Текст книги "Искушения Парижа"

– Мистер Каннингхэм заверил меня, что его информация достоверна, – произнесла Гардения холодно.

– Я всегда опасалась, что случится нечто подобное, – простонала герцогиня, обращаясь как будто не к племяннице, а к воздуху. – И никогда не доверяла этому Пьеру Гозлину.

– Разве ему можно доверять? – спросила Гардения, пожимая плечами. – Гозлин скверный человек, это сразу понятно.

– Но Генрих что-нибудь придумает, – продолжила герцогиня, не слыша ее слов. – Обязательно придумает, ведь он очень умный.

Гардения собралась с духом и медленно произнесла:

– Как вы могли заниматься столь низкими вещами, тетя Лили? Ведь вы англичанка.

Герцогиня встрепенулась и повернула голову, словно только что поняла, с кем разговаривает.

– А чем я занималась? – спросила она с вызовом. – Все, что наболтал полиции Гозлин обо мне и о бароне, – ложь, слышишь? Грязная ложь! Я ни в чем никому не признавалась.

– Надеюсь, вы знаете, что ваши деньги будут заморожены? – спросила Гардения. – По крайней мере до окончания судебного разбирательства. Об этом мне сказал мистер Каннингхэм. Вы владеете чем-нибудь за пределами Франции?

Некоторое время герцогиня молчала.

– Нет, – ответила она наконец, устало качая головой. – Мой муж был французом. Все свои капиталы он вкладывал во французские банки.

– На что же нам жить?

На мгновение лицо герцогини омрачилось болью безысходности, но в следующую секунду просветлело.

– Генрих придумает, как снабдить меня деньгами, – заявила она с уверенностью. – Я в этом не сомневаюсь.

– Он уехал в Германию, – сказала Гардения, доставая из сумочки оставшиеся после покупки билетов деньги. – Здесь пятьсот сорок девять франков. Их нам хватит ненадолго.

– Эти деньги тебе дал Груаз? – спросила герцогиня, гневно сдвигая брови. – Ничего не понимаю! Обычно у него хранятся тысячи франков на случай, если они мне понадобятся!

– Он собирался съездить в банк завтра утром, – спокойно пояснила Гардения. – Вчера вы проиграли большую сумму, верно?

– Верно, – ответила герцогиня, вздыхая.

В ее глазах отразился страх, но печалилась она недолго.

– Ничего! Наличные нам не очень-то нужны. Отправимся с тобой в «Отель де Пари», там меня хорошо знают. А через некоторое время Генрих перешлет мне деньги, тогда за все и расплатимся.

– Каким образом барон узнает, где вы находитесь? – поинтересовалась Гардения.

– Я напишу ему письмо, – бойко ответила герцогиня. – Напишу, как только мы прибудем в Монте-Карло. Могу, конечно, отбить и телеграмму. Для общения друг с другом мы используем особую систему знаков, поэтому его жена никогда не узнает о нашей связи. Она занудна и чересчур ревнива.

Неудивительно, отметила про себя Гардения и принялась доставать из тетиного чемодана те вещи, которые могли ей понадобиться ночью. Потом перешла в свое купе и проделала то же самое. А когда вернулась, обнаружила, что бутылка с бренди наполовину пуста.

– Можешь ни о чем не беспокоиться, девочка моя, – сказала герцогиня, растягивая слова. – Генрих о нас позаботится.

Он великолепен, просто великолепен…

Гардения поджала губы, чувствуя, что, если даст волю эмоциям, выложит все, что думает о мерзавце-бароне.

Она прекрасно понимала, что, работая против Франции, страны, ставшей для нее домом, тетя тоже поступала возмутительно.

Но была уверена, что именно барон привлек ее к преступным деяниям, не исключено, что даже при помощи угроз. Он исчез, спасая свою шкуру, даже не подумав об участи помощницы. Гардения ненавидела его больше, чем когда бы то ни было.

Через некоторое время она вызвала проводника и заказала легкий ужин. Когда тот принес курицу и бутерброды с копченым лососем, герцогиня потребовала еще бутылку бренди.

Мало того что пить ей больше не следовало бы, подумала Гардения, но и денег у нас немного, чтобы тратить их на совершенно ненужные вещи.

Покончив с едой, она помогла герцогине раздеться и уговорила ее лечь в постеленную проводником постель.

– Постарайтесь расслабиться и уснуть. Сейчас это вам необходимо.

Она задвинула шторы, погасила большой светильник, включила ночник и повернулась к двери, намереваясь уйти.

– Не оставляй меня! – взмолилась герцогиня. – Я сойду с ума, если ты уйдешь!

Гардения медленно опустилась на край тетиной койки.

Держа в руке бокал с бренди, герцогиня начала рассказывать племяннице о своей жизни.

Глава одиннадцатая

Поезд мчался вперед по темноте ночи, мерно стуча колесами, а герцогиня сидела на койке и рассказывала, рассказывала, рассказывала. Казалось, она разговаривает не со своей молодой племянницей, а с ровесницей, умудренной жизненным опытом женщиной. С женщиной, способной все понять – насколько странно и необычно сложилась ее судьба, какие взлеты и падения ей выпало пережить.

Гардения внимательно слушала откровения тети и с каждым часом становилась все более взрослой, превращаясь из незрелой девушки в женщину.

Рассказ герцогини не шокировал ее, но помогал понять многие из тех вещей, которые в последнее время не давали ей покоя. Она осознавала, что зачастую вела себя слишком по-детски и наивно, и удивлялась тому, насколько необычные и крутые повороты иногда принимает жизнь.

Герцогиня мысленно перенеслась в прошлое и раскладывала по полочкам события минувших дней, будто хотела расстаться с воспоминаниями – горькими и сладостными, чтобы подготовить себя к неизвестности будущего.

Порой Гардении казалось, что, исчезни она из купе, тетя даже не заметит этого и будет продолжать говорить.

Она рассказывала о том, как приехала в Париж, о первом муже, который увлек ее и вырвал из монотонности и скуки родительского дома, а впоследствии проявил себя как отъявленный негодяй и зануда.

– Но это было для меня не так важно, – сказала герцогиня. – Приехав в Париж, я вдруг поняла, что обладаю огромной силой – своей красотой. Мужчины, как только я попадалась им на глаза, теряли голову. Со мной все хотели познакомиться, добивались этого любыми способами. Меня боготворили, по мне сходили с ума. Очень скоро я стала одной из самых известных женщин Парижа.

Герцогиня сделала паузу, во время которой вновь наполнила бокал. У нее уже слегка заплетался язык, но голова оставалась ясной, а мозг отлично работал. Она рассказывала о событиях своей жизни последовательно и понятно, как будто читала книгу.

– Я прожила в Париже два года и лишь потом повстречала герцога. Он, подобно другим мужчинам, сразу пал к моим ногам и заявил, что я – само воплощение красоты. Но в отличие от остальных моих поклонников оказался истинным ценителем прекрасного, своего рода экспертом. Красотой он жил, дышал, она была его страстью, его любовью.

Герцогиня усмехнулась.

– Все считали, что я в первый же день нашего с ним знакомства стала его любовницей. И очень ошибались. Все, что герцогу было нужно, так это любоваться мной.

Она искоса взглянула на племянницу.

– Никто не поверит, но он лишь смотрел на меня. Это доставляло ему наивысшее удовольствие. Я как статуя подолгу простаивала перед ним в красивых нарядах на фоне шелков с восточными узорами или на возвышении, которое он специально для этой цели велел соорудить в главной гостиной.

– И вы соглашались на подобное? – спросила Гардения.

Герцогиня улыбнулась.

– Если говорить предельно искренне, думаю, я и сама была влюблена в свою красоту. И потом, герцогу безумно нравилось смотреть на меня, а он по отношению ко мне был так добр и щедр!

– Означает ли это… что герцог никогда не был вашим мужем… по-настоящему? – осторожно поинтересовалась Гардения, стремясь лучше понять тетю.

– Он дал мне свое имя, свой титул, свои деньги, в другом я не нуждалась. В ту пору я была, что называется, холодной женщиной. Я любила, когда мной восхищались, но никому не позволяла до себя дотрагиваться. Конечно, мужчины из кожи вон лезли, надеясь вступить со мной в близость, но я не допускала ничего подобного. Никто мне не поверит, но я ни разу не опозорила своего супруга.

Герцогиня отхлебнула бренди. И продолжила:

– Женщины, естественно, меня ненавидели. Ведь мною увлекались не только холостяки и одинокие мужчины, но и чьи-то мужья, чьи-то сыновья. – Она тяжело вздохнула и задумчиво покачала головой. – Женщины мечтали, чтобы я страдала. И вскоре утешились.

– Что произошло? – встревоженно спросила Гардения.

– Герцог скончался, – ответила герцогиня. – И я почувствовала себя настолько одинокой и несчастной, что не знала, как быть. Все дело в том, что именно в тот момент я поняла, что старею. О, если бы ты знала, как страшно терять красоту, когда вся твоя жизнь построена именно на ней! Она ускользала от меня, и я была не в состоянии ее удержать…

– Но вы и сейчас красивая! – горячо возразила Гардения, всем сердцем желая утешить тетю.

Та усмехнулась.

– Я никогда не блистала умом, но дурой тоже не была. Я видела, как грубеет и расплывается мое тело, как увядает и покрывается морщинами лицо. И страшно страдала от безысходности, поэтому и начала пить. Женщины злорадствовали и не принимали меня в своих кругах, несмотря на то что мужчины уже не ходили за мной толпами. Тогда-то мне и пришла в голову мысль устраивать для своих старых друзей вечера азартных игр. Три раза в неделю. Я всегда обожала азартные игры.

По прошествии некоторого времени к нам присоединились и молодые люди, но наши вечера проходили тихо и прилично. А потом я познакомилась с бароном.

Последнее слово она произнесла как-то по-особому, и Гардения удивленно взглянула на ее лицо. Уставшее и покрасневшее от переживаний и выпитого бренди, оно вдруг на глазах преобразилось.

– Мы встретились в пятницу вечером в «Максиме», – продолжила герцогиня. – Увидев его и обменявшись с ним всего несколькими фразами, я поняла, что это человек, которого я искала всю свою жизнь.

– Вы влюбились? – спросила Гардения, не веря собственным ушам.

– Влюбилась, – с нежностью в голосе ответила герцогиня. – Генрих не пялился на меня, как другие поклонники, и не превозносил. Твердый, решительный, сильный, этот человек всегда получает то, что ему нужно, и заставляет меня чувствовать себя так, будто ничто в жизни не имеет значения, кроме одного: я женщина, а он мужчина.

– Но, тетя Лили… – попыталась вставить слово Гардения, но тут же поняла, что герцогиня ничего не слышит. Ее глаза светились, а лицо выражало блаженство.

– Я была счастлива, очень счастлива. Только повстречав барона, я осознала, что раньше не имела ни малейшего представления о настоящей любви. Мужчин, которые так суетились из-за моей красоты, я просто презирала и даже жалела.

Они казались мне созданиями несовершенными и ущербными. Генрих же совсем на них не походил. Умный, твердый, порой жестокий и грубый, он стал для меня смыслом жизни.

– Вы были любовниками… – пробормотала Гардения. – Но ведь барон женат.

– Да, женат! – ответила герцогиня резко. – Ну и что? Я нуждалась в нем, а он нуждался во мне, нам ничто не могло помешать. Когда-нибудь, Гардения, ты сама поймешь, что наивысшее счастье для женщины – это дарить свою любовь кому-то, а не быть любимой.

– Если вы были так счастливы с бароном, зачем тогда начали устраивать эти шумные вечеринки? – спросила Гардения, пожимая плечами.

Лицо герцогини озарилось почти материнской любовью.

– Ради Генриха, – ответила она. – Согласно его представлениям, жизнь в Париже должна быть именно такой: наполненной смехом и шумом, шампанским и красивыми женщинами. Я стала устраивать вечеринки для него, ведь это не составляло для меня большого труда. Люди, желающие повеселиться, всегда находятся. Молодые шумят, мужчины любого возраста играют в азартные игры. Их я и сама обожаю. От игрового стола меня не оттянуть. Генриха, кстати, тоже.

– Наверное, для него ваши вечеринки были полезны. На них он приводил подобных Гозлину типов… – произнесла Гардения и тут же пожалела о сказанном.

Герцогиня изменилась в лице. Над ней как будто нависла тяжелая черная туча.

– Гозлин был далеко не первым, с кем Генрих сотрудничал, – сказала она, вздыхая. – Я понимала, что он меня использует, но мне было все равно. Понимаешь, Гардения, все равно! Я выполняла все, что барон от меня требовал, чтобы сделать его счастливым. Я сознавала, что приношу Франции вред, но ведь я не француженка, это служило для меня оправданием.

– Если немцы развяжут войну против Франции, то доберутся и до Англии, – произнесла Гардения.

– Нет! – с жаром возразила герцогиня. – Германия ни с кем не намеревается воевать. Кайзеру хочется одного: чтобы люди в его стране жили не хуже других, сам барон рассказал мне об этом. Почему у маленькой Англии больше военных кораблей, чем у Германии? Думаешь, это справедливо?

Гардения ничего не ответила, ясно понимая, что герцогиня как попугай повторяет слова барона, и ее ни в чем не переубедишь.

– Может ли Пьер Гозлин переложить большую часть вины на вас, тетя Лили? – спросила она. – Это крайне важно. Если доказательств, подтверждающих ваше участие в преступных махинациях, не найдут, вам лучше ни в чем не признаваться.

– Не знаю, существуют ли такие доказательства, – сказала герцогиня задумчиво. – Реальных денег я никогда ни от кого не принимала…

– Что значит «реальных денег»? – спросила Гардения. – Вы принимали что-то другое, какие-нибудь ценные вещи?

Герцогиня колебалась.

– Шиншилловую накидку! – воскликнула Гардения. – Правильно? Ее подарил вам барон?

– Нет, не барон, – поспешно ответила герцогиня. – У него не так много денег, чтобы делать мне столь роскошные подарки.

– Значит, правительство Германии, – догадалась Гардения. – О, тетя Лили, как вы могли принять этот презент?

– Генрих сказал, что я должна это сделать, – призналась герцогиня. – В противном случае меня не правильно бы поняли, это показалось бы странным, более того, бросило бы тень на него.

– Но, приняв этот подарок, вы автоматически стали частью преступной программы Германии, настоящим шпионом.

Разве вы не понимали этого раньше?

– Тогда я не думала, что Сюрте обо всем узнает; – сказала герцогиня. – Генрих утверждал, что наша деятельность ни для кого не имеет особого значения.

– И вы в это верили? – спросила Гардения. – Наверняка рассказ Пьера Гозлина показался полицейским весьма и весьма значительным.

– Боюсь, что так, – произнесла герцогиня жалобным голосом. – Я всегда ненавидела этого Гозлина, один его вид вызывал во мне отвращение. Но Генрих просил, чтобы я относилась к нему по-хорошему. Разве я могла сказать «нет»?

– Этот Гозлин был очень увлечен вами, не так ли? – тихо произнесла Гардения.

Герцогиня резко повернула голову. Ее рука дрогнула, бокал с бренди с шумом упал на пол и разбился.

– Давай не будем продолжать этот разговор! – крикнула она почти истерично. – Я не переносила этого Гозлина, но не могла отказать Генриху в чем бы то ни было, понимаешь?

– Не волнуйтесь так, тетя Лили. Нам действительно лучше не продолжать этот разговор.

Гардения убрала с пола осколки разбившегося бокала и принесла тете стакан из небольшой уборной, соединявшей их купе.

Было раннее утро, а герцогиня все продолжала делиться с племянницей воспоминаниями о прошлом. Она рассказала ей и о великом князе из России, когда-то безумно в нее влюбившемся. Он обещал подарить ей замок и столь шикарные драгоценности, которых не имеют европейские королевы, при условии, что она станет его любовницей. Он ей нравился, и они могли бы дать друг другу немало радости. Но благородное воспитание представительницы среднего класса английского общества не позволило ей принять его предложение.

– Я мечтала не о бриллиантовом ожерелье на шее, а об обручальном кольце на пальце, – сказала она. – Поэтому и ответила великому князю отказом, а герцога заставила на себе жениться.

– Но ведь ожерелья у вас тоже были, – заметила Гардения.

– Все они – ничто по сравнению с тем, что мог бы мне подарить этот русский. О, Гардения, мне невыносимо думать о том, что мои изумрудные и сапфировые украшения не со мной!

– Сейчас главное для нас – это остаться на свободе, – ответила Гардения.

Она и раньше сознавала, что герцогиня должна исчезнуть из Франции, а теперь, после того, как та открыла ей душу и поведала о своих тайнах, поняла, что если тетю Лили не рас стреляют как изменницу, то по крайней мере засадят в тюрьму на долгие годы, возможно, навсегда.

Сама же герцогиня вряд ли сознавала, что находится в крайне опасной ситуации. Она вновь и вновь заговаривала про барона, и при этом ее голос становился мягким и нежным.

– Я напишу Генриху письмо, как только приеду в Монте-Карло, – заявила она твердо. – Он приедет, и, быть может, мы устроим себе маленькие романтические каникулы. И спокойно обсудим, как нам быть.

– Думаете, барон найдет способ выйти из создавшегося положения? – спросила Гардения.

– Генрих умеет справляться с любыми трудностями! – не терпящим возражения тоном провозгласила герцогиня. – Жаль, что ему пришлось уехать из Парижа. Он так любит этот город!

Интересно, что наболтал про нас этот мерзавец Гозлин? Наверное, барона признают виновным…

– Не сомневаюсь в этом, – ответила Гардения, с трудом подавляя в себе порыв высказать свое мнение о бароне.

Герцогиня заснула, когда на горизонте уже забрезжил рассвет. Бутылка из-под бренди была пуста.

Гардения осторожно поднялась на ноги, выключила свет, перешла в свое купе и легла в постель. Но заснуть так и не смогла. Пролежала с открытыми глазами, напряженно размышляя о том, что с ними будет, если герцогиню арестуют и их вернут обратно в Париж.

– Я не оставлю тетю, что бы ни случилось, – прошептала она, обращаясь к тишине. – Буду поддерживать ее, как только смогу. Точно так же поступили бы мама и папа.

Когда небо посветлело и начало всходить солнце, она поднялась с койки, оделась и выглянула в соседнее купе. Герцогиня спала.

Гардения знала, что наиболее опасный момент настанет для них, когда они достигнут Ниццы. Там поезд должен был стоять не меньше четверти часа, там их вполне могли арестовать…

Проводник принес ей кофе.

– Если желаете, можете пройти в соседний вагон и позавтракать, Ma'm'selle, – сказал он.

– Нет, спасибо, – ответила Гардения.

Она чувствовала, что любая еда застрянет у нее в горле, и знала наверняка, что после столь огромного количества выпитого спиртного тетя тоже не пожелает ничего есть.

– Когда мы прибудем в Ниццу? – спросила она.

– Через полчаса, Ma'm'selle, – сообщил проводник и удалился.

Гардения прошла в купе герцогини и разбудила ее.

– У меня раскалывается голова, – простонала та и лишь потом открыла глаза. – Где мы? Куда мы едем? – спросила она испуганно.

– В Монте-Карло, тетя Лили. Вы не помните? – ответила Гардения.

– Ах да! Я все помню. – Веки герцогини вновь опустились. – Только бы с Генрихом все было нормально.

В ее несессере Гардения нашла таблетки, которые Ивонн, к счастью, не забыла упаковать. С их помощью через десять минут герцогиня пришла в себя.

Поднявшись с постели и взглянув на себя в зеркало, она ужаснулась. И принялась наводить красоту – красить губы и ресницы, мазать лицо кремами.

В Ниццу поезд прибыл без опоздания. Гардения сидела в своем купе и боялась шелохнуться. С платформы до нее доносился типичный для всех вокзалов шум, по коридору туда и сюда заходили люди, кто-то звал носильщиков. Прошло пять минут, и жуткое напряжение, в котором пребывала Гардения, начало постепенно спадать.

Если бы тетю планировали ссадить здесь с поезда, думала она, то полиция приехала бы на вокзал еще до его прибытия.

Когда пятнадцать минут истекли и поезд тронулся с места, Гардения глубоко вздохнула, медленно поднялась с койки и раздвинула шторы на окне.

Картина, открывшаяся ее взору, очаровывала невиданной красотой. Ярко светило солнце, а море было настолько синим, что захватывало дух. Мимо проплывали виллы с садами, полными бугенвиллий, апельсиновые и лимонные сады, у берега плескались детишки, а чуть дальше по водной глади плавно скользили лодочки с белоснежными парусами.

Гардения перешла в купе тети и воскликнула:

– Никогда не думала, что Ницца настолько прекрасна!

Герцогиня не ответила. Заговорила лишь тогда, когда покончила с приведением лица в порядок.

– Выгляжу я, конечно, как ведьма, – пробормотала она. – Но сейчас для нас важно лишь одно: чтобы люди в Монте-Карло ничего не узнали о нашей беде. Будь осторожна, Гардения, никому не рассказывай, почему мы уехали из Парижа.

– Конечно, тетя Лили, – ответила Гардения. – Об этом можете не беспокоиться.

– Я никогда не появлялась в Монте-Карло в это время года.

Сезон заканчивается. Надо что-то придумать, чтобы объяснить окружающим наш приезд. – Она помолчала. – Сделаем вид, будто я только что оправилась после какого-нибудь недуга… Нет!

О моей болезни всем бы было известно. Лучше скажем, что недавно переболела ты. Да, этот вариант мне нравится!

Гардения хотела спросить, настолько ли это важно, но промолчала, подумав, что тете будет полезно пытаться вести себя как ни в чем не бывало.

Рано или поздно люди все равно узнают о случившемся, подумала она с содроганием. А может, и не узнают. Ведь речь идет о деле государственной важности, не исключено, что его не станут предавать огласке. Со временем о Пьере Гозлине забудут. А тете уже никогда не вернуться во Францию.

– Тетя Лили, вы уверены, что не владеете ничем за пределами Франции? Имуществом, ценными бумагами? – спросила она. – Вчера мы уже разговаривали об этом, но вы были слишком утомлены, могли о чем-то просто не вспомнить.

Герцогиня категорично покачала головой., – Мой муж вкладывал все свои деньги только во Франции.

– На что же мы будем жить?

Герцогиня на мгновение погрустнела. Но тут же ожила.

– Не волнуйся об этом. Барон все уладит. Мы должны на это надеяться, Гардения, и доверять ему. В конце концов, если вопрос встанет ребром, я обращусь к правительству Германии.

Я никогда не принимала от него денег, только шиншилловую накидку, соболей и бриллиантовое ожерелье. Германия – моя должница.

Гардения ничего не ответила, хотя догадывалась, что правительству Германии больше нет дела до ее тети, ведь теперь она ничем не могла быть для него полезной. Произносить это вслух сейчас не следовало.

Достигнув границы, поезд остановился. Французский таможенник бегло просмотрел их паспорта и направился дальше. Гардении показалось, у нее с сердца упал тяжелый камень.

Через несколько минут поезд продолжил свой путь и вскоре прибыл в Монте-Карло.

С вокзала до «Отеля де Пари» они ехали на огромном роскошном автомобиле. Управляющий отеля встретил их радушной улыбкой. Создавалось такое впечатление, что он неподдельно счастлив появлению герцогини.

– Мадам, какая приятная неожиданность! – воскликнул он. – Наверное, произошло какое-то недоразумение, но мы не получали предупреждения о вашем приезде.

– Как? Вы не получили моей телеграммы? – спросила герцогиня, изумленно изгибая бровь.

– Нет, мадам, – ответил управляющий.

– По возвращении домой я лишу своего секретаря трети заработной платы! Перед самым отъездом я попросила его отбить вам телеграмму! Мы собрались приехать к вам весьма и весьма неожиданно, мсье Блок. Дело в том, что в последние дни моей племяннице сильно нездоровилось. – Герцогиня кивнула на Гардению. – Наверное, подхватила какую-то инфекцию, Я решила, что нам следует срочно отправляться в Монте-Карло. Ничто не поправляет здоровье так, как морской климат.

– Совершенно верно, мадам, – подтвердил мсье Блок. – К счастью, ваш любимый номер-люкс свободен.

Гардения шепнула тете на ухо, что им вовсе не нужен люкс.

У них было совсем мало денег.

Герцогиня проигнорировала ее слова.

– Это просто замечательно, мсье Блок! Я обожаю открывающиеся из его окон виды на море. А еще люблю завтракать на балконе, – пропела она сладким голосом.

– Позвольте проводить вас, мадам, – галантно предложил управляющий. – Если что-то вдруг придется вам не по вкусу, немедленно сообщайте.

Через несколько минут герцогиня и Гардения остались вдвоем в огромном номере с видом на море. Обстановка гостиной, спальни и небольшой комнаты, в которой поселилась Гардения, потрясала роскошью.

Герцогиня вызвала официанта.

– Я истощена, Гардения, – вымолвила она, опускаясь на один из обитых атласом стульев. – Думаю, нам следует выпить шампанского.

– О нет, тетя! – вскрикнула Гардения. – У нас осталось всего несколько сотен франков. Не понимаю, чем вы планируете расплачиваться за проживание в этом номере. Наверняка он баснословно дорогой!

– Не суетись, детка! – Герцогиня небрежно махнула рукой. – Я сейчас же напишу барону. Даже отобью ему телеграмму, если уж ты так нервничаешь. Подай мне бланк с письменного стола и достань из моего несессера записную книжку в черном кожаном переплете. В ней записан домашний адрес барона, а также изобретенные им кодовые знаки для общения со мной.

– А это не опасно? – встревоженно спросила Гардения.

– Нисколько! – с некоторым раздражением ответила герцогиня. – Мы давно переписываемся с бароном, применяя этот метод. Его жена слишком ревнива. Он подозревает, что она читает все адресованные ему письма и, естественно, телеграммы. Но о нашей связи до сих пор не догадалась, можешь себе представить? – Она рассмеялась. – Глупая женщина!

Когда текст был написан, Гардения спустилась вниз, чтобы отдать заполненный бланк консьержу.

Тот пообещал, что отправит телеграмму незамедлительно.

Вернувшись в комнату. Гардения увидела, что тетя раздевается.

– Ты должна мне помочь, дорогая, – заявила она. – Мне очень не хватает Ивонн. Я собираюсь принять ванну. Потом мы спустимся вниз и позавтракаем.

– Может, вам лучше сначала отдохнуть? – спросила Гардения.

– После, – решительно ответила герцогиня. – Сначала нам надо поесть. А вечером мы пойдем в казино. Наверное, для тебя это явится своего рода потрясением, но мне необходимо развлечься. А для этого нельзя придумать ничего более подходящего, чем азартные игры.

– Но, тетя Лили… У нас совсем мало денег! Мы не можем себе позволить поход в казино, – сказала Гардения, испуганно хлопая глазами.

– Чепуха! – отрезала герцогиня. – Сколько у нас осталось?

Гардения достала из сумочки оставшиеся деньги и пересчитала их. Потом – еще раз.

– Меньше, чем я думала, – произнесла она с убитым видом. – Я расплатилась в поезде за еду и бренди и… Даже не знаю, как произнести вслух эту цифру… Двести восемь франков…

– Что? Должно было остаться больше! – заявила герцогиня раздраженно.

– Но это все, что у нас есть… – пролепетала Гардения.

На мгновение лицо герцогини сделалось озадаченным. Но через пару секунд она прошла к чемоданчику с драгоценностями и извлекла из него браслет.

– Возьми это и сходи в ювелирный магазин, расположенный напротив отеля, – велела она. – Скажи, что хочешь видеть мсье Жака. Ему объясни, что тебя послала я. А также что мы собрались в дорогу неожиданно и что у меня не было времени на открытие аккредитивов. Сообщи, что мы приехали сюда по причине болезни. Этот человек никогда не задает лишних вопросов, он слишком хорошо воспитан. Скажи, что я хотела бы занять у него пять тысяч франков, и отдай этот браслет.

Гардения чувствовала себя ужасно неловко и с удовольствием отказалась бы выполнять просьбу тети, но расстраивать ее ужасно не хотела. К тому же они сильно нуждались в деньгах, а пять тысяч франков представлялись ей огромной суммой.

Она отнесла браслет в свою комнату и распаковала тетины вещи. Как выяснилось, Ивонн действительно собрала далеко не все, что требовалось. Но сообщать об этом тете до поры до времени не следовало. Она могла тут же воспылать желанием купить все, чего ей не хватало.

На одевание герцогини после ванны – подбор платья, шляпы, туфлей, перчаток, сумки – ушло немало времени. Когда же с этим было покончено и Гардения сказала, что тоже хотела бы переодеться, она недовольно поморщилась.

– Нам нужна служанка! – объявила она. – Я попрошу мсье Блока, чтобы он подыскал нам подходящую девушку. Не понимаю, почему ты самостоятельно распаковала вещи. Могла бы вызвать горничную.

– Конечно, могла бы, – ответила Гардения. – Но Ивонн упаковывала чемоданы в такой спешке, что все лежало Как попало. Я подумала, что горничная удивится, увидев, как уложены ваши вещи.

– Какая же ты предусмотрительная, девочка моя! – произнесла герцогиня, прижимая руки к груди. – Я очень счастлива, что ты со мной.

– Правда? – спросила Гардения, обрадовавшись.

– Конечно, правда, – ответила герцогиня устало. – Все, что произошло, – страшный удар для меня, детка. Но, думаю, ты понимаешь: я обязана не показывать вида, что страдаю.

Никто не должен знать о моей беде. Барон сказал бы сейчас то же самое. Он считает, что сохранять внешнее спокойствие при любых обстоятельствах – крайне важно.

– Он был бы горд, если бы увидел, как вы держитесь, – сказала Гардения. – Вчера я думала, что вы впадете в депрессию.

– Нет! – Герцогиня гордо приподняла голову. – Я далеко не слабачка!

Она вылила в бокал остатки шампанского и залпом выпила его.

– Поторопись, Гардения, поторопись! Пока ты переодеваешься, я спущусь вниз и выясню, кто из моих друзей здесь присутствует. Сейчас конец сезона, людей не так много, но некоторые приезжают сюда и в это время года. Только не задерживайся. Я хочу, чтобы ты поскорее увидела здешнюю столовую. Ее оформили так потрясающе в прошлом году перед приездом короля Эдуарда.

Гардения целый день была вынуждена куда-то торопиться.

После ленча она отправилась с герцогиней на прогулку, потом помогла ей раздеться и улечься в постель, а после направилась к ювелиру.

Все прошло гораздо более приятно, чем можно было ожидать. Мсье Жак, услышав имя герцогини де Мабийон, расплылся в милой улыбке.

– Говорите, ее светлость просит пять тысяч франков? Скажу откровенно, кому угодно другому мы не рискнули бы дать столь большую сумму. Даже если бы нам оставили настолько же дорогостоящий браслет. Но герцогиня – наш очень ценный клиент, и мы готовы пойти ей навстречу. Надеюсь, через несколько дней она уладит все свои банковские дела.

– Мы выехали из Парижа очень неожиданно, – объяснила Гардения. – В тот момент все банки были закрыты.

– Я все понимаю, – ответил ювелир.

Он положил несколько банкнот в конверт и протянул его Гардении.

Мысленно благодаря Бога за то, что все складывается не так уж и плохо, она поспешила назад в отель.

Герцогиня еще спала. Гардения прошла в свою комнату и наконец-то легла в кровать, чувствуя себя до смерти уставшей.

Ей показалось, что она едва закрыла глаза, как в дверь постучали.

– Ее светлость желает видеть вас, Ma'm'selle, – сообщила горничная.

Герцогиня сидела в постели.

– Ну как, дал тебе Жак деньги? – спросила она оживленно.

– Да, тетя Лили, – ответила Гардения и протянула конверт.

– Пять тысяч франков, – произнесла герцогиня медленно. – Не так и много, но лучше, чем ничего!