Текст книги "Все приключения Шерлока Холмса"

– Да. Я обратился в разные конторы с запросами, но ведь это акции южноамериканских предприятий. Боюсь, что получу ответ только через несколько недель.

Холмс продолжал рассматривать переплет книжки в увеличительное стекло.

– Тут, несомненно, пятно, – сказал он.

– Да, сэр, это следы крови. Я ведь поднял книжку с пола.

– Кровавое пятно было сверху или снизу?

– На стороне, прилегавшей к полу.

– Значит, книжка упала на пол уже после убийства.

– Правильно, мистер Холмс. Я думаю, что убийца уронил ее при поспешном бегстве. Она лежала у самой двери.

– Вероятно, ни одной из этих ценных бумаг не было найдено среди имущества покойного?

– Нет, сэр.

– Есть у вас основания предполагать ограбление?

– Нет, сэр. По-видимому, ничего не было похищено.

– Черт возьми, какой интересный случай! Там был еще нож, не так ли?

– Нож остался в ножнах, его не успели вынуть. Он лежал у ног убитого. Миссис Кэри говорит, что это нож ее мужа.

Холмс задумался.

– Ладно, – сказал он. – Полагаю, мне придется съездить туда и посмотреть.

Стэнли Хопкинс вскрикнул от радости:

– Благодарю вас, сэр! Это снимет с меня тяжкое бремя.

Холмс погрозил пальцем инспектору.

– Все было бы гораздо проще неделю назад, – сказал он. – Но даже и сейчас моя поездка может принести пользу. Уотсон, если вы ничем не заняты, я был бы очень рад съездить вместе с вами. Вызовите карету, Хопкинс, мы отправимся в Форрест-Роу через четверть часа.

Сойдя с поезда на маленькой станции, мы ехали еще несколько миль по перелескам, уцелевшим от того огромного дремучего бора, который некогда сдерживал вторжение саксов; этот неприступный край в течение шестидесяти лет служил бастионом Британии. Обширные участки его были вырублены, потому что здесь возникли первые в стране чугуноплавильные заводы, а для плавки руды понадобился лес. Теперь промышленность переместилась в более богатые районы Севера, и только эти поредевшие рощи и огромные борозды на земле напоминали о прошлом. В прогалине на зеленом склоне холма стоял длинный дом из необтесанного камня; к дому вела извилистая дорожка, мелькавшая среди полей. Ближе к дороге, окруженный с трех сторон кустами, находился маленький флигель, обращенный к нам окном и дверью. Здесь-то и произошло убийство.

Стэнли Хопкинс сначала повел нас в дом, где представил угрюмой седой женщине – вдове убитого. Изможденное лицо, глубокие морщины и полный ужаса взгляд запавших глаз с покрасневшими веками говорили о том, что она перенесла годы страданий и горьких обид. Ее дочь, бледная белокурая девушка, вызывающе сверкая глазами, заявила, что она радуется смерти отца и благословляет руку, нанесшую ему смертельный удар. Питер Кэри создал в доме страшную, удручающую обстановку, и нам стало легче, когда мы снова очутились на солнечном свете и пошли по тропинке, протоптанной через поле покойным капитаном.

Флигель оказался простейшей деревянной постройкой с легкой кровлей и двумя окнами; одно находилось подле двери, а другое в противоположной стене. Стэнли Хопкинс вынул ключ из кармана и нагнулся к замку; вдруг он остановился, и на его лице отразились напряженное внимание и удивление.

– Замок хотели взломать, – сказал я.

В этом не приходилось сомневаться. Дверь была поцарапана, и белые царапины отчетливо выделялись на краске, как будто их только что нанесли. Холмс осмотрел окно.

– И окно кто-то пробовал открыть, но не смог. Видно, неопытный взломщик.

– Это очень странно, – сказал инспектор. – Могу поклясться, что вчера вечером этих царапин не было.

– Может, приходил из деревни какой-нибудь любопытный? – предположил я.

– Нет, не похоже. Мало кто решится ступить на двор усадьбы, а уж взломать «каюту» – таких смельчаков нет. А вы что думаете, мистер Холмс?

– Я думаю, что нам повезло.

– Вы полагаете, этот человек придет снова?

– Очень возможно. Он попробовал открыть дверь крохотным перочинным ножом. Это не удалось. Что ему остается теперь?

– Вернуться следующей ночью с более подходящим инструментом.

– Правильно. Глупо будет, если мы не подкараулим его. А пока разрешите мне осмотреть «каюту» внутри.

Следы трагедии были уже уничтожены, но мебель в маленькой комнате все еще стояла так же, как и в ночь убийства. В течение двух часов Холмс с огромным вниманием осматривал поочередно каждый предмет, но по его лицу было видно, что поиски безуспешны. Только раз он прервал свое кропотливое исследование.

– Вы брали что-нибудь с этой полки, Хопкинс?

– Нет, я не трогал ничего.

– Здесь что-то взято: в этом углу полки пыли меньше. Возможно, тут лежала книга, а может быть, коробка… Пожалуй, больше мне здесь делать нечего. Пойдемте погуляем в этих чудесных рощах, Уотсон, полюбуемся на птиц и на цветы. Мы встретимся с вами здесь попозже, Хопкинс. Не удастся ли нам поближе познакомиться с джентльменом, который заходил сюда нынче ночью?

В двенадцатом часу ночи мы устроили засаду. Хопкинс хотел оставить дверь хижины открытой, но Холмс побоялся, что это спугнет незнакомца. Замок был настолько несложен, что его можно было открыть любым достаточно крепким ножом. Холмс предложил также, чтобы мы засели не внутри хижины, а снаружи, в кустах, которые росли под вторым окном. Таким образом, нам удалось бы проследить этого человека, если он зажжет свет, и разузнать цель его тайного ночного визита.

Наступило долгое, мучительное ожидание; нервная дрожь охватила нас. Так дрожит охотник, подстерегая у водопоя томимого жаждой зверя. Какой хищник подкрадется сюда из темноты? Лютый тигр, которого можно одолеть только в тяжкой борьбе с его сверкающими клыками и когтями, или трусливый шакал, опасный лишь для слабых и беззащитных?

В полном молчании мы притаились в кустах. Сначала до нас доносились шаги запоздалых прохожих и голоса из деревни, но мало-помалу эти звуки замерли. Наконец наступила полная тишина. Только бой часов на далекой церкви извещал нас о том, что время идет, да мелкий дождь шуршал и шептал в листве, которая служила нам кровом.

Пробило половину третьего: наступил самый темный предрассветный час. Внезапно мы вздрогнули, услышав тихий, но отчетливый скрип калитки. По дорожке кто-то шел. Снова наступила долгая тишина. Я уже подумал, что это ложная тревога, как вдруг за хижиной послышались осторожные шаги, а через мгновение – лязг и шум металла. Человек пытался взломать замок! На этот раз он действовал более умело или инструмент у него был получше – вскоре послышался треск, и дверные петли заскрипели. Затем чиркнула спичка, и в следующее мгновение ровный свет свечи озарил внутренность хижины. Сквозь тонкие занавески мы увидели все, что происходило внутри.

Ночной посетитель был худощавый, болезненного вида молодой человек. Черные усики оттеняли мертвенную бледность его лица. Ему, наверно, было немногим больше двадцати лет. Я еще ни разу не видел человека, находившегося в таком жалком состоянии: зубы у него стучали от страха, он дрожал всем телом. Одет он был как джентльмен: норфолкский жакет[114]114
  Норфолкский жакет – широкая однобортная куртка с поясом.


[Закрыть], короткие спортивные штаны, на голове суконная кепка. Мы видели, как он испуганно озирался по сторонам. Затем он поставил свечу на стол и исчез в одном из углов. Оттуда он возвратился с большой книгой – с одним из тех судовых журналов, целая кипа которых стояла на полке. Наклонившись над столом, он быстро перелистывал страницы, пока не наткнулся на запись, которую искал. Тогда он гневно ударил кулаком по журналу, поставил его на место и потушил свет.

Не успел он повернуться к выходу, как Хопкинс схватил его за воротник. Я услышал громкий крик ужаса: взломщик понял, что его поймали. Свечу снова зажгли. Несчастный пленник был в объятиях сыщика.

– Ну, милейший, – сказал Стэнли Хопкинс, – кто же вы такой и что вам здесь нужно?

Юноша овладел собой и старался казаться спокойным.

– Вы, наверно, сыщики? – спросил он. – И думаете, что я имею отношение к смерти капитана Питера Кэри? Уверяю вас, я к этому непричастен.

– Это будет видно, – сказал Хопкинс. – Прежде всего как вас зовут?

– Джон Хопли Нелиган.

Я заметил, как Холмс и Хопкинс обменялись взглядами.

– Что вы тут делаете?

– Могу я надеяться, что вы не выдадите моей тайны?

– Непременно выдадим. Еще бы!

– В таком случае какой же мне резон говорить?

– Если вы не скажете, вам плохо придется на суде.

Юноша содрогнулся.

– Ну что же, скажу, – промолвил он. – Почему бы и не сказать? Но как мне отвратительна мысль, что это старое позорное дело снова всплывет на поверхность! Вы когда-нибудь слышали о Даусоне и Нелигане?

По лицу Хопкинса я понял, что ему ничего не известно об этом, но Холмс встрепенулся и сказал:

– Вы имеете в виду владельцев Западного банка? Они обанкротились на миллион, разорили половину Корнуэллского графства, и Нелиган исчез.

– Совершенно верно. Нелиган – мой отец.

Наконец-то вскрылось нечто определенное. Но все же целая пропасть лежала между сбежавшим банкиром и капитаном Питером Кэри, которого пригвоздил к стене его же собственный гарпун. И мы внимательно продолжали слушать рассказ молодого человека.

– Это банкротство фактически коснулось только моего отца. Даусон удалился от дел раньше. Мне в то время исполнилось всего десять лет, но я был достаточно взрослый и чувствовал весь позор и ужас того, что случилось. Люди говорили, будто мой отец украл все ценные бумаги и сбежал. Это была неправда. Отец твердо верил, что если ему дадут время реализовать их, все обойдется и он полностью расплатится со всеми вкладчиками. Он отплыл в Норвегию на маленькой яхте как раз перед тем, как был отдан приказ об его аресте. Я помню последнюю ночь, когда он прощался с моей матерью. Он оставил нам опись тех ценных бумаг, которые взял с собой. Он клялся, что восстановит свое доброе имя и что ни один из его доверителей не пострадает. С тех пор мы больше не слыхали о нем. И яхта, и он исчезли. Мы с матерью были убеждены, что он покоится на дне морском. Есть у нас один верный друг, человек с деловыми связями, вот он-то недавно и узнал, что некоторые ценные бумаги, бывшие у отца, снова появились на Лондонском рынке. Можете себе представить наше изумление! Я потратил несколько месяцев на то, чтобы выяснить, откуда они взялись, испытал множество неудач и затруднений и наконец установил, что продавал их капитан Питер Кэри, владелец этой лачуги.

Естественно, я стал наводить справки о нем. Я узнал, что он командовал китобойным судном, которое возвращалось из полярных морей как раз в то время, когда мой отец следовал в Норвегию. Осень того года была ненастная, на море бушевали штормы. Отцовскую яхту, вероятно, отнесло на север, где ее и встретил корабль капитана Питера Кэри. Если это так, то куда же исчез мой отец? Во всяком случае, если бы Питер Кэри помог мне выяснить, как эти ценные бумаги попали на рынок, я доказал бы, что мой отец не продавал их и что он взял их с собой без всякой корыстной цели.

Я приехал в Суссекс повидать капитана, но как раз в это время он погиб страшной смертью. В протоколе следствия я прочитал описание его «каюты». Упоминалось, между прочим, что там старые судовые журналы его корабля. Мне пришло в голову, что если бы мне посчастливилось прочитать в одном из этих журналов, что происходило в августе 1883 года на борту «Морского единорога», я узнал бы загадочную судьбу моего отца. Прошлой ночью я попытался добраться до этих журналов, но не мог открыть дверь. Сегодня моя попытка была успешнее, но обнаружилось, что страницы, относящиеся к этому месяцу, вырваны. Тут-то вы меня и схватили.

– Это все? – спросил Хопкинс.

– Да, все. – Глаза юноши забегали при этих словах.

– Вам больше нечего сказать?

Он колебался.

– Нечего.

– Вы здесь не были до вчерашней ночи?

– Нет.

– А как же вы объясните вот это? – вскричал Хопкинс, протягивая ему злосчастную записную книжку с инициалами нашего пленника на первой странице и кровавым пятном на переплете.

Несчастный совсем пал духом. Он закрыл лицо руками и вновь задрожал.

– Откуда же вы взяли ее? – простонал он. – А я и не знал… Я думал, что потерял ее в отеле.

– Довольно! – сурово произнес Хопкинс. – Если вам есть еще что сказать, вы скажете на суде. А теперь вы пойдете со мной в полицию… Ну, мистер Холмс, я весьма признателен вам и вашему другу за то, что вы пришли сюда помочь мне. Как выяснилось, в вашем присутствии не было надобности. Я довел бы дело до конца и без вас, но тем не менее я вам очень благодарен. Для вас оставлены комнаты в отеле «Брэмбльтай», поэтому мы можем идти в деревню вместе.

– Ну, Уотсон, каково же ваше мнение обо всем этом? – спросил Холмс, когда на следующее утро мы ехали обратно.

– Я вижу, что вы не удовлетворены.

– О нет, мой дорогой Уотсон, я совершенно удовлетворен. Но в то же время не могу похвалить Стэнли Хопкинса. Его методы никуда не годятся. Я разочаровался в нем. Я ожидал от него большего. Всегда возможно второе решение задачи, и надо искать его. Это – первое правило уголовного следствия.

– Какое же здесь возможно второе решение?

– То, которое лежит в основе моего собственного расследования. Может статься, оно ничего и не даст. Я ничего не могу сказать, но пройду этот путь до конца.

На Бейкер-стрит Холмса ожидало несколько писем. Он схватил одно из них, вскрыл и торжествующе рассмеялся:

– Чудесно, Уотсон! Второе решение назревает. У вас есть телеграфные бланки? Напишите для меня парочку телеграмм: «Самнеру, пароходному агенту, Рэтклиффская дорога. Пришлите трех человек, отправка завтра десять утра. Бэзил». Это мое имя в тех кругах. Вторая: «Инспектору Стэнли Хопкинсу, Лорд-стрит, 46, Брикстон. Приезжайте завтра девять тридцать завтракать. Важно. Телеграфируйте, если не можете приехать. Шерлок Холмс». Так вот, Уотсон, эта чертовщина преследовала меня целых десять дней, теперь я хочу развязаться с ней. Завтра, надеюсь, мы покончим с этим делом – и уже навсегда.

Точно в указанный час появился инспектор Стэнли Хопкинс, и мы все уселись за великолепный завтрак, который приготовила миссис Хадсон. Молодой сыщик был в восторге от своей удачи.

– Так вы в самом деле уверены, что ваше объяснение правильно? – обратился к нему Холмс.

– Еще бы! Случай совершенно ясный.

– А по-моему, это дело еще не закончено.

– Вы удивляете меня, мистер Холмс! Чего же еще можно требовать?

– Разве ваше объяснение охватывает все стороны дела?

– Несомненно. Я узнал, что молодой Нелиган прибыл в отель «Брэмбльтай» в день, когда было совершено преступление. Он приехал якобы для игры в гольф. Его комната находилась на первом этаже, и он мог уйти, когда ему вздумается. В ту самую ночь он пошел в Вудменс-Ли, встретился в хижине с Питером Кэри, повздорил с ним и убил его гарпуном. Затем, ужаснувшись делом рук своих, он убежал из хижины и обронил записную книжку. Принес он ее потому, что хотел расспросить Питера Кэри насчет этих ценных бумаг. Вы, наверно, заметили, что некоторые из них в списке отмечены крестиками? Это те, что проданы на Лондонском рынке. Но большинство их, очевидно, находилось еще у Кэри. Молодой Нелиган, по его признанию, мечтал овладеть ими, чтобы выплатить долги отца. Некоторое время после бегства он не отваживался подходить к хижине, но наконец решился, чтобы раздобыть нужные ему сведения. Просто и ясно, не правда ли?

Холмс улыбнулся и покачал головой:

– Я вижу в вашей версии один недостаток, Хопкинс: она абсолютно неправдоподобна. Вы пробовали проткнуть гарпуном тело? Нет? Так вот, дорогой сэр, вам придется обратить особое внимание на эту деталь. Мой друг Уотсон мог бы рассказать вам, как я упражнялся в этом целое утро. Это не так-то легко, тут нужна сильная и натренированная рука. А удар капитану был нанесен с такой силой, что гарпун глубоко вонзился в стену, пройдя его тело насквозь. Можно ли предположить, что этот хилый юноша способен нанести такой страшный удар? И что он именно тот человек, который глубокой ночью пил ром с Черным Питером? И что именно его профиль видели на занавеске за два дня до того? Нет, нет, Хопкинс, придется нам поискать кое-кого пострашнее.

Во время речи Холмса лицо сыщика все больше и больше вытягивалось. Его расчеты и надежды рушились, но он не сдавался без борьбы.

– Вы не можете отрицать, мистер Холмс, что Нелиган был там в ту ночь. Явное доказательство этого – книжка. По-моему, для суда этих данных достаточно, пусть даже в них и есть, по-вашему, слабое место. А самое главное, мистер Холмс, что мой преступник уже задержан. А вашего «человека пострашнее» я что-то еще не вижу.

– Я склонен думать, что он сейчас поднимается по нашей лестнице, – спокойно ответил Холмс. – Мне кажется, Уотсон, вам лучше держать этот револьвер под рукой. – Холмс встал и положил исписанный лист бумаги на столик, стоявший поблизости. – Теперь мы готовы, – добавил он.

Послышались грубые голоса, а затем миссис Хадсон открыла дверь и сказала, что трое мужчин спрашивают капитана Бэзила.

– Впустите их по одному, – сказал Холмс.

Первым вошел маленький, круглый человечек с румяными щеками и пышными седыми бакенбардами. Холмс вытащил из кармана письмо.

– Ваше имя? – спросил он.

– Джеймс Ланкастер.

– Мне очень жаль, Ланкастер, но место уже занято. Вот вам полсоверена за беспокойство. Пройдите в ту комнату и подождите несколько минут.

Второй был высокий высохший человек с гладкими волосами и болезненным цветом лица. Его звали Хью Пэттино. Он также получил отказ, полсоверена и приказание ждать.

У третьего посетителя была примечательная внешность. Его свирепое, бульдожье лицо обросло взъерошенными волосами и бородой, а из-под жестких, густо нависших бровей сверкали смелые темные глаза. Он поздоровался и стоял в позе моряка, теребя в руках свою кепку.

– Ваше имя? – спросил Холмс.

– Патрик Кэрнс.

– Гарпунщик?

– Да, сэр. Двадцать шесть рейсов.

– Из Данди, кажется?

– Да, сэр.

– Согласны пойти с экспедиционным судном?

– Да, сэр. Жалованье?

– Восемь фунтов в месяц. Могли бы отправиться немедленно?

– Как только получу снаряжение.

– Бумаги при вас?

– Да, сэр.

Он вытащил из кармана связку потрепанных и засаленных документов. Холмс просмотрел их и возвратил ему.

– Как раз такой человек мне и нужен, – сказал он. – Вот контракт на этом столе. Подпишите его, и дело с концом.

Моряк вразвалку прошел по комнате и взялся за перо.

– Здесь подписать? – спросил он, нагнувшись к столу.

Холмс склонился над его плечом и протянул руки поверх его шеи.

– Теперь все в порядке, – сказал он.

Я услышал лязг стали и рев разъяренного быка. В ту же минуту Холмс и моряк, сцепившись, покатились по полу. Моряк обладал гигантской силой: даже в наручниках, которые Холмс так ловко надел ему на руки, он мог бы одолеть моего друга. Но мы с Хопкинсом бросились на помощь. И только когда холодное дуло револьвера прижалось к его виску, он наконец понял, что сопротивление бесполезно. Мы связали ему ноги веревкой и поднялись с полу, задыхаясь от борьбы.

– Я должен извиниться перед вами, Хопкинс, – сказал Шерлок Холмс, – яйца всмятку, боюсь, уже холодные. Но я думаю, такой успешный конец следствия придаст вам аппетит.

Стэнли Хопкинс онемел от изумления.

– Что тут скажешь, мистер Холмс! – наконец выпалил он, мучительно покраснев. – Видно, я с самого начала свалял дурака. Нельзя было ни на минуту забывать, что вы учитель, а я всего лишь ученик. Даже теперь, видя вашу работу, я все-таки ничего не понимаю. Как вы это проделали?

– Ладно, ладно, – добродушно сказал Холмс, – мы все учимся на своих ошибках. Вот теперь вы уже твердо запомните, что нельзя упускать из виду второе решение. Вы были так поглощены молодым Нелиганом, что даже не вспомнили о Патрике Кэрнсе. А ведь он-то и есть убийца Питера Кэри.

Хриплый голос моряка перебил его:

– Послушайте, мистер! Я не жалуюсь, что вы так грубо обошлись со мной, но надо все-таки называть вещи своими именами. Вы говорите: «Убийца Питера Кэри». А вот я заявляю, что был вынужден убить его. Это далеко не одно и то же. Может, вы не поверите? Может, вы думаете, я плету небылицы?

– Совсем нет, – ответил Холмс. – Мы охотно выслушаем все, что вы хотите сказать.

– Я буду говорить недолго, и, клянусь Богом, каждое мое слово – правда. Я знал Черного Питера, и, когда он взялся за нож, я схватил гарпун, потому что понимал, что только одному из нас быть в живых. Вот так он и умер. Может, это и называется убийством. Мне все равно, как умирать, только мне больше нравится испустить дух с веревкой на шее, чем с ножом Черного Питера в сердце.

– Как вы очутились в его доме? – спросил Холмс.

– Я расскажу все по порядку. Только дайте я сяду, так легче будет говорить. Эта история началась в августе 1883 года. Питер Кэри был хозяином «Морского единорога», а я у него – запасным гарпунщиком. Мы выбирались из торосистых льдов и шли домой. Встречный ветер трепал нас, а шторм не унимался целую неделю. Вдруг натыкаемся на маленькое суденышко: оно дрейфует на север. Всего экипажа один человек, да и тот не моряк. Остальные, бывшие на этом суденышке, решили, что оно пойдет ко дну, уселись в шлюпку и пошли к норвежскому берегу. И должно быть, все до одного потонули. Так вот, мы этого человека взяли к себе на судно. Они с капитаном долго толковали в каюте. Весь его багаж, принятый к нам на борт, состоял из одной жестяной коробки. Насколько мне известно, имени этого человека ни разу никто не назвал. На вторую же ночь он исчез, будто его и вовсе не бывало. Болтали, будто он или сам бросился в воду, или упал за борт – в ту ночь разыгралась сильная буря. Только один человек знал, что с ним случилось, – это был я. Потому что в глухую, темную ночь, за два дня до того, как мы миновали маяки Шетландских островов, я собственными глазами видел, как капитан схватил его за ноги и сбросил в море.

Я никому не сболтнул ни слова. Думал, посмотрю, что будет дальше. Пришли мы в Шотландию. Дела этого никто не поминал, да никто ни о чем и не спрашивал. Погиб человек случайно, и никому это не интересно. Вскоре Питер Кэри вышел в отставку, и только спустя много лет мне удалось узнать, где он поселился. Я сообразил, что он взял грех на душу ради той жестяной коробки. Ну, думаю, теперь он мне заплатит как следует, чтобы я держал язык за зубами.

От одного моряка, который встретил его в Лондоне, я узнал, что он живет здесь, и приехал, чтобы выжать из него кое-что. В первую ночь он держался благоразумно: пообещал мне такую сумму, что я на всю жизнь был бы избавлен от моря. Окончательно договориться мы должны были через две ночи. Я пришел. Вижу, он уже пьян и настроение у него самое гнусное. Мы сели, выпили, поговорили о старых временах. Чем больше он пил, тем меньше мне нравилось выражение его лица. Я заметил гарпун на стене; пожалуй, думаю, он мне понадобится. А того наконец прорвало: ухватил он большой складной нож и полез на меня, изрыгая слюну и ругань. Я по всему видел, что он готов на убийство. Но не успел он раскрыть нож, как я пригвоздил его гарпуном к стене. Боже, как он заревел! Его лицо до сих пор не дает мне уснуть… Кровь лилась ручьем, а я стоял и ждал. Но кругом было тихо, и я успокоился. Огляделся. Вижу: на полке жестяная коробка. У меня на нее такое же право, как у Питера Кэри, поэтому я взял ее и вышел из хижины. И сдуру забыл свой кисет на столе.

А теперь я расскажу вам самую диковинную часть этой истории. Только я выбрался на воздух, как вдруг слышу чьи-то шаги. Я засел в кустах. Смотрю, к хижине пробирается человек. Вошел в нее, закричал как полоумный и пустился бежать со всех ног, пока не пропал из виду. А я всех перехитрил: прошагал десять миль пешком, в Танбридж-Уэлсе сел на поезд и приехал в Лондон.

Когда я раскрыл коробку, оказалось, в ней нет ни гроша. Ничего там не было, кроме бумаг, которые я не решился продать. Я потерял власть над Черным Питером и очутился на мели в Лондоне без единого шиллинга. У меня оставалось только мое ремесло. Я увидел эти объявления о гарпунщиках и большом жалованье и отправился к морским агентам, а они послали меня сюда. Вот все, что мне известно. И хоть я прикончил Черного Питера, но правосудие должно благодарить меня: я сэкономил правительству расход на пеньковую веревку.

– Весьма убедительные показания, – сказал Холмс, вставая и закуривая трубку. – Я думаю, Хопкинс, нам следует, не теряя времени, препроводить арестованного в более надежное место. Эта комната не совсем пригодна под камеру, а мистер Патрик Кэрнс занимает слишком много места на нашем ковре.

– Не знаю, как и благодарить вас, мистер Холмс, – сказал Хопкинс. – До сих пор я не понимаю, как вы достигли такого успеха.

– Просто я с самого начала ухватился за верную нить. Знай я раньше о записной книжке, она, может быть, так же сбила бы меня с толку, как и вас. Но все, что я слышал об этом деле, вело только в одном направлении. Огромная силища, умение пользоваться гарпуном, бутылка рома, кисет из тюленьей кожи с крепким табаком – все это указывало на моряка, причем на китобоя. Я был убежден, что инициалы «П. К.» – простое совпадение. Кисет не принадлежал Питеру Кэри, потому что тот редко курил и в его «каюте» не нашли трубки. Вы помните, я спрашивал, были ли в «каюте» виски и коньяк. Вы ответили, что были. Но кто, кроме моряка, станет пить ром, когда под рукой есть коньяк или виски? Да, я был уверен, что это моряк.

– А как вы отыскали его?

– Мой дорогой сэр, ведь это же очень просто. Моряк мог быть только из числа тех, что плавали вместе с Кэри на «Морском единороге». Насколько мне было известно, капитан на другом судне не плавал. Я затратил три дня на телеграммы в Данди, чтобы установить имена команды «Морского единорога» в 1883 году. Когда я узнал, что в числе гарпунщиков был Патрик Кэрнс, мои расследования почти закончились. Я считал, что этот человек находится, вероятно, в Лондоне и не прочь на некоторое время покинуть Англию. Поэтому я провел несколько дней в Ист-Энде, выдумал арктическую экспедицию, предложил заманчивые условия для гарпунщиков, которые будут служить под командой капитана Бэзила, – и вот результат.

– Замечательно! – воскликнул Хопкинс. – Просто замечательно!

– Вы должны как можно скорее добиться освобождения молодого Нелигана, – сказал Холмс. – Думаю, вам следует извиниться перед ним. Жестяную коробку надо ему возвратить, но, конечно, те ценные бумаги, что проданы Питером Кэри, уже пропали навсегда… Вот и кеб, Хопкинс, вы можете увезти этого человека. Если мое присутствие понадобится на суде, дайте нам знать в Норвегию. Точный адрес я сообщу вам позже.