Текст книги "Сквозь волшебную дверь. Мистические рассказы (сборник)"

Из всех вопросов, которые привлекали меня, больше всего времени я потратил на те, которые имели отношение к природе жизни. Я хотел познать сам принцип жизни. Цель медицины – искоренять болезни, когда они случаются. Я же решил, что смогу изобрести способ настолько укрепить тело, что никакие болезни и смерть будут ему не страшны. Объяснять суть моих исследований бесполезно – вы все равно их не поймете. Частично они проводились на животных, частично на рабах, кое-что я пробовал на самом себе. Я только скажу, что моей целью было создать вещество, которое, если ввести его в кровь, сделало бы тело неподвластным влиянию времени, травмам или болезням. И мне это удалось. Конечно же, это вещество не давало бессмертия, но действие его могло длиться тысячелетиями. Сначала я испробовал его на кошке. Потом я давал ей самые смертельные яды, но это существо до сих пор живет где-то в Нижнем Египте. В этом нет ничего магического или таинственного, я просто совершил химическое открытие, которое вполне может быть сделано снова.

Больше всего любят жизнь молодые. Мне показалось, что, найдя способ навсегда избавиться от боли и отдалить смерть на такое расстояние, я сделаю людей счастливыми. С легким сердцем я ввел себе в вену это проклятое вещество и стал думать, кого еще можно осчастливить. Я знал одного молодого жреца Тота по имени Пармес. Честностью и преданностью науке он заслужил мою благосклонность. Ему я раскрыл свою тайну и по его просьбе впрыснул эликсир. Теперь, думал я, рядом со мной всегда будет друг такого же возраста, как и я.

После этого важного открытия я стал уделять работе несколько меньше времени, но Пармес продолжил свои научные исследования с удвоенной силой. Каждый день, приходя в храм Тота, я заставал его со склянками рядом с перегонным аппаратом, но о своих успехах мне он почти не рассказывал. Помню, какое удовольствие доставляло мне гулять по городу и понимать, как все, что я вижу, умрет, и только я останусь. Люди склонялись предо мной, потому что слава о моей учености не знала границ.

В то время шла война. Великий царь послал своих воинов на восточную границу, чтобы отбить войско гиксосов{487}487
  …гиксосов. – Гиксосы – кочевые азиатские племена, ок. 1700 г. до н. э. захватившие Египет; основали свою столицу – Аварис; в начале XVI в. до н. э. господство гиксосов было ликвидировано египтянами.


[Закрыть]. В Аварис прибыл новый правитель на тот случай, если придется защищать город от врагов. Я и раньше много слышал о красоте его дочери, но однажды, гуляя с Пармесом, мы увидели ее. Рабы несли ее паланкин{488}488
  …паланкин… – См. т. 8 наст. изд., комментарий на с. 359.


[Закрыть] на плечах. Меня словно поразило молнией, я полюбил ее с первого взгляда. Сердце мое готово было вырваться из груди и полететь к ней. Я мог бы броситься под ноги ее рабам. Эта женщина была создана для меня. Жизнь без нее не имела смысла. Я поклялся головой Гора{489}489
  …Гора… – См. т. 9 наст. изд., комментарий на с. 442.


[Закрыть], что она станет моей. Клятву я принес жрецу Тота, но он отвернулся, и лицо его стало мрачнее самой темной тучи.

Нет нужды рассказывать, как я добивался ее. Она полюбила меня так же сильно, как я любил ее. Я узнал, что Пармес познакомился с ней раньше меня и тоже полюбил ее, чего не стал скрывать, но я лишь смеялся над его чувством, так как знал, что ее сердце отдано мне. В город пришла эпидемия белой чумы. Многие заболели, но мне зараза была не страшна, я шел к больным и лечил их. Она только удивлялась моей храбрости. Потом я посвятил ее в свою тайну и стал умолять позволить мне защитить ее с помощью своего искусства.

– Твой цветок никогда не увянет, Атма, – убеждал ее я. – Все пройдет, а ты, я и наша любовь переживем пирамиду Хефрена{490}490
  …переживем пирамиду Хефрена. – Пирамида Хефрена (Хафры) – вторая по величине (после пирамиды Хеопса) древнеегипеская пирамида; расположена рядом с Великим Сфинксом и пирамидой Хеопса; построена в середине XXVI в. до н. э.; высота – 143,5 м (первоначально; сейчас – 136,4 м).


[Закрыть].

Но она мягко возражала:

– Разве это правильно? Разве этого хотят боги? Если бы великий Осирис хотел, чтобы жизнь наша была такой долгой, он бы сам продлил наши годы.

Нежными словами любви мне удалось победить ее сомнения, и все же она колебалась. Это слишком важный вопрос, говорила она. Она попросила дать ей одну ночь на раздумья, и утром я должен был узнать ее решение. Что такое одна ночь? Мне пришлось согласиться. Она хотела помолиться Исиде{491}491
  …Исиде… – См. т. 9 наст. изд., комментарий на с. 442.


[Закрыть] и спросить у нее совета.

С тяжелым сердцем и нехорошим предчувствием я оставил ее в окружении служанок. Утром, сразу после первых жертвоприношений, я поспешил к ней. На ступенях ее дворца меня встретила испуганная рабыня. Хозяйка заболела, сказала она, сильно заболела. В исступлении я бросился в дом, пробился сквозь ряд стражников и побежал по коридорам к палатам моей Атмы. Она лежала на кровати, голова ее покоилась на высокой подушке. Лицо у нее было бледнее мела, глаза затуманились. На лбу горело яркое багровое пятнышко. Страшный знак был мне слишком хорошо знаком. Это была метка белой чумы, печать смерти.

Не хочу много говорить о том ужасном времени. Много месяцев я сходил с ума, метался, словно в горячке, бредил, но умереть не мог. Пилигрим в пустыне так не жаждет свежей прохладной воды, как я жаждал смерти. Если бы яд или сталь могли укоротить нить моего существования, я очень скоро воссоединился бы со своей любимой в стране, путь в которую лежит через такую узкую дверь. Я попытался, но безуспешно. Проклятое снадобье слишком сильно на меня подействовало. Однажды ночью, когда я, разбитый и несчастный, пытался заснуть, в мою палату вошел Пармес, жрец Тота. С горящей лампой в руке он подошел ко мне. Глаза его сияли от безумной радости.

– Почему ты позволил ей умереть? – спросил он. – Почему не сделал ее сильнее так, как сделал сильнее меня?

– Я не успел, – ответил я. – Но я забыл, ты ведь тоже любил ее. Значит, мы – друзья по несчастью. Как ужасно, что пройдут века, прежде чем мы снова увидим ее. Какие же мы глупцы, что сделали смерть своим врагом!

– Ты хорошо сказал, – дико засмеялся он. – Только называй глупцом себя, а не меня.

– Что ты говоришь? – воскликнул я и приподнялся, опершись на локоть. – Друг, горе повредило твой разум!

Лицо его горело от радости, он корчился и трясся, словно в него вселился бес.

– Знаешь, куда я иду? – спросил он.

– Нет, – ответил я. – Откуда мне это знать?

– Я иду к ней, – сказал он. – Она забальзамирована и лежит в дальней могиле за городской стеной, рядом с двумя пальмами.

– Зачем ты идешь туда? – спросил я.

– Чтобы умереть! – истошно закричал он. – Умереть! Я уже не связан земными узами.

– Но в твоей крови эликсир! – воскликнул я.

– Я могу преодолеть его силу, – сказал он. – Я открыл новый состав, который уничтожит его. Он уже течет по моим жилам, и через час я умру. Я попаду к ней, а ты останешься здесь.

Глядя на него, я видел, что он говорит правду. Свет в его глазах указывал на то, что он действительно уже не находится во власти эликсира.

– Ты научишь меня, как изготовить этот состав! – вскричал я.

– Никогда! – ответил он.

– Умоляю мудростью Тота, величием Анубиса!{492}492
  …Анубиса! – Анубис – в древнеегипетской мифологии бог – покровитель мертвых, а также некрополей, погребальных отрядов и бальзамирования; изображался в облике волка, шакала или человека с головой шакала.


[Закрыть]

– Бесполезно, – холодно произнес он.

– Тогда я сам открою это средство! – воскликнул я.

– Не сможешь. Я совершил это открытие случайно. Для средства нужен один компонент, который никогда не попадет тебе в руки. Лишь в кольце Тота есть это вещество, и больше нигде.

– В кольце Тота! – повторил я. – Где же это кольцо?

– Этого ты тоже никогда не узнаешь, – ответил он. – Тебе досталась ее любовь, но кто оказался в выигрыше? Я оставляю тебя одного в этой мерзкой жизни. Мои цепи разбиты. Я должен идти. – Он развернулся и быстро ушел. Наутро пришло известие о том, что жрец Тота умер.

После этого дни напролет я был занят одним: пытался воссоздать яд, который окажется сильнее эликсира. С самого раннего утра и до полуночи я сидел с пробирками и горелкой. Главное, я собрал папирусы и химические сосуды жреца Тота. Увы! Мне это почти не помогло. Отдельные намеки, фразы, слова вселяли в меня надежду, но из этого так ничего и не вышло. И все же я продолжал работу. Из месяца в месяц. Когда руки у меня опускались, я шел к могиле у пальм.

Там, стоя у гробницы, в которой покоилась прекрасная шкатулка, оставшаяся без драгоценного содержимого, я чувствовал ее присутствие, шептал ей, что, если только человеческий разум способен решить эту загадку, я это сделаю и присоединюсь к ней.

Пармес упоминал, что открытие его связано с кольцом Тота. Я однажды видел эту безделушку. Это был большой и массивный перстень, изготовленный не из золота, а из более редкого и тяжелого металла, добываемого в рудниках на горе Харбал. Вы называете его платина. Я помнил, что в этот перстень был вделан прозрачный камень, полый внутри. В нем можно было спрятать несколько капель. Тайна Пармеса не могла быть связана с металлом, потому что в храме было много колец, изготовленных из платины. Значит ли это, что он спрятал свой драгоценный яд внутри камня? Едва я пришел к этому выводу, как, просматривая его записи, наткнулся на ту, которая подтверждала мою догадку и свидетельствовала о том, что внутри еще осталась какая-то жидкость.

Но как отыскать перстень? Когда у бальзамировщика жреца раздели, этого кольца при нем не было. Среди личных вещей Пармеса его тоже не оказалось. Тщетно я обыскивал каждый зал, куда он когда-либо входил, каждую коробку, каждую вазу, каждого его раба. Я просеял песок в тех местах пустыни, где он имел обыкновение гулять, но, как я ни старался, никаких следов кольца Тота не обнаружилось. Но, я уверен, мое упорство преодолело бы все преграды, если бы не случилось непредвиденное… Если бы не произошла беда.

Великая война с гиксосами продолжалась, военачальники великого царя были окружены в пустыне вместе с лучниками и конницей. Пастушьи племена шли на нас, как саранча в засушливое лето. От безжизненной пустыни Шур до большого соленого озера днем лилась кровь, а по ночам горели пожары. Аварис был главным бастионом Египта, но мы не сумели сдержать натиск свирепых дикарей. Город пал. Правителя и всех воинов предали мечу, а меня и многих других захватили в плен.

Много долгих лет я пас скот на великих равнинах у берегов Евфрата. Хозяин мой умер, вырос его сын, а я был все так же далек от смерти. Наконец мне удалось бежать, и я на верблюде отправился обратно в Египет. Гиксосы осели на завоеванной земле, теперь там правил их царь. Аварис был разрушен и сожжен, от главного храма не осталось ничего, кроме уродливого холма. Все гробницы были разграблены, великие памятники уничтожены. От гробницы моей Атмы не осталось и следа. Ее поглотили пески, две пальмы, которые служили указателем этого места, давно исчезли. Записи Пармеса и все, что находилось в храме Тота, либо погибло, либо разнеслось по бескрайним пустыням Сирии. Бесполезно было пытаться их отыскать.

С того дня я оставил надежду когда-либо найти кольцо или открыть тайну яда. Я стал просто жить и ждать, терпеливо ждать, когда воздействие эликсира закончится само по себе. Разве вы, живущие лишь краткий миг между колыбелью и могилой, можете понять, какая страшная вещь – время? Но я познал это на своем опыте. Река истории несет меня от самого истока. Я был стар, когда пал Илион{493}493
  …когда пал Илион. – Илион – другое название Трои. Имеется в виду описанная в гомеровской «Илиаде» и в других источниках Троянская война – между Троей и греками с их союзниками, – проходившая приблизительно в 1193—1183 гг. до н. э. и закончившаяся поражением Трои.


[Закрыть]. Я был очень стар, когда Геродот прибыл в Мемфис{494}494
  …когда Геродот прибыл в Мемфис. – До того, как около 446 г. до н. э. поселиться в Афинах, родившийся в малоазийском городе Галикарнасс Геродот (см. комментарий на с. 382) долгое время путешествовал, объездив Вавилон, Ассирию, Египет, Малую Азию, Северное Причерноморье, Балканский полуостров и т. д.


[Закрыть]. Годы тяготили меня, когда на землю пришло христианство, но и сейчас, как видите, я выгляжу так же, как остальные люди – проклятый эликсир все еще живит мою кровь и защищает от того, чего я больше всего жажду. Но сегодня наконец-то, наконец-то все это прекратится.

Я объездил весь мир, я жил среди всех народов. Нет такого языка, который не был бы мне знакóм. Я выучил их все, чтобы скоротать время. Думаю, вы и сами понимаете, как медленно сменялись эпохи. Бесконечно долгое зарождение современной цивилизации, унылые средние века, темное время варварства. Они все у меня за плечами. Ни одну женщину я больше не любил. Атма знает, что я остался ей верен.

У меня есть привычка читать все, что ученые пишут о Древнем Египте. Я бывал богат, бывал и беден, но всегда находил деньги покупать книги на эту тему. Около девяти месяцев назад в Сан-Франциско мне на глаза попалась статья о недавних находках, сделанных близ Авариса. Когда я это прочитал, сердце затрепетало у меня в груди. В этой статье рассказывалось, что археологи недавно откопали там несколько захоронений, и в одном из них была найдена нераскрытая мумия, на саркофаге которой было написано, что это тело дочери правителя города, жившей при Тутмосе. К тому же там было сказано, что внутри саркофага нашли большое платиновое кольцо с прозрачным камнем, оно лежало на груди забальзамированной женщины. Значит, вот где Пармес спрятал кольцо Тота. О, конечно же, он не сомневался, что там оно будет в безопасности, потому что ни один египтянин не стал бы снимать крышку саркофага дорогого ему человека, чтобы не навлечь проклятия на свою душу.

В тот же день я покинул Сан-Франциско и через несколько недель снова оказался в Аварисе, если несколько песчаных холмов да остатки стен можно назвать именем великого города. Первым делом я пошел к французам, которые проводили раскопки, и спросил про кольцо. Они ответили, что и сама мумия, и кольцо были отправлены в Булакский музей в Каире{495}495
  …Булакский музей в Каире. – Булак – гавань Каира, в настоящее время один из районов этого города, – первое местонахождение (1858—1891) Египетского национального музей с богатейшим собранием памятников искусства и культуры Древнего Египта.


[Закрыть]. Я направился в Булак, но там узнал, что бей Мариет отправил их в Лувр. Тогда я поехал за ними следом и вот в египетском зале, спустя почти тысячи лет, я наконец увидел останки моей Атмы и нашел кольцо, которое так долго искал.

Но как было до них добраться? Как заполучить? Оказалось, что музею был нужен смотритель. Я пошел к директору, убедил его, что много знаю о Египте. Правда, слегка перестарался: он заметил, что мне больше подошло бы профессорское кресло, чем подсобка в музее и что я знаю больше, чем он сам. Пришлось мне специально наговорить всякой чепухи, наделать ошибок, чтобы он решил, будто переоценил мои познания, иначе я не получил бы возможности привезти сюда свои вещи. Это моя первая и последняя ночь здесь.

Вот моя история, мистер Ванситтарт Смит. Думаю, вам теперь все понятно. Как ни странно, вы именно в эту ночь оказались здесь и увидели лицо женщины, которую я любил в те далекие дни. В витрине было много перстней с камнями, но, чтобы найти именно тот, что нужен мне, пришлось определять, какой из них сделан из платины. Одного взгляда на камень мне хватило, чтобы понять, что внутри действительно находится жидкость и что я наконец смогу побороть свое проклятое здоровье, которое для меня хуже, чем самая страшная болезнь. Мне больше нечего вам сказать. Я облегчил душу. Можете рассказывать обо мне или сохранить мой рассказ в тайне, поступайте, как хотите. Я должен для вас что-то сделать, потому что из-за меня вы могли сегодня лишиться жизни, ведь я был отчаянным человеком и готов был пойти на все, чтобы добиться своего. Если бы я увидел вас до того, как совершил то, что задумал, я бы сделал так, что вы не смогли бы помешать мне, или поднять тревогу. Вот дверь, она ведет на Рю-де-Риволи. Прощайте!

Выходя, англичанин обернулся. В узком дверном проеме стоял худой высокий египтянин Сосра. В следующий миг дверь захлопнулась, лязгнул засов, и все вокруг окутала ночная тишина.

На второй день после возвращении в Лондон мистер Джон Ванситтарт Смит, перелистывая последний номер «Таймс», наткнулся на следующую короткую заметку от парижского корреспондента:

«НЕОБЫЧНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ В ЛУВРЕ

Вчера утром в главном египетском зале была сделана странная находка. Ouvriers[59]59
  Подсобные рабочие (фр.).


[Закрыть], которые утром убирают в залах, обнаружили труп одного из смотрителей музея. Он лежал на полу, обнимая мумию, и объятия его были столь крепки, что оторвать их друг от друга удалось лишь с большим трудом. Одна из витрин, в которой хранилось собрание ценных колец, была вскрыта, ее содержимое находилось в беспорядке. Власти полагают, что служитель собирался выкрасть мумию, чтобы продать ее в какую-то частную коллекцию, но в момент совершения кражи его поразил старый недуг сердца. Об этом человеке нам удалось узнать лишь то, что возраст его неизвестен, он отличался довольно странным поведением, и у него не оказалось родных, которые могли бы оплакать его трагическую и безвременную кончину».

De Profundis[60]60
  Из глубины (лат.).


[Закрыть]

До тех пор, пока океаны будут связывать воедино раскинувшуюся по всему свету великую Британскую империю, наши сердца будут овеяны романтикой. Поскольку огромные водные просторы волнуют наши души, так же как Луна вызывает приливы и отливы, и дороги из одного конца империи в другой проходят по поразительным местам, наполненным удивительными звуками и неведомыми опасностями, странствие по ним не оставит следа в сердце разве что очень сухого человека. Британия со всех сторон окружена трехмильной полосой водного пространства, но она распростерлась далеко за их пределы, потому что новые земли она покоряла не огнем и мечом, а молотом, ткацким станком и киркой. История учит нас, что ни один король, ни одна армия не в силах преградить путь человеку, у которого в кармане два пенса и который знает, как превратить их в три, и решил этого добиться. С расширением границ Британии раздвигались и горизонты ее мышления, пока человечество наконец не поняло, что у этого острова амбиции континентального масштаба, а континент мыслит по-островному.

Однако ничего не дается бесплатно, и мы платим страшную цену. Мифическому чудовищу каждый год нужно было приносить в жертву одну юную человеческую жизнь, мы же изо дня в день жертвуем своей империи цвет нашей молодежи. Эта мощная машина огромна и простирается на весь мир, но единственное, что может привести ее в действие, – жизни молодых британцев. Зайдите в любой из мрачных старинных храмов, оглянитесь по сторонам, на стенах вы увидите медные доски со странными названиями, названиями, которых люди, возводившие эти стены, никогда и не слышали, ибо в Пешаваре и Амбале, Корти и Форт-Пирсоне умирают наши юноши{496}496
  …в Пешаваре, Амбале, ‹…› Форт-Пирсоне умирают наши юноши. – Речь идет о британских колониальных войнах: второй англо-афганской (см. т. 1 наст. изд., комментарий на с. 387 – и там же значение «Пешавар»), восстании сипаев (см. т. 3 наст. изд., комментарий на с. 432; Амбала (Амбалла) – город на севере Индии, где находились главные военные силы англичан в начале восстания) и англо-зулусской войне 1879 г. в Южной Африке.


[Закрыть], оставляя после себя лишь славную память да медные доски. Но если каждому погибшему возвести обелиск в том месте, где он пал, уже не нужно будет обозначать границы, ибо кордон из британских могил будет указывать на то, как далеко докатилась англо-кельтская волна.

И это, как и воды, соединяющие нас с остальным миром, тоже вселяет в наши сердца тягу к романтике. Ибо, когда у столь многих людей их любимые находятся где-то далеко за морями, под пулями горцев или среди малярийных болот, где смерть приходит неожиданно, а родина далеко, начинается общение, для которого не нужны слова, для которого не имеют значения расстояния, и происходят удивительные случаи, когда, благодаря сну, предчувствию или видению, мать узнает о смерти сына и успевает оплакать его еще до того, как приходит официальное известие о его гибели. Лишь недавно люди науки взялись изучать этот феномен и даже дали ему название, но что мы можем знать о нем, кроме того что несчастная душа, оказавшаяся в беде, может в мгновение ока перенести через десяток тысяч миль изображение своего страдания другой родственной душе? Я не стану отрицать, что в нас заложена такая способность, поскольку последнее, что сможет познать человеческий мозг, – это его собственные способности. И все же нужно быть очень осторожными с подобными вещами, поскольку мне известен по крайней мере один случай, когда то, что никоим образом не выходило за пределы законов природы, было принято за нечто совершенно сверхъестественное.

Джон Ванситтарт был младшим партнером фирмы «Хадсон энд Ванситтарт», которая занималась поставками кофе с Цейлона. По происхождению он на три четверти был голландцем, однако искренне любил все английское. Много лет я представлял его интересы в Лондоне, и когда в 1872-м он на три месяца приехал в Англию, чтобы отдохнуть, именно ко мне он обратился за рекомендациями, которые позволили бы ему повидать английские города и веси. Из моего кабинета он вышел снабженный семью письмами, и потом несколько недель из разных уголков страны я время от времени получал записки, из которых узнавал, как замечательно он ладит с моими друзьями. Потом до меня дошел слух о его помолвке с Эмили Лоусон, представительницей младшей ветви херефордширских{497}497
  …херефордширских… – Херефордшир – графство на западе Англии.


[Закрыть] Лоусонов, и почти сразу после этого пришла весть об их женитьбе, ибо ухаживания путешественника не могут быть долгими, и уже близился тот день, когда ему нужно было отправляться в обратный путь. На принадлежащем фирме тысячетонном трехмачтовом барке{498}498
  …барке… – См. т. 5 наст. изд., комментарий на с. 387.


[Закрыть] они должны были вместе вернуться в Коломбо{499}499
  …Коломбо… – В описываемое время – административный центр британской колонии Цейлон; с 1948 г. – столица государства Цейлон, в 1972—1985 гг. – Республики Шри-Ланка; порт.


[Закрыть], и это плавание, в котором приятное соединялось с необходимым, обещало стать для них чудесным свадебным путешествием.

Для плантаторов, выращивающих на Цейлоне кофе, то были золотые дни, еще до того, как буквально за один сезон гнилостный грибок обрек всю общину на годы отчаяния, дни, которые закончились одной из величайших коммерческих побед, когда-либо одерживаемых мужеством и находчивостью человека. Не часто ведь случается так, чтобы людям после краха целой индустрии удавалось создать новую, не менее прибыльную. Теперь чайные плантации являются таким же памятником человеческой отваге, как Лев Ватерлоо{500}500
  …Лев Ватерлоо. – Мемориальный памятник близ Ватерлоо – статуя льва, обращенная в сторону Франции; установлена королем Нидерландов в честь своего сына, принца Оранского, раненного в битве.


[Закрыть]. Однако в 1872-м небо еще было чистым и надежды плантаторов были столь же велики и прекрасны, как склоны холмов, с которых они снимали урожаи. Ванситтарт вернулся в Лондон с молодой женой-красавицей. Я был представлен, мы пообедали вместе, и, поскольку дела и меня звали на Цейлон, было решено, что я поплыву вместе с ними на «Восточной звезде», отплытие которой намечалось на следующий понедельник.

Со своим партнером я увиделся снова в воскресенье вечером. Около девяти часов его провели в мою комнату, и с первого взгляда я заметил, что он не в духе и чем-то взволнован. Рука, которую он протянул мне для приветствия, оказалась горячей и сухой.

– Аткинсон, не могли бы вы дать мне лимонного сока и воды, – попросил он. – Чертовски хочется пить, к тому же, чем больше я пью, тем больше хочется.

Я позвонил и попросил слугу принести графин и стаканы.

– Вы весь горите, – заметил я. – И вообще неважно выглядите.

– Да, что-то мне нездоровится. Поясница разболелась, аппетит пропал. Это все Лондон – не привык я дышать воздухом, которым до тебя уже дышали четыре миллиона людей. – Он помахал перед лицом руками, как будто действительно задыхался.

– Ничего, море скоро поставит вас на ноги.

– Да, тут я с вами согласен. Это именно то, что мне нужно. Для меня это лучший врач. Если завтра я не выйду в море, я заболею, это точно. – Джон Ванситтарт выпил стакан лимонного сока и потер костяшками пальцев поясницу. – Мне это помогает, – сказал он и посмотрел на меня затуманенными глазами. – Мне нужна ваша помощь, Аткинсон, потому что я не знаю, как мне быть.

– А что случилось?

– Теща заболела, она прислала нам телеграмму и попросила приехать. Но я не смогу к ней вырваться… Вы же знаете, сколько у меня дел, поэтому жене пришлось ехать одной. А теперь я получил еще одну телеграмму, на этот раз от жены, она сообщает, что завтра не сможет приехать, но присоединится ко мне в Фалмуте{501}501
  …в Фалмуте… – См. т. 3 наст. изд., комментарий на с. 437.


[Закрыть] в среду. Вы знаете, что «Восточная звезда» туда заходит, хотя, если честно, я, Аткинсон, считаю, что жестоко заставлять человека верить в сказки и проклинать его, если он на это не способен. Заметьте, именно проклинать, не меньше. – Он чуть подался вперед и засопел, словно собирался разрыдаться.

Тут мне впервые вспомнились рассказы о том, что на острове много пьют, и я подумал, что причиной странных слов и горячих ладоней является бренди. Пылающие щеки, поволока в глазах – явные признаки сильного опьянения. Печально было видеть такого достойного молодого человека в плену самой пагубной из привычек.

– Вам нужно полежать, – строго произнес я.

Он зажмурился, потом поморгал, как делают люди спросонья и несколько удивленно посмотрел на меня.

– Так и сделаю, – сказал он вполне трезвым голосом. – Что-то мне не по себе стало, но ничего, уже все прошло. О чем это я? Ах, да, о жене. Она сядет на судно в Фалмуте. Я же хочу плыть морем, потому что чувствую, что от этого зависит мое здоровье. Мне нужно подышать свежим морским воздухом, чтобы прийти в себя. Я прошу вас как друга, поезжайте в Фалмут поездом, я не хочу, чтобы жена, если мы вдруг опоздаем, оставалась там совсем одна. Остановитесь в гостинице «Ройял», а я телеграфирую ей, что вы ее там ждете. Ее привезет сестра, так что никаких сложностей возникнуть не должно.

– Конечно же, с удовольствием, – ответил я. – Честно говоря, я даже рад, что прокачусь на поезде, потому что по дороге в Коломбо наплаваться мы еще успеем. Мне тоже кажется, что вам нужно освежиться. А пока на вашем месте я бы пошел домой и хорошенько выспался.

– Да-да, так и сделаю. Сегодня я буду спать на борту, – продолжил он, и глаза его снова начали затуманиваться. – Я уже несколько ночей не могу нормально выспаться. Меня все мучают телологи… то есть теололого… подождите. – Наконец, собравшись с мыслями: – теолологические сомнения. Ну, знаете, почему Всемогущий создал нас так, что у нас болят поясницы, кружатся головы… Но, может, сегодня в конце концов удастся выспаться. – Он встал, покачнулся и схватился за спинку кресла.

– Послушайте, Ванситтарт, – сказал я, подошел к нему и с серьезным видом положил руку ему на плечо. – Я найду вам постель, можете остаться у меня. В таком состоянии вам нельзя выходить. Вы совсем плохо выглядите… Не иначе, напитки смешивали.

– Напитки? – повторил он и посмотрел на меня совершенно пустыми глазами.

– Раньше спиртное на вас так не действовало.

– Честное слово, Аткинсон, у меня уже два дня и капли спиртного во рту не было. Дело не в выпивке. Я не знаю, что это. Вы решили, что я пьян? – Он взял пылающей рукой мою ладонь и провел ею по своему лбу.

– О Боже! – воскликнул я.

Его кожа на ощупь напоминала тонкий бархат, под которым лежит плотный слой мелкой дроби. При простом прикосновении она казалась гладкой, но, если провести по ней пальцем, чувствовалось, что она бугристая, как терка для мускатных орехов.

– Ничего страшного, – увидев мое удивление, улыбнулся он. – Когда-то я болел тропической потницей, так у меня было почти то же самое.

– Но это вовсе не потница!

– Нет. Это Лондон. Плохой воздух. Но завтра со мной все будет в порядке. На борту есть врач, так что я буду в надежных руках. Ну, мне пора.

– Никуда вы не пойдете! – Я усадил его обратно в кресло. – Это уже не шутки. Останетесь здесь, пока вас не осмотрит доктор. Никуда не уходите.

Схватив шляпу, я бросился к знакомому врачу, который жил по соседству, и скоро вернулся вместе с ним, но комната моя была пуста. Ванситтарт ушел. Я вызвал слугу, и тот рассказал, что мой гость сразу после моего ухода попросил вызвать кеб и уехал. Кебмену он велел ехать к докам.

– Джентльмен не казался больным?

– Больным? – слуга улыбнулся. – Нет, сэр, он распевал песни.

Однако все это было совсем не так весело, как казалось моему слуге. Но я решил, что раз Ванситтарт отправился прямо на «Восточную звезду», и коль там имеется свой врач, особого повода для беспокойства нет. И все же, вспоминая его жажду, горящие ладони, замутненные глаза, сбивчивую речь и бугристую кожу, спать я лег с тяжелым сердцем.

На следующий день в одиннадцать часов я был в доках, но «Восточная звезда» уже ушла вниз по реке и была рядом с Грейвсендом{502}502
  …с Грейвсендом. – См. т. 5 наст. изд., примечание на с. 370.


[Закрыть]. Я сел на поезд и отправился в Грейвсенд, но успел увидеть лишь верхушки мачт да дымок, поднимающийся из трубы буксира. Теперь узнать, как дела у моего друга, я мог только при встрече в Фалмуте. Когда я вернулся в свой кабинет, меня ждала телеграмма от миссис Ванситтарт с просьбой встретить ее, и на следующий день вечером мы с ней уже были в фалмутской гостинице «Ройял», где нам предстояло дожидаться прибытия «Восточной звезды». А следующие десять дней о ней не было никаких известий.

Те десять дней я вряд ли когда-нибудь забуду. В тот самый день, когда «Восточная звезда» вышла из устья Темзы, с востока налетел страшный штормовой ветер, который не стихал целую неделю. Бури такой силы с сумасшедшим, воющим и непрекращающимся ветром еще не бывало на южном побережье. Из окон нашей гостиницы моря было почти не видно. Из-за густого тумана, который навис над ним, мы могли различить лишь небольшой исхлестанный дождем полукруг берега, на который накатывала пена. Ветер был такой сильный, что вода в море даже не могла подниматься волнами, ураган с ревом и свистом срывал верхушки с бурунов и разносил их по всему заливу. Тучи, ветер, море, все неслось на запад, и я, глядя на это безумное смешение стихий, ждал, ждал изо дня в день, и всегда со мной рядом находилась молчаливая бледная женщина, в глазах которой затаился страх. Она почти не отходила от окна, с раннего утра до самого позднего вечера, ее взгляд был устремлен в стену серого тумана, где она надеялась различить неясные очертания приближающегося судна. Она ничего не говорила, но лишь одно чувство было написано на ее лице: безумный всепоглощающий страх.

На пятый день я решил посоветоваться с опытным старым моряком. Я бы предпочел сделать это с глазу на глаз, но миссис Ванситтарт, заметив, с кем я разговариваю, тут же бросилась к нам. Губы ее были приоткрыты, в глазах застыла мольба.

– В море они вышли семь дней назад, – сказал старый морской волк, – а шторм не стихает уже пятый день. Думаю, при таком-то ветре из Английского канала унесло уже все, что может держаться на воде. Три вещи могло случиться с ними. Их могло прибить к какому-нибудь порту с французской стороны, и это сдается мне самым вероятным.

– Нет-нет, он же знает, что мы его ждем здесь. Он бы телеграфировал.

– Да, в самом деле… Значит, им пришлось идти по ветру и сейчас они уже, наверное, где-то недалеко от Мадейры{503}503
  …от Мадейры… – См. т. 11 наст. изд., комментарий на с. 405.


[Закрыть], это точно, можете мне поверить, мадам.

– А какой третий вариант? Вы сказали, что с ними могло случиться три вещи.

– Правда? Нет, мадам, я сказал «две вещи». С чего бы это вдруг мне говорить о трех? В море ваше судно, можете не сомневаться. Где-то в Атлантике, и скоро ждите от него весточки, потому как погода меняется. Так что вы не бойтесь, мадам, продолжайте спокойно ждать, завтра над вами будет чистое корнуоллское небо.

Предположение старого моряка оказалось верным, потому что следующее утро было спокойным и светлым, лишь обрывок темного облака, висящий низко над горизонтом на западе, указывал но недавний шторм. Но и в тот день мы не увидели судна и не получили вестей из моря. Прошло еще три дня томительного ожидания, и это были самые мучительные дни в моей жизни. А потом в гостиницу пришел моряк с письмом. Увидев письмо, я не сдержал радостного крика. Оно было от капитана «Восточной звезды». Прочитав первые строчки, я поспешил накрыть письмо ладонью, но миссис Ванситтарт убрала мою руку.

– Я увидела начало, – произнесла она спокойным ровным голосом, – и хочу дочитать до конца.

«Дорогой сэр, – говорилось в письме. – Мистер Ванситтарт заболел оспой, нас уже унесло так далеко по курсу, что мы не знаем, как поступить. Ему настолько плохо, что он не может дать распоряжения. Согласно навигационным приборам, мы находимся в трехстах милях от Фуншала, поэтому я решил, что нам лучше будет зайти туда, отправить мистера В. в больницу и дожидаться вас в бухте. Насколько я знаю, через несколько дней из Фалмута на Фуншал идет судно. Это письмо я отправляю фалмутским бригом «Мариан», заплатив пять фунтов за услугу.