Текст книги "Пассажирка из Кале (сборник)"

Глава XIII

Когда допрос закончился и были отданы необходимые распоряжения, официальные лица задержались на вокзале, чтобы посовещаться.

– Все крутится вокруг этих троих, двух женщин и итальянца. Они сообща замешаны в этом деле, хотя степень виновности каждого сейчас невозможно выяснить, – важно произнес сыщик.

– И все трое на свободе! – прибавил судья.

– Мсье судья, если вы выпишете ордера на арест, мы можем взять их… по крайней мере, двоих, когда посчитаем нужным.

– Немедленно! – вскричал комиссар, как всегда охочий до решительных действий.

– Хорошо. Будем действовать в этом направлении. Приготовьте ордера, – сказал судья, повернувшись к своему секретарю. – А вы, дорогой коллега, – продолжил он, обращаясь к мсье Фльосону, – не могли бы проследить за исполнением? Мадам остановилась в гостинице «Мадагаскар», и найти ее будет не сложно. Об итальянце Рипальди нам сообщит ваш инспектор Блок. Ну а горничную, Гортензию Петипри, придется искать. Вы, разумеется, займетесь и этим.

– Конечно! Я об этом позабочусь. Сейчас должен прийти мой человек, я тотчас отдам распоряжения. Найдите его. – Последние слова были обращены к вошедшему охраннику.

– Инспектор там, – сказал охранник, указывая на соседнюю комнату. – Он только что вернулся.

– Вернулся? Вы хотите сказать, прибыл.

– Нет, мсье, вернулся. Это Блок. Он уходил около часа назад.

– Блок? Значит, что-то случилось. Он принес вести, какую-нибудь хорошую новость. Позовем его, мсье судья?

Когда появился Блок, сразу стало понятно, что с ним случилась какая-то неприятность. Лицо его горело от сильнейшего возбуждения, держался он, как человек, который не может себя простить за совершенную ошибку.

– В чем дело? – резко спросил маленький шеф. – Вы одни, где ваш человек?

– Увы, мсье! Он исчез… Пропал. Я потерял его!

– Это невозможно! Вы шутите? Исчез сейчас, когда он нам больше всего нужен? Нет!

– К несчастью, это так.

– Идиот! Трижды идиот! Вы будете отстранены, уволены! Вы – позор полиции. – Мсье Фльосон рвал и метал, забывая, что совсем недавно против итальянца не было подозрений. Иногда мы склонны наделять других знаниями, которые сами получим намного позже. – Как это случилось? Объясните. Вы наверняка пили. Это либо пьянство, либо обжорство. Вас заманили в какую-нибудь закусочную.

– Мсье, я расскажу все, как было. Когда мы выехали около часа назад, наш фиакр шел обычным маршрутом, по набережной и вдоль реки. Мой человек всю дорогу был очень любезен.

– Еще бы, – прорычал шеф.

– Предложил мне прекрасную сигару, разговаривал… но не о деле, а о Париже. Театры, скачки, Елисейские поля, отели, лучшие рестораны – он знал все, весь Париж, как свои пять пальцев. Я удивился, но он сказал, что часто бывает здесь по делам. Ему не раз поручали следить за известными итальянскими преступниками, и он провел в Париже несколько важных арестов.

– Дальше, дальше! Ближе к делу.

– Примерно на полпути, когда мы проезжали мост Генриха Четвертого, он сказал: «Вообразите, дружище, уже почти полдень, а у меня с завтрака в Лароше маковой росинки во рту не было. Что скажете? Может, перекусим? Совсем немного?»

– И вы, ненасытный обжора, согласились?

– Честное слово, мсье, я был слишком голоден, а как раз в это время у меня обед. В общем, виноват, согласился. Мы зашли в первый попавшийся ресторан. «Встреча друзей», может, знаете, мсье? Отличное заведение, там готовят изумительный рубец по-кански. – Несмотря на волнение, Блок причмокнул мясистыми губами при мысли об этом сочном, но очень жирном блюде.

– Сколько раз повторять, ближе к делу!

– Прошу прощения, мсье, но это часть моего рассказа. Мы заказали две дюжины мареннских устриц и пару бокалов шабли, потом порцию рубца и бутылку – всего одну, мсье – Понте-Кане. Когда перекусили, взяли картошки и немного бургундского, потом ромовый омлет.

– Боже правый, вам нужно выступать толстяком в шапито, а не служить в полиции!

– Все это и привело меня к краху. Этот итальянец ел за троих, и я с ним. Прошу меня простить, мсье, я был так голоден. Но, когда мы дошли до сыра, это был нежный, зрелый камамбер, я наконец наелся.

– А как же ваш долг? Ваши обязанности?

– Я и об этом думал, мсье, но ведь он, этот итальянец, был точно такой же, как я, коллега, и мне нечего было его бояться… До последнего, когда он подсунул мне эту свинью. Я ничего такого не подозревал, когда итальянец достал бумажник (а бумажник этот был набит деньгами, мсье, и я, увидев это, признаюсь, совсем бдительность утратил) и попросил принести счет. Он расплатился итальянской банкнотой. Официант подозрительно покрутил ее в руках и пошел советоваться с управляющим. Через минуту мой встает и говорит: «Наверное, там какие-то сложности с обменом. Схожу, проверю. Я на минуту». Он ушел, мсье, и пиф-паф, больше я его не видел.

– Болван! Как можно жить с такой пустой головой? Почему вы не пошли за ним? Почему упустили из виду?

– Но, мсье, откуда мне было знать? Я же должен был сопровождать его, а не следить. Признаюсь, я поступил неправильно, но кто мог знать, что он захочет сбежать?

Мсье Фльосон не мог не признать справедливости этих аргументов. Только сейчас, в одиннадцатом часу, итальянец попал под подозрение и возник вопрос о его возможном желании сбежать.

– И главное, как хитро он это обставил! – продолжал оправдываться Блок. – Все свои вещи оставил. Пальто, трость, эту книжку… Кажется, это его личная записная книжка…

– Записная книжка? Дайте мне, – сказал шеф, и, когда она оказалась у него в руках, начал торопливо перелистывать страницы.

Это была небольшая записная книжка с отделанными медью углами, вся исписанная плотным мелким почерком.

– Могу разобрать только отдельные слова. Несомненно, это итальянский. Вы знаете этот язык, мсье судья?

– Не в совершенстве, но читать могу. Позвольте.

Он тоже полистал страницы, останавливаясь, чтобы почитать в отдельных местах, и кивая головой время от времени, явно пораженный важностью записей.

Мсье Фльосон тем временем продолжил строгий разговор с провинившимся подчиненным.

– Вам придется его найти, Блок, и побыстрее. В ближайшие сутки, даже сегодня, или я поломаю вас, как сухую палку, и выброшу в канаву. Конечно, такой законченный осел, как вы, не додумался обыскать ресторан и окрестности или поспрашивать у людей, не видел ли его кто?

– Прошу меня простить, мсье, но вы слишком строги со мной. К сожалению, я стал жертвой обстоятельств, но свой долг я знаю. Да, я опросил людей, и более того, мне о нем говорили.

– Где? Что именно? – сердито, но с явным интересом спросил шеф.

– Он с управляющим не стал разговаривать, а сразу вышел и даже не забрал сдачу. Он расплатился банкнотой в сто лир, это сто франков, а счет был всего на семнадцать франков.

– Ха! Это говорит против него.

– Он очень спешил. Едва выйдя за порог, он остановил первый же экипаж и хотел уехать, но его остановили…

– Дьявол, так почему вы его не задержали?

– Его задержали только на секунду. К нему обратилась женщина.

– Женщина?

– Да, мсье. Они обменялись всего парой слов. Он хотел пройти и оставить ее, но она не согласилась. Тогда они вместе сели в экипаж и уехали.

Представители закона уже слушали во все уши.

– Скажите скорее, – воскликнул шеф, – как выглядела эта женщина? Вы спросили свидетелей?

– Высокая, стройная, с хорошей фигурой, одета во все черное. Полицейский, который видел ее, говорит, что красивая. Волосы черные.

– Это же горничная! – Маленький шеф вскочил и, ликуя, хлопнул себя по бедру. – Пропавшая горничная!

Глава XIV

Радость шефа полиции, вызванная, как он считал, появившимся следом исчезнувшей горничной Гортензии Петипри, была несколько омрачена сомнениями, высказанными судьей относительно успешности ее поисков. После возвращения Блока мсье Бомон ле Арди с каждой минутой все отчетливее проявлял признаки недовольства и неодобрения действий своего коллеги.

– Если это была Гортензия Петипри, как она могла попасть туда через мост Генриха Четвертого, ведь мы думали ее найти где-то на железнодорожной линии? Это наверняка другая женщина.

– Прошу прощения, господа, – вставил Блок, – могу я сказать слово? Я думаю, что могу сообщить кое-что интересное о Гортензии Петипри. Насколько я знаю, женщину, очень похожую на нее, видели здесь на вокзале не далее как час назад.

– Проклятие! Почему нам раньше об этом не сообщили? – порывисто вскричал шеф.

– Кто ее видел? Он говорил с ней? Позовите его сюда, узнаем, что ему известно.

Был вызван и допрошен нужный человек, один из работников вокзала.

Да, он видел высокую, стройную, аккуратную женщину, одетую во все черное, которая, по ее словам, прибыла на вокзал в половину одиннадцатого пригородным поездом из Дижона.

– Черт возьми! – сердито произнес шеф. – И мы только сейчас об этом слышим.

– Мсье был тогда занят, да и мы еще не знали про ваше расследование.

– Я начальника вокзала поставил в известность еще в девять часов. Это невыносимо!

– Распоряжение искать эту женщину к нам пришло только что, мсье. Наверное, оно где-то задержалось.

Сыщик в душе проклинал бюрократизм и волокиту французского чиновничества.

– Ну хорошо, расскажите, как это было, – произнес он со смирением, которого на самом деле не ощущал. – Кто ее видел?

– Я, мсье. Я сам с ней разговаривал. Она стояла одна перед вокзалом, беззащитная и взволнованная. Я подошел и предложил помочь, и она рассказала, что приехала из Дижона, что ее должны были встретить друзья, но не встретили. Я предложил посадить ее в экипаж и отправить по назначению, но она объяснила, что не хочет разминуться с друзьями и предпочитает еще подождать.

– Прекрасная история! Она как-нибудь показала, что знает о том, что произошло? Она слышала про убийство?

– Что-то слышала, мсье.

– Кто мог ей рассказать? Вы?

– Нет, я ничего не рассказывал, но она знала.

– А разве это само по себе не подозрительно? Публично об этом еще не заявляли.

– Ходят слухи, мсье. Люди чувствуют, что что-то случилось. Это написано у всех на лицах. Разговоры шепотом, полиция.

– Она говорила об этом напрямую или просто упоминала?

– Она только спросила, известен ли убийца, задержаны ли пассажиры, ведется ли следствие, а потом…

– Что потом?

– Потом вышел этот господин, – он указал на Блока, – с кем-то. Они прошли рядом с нами, и я заметил, что женщина быстро отвернулась.

– Она наверняка узнала сообщника, но не хотела, чтобы на нее обратили внимание. Человек, который шел с Блоком, видел ее?

– Думаю, вряд ли. Все это случилось так быстро, они за какую-то минуту дошли до стоянки экипажей и уехали.

– Что сделала женщина?

– Сразу же заявила, что передумала и друзей ждать не будет, после чего быстро ушла.

– Разумеется, и оставила вас в дураках. Я думаю, она взяла экипаж и поехала за Блоком и его спутником.

– Да, наверное, я видел, как ее экипаж поехал следом за ними.

– Поздно об этом сокрушаться, – помолчав, сказал шеф. – Во всяком случае, это подтверждает наши мысли и наводит на определенные выводы. Нужно найти эту парочку. Их вина почти доказана. Они сами доказывают это своими поступками. Нужно их арестовать немедленно!

– Если сможете их найти, – скептически усмехнулся судья.

– Найдем! Доверьтесь Блоку. Он в этом очень заинтересован. Его будущее зависит от успеха поисков. Вы это понимаете?

Блок кивнул, одновременно осуждающе и согласно.

– Я не отчаиваюсь, господа, и, если будет позволено, я бы хотел вас попросить мне помочь, мсье. Не могли бы вы прямо из префектуры дать приказ агентам обойти все стоянки экипажей и собрать интересующие нас данные? Мы сегодня же найдем извозчика, который подвозил их, и уже после этого сможем взять самих птичек или узнаем, где их искать.

– А вы, Блок? Что будете делать вы?

– Я поеду туда, где я его оставил, вернее, он меня оставил, – попытался пошутить инспектор, но под ледяным взглядом судьи быстро посерьезнел.

– Ступайте, – коротко и сурово ответил мсье Фльосон. – И помните, теперь вам нужно доказать свое право служить в полиции. – Повернувшись к мсье Бомону ле Арди, шеф любезным тоном продолжил: – Что ж, мсье судья, по-моему, это обнадеживает.

– Извините, но я не могу согласиться с вами, – резко ответил судья. – Напротив, я считаю, что мы… а точнее, вы, поскольку ни я, ни мсье Гарро не принимали в этом участия, самым жалким образом провалили дело.

– Прошу меня простить, мсье судья, но вы слишком строги, – возразил мсье Фльосон, впрочем, с довольно кротким видом.

– Вы посмотрите с какой угодно стороны. Что мы имеем? Чего добились? Ничего! А если чего-то и добились, то самой малости, да и то под угрозой, если вообще не все потеряно.

– По крайней мере, мы убедились в виновности некоторых личностей.

– Которым вы позволили уйти между пальцев.

– Это не совсем так, мсье судья. Один человек все еще находится под наблюдением. Мой человек, Галипо, наблюдает за графиней в гостинице.

– Не нужно рассказывать мне о ваших людях, мсье Фльосон, – вскипел судья. – Один из них уже показал, чего стоит. Второй, наверное, настолько же глуп. Я не удивлюсь, если окажется, что графиня тоже ускользнула.

– Этого не случится. Я возьму ордер и арестую ее немедленно, лично! – вскричал мсье Фльосон.

– Этого недостаточно. Да, она одна у нас осталась, но мне графиня не кажется самой отъявленной преступницей среди них. Мы до сих пор не знаем точной степени вины каждого, но лично я не верю, что графиня была главным организатором или вообще чем-то большим, чем соучастник. Она каким-то образом оказалась или была втянута в это дело, и мы не знаем, как или почему, но, возможно, какие-то непреодолимые обстоятельства заставили ее пойти на это против воли. Я так вижу ее положение.

Мсье Фльосон покачал головой. У него относительно графини было совсем другое мнение.

– Когда вы будете ее снова допрашивать, господин судья, после того что нам стало теперь известно, я думаю, вы измените свое мнение. Она сознается… С вашим-то опытом, мсье судья, вы расколете ее в два счета и поймете, что я не ошибся в подозрениях.

– Так доставьте ее, тогда и посмотрим, – сказал судья, несколько умиротворенный лестью мсье Фльосона.

– Я приведу ее вам в течение часа, мсье судья, – с глубоким убеждением произнес сыщик.

Однако в этом, как и в других начинаниях, его ждало разочарование.

Глава XV

Давайте немного вернемся во времени и проследим за передвижениями сэра Чарльза Коллингема.

Еще не было и 11 часов, когда он вышел из Лионского вокзала вместе со своим братом преподобным Сайласом и военным атташе полковником Папиллоном. Пока собирали багаж, они на минуту остановились.

– Смотри, Сайлас, – сказал генерал, указывая на часы, – до поезда в 11:50 из Кале в Лондон у тебя еще полно времени. Но не задерживайся в Париже, поезжай сразу на север. Я полагаю, он может уехать, Джек?

– Конечно, если он обещал вернуться, если его будут вызывать.

И мистер Коллингем поспешил воспользоваться разрешением.

– А вы, генерал? Какие у вас планы? – продолжил атташе.

– Сначала схожу в клуб, возьму комнату, переоденусь. Потом наведаюсь в «Мадагаскар». Там остановилась одна дама, из нашей компании, и я хочу с ней встретиться. Она будет рада помощи.

– Англичанка? Что мы можем для нее сделать?

– Да, она англичанка, но вдова итальянца. Контесса ди Кастаньето.

– А я знаю ее! – удивленно промолвил Папиллон. – Помню, видел ее в Риме года два-три назад. Чертовски красивая женщина. Многие ею восхищались, но тогда она была в трауре и почти не выходила в свет. А жаль. Немало нашлось бы мужчин, готовых упасть к ее ногам.

– Так вы бывали в Риме? А вы случайно не встречались там с банкиром Куадлингом?

– Конечно, встречался. Постоянно. Это интересный парень, живет, как вольная птица, себе в удовольствие. Но сейчас, когда вы упомянули его имя, я начинаю припоминать, что он был без ума от этой самой контессы ди Кастаньето.

– Она отвечала ему взаимностью?

– Господи, откуда я знаю? Разве можно понять, что у женщины на уме? Может, и отвечала. Говорили, она оказалась в стесненных обстоятельствах, а он считался богатым человеком. Сейчас-то мы лучше знаем.

– Почему «сейчас»?

– А вы не слышали? Об этом было вчера в «Фигаро» и остальных газетах. Банк Куадлинга прогорел, а сам он дал деру, прихватив все, что смог унести.

– Недалеко он ушел! – воскликнул сэр Чарльз. – Вы удивлены, Джек? Разве вам не рассказали? Убитый в спальном вагоне – Куадлинг. Несомненно, это случилось из-за денег, которые он с собой вез.

– Это был Куадлинг? Боже мой, какая страшная смерть. Что ж, как говорится, nil nisi bonum[72]72
  Ничего, кроме хорошего (лат.). Часть латинского выражения «De mortuis nil nisi bonum» – «О мертвых ничего, кроме хорошего».


[Закрыть], впрочем, мне он никогда особенно не нравился, да и вашу подругу графиню отпустили. Но мне пора. Мой прием начинается в двенадцать. Если я вам понадоблюсь, пошлите за мной на Рю Мироениль, 207 или в посольство. Но давайте договоримся встретиться сегодня вечером, а? Пообедаем в театре, что скажете?

После этого полковник Папиллон уехал, а генерала повезли на бульвар Капуцинок, и всю дорогу он напряженно размышлял.

Генералу не понравилась история отношений графини с Куадлингом, о чем сначала упомянули полицейские, а потом подтвердил Папиллон. Очевидно, она поддерживала это знакомство, эту связь до конца. Иначе почему она его приняла у себя дома перед самым отъездом? Одна. И они провели вместе больше часа. К тому же связь эта была тайной или казалась тайной, ибо сэр Чарльз, частый гость в доме графини, никогда не встречал там Куадлинга.

Что все это означает? И какие, в конце концов, последствия это будет иметь для него?

Гораздо большие, чем он был готов признать, даже сейчас, копаясь у себя в сердце. Все дело было в том, что графиня с первого взгляда произвела на него сильнейшее впечатление. Зимой, проведенной в Риме, он восхищался ею, но, как ему думалось, это было лишь мимолетное чувство, приятное платоническое увлечение мужчины средних лет, не рассчитывавшего вызвать у женщины настоящую любовь. Только сейчас, разделив с нею невзгоды, пройдя через общие трудности и опасности, он начал понимать, что может сделать случай; как, казалось бы, незначительное событие способно раздуть искру в настоящее пламя. Но все это, разумеется, вздор. Ему пятьдесят один, легкие романы для него дело не новое, но вдруг он осознал, что оказался пленен женщиной, хотя даже не знал, достоин ли ее внимания.

Что делать, как поступить?

Решение было принято сразу и без колебаний, и на его месте любой честный, воспитанный мужчина поступил бы так же.

– Видит бог, я останусь с ней до конца! Я буду верить ей, что бы ни случилось, и будь что будет. Такая женщина выше подозрений. Она наверняка невиновна. Нужно быть животным и негодяем чистейшей воды, чтобы считать иначе. Я уверен, она все объяснит, когда захочет. И я буду ждать этого.

Укрепившись в своем решении, сэр Чарльз примерно в полдень отправился в гостиницу «Мадагаскар». На стойке регистрации он поинтересовался, в каком номере остановилась графиня, и попросил передать ей свою карточку. Портье посмотрел на карточку, потом на посетителя, нетерпеливо дожидавшегося ответа, потом снова на карточку, после чего наконец вышел из-за стойки и перешел через внутренний двор гостиницы к кабинету управляющего. Через какое-то время к сэру Чарльзу подошел управляющий с карточкой в руке и с низким поклоном начал вежливый разговор.

– Да, да, – сердито воскликнул генерал, прерывая поток наблюдений о погоде и количестве английских гостей Парижа. – Будьте любезны, сообщите обо мне графине.

– Конечно! Я и пришел, чтобы сказать мсье генералу, что мадам вряд ли сможет с ним встретиться. Она нездорова. Во всяком случае она сегодня не принимает.

– Посмотрим. Я приму такой ответ только от нее самой. Отнесите или пошлите ей мою карточку немедленно. Я настаиваю. Вы слышите? – произнес генерал с таким напором, что управляющий тут же развернулся и бросился вверх по лестнице.

Возможно, управляющий сдал позиции так быстро еще и потому, что увидел за спиной генерала появившуюся в дверях фигуру Галипо. Заранее было решено, что, поскольку инспектору не стоит слоняться по внутреннему двору гостиницы, портье и управляющий должны присматривать за графиней и задерживать любых ее возможных посетителей. Галипо занял пост через дорогу у винного магазина с тем, чтобы при необходимости его можно было позвать.

Теперь он стоял за спиной генерала, который пока что не замечал его.

Но случилось так, что именно в эту минуту пришел посыльный из телеграфа. Подойдя к стойке с необычным голубым конвертом в руке, он назвал имя получателя.

– Кастаньето. Графиня Кастаньето.

На звук его голоса генерал резко повернулся и увидел Галипо, который подходил к посыльному, чтобы взять конверт.

– Прошу прощения, – воскликнул сэр Чарльз, оценив положение с одного взгляда, и вклинился между ними. – Я как раз собираюсь к ней подняться. Дайте мне телеграмму, я передам.

Галипо собрался было возразить, но генерал, уже узнавший его, спокойным, ровным голосом произнес:

– Нет-нет, инспектор, у вас нет на это права. Я догадываюсь, для чего вы здесь находитесь, но вы не уполномочены проверять чужую корреспонденцию. Отойдите. – Увидев, что сыщик заколебался, он прибавил уже другим, требовательным тоном: – Довольно. Я приказываю вам отойти. И поживее.

Тут вернулся управляющий с известием о том, что мадам контесса готова принять посетителя, и еще через несколько секунд генерал вошел в ее номер.

– Как хорошо, что вы пришли! – Она сразу направилась к нему с вытянутыми руками и искренней радостью в глазах.

Да, она была очень привлекательна в своем строгом черном дорожном платье, облекавшем высокую, грациозную фигуру. Темно-коричневые вьющиеся волосы оживляли ее прекрасное бледное лицо, а тонкая линия белоснежного муслина на запястьях и шее подчеркивала ослепительную чистоту кожи.

– Мог ли я не прийти? Я подумал, что могу понадобиться вам или что вы захотите узнать последние новости, – ответил он, беря ее за руки и удерживая их на несколько мгновений дольше, чем было необходимо.

– О, расскажите! Есть что-то свежее? – На щеках ее проступил алый румянец, но лишь на миг.

– Еще бы! Они выяснили, кем был убитый.

– В самом деле? Это точно? И кем они его теперь считают?

– Не знаю, стоит ли рассказывать. Возможно, вас это удивит или даже поразит. Я думаю, вы его знали…

– Меня уже ничто не может поразить. Кто это?

– Некий господин Куадлинг, банкир, который, как полагают, сбежал из Рима.

Известие это она восприняла настолько невозмутимо, с таким странным самообладанием, что на какое-то мгновение он даже почувствовал разочарование. Но объяснение нашлось быстро.

– Вы уже слышали?

– Да. Полицейские на вокзале говорили об этом.

– Но вы были с ним знакомы?

– Конечно. Они, к огромному сожалению, были моими банкирами. Из-за их неудач я потеряю большие деньги.

– Значит, вам и об этом известно? – торопливо и несколько нервно прервал ее генерал.

– Разумеется. Он сам мне об этом рассказал. Он пришел ко мне в тот день, когда я уезжала из Рима, с предложением… Весьма любезным предложением.

– Разделить с ним судьбу?

– Сэр Чарльз Коллингем! Как вы смеете? С этим существом! – Ее переполняло презрение.

– Я слышал… Кто-то говорил, что…

– Говорите правду, генерал, я не обижусь. Я знаю, что вы имеете в виду. Совершенно верно, этот человек когда-то докучал мне своим вниманием, но я скорее посмотрела бы на какого-нибудь курьера или повара. А теперь…

Она замолчала, не договорив. Генерал почувствовал, что вторгся в деликатную область. Больше вопросов он задавать не мог, и теперь все должно было исходить от самой графини.

– Но я расскажу вам, что он мне предлагал. Не знаю, почему я его выслушала. Нужно было сразу же сообщить в полицию, и теперь я жалею, что не сделала этого.

– Это могло спасти его от такой участи.

– Каждый злодей рано или поздно получает по заслугам, – уверенно, но с горечью в голосе произнесла она. – А этот господин Куадлинг… Но подождите, сейчас я все расскажу, и вы сами поймете, что это был за человек. Он явился ко мне с предложением… Вообразите!.. Он предложил, чтобы он, вернее, его банк, тайно вернул мне всю сумму моего вклада, все деньги, которые я держала там. За это он хотел, чтобы я присоединилась к его мошенничеству.

– Каков негодяй! Ей-богу, он получил по заслугам. И вы тогда видели его в последний раз?

– Я видела его во время поездки, в Турине, Модане, в… О сэр Чарльз, прошу вас, не спрашивайте больше о нем! – вдруг воскликнула она с отчаянием и страхом в голосе. – Я не могу говорить… Я связана обещанием… Я… я…

– В таком случае больше ни слова, – твердо заявил он.

– Есть и другие вещи, но мои уста запечатаны… Во всяком случае пока. Вы не думаете… не станете думать обо мне плохо?

Она нежно прикоснулась к его руке, и он накрыл ее пальцы своей ладонью с такой очевидной расположенностью, что ее щеки снова окрасил румянец. Лицо ее загорелось еще ярче, когда он тепло произнес:

– Ничто не сможет меня заставить пойти на это. Разве вы не знаете… Наверное, вы не знаете, но позвольте вас заверить, графиня, ничто и никогда не заставит меня забыть, как высоко я вас ценю. Я всегда буду доверять вам, верить в вас, думать о вас хорошо.

– Как же мне приятно, что вы так говорите! Особенно сейчас, в такую минуту, – очень тихо промолвила она и робко подняла на него глаза.

Ее пальцы все еще лежали на его руке, накрытые его ладонью, и она стояла к нему так близко, что сэру Чарльзу было очень просто и даже вполне естественно обвить второй рукой ее талию и притянуть к себе.

– И сейчас… в такую минуту… позвольте мне сказать одно слово, – прошептал он ей на ухо. – Вы дадите мне право оберегать вас? Быть рядом с вами, делить с вами невзгоды или защищать вас от них?

– Нет, нет, нет, не сейчас! – Она умоляюще подняла на него полные слез глаза. – Я не могу, не хочу принимать такую жертву. Вы благородный человек, у вас чистое сердце, поэтому вы так говорите. Но вы не должны связывать себя со мной, не должны ввязываться…

Он прервал ее возражения самым старым и самым действенным из известных для таких случаев способов. Первый сладкий поцелуй скрепил столь быстро возникшее между ними согласие.

И после этого она сдалась. Не осталось ни сомнений, ни колебаний. Она, приняв его любовь так же, как он предложил ее, свободно, всем сердцем и душой, забилась под его крыло, как потрепанная бурей голубка возвращается в гнездо, и там, проворковав тихо: «Мой рыцарь… Мой единственный, настоящий рыцарь», прижалась к нему, охотно и полностью отдавшись его нежным ласкам.

Такие мгновения, выхваченные из полного трепетного волнения сердца, вдвойне приятны и милы, когда за плечами беда.