Текст книги "Сквозь волшебную дверь. Мистические рассказы (сборник)"

Дьявол из бондарни

Подвести «Бойцового петуха» к острову оказалось не так-то просто: река нанесла столько ила, что образовалась огромная мель, которая выдавалась в Атлантику на несколько миль. Земли еще не было видно, а мы уже заметили белые шапки бурунов, предвещающие опасность, поэтому дальше пришлось идти очень осторожно по карте, под гротом и кливером, обходя левым бортом неспокойный прибой. Не раз мы касались днищем песка (тогда осадка у нас была шесть футов), но, к счастью, все обошлось. Потом дно резко пошло вверх, и мы бы точно сели на мель, если бы с берега нам навстречу не послали каноэ. Мой чернокожий лоцман (он из народа кру{519}519
  …кру… – Африканская народность, населяющая прибрежную часть Либерии и западные районы Кот-д’Ивуара.


[Закрыть]) провел нас дальше еще ярдов на двести, где мы наконец бросили якорь, потому что проводник-негр с каноэ жестами дал понять, что дальше нам никак не пройти. Вода вокруг нас была уже не синяя морская, а коричневая речная, и даже здесь, в некотором отдалении от берега, мы слышали, как течение реки шумит и с гудением закручивается в водовороты за нашими бортами. Похоже, мы оказались здесь в то время, когда река была особенно полноводной – вода доходила до самых корней пальм, и повсюду на ее грязной бурой поверхности плавали стволы деревьев и прочий мусор, который принесло течением.

Убедившись, что мы крепко стали на якорь, я решил, что запасы воды нужно пополнить как можно скорее, так как место это буквально источало лихорадку. Большая река, болотистые гнилые берега, буйная ядовитая зелень джунглей, удушливый, насыщенный влагой воздух – все это были слишком понятные знаки для того, кто мог распознать их. Поэтому я послал к берегу баркас с двумя большими бочками, этого нам хватило бы до Сан-Паулу-ди-Луанда{520}520
  …Сан-Паулу-ди-Луанда. – Название Луанды – столицы Анголы – до 1975 г.


[Закрыть]. Сам я сел в маленькую шлюпку и тоже направился к острову – над пальмами я заметил развевающийся «Юнион Джек»{521}521
  …«Юнион Джек»… – См. т. 5 наст. изд., примечание на с. 285.


[Закрыть], это означало, что там находится фактория{522}522
  …фактория… – Торговая контора и поселение, организуемые купцами в колониальных странах или отдаленных районах. Ср.-век. лат. factoria от factorium (буквально – маслобойный пресс).


[Закрыть] «Армитадж энд Вилсон».

Подплывая к берегу, я вскоре рассмотрел и саму факторию – длинное приземистое строение с выбеленными стенами и большой верандой у фасада, по обеим сторонам которого высились горы составленных одна на другую бочек с пальмовым маслом. На берегу реки лежал ряд лодок и каноэ, над водой нависала единственная небольшая пристань, на конце которой двое мужчин в белых костюмах и красных кушаках уже поджидали меня. Один из них был довольно тучным господином с седоватой бородой, второй – худым и высоким, его бледное узкое лицо было наполовину закрыто шляпой в форме гриба.

– Очень рад видеть вас, – гостеприимно приветствовал меня худой. – Я – Уокер, агент «Армитадж энд Вилсон». Позвольте представить, это – доктор Северолл из той же компании. Не часто в наши края заплывают частные яхты.

– Это «Бойцовый петух». Я – ее владелец и капитан. Мельдрем моя фамилия, – представился я.

– Вы исследователь? – спросил он.

– Я – лепидоптеролог. Изучаю бабочек. Плыву вдоль западного берега от Сенегала.

– Ну и как успехи? – спросил доктор, внимательно осматривая меня желтоватыми глазами.

– Уже наполнил сорок ящиков. Мы остановились пополнить запасы воды и заодно посмотреть, что у вас имеется по моей части.

Пока мы представлялись, двое моих кру привязали шлюпку, я ступил на пристань и вместе с моими новыми знакомыми направился к берегу. Они забрасывали меня вопросами, потому что уже несколько месяцев не видели белого человека.

– Чем мы занимаемся? – сказал доктор, когда я стал задавать вопросы в свою очередь. – Работа отнимает у нас почти все время, ну а когда отдыхаем, разговариваем о политике.

– Да, милостью провидения Северолл – махровый радикал, а я – уверенный унионист{523}523
  …унионист… – Сторонник объединения, в данном случае, как можно понять из контекста, – Ирландии с Британией. От позднелат. unio (unionis) – единство.


[Закрыть], так что каждый вечер мы не меньше двух часов обсуждаем гомруль{524}524
  …гомруль. – Программа автономии Ирландии в рамках Британской империи, выдвигавшаяся в 70-е гг. XIX в. – начале XX в. лидерами ирландского национального движения. От англ. home rule – самоуправление.


[Закрыть].

– И пьем хинный коктейль{525}525
  …хинный коктейль… – Хинин – алкалоид, содержащийся в коре хинного дерева; применяется в медицине как противомалярийный препарат.


[Закрыть], – добавил доктор. – Мы оба уже достаточно пропитались лекарством, и то в прошлом году обычной температурой для нас было 103 градуса[66]66
  Примерно 39,4° по шкале Цельсия.


[Закрыть]. Скажу вам честно, устье реки Огове никогда не станет курортным местом.

Я всегда восхищался тем, что жители таких затерянных очагов цивилизации находят повод для мрачного веселья в своем оторванном от мира положении, и не только с мужественными лицами, но и с улыбкой встречают те опасности и неожиданные повороты, которые готовит им жизнь. Повсюду, от Сьерра-Леоне и вниз, я встречал одно и то же: зловонные болота, охваченные лихорадкой уединенные общины и одинаковые невеселые шутки. Есть что-то божественное в умении человека отрешиться от условий, в которых проходит его жизнь, и использовать свой разум для того, чтобы посмеяться над тяготами, которые выпадают на долю тела.

– Ужин будет готов через полчаса, капитан Мельдрем, – сказал доктор. – Уокер пошел распорядиться, на этой неделе он у нас по хозяйству главный. А пока, если хотите, мы можем прогуляться, я покажу вам достопримечательности нашего островка.

Солнце уже опустилось за пальмы, и огромная небесная арка над нашими головами нежными оттенками розового и мерцающими переливами перламутра сделалась похожа на внутреннюю сторону громадной раковины. Тот, кто не жил в краях, где из-за жары даже салфетка на коленях становится пыткой, не может понять, какое бесконечно благостное облегчение приносит с собой вечерняя прохлада. Наслаждаясь посвежевшим воздухом, мы с доктором отправились осматривать маленький остров. Мой проводник показывал мне склады и объяснял, чем им приходится здесь заниматься.

– О нет, в этом месте есть что-то необычное, – сказал он в ответ на мое замечание о том, что здесь, должно быть, живется скучновато. – Мы тут словно находимся на краю великого неизведанного. Вон там, – продолжил он, указав на северо-восток, – Дю-Шалью углубился в джунгли и обнаружил родину горилл. Это Габон, страна больших обезьян. В этом направлении, – он указал на юго-восток, – еще не ходил никто. Земли, через которые протекает эта река, практически не известны европейцам. Каждое бревно, которое проплывает мимо нас, течение приносит из неисследованных краев. Я иногда жалею, что не ботаник: мне бы очень хотелось побольше знать об удивительных орхидеях и других необычных растениях, которые приплывают к восточному краю острова.

Место, о котором говорил доктор, оказалось покатой темно-желтой отмелью, усеянной тем природным мусором, который вымывался сюда рекой. С обеих сторон торчали длинные песчаные косы, похожие на созданные самой природой волноломы, так что между ними оставалось нечто вроде небольшой мелководной бухты, покрытой прибрежными водорослями и остатками растений, только в самой середине лежало огромное дерево с треснувшим стволом. Вода небольшими волнами набегала на его высокий черный бок.

– Все это приплывает с континента, – сказал доктор. – Застревает в этой маленькой бухте, а потом, с очередным паводком, выносится в море.

– А что это за дерево? – спросил я.

– Наверное, какой-нибудь тик, но довольно гнилой, судя по виду. Тут у нас самые разные деревья проплывают, не говоря уже о пальмах. Давайте зайдем сюда.

Он провел меня в длинное здание, которое было просто забито бочарной клепкой и железными обручами.

– Это наша бочарня, – пояснил он. – Нам присылают доски в связках, а мы уже сами из них собираем бочки. Скажите, вы в этом здании не видите чего-нибудь особенно страшного или зловещего?

Я поднял глаза на рифленую железную крышу, окинул взглядом деревянные стены и земляной пол. В одном углу я заметил матрац и одеяло.

– Не вижу ничего такого, что могло бы испугать.

– А здесь, тем не менее, тоже есть кое-что необычное, – заметил он. – Видите постель? Сегодня я собираюсь здесь ночевать. Не хочу себя выставлять, но это своего рода проверка нервов на крепость.

– Каким же это образом?

– О, у нас тут всякие необычные вещи происходят. Вот вы говорили о том, что нам скучно живется, но, поверьте, порой жизнь наша преподносит самые необычные сюрпризы. Но сейчас вам лучше вернуться в дом: после захода солнца с болот к нам приносит туман, а вместе с ним и лихорадку. Вон, посмотрите, он надвигается с реки.

Я оглянулся и увидел длинные белесые щупальца, которые тянулись из густого зеленого подлеска и подбирались к нам над широкой беспокойной гладью коричневой реки. В тот же миг воздух сделался сырым и холодным.

– Слышите гонг? Это зовут на ужин. Если вам интересно, я могу потом вам все рассказать.

Мне было очень интересно. Этот человек, стоящий посреди огромной бочарной мастерской с таким серьезным, даже слегка испуганным видом, пробудил мое воображение. Доктор был крупным мужчиной и производил впечатление добродушного здоровяка, и все же, когда он осматривался, в глазах его я заметил какое-то странное выражение. Страхом я бы это не назвал, это больше походило на настороженность.

– Да, кстати, – сказал я, когда мы возвращались, – вы показывали мне хижины своих многочисленных туземных помощников, но я до сих пор что-то не видел ни одного туземца.

– Они спят вон там на барже, – доктор указал на большое старое судно, стоящее на мели рядом с берегом.

– Надо же! Зачем же тогда им хижины?

– О, до недавнего времени они жили в хижинах. Мы их временно переселили на баржу, чтобы они немного пришли в себя. Они тут с ума сходили от страха, поэтому мы их отпустили, и теперь на острове живем только мы с Уокером.

– Что же их так напугало? – спросил я.

– Это все та же старая история. Думаю, Уокер не станет возражать, чтобы вы обо всем узнали. По-моему, нам нечего делать из этого тайну, хотя дело это, конечно же, скверное.

Больше объяснять он ничего не стал и за время превосходного ужина, приготовленного в мою честь, не проронил на эту тему ни слова. Похоже, как только из-за мыса Лопес показался белый парус «Бойцового петуха», эти добрейшие люди начали готовить знаменитое острое рагу (традиционное для западного побережья блюдо из тушеной рыбы с большим добавлением специй), варить ямс и сладкий картофель. Туземная кухня была выше всяческих похвал, за столом прислуживал аккуратно одетый и вышколенный молодой сьерралеонец. Я как раз отметил про себя, что, по крайней мере, один чернокожий все-таки на острове остался, когда он, разложив десерт и разлив по бокалам вино, приложил руку к тюрбану.

– Что-нибудь еще, масса{526}526
  …масса… – В XVIII—XIX вв. распространенное в США обращение негров-рабов к белому господину. От искаженного англ. master – хозяин.


[Закрыть] Уокер? – спросил слуга.

– Нет, думаю, на этом все, Мусса, – ответил мой хозяин. – Хотя мне сегодня что-то нездоровится, я бы хотел, чтобы ты остался на острове.

На черном лице африканца тут же отразилась борьба страха и чувства долга. Кожа его приобрела тот синевато-багровый оттенок, который у негров передает бледность. Он бросил быстрый взгляд по сторонам.

– Нет-нет, масса Уокер, – наконец произнес он. – Вы лучше ходить со мной на баржа. На баржа Мусса о вас много лучше заботиться, масса.

– Нет, так не годится, Мусса. Белые люди не бегут с того места, куда их назначили.

Снова я увидел терзания на лице негра, и снова его страхи возобладали.

– Не мочь, масса Уокер! – воскликнул он. – Простить меня, моя не мочь… Был бы вчера, был бы завтра, но это третья ночь, масса, и моя не мочь.

Уокер пожал плечами.

– Тогда убирайся! – сказал он. – Когда придет почтовое судно, возвращайся в Сьерра-Леоне, мне не нужен слуга, который бросает меня, когда он мне нужен больше всего. Думаю, вас, капитан Мельдрем, все это порядком удивляет? Или доктор уже все рассказал?

– Я показал капитану Мельдрему бондарню, но пока ничего не объяснял, – сказал доктор Северолл. – Вы плохо выглядите, Уокер, – добавил он, окинув взглядом своего компаньона. – Похоже, на этот раз вас серьезно зацепило.

– Да, меня трясет весь день, а голова сейчас вообще, как чугунное ядро. Я принял десять гран{527}527
  …гран… – См. т. 5 наст. изд., примечание на с. 186.


[Закрыть] хинина, и теперь в ушах у меня свист такой, будто чайник кипит. Но ничего, я собираюсь сегодня с вами спать в бондарне.

– Нет-нет, дорогой мой, и слышать о таком не хочу. Вам нужно немедленно лечь спать, уверен, капитан Мельдрем простит вас. Я буду спать в бондарне и обещаю, что завтра с самого утра все необходимые вам лекарства будут готовы.

Было очевидно, что Уокера сразил неожиданный и сильный приступ малярии, этого проклятия западного побережья Африки. Впавшие щеки его вспыхнули, глаза засверкали, неожиданно тонким голоском он затянул какую-то песню – у него явно начался бред.

– Идемте, дружище, идемте. Нужно уложить вас в кровать. – И с моей помощью он повел товарища в дом. В спальне мы его раздели, и после изрядной дозы успокоительного он наконец забылся глубоким сном.

– Ночью ему хуже не станет, – сказал доктор, когда мы вернулись за стол и снова наполнили бокалы. – Иногда это со мной случается, иногда с ним. К счастью, мы еще ни разу не болели одновременно. Жаль, что я не смогу остаться с ним, но сегодня мне нужно с одной загадкой разобраться. Я уже говорил, что ночевать буду в бондарне?

– Да, говорили.

– Говоря «ночевать», я имею в виду дежурить, потому что спать там мне не придется. У нас тут царит такой страх, что ни один из туземцев не соглашается оставаться на острове после захода солнца. И сегодня я собираюсь выяснить причину этого. Раньше кто-то из туземцев всегда ночевал в бондарне, чтобы обручи не разворовали. И вот шесть дней назад парень, который спал там, бесследно исчез, и с тех пор мы его не видели. Все это, конечно, очень странно, потому что ни одно каноэ не пропало, а в этих водах слишком много крокодилов, чтобы кто-то решился добраться до берега вплавь. Что с ним случилось, и как ему удалось покинуть остров – полнейшая загадка. Мы-то с Уокером, понятное дело, удивились, но чернокожих охватил настоящий ужас, пошли разговоры о вуду{528}528
  …вуду. – См. т. 9 наст. изд., комментарий на с. 427.


[Закрыть]. Но настоящая паника началась три ночи назад назад, когда из бондарни пропал еще один сторож.

– А с ним что случилось?

– Как вам сказать, мы не только не знаем, но даже не догадываемся, как объяснить его исчезновение. Негры утверждают, что в бондарне поселился дьявол, который каждую третью ночь требует человеческую жертву. Они не хотят оставаться на острове, как мы ни пытались их переубедить, все впустую. Даже Мусса, преданный слуга, как вы видели, предпочел бросить больного хозяина, лишь бы не остаться на острове на ночь. Если мы собираемся продолжать здесь работать, нам нужно заставить наших негров поверить, что никакой опасности нет, и я не представляю лучшего способа этого добиться, чем провести самому ночь в бондарне. Сегодня третья ночь, и я думаю, тайна должна раскрыться.

– И неужели нет никаких улик? – спросил я. – Следы борьбы или пятна крови, может быть, отпечатки ног? Неужели нет ничего, что указывало бы на то, какая опасность вас подстерегает?

– Ровным счетом ничего! Они просто исчезли, будто испарились. Последним был старый Али, присматривавший за причалом еще с тех пор, когда мы тут только обосновывались. Это был очень надежный работник, и по своей воле он бы никогда не покинул пост.

– Что ж, – сказал я. – Сдается мне, это работа не для одного человека. Ваш друг сейчас накачан опиумом, поэтому он вам не помощник. Вы должны позволить мне остаться и провести вместе с вами ночь в бондарне.

– О, это очень любезно с вашей стороны, Мельдрем, – сказал он и сердечно пожал мне руку. – Я бы не решился вам такое предложить, вы же наш гость, но, если вы и впрямь намерены…

– Конечно же, намерен. Позвольте, я лишь дам сигнал на яхту, чтобы меня не ждали.

Когда мы вместе шли обратно по маленькой пристани, нас поразило ночное небо. Огромная фиолетово-черная масса облаков вздымалась над большой землей, оттуда же доносились короткие горячие порывы ветра, которые обжигали наши лица так, будто мы стояли у доменной печи. Под пристанью шипела и беспокойно закручивалась в водовороты река, осыпая доски мелкими белыми брызгами.

– Проклятье! – буркнул доктор Северолл. – Похоже, ко всем нашим несчастьям добавится еще и наводнение. Коль вода в реке так поднялась, значит, на материке прошли сильные дожди, и в какую сторону они направятся, предугадать невозможно. В прошлый раз остров вообще чуть не затопило. Нужно сходить проверить, как там Уокер, а потом пойдем на наш пост.

Больной крепко спал. Мы оставили рядом с ним стакан со свежим лимонным соком на тот случай, если он проснется и захочет пить. Потом снова вышли на улицу, где из-за нависших грозных туч было необычно темно, и направились к бондарне. Река поднялась так сильно, что два мыса на краю острова затопило, и та небольшая бухта, которую я описывал выше, почти исчезла. Многочисленные растительные остатки теперь покачивались на волнах, посередине веток и обломков пальм, прибитых к берегу усилившимся течением, шевелилось огромное черное дерево.

– Хоть что-то полезное сделает это наводнение, – сказал доктор, – уберет весь мусор с восточного берега. Все это принесло сюда с недавним половодьем, но теперь смоется водой в море. Ну что ж, вот и наш «номер». Вон там – несколько книг, а это – мой кисет. Давайте располагаться на ночь.

Освещенная лишь светом нашего фонаря, мастерская казалась мрачной и неуютной. Кроме сложенных кучами досок и груд обручей здесь не было ничего, за исключением разложенного в углу матраца для доктора. Из досок мы соорудили себе сиденья и что-то вроде стола и принялись ждать. Северолл принес для меня револьвер и сам вооружился двуствольной винтовкой. Мы зарядили их, взвели курки и положили недалеко от себя, чтобы в любую секунду иметь возможность до них дотянуться. Небольшой кружок света и черные тени, сходящиеся вокруг нас, навевали такую тоску, что мы сходили в дом и принесли еще две свечи.

В одной стене бондарни было пробито несколько окон, поэтому, чтобы ветер не загасил свечи, нам пришлось спрятать их за досками.

Доктор, который, похоже, обладал стальными нервами, занял себя чтением, однако я заметил, что время от времени он опускал книгу на колени и осматривался. Я же, хоть и пытался пару раз начать читать, понял, что не смогу сосредоточить мысли на книге, ибо они неизменно возвращались к этой большой безмолвной комнате и зловещей тайне, которая была с ней связана. Тогда я стал думать над тем, как можно объяснить исчезновение этих двух человек. Достоверно известно было одно: они пропали, но ни малейшего намека на то, почему и каким образом это произошло, не было. И вот мы сидели в том самом месте, где это случилось, и ждали, совершенно не имея представления, чего мы ждем. Мое предположение, что один человек с такой задачей не справился бы, подтвердилось. Занятие это само по себе было утомительным, но о себе могу сказать точно: никакая сила не заставила бы меня находиться здесь без товарища.

Какой бесконечно долгой и однообразной была эта ночь! Снаружи доносился плеск и гул большой реки, который перемешивался с шумом усиливающегося ветра. Внутри, если не считать нашего дыхания, шелеста страниц книги доктора да тонкого писка москитов, стояла тяжелая тишина. И вдруг мое сердце чуть не остановилось, когда книга Северолла упала на пол, а сам он вскочил и впился взглядом в одно из окон.

– Вы ничего не заметили, Мельдрем?

– Нет, а вы?

– Мне показалось, за этим окном было какое-то движение. – Он взял винтовку и осторожно приблизился к окну. – Как будто ничего. Но я точно видел, как за ним что-то медленно прошло.

– Может быть, лист пальмы? – предположил я, потому что ветер с каждой секундой набирал силу.

– Скорее всего, – неуверенно произнес он и вернулся на прежнее место. Доктор снова взялся за книгу, но то и дело бросал настороженные взгляды на окно. Я тоже наблюдал за ним, однако снаружи все было спокойно.

А потом наши мысли устремились в ином направлении. Сверкнула ослепительная молния, и раздался такой грохот, от которого содрогнулись стены здания. Потом еще и еще, словно рядом с мастерской палили какие-то гигантские пушки. А затем хлынул тропический ливень. Дождь барабанил по гофрированной железной крыше бондарни. Большое пустое помещение загудело, словно огромный барабан. Темнота вдруг наполнилась невообразимой какофонией звуков: бульканье, плеск, звон, журчание, капанье – все звуки, которые может производить жидкость, от дроби и шелеста дождя до тяжелого мерного рева реки. Часы шли, звуки сливались в единый шум, который становился все громче и громче.

– Похоже, на этот раз у нас будет настоящий Всемирный потоп, – сказал Северолл. – Однако уже светает. Слава Богу! Это означает, что мы уже почти развеяли этот миф о третьей ночи.

Комната неожиданно наполнилась серым светом, и в следующий миг рассвело. Дождь ослабел и в конце концов прекратился, но река несла свои кофейного цвета воды с оглушительным ревом водопада. Мощь потока заставила меня подумать о «Бойцовом петухе»: выдержит ли якорь?

– Мне нужно вернуться на яхту, – сказал я. – Если ее унесет в море, она уже не сможет преодолеть течение.

– Не беспокойтесь, остров сам по себе является защитой от течения, – ответил доктор. – Если хотите, давайте пойдем в дом, я заварю вам кофе.

Я порядком продрог, поэтому предложение это было весьма кстати. Мы покинули бондарную мастерскую вместе с ее оставшейся неразгаданной тайной и пошли по мелкой воде к дому.

– Вон там спиртовка, – сказал Северолл. – Не могли бы вы ее зажечь? А я пока схожу посмотрю, как там Уокер.

Он ушел, но буквально через пару секунд вбежал обратно с перекошенным лицом.

– Он умер! – охрипшим голосом произнес он.

От этих слов у меня остановилось сердце. С лампой в руке я уставился на него.

– Да, умер! – повторил он. – Пойдемте со мной, увидите сами.

Не в силах произнести ни слова, я последовал за ним, и, войдя в спальню, первым делом увидел самого Уокера. Он лежал на кровати среди сбившихся бесформенной кучей покрывал в той же серой фланелевой пижаме, которую я прошлым вечером помогал на него надевать.

– Может, он еще жив? – тихо спросил я.

От волнения доктора била дрожь. Руки его тряслись.

– Нет, он мертв уже несколько часов.

– Это малярия?

– Малярия? Посмотрите на его ногу.

Я опустил взгляд и вскрикнул от ужаса. Одна из его ступней была не просто вывернута из суставов, но еще и прокручена самым жутким образом.

– О Боже! – воскликнул я. – Что могло с ним такое сделать?

Северолл положил руку на грудь мертвеца.

– Попробуйте здесь, – прошептал он.

Я положил ладонь на то же место и не почувствовал твердости. Тело было совершенно мягким и податливым, как набитая песком кукла.

– Грудины нет, – произнес Северолл тем же страшным шепотом. – Его словно пропустили через мясорубку. Слава Богу, что мы дали ему опиум. По его лицу видно, что умер он во сне.

– Кто же это сотворил?

– Нет, я этого не вынесу! – сказал доктор и вытер проступивший на лбу пот. – Пусть я буду считаться трусом, но только я ничего не понимаю. Если вы возвращаетесь на яхту…

– Идем! – воскликнул я. Если мы не бежали, то только лишь потому, что в присутствии друг друга хотели сохранить остатки самоуважения. Выходить на легком каноэ в такую беспокойную воду было крайне опасно, но мы об этом даже не подумали. Он управлял движением, я греб изо всех сил, и вместе мы доплыли до борта «Бойцового петуха». Там, в двухстах ярдах от проклятого острова, мы наконец пришли в себя.

– Вернемся туда через час, – сказал он. – Нам нужно время, чтобы успокоиться. Я готов отдать годовой гонорар, лишь бы мои негры не видели, как я только что выглядел.

– Я уже приказал стюарду приготовить завтрак, – сказал я. – Поедим и вернемся. Но, ради всего святого, доктор Северолл, что это, по-вашему, такое?

– Ума не приложу. Я кое-что слышал о магии вуду, но, как и все остальные, лишь смеялся над этим. Несчастный Уокер… Чтобы порядочный, богобоязненный англичанин, консерватор в конце девятнадцатого века вот так остался без единой косточки во всем теле!.. Скажу честно, это выше моего понимания. Но послушайте, Мельдрем, этот ваш человек сошел с ума или пьян? Что там происходит?

Паттерсон, самый старший в моей команде человек и спокойный, как египетские пирамиды, был поставлен на нос с багром в руках, чтобы отталкивать от борта плывущие по течению бревна. Но сейчас он стоял на коленях, всматривался куда-то вперед и бешено тыкал указательным пальцем в воздух.

– Смотрите! – крикнул он. – Смотрите!

И в следующий миг мы увидели.

По реке плыл огромный черный ствол дерева, иногда это широкое блестящее бревно почти полностью скрывалось под волнами. И перед ним, примерно в трех футах, над беспокойной водой на длинной изогнутой шее, словно резная голова над водорезом корабля, висело жуткое лицо. Оно было плоским, угрожающим, размером с небольшой пивной бочонок и цветом напоминало пожухлый гриб, но шея, на которой оно держалось, была усеяна песочными и черными пятнами. Когда это создание проплывало мимо «Бойцового петуха», в воде я рассмотрел два исполинских кольца такой же раскраски, которые выбивались из какой-то огромной дыры в стволе. Неожиданно мерзкая голова взвилась над водой на восемь-десять футов и повернула к нам холодные покрытые кожной перепонкой глаза. Но в следующий миг громадный черный ствол миновал яхту и вместе со своим страшным пассажиром устремился в сторону Атлантики.

– Что это было? – ошеломленно прошептал я.

– Это наш дьявол из бондарной мастерской, – сказал доктор Северолл и вдруг стал прежним уверенным в себе добродушным толстяком. – Да-да, тот демон, который жил на нашем острове. Это большой габонский питон.

Я тут же вспомнил те рассказы, которые слышал по всему западному берегу Африки, рассказы о гигантских удавах, обитающих в центральных частях континента, о том, как у них время от времени просыпается аппетит, и о том, какими смертоносными являются его объятия. И тут мне все стало понятно. Неделю назад был большой паводок, и вода принесла с собой этот ствол вместе с его ужасным обитателем. Неизвестно, из каких глубин тропических джунглей приплыл он, но его прибило к маленькой восточной бухте острова. Бондарня оказалась ближайшим к этому месту домом. Дважды, когда у него просыпался аппетит, питон уносил ночных сторожей. Несомненно, и прошлой ночью он был возле мастерской, Северолл видел его, когда ему показалось, что за окном что-то шевелилось, но свет лампы и свечей отпугнул его. Тогда он пополз дальше, в глубь острова, нашел несчастного Уокера и задушил его во сне.

– А почему он оставил его там? – спросил я.

– Наверное, гром и молния вспугнули это чудище. А вот и ваш стюард, Мельдрем. Чем быстрее мы позавтракаем и вернемся на остров, тем лучше, иначе кто-то из негров может решить, что мы испугались.