Текст книги "Все приключения Шерлока Холмса"

– Хорошо.

– Приходите в контору завтра вечером, к семи часам, чтобы я знал, как идут дела. Но не переутомляйтесь. Думаю, если этим вечером после ваших трудов вы проведете пару часов в «Мюзик-холле Дэя»[85]85
  В Бирмингеме Джеймсу Дэю принадлежал «Хрустальный дворец», в котором выступали артисты мюзик-холла.


[Закрыть], вам это не повредит».

Произнеся эти слова, он рассмеялся, и я, к своему ужасу, вдруг заметил на его нижнем, втором слева, зубе плохо поставленную золотую пломбу.

Шерлок Холмс даже руки потер от удовольствия, я же в полном недоумении уставился на нашего клиента.

– Ваше недоумение понятно, доктор Уотсон, – кивнул Пикрофт. – Вы просто не знаете всех обстоятельств дела. Помните, в Лондоне я разговаривал с братом моего работодателя? Так вот, у него во рту была точно такая же золотая пломба. Я обратил на нее внимание, когда он рассмеялся, рассказывая мне о своем разговоре с управляющим Моусона. Блеск золота в обоих случаях привлек мое внимание. Конечно же, теперь я подумал о том, что голоса и фигуры у обоих братьев абсолютно одинаковы, а отличались они только тем, что легко менялось с помощью бритвы или же парика. Сомнений не осталось: я видел перед собой того самого человека, который приходил ко мне в Лондоне. Конечно, бывает, что два брата похожи друг на друга, как две капли воды, но чтобы им одинаково неудачно поставили пломбу в один и тот же зуб – такого быть не могло. Мой работодатель с поклоном проводил меня до двери, и я очутился на улице, не очень-то понимая, на каком я свете. Вернулся в отель, сунул голову в таз с холодной водой и попытался все обдумать. Почему он послал меня из Лондона в Бирмингем? Почему приехал раньше меня? Зачем написал письмо от себя себе? Как я ни ломал голову, ответа на эти вопросы не находил. И тут меня осенило: непостижимое для меня может оказаться очень даже понятным Шерлоку Холмсу. Я едва успел выехать в Лондон вечерним поездом, чтобы утром увидеться с Шерлоком Холмсом и отвезти вас обоих в Бирмингем.

После того как биржевой клерк закончил рассказ об этом удивительном происшествии, в купе повисла тишина.

Потом Холмс многозначительно взглянул на меня и откинулся на спинку сиденья. Выражением лица, довольным и вместе с тем критическим, он напоминал гурмана, только что отведавшего кометного вина[86]86
  Кометное вино – вино превосходного качества. По мнению многих виноделов, наиболее качественное вино получается в те годы, когда идеальные условия для созревания винограда создаются благодаря необъяснимым эффектам воздействия наиболее заметных комет. К примеру, 1811, 1826, 1839, 1845, 1852, 1858, 1861 гг.


[Закрыть].

– Ловко придумано, Уотсон, не правда ли? – заметил он. – Есть тут нюансы, которые доставили мне истинное удовольствие. Полагаю, вы согласитесь со мной, что беседа с Гарри – Артуром Пиннером во временном офисе Франко-Мидлендской компании скобяных изделий наверняка обогатит нас новыми впечатлениями.

– Да, но как это сделать? – спросил я.

– Очень просто, – вмешался в разговор Холл Пикрофт. – Вы оба – мои друзья, ищете работу, и я, естественно, решил рекомендовать вас моему исполнительному директору.

– Хорошо, так и сделаем, – кивнул Холмс. – Хочется мне повидать этого господина и, если удастся, выяснить, какую игру он затеял. Что особенного он в вас нашел, мой друг, отчего так высоко оценил ваши услуги? Или дело в том… – Он принялся грызть ногти, уставившись отсутствующим взглядом в окно, и нам удалось вытянуть из него разве что слово, пока мы не добрались до Нью-стрит.

В семь вечера того же дня мы втроем шагали по Корпорейшн-стрит, направляясь в офис Франко-Мидлендской компании.

– Приходить раньше надобности нет, – заметил наш клиент. – Он, по-видимому, бывает там только для того, чтобы повидаться со мной, и до назначенного часа офис пустует.

– Это наводит на размышления, – заметил Холмс.

– Клянусь Богом, что я вам говорил! – воскликнул клерк. – Вон он идет впереди нас.

И указал на невысокого, темноволосого, хорошо одетого мужчину, торопливо идущего по другой стороне улицы. Пока мы его разглядывали, Пиннер, заметив на нашей стороне мальчишку-разносчика, торгующего свежими номерами вечерней газеты, кинулся к нему через улицу, огибая кебы и омнибусы, и купил одну. Затем с газетой в руках скрылся в проходе между домами.

– Он уже поднимается в офис. – Холл Пикрофт прибавил шаг. – Идемте со мной, я сейчас все устрою в лучшем виде.

Вслед за ним мы поднялись на пятый этаж, пока не очутились перед полуоткрытой дверью. Наш клиент постучал. Мужской голос предложил войти, что мы и сделали, попав в пустую, практически лишенную мебели комнату, вид которой полностью совпадал с описанием, данным Пикрофтом. За единственным столом сидел мужчина, только что виденный нами на улице. На столе лежала развернутая вечерняя газета, и когда он поднял голову, чтобы посмотреть на нас, у меня сложилось ощущение, что никогда прежде я не видел лица, до такой степени искаженного скорбью, даже не скорбью, а безысходным отчаянием, какое выпадает лишь на долю считанных людей. Лоб его блестел от пота, щеки смертельной бледностью напоминали рыбье брюхо, в широко раскрытых глазах стоял ужас. Он уставился на своего клерка, точно видел его впервые, и по изумлению, написанному на лице нашего провожатого, я понял, что таким Пикрофт видит своего работодателя впервые.

– Вы выглядите больным, мистер Пиннер! – воскликнул он.

– Да, мне что-то нездоровится, – с трудом выдавил из себя тот и облизнул губы, прежде чем продолжить: – Кто эти господа, которые пришли с вами?

– Это мистер Гаррис из Бермондси[87]87
  Бермондси – район Лондона.


[Закрыть], а это мистер Прайс – он здешний, – словоохотливо ответил мистер Пикрофт. – Они мои друзья и хорошо знакомы с работой в офисе, но некоторое время не при делах, и я подумал, может, у вас найдется для них местечко в компании.

– Очень даже возможно! Очень даже возможно! – вскричал Пиннер с мрачной улыбкой. – Я даже уверен, что найдется. Вы по какой части, мистер Гаррис?

– Я бухгалтер, – ответил Холмс.

– Так-так, бухгалтеры нам понадобятся. А вы, мистер Прайс?

– Клерк, – ответил я.

– У меня есть все основания надеяться, что компании понадобятся и ваши услуги. Как только мы примем решение, я дам вам знать. А сейчас я попрошу вас уйти. Ради Бога, оставьте меня одного!

Последние слова просто вырвались у него, словно усилия, которые он прилагал, чтобы держать себя в руках, пошли прахом и он потерял контроль над собой. Мы с Холмсом переглянулись, а Пикрофт шагнул к столу.

– Мистер Пиннер, вы, наверное, забыли, что я пришел сюда за дальнейшими инструкциями.

– Да-да, конечно, мистер Пикрофт, – ответил Пиннер уже спокойнее. – Подождите меня здесь. Да и ваши друзья пусть подождут. Буду к вашим услугам через пять минут, если мне дозволено до такой степени злоупотребить вашим терпением.

Он встал, учтиво поклонился, вышел через дверь в дальнем конце комнаты и затворил ее за собой.

– Что там такое? – зашептал Холмс. – Он не ускользнет от нас?

– Нет! – уверенно ответил Пикрофт. – Эта дверь ведет только во вторую комнату.

– Выхода нет?

– Нет.

– Она обставлена?

– Вчера пустовала.

– Тогда зачем он туда пошел? Чего-то я в этом не улавливаю. Даже если он на три четверти свихнулся от ужаса. Что его могло так напугать?

– Он подозревает, что мы детективы, – предположил я.

– Именно так! – воскликнул Пикрофт.

Холмс покачал головой.

– Нет, он не побледнел. Уже сидел бледный как смерть, когда мы вошли, – напомнил он. – Разве только…

Его слова прервало резкое «тук-тук» из соседней комнаты.

– Какого черта он стучится в собственную дверь! – вскричал Пикрофт.

Вновь и гораздо громче донеслось: «тук-тук-тук». Мы все в ожидании уставились на закрытую дверь. Посмотрев на Холмса, я увидел, что лицо его стало жестким. Он наклонился вперед, определенно нервничая. Потом до нас неожиданно донесся низкий булькающий звук, словно кто-то полоскал горло, тут же чем-то забарабанили по деревянной стенке. Холмс метнулся через комнату к двери и толкнул ее. Мы с Пикрофтом последовали его примеру, и втроем навалились на запертую дверь. Не выдержала одна петля, потом вторая, и дверь с треском рухнула на пол. Мы ворвались внутрь и увидели, что комната пуста.

Наша растерянность длилась считанные мгновения. В одном углу, ближайшем к комнате, которую мы покинули, виднелась еще одна дверь. Холмс подскочил к ней и рывком отворил. За дверью на полу лежали пиджак и жилетка, а на крюке на собственных подтяжках, петлей накинутых на шею, висел исполнительный директор Франко-Мидлендской компании скобяных изделий. Колени его подогнулись, голова неестественно свесилась на грудь, каблуки, ударяя по двери, издавали тот самый непонятный стук, прервавший наш разговор. В мгновение ока я схватил его за талию и приподнял, тогда как Холмс и Пикрофт принялись развязывать резиновую петлю, которая почти исчезла под синюшными складками кожи. Затем мы перенесли Пиннера в другую комнату и положили на пол. Лицо у него посерело, а лиловые губы с каждым вдохом и выдохом выпячивались и опадали. Он являл собой жалкое подобие того здорового, цветущего человека, которого мы видели на улице всего получасом ранее.

– Как он, Уотсон? – спросил Холмс.

Я наклонился над распростертым телом и начал осмотр. Пульс слабый и неустойчивый, но дыхание постепенно выравнивалось, веки слегка подрагивали, приоткрывая тонкую белую полоску глазных яблок.

– Чуть не отправился к праотцам, – заметил я, – но теперь будет жить. Откройте-ка окно и дайте сюда графин с водой. – Я расстегнул ему рубашку на груди, плеснул холодной водой на лицо и принялся поднимать и опускать его руки, пока он наконец не вздохнул полной грудью. – Все остальное – вопрос времени. – И я отошел от него.

Холмс стоял у стола, засунув руки в карманы брюк и прижав подбородок к груди.

– Полагаю, пора вызывать полицию, – изрек он, – но должен признаться, когда они придут, мне бы хотелось изложить все подробности этого дела.

– Для меня это по-прежнему полная загадка, – признался Пикрофт, почесывая затылок. – Почему они заставили меня приехать сюда, а потом…

– Фи! С этим как раз все ясно. – В голосе Холмса слышалось нетерпение. – Мне непонятен только этот неожиданный поворот.

– А во всем остальном вы разобрались?

– Думаю, тут все очевидно. Что скажете, Уотсон?

Я пожал плечами.

– Должен признать, ровным счетом ничего не понимаю.

– Если вы внимательно проследите ход событий, то придете к однозначному выводу.

– И как же вы толкуете эти события?

– Все строится на двух отправных моментах. Первый – заявление Пикрофта с просьбой принять его на работу в эту нелепую компанию. Надеюсь, вы догадываетесь, зачем понадобилось это заявление?

– Боюсь, что нет.

– Так почему они попросили его это сделать? Необходимости в этом не было никакой. Как правило, чтобы принять человека на службу, достаточно устного соглашения, и я не нахожу причин, по которым этот случай стал исключением из правила. Отсюда вывод: им до зарезу требовался образец почерка мистера Пикрофта, а по-другому добыть его они не могли.

– Но зачем?

– В самом деле, зачем? Ответив на этот вопрос, мы с вами продвинемся и в решении всей задачи. Зачем? Я вижу только одну логичную причину. Кому-то захотелось научиться подделывать ваш почерк, и без его образца тут никак не обойтись. И теперь, если мы перейдем ко второму моменту, вы увидите, что они взаимосвязаны. Помните, как у мистера Пикрофта взяли обещание не посылать к «Моусону» письменного отказа от места, а отсюда следует, что управляющий этой уважаемой брокерской фирмы и по сей день пребывает в уверенности, что в понедельник к нему на службу явился тот самый мистер Пикрофт, которого он никогда в глаза не видел.

– Боже мой! – вскричал бедняга Пикрофт. – Каким же я оказался идиотом!

– Теперь вы понимаете, зачем им понадобился образец вашего почерка. Если бы выяснилось, что почерк, которым написана ваша просьба о приеме на работу, не совпадет с почерком человека, проникшего под вашим именем к «Моусону», его бы тут же разоблачили. Научившись же имитировать ваш почерк, мошенник будет чувствовать себя в безопасности, ибо, насколько я понимаю, в «Моусоне» вас никто никогда не видел.

– Ни единая душа! – простонал Пикрофт.

– Прекрасно. Далее мошенники приняли все необходимые меры для того, чтобы вы не передумали или случайно не встретили человека, который мог бы вам сказать, что в «Моусоне» работает ваш двойник. Поэтому вам дали солидный аванс, увезли в Бирмингем и поручили работу, которая удерживала вас вдали от Лондона, где вы могли бы вывести их на чистую воду. Все достаточно просто.

– Да, но зачем ему понадобилось выдавать себя за собственного брата?

– И с этим все понятно. Их, очевидно, двое. Одному предстояло заменить вас в «Моусоне», второй предлагает вам другую работу, а потом понимает, что ему не найти для вас работодателя, не посвятив в свои планы третьего человека. Этого как раз им очень не хотелось. Поэтому второй, насколько мог, изменил внешность и выдал себя за собственного брата, чтобы даже разительное сходство не вызвало подозрений. И если бы не золотая пломба, вам бы и в голову не пришло, что ваш лондонский посетитель и исполнительный директор бирмингемской компании – один и тот же человек.

Холл Пикрофт затряс сжатыми кулаками.

– Боже мой! – вскричал он. – И чем же занимался мой двойник в «Моусоне», пока меня водили за нос? Что же теперь нам делать, мистер Холмс? Скажите мне, что делать?

– Во-первых, без промедления отбить телеграмму в «Моусон».

– По субботам они закрываются в двенадцать.

– Это не важно, там наверняка есть сторож или швейцар…

– Да, они держат постоянного сторожа, потому что хранящиеся у них ценные бумаги стоят больших денег. Я помню, как об этом говорили в Сити.

– Прекрасно. Мы сейчас отправим телеграмму и узнаем, все ли там в порядке и работает ли клерк с вашей фамилией. В общем, с этим все ясно. Непонятно мне только одно: почему, увидев нас, один из мошенников тотчас ушел в другую комнату и повесился.

– Газета… – послышался хриплый голос позади нас. Мужчина уже сидел на полу, бледный и страшный, взгляд его стал осмысленным, руки нервно растирали широкую красную полосу, оставшуюся на шее.

– Газета! Ну конечно! – возбужденно вскричал Холмс. – Какой же я идиот! Целиком сосредоточился на нашем визите сюда и совершенно забыл про газету. Разгадка, безусловно, в ней. – Он склонился над развернутой на столе газетой, и крик торжества сорвался с губ. – Посмотрите, Уотсон! Это лондонская газета, ранний выпуск «Ивнинг стандард». И это то, что нам нужно. Взгляните на заголовки! «Преступление в Сити! Убийство в брокерском доме «Моусон и Уильямс»! Грандиозная попытка ограбления! Преступник пойман!» Вот здесь, Уотсон. Нам всем не терпится это услышать, не откажите в любезности зачитать вслух.

Судя по расположению статьи, редакция сочла, что это значимое для города событие, и вот что я прочитал:

«Дерзкая попытка ограбления, повлекшая за собой убийство одного человека и арест преступника, совершена сегодня в Сити. Некоторое время тому назад знаменитый брокерский дом «Моусон и Уильямс» принял на хранение ценные бумаги на сумму, значительно превышающую миллион фунтов стерлингов. Управляющий, осознавая ответственность, которая легла на его плечи, и понимая всю опасность хранения таких ценностей, установил в банке круглосуточное дежурство вооруженного сторожа, несмотря на то, что для хранения ценных бумаг использовались сейфы самой последней конструкции. Как выяснилось, с понедельника в «Моусон и Уильямс» начал работать новый клерк, по имени Холл Пикрофт, оказавшийся не кем иным, как знаменитым фальшивомонетчиком и взломщиком Беддингтоном, который со своим братом на днях вышел на свободу, отсидев пять лет в тюрьме. Каким-то образом, как именно, еще не установлено, Беддингтону удалось под ложным именем устроиться в «Моусон и Уильямс» клерком. Рабочее время он использовал для того, чтобы сделать слепки со всех замков и узнать, где находятся хранилище и сейфы.

По субботам служащие «Моусон и Уильямс» покидают банк ровно в двенадцать часов дня. Вот почему Тусон, сержант полиции Сити, несколько удивился, увидев какого-то господина, выходящего из брокерского дома в двадцать минут второго с большим саквояжем в руке. Заподозрив неладное, он последовал за неизвестным и с помощью подоспевшего констебля Поллока задержал его после отчаянного сопротивления. Сразу выяснилось, что совершено дерзкое и грандиозное ограбление. В саквояже лежали облигации американских железных дорог, а также горнодобывающих и других компаний на общую сумму, превышающую сто тысяч фунтов. При осмотре здания полиция обнаружила труп несчастного сторожа, засунутый в самый большой сейф, где он пролежал бы до понедельника, если бы не решительные действия сержанта Тусона. Череп бедняги размозжили ударом кочерги, нанесенным сзади. Очевидно, Беддингтон вернулся на работу под предлогом, будто что-то забыл. Убив сторожа и быстро очистив самый большой сейф, он попытался скрыться со своей добычей. Его брат, обычно работающий вместе с ним, на этот раз, если исходить из имеющейся на этот счет информации, в ограблении не участвовал. Однако полиция принимает энергичные меры, чтобы установить его местонахождение».

– Что ж, мы можем, пожалуй, избавить полицию от лишних хлопот. – Холмс бросил взгляд на поникшую фигуру, скорчившуюся у окна. – Человеческая натура – загадка природы, Уотсон. Этот человек так любит своего брата, убийцу и злодея, что решил наложить на себя руки, узнав, что тому грозит виселица. В создавшейся ситуации нам открыт только один путь. Мы с доктором побудем здесь, а вы, мистер Пикрофт, будьте любезны, сходите за полицией.

«Глория Скотт»

– У меня тут есть кое-какие документы, – сказал мой друг Шерлок Холмс одним зимним вечером, когда мы сидели, удобно расположившись у камина. – И я думаю, Уотсон, вам действительно стоит на них взглянуть. Это документы по делу «Глории Скотт», а вот и записка, которая привела в ужас мирового судью Тревора, когда он прочитал ее.[88]88
  © Перевод. Е. Филиппова, 2007.


[Закрыть]

Холмс достал из ящика маленькую потускневшую коробочку в форме цилиндра, снял обхватившую ее тесемку и передал мне записку, нацарапанную на половине листа темно-серой бумаги.

«На сегодняшний день Вас просили уведомить: открылась травля и охота на дичь. Хадсон, главный смотритель, рассказал, как слышали все, о новой Вашей проблеме. Оказывается, жизни популяции фазанов угрожает сейчас огромная опасность».

Прочитав непонятную подпись, я поднял глаза на Холмса и увидел, что выражение моего лица развеселило его.

– Похоже, вы немного озадачены, – заключил он.

– Я не понимаю, как такая записка могла привести в ужас кого бы то ни было. Мне она кажется просто нелепой. И не более того.

– Вы правы. Однако факт остается фактом: прочитавший ее человек, здоровый и крепкий мужчина, был потрясен так, словно его ударили прикладом ружья по голове.

– Вы возбуждаете мое любопытство, – признался я. – Но почему вы только что сказали, что я непременно должен заинтересоваться этим делом?

– Потому что это было первое дело, которое я расследовал.

Я часто пытался выведать у моего собеседника, что именно подвигло его заниматься раскрытием преступлений, но ни разу не заставал его в таком расположении духа, когда он сам пожелал бы рассказать мне об этом.

Холмс наклонился вперед, сидя в кресле, и разложил документы у себя на коленях. Потом он зажег трубку и, попыхивая ею, стал переворачивать один лист за другим.

– Я ведь не рассказывал вам о Викторе Треворе? – спросил Холмс. – Он был единственным человеком, с которым я подружился за два года пребывания в колледже. Я никогда не был особенно общительным, Уотсон. Мне скорее нравилось сидеть у себя в комнате и разрабатывать логические схемы, поэтому я почти не сходился со сверстниками. Я не любил спорт, за исключением фехтования и бокса, да и круг моих интересов заметно отличался от интересов других, так что у нас не было ничего общего. Тревор был единственным человеком, которого я знал, но познакомились мы случайно: его бультерьер вцепился мне в лодыжку, когда однажды утром я шел в часовню.

Благодаря такому банальному инциденту мы и стали друзьями. Это произошло довольно быстро. Я слег дней на десять, а Тревор регулярно приходил и расспрашивал, как у меня идут дела. Сначала наши встречи длились не больше пары минут, потом его визиты постепенно становились все длиннее, и, прежде чем закончился семестр, мы уже были хорошими приятелями. Тревор был открытым и решительным человеком, исполненным силы духа и жизненной энергии. Во многом он был мне полной противоположностью. Тем не менее оказалось, у нас есть кое-что общее. Став его близким другом, я понял, что он так же одинок, как и я. Как-то раз он пригласил меня в гости к своему отцу, который жил в Доннитхорпе, что в Норфолке. Я с радостью принял его приглашение, решив остаться там на один месяц каникул.

Старик Тревор был землевладельцем и выполнял обязанности мирового судьи. Доннитхорп – это небольшая деревушка к северу от Лангмера, в районе Норфолкских озер. Дом Треворов представлял собой кирпичное здание, старомодное, просторное, с крышей, поддерживаемой дубовыми балками. К дому вела красивая липовая аллея. Неподалеку, на болотах, можно было отлично поохотиться на уток и порыбачить. У Треворов была небольшая, но хорошая библиотека, которая, как я понял, досталась им от предыдущего владельца, и вполне сносная кухарка. Короче говоря, только самый привередливый человек мог бы отказаться провести месяц в таком чудесном месте.

Тревор-старший давно овдовел, а мой друг был его единственным сыном. Как я слышал, у старика еще была дочь, но она заразилась дифтерией, когда ездила в Бирмингем, и умерла.

Отец моего друга очень заинтересовал меня. Он не был хорошо образован, но обладал множеством достоинств, как физических, так и умственных. Он почти не читал книг, зато путешествовал по разным странам и много повидал на своем веку, при этом помнил все, что ему довелось узнать в своей жизни. С виду это был коренастый и плотный мужчина, с копной седеющих волос, загорелым, обветренным лицом и голубыми глазами. Взгляд его был таким колючим, что казалось, он вот-вот придет в лютую ярость. Однако в округе он славился своей добротой и милосердием и его приговоры всегда отличались снисходительностью.

Однажды вечером, несколько дней спустя после моего приезда, мы сидели, распивая портвейн, после ужина. Тут Тревор-младший завел разговор о разработанных мною методах наблюдения, которые я уже свел в некую единую систему, но пока еще не предполагал, какую роль это сыграет в моей дальнейшей жизни. Старик, очевидно, подумал, что его сын несколько преувеличивает способности своего нового друга – с таким восторгом тот описывал мои тривиальные подвиги.

– Давайте попробуем, мистер Холмс, – сказал он, добродушно посмеиваясь. – Вам не найти лучшего объекта, чем я, для ваших логических изысканий.

– Боюсь, моих наблюдений пока недостаточно, – ответил я. – Могу лишь предположить, что в течение последних двенадцати месяцев вы опасаетесь того, что на вас будет совершено покушение.

Улыбка исчезла с его лица, и он пристально посмотрел на меня. В его глазах светилось удивление.

– Ну что ж, пожалуй, это так, – согласился старый Тревор. – Знаешь ли, Виктор, – обратился он к сыну, – когда мы поймали ту шайку браконьеров, они поклялись прирезать нас, и на сэра Эдвара Хоуби действительно напали. С тех пор я держу ухо востро. Вот только я не понимаю, откуда об этом слышали вы.

– У вас очень красивая трость, – ответил я. – По надписи, нанесенной на нее, я определил, что она появилась у вас не более года назад. Тем не менее вы приложили немало усилий, чтобы высверлить набалдашник и залить его расплавленным свинцом, превратив трость в грозное оружие. Могу поспорить, что вы бы не стали предпринимать подобные меры предосторожности, не будь у вас причины для опасений.

– Еще какие-нибудь догадки? – улыбаясь, поинтересовался он.

– В юности вы много занимались боксом.

– Совершенно верно. Как вы узнали? По моему носу, который стал немного кривым после одного удара?

– Нет, – объяснил я. – По вашим ушам. Они мясисты и плотно прижаты к голове. А это, как правило, является отличительной чертой боксеров.

– Что-нибудь еще?

– Вам приходилось много копать, это видно по мозолям на руках.

– Я заработал все свое состояние на золотых приисках.

– Вы бывали в Новой Зеландии.

– И снова правильно.

– Вы ездили в Японию.

– Точно.

– Еще вас связывали близкие отношения с человеком, инициалы которого были Дж. А. Но потом вы пожелали стереть этого человека из своей памяти.

Мистер Тревор медленно поднялся, пристально посмотрел на меня своими большими голубыми глазами – взглядом странным и диким – и в глубоком обмороке рухнул вперед, упав лицом на стол, усыпанный ореховой скорлупой.

Можете представить себе, Уотсон, в какой ужас пришли его сын и я. Однако приступ длился недолго. И когда мы расстегнули ему воротник и обрызгали лицо чистой водой из плошки для мытья рук, старик пару раз простонал, очнулся и даже сел.

– Ну надо же, молодые люди! – сказал он, пытаясь изобразить улыбку. – Надеюсь, я вас не напугал. Хотя я кажусь вполне здоровым человеком, сердце иногда подводит меня, поэтому любая мелочь может довести меня до такого состояния. Не знаю, как у вас это получается, мистер Холмс, но мне кажется, что все сыщики, которые основываются либо на фактах, либо на собственных домыслах, по сравнению с вами просто дети. Сыск – ваше жизненное предназначение, сэр. Даю вам слово человека, много повидавшего на этом свете.

И поверите ли, Уотсон, этот совет, который он сопроводил чрезмерным восхвалением моих способностей, впервые натолкнул меня на мысль о том, что дело, до недавнего времени бывшее для меня всего лишь хобби, может действительно стать моей профессией. Однако в тот момент я был слишком озабочен недугом моего гостеприимного хозяина, чтобы думать о чем-либо еще.

– Надеюсь, я не сказал ничего такого, что могло бы вас расстроить, – заметил я.

– По правде говоря, вы задели мое больное место. Могу ли я спросить вас, откуда вы это узнали и как много вы знаете обо мне вообще? – Он заговорил полушутливым тоном, но в глубине его глаз все еще сверкали искорки страха.

– Все очень просто, – ответил я. – Когда вы закатали рукав рубашки, чтобы вытащить рыбу из воды и положить ее в лодку, я увидел у вас на сгибе локтя татуировку «Дж. А». Надпись еще можно было разобрать, но по размытому виду букв и пятнам на коже вокруг становилось ясно, что от татуировки изо всех сил пытались избавиться. Очевидно, что когда-то эти инициалы очень много для вас значили, но потом вы захотели забыть человека, которого они обозначали.

– Какая наблюдательность! – воскликнул он со вздохом облегчения. – Все именно так, как вы говорите. Но не будем об этом. Из всех призраков призраки когда-то любимых людей самые жуткие. Пойдемте в бильярдную, выкурим там в тишине по сигаре.

Начиная с того дня, в отношении ко мне мистера Тревора, помимо неизменного радушия, всегда присутствовала некая подозрительность. Это не укрылось и от его сына.

– Ваши слова так сильно взволновали отца, – говорил он, – что теперь он никогда не сможет вам доверять и будет ломать себе голову над тем, что вы о нем знаете и чего не знаете.

Я уверен, старый Тревор не хотел явно показывать свое отношение, но подозрение закралось в его мысли и просматривалось за каждым его поступком. В конце концов я пришел к выводу, что доставляю ему излишнее беспокойство, и решил покинуть поместье. Однако в назначенный день, прежде чем я успел уехать, произошло, как оказалось потом, чрезвычайно важное событие.

Мы сидели в саду, расположившись на садовых стульях, нежились в лучах солнца и восхищались великолепным видом, который открывался на Норфолкские озера. Тут пришла горничная и сообщила, что у двери ждет человек, который хочет увидеться с мистером Тревором.

– Как его зовут? – спросил хозяин.

– Он не говорит.

– Чего же тогда он хочет?

– Он утверждает, что вы его знаете, и просит уделить ему всего минуту вашего внимания.

– Приведите его сюда.

Через мгновение в дверях появился сморщенный человечек маленького роста, который направлялся к нам шаркающей походкой. На нем были открытая куртка с пятном дегтя на рукаве, рубашка в красную и черную клетку, штаны из грубой ткани и поношенные тяжелые ботинки. У него было худое загорелое лицо, с которого не сходила лукавая улыбка, обнажавшая неровные желтые зубы, а его покрытые морщинами руки при ходьбе были сцеплены так, как это обычно делают моряки. Следя за человеком, который, ссутулившись, приближался к нам, я услышал, как мистер Тревор издал звук, похожий на икоту, и увидел, как он вскочил со стула и побежал к дому. Через мгновение он вернулся, и я почувствовал сильный запах бренди, исходящий от него.

– Ну что же, дорогой друг, – сказал он. – Чем я могу вам помочь?

Моряк стоял, уставившись на Тревора сощуренными глазами, все с той же кривой ухмылкой на лице.

– Неужели вы меня не узнаете? – спросил он.

– Ах да, Боже правый! Голову даю на отсечение, что это Хадсон! – воскликнул мистер Тревор с некоторым удивлением.

– Он самый, сэр, – ответил человек. – Ничего странного в том, что вы меня не узнали. Прошло уже тридцать лет, с тех пор как мы виделись в последний раз. И вот вы все так же отдыхаете в своем доме, а я все так же питаюсь солониной из бочки.

– Ну что вы! Вот увидите, я не забыл о былых временах! – вскричал мистер Тревор. Он подошел к моряку и сказал ему что-то на ухо. – Идите на кухню, – объявил он, теперь уже во всеуслышание. – Там вас накормят и напоят. Не сомневаюсь, в моем доме найдется место и для вас.

– Спасибо, сэр, – ответил моряк с раболепным выражением на лице. – Я только что закончил тяжелую двухлетнюю службу на грузовом судне. Судно это шло со скоростью восемь узлов[89]89
  Около 15 км/ч.


[Закрыть], причем выполняло оно только нерегулярные рейсы. Рабочих рук там не хватало, так что я очень устал и хочу отдохнуть. Я подумал, что либо мистер Беддоус, либо вы сможете принять меня.

– Ах вот оно что! – воскликнул мистер Тревор. – Вы знаете, где сейчас находится мистер Беддоус?

– Бог с вами, сэр. Я знаю, где живут все мои старые друзья, – сказал человек со зловещей улыбкой и, сгорбившись, последовал за служанкой на кухню.

Мистер Тревор сбивчиво поведал нам историю о том, как он вместе с этим человеком плыл на корабле, направляясь на золотые прииски. Потом, оставив нас в саду, он отправился внутрь дома. Час спустя мы обнаружили старого Тревора смертельно пьяным, растянувшимся на диване в обеденном зале. Это происшествие вызвало у меня самые неприятные впечатления, и на следующий день мне было совсем не жаль покидать Доннитхорп, потому что я чувствовал: мое присутствие, возможно, стесняет друга.

Все это произошло в течение первого месяца моего длинного отдыха. Я отправился в Лондон, где провел семь недель, проводя эксперименты по органической химии. Однако в один прекрасный день, когда осень была уже в самом разгаре и близился конец каникул, я получил от друга телеграмму, в которой он умолял меня вернуться в Доннитхорп, утверждая, что ему крайне необходимы мой совет и помощь. Разумеется, я все бросил и вновь отправился на север страны.