную глупость.

– Я? Нет.

– Значит, с тобой тоже происходят все эти странные вещи?

– Нет, – он покачал головой, и выбросил в костер окурок. – Будешь еще? – он поднял бутылку.

– Да, – сказал я и встал, чтобы забрать свой стакан, который остался стоять на моем прежнем месте.

– Есть хочешь? У меня есть два хот-дога.

– Есть не хочу, – ответил я. – Тем более, хот-доги.

– Я тоже не хочу.

Он разлил водку в стаканы и убрал бутылку в рюкзак. Небо, тем временем, начало светлеть, а Ричи перестал поддерживать огонь в костре и он потихоньку затухал.

– Расскажи мне, как ты прекратил все это? – попросил я. – И как ты понял в первый же день, что я попался в те же сети? Солнечные бури, как я понял, были издевкой?

– Не смог отказать себе в этом удовольствии, прости уж. Да, прохлада, которую ты испытывал первые пару дней; мы тоже ее чувствуем рядом… с новыми адептами, скажем так. Эти ощущения невозможно забыть, хотя в них нет ничего особенного – прохлада, да и прохлада. Но какая-то совершенно особая прохлада.

– Ага, как в подземелье, или в густом тумане.

– И все равно, не так.

Он выпил без тоста и бросил стакан в костер. Я последовал его примеру, хотя, признаюсь, немного расстроился, что он убрал водку; я бы с удовольствием выпил еще пару порций.

– Так как? Как ты покончил с этим? – повторил я свой вопрос.

– Речь сейчас не обо мне. Речь о тебе, потому что ты напуган, потому что и предположить не мог, что все завертится таким чудным образом. Ведь напуган? – он вновь искоса посмотрел на меня. – Речь о том, насколько сильно тебе нравится верить в то, что есть эта брешь, что Она не всесильна. Речь о том, насколько сильно тебе нравится вновь и вновь задавать Ей этот наглый провокационный вопрос. И как долго ты готов получать удовольствие от этого вопроса с одной стороны, а с другой, отрицать всю смехотворность – и необходимо заметить, что смехотворность довольно опасную, – всего вокруг происходящего.

– Этот поиск уже занял трон в моей голове. И я не знаю, смогу ли я когда-нибудь остановиться.

– Тогда тебе по пути с Мучеником.

– На самом деле, я, может быть, и не отказался бы забыть все это, но ведь пути назад уже нет, как я понимаю?

– В самое начало? До того, как ты наткнулся на Нее в своем разуме? Нет, тут без шансов. Но вернуть свою жизнь в нормальное русло – ради бога. Просто будешь жить с осознанием Ее превосходства всю оставшуюся жизнь. Но это, действительно, самый разумный вариант.

– И всю жизнь Ее бояться?

– Ты и так Ее боишься. Ровно с того момента, как впервые понял, что ты игрушка в Ее руках, которая не заслуживает ответа ни на один свой вопрос. С того момента, как ты решил перехитрить Ее – что сделать просто невозможно, – и достать эти ответы обманом, замаскировавшись под восторженного обывателя. Сумасбродный, но смелый шаг через раненое тело своего страха. Это открытая война с твоей стороны. Но война бесполезная, потому что на все твои вопросы Ей глубоко плевать, и Она их просто не замечает.

– Кроме одного? Наглого и провокационного.

– Кроме одного. Особенно, когда он переходит в утверждение.

– И тогда…

– И тогда начинается открытая война с Ее стороны.

– Но ведь я могу в ней победить? Иначе, с чего весь этот абсурд?

Ричи ничего не ответил. Достал еще две сигареты и одну протянул мне. Огонь почти потух, а небо, все еще затянутое густыми тучами, уже окрасилось в сизый предрассветный оттенок.

– Есть три варианта. Первый: сдайся и живи, как жил до этого. Через месяц все наладится, и ты даже добьешься всех тех целей, которыми ты прикрывался, когда брал в руки меч – можешь рассчитывать на такую подачку. Второй: свести себя с ума в бесполезной и кровопролитной войне, стать посмешищем в Ее глазах, но несломленным героем в своих глазах – это путь Мученика. И есть третий путь.

– Твой? – спросил я, когда он замолчал.

– Мой.

– Расскажи мне о нем.

– Нет, я этого не сделаю.

– Почему?

– Таков уговор. Но если ты сам найдешь этот путь, мешать я тебе не стану. Да и не смогу, потому что идти рядом мы все равно не сможем.

– И каковы шансы, что я найду этот путь без посторонней помощи?

Ричи достал из кармана спички и мы закурили. Он выпустил густое облако дыма и засмеялся – так красноречиво, что не нужно было никаких слов, чтобы понять смысл, заложенный в этом смехе.

– Да не очень хорошие, – все-таки ответил он, и посмотрел на меня взглядом, который я не забуду вовек. Та самая сила, которую я чувствовал в нем и видел в его взгляде… Господи! Какое же страдание она ему доставляла! И как же одинок был этот человек в этой огромной вселенной, сутью которой он дышал, не имея в ней ни одного угла, где он мог бы преклонить голову с чувством покоя.

– И третий путь, как всегда, самый сложный, – сказал я, глядя в землю.

– Необходимость, – прошептал он еле слышно.

– Да. Она.

– Почему бы с ней не дружить?

– Ты ответь мне.

– Ты хочешь любить и быть любимым?

– Раньше хотел, – ответил я. – Теперь не знаю.

– Хочешь гармонии и счастья?

– Раньше хотел.

– Хочешь быть полезным обществу и получать от него что-то взамен?

– Раньше хотел.

Ричи утвердительно покачал головой.

– Заставляй себя хотеть, даже после того, как понял всю бесполезность этих стремлений, после того, как понял, что всего этого на самом деле не существует. Заставляй себя хотеть даже чувствуя от того стыд. Заставляй хотеть, хоть знаешь, что даже земля под твоими ногами и небо над твоей головой – просто вопросы без ответов, а значит, в любой момент могут обернуться самым злым обманом. Заставляй хотеть, понимая, что за всю свою жизнь ты не получил ответа ни на один свой вопрос. Заставляй хотеть больше чем когда-либо. Потому что потерять эти ориентиры означает потерять основу чего-то сугубо человеческого внутри себя. Заставляй себя мечтать о любви, дружбе, уютном доме в кредит, отпуске на Средиземном море, новом холодильнике и мурчащем коте в своих ногах морозным зимним вечером.

– Я ведь это и делаю, – сказал я.

– Нет. Ты только делаешь вид.

– Мне нужно знать.

– Не нужно. Тебе нужна Необходимость. И если ты хочешь совета: цепляйся за Нее двумя руками и зубами. Цепляйся до последнего. Усмири гордыню, потому что нет в гордыне ничего героического. Нет ничего героического в том, чтобы отвергнуть участие в жизни. Я тебе это гарантирую.

– А Мученик?

– О, Мученик и ему подобные в рабстве. Они зависимы от Необходимости, как от наркотика. Они добровольно надели кандалы и упали Ей в ноги, потому что даже представить себе не могут, что Она перестанет их замечать. Они готовы быть Ей потехой до конца своих дней. Они и сами понимают, что они рабы Необходимости, но в попытках опровергнуть это, в попытках доказать, что их жизнь праведная и священная война, находят страсть столь сильную, что и с другими страстями совладать уже нет сил. А там, где есть страсть, открытая страсть, обращенная наружу, всегда открывается самое яростное и отчаянное участие в жизни. В следующий раз, когда встретишь Мученика, найди в себе силы обнять его. Думаю, около часа он не оторвет свою голову от твоего плеча и рубашка твоя будет мокрой насквозь от его слез. Ибо жаждет любви человеческой, и сердце его рвется от желания разделить с кем-то свою любовь, которая за долгие годы взаперти становится похожа на раковую опухоль.

– И много ты встречал таких, как Мученик?

– Предостаточно, – ответил Ричи и застегнул свой рюкзак.

Я понял, что разговор наш подходит к концу.

– А ты? Один такой?

– Не один. Но один из единиц.

– А тех, кто все прекратил и принял Ее как данность – их много?

– Очень мало. Умных людей всегда было мало. Хотел бы я, чтобы ты был из их числа. Ведь иногда, и ты сам это знаешь, поражение куда величественнее победы.

Он встал и притоптал потухший огонь. Затем повернулся ко мне и посмотрел мне в глаза почти с мольбой.

– Прекрати, – сказал он. – Ты прав: это действительно не просто в одно время в одном месте. Я хотел помочь тебе. Прекрати. Она может быть страшным врагом, но может быть и отличным другом. И это лучше, чем стать ее рабом.

Но я не мог ему этого обещать. А дать пустое обещание не нашел в себе совести.

– Я не могу, – честно признался я.

Он усмехнулся и протянул мне руку.

– Тогда иди домой и хорошенько отоспись. Потому что уже вечером тебе снова в бой.

Я встал и пожал ему руку.

– Спасибо. По крайней мере, отрицать очевидное больше не придется.

– Ну, так что? – сказал Ричи, закидывая рюкзак на плечо. – Она действительно совершенна?

Наглый и провокационный вопрос.

– Она не совершенна, – сказал я, пока Ричи сосредоточил долгий взгляд на востоке, где вот-вот должно было появиться солнце. – У нее есть слабое место, и ты его нашел. Но глядя на тебя, глядя на твою тоску по тому, что ты назвал участием, я не хочу идти твоим путем. Или путем Мученика. Или путем тех, кто все это оставил и сдался. Я хочу найти свой путь, и стать себе богом.

Ричи хлопнул меня по плечу, и пошел прочь.

– Истину говорю тебе: Господь рад был бы не быть Господом, – сказал он на ходу.

Я почему-то был уверен, что мы еще встретимся.