Текст книги "Водяра"

– Вы чужак, он вам не доверяет, – высказал предположение Панкратов, когда при случае Тимур пожаловался ему на свои невзгоды. – Попробую вам помочь.

Неизвестно, кто по просьбе Панкратова позвонил чиновнику и что сказал, но при очередной встрече его как подменили. Не тратя времени на разговоры об экономике отрасли, он снял трубку внутреннего телефона:

– Сейчас к тебе зайдет один человек. Тимур Русланов. Наш человек. Налей ему двести граммов.

Положив трубку, обнадежил:

– Решим ваш вопрос. Зайдите к моему заместителю. Его фамилия Козлов. Он в курсе.

Заместитель начальника инспекции Козлов, молодой человек лет тридцати с острым лицом и каким-то голодным, как показалось Тимуру, взглядом, не был болтуном, как его патрон. На отрывном календаре он написал цифру: $200000.

– Годится?

– Да, – кивнул Тимур, только сейчас сообразив, что означает загадочная фраза про двести граммов.

Козлов вырвал листок и сжег его в пепельнице.

– Завтра в час дня на кольцевой, с внутренней стороны, между Горьковским шоссе и Старой Рязанкой. Напротив стройматериалов. Знаете?

– Найду.

– Не опаздывайте. И приезжайте один. Вы на чем будете?

– На черной БМВ-семерке.

В голодном взгляде молодого чиновника мелькнуло уважение.

– Крутая тачка. До завтра.

На заводе Тимур поспешил обрадовать Гольдберга:

– Кажется, все решилось. Вернут нам лицензию.

– За сколько?

– За двести тысяч. Долларов.

– Понятно, что не рублей. Ну, не сказать, чтобы даром. Но не так уж и дорого. На простоях мы больше потеряем. А меня вот что последние дни занимает. Вы не задумывались, каким образом налоговики вышли на якутскую водку?

– Плановая проверка? – предположил Тимур.

– С чего?

– В самом деле, с чего?

– Вот об этом я и задумался. И навел справки. В налоговой инспекции. Есть у меня там знакомые. Знакомые знакомых. Я вам говорил, что все люди через кого-то знакомы?

– И даже родственники, если копнуть глубже.

– Все говорил, – сокрушенно вздохнул Гольдберг. – Старею. Так вот что я узнал. Толчок проверке дало письмо. Анонимное. Анонимки, говорят, сейчас не рассматривают. Рассматривают. Особенно, когда человек знает, о чем пишет. А этот человек знал. Кто этот человек, мы никогда не узнаем. Но догадаться не так уж трудно. Для этого достаточно задать вопрос: «Gui prodest?» – «Кому выгодно?» Вы уже поняли?

– Емельчук?

– Больше некому, – подтвердил Гольдберг.

– Вот шакал! – вырвалось у Тимура. – Редкая сволочь!

– Сволочь – согласен. Редкая? Нет, Тимур. Ваша Осетия по сравнению с Москвой – площадка для молодняка, где безобидные волчата возятся с неуклюжими медвежатами. Принято считать, что российский бизнес живет по законам волчьей стаи. Нет. Сходство только в одном: ослабевшего вожака разрывают на части. Свои. А в остальном… Волки в голодной стае по сравнению с нашими бизнесменами просто щенки. Вот что такое современный российский бизнес. Вот что такое Москва.

– Это я уже понял.

– Сомневаюсь, – возразил Гольдберг. – Только начинаете понимать.

II

Решение переехать в Москву пришло к Тимуру не сразу. Так велико было стремление оказаться подальше и от опасной для жизни Осетии, и вообще от России с ее непредсказуемым прошлым, смутным настоящим и не сулящим ничего хорошего будущим, что Тимур опомниться не успел, как обнаружил себя на средиземноморском побережье в испанском городке Марбелья.

Про это место говорили, что если есть в Испании тысяча «Роллс-ройсов», то пятьсот из них будут припаркованы в Марбелье. Из небольшой рыбацкой деревушки, какой она была еще в конце прошлого века, Марбелья превратилась в самый модный и дорогой курорт Испании. Элитные отели с бассейнами, три порта с белоснежными яхтами у причалов, виллы банкиров, звезд шоу-бизнеса и знаменитых голливудских актеров. Рядом с роскошными шале Антонио Бандероса (его Тимур не знал) и Шона Коннери, первого исполнителя роли Джеймса Бонда, возведенного королевой Елизаветой в рыцари (фильмы с Бондом Тимур любил и одно время собирал их), – ничем не уступающие им виллы московского скульптора Церетели и заместителя министра МЧС России генерал-полковника Ганеева.

Особенно впечатлили Тимура мостовые старого города – они были из мрамора. Сохранилась церковь с мудреным названием Иглесия-де-Нуастра-Сеньора-де-ла-Энкарнасьон, а в Музее современного рисунка Мусео-де-Грабадо-Контемпоранео были выставлены, как говорили, несколько малоизвестных работ Пикассо. Ни Тимур, ни его гид по Марбелье Тигран Чехоев, с которым Тимур был близко знаком еще с тех времен, когда они вместе занимались в Осетии американским спиртом, ценителями живописи не были, поэтому посещение музея оставили на потом. Зато Тигран показал достопримечательность Марбельи – монумент «Победа» работы Церетели, который скульптор подарил городу: бронзовую фигуру на высоком постаменте, стоящую на берегу лицом к морю. В каталоге скульптора она называлась «Марбельянец», а местные жители окрестили ее новым русским, впервые увидевшим море.

Насчет «подарил» были большие вопросы. Вскоре разразился скандал. Прокуратура Марбельи получила информацию, что скульптура обошлась городу в двести миллионов песет (около двух миллионов долларов). Церетели был также безвозмездно передан в собственность участок дорогой муниципальной земли для строительства виллы. Сколько из двух миллионов досталось скульптору, а сколько вернулось мэру Марбельи Хесусу Хилю в виде «отката» – это должен был установить суд. Но неожиданно обнаружилось, что все документы дела о «русской статуе» бесследно исчезли из следственного отдела суда. Все были в шоке, такого никогда не случалось в Испании. По подозрению в хищении документов 3 октября 2001 года был арестован сорокапятилетний судебный служащий Франсиско Калеро. На первом же допросе он признался, что уничтожил материалы уголовного дела за крупное вознаграждение, а ночью в тюремной камере покончил с собой. Суд не состоялся. Мэр Марбельи Хиль, который много раз обвинялся в хищении средств из городских фондов, в махинациях с недвижимостью и в финансовых злоупотреблениях в мадридском футбольном клубе «Атлетико», президентом которого был, и на этот раз «прошел по воде, не замочив ног», – так по-испански звучало русское выражение «вышел из воды сухим».

– Я смотрю, вы здесь не скучаете, – заметил Тимур, с интересом выслушав рассказ Тиграна.

– Люди везде люди, – философски отозвался тот. – Что в Испании, что в России. Если есть возможность что-то урвать безнаказанно – кто же откажется? Это противно человеческой природе.

Отец Тиграна был осетин, мать грузинка из древнего княжеского рода. Как это нередко бывает, смешение кровей дало великолепный результат. Тигран получился рослым красавцем, жизнелюбивым, переполненным энергией, с неукротимой волей, упорным в достижении поставленной цели, но с изворотливым умом, позволяющим ему не ввязываться в слишком рискованные авантюры. Даже сейчас, в пятьдесят лет, когда он слегка располнел и полысел, на него с интересом оглядывались молодые женщины. Он со вкусом одевался, ездил в открытом серебристом «порше». Тимуру он напоминал Алихана – каким тот был до гибели сына, изменившую его судьбу.

В конце экскурсии по Марбелье Тимур поинтересовался, что это за здание на холме, похожее на выставочный комплекс.

– Сейчас узнаем, – тотчас отреагировал Тигран и, нарушая все правила, свернул на подъездную дорогу.

Здание оказалось центром по продаже «таймшеров» – путевок в сеть высококлассных клубов-курортов, разбросанных по всему миру. Можно было купить право жить в таком клубе неделю или месяц раз в году, менять по желанию курорты – Францию на Японию или Египет на Австралию. «Таймшеры» продавали в России и даже в Осетии, но там система не прижилась, особенно когда выяснилось, что купить сертификат легко, а вот продать трудно – только в полцены.

– Все ясно, поехали отсюда, – предложил Тимур.

– Ну нет, – заявил Тигран. – Что мы, даром сюда тащились?

Он решительно вошел в центр, сказал офис-менеджеру несколько фраз по-испански. Через несколько минут они сидели за столиком в углу просторного пустого зала в окружении телевизионных экранов, на которых в режиме нон-стоп крутились красочные рекламные ролики. Подошел менеджер по продажам, молодой человек лет двадцати двух в униформе агентства, но какого-то неистребимо студенческого вида, вежливо поинтересовался:

– Сеньоры русские?

– Сеньоры осетины, – поправил Тигран.

– Без разницы. Хоть евреи, хоть татары. Из России – значит, русские. Что сеньорам угодно?

– Пока не знаем. Давай, обольщай.

Через несколько минут Тигран прервал менеджера:

– Язык хорошо подвешен, вижу. Испанский знаешь?

– На уровне носителя.

– Английский?

– Свободно. Между прочим, у меня красный диплом Инъяза.

– Французский? Немецкий? – продолжал Тигран.

– Объясниться смогу.

– Как тебя звать?

– Герман.

– Вот что, Гера, закажи-ка нам пива.

– Пива не держим. Только шампанское.

– Ладно, давай шампанское.

Появилась официантка с бутылкой брюта в мельхиоровом ведерке со льдом и двумя бокалами, ловко откупорила бутылку, разлила шампанское по бокалам. Герман продолжил было рассказ о необыкновенных возможностях обладателей таймшера с комфортом отдохнуть в любом уголке мира, но Тигран не стал слушать:

– Будешь заливать кому-нибудь другому. Нас твои сраные таймшеры не интересуют.

– Что вас интересует?

– Ты. Кто ты? Как ты оказался в Испании? Выкладывай. Только не ври. Начинать знакомство с вранья – плохая примета.

История Германа была довольно типичной для новых времен. Родом из Тамбова, рос без отца, мать учительница. После окончания Инъяза попытался зацепиться в Москве: работал преподавателем испанского в лицее, подрабатывал переводами. Денег не хватало. Дорого стоила съемная квартира, нужно было помогать матери. По случаю подрядился собирать урожай апельсинов в Севилье. После окончания сезона в Москву не вернулся. Так с тех пор и живет: без вида на жительство, перебивается случайными заработками. Сейчас вот – в «таймшере». Взяли, чтобы обслуживать русских. Русских в Марбелье много, но им не нужны таймшеры, у них свои виллы.

– Сколько тебе здесь платят?

– Десять долларов в день. Плюс процент с продаж. Продажи бывают нечасто – одна-две в месяц.

Тигран достал из бумажника визитную карточку и перебросил Герману.

– Зайди завтра с утра. Я буду платить тебе тридцатку в день.

– А что делать?

– Что скажу.

– В Испании я незаконно, – напомнил Герман. – В любой момент могут выслать.

Тигран обернулся к Тимуру:

– Мне нравится этот парень. Мог промолчать, но нет – сказал. Не бери в голову, Гера, решим.

– А ты говорил: поехали отсюда, – проговорил Тигран уже в машине. – Выпили на халяву хорошего шампанского. И нашел полезного человечка. Сотрудник с тремя языками – такие на дороге не валяются.

Тимур засмеялся. В этом был весь Тигран: он умел из всего извлекать выгоду.

Из Осетии Тигран уехал еще в 1997 году, когда закончилась эпопея с американским спиртом. В Марбелье у него был свой бизнес – строительная компания: покупали у муниципалитета земельные участки, возводили на них виллы под ключ и затем продавали их богатым клиентам. Еще он был официальным представителем Федерации футбола России: встречал и размещал членов сборной, которые, оказывается, проводили здесь тренировочные сборы. А то в самой России подходящих мест не было.

Строительной компанией Тигран владел на пару с местным жителем, испанцем, и был очень им недоволен: слишком осторожен, а попросту говоря трусоват. Одна мысль, что нужно подмазать нужных людей в мэрии, приводила его в панику, из-за этого уходили на сторону очень выгодные заказы. Тигран уговаривал Тимура выкупить у испанца его долю в компании, вместе они бы проворачивали большие дела.

Тимур колебался. К решению его подтолкнула случайность. Однажды они с Тиграном засиделись часов до двух ночи в открытом ресторанчике в порту Puerto Banus. Возвращались пешком. На одной из припортовых улиц Тимур увидел молоденькую девчонку, лет семнадцати, в легком летнем платьице, с сумочкой на длинном ремне. Она шла по темному тротуару и даже не глянула на двух не очень трезвых мужчин, уступивших ей дорогу.

Тимур поразился:

– Как ее родители отпускают?

– А что? – не понял Тигран.

– Как что? Ночь, порт. Мало ли что может случиться!

– Отвыкай. Ты не в Москве. Здесь никогда ничего не случается. Марбелья – самое безопасное место в Испании. Или даже во всем мире.

И этот случай разрешил все сомнения Тимура. Он купил пятикомнатные апартаменты в кондоминиуме с видом на море, автоматически получил вид на жительство как владелец недвижимости и через месяц перевез в Марбелью Алину с детьми. Сестры давно уже были замужем, жили своими семьями. Отец решения Тимура не осудил, но переезжать наотрез отказался:

– Как тебе жить, думать тебе. Может, ты прав. Может, нет. Не знаю. Ничего я не понимаю в этой новой жизни. Сколько ты заплатил за апартаменты?

– Не очень дорого. Всего пятьсот тысяч долларов. Цены на недвижимость все время растут.

– Пятьсот тысяч долларов. Для тебя недорого. А я за всю жизнь таких денег не заработал. Даже не могу представить, что такие деньги бывают. А ведь получал много – до тысячи рублей с премиями. Как я тебе могу советовать? Так что решай сам, а мы с матерью будем доживать свой век на родине.

Дети восприняли переезд в Марбелью как обычную поездку к морю, Алина же была ошеломлена:

– Не могу поверить! Это рай. Мы теперь будем жить в раю? Мне кажется, что я сплю.

Тимур привык иметь дело с большими деньгами. Но большие деньги всегда влекли за собой большие проблемы. Первый раз в жизни он почувствовал себя счастливым от того что у него много денег, что он может обеспечить самым близким ему людям жизнь в раю.

Тигран уже начал переговоры со своим испанским партнером о продаже его доли в строительной компании, переговоры шли успешно, но тут на фешенебельную Марбелью, как тайфун на тропические острова, обрушился небывалой силы коррупционный скандал. Погромыхивало и раньше. Испанской полицией в Марбелье был задержан и экстрадирован в Россию член «медведковской» преступной группировки Пылев по кличке «Карлик», которого подозревали в убийстве известного киллера Александра Солоника в Афинах в 1997 году. Арестовали семнадцать грузинских воров в законе, обвиненных в отмывании денег путем сделок с недвижимостью. И как лавина сорвалась. Прокуратура вскрывала все новые факты незаконного выделения земли для постройки вилл, финансовых махинаций чиновников муниципалитета, злоупотребления служебным положением, расхищения общественных фондов. В мэрии изъяли всю документацию, шли обыски в службе градостроительного планирования, в адвокатских конторах, связанных с городскими властями, были заблокированы более тысячи банковских счетов.

Понятно, что в этой ситуации было неразумно вкладывать средства в строительный бизнес. Тигран успокаивал: все уляжется, нужно выждать. Тимур не торопился. Первое время он не без удовольствия вел жизнь рантье, много времени проводил на море с детьми, развлекался с Алиной в ночных клубах, сопровождал ее в походах по дорогим бутикам. Через пятнадцать лет семейной жизни он будто бы вновь влюбился в жену, радовался ее радости от нарядов, к которым она, как и любая женщина, оказалась неравнодушна, был счастлив от того, что счастлива она.

Но постепенно новизна приедалась, все чаще Тимур испытывал какое-то внутреннее недовольство собой, будто бы от греховности бездельной жизни. Так, вероятно, чувствует себя профессиональный спортсмен, привыкший к каждодневным изнурительным тренировкам, которые сообщали ему полноту бытия. Ежедневные уроки испанского, которые Тимуру и Алине давал Герман, ставший сотрудником Тиграна, были не делом, так – развлечением. Мальчишки прокалились средиземноморским солнцем, все чаще спрашивали: «Скоро домой?» Тимур не знал, что ответить. Приближалась осень, нужно было решать, в какую школу их отправлять. В испанскую? В английскую? В русскую? Была в Марбелье и русская школа для детей местной элиты.

Понемногу менялось настроение и у Алины. Однажды она сказала:

– У меня постоянно такое чувство, что я оглохла. Все вокруг говорят, размахивают руками, смеются. А я не понимаю, о чем они жестикулируют, чему смеются. Как будто между нами стекло. Стоит мне услышать обрывок русской речи, я готова бежать за этими людьми, как собачонка.

– Это называется ностальгией, – заметил Тимур.

– Не смейся, это очень серьезно. Ты не задумывался, кем станут наши дети? Испанцами? Нет, испанцами они не станут. И перестанут быть русскими. Перестанут быть осетинами. На двух осетинов станет меньше. Они превратятся в вечных чужаков. Мы-то как-нибудь проживем, в нас огромный запас родины, на наш век хватит. А они? Чужаки, изгои. Мы хотим им такой судьбы?

– Ты сама говорила – рай, – напомнил Тимур. – Тебе уже не нравится рай?

– Наверное, рай хорош. Для загробной жизни. Для земной жизни – не знаю. Не бывает вечного праздника. Вечный праздник в конце концов превращается в обычные будни.

– Что ты предлагаешь? Вернуться в Россию?

Алина неуверенно улыбнулась.

– Это решать тебе. Осетинские женщины не дают советов мужчинам.

И вот, вернулись. И что?

Чтобы сидеть в машине на обочине московской кольцевой дороги и ждать, когда приедет чиновник Козлов и заберет пакет с деньгами – гартам?

Странное существо человек. И то ему не так. И это ему не так. А что так?

III

Козлов подъехал на желтой «Волге» фирмы «Новое московское такси», безуспешно пытавшейся конкурировать на рынке извоза с частниками, захватившими самые выгодные стоянки у вокзалов и не желавшими их уступать, из-за чего возникали настоящие побоища, в которые милиция, получавшая с частников постоянную мзду, старалась не вмешиваться. Из «Волги» Козлов почему-то вышел не сразу, а когда вышел, с безразлично-озабоченным видом прошел мимо «БМВ» Тимура в торговый комплекс. Появился минут через двадцать, на ходу разглядывая малярный валик, упакованный в прозрачный пластик. И только тут, словно бы только что заметив Тимура, подошел к машине.

– Собрались делать ремонт? – полюбопытствовал Тимур, перекладывая пакет с деньгами на колени, чтобы освободить для Козлова переднее сиденье.

– Ремонт? – удивился он. – А, ремонт. Да, собрался. Хвоста не заметили?

– Хвоста?

– Слежки!

– Нет. А могла быть?

– Осторожность никогда не помешает. Ну что за погода, а? Говорят, в Каракасе круглый год температура двадцать два градуса и все цветет. В Венесуэле. Не случалось бывать? Мой знакомый был, до сих пор балдеет.

– В Венесуэле – нет. В Испании жил. Вечное лето только сначала хорошо. А потом начинаешь скучать по снегу. Будете пересчитывать? – спросил Тимур, показывая на пакет с деньгами.

Козлов не ответил.

– Считать, спрашиваю, будете? – повторил Тимур.

Козлов молчал. Тимур с недоумением взглянул на него и поразился. Он даже не представлял, что человек может так измениться за какие-то секунды. Лицо молодого чиновника покрыла смертная бледность, все черты обострились, как у покойника, в глазах застыл ужас.

– Это – ваши? – скорее угадал Тимур по движению губ, чем услышал.

– Ну да, мои, – удивленно подтвердил он. – Двести граммов, как и договаривались. Что с вами?

– Нет – те!

Тимур проследил направление его взгляда и только тут понял, что повергло Козлова в такой ужас. На обочине, метрах в тридцати от «БМВ» Тимура, притормозили два милицейских «форда». Из машин никто не выходил. Время словно остановилось. Воображение рисовало картину, ставшую в последние годы привычной на российском телевидении: вот сейчас распахнутся двери, возникнут ловкие молодые люди в камуфляже и в масках с жуткими прорезями для глаз, направят на «БМВ» короткие десантные автоматы. Но ничего не происходило. Минуты через три на кольцевой появился кортеж из длинного черного лимузина и двух джипов охраны с милицейским сопровождением. «Форды» включили проблесковые маячки, снялись с места, пристроились в хвост колонны и вместе с ней скрылись в потоке машин.

– Какое-то очень большое начальство, – прокомментировал Тимур и вернулся к делу. – Можете не считать, сегодня утром из банка.

Но Козлов отпрянул от пакета, как от гранаты с выдернутой чекой, выскочил из машины и кинулся к желтой «Волге», не разбирая дороги. В панике он даже забыл малярный валик. Тимур лишь пожал плечами. У каждого свои трудности. Давать взятку-гартам противно, а брать опасно. И еще не известно, что хуже. Но коль уж ты взялся за это дело, нельзя быть таким патологически трусливым.

Тимур бросил валик и пакет с деньгами на заднее сиденье и поехал на завод, досадуя, что с этим неприятным делом не удалось покончить и теперь придется придумывать, как его завершить.

В том, что Козлов не патологический трус, а человек с чрезвычайно развитой интуицией, Тимур убедился в тот же день, всего через час, который понадобился ему, чтобы доехать до завода. Перед самыми заводскими воротами дорогу его «БМВ» преградили патрульные «Жигули». Из машины вышли трое в штатском, два молодых, один постарше, лет пятидесяти.

– ГУБЭП, подполковник Свиридов, – представился старший, мельком, как они это умеют, показав служебное удостоверение. – Заглушите двигатель и выйдите из машины.

– Не спешите, – возразил Тимур. – Я не успел рассмотреть ваше удостоверение. Покажите еще раз.

От такой наглости подполковник слегка растерялся, но пожелание Тимура выполнил. Правда, не выпуская корочек из рук.

– «Подполковник Свиридов», – записал Тимур в блокноте, закрепленном на панели. – Теперь командуйте.

– Выйдите из машины, – повторил подполковник. – Руки на крышу.

Один из молодых оперативников обыскал Тимура, другой в это время залез в салон.

– Ничего нет, – доложил первый.

– Есть, – сообщил второй и показал на пакет с деньгами, лежавший на заднем сиденье. К пакету он не притронулся, из чего Тимур сделал вывод, что они знали, что искать.

На все происходящее с недоумением смотрел заводской сторож, который уже открыл ворота и не понимал, почему хозяин не заезжает.

– Что в пакете? – спросил подполковник.

– Деньги.

– Какие?

– Доллары.

– Сколько?

– Не понимаю, почему вы об этом спрашиваете, но не вижу причин скрывать. Двести тысяч.

– Вам придется проехать с нами.

– Я арестован? – поинтересовался Тимур.

– Задержаны.

– Вы уверены, что имеете на это право?

– Уверен.

– А по почкам? – предложил один из оперативников. – Чтобы не выебывался.

– Отставить! – буркнул подполковник.

Тимур бросил сторожу ключи от машины, велел загнать ее в бокс и сел в милицейские «Жигули». Привезли его на Петровку, завели в пустую комнату с решеткой на окне, с облезлым канцелярским столом и несколькими стульями. Один стул был металлический, с вделанными в цементный пол ножками. Комната для допросов, понял Тимур.

Но допрашивать его не спешили. Минут сорок он провел в полном одиночестве, пытаясь сообразить, что все это могло бы значить. У него не отобрали ни документы, ни мобильник, почему-то даже оставили на столе пакет с деньгами. Все это наводило на размышления.

Тимуру часто приходилось иметь дело с милицией. И в Осетии, и уже здесь, в Москве. Регулярно, как за зарплатой, наведывался участковый, проверял регистрацию у таджиков, работавших на разливочных линиях, получал свои сто долларов и три бутылки водки и удалялся до следующего раза. Заезжали опера из местного ОВД с плановыми и неплановыми проверками. Для них Тимур накрывал стол в банкетном зале при столовой заводоуправления, все кончалось затяжной пьянкой. Наскакивали залетные – менты непонятно откуда, наглые, нахрапистые. Начинали всегда одинаково: мы знаем, что вы делаете левую водку и финансируете банды боевиков в Чечне. Тимур вежливо приглашал их присесть и при них звонил начальнику райотдела: «Пришлите наряд. Тут какие-то люди выдают себя за милицию. У меня большие сомнения в том, что они те, за кого себя выдают». Этого хватало, непрошенные гости поспешно удалялись со страшными угрозами прийти снова и разобраться с черножопыми, которые устанавливают свои порядки в Москве.

С ГУБЭПом, Главным управлением по борьбе с экономическими преступлениями, Тимуру тоже приходилось соприкасаться. Обычно – в качестве свидетеля по делам оптовых торговцев водкой. Организация была серьезная, с ней приходилось держать ухо востро. Но пресмыкаться не следовало. В Москве уважали силу, а если человек пресмыкается, никакой силы за ним нет.

Тимур уже понял, что волей случая он оказался в центре операции ГУБЭП, нацеленной на изобличение, как они говорят, взяточников в Министерстве по налогам и сборам. О том, что там берут, знала вся деловая Москва. Но уголовные дела, которые возбуждала прокуратура, редко доходили до суда или разваливались в самом суде. И сейчас Тимуру предстояло решить, сотрудничать ему со следствием или уйти в несознанку. Ну, посадят импозантного Николая Вениаминовича Голубицкого с его идеями перестройки алкогольной отрасли в духе его диссертации (если посадят), посадят его трусоватого зама Козлова, и что? Придут другие и как брали, так и будут брать, только больше – за риск. А самому Тимуру в водочном бизнесе нечего будет делать – от него будут шарахаться, как от чумного. Предателей никто не любит. И к тому моменту, когда в железной двери комнаты для допросов заскрежетал ключ, он для себя решил: знать ничего не знаю.

Вошел подполковник Свиридов, по-прежнему в штатском, с ним довольно молодой полковник в форме и еще один штатский – сухощавый, лет пятидесяти с небольшим, совершенно седой, с резкими чертами волевого лица.

– Вы утверждаете, что в этом пакете двести тысяч долларов? – начал допрос Свиридов.

– Можете проверить.

– Не странно ли, что вы возите с собой такие деньги?

– Я их не всегда вожу. Только когда предстоят платы.

– Какие? – встрепенулся Свиридов. – Какие платы вам предстояли сегодня?

– Я присмотрел дачный участок на Николиной горе. Хороший участок, сорок соток. Жалко будет его упустить. Это – задаток, – объяснил Тимур, верный своему правилу никогда не врать без необходимости. Он и на этот раз сказал правду. И участок был, и задаток он собирался внести.

– Николина гора – дорогое место, – заметил Свиридов. – Сколько же там стоит сотка земли?

– Двенадцать тысяч долларов.

– А задаток всего двести тысяч?

– Это только задаток. Вы знаете, что такое задаток? Если я откажусь от сделки, он останется у хозяина. Если хозяин откажется от сделки, он возвращает мне задаток и еще столько же неустойки.

– Сегодня с двенадцати сорока до часу тридцати вы сидели в своей машине на МКАД возле торгового комплекса стройматериалов, – сменил тему Свиридов. – С кем вы встречались?

– Ни с кем.

– Вы напрасно усмехаетесь, Русланов. Дело нешуточное.

– Я не усмехаюсь, – возразил Тимур. – Это у меня от шрама на губе. Шрам я получил в Афгане в восемьдесят шестом году. С тех пор мне всем приходится объяснять, что и у меня и мысли нет усмехаться. Честно сказать, это надоедает. Пробовал отпустить усы – еще хуже. Так что не обращайте внимания.

– В час двадцать к вам в машину сел некто Козлов, заместитель начальника инспекции МНС. Припоминаете?

– Да, сел, – подтвердил Тимур. – Увидел знакомого и сел.

– О чем вы с ним говорили?

– Ни о чем. Так, о том, о сем.

– А конкретно?

– О погоде. О том, что у нас снег с дождем, а в Венесуэле всегда весна, двадцать два градуса круглый год.

– И все?

– Да, все. Потом он ушел. Почему-то быстро, даже малярный валик забыл.

– Валик? Какой валик?

– Обыкновенный. Каким стены красят. Он за ним в стройматериалы и приезжал.

– Хватит, – вмешался полковник. – Мы все знаем, Русланов. Вы должны были передать Козлову эти вот двести тысяч долларов. Взятку за то, что вашему заводу вернут лицензию.

– Мне странно это слышать, – сказал Тимур. – Деньги – вот они. Почему же я их не передал?

– Это мы и хотим узнать. Если бы Козлов вышел из вашей машины с пакетом, мы бы его взяли, и сейчас вас допрашивали бы в качестве обвиняемого за дачу взятки должностному лицу.

– А сейчас я в каком качестве? – поинтересовался Тимур. – Вы мне рассказали очень интересную историю. Но я не имею к ней никакого отношения.

– Вы задержаны как подозреваемый в намерении дать взятку должностному лицу. Ордер сейчас выпишут. Мера пресечения – содержание под стражей.

– Посадите, значит? Ну, сажайте. Можно мне позвонить?

– Адвокату? – спросил полковник.

– Нет, жене. О том, что меня сегодня не будет. Адвокату мне звонить незачем. Ваши обвинения, полковник, смехотворны. Даже самый продажный судья не санкционирует мой арест. Разве что очень продажный. Но у вас денег не хватит ему заплатить.

– Оформляйте, – приказал полковник Свиридову.

Тот принялся названивать по мобильнику. Сначала какому-то Сидорчуку из СИЗО-4, потом еще кому-то. Спрашивал одно и то же:

– У тебя камера человека на четыре есть? Нет? А на сколько? На сорок? А всего сколько там? Шестьдесят? Не пойдет, многовато… Дежурный? Свиридов из ГУБЭПа. Нужна небольшая камера для интеллигентного человека… Только на тридцать человек?.. А меньше нет? Нет, понимаю…

– Ничего приличного, – с сожалением сообщил он, отключив связь. – Придется вам, Русланов, пообщаться с народом.

– Выйдите, оба, – вмешался седой штатский, не проронивший до этого ни слова.

– Слушаюсь, – вытянулся полковник и вместе со Свиридовым поспешно покинул комнату для допросов.

– Извините моих сотрудников, они работают как умеют…

– С кем я разговариваю? – спросил Тимур.

– Заместитель начальника ГУБЭП генерал-лейтенант Егоров, – представился седой. – Вы умный человек, Русланов. Не сомневаюсь – законопослушный предприниматель. В тех пределах, которые диктуются обстоятельствами. Нам нужна ваша помощь.

– Какая?

– Не мне вам говорить, какое зло коррупция для России. Для всех. Для государства, которое недополучает налоги и потому не может обеспечить достойную жизнь своим гражданам. Пенсионерам, врачам, учителям. Для предпринимателей, которые постоянно подвергаются вымогательствам и сами вынуждены ловчить, хитрить, а часто и преступать закон, чтобы сохранить свой бизнес. Как филлоксера иссушает виноградники, так и зараза коррупции разъедает государственное устройство России. Вот вы некоторое время жили в Испании, – продолжал генерал. – Не удивляйтесь, мы знаем о вас все. Разве вы не хотели бы работать в таких же условиях, как испанские бизнесмены? Есть закон, они подчиняются только закону. И в гробу они видели всех чиновников.

– Об этом приходится только мечтать, – вздохнул Тимур, вспомнив коррупционные скандалы в Марбелье, а заодно и шикарную виллу заместителя министра МЧС генерал-полковника Ганеева.

– Будет такое и у нас. Не завтра. Но выжигать эту заразу нужно уже сегодня. Мы изучили ваше дело. Вы стали жертвой аферы. Емельчука мы посадим, это я вам обещаю, против него будет возбуждено уголовное преследование. Мы также знаем, что у вас вымогают взятку за возвращение лицензии. Эти вот двести тысяч долларов. Непонятно, почему сделка не состоялась сегодня. Но эти люди не успокоятся, пока не получат взятку. Логично?