Текст книги "Поворот судьбы"

– Но у тебя нет времени. Никогда не бывает времени.

– Придется найти, – только и мог ответить он. Остаток пути прошел в молчании. Как только они подъехали к дому, Хоуп что-то пробормотала про кошку и выскочила из машины. Саманта последовала за ней, что-то крикнув про срочные телефонные звонки. А Джек направился на кухню готовить обед.

Глава 3

Проснувшись, Саманта ощутила боль в шее – оказывается, телефонная трубка всю ночь пролежала у нее на подушке. Мама говорила, что у нее хроническое недержание речи. Но что Саманта могла поделать? Ей нужно было позвонить Шелли по поводу математики, Аманде по поводу английского, а потом ей позвонил Брендан, за ним Лидия. Когда они кончили разговаривать? В половине первого? В час?

– Пожалуйста, справочную, – сказала она оператору в больнице. Когда трубку взяла дежурная сестра, Саманта спросила: – Как моя мама?

– Прекрасно.

– Она пришла в себя? – обрадовалась Саманта.

– Пока нет.

Тогда что означало слово «прекрасно»? – подумала она.

– Спасибо, – произнесла Саманта скорее разочарованно, чем любезно, и повесила трубку.

Первое, что сделал Джек, когда проснулся, – схватил телефонную трубку. Всего минуту спустя он с облегчением узнал, что Рейчел жива, со страхом убедился в том, что она еще в коме, и с неожиданной гордостью – что Саманта самолично позвонила в больницу.

Откинув простыню, он подошел к окну и высунулся наружу. Из каньона поднимался утренний туман, но он был не похож на тот, что бывал в Сан-Франциско.

– Папа!

Он оглянулся на дверь. В щель просунулось личико Хоуп.

– Папа, мне что-то нездоровится. Живот болит. Джек подошел к Хоуп и дотронулся до ее щеки.

– Температуры нет. Может, что-нибудь не то съела?

– Не знаю. Но если мне станет плохо в школе, тебе позвонят, а ты будешь в Сан-Франциско и не сможешь за мной приехать. Может, мне лучше остаться в постели?

Хоуп выглядела вполне здоровой.

– Разве ты не хочешь навестить маму?

– Если я посплю утром, то смогу поехать к маме вместе с Самантой, правда?

Должно быть, дело в кошке.

– Где Гиневра?

Он попал в самую точку. В глазах Хоуп была тревога.

– В кровати. Кажется, ей тоже нездоровится. Если я с ней останусь, нам обеим будет лучше.

Джек обнял Хоуп за хрупкие плечики. Она была в длинной, до колен, футболке. Между футболкой и ковбойскими сапогами виднелись худые ноги.

– А мама разрешила бы тебе пропустить школу?

– Нет. Но она осталась бы дома с Гиневрой.

А он остаться не сможет. Это было ясно без слов. Он собирался завезти девочек в школу в Кармел, потом поехать в больницу – севернее, в Монтерей, потом дальше на север, в Сан-Франциско, а оттуда в школу и снова в больницу.

– Я не могу оставить Гиневру одну, папочка, – умоляющим голосом сказала Хоуп. – Особенно сейчас, ведь она тяжело больна.

Ему совсем не хотелось, чтобы Хоуп пропускала школу. Необходимо отыскать какой-то выход.

– А Дункан? По-твоему, он согласится присмотреть за ней? Лицо Хоуп просияло.

– Я могу его спросить.

Дункан предложил вариант, который понравился Хоуп еще больше, хотя Джек не понимал почему. Он не понимал, почему Гиневре будет лучше провести весь день дома у Дункана.

– Дункан живет с верой – вот и все, что сказала Хоуп в ответ на его недоумение.

Джек не стал добиваться более вразумительного ответа. Он уже много лет слышал о вере Дункана.

Итак, Дункан верит в Бога. Прекрасно. Гораздо больше Джека волновало то, что, собираясь везти кошку к Дункану, до которого было три минуты езды, Хоуп в суматохе забыла про боль в животе.

Пока Хоуп устраивала кошку у Дункана, Джек ждал в машине. Когда Дункан подошел к нему, он сказал:

– Спасибо. Для Хоуп это очень важно.

– Как Рейчел?

– По-прежнему. Я как раз еду в больницу.

– Лучше вызвать Бена.

– Какого Бена? – спросил Джек, но, прежде чем Дункан успел ответить, Хоуп взяла великана за руку и устремила на него почтительный взгляд.

– Я заеду за Гиневрой, – сказала Хоуп. Дункан кивнул и пожал ей руку.

Когда Джек приехал в больницу, Рейчел только что помыли в ванне и постелили ей крахмальные белые простыни. Он привез тюбик крема, который взял из ее ванной, и стал втирать его в те участки кожи, которые не были закрыты повязкой. Он нанес крем на щеки, легко массируя места вокруг ушиба.

– У тебя наверняка болит голова, – сказал он.

Рейчел молчала. Ее рука была вялой и тяжелой. Джек посмотрел, не движутся ли ее глаза под закрытыми веками. Ничего не заметив, он, несколько разочарованный, покинул палату.

Джек нашел Кару Бейтс в холле. Вместо жемчужных серег у нее в ушах были великолепные ониксы квадратной формы.

– Разве Рейчел не пора начинать реагировать на внешние раздражители? – спросил он ее. – Ведь прошло уже полтора дня.

– На это требуется время, мистер Макгилл, – сказала Кара. – Состояние вашей жены не ухудшается.

– Я договорился о консультации с неврологом из Сан-Франциско.

– Он уже здесь был. Попросил вас позвонить ему днем. Он считает, что в настоящее время никаких дополнительных мер не требуется.

Джек развел руками. Рухнула еще одна надежда.

– А вы не можете хотя бы приблизительно сказать, когда она очнется?

– Нет. Мне очень хотелось бы обнадежить вас, но я действительно не знаю. С травмами головы всегда так бывает. Самое лучшее, что я могу вам сказать: у Рейчел хорошие шансы на выздоровление.

Это была лишь малая часть того, что хотел услышать Джек.

Казалось, двигаясь на север, к Сан-Франциско, он должен был почувствовать себя лучше. Там был его дом, его дело, там была Джилл. Но чем ближе он подъезжал к городу, тем сильнее щемило у него в груди.

Сначала он заехал домой, рассчитывая, что там ему станет легче, но дом показался ему холодным. Он бросил на кровать матерчатую сумку и быстро запихал в нее вещи. Зашел в мастерскую, наполнил кейс бумагами и направился к выходу. Из прихожей он позвонил Джилл.

– Как дела? – спросил он, как только она ответила.

– Джек, где ты?

– Заехал домой, но не надолго. Рейчел по-прежнему в коме. Как прошел бал?

– Прекрасно. Большой успех.

– Я в этом не сомневался. Ты умеешь устраивать такие вещи. – Джилл была приветливой, щедрой хозяйкой, где бы ни проходил прием: дома, в ресторане или в бальном зале. – Сколько вам удалось собрать?

– Похоже, больше четверти миллиона.

– Браво, Джилл. Ты должна быть довольна.

– Мне не хватало тебя. Когда ты придешь?

В последние два года она часто задавала этот вопрос. Но она никогда не упрекала Джека, не упрекала она его и сейчас, хотя на этот раз вопрос звучал немного по-другому. Джек мог поклясться, что уловил в ее голосе тревожные нотки. Обычно он уклонялся от ответа, ссылаясь на работу. Теперь же он просто сказал:

– Я появлюсь, как только смогу. Молись за Рейчел.

Зная, что она так и поступит, Джек направился в офис. Как только он туда вошел, у него возникло желание бежать. Но это была его фирма. Он, как один из партнеров, чувствовал ответственность перед двумя десятками сотрудников.

Шагая через две ступеньки, он направился прямиком в кабинет Кристины Джанни. Она говорила по телефону, но через несколько секунд повесила трубку.

– Как Рейчел?

– Жива, но по-прежнему в коме.

– А девочки?

– Конечно, волнуются за мать. А что происходит в конторе? Кристина бросила на него предостерегающий взгляд.

– Лучше бы тебе этого не знать. Опять?

– Неужели это хуже комы?

– Дэвид именно так бы и сказал, – сухо ответила Кристина. – Вчера вечером Майкл Флинн должен был исправить чертежи для Буффало. Но он смылся с работы в три часа, чтобы отвезти своего двухлетнего малыша к врачу, споткнулся и упал с лестницы. Он думает, что сломал ногу, и пошел на рентген.

– Что еще?

– Бокка. Чертежи придется снова переделать.

Джек проектировал в Бокке деловой центр с торговым пассажем на первом этаже. Ему уже трижды пришлось переделывать проект, чтобы удовлетворить капризы одного крикливого члена важного комитета. Джек уже пошел на все мыслимые уступки. Стоила ли игра свеч?

– Отменить все завтрашние дела?

– Да.

Он не мог сосредоточиться на Буффало, не мог сосредоточиться на Бокке. Но он был главой фирмы, и у него имелись обязанности перед подчиненными. Поэтому он прошел в зал и стал останавливаться то у одного отсека, то у другого, обозначая свое присутствие самым бесхитростным способом – вопрос здесь, предложение там. Он отвечал за три четверти проектной работы фирмы. Это была хорошая работа, очень важная работа. «Метрополитен хоум» напечатал фотографию построенного им в Омахе музея, «Аркитекчарал дизайн» – одного из залов библиотеки в Мемфисе. Несмотря на это, Джека тяготило пребывание в офисе, здесь он чувствовал себя чужим. Возможно, он выдохся. Отвращение, которое он испытывал к работе, должно было иметь под собой причину.

Оно могло быть результатом усталости. Или беспокойства. Любой человек на его месте был бы выбит из колеи. Засовывая в карман пачку телефонограмм, он вернулся в приемную и попросил Кристину отменить Остин.

Затем он сел в машину и поехал на юг, в Монтерей.

Для невысокой женщины у Рейчел были на редкость изящные руки и ноги. Джек смазывал ее руку кремом, когда вошла Кэтрин Эванс.

– Привет, – сказал он, решив сегодня быть полюбезнее. – Как дела?

– Были бы гораздо лучше, если бы Рейчел пришла в сознание. Но кажется, ничего не изменилось. Есть медицинские новости?

– К сожалению, никаких. Я надеялся, что к этому времени она очнется.

Кэтрин взяла с тумбочки щетку для волос и начала причесывать Рейчел.

– Девочки в школе?

– Да. Я должен заехать за ними через час и привезти сюда. – Джек посмотрел на монитор. – Им сейчас нелегко.

Кэтрин осторожно приподняла голову Рейчел и стала расчесывать волосы на затылке.

– Я подозреваю, что дело не только в состоянии Рейчел.

– Что вы имеете в виду? – не сразу спросил он.

– Я подозреваю, что ваше пребывание здесь поднимает и другие проблемы.

– Развод? Не думаю. Девочек волнует здоровье их матери. Волнует, кто сегодня приготовит им обед. Они не думают о разводе. Развод был давно.

– Нет, они думают о нем, – не сдавалась Кэтрин. – Бьюсь об заклад, что Саманта одержима этой мыслью. Она не желает никому подчиняться, а тут после стольких лет отсутствия являетесь вы и принимаетесь командовать. Она, вероятно, думает, что вы не имеете права указывать, что ей делать.

– Она вам это говорила?

– Нет. Но я чувствую, что она не понимает, почему вы здесь. Я и сама этого не могу понять.

Некоторое время Джек глядел на нее в изумлении.

– Моя жена в коме. Где еще мне быть?

– Рейчел – ваша бывшая жена. Вы постоянно забываете об этом.

– Мы больше десяти лет прожили вместе, у нас двое детей. То, что я здесь, совершенно естественно. Не придавайте этому особого значения.

– Это имеет особое значение, если вы по-прежнему ее любите. Он ее не любил.

– Мы в разводе уже шесть лет. Я почти не знаю, какая она сейчас. Как я могу любить незнакомую женщину?

Кэтрин прекратила расчесывать Рейчел.

– Знаете, что я думаю? Я думаю, что вы здесь из чувства вины. Из-за того, что хотите компенсировать то, что вы ей недодали.

– Из чувства вины? Да кто вы такая? Психиатр?

– Почти. – Она положила щетку на тумбочку. – Я парикмахер.

– Вы шутите. Вы не похожи на парикмахера.

Кэтрин рассмеялась:

– Так же как не похожа на подругу Рейчел?

– Парикмахер. – Джек не верил своим ушам. – В последний раз моя жена переступила порог парикмахерской в день нашей свадьбы и поклялась, что больше никогда в жизни этого не сделает.

– Возможно, она поняла, что ошибалась.

Джек Макгилл напоминал Кэтрин ее бывшего мужа – такой же самонадеянный, такой же близорукий. Рой и по сей день уверен, что причиной их развода было ее неумение удовлетворить его потребности.

Неумение? Скорее, нежелание. Он сам не хотел признавать ее потребности, и это долго сходило ему с рук. У нее была работа. Были друзья. Сочувствие, привязанность и интеллектуальное общение она находила вне дома. Но однажды ей понадобилась его помощь, и она ее не получила. Это было последней каплей, после этого она не захотела оставаться его прислугой.

По дороге в кафетерий Кэтрин постаралась выкинуть из головы мысли о Рое, но окружающая обстановка мешала ей успокоиться. Она не любила больницы вообще и эту в частности, но уже успела освоиться здесь. Направившись прямо к пакетикам чая, она взяла «Эрл Грей», наполнила кипятком пластиковый стаканчик, расплатилась и села за свободный столик. Тут чей-то голос произнес:

– Простите. Мы не виделись с вами раньше?

Она подняла глаза. Стоявший рядом мужчина был в блейзере, рубашке с галстуком и в джинсах. В густых, коротко подстриженных волосах было больше перца, чем соли. Кэтрин замечала такие вещи – у нее был профессиональный взгляд. Она также отметила, что он приятной наружности.

– По-моему, это было вчера утром. Ранним утром. – Он протянул руку. – Стив Бауэр.

А-а, невролог Рейчел. Она тоже подала ему руку.

– Кэтрин Эванс. Я подруга Рейчел. Вы уже были у нее сегодня?

– Да. – Он сел рядом с Кэтрин. – А вы?

– Я тоже. Что еще можно для нее сделать?

– Пока еще слишком рано об этом говорить. Ей не становится хуже. Это хорошо. – Он откинулся на спинку стула. – Вы живете поблизости?

– Нет, – ответила она, понимая, куда он клонит.

– Мне знакомо ваше лицо. – Он выглядел по-настоящему озадаченным. – Возможно, я ошибаюсь. Иногда, когда видишь лицо, которое врезалось тебе в память, начинаешь думать, что видел его раньше. Вы никогда здесь не работали?

– Нет. Я парикмахер.

– Что ж, у вас эффектная прическа. Кэтрин возвела глаза к небу.

– Я сижу здесь расстроенная, потому что моя лучшая подруга в коме, а вы и ваш персонал ничем не можете ей помочь. Вы же рассуждаете о моей прическе!

– Это невинное замечание, – возразил он.

– Оно совершенно неуместно.

– Нет. Неуместным было бы, если бы я стал обсуждать с вами медицинские подробности состояния вашей подруги или, того хуже, давать вам пустые обещания. Вместо этого я сделал наблюдение. У вас действительно эффектная прическа. Вы владелица парикмахерской?

Он угадал, но Кэтрин ничего не ответила. И почему это врачи считают себя вправе задавать любые вопросы?

– Где вы живете? – спросила она.

– В Пасифик-Гров.

О Боже. Пасифик-Гров – фешенебельное место.

– Семь лет назад я купил там небольшой дом, – сказал Стив Бауэр. – Ближний к океану.

– У вас есть семья?

– Бывшая жена, два сына и дочь, все взрослые.

Это ее удивило. Несмотря на волосы с проседью, она дала бы ему не больше сорока пяти.

– Сколько вам лет?

– Пятьдесят три. А вам?

Внезапно смутившись, она встала из-за стола.

– Достаточно, чтобы понять, что мне пора возвращаться к Рейчел. До свидания.

У школы Джека уже ждали десять ребятишек. Хоуп первой открыла дверцу и забралась на заднее сиденье.

– Как мама? – спросила она.

– Довольно хорошо. Все еще спит, – сказал он как ни в чем не бывало.

Саманта, сев рядом с ним, указала на группу подростков.

– Это мои друзья: Джошуа, Адам, Шелли, Хедер, Брендан, Аманда, Сет и Лидия. Они хотят узнать, как мама. Она пришла в сознание?

Джек помахал рукой, поприветствовав их всех.

– Пока нет.

– Ей лучше? – спросила девочка, стоявшая ближе всех к машине.

Он догадался, что это Лидия, которую он знал только по имени.

– Врачи говорят, что дело идет на поправку, – ответил он. К нему приблизилось лицо мальчика.

– Я Брендан. Моя мама просила передать вам, что подготовка к балу идет полным ходом, так что можете не беспокоиться. В понедельник она звонила маме Саманты, и они обо всем договорились.

Саманта захлопнула дверцу.

– Пора ехать.

– О чем они договорились? – спросил Джек.

– О подготовке к балу. Поехали. Я хочу видеть маму.

– К какому балу?

– К тому, для которого мне нужно новое платье. Я же тебе говорила.

Возможно, говорила, но сейчас ему приходилось держать в голове слишком много всего.

– Откуда взялся этот бал? Тебе всего пятнадцать.

С заднего сиденья последовало торопливое разъяснение, явно рассчитанное на то, чтобы предотвратить схватку:

– В конце года у девятых и десятых классов бывает бал.

– Когда он будет?

– На следующей неделе в субботу, – ответила Саманта. – В этот уик-энд мы должны купить платье. Ты сказал, что поедешь со мной в магазин.

– Папа, – прозвучало с заднего сиденья, – а что нам делать с пикником? Мама собиралась устроить мне пикник.

Джеку показалось, что в руках у него груда кирпичей, а ему подкладывают все новые, и он уже с трудом стоит на ногах. Съездить в магазин за платьем он в состоянии. Но устроить пикник совсем не просто. Джек подумал, что он еще способен наполнить багажник двухлитровыми бутылками с газировкой и доставить их в назначенное место, способен даже купить пару дюжин сандвичей. Но с начала до конца организовать пикник? Для этого был нужен кто-то другой.

– Вечером я позвоню твоей учительнице. У тебя есть ее телефон?

– У мамы есть.

– А что будет с ее выставкой? – спросила Саманта.

– С какой выставкой?

– У мамы открывается выставка в галерее П. Эммета. Это здесь, в Кармеле. Через две недели в субботу. Что, если она до этого не придет в себя?

– Придет, – решил он.

– А если нет? Или если она не придет в сознание хотя бы за неделю до выставки? Картины еще не закончены. Она работала как ненормальная. По-моему, тебе следует поговорить с Беном.

– С Беном?

– С Беном Вулфом. Владельцем галереи. Это он устроил маме выставку. Они встречались, – прибавила Саманта, как ему показалось, со злорадством. – Бен продает больше маминых картин, чем все остальные галереи.

Джек понимающе присвистнул.

– Что же делать с незаконченными картинами? – спросила Саманта. – В его галерее это первая персональная выставка за много месяцев. Мама так мечтала о ней.

– Я поговорю с Беном, – пообещал Джек и тут же перестал об этом думать. Он все сильнее хотел, чтобы Рейчел побыстрее очнулась.

Когда Джек привез девочек в больницу, Бен Вулф был уже там. Каштановые волосы, очки в металлической оправе – вполне заурядный мужчина, если говорить о росте, весе и наружности. Отнюдь не яркая личность, какую, по мнению Джека, должна была выбрать Рейчел. И она еще называла Джека консервативным? Бен Вулф был воплощением консерватизма, однако это ей почему-то не мешало.

Сидевшая рядом с ним женщина была его полной противоположностью. Все в ней кричало о мятеже: от розовых прядей волос до полудюжины сережек в ухе. Еще до того, как их представили друг другу, Джек понял, что она – скульптор из кружка книголюбов, который посещала Рейчел.

Бен Вулф. Чарлин Авалон. Джек вежливо кивал им, пристально вглядываясь в лицо Рейчел. Оно было спокойным, бледным и неподвижным. Он взял ее за руку. Так он чувствовал себя увереннее, как будто имел неотъемлемое право здесь находиться.

– Хочешь рассказать маме, что ты делала в школе? – спросил он стоявшую рядом Хоуп.

– Мамочка, здравствуй, – тихонько сказала Хоуп. – Это я, Хоуп. Я все еще в своих счастливых сапогах.

– Очень глупо, – сказала Саманта.

– А вот и нет. Они напоминают мне о том концерте. Я буду носить их, пока мама не проснется. – Рейчел она сказала: – Гиневра у Дункана. Надеюсь, ей там хорошо. – Хоуп подняла испуганные глаза на Джека: – Чарлин знакома с Дунканом. Она часто бывает у него.

Чарлин кивнула головой.

– У Дункана есть сарай, набитый всяким старым хламом, – сказала она. – Он разрешает брать оттуда все, что мне нужно для работы. – Она улыбнулась Джеку. – Мы с Беном думали, что делать с выставкой. Вы знаете, что у Рейчел намечена выставка?

– Разумеется, – ответил Джек, словно уже давно знал об этом. – Открытие через две недели. Не знаю, успеет ли она прийти в себя. – Он поймал на себе взгляд Бена Вулфа. – Мы можем с вами поговорить?

Оставив Саманту рядом с Рейчел, Джек вышел в коридор. Когда к нему присоединился Бен, Джек спросил:

– Можно перенести выставку?

Бен покачал головой:

– Я обзвонил всех художников, кто выставляется позднее, но две недели – слишком короткий срок. Никто не успеет подготовиться.

– Сколько у Рейчел законченных картин?

Бен поправил очки.

– Не знаю. Она обещала дать восемнадцать. Возможно, если бы я заехал и посмотрел на то, что у нее есть, я бы точнее оценил ситуацию.

Джека удивило то, что Бен до сих пор этого не сделал. Если бы между ним и Рейчел было что-нибудь серьезное, Бен проводил бы много времени в ее мастерской. Как в свое время Джек.

– Вам не стоит беспокоиться. – Бен Вулф слишком вял для Рейчел. Он не способен задеть ее за живое. Он слишком аккуратный, слишком тусклый. С чувством собственного превосходства Джек сказал: – Я загляну в мастерскую и сообщу вам, в каком состоянии картины.

Вечером Джек помыл посуду, позвонил учительнице Хоуп и попросил ее помочь с пикником, потом два часа провозился с чертежами, пытаясь решить проблемы, возникшие с проектом в Бокке. Чувствуя себя совсем усталым, он не пошел в мастерскую смотреть картины, а решил поискать в шкафу рубашки для Рейчел. Синди Уинстон сказала, что Рейчел, возможно, удобнее будет в лежать в своей ночной рубашке.

Вопрос о том, не окажется ли белье слишком фривольным для больницы, отпадал сам собой. Рейчел предпочитала простые фланелевые рубашки. Впрочем, не совсем обычные. Она любила яркие цвета. Джек выбрал лиловую и изумрудную, а затем, отодвинув в сторону оранжево-красную рубаху, обнаружил три фотографии в рамках. Они лежали картинкой вниз, занимая все дно ящика.

Он повернул к себе самую большую. В претенциозную позолоченную рамку, которую могла купить только мать Рейчел, была вставлена их свадебная фотография: жених и невеста в центре, а по бокам две пары счастливых родителей. Оба, и Джек и Рейчел, ненавидели эту фотографию. На ней они вышли слишком разодетыми и совсем непохожими на себя.

Отец и мать Рейчел уже умерли. Но тогда Виктория Китс приложила все силы к тому, чтобы устроить дочери волшебную свадьбу, которой не было у нее самой, а Юнис Макгилл всецело встала на ее сторону.

Фотография по случаю помолвки была лучше, но какую битву пришлось им тогда выдержать. На ней они были самими собой, а это, по мнению матери Рейчел, совершенно не годилось для газет. Джек дотронулся до простой деревянной рамки, на которую Рейчел наклеила кусочки фольги и цветной бумаги. Он и она на семнадцать лет моложе, их дерзкие, счастливые лица полны жизни.

А третий снимок? Его любимый, в рамке из необработанного камня. Рейчел сделала его всего за год до развода. Джек и девочки возятся на заднем дворе их дома в Пасифик-Хейтс, а присутствие Рейчел по другую сторону объектива настолько очевидно, что ее по праву можно считать участником этой сценки. Три улыбки, три смеющихся лица смотрят прямо на Рейчел с разной степенью любви и отваги.

Джек осторожно положил обратно в ящик сначала маленькую рамку из камня, затем фотографию по случаю помолвки, а свадебную фотографию спрятал в самый нижний ящик. Ему показалось, что своим присутствием она оскверняет две другие.