Текст книги "Похищенное сердце"

Глава 5

Наконец оставшись одна в спальне с балконом, выходившим на море, Аманда встала с постели, на которой Макс Мэнтон оставил ее.

– Вам необходимо отдохнуть, – мягко сказал ей Мэнтон, уходя. – Поспите немного. Я уверен, что после этого память к вам вернется.

Она понимала, что он мог вызвать полицию, и уже представляла себе, как ее на машине «скорой помощи» увозят в больницу.

И все же у нее было ощущение, что Мэнтон настолько боится огласки, что даже не упомянет о ее пребывании здесь.

Она на цыпочках подошла к двери и повернула ключ в замке. Затем огляделась по сторонам, стараясь проверить, нет ли здесь отверстий, через которые за ней могли шпионить.

Комната не внушала никаких опасений и была изысканно отделана: занавески из плотного хлопчатобумажного материала пастельных тонов сочетались по цвету с обоями во французском стиле, тонкий бледно-розовый шерстяной ковер гармонировал с цветом простыней и наволочек.

Аманда снова легла и стала смотреть в окно, жалюзи на котором были опущены ровно настолько, чтобы в комнату не проникал прямой солнечный свет.

«Только майор Джексон, – подумала она, – мог изобрести столь фантастический план».

Это он сказал ей, что нет иного способа проникнуть на виллу.

– Она похожа на тюрьму, – сказала тогда Аманда.

– С золотыми слитками, – улыбнулся Джексон.

Они изучали план дома до самого обеда.

– Какова во всем этом роль Вернона? – спросила девушка, когда слуги вышли из столовой.

– Вы и вправду ждете от меня ответа на ваш вопрос? – сурово поинтересовался Джексон. – Величайшая ошибка – знать, какую роль играют другие в осуществлении плана. Хоть Вернон и ваш брат, он получит отдельные инструкции, и я не собираюсь сообщать их никому, кроме него самого.

Аманда бросила на него через стол дерзкий взгляд.

– Вы хотите представить все в виде операции с грифом «Совершенно секретно». Вас абсолютно не заботим мы сами.

– Что бы я ни делал и для кого бы я это ни делал, я всегда планирую, учитывая самые непредвиденные обстоятельства. Не забывайте о возможности провала. Тюрьма – не самое приятное место, а скандал нанесет вам непоправимый вред.

– Извините, – сдалась Аманда, – может быть, мы с Верноном раньше были слишком легкомысленны. Это будет гораздо более трудное дело, не так ли?

– Если вы вспомните, каждое последующее дело было труднее предыдущего, а его результат – весомее. Теперь мы наконец вышли на крупную рыбу. Если дело выгорит, вы сможете вернуться домой и вести спокойную жизнь добропорядочных граждан.

– Забавно, что вы об этом заговорили. Только вчера мы толковали о том же с Верноном. Вы верите, что мы когда-нибудь вернемся к нормальной жизни?

– Вы сможете выйти замуж, – ответил Джексон, но по его тону было непонятно, иронизирует он или говорит серьезно.

– Не думаю, что это моя цель, – ответила Аманда. – Да, я мечтала влюбиться в идеального мужчину, который ждал бы меня на автобусной остановке или в метро, но я не собиралась так сразу… Мне кажется, что обычный молодой человек будет для меня слишком скучен. Ведь ему не довелось испытать и сотой доли того, что пережили мы с Верноном. Наверное, жизнь простой женщины счастливее, потому что она не рискует ни собой, ни своей свободой, не участвует ни в каких авантюрах.

– Я предупреждал Вернона, что это опасная игра, – заметил майор Джексон.

– Опасная, но и волнующая! Бывали моменты, когда я ненавидела ее, но все же я знаю, что, когда состарюсь, мне будет что вспомнить.

– И все же вы ненавидели меня, – сказал майор Джексон.

Аманда бросила на него быстрый взгляд.

На улице наступили сумерки, небо потемнело. Как обычно в Средиземноморье, темнота спустилась на землю быстро, на небе замерцали звезды; в комнате уже зажгли свечи.

В свете свечей она заметила, что он смотрит на нее с выражением, которого она не могла понять.

– Да, ненавидела, – признала она, – но лишь потому, что вы казались мне чересчур всемогущим. Ребенком меня приводило в ярость, когда мне говорили, что Бог видит все. Это всегда казалось мне несправедливым.

– Вы можете уйти от меня, если хотите. Возвращайтесь завтра в Ниццу, а оттуда – самолетом в Англию. И забудьте о моем существовании…

– Тогда несчастья стариков навсегда останутся на моей совести. Легче ненавидеть вас, но помочь им.

Он ничего не ответил, и она внезапно почувствовала, что была просто невежлива. Вернон рассердится на нее. К тому же у майора Джексона тоже могли быть чувства.

– Извините, – поспешно проговорила она. – На самом деле я просто боюсь вас.

Он улыбнулся и наполнил ее бокал изысканным французским вином.

– Вы не очень ловкая обманщица, – сказал он. – Я запомню это. Ведь это может стать слабым местом плана всей операции!

– О, это невозможно! Вы заставляете меня чувствовать себя букашкой под микроскопом. Вы словно препарируете меня, чтобы уничтожить как личность и превратить в винтик вашей машины. Больше того, я чувствую, что и я, и Вернон не очень-то и важны для вас.

– Я должен найти применение всему, – возразил майор Джексон.

– Значит, вы делаете это не только для нас?

– Конечно, нет! Не хочу показаться невежливым, но вы не единственные, кто попал в беду.

– Поэтому все и идет так гладко. Всегда есть люди, готовые взять драгоценности, обменять их на деньги, дать информацию… Я думаю…

– Что вы лишь галька на берегу? – спросил майор Джексон. – Нет, моя дорогая. Мне интересно изобретать механизм, способный помочь множеству людей. Грустно, что многие беды происходят из-за денег.

– Я никогда не думала ни о чем подобном! – воскликнула Аманда.

Только сейчас она начинала понимать, что майор Джексон не мог бы действовать столь эффективно, если бы его организация не была гораздо обширнее, чем это было необходимо для того, чтобы помочь только им.

Машинально она встала и подошла к окну.

Темнота окончательно сгустилась, лишь свет из комнаты отбрасывал золотую полосу на террасу да высоко в небе сияла луна в окружении россыпи звезд.

– Что вас встревожило? – услышала она голос майора Джексона у себя за спиной.

– Не знаю. Может быть, это страх, что вы сами зайдете слишком далеко и потянете нас за собой. Вся ваша организация рухнет, а с нею и мы.

– Что ж, вы честны, – произнес Джексон, скривив губы. – Но не стоит беспокоиться обо мне, по крайней мере пока это непосредственно не касается вашего участия в операции.

– Почему я должна вам верить? – спросила Аманда, снова подходя к столу. – Для Вернона вы герой, который не может ошибаться. Я же не способна довериться кому-нибудь просто так.

– Сомневаюсь, что вы вообще способны довериться кому бы то ни было. Возможно, вы для этого слишком независимы, у вас слишком сильный характер. Хороший солдат подчиняется приказам и не задает вопросов.

– Думаю, все остальные ваши марионетки – мужчины, – улыбнулась Аманда. – Женщины никогда не бывают так послушны, как они.

Она чувствовала, что их разговор еще не кончен. В глубине их противостояния лежит вечный антагонизм между мужчиной, который хочет подчинить себе женщину, и женщиной, не желающей повиноваться.

После ужина они вернулись к обсуждению плана, внимательно изучая его, обсуждая каждый пункт, и Аманда оценила смелость его замысла.

– Взломщики уже дюжину раз за последние два-три года пытались проникнуть на виллу Макса Мэнтона, – рассказал ей Джексон. – У меня есть все полицейские отчеты об этих неудачных попытках. Мэнтон не доверяет никому и ничему.

Сейчас он подозревает, что хотят украсть не картины, а его пьесу. Если рукопись попадет в руки властей до того, как в Париже начнутся репетиции, это даст карты в руки тем, кто хочет воспрепятствовать постановке пьесы.

– Зачем он это делает? У него был успех в Нью-Йорке; зачем ему нападать на французский режим?

– Ради власти! Той же самой власти, которую он получил в Америке. Он превратился в человека, которого там больше всего боятся и ненавидят. Кроме того, сказать по чести, он сделал хорошее дело: в администрации произошла чистка и значительно уменьшилась коррупция. Имя Мэнтона стало нарицательным как в Нью-Йорке, так и в Вашингтоне.

– А теперь он надеется приобрести подобный авторитет и во Франции?

– А может, кто знает, и в Англии, Германии, Италии? В людях типа Мэнтона трудно определить, где кончается борьба с несправедливостью и начинается самореклама, и наоборот.

– Думаю, вы довольно отрицательно к нему относитесь, – сказала Аманда. – А я им восхищаюсь.

– Огромное количество людей делает то же, что и он. Но вспомните: он даже не попытался спасти вашего отца.

– Этого я никогда не забуду. Наши адвокаты говорили, что одного его слова было бы достаточно, чтобы совет директоров спас фирму, но Мэнтон не сказал этого слова.

По лицу девушки пробежала тень, будто внутри у нее выключили свет.

– Что ж, тогда продолжим нашу работу, – сказал майор Джексон. – Он должен заплатить ту же цену, что и остальные. Взяв у него деньги, мы не заденем его за живое, у него их слишком много. Другое дело – его картины. Я слышал, что он их любит.

– Надеюсь, он будет тосковать о них всю оставшуюся жизнь, – страстно произнесла Аманда.

– Все будет зависеть только от вас.

Когда часы на каминной полке пробили одиннадцать, майор сказал:

– Пора ложиться. Завтра нам понадобятся все наши способности.

– Все это, конечно, пугает, но лучше действовать, чем ждать и выслушивать Вернона.

– Когда вы окажетесь в доме Макса Мэнтона, вам придется действовать на свой страх и риск. Я не смогу вам помочь. Но я обещаю, что за пределами дома все будет организовано наилучшим образом. Вам не надо об этом думать.

– Надеюсь, что не провалю вас.

– Не могу себе такого представить, поскольку речь идет о вас.

– Думаю, это комплимент, – поддразнила его Аманда и улыбнулась ему в благодарность за неожиданную теплоту его слов, в то же время почти злясь на себя за то, что они так тронули ее.

– Подойдите сюда! – неожиданно скомандовал Джексон.

Девушка удивленно взглянула на него, обошла стол и приблизилась к инвалидному креслу, на котором он сидел. Сидел очень прямо, и каждая черта его лица четко вырисовывалась в свете стоявшей рядом настольной лампы.

Когда Аманда подошла, майор Джексон повернул лампу, направив свет на ее лицо.

– Хочу посмотреть на вас, – безапелляционно произнес он.

– Могу вас заверить, что физически я вполне в форме. Вот только хватит ли у меня ума, чтобы осуществить то, что вы спланировали?

Его холодный, жесткий взгляд, казалось, подмечал каждую деталь: черты лица, светлые волосы, теплую округлость удлиненной шеи, грудь, тихо вздымавшуюся под голубым шелковым платьем.

– Встаньте на колени! – скомандовал он. Внезапно смутившись, Аманда засмеялась:

– Теперь я чувствую себя, как на плацу. Остается только скомандовать: «Раз-два».

Она опустилась на колени на низкую, обитую бархатом скамеечку, на которой валялось несколько листов бумаги.

Ее лицо оказалось на одном уровне с его. Так они и смотрели друг на друга, мужчина в темном бархатном смокинге с морщинистым, почти жестоким лицом, и девушка – светлая и хрупкая.

Невольно посмотрев вниз, она увидела свое имя на лежавших под ее коленями листах бумаги, исписанных твердым четким почерком майора.

– Это мое досье? Можно мне прочесть его?

– Нет. Теперь, когда я встретился с вами лично, оно еще не полное.

– Неужели вы делаете записи? – насмешливо спросила Аманда.

– Я человек, – коротко ответил он. – И теперь я начинаю думать, а человек ли вы?

– Почему же?

– Из-за того, что вы сказали о вашем отношении к жизни, к мужчинам. Правда, я постарался убедить себя, что вы так говорите лишь потому, что молоды, незрелы и еще не начали жить по-настоящему.

Аманда засмеялась.

– Это смешно! Кто пережил больше меня? Вы же сами прекрасно об этом знаете.

– Физически – да, но не духовно, не сердцем.

– Вернон всегда говорит, что я родилась без сердца. Я любила отца, но прочие мужчины оставляют меня равнодушной.

– Вы никогда не станете настоящей личностью, пока не испытаете любви, как не станете и настоящей женщиной.

– Что ж, я спокойно могу обойтись и без этого. Вздохи, тайные страсти, учащенное сердцебиение в ожидании телефонного звонка, все это не для меня. В жизни есть вещи поинтереснее.

– Вы не знаете, о чем говорите, – резко бросил майор Джексон и продолжал, обращаясь скорее к самому себе: – В том и проблема. Я никогда не верил – а я думал о вас, читал о вас, слушал, что говорил о вас Вернон, – что вы можете быть такой.

– По правде говоря, – улыбнулась Аманда, – простите меня, но это не ваше дело. Дайте мне заниматься моей работой. Вот и все, о чем я прошу.

– Об этом я и думал, спрашивая вас, – сказал майор Джексон, – но вы доказали, что я не прав, и мне это не нравится. Я ошибся и, как я уже сказал, ваше досье не точно. Многое надо переоценить и переписать его заново.

– Дорогой, о мой дорогой! – воскликнула Аманда. – Одна из ваших марионеток стала личностью. Как это некстати! Что же делать? Сломать ее! – Ее глаза насмешливо смотрели на него в упор.

– У меня, кажется, появилась идея, – ответил майор Джексон. – Надо провести эксперимент и выяснить, прав ли я, или у вас все-таки есть сердце, хотя и запрятанное очень далеко.

Аманда было снова засмеялась, а затем смех замер у нее на губах. Майор Джексон приблизился к ней, и прежде чем она поняла, что происходит, его руки обняли ее, а губы прижались к ее губам.

В первое мгновение она так удивилась, что не способна была даже пошевелиться.

Аманда чувствовала тяжелый жар его губ, мягкость сдерживаемой страсти, с которой его губы касались ее губ. Его поцелуй был яростен и властен, так что она почувствовала себя полностью покоренной.

Затем он неожиданно отпустил ее, и она резко отпрянула от него, с трудом переводя дыхание. Упершись руками в подлокотник его кресла, девушка молча смотрела на майора, глаза ее потемнели и расширились, лицо побледнело.

– Как вы посмели! – с трудом выговорила она и сразу же услышала, как открылась дверь. Вероятно, Джексон нажал кнопку звонка. В комнату вошел слуга-француз и положил руки на спинку инвалидного кресла.

– Это и был эксперимент, – спокойно произнес майор.

В его глазах сверкнул свет, которого она до этого не замечала.

– Спокойной ночи, Аманда.

Слуга выкатил кресло из комнаты. Джексон не обернулся, не посмотрел на нее.

Оказавшись в своей спальне, Аманда ходила по ней взад и вперед не меньше полутора часов, прежде чем улеглась в постель.

В ярости она решила уйти из его дома, или потребовать объяснений, или послать за Верноном, или написать письмо, чтобы сказать ему, что она о нем думает.

Но в конце концов она не сделала ничего.

Аманда легла, потому что была измучена и всеми своими переживаниями, и всем тем, что произошло с тех пор, как они с Верноном покинули Неаполь. Она проспала до самого утра, пока лучи солнца, проникавшие через открытое окно, не разбудили ее…

Сейчас, лежа на розовой атласной простыне и на светло-розовой подушке, Аманда думала, что в каком-то смысле чувствует себя в большей безопасности в этой золотой клетке, чем под кровом майора Джексона.

Как он посмел ее поцеловать?

Мысленно она вновь и вновь возвращалась к недавним событиям, вместо того чтобы думать о трудностях предстоящего задания.

Аманда скорее умерла бы, чем призналась ему, что еще никогда в жизни ни один мужчина не целовал ее в губы.

Ее всегда окружало множество молодых людей, с которыми она ходила в театры и на вечеринки, но стоило кому-нибудь из них проявить желание пойти дальше невинных поцелуев, она недвусмысленно давала им понять, что не намерена выходить за рамки чисто дружеских отношений.

Иногда Аманда даже удивлялась, почему ровесники кажутся ей столь непривлекательными, но не хотела заводить любовных интрижек.

Ей гораздо больше нравилось проводить время с Верноном или с отцом, когда тот был жив. А после его смерти они с братом были слишком заняты, разрабатывая планы мести. У них просто не оставалось времени на общение с кем-либо еще.

И вот мужчина, которому она доверилась, осмелился целовать ее так, как ее до этого еще никогда не целовали.

«Эксперимент», – сказал он. И это уже было оскорбительно. И все же Аманда смутно чувствовала, что сама уступила ему. Но почему?

Может быть, в глубине ее души обнаружилось нечто такое, о чем она и не подозревала? Или дело в их работе? Джексон не говорил ей, чтобы она попыталась обольстить или привлекать Макса Мэнтона, но у нее возникло ощущение, что он ожидал от нее чего-то подобного.

Или он считал ее недостаточно соблазнительной, для того чтобы справиться с предстоящей работой?

Она не знала ответа на эти вопросы, но они снова и снова вертелись у нее в голове, не отпуская, и тогда, когда она готовилась к тому, что ей предстояло сделать.

Она больше не оставалась наедине с майором Джексоном. Он вышел лишь к ленчу, а затем сразу же пришли пилот вертолета и его помощник, корсиканцы, которые говорили на не очень понятном местном диалекте.

Во время ленча Аманде показалось, что майор Джексон старается не обращаться к ней. Она исподтишка посматривала на его суровое, непроницаемое лицо.

Думал ли он о том, что сделал? Но скорее всего, решила девушка, Джексон из тех людей, которые никогда не жалеют о том, что сделали намеренно. Но сделал ли он это намеренно?

Или это был порыв, родившийся в тот момент, когда она утверждала, что у нее нет сердца?

Аманда беззаботно болтала с корсиканцами, смешила их, хотя ей трудно было изъясняться на их диалекте, наполняла их стаканы.

Затем, едва они выпили кофе, майор Джексон посмотрел на часы.

– Нам необходимо провести хотя бы одну тренировку с вертолетом, – сказал он корсиканцам. – Аманда, поспешите. В своей комнате вы найдете бикини. Понимаете, на вас не должно больше ничего быть надето, кроме купальника.

Не сказав ни слова, Аманда встала из-за стола вместе с корсиканцами и поднялась на второй этаж.

По пути в свою комнату она увидела, что дверь в большую спальню открыта. Из любопытства она заглянула внутрь. В убранстве комнаты царили строгость и аскетизм. Только на комоде орехового дерева стояла фотография женщины.

Аманда не знала, что заставило ее войти в комнату и взглянуть на нее. Не в ее правилах было вторгаться в чужую личную жизнь.

Лицо женщины на фотографии было необычайно привлекательным. Особенно хороши были темные глаза.

«Интересно, он ее любит?» – подумала Аманда и удивилась, что эта мысль пришла ей в голову.

На фотографии была надпись: «Айвану на память от Элейн!» Так вот как его зовут!

Она вошла в свою комнату, увидела на кровати бикини – шелковое, телесного цвета, – надела его и почувствовала, что выглядит неприлично.

Аманда прекрасно поняла, что смысл был в том, чтобы она появилась словно бы обнаженной. Ее не беспокоило, что подумает Макс Мэнтон, но появиться в таком виде перед майором Джексоном… Она накинула жакет и, плотно запахнув его, спустилась вниз.

Через открытую дверь она увидела, что в гостиной никого нет. Девушка остановилась в нерешительности. В комнату из кухни вошел слуга-француз.

– Наилучшие пожелания от майора Джексона, мадемуазель. Пора ехать, – сказал он по-французски.

Она подумала, что майор Джексон ждет вертолет снаружи, и, кутаясь в жакет, вышла через сад к полю.

В вертолете были лишь двое корсиканцев. Помощник пилота помог девушке обвязаться веревкой.

Она оглянулась на ферму, и ей показалось, что закрытые окна безучастно наблюдают за ней.

Присутствия майора Джексона нигде не было заметно. Он уже снова был занят, разрабатывая новые планы, чтобы его машина продолжала работать.

Аманда испытала разочарование и злость. Как он посмел так с ней обращаться? Он должен был извиниться за вчерашний вечер, попрощаться с ней, пожелать ей удачи, наконец, приободрить на прощание!

А потом она поняла, что все это не в его характере. Ей предстояло лишь исполнить приказания Джексона наилучшим образом.

– Я ненавижу его, – повторяла она про себя, залезая в вертолет.

– Я ненавижу его, – твердила она, лежа в кровати в доме Макса Мэнтона, безупречно выполнив первую часть плана. – Я ненавижу его.

Она вздрогнула, испугавшись, что могла сказать это вслух. Однако в комнате было тихо, легкий ветерок слегка шевелил занавеску.

И впервые девушка осознала, насколько она одинока.

Раньше с ней всегда был Вернон. Они все делали вместе, а сейчас она одна в чужом доме.

– Я его ненавижу, – не слишком убежденно снова прошептала она, внезапно ощутив жесткую властность его губ.

Глава 6

Раздался легкий стук в дверь. Аманда проснулась, вспомнила, что ей удалось совершить, и снова погрузилась в сон.

Когда она проснулась окончательно, солнце уже опустилось к горизонту, короткий день средиземноморской весны близился к концу.

Стук в дверь повторился. На этот раз она встала с кровати, натянула халат Макса Мэнтона и, подойдя к двери, открыла ее. В коридоре стоял китаец с серебряным подносом в руках, на котором лежала записка.

Китаец молча вежливо поклонился, а когда девушка взяла записку, остался стоять перед ней, ожидая, очевидно, ответа.

Она вскрыла тонкий конверт цвета магнолии. На листе бумаги темно-малиновыми буквами был отпечатан адрес. Записка гласила:

«Дорогая незнакомка, я надеюсь, что память к вам вернется, но, если нет, я хотел бы, чтобы к ужину вы надели что-нибудь красивое. Моя двоюродная сестра, которая время от времени навещает меня, оставила здесь несколько платьев. Надеюсь, вы отыщете среди них что-нибудь подходящее к случаю и составите мне компанию в половине седьмого, внизу. Если память к вам вернется, вы, несомненно, захотите уехать. Искренне Ваш, Макс Мэнтон».

Аманда улыбнулась. Это была записка от мужчины, который надеется поскорее избавиться от незваной гостьи.

Она вложила записку обратно в конверт и улыбнулась китайцу.

– Передай своему хозяину, что я согласна, – сказала она. – Я присоединюсь к нему в шесть тридцать.

Слуга, видимо, все понял, поклонился, и Аманда пошла вслед за ним по широкому коридору в самую дальнюю комнату.

Это была еще одна изысканно убранная, роскошная спальня с балконом. С него открывался великолепный вид на море. Аманда вспомнила, что в доме все комнаты, кроме кухни, выходили на море.

Дом был прекрасно спроектирован и, несомненно, стоил целое состояние, не считая картин, атласных гобеленов и старинной французской мебели, имевшей музейную ценность.

Китаец открыл шкаф, замаскированный под панель и практически незаметный.

Аманда увидела с дюжину платьев, преимущественно летних, хлопчатобумажных. Под ними, на полу гардероба, стояли подходящие по цвету туфельки.

Слуга поклонился и вышел из комнаты. Аманда подумала, что эти вещи, вероятно, принадлежат любовнице Макса Мэнтона, но это не имело для нее значения.

Аманда не любила экстравагантные наряды. Она выбрала платье из тяжелого белого крепа с небольшим треном и слегка расширяющейся юбкой. Аманда не сомневалась, что оно выполнено одним из знаменитых кутюрье. Платье было немного широковато в талии, но подходило ей по длине и прекрасно оттеняло цвет ее кожи и волос.

К плечикам был прикреплен тонкий золотой поясок, а на полу платяного шкафа стояли золоченые сандалии.

Они тоже были немного великоваты, но Аманда подтянула потуже ремешки. Во всяком случае, ходить в них было гораздо удобнее, чем босиком.

Заглянув в ящики, Аманда нашла еще обшитую кружевом белую комбинацию и несколько пар тонких кружевных трусиков. Не было только колготок, и девушка решила, что Максу Мэнтону придется смириться с ее голыми ногами.

На туалетном столике она нашла еще щетку и гребень, а главное – пудру и губную помаду.

Теперь, одевшись, она чувствовала себя увереннее, хотя прекрасно понимала, какой трудный вечер ей предстоит.

Возвращаясь в свою комнату, девушка шла медленно, обращая внимание на каждую деталь устройства дома, сравнивая все, что она видела, с планом, который они изучали с майором Джексоном.

Часы в ее спальне показывали около пяти. Аманда выглянула в окно и увидела кипарисы, тропинку, что вела к бассейну, лужайку, на которую она приземлилась, искусственный водопад, розарий. Все было в точности таким, как описывал майор Джексон.

Высокая стена окружала сад, и сквозь деревья можно было видеть блестевшую на солнце колючую проволоку.

Девушка подумала, что майор Джексон поставил перед ней задачу почти невыполнимую. Но ее сердце было полно ненависти к хозяину этого сада. Он должен, должен лишиться чего-то, что для него дороже денег.

Аманда знала, что полотна Ренуара, Сезанна, Ван Гога были развешаны по всему дому Мэнтона, и с закрытыми глазами не ошиблась бы, определяя, что где висит. Эти картины стоили немалых денег, но, главное, это было настоящее сокровище для того, кто любил и понимал искусство.

Ее внимание привлекло какое-то движение в саду, и она отступила в глубь комнаты, чтобы ее не заметили.

Макс Мэнтон возвращался из бассейна. На нем был махровый халат, полотенцем он торопливо вытирал влажные после купания волосы.

В другой руке он держал папку с бумагами, и Аманда догадалась, что это была его пьеса.

Ей очень захотелось прочитать ее, но она не сомневалась, что он наверняка откажет, если попросить у него почитать. Мэнтон слишком боялся, что пресса либо его враги раньше времени узнают, о чем он пишет.

Он не красив в строгом смысле этого слова, подумала девушка, но все-таки есть в нем что-то привлекательное.

Весь его облик излучал почти грубую мужественность. Квадратный подбородок выдавал присутствие в его жилах американской крови, но манера двигаться, аристократическая посадка головы достались ему от английских предков.

Аманда вспомнила, что Мэнтон владеет промышленными предприятиями и вкладывает деньги в Техасе и в Англии, во Франции и еще бог знает где.

Одеваться к ужину было еще слишком рано, и она бросилась на постель. Голова у нее шла кругом, мысли путались.

«Что делает Вернон? Приехал ли он уже на ферму? Что сказал ему майор Джексон?»

Почти бессознательно она провела пальцами по губам, вспоминая его поцелуй, смутивший и испугавший ее, как ничто еще не пугало в жизни.

Аманда подумала, что если рассказать об этом Вернону, брат или разозлится, или, как всегда, найдет оправдания для своего кумира.

Внезапно на нее нахлынула острая тоска по той жизни, которую она вела до смерти отца.

Ей не хватало мирного и спокойного уклада жизни старинного помещичьего дома, разросшегося сада, повседневных домашних хлопот, поездок на машине за покупками, обсуждения, какие любимые папины блюда приготовить, как угодить Вернону и его друзьям, приехавшим на выходные. Все тогда было просто, легко, предсказуемо.

В той жизни были, конечно, и каникулы в Швейцарии, где они с Верноном катались на лыжах, выигрывая призы на соревнованиях, короткое пребывание в цирковой труппе, где она научилась многим акробатическим трюкам. Правда, это было ничто по сравнению с тем, что освоил Вернон во время службы в армейском спецназе.

У нее была своя лошадь, на которой она уезжала в окрестные поля и скакала верхом до изнеможения…

Раздался тихий стук, дверь открылась и слуга-китаец, вежливо поклонившись, прошел в ванную, откуда сразу послышался шум бегущей воды.

Через полуоткрытую дверь Аманда видела, что китаец повесил на спинку стула розовую махровую простыню и добавил в воду ароматное масло сандалового дерева, затем он удалился так же неслышно, как и вошел.

«Наверное, они совсем не говорят по-английски, – подумала Аманда. – Интересно, как же Макс Мэнтон отдает им приказания?»

Вставая с постели, девушка подумала, что у нее есть о чем спросить хозяина виллы, и это лучше, чем сидеть за столом в полном молчании.

Она погрузилась в ароматную воду, заметив в зеркале, что след от грубой веревки у нее на талии еще не побледнел и превратился в большой синяк.

Надев взятую напрокат одежду и посмотрев в зеркало, Аманда решила, что ей будет нечего стыдиться. Золотистые волосы легли изящной блестящей волной, белое платье с золотым пояском очень шло к ним. Девушка выглядела хрупкой и беззащитной.

Около половины седьмого Аманда стала медленно спускаться вниз. Макс Мэнтон ждал ее в большой гостиной. Когда девушка вошла, он встал. По восхищению, которое вспыхнуло в его глазах при ее появлении, Аманда поняла, что он не ожидал столь прелестного явления.

– Вам лучше? – спросил он.

– Гораздо лучше, и большое спасибо вам. Надеюсь, ваша кузина не будет недовольна тем, что я позаимствовала ее вещи.

– О, напротив! – заверил Макс Мэнтон, правда, не слишком уверенно. – Пойдемте выпьем, – предложил он.

Из гостиной дверь вела в небольшую комнату, оборудованную под бар, декорированный в китайском стиле. Китайские обои, украшенные изысканной резьбой полки, фигурки из яшмы, изображавшие китайских богов, и красивое старинное зеркало, в котором отражалось все это пестрое великолепие.

– Как здесь красиво! – невольно воскликнула Аманда.

– Я видел нечто подобное в Гонконге, – отозвался Макс Мэнтон.

Низкие мягкие диванчики, обтянутые шелком, были необыкновенно удобны.

– Шампанского? – предложил Мэнтон. – Мы должны отметить нашу столь необычную встречу.

– Честно говоря, не думаю, что это стоит отмечать, – ответила девушка.

– Вы по-прежнему не помните, как вас зовут? – спросил он, снимая проволоку с пробки шампанского.

– Я все время стараюсь вспомнить, – жалобно проговорила Аманда и подумала, что, пожалуй, пора «вспомнить» хотя бы часть своего имени. Майор Джексон предупредил ее: «Память должна возвращаться к вам постепенно, вспоминайте всякие мелочи – места, машину, обстановку – или то, чем вы раньше занимались».

Пробка, хлопнув, вылетела из бутылки, и Аманда воскликнула:

– О, кажется, я вспомнила, как меня зовут!

Макс Мэнтон замер с бутылкой в руках.

– Мое имя начинается и заканчивается на А. Я вижу его, как будто написанное… Ама… Аман… Я почти уверена, что меня зовут Аманда.

– Аманда, – повторил он, – и как дальше?

– Больше ничего не могу вспомнить.

– Ну что ж. Предлагаю выпить за ваше здоровье, Аманда.

– Да, да! Я – Аманда. – Она посмотрела на него невидящим взглядом, выражение лица у нее было грустное. – Все исчезло. Аманда, а моя фамилия? Кто я?

– Ничего, ничего, – ободряюще сказал Мэнтон. – Воспоминания вернутся к вам.

Он налил шампанское в бокалы и сел рядом с ней.

– Я помню, однажды, после сотрясения мозга, я несколько недель не мог вспомнить, что произошло. Это была автомобильная авария.

– Но память вернулась к вам?

– Конечно! Между прочим, не всякий выдержал бы то, что проделали с вами, Аманда.

– Вы так добры! Я не могу себе представить, кто и зачем решил выбросить меня из вертолета именно здесь?

– Весь вечер я опасался, что зазвонит телефон и пресса поспешит подхватить новость, но ничего не произошло. Возможно, кто-то рассчитывал, что я сразу кинусь звонить в полицию или в больницу, но так как ничего подобного не произошло, план провалился, чей бы он ни был. Думаю, мы и дальше посидим тихо и подождем, что предпримет противоположная сторона.