Текст книги "Все приключения Шерлока Холмса"

– Это вещи моего бедного Дугласа.

– Так вы до сих пор не распаковали их? Давно эти вещи прислали?

– Неделю назад.

– Ну, вот вам, пожалуйста, и недостающее звено. Откуда нам знать, не хранится ли в них нечто ценное?

– Вряд ли, мистер Холмс. Мой бедный мальчик жил только на зарплату и небольшую ежегодную ренту. Что тут может быть ценного?

Холмс погрузился в раздумья.

– Знаете, миссис Мейберли, – сказал он, помолчав, – не стоит больше откладывать. Распорядитесь, чтобы эти вещи перенесли к вам наверх, в спальню. Просмотрите их самым внимательным образом, и чем скорее вы это сделаете, тем лучше. Я приеду завтра, и вы мне расскажете, что там нашли.

Вилла «Три конька» находилась под самым пристальным наблюдением, ибо едва мы с Холмсом обошли высокую живую изгородь в конце лужайки, как увидели притаившегося в тени кустарника негра-боксера. Мы появились неожиданно в этом уединенном месте и явно застали его врасплох. Шерлок Холмс выразительно похлопал по карману пальто.

– Никак ищете свою пушку, масса Холмс?

– Нет, флакон с одеколоном, Стив.

– Смешной вы человек, ей-богу, настоящий шутник, масса Холмс!

– Тебе будет не до шуток, Стив, если я возьмусь за тебя всерьез. Я ведь уже предупреждал тебя, не далее как сегодня утром.

– Вот что я вам скажу, масса Холмс. Я тут долго сидел и все думал, думал, ну и, короче, решил: мне вовсе ни к чему все эти разговоры о том, что стряслось с массой Перкинсом. Что, если я помогу вам, масса Холмс? Прямо сейчас, а?

– Хорошо. Тогда скажи-ка мне, кто стоит за всем этим?

– Господи, я ведь уже говорил! Не знаю. Мне отдает приказы мой босс Барни, вот и все.

– Тогда заруби себе на носу, Стив. Леди, хозяйка этого дома, находится под моей защитой. И все, что находится в ее доме, тоже. Помни!

– Как скажете, масса Холмс. Запомню.

– Я здорово его припугнул, Уотсон, – заметил Холмс, когда мы двинулись дальше. – Думаю, он выдал бы своего настоящего босса, если бы знал, кто он. Повезло, что мне удалось кое-что разузнать о шайке Спенсера Джона, в которую входит наш темнокожий друг Стив. А теперь, Уотсон, у меня есть еще одно дело, и я должен повидаться с Лэнгдейлом Пайком, причем безотлагательно. Когда вернусь, возможно, ситуация немного прояснится.

В тот день я Холмса больше не видел, зато хорошо представлял, где и как он провел его. Ибо Лэнгдейл Пайк был для моего друга своего рода живой энциклопедией всевозможных скандалов и происшествий. То был довольно странный и скользкий тип, проводивший большую часть времени в клубе на Сент-Джеймс-стрит. Он узнавал и передавал все сплетни, циркулировавшие по городу. Поговаривали, будто он зарабатывает четырехзначную сумму, еженедельно пописывая статейки в бульварные газеты, пользующиеся популярностью у людей с самыми низменными вкусами. Когда в грязных и темных глубинах лондонской жизни заваривалась какая-то каша, происходило нечто необычное или странное, Пайк отмечал это с автоматической точностью прибора, установленного на поверхности. В тайне от всех Холмс порой помогал Лэнгдейлу, подкидывая какие-нибудь горячие новости, а тот, в свою очередь, помогал ему.

Явившись на следующий день на Бейкер-стрит с утра пораньше, я узнал от своего друга, что все идет хорошо. Однако нас поджидал неприятный сюрприз. Почтальон принес телеграмму:

«Пожалуйста, приезжайте немедленно. Ночью дом моей клиентки был ограблен. Полиция уже уведомлена.

Сатро».

Холмс присвистнул.

– Драма подошла к кульминации быстрее, чем я ожидал. За этим делом явно стоит мощная движущая сила. Впрочем, после всего, что я слышал, это меня ничуть не удивляет, Уотсон. Этот Сатро, ее адвокат… Боюсь, я совершил ошибку, не попросив вас остаться переночевать на вилле и быть начеку. Адвокат оказался человеком ненадежным. Что ж, нам ничего не остается, как снова ехать в Харроу-Уилд.

Виллу «Три конька» мы обнаружили далеко не в том образцовом и благостном состоянии, как накануне. У ворот в сад стояла кучка зевак, пара констеблей осматривала окна и клумбы с геранью. Зайдя в дом, мы встретили пожилого седовласого господина, представившегося адвокатом. Поблизости вертелся энергичный розовощекий инспектор полиции, приветствовавший Холмса как старого знакомого.

– О, мистер Холмс, счастлив вас видеть, но, боюсь, вас сегодня потревожили понапрасну. Самое обычное, заурядное ограбление, так что наша бедная полиция вполне способна справиться. Эксперты ни к чему.

– Уверен, что дело попало в надежные руки, – ответил Холмс. – Так вы говорите, самое обычное ограбление?

– Именно так. И разбойников этих мы знаем, и где их искать – тоже. Это люди из банды Барни Стокдейла, у них есть там еще такой здоровенный ниггер. Их здесь видели… свидетелей полно.

– Отлично. И что же они похитили?

– Да не так уж и много. Миссис Мейберли усыпили хлороформом, дом же был… А вот и сама хозяйка!

В комнату, опираясь на руку маленькой хрупкой служанки, вошла миссис Мейберли с бледным лицом и болезненным видом.

– Вы дали мне хороший совет, мистер Холмс. – Она выдавила улыбку. – Увы, я не смогла воспользоваться им. Не хотелось беспокоить мистера Сатро, вот и осталась одна без всякой защиты.

– Я сам узнал об этом только сегодня утром, – вставил адвокат.

– Мистер Холмс посоветовал мне пригласить кого-то из знакомых в дом. Я пренебрегла его советом и поплатилась за это.

– Выглядите вы неважно, – заметил Холмс. – Возможно, вам трудно рассказать мне, что же произошло.

– Тут все записано. – Инспектор постучал пальцем по пухлому блокноту.

– Но если леди все же в состоянии, не слишком утомлена…

– Да рассказывать особенно нечего. Не сомневаюсь, что именно бесчестная Сьюзен обеспечила им доступ в дом. Описала им все с точностью до дюйма. Мне на лицо накинули дурно пахнущую тряпку – теперь я знаю, что это был хлороформ, – зажали ею рот и нос. Сколько времени я пробыла без сознания, не помню. А затем, когда очнулась, вдруг увидела: один мужчина стоит подле моей постели, а другой роется в вещах моего сына. И как раз в этот момент достает из коробки какой-то сверток. Тот развернулся, и что-то посыпалось на пол. Тут я вскочила и набросилась на грабителя.

– Вы очень рисковали, – озабоченно заметил инспектор.

– Я вцепилась в него и держала, но он вырвался, а тот, второй, он вроде бы ударил меня, но точно не помню. Наверное, служанка услышала шум, распахнула окно и стала кричать. Соседи вызвали полицию, но негодяи успели уйти.

– Что они забрали?

– Не знаю, едва ли что-то ценное. Во всяком случае, в багаже сына ничего такого не было, уверена.

– Так, значит, никаких следов?

– Пожалуй, только один. Листок бумаги, я успела вырвать его из рук разбойника, с которым боролась. Он лежал, весь измятый и скомканный, на полу. Исписан почерком моего сына.

– Стало быть, ценности никакой не представляет, – снова вмешался инспектор. – Иначе бы грабители…

– Вот именно, – вставил Холмс. – Сколько, однако, здравого смысла в ваших рассуждениях, инспектор. Тем не менее мне было бы любопытно взглянуть на этот листок.

Инспектор извлек из блокнота сложенный вдвое лист бумаги.

– Никогда не пропущу ни единого вещественного доказательства, – хвастливо заявил он. – И вам советую следовать тому же правилу, мистер Холмс. Я уже четверть века на службе, кое-что понимаю. Всегда есть шанс обнаружить отпечатки пальцев, что-то в этом роде.

Холмс внимательно осмотрел бумагу.

– И что вы об этом думаете, инспектор?

– Думаю, это конец какой-то странной новеллы или романа.

– Да, возможно, это действительно конец некой странной и занимательной истории, – задумчиво произнес Холмс. – Заметили, что страница пронумерована вверху? Двести сорок пятая. Где же остальные двести сорок четыре?

– Наверное, грабители унесли. Вот дураки! Много им от этого пользы!

– А вы не видите ничего необычного в том, что ночью в дом врываются люди с целью украсть рукопись? Это вам о чем-нибудь говорит, инспектор?

– Да, сэр. О том, что в спешке эти негодяи хватали все, что попадет под руку. Представляю, как они обрадовались, когда разглядели свой улов!

– Зачем им было рыться в вещах моего сына? – спросила миссис Мейберли.

– Ничего ценного внизу не нашли, вот и полезли наверх посмотреть, чем там можно поживиться. Я так понимаю. А вы что скажете, мистер Холмс?

– Я должен подумать, инспектор. Подойдите сюда, к окну, Уотсон.

Мы встали поближе к свету, и он прочел мне запись, сделанную на листке бумаги. Начиналась она с середины предложения.

«…лицо обильно кровоточило от порезов и ссадин, но все эти муки были просто ничто. Сердце его обливалось кровью при виде этого прекрасного лица, лица, ради которого он был готов пожертвовать жизнью. Она спокойно взирала на его агонию и унижение. А потом улыбнулась… да, клянусь Богом, она улыбалась, потому что была жестоким, бессердечным его врагом. Он не сводил с нее глаз, и в этот момент умерла любовь и родилась ненависть. Должен же хоть ради чего-то жить мужчина. И если бы не твои объятия, моя дорогая, я погубил бы тебя, отомстил бы тебе сполна».

– Странно, – улыбнулся Холмс и отдал листок инспектору. – Вы заметили, как изложение от третьего лица вдруг перешло к первому? Видно, писатель настолько увлекся своим повествованием, что в этот критический момент вообразил себя на месте героя.

– Пишут всякую ерунду, – проворчал инспектор и вложил листок в блокнот. – Как? Вы уже уходите, мистер Холмс?

– Вряд ли могу здесь чем-то помочь, раз дело в таких надежных руках. Кстати, миссис Мейберли, вы вроде бы говорили, что хотите путешествовать?

– Всегда об этом мечтала, мистер Холмс.

– И куда бы вы отправились прежде всего? В Каир, на Мадейру или Ривьеру?

– О, будь у меня деньги, я совершила бы кругосветное путешествие!

– Вот именно. Кругосветное. Что ж, всего доброго. Возможно, навещу вас ближе к вечеру.

Мы прошли мимо окна, и я заметил, как инспектор улыбнулся и покачал головой. «Все эти умники в основном немного чокнутые», – говорила его улыбка.

– Ну что ж, Уотсон, – сказал Холмс, когда мы снова оказались в шумном центре Лондона, – нам предстоит еще одно небольшое и, надеюсь, на этот раз последнее путешествие. Думаю, оно поможет прояснить дело, и еще я был бы очень признателен, если бы вы пошли со мной. Всегда хорошо, когда под рукой есть свидетель, особенно если имеешь дело с такой особой, как леди Изадора Клейн.

Мы наняли карету и отправились по адресу на Гросвенор-сквер. Почти всю дорогу Холмс задумчиво молчал, а потом вдруг словно очнулся и спросил:

– Надеюсь, Уотсон, вам тоже теперь все ясно?

– Нет, не могу этим похвастаться. Понял лишь одно: мы едем к даме, которая стоит за всей этой таинственной историей.

– Именно! А само это имя, Изадора Клейн, вам ничего не говорит? О, она была знаменитой, просто выдающейся красавицей! Ни одна женщина не могла с ней сравниться. Чистокровная испанка, в жилах ее течет благородная кровь конкистадоров, мужчины в ее роду на протяжении многих поколений были губернаторами штата Пернамбуко в Бразилии. Она вышла замуж за престарелого «сахарного короля», господина Клейна из Германии, и скоро стала не только самой красивой, но и самой богатой вдовой в мире. Ну и пустилась во все тяжкие, пытаясь наверстать упущенное. У Изадоры было много любовников, одним из них стал Дуглас Мейберли, самый блестящий лондонский кавалер. Для него это была не просто интрижка или увлечение. Он не относился к числу светских ловеласов, это был сильный и гордый мужчина, который отдавал все и рассчитывал на столь же сильное взаимное чувство. А она была всего лишь belle dame sans merci[157]157
  Здесь: жестокая светская кокотка (фр.).


[Закрыть] и фантазерка. Удовлетворив свой каприз, Изадора тут же охладевала к возлюбленному. И если тот не верил ее словам, что между ними все кончено, приводила его в чувство другими способами.

– Значит, он писал о себе…

– Ну вот, вы все правильно поняли, Уотсон. До меня дошли слухи, что она собирается замуж за юного герцога Ломондского, который годится ей в сыновья. Мать его светлости могла проглядеть столь существенную разницу в возрасте, но представляете, какой разразился бы скандал, если бы… Ага, вот мы и приехали.

Наша героиня проживала в одном из красивейших домов Уэст-Энда. Похожий на механическую куклу ливрейный лакей взял наши визитные карточки, а затем возвратил их, сказав, что хозяйки нет дома.

– Что ж, тогда подождем, пока она не приедет, – весело заметил Холмс.

Машина тут же дала сбой.

– «Нет дома» означает, что ее нет дома для вас, – пояснил лакей.

– Прекрасно, – отозвался Холмс. – Для нас это означает, что ждать незачем. Окажите любезность, передайте эту записку вашей хозяйке.

Он вырвал из блокнота листок, написал несколько слов, свернул бумагу и протянул лакею.

– Что вы там написали, Холмс? – спросил я, когда лакей удалился.

– Написал вот что: «Прикажете в таком случае вызывать полицию?» Думаю, это возымеет действие.

Так оно и случилось. Минуту спустя мы входили в гостиную, обставленную и декорированную в сказочном стиле «Тысячи и одной ночи». Огромная комната была погружена в приятный полумрак, источником света служили настольные лампы с розовыми абажурами. Хозяйка уже ждала нас. При первом же взгляде на нее я понял: для самой восхитительной и гордой красоты наступает время, когда лучше представлять ее в приглушенном свете. Изадора поднялась с оттоманки нам навстречу: высокий рост, королевская осанка, изумительная фигура, красивое, застывшее как маска лицо. Огромные темные глаза страстной испанки сверкали ненавистью.

– Что за вторжение? И что означает эта оскорбительная записка? – спросила она, сжимая в руке послание Холмса.

– Вряд ли стоит объяснять, мадам. Я наслышан о вашем незаурядном уме, хотя, признаюсь, последнее время он подводит вас самым роковым образом.

– С чего это вы взяли, сэр?

– С того, что вы не погнушались нанять хулиганов, поручив им припугнуть меня. Но ни один мужчина на свете не посвятил бы себя моей профессии, если бы она не была чревата опасностью. В конечном счете именно вы побудили меня заняться делом молодого Мейберли.

– Понятия не имею, о чем вы. Какое я имею отношение к каким-то хулиганам?

Холмс устало пожал плечами:

– Пожалуй, я все же переоценил ваш ум. Что ж, прощайте.

– Постойте! Куда это вы собрались?

– В Скотленд-Ярд.

Не успели мы подойти к двери, как Изадора догнала нас и схватила Холмса за руки. С ней произошла молниеносная метаморфоза: она стала сама доброта, мягкость и любезность.

– Прошу вас, присядьте, джентльмены. Давайте обсудим это дело. Полагаю, мистер Холмс, что я могу быть честной и искренней с вами до конца. Инстинкт никогда не подводит настоящую женщину. Вы очень, очень мне симпатичны, настолько, что хотелось бы стать вашим другом.

– Не могу обещать взаимности, мадам. Закон я не представляю, стараюсь лишь защищать справедливость, насколько позволяют мои слабые силы. Готов выслушать вас. А уж потом решу, как следует поступить с вами.

– Да, действительно, было крайне глупо с моей стороны угрожать такому храброму джентльмену.

– Глупость в другом, мадам. Вы связались с шайкой грабителей и мошенников, которые способны шантажировать вас или просто сдать.

– Нет, нет! Я далеко не так проста! И поскольку обещала быть откровенной с вами до конца, скажу вот что. Никто из них, кроме Барни Стокдейла и его жены Сьюзен, не знает, кто стоит за этим делом. Ну, а что касается этой парочки, не в первый, как говорится, раз… – Кивнув, она кокетливо и обезоруживающе улыбнулась.

– Понимаю. Стало быть, вы использовали их и прежде.

– Верные псы, делают свое дело и не гавкают.

– Рано или поздно такие псы имеют обыкновение кусать руку, бросающую им кость. За этот грабеж их арестуют. Полиция уже идет по следу.

– Что ж, они покорно примут наказание. За это им и платят. Я в деле фигурировать не буду.

– Разве что только я введу вас в него.

– Нет, нет, вы не сделаете этого! Вы же джентльмен. Я дама, и, как у каждой дамы, у меня есть свои маленькие тайны.

– Прежде вы должны отдать рукопись.

Изадора хрипло расхохоталась, подошла к камину, взяла кочергу и поворошила темную кучку пепла.

– Отдать вот это? – Боже, как же она была хороша и как ужасна в этот момент, когда стояла, выпрямившись во весь рост, с заигрывающей и вызывающей улыбкой. И я подумал, что из всех противников, с кем до сей поры довелось столкнуться Холмсу, эта женщина, пожалуй, самый опасный. Впрочем, он был невосприимчив к ее чарам.

– Что ж, вы сами определили свою судьбу, мадам, – холодно заметил Холмс. – Действуете вы быстро, но на сей раз, боюсь, перестарались.

Изадора бросила кочергу, та с грохотом упала на пол.

– До чего же вы бессердечны! – воскликнула она. – Хотите, я расскажу вам всю историю?

– Думаю, что сам могу рассказать ее вам.

– Но вы должны взглянуть на это моими глазами, мистер Холмс! Должны оценить эту историю с точки зрения женщины, у которой в последний момент рухнули все ее чаяния и надежды! Разве можно винить эту женщину в том, что она пытается защититься?

– Но изначально это ваш грех.

– Да, да! Признаю! Он был милым мальчиком, этот Дуглас, но никак не входил в мои планы, так уж получилось. Он хотел жениться, мистер Холмс! Настаивал на браке, но как могла я выйти замуж за человека без гроша за душой? А ему, видите ли, нужен брак, и точка! Он стал настойчив, просто невыносим. Из-за того, что я раз уступила Дугласу, он вообразил, что так будет всю жизнь и я должна принадлежать только ему! Нет, это было невыносимо! Пришлось открыть ему глаза.

– Подослать бандитов, чтобы избили его до полусмерти прямо у вас под окном, да?

– А вы действительно много знаете. Да, все верно. Барни со своими парнями увезли его прочь, признаюсь, мне даже было немного жалко беднягу. Но что он выкинул затем!.. Никогда бы не поверила, что джентльмен способен на такое. Представьте, Дуглас написал книгу о нашем романе, где выставил себя невинным агнцем, а меня – кровожадной волчицей! Написал во всех подробностях, только имена, разумеется, изменил, но ведь в Лондоне любой сразу поймет, о ком речь. Ну, что вы на это скажете, мистер Холмс?

– Что ж, это было его право.

– Воздух Италии ударил ему в голову и отравил кровь. Он написал мне письмо и вместе с ним прислал эту рукопись, предупредив о скорой развязке. Написал, что у него два экземпляра этой книги: один для меня, другой для издателя.

– Но с чего вы взяли, что второй экземпляр так и не попал к издателю?

– Я знакома с этим издателем, вот и все. И это был не первый его роман. Потом от Дугласа довольно долго ничего не было слышно, а затем вдруг пришло известие о его скоропостижной кончине. И я поняла: пока существует второй экземпляр рукописи, не будет мне покоя. Вот и решила избежать риска. Я знала, что все его вещи отправят матери. Ну и принялась за дело. Внедрила Сьюзен к ней в дом под видом служанки. Хотела сделать все честно и чисто, поверьте. Была готова купить этот дом вместе со всеми вещами и обстановкой. Предложила хозяйке самой назвать цену. И на ограбление отважилась только после того, как этот план не сработал. Да, мистер Холмс, с Дугласом я поступила жестоко, признаю. И видит Бог, страшно сожалею об этом. Но какой еще я могла найти выход, когда все будущее поставлено на карту?

Шерлок Холмс пожал плечами:

– Что ж, думаю, уголовное дело можно на этом закрыть. Однако скажите мне, миссис Клейн, сколько примерно стоит кругосветное путешествие первым классом? – Леди удивленно смотрела на него. – Пяти тысяч фунтов хватит?

– Конечно, хватит.

– Вот и чудесно. А теперь, полагаю, вы выпишете мне чек на эту сумму, и уж я позабочусь, чтобы его доставили миссис Мейберли. Ей не мешает сменить обстановку. Что же до вас, моя дорогая, – Холмс приподнял указательный палец, – поберегитесь! Не играйте с огнем, иначе рано или поздно обожжете свои изящные ручки!

Вампир в Суссексе

Холмс внимательно прочел небольшую, в несколько строк, записку, доставленную вечерней почтой, и с коротким, сухим смешком, означавшим у него веселый смех, перекинул ее мне.[158]158
  © Перевод. Н. Дехтерева, наследники, 2009.


[Закрыть]

– Право, трудно себе представить более нелепую мешанину из современности и Средневековья, трезвейшей прозы и дикой фантазии. Что вы на это скажете, Уотсон?

В записке стояло:

«Олд-Джюрк, 46

19 ноября.

Касательно вампиров

Сэр!

Наш клиент мистер Роберт Фергюсон, компаньон торгового дома «Фергюсон и Мюирхед, поставщики чая» на Минсинг-лейн, запросил нас касательно вампиров. Поскольку наша фирма занимается исключительно оценкой и налогообложением машинного оборудования, вопрос этот едва ли относится к нашей компетенции, и мы рекомендовали мистеру Фергюсону обратиться к Вам. У нас свежо в памяти Ваше успешное расследование дела Матильды Бригс. С почтением, сэр,

Моррисон, Моррисон и Додд».

– Матильда Бригс, друг мой Уотсон, отнюдь не имя молоденькой девушки, – проговорил Холмс задумчиво. – Так назывался корабль. В истории с ним немалую роль сыграла гигантская крыса, обитающая на Суматре. Но еще не пришло время поведать миру те события… Так что же нам известно о вампирах? Или и к нашей компетенции это не относится? Конечно, все лучше скуки и безделья, но, право, нас, кажется, приглашают в сказку Гримма. Протяните-ка руку, Уотсон, посмотрим, что мы найдем под буквой «В».

Откинувшись назад, я достал с полки за спиной толстый справочник. Кое-как приладив его у себя на колене, Холмс любовно, смакуя каждое слово, проглядывал собственные записи своих подвигов и сведений, накопленных им за долгую жизнь.

– «Глория Скотт»… – читал он. – Скверная была история с этим кораблем. Мне припоминается, что вы, Уотсон, запечатлели ее на бумаге, хотя результат ваших трудов не дал мне основания поздравить вас с успехом… «Гила, или ядовитая ящерица»… Поразительно интересное дело. «Гадюки»… «Виктория, цирковая прима»… «Виктор Линч, подделыватель подписей»… «Вигор, Хаммерсмитское чудо»… «Вандербильт и медвежатник»… Ага! Как раз то, что нам требуется. Спасибо старику – не подвел. Другого такого справочника не сыщешь. Слушайте, Уотсон: «Вампиры в Венгрии». А вот еще: «Вампиры в Трансильвании».

С выражением живейшего интереса он листал страницу за страницей, читая с большим вниманием, но вскоре отшвырнул книгу и сказал разочарованно:

– Чепуха, Уотсон, сущая чепуха. Какое нам дело до разгуливающих по земле мертвецов, которых можно загнать обратно в могилу, только вбив им кол в сердце? Абсолютная ерунда.

– Но позвольте, вампир не обязательно мертвец, – запротестовал я. – Такими делами занимаются и живые люди. Я, например, читал о стариках, сосавших кровь младенцев в надежде вернуть себе молодость.

– Совершенно правильно. Здесь эти сказки тоже упоминаются. Но можно ли относиться к подобным вещам серьезно? Наше агентство частного сыска обеими ногами стоит на земле и будет стоять так и впредь. Реальная действительность – достаточно широкое поле для нашей деятельности, с привидениями к нам пусть не адресуются. Полагаю, что мистера Роберта Фергюсона не следует принимать всерьез. Не исключено, что вот это письмо писано им самим, быть может, оно прольет свет на обстоятельства, явившиеся причиной его беспокойства.

Холмс взял конверт, пришедший с той же почтой и пролежавший на столе незамеченным, пока шло чтение первого письма. Он принялся за второе послание с веселой, иронической усмешкой, но постепенно она уступила место выражению глубочайшего интереса и сосредоточенности. Дочитав до конца, он некоторое время сидел молча, погруженный в свои мысли; исписанный листок свободно повис у него в пальцах. Наконец, вздрогнув, Холмс разом очнулся от задумчивости.

– Чизмен, Лемберли. Где находится Лемберли?

– В Суссексе, к югу от Хоршема.

– Не так уж далеко, а? Ну а что такое Чизмен?

– Я знаю Лемберли – провинциальный уголок. Сплошь старые, многовековой давности дома, носящие имена первых хозяев – Низмен, Одли, Харви, Карритон, – сами люди давно забыты, но имена их живут в построенных ими домах.

– Совершенно верно, – ответил Холмс сухо. Одной из странностей этой гордой, независимой натуры была способность с необычайной быстротой запечатлевать в своем мозгу всякое новое сведение, но редко признавать заслугу того, кто его этим сведением обогатил. – К концу расследования мы, вероятно, узнаем очень многое об этом Чизмене в Лемберли. Письмо, как я и предполагал, от Роберта Фергюсона. Кстати, он уверяет, что знаком с вами.

– Со мной?

– Прочтите сами.

Он протянул мне письмо через стол. Адрес отправителя гласил: «Чизмен, Лемберли».

Я стал читать:

«Уважаемый мистер Холмс!

Мне посоветовали обратиться к Вам, но дело мое столь деликатного свойства, что я затрудняюсь изложить его на бумаге. Я выступаю от имени моего друга. Лет пять тому назад он женился на молодой девушке, уроженке Перу, дочери перуанского коммерсанта, с которым познакомился в ходе переговоров относительно импорта нитратов. Молодая перуанка очень хороша собой, но ее иноземное происхождение и чуждая религия привели к расхождению интересов и чувств между мужем и женой, и любовь моего друга к жене стала несколько остывать. Он даже готов был считать их союз ошибкой. Он видел, что некоторые черты ее характера навсегда останутся для него непостижимыми. Все это было особенно мучительно потому, что эта женщина, по-видимому, необычайно любящая и преданная ему супруга.

Перехожу к событиям, которые надеюсь изложить точнее при встрече. Цель этого письма лишь дать общее о них представление и выяснить, согласны ли Вы заняться этим делом. Последнее время жена моего друга стала вести себя очень странно, поступки ее шли совершенно вразрез с ее обычно мягким и кротким нравом. Друг мой женат вторично, и от первого брака у него есть пятнадцатилетний сын – очаровательный мальчик, с нежным, любящим сердцем, несмотря на то что несчастный случай еще в детстве сделал его калекой. Теперешняя жена моего друга дважды и без малейшего повода набрасывалась на бедного ребенка с побоями. Один раз ударила его палкой по руке с такой силой, что от удара остался большой рубец.

Но все это не столь существенно по сравнению с ее отношением к собственному ребенку, прелестному мальчугану, которому не исполнилось и года. Как-то кормилица на несколько минут оставила его в детской одного. Громкий, отчаянный крик младенца заставил ее бегом вернуться назад. И тут она увидела, что молодая мать, прильнув к шейке сына, впилась в нее зубами: на шейке виднелась ранка, из нее текла струйка крови. Кормилица пришла в неописуемый ужас и хотела тотчас позвать хозяина, но женщина умолила ее никому ничего не говорить и даже заплатила пять фунтов за ее молчание. Никаких объяснений засим не последовало, и дело так и оставили.

Но случай этот произвел страшное впечатление на кормилицу. Она стала пристально наблюдать за хозяйкой и не спускала глаз со своего питомца, к которому испытывала искреннюю привязанность. При этом ей казалось, что и хозяйка, в свою очередь, непрерывно за ней следит – стоило кормилице отойти от ребенка, как мать немедленно к нему кидалась. День и ночь кормилица стерегла дитя, день и ночь его мать сидела в засаде, как волк, подстерегающий ягненка. Конечно, мои слова кажутся Вам совершенно невероятными, но, прошу Вас, отнеситесь к ним серьезно, быть может, от того зависят и жизнь ребенка и рассудок его отца.

Наконец наступил тот ужасный день, когда стало невозможно что-либо скрывать от хозяина. Нервы кормилицы сдали, она чувствовала, что не в силах выдержать напряжение, и во всем ему призналась. Отцу ребенка ее рассказ показался таким же бредом, каким он, вероятно, кажется и Вам. Мой друг никогда не сомневался, что жена искренне и нежно его любит и что, если не считать этих двух нападений на пасынка, она такая же нежная, любящая мать. Разве могла она нанести рану своему собственному любимому дитяти? Мой друг заявил кормилице, что все это ей померещилось, что ее подозрения – плод больного воображения и что он не потерпит столь злостных поклепов на свою жену. Во время их разговора раздался пронзительный детский крик. Кормилица вместе с хозяином кинулась в детскую. Представьте себе чувства мужа и отца, когда он увидел, что жена, отпрянув от кроватки, поднимается с колен, а на шее ребенка и на простынке – кровь. С криком ужаса он повернул лицо жены к свету – губы ее были окровавлены. Сомнений не оставалось: она пила кровь младенца.

Таково положение дел. Сейчас несчастная сидит, запершись в своей комнате. Объяснения между супругами не произошло. Муж едва ли не потерял рассудок. Он, как и я, плохо осведомлен о вампирах, собственно, кроме самого слова, нам ровно ничего не известно. Мы полагали, что это всего-навсего нелепое, дикое суеверие, не имеющее места в нашей стране. И вдруг в самом сердце Англии, в Суссексе… Все эти происшествия мы могли бы обсудить завтра утром. Согласны ли Вы меня принять? Согласны ли употребить свои необычайные способности в помощь человеку, на которого свалилась такая беда? Если согласны, то, прошу Вас, пошлите телеграмму на имя Фергюсона (Низмен, Лемберли), и к десяти часам я буду у Вас.

С уважением

Роберт Фергюсон.

P. S. Если не ошибаюсь, Ваш друг Уотсон и я однажды встретились в матче регби: он играл в команде Блэкхита, я – в команде Ричмонда. Это единственная рекомендация, которой я располагаю».

– Отлично помню, – сказал я, откладывая письмо в сторону. – Верзила Боб Фергюсон, лучший трехчетвертной, каким могла похвастать команда Ричмонда. Славный, добродушный малый. Как это похоже на него – так близко принимать к сердцу неприятности друга.

Холмс посмотрел на меня пристально и покачал головой.

– Никогда не знаешь, чего от вас ожидать, Уотсон, – сказал он. – В вас залежи еще не исследованных возможностей. Будьте добры, запишите текст телеграммы: «Охотно беремся расследование вашего дела».

– «Вашего» дела?

– Пусть не воображает, что наше агентство – приют слабоумных. Разумеется, речь идет о нем самом. Пошлите ему телеграмму, и до завтрашнего дня оставим все эти дела в покое.

На следующее утро, ровно в десять часов, Фергюсон вошел к нам в комнату. Я помнил его высоким, поджарым, руки и ноги как на шарнирах и поразительное проворство, не раз помогавшее ему обставлять коллег из команды противника. Да, грустно встретить жалкое подобие того, кто когда-то был великолепным спортсменом, которого ты знавал в расцвете сил. Могучее, крепко сбитое тело как будто усохло, льняные волосы поредели, плечи ссутулились. Боюсь, я своим видом вызвал в нем те же чувства.

– Рад вас видеть, Уотсон, – сказал он. Голос у него остался прежний – густой и добродушный. – Вы не совсем похожи на того молодца, которого я перебросил за канат прямо в публику в «Старом Оленьем Парке»[159]159
  Спортивный клуб в Ричмонде, около Лондона.


[Закрыть]. Думаю, и я порядком изменился. Но меня состарили последние несколько дней. Из телеграммы я понял, мистер Холмс, что мне нечего прикидываться, будто я выступаю от имени другого лица.