Текст книги "Искушения Парижа"

– Конечно, если за этот номер нам придется заплатить… – начала Гардения.

– Прошу тебя, не надо паниковать! – перебила ее герцогиня. – По-моему, ты слишком много думаешь о деньгах. Все будет в порядке, поверь. Как только барон получит мою телеграмму, сразу приедет. В худшем случае, понимая, в каком я положении, перешлет мне кругленькую сумму.

Гардении оставалось лишь надеяться, что тетя правильно оценивает ситуацию.

– Ты знаешь, который сейчас час? – спросила герцогиня. – Семь вечера! Надень лучшее платье, Гардения. Очень важно, чтобы ты произвела на окружающих хорошее впечатление. Казино посещают элегантные и богатые люди. Что касается меня, я пойду в черном платье с блестками. Я видела, что Ивонн его упаковывала. Надеюсь, она не забыла положить к нему и эгретку.

Эгретки нигде не оказалось. И герцогине пришлось украсить волосы «райской птицей». К платью она тоже отлично подходила. Гардения не могла не признать, что тетя выглядит великолепно, когда та, полностью собравшись, в последний раз подошла к зеркалу. На ее шее блестело ожерелье из бриллиантов, а платье прекрасно сидело на фигуре, скрывая недостатки.

– Зря я отдала тот браслет мсье Жаку, – сказала она, хмуря брови. – Деньги он дал бы мне и без него. Хотя у меня есть Другой браслет, который, кстати, лучше подойдет к лайковым перчаткам.

Гардения собиралась впопыхах. Она надела великолепное платье из бледно-зеленого шифона, расшитое цветами, а из украшений выбрала лишь брошь в виде букетика роз.

Подойдя к огромному зеркалу в раме из красного дерева, она взглянула на свое отражение и впервые почувствовала, как удушающей волной ее захлестывает личное несчастье. Больше суток ей приходилось заниматься лишь проблемами тети. Целую ночь она сидела рядом с ней и слушала историю ее жизни.

И только сейчас вспомнила о своей собственной трагедии. Быть красивой в чудесном платье от Ворта не имело смысла, ведь лорд Харткорт не мог ее видеть.

«Я больше никогда не услышу его голос, не почувствую руками тепло его рук», – подумала она, и у нее все похолодело внутри, Рана в сердце, о которой на некоторое время пришлось позабыть, разболелась с ужасающей силой. И очень захотелось плакать.

Она с удовольствием возненавидела бы лорда Харткорта, но не могла поселить в переполненной любовью душе и капли ненависти.

Неожиданно ей стало понятно, что их разделяет огромная пропасть. Теперь, когда тетя обо многом ей рассказала, все стало на свои места. В ее памяти неожиданно всплыли брошенные какой-то женщиной слова на одной из тетиных вечеринок: «Разве вы не знаете, что Лили де Мабийон – королева demi-Парижа?»

Королева demi-Парижа – повторила про себя Гардения. То есть королева demi-monde. Полусвет и светское общества – два отдельных мира. Единственная связь между ними – мужчины, которые имеют право появляться и там, и там. Что касается женщин, для них установлены строгие рамки. И выходить за пределы этих рамок им не разрешено.

Только теперь благодаря приобретенной за прошлую ночь зрелости Гардения поняла, что так настойчиво пытались ей сказать люди, А еще то, что лорд Харткорт воспринимал ее как составную часть дома Мабийон, дома, на порог которого не ступала нога приличных женщин…

До встречи с бароном тетя общалась и с достойными людьми, подумала Гардения. Они ее не любили и желали ей зла, и все же до поры до времени она принадлежала к их кругу. А когда по милости барона ее дом превратился в балаган – ему это не только нравилось, но для осуществления своих грязных шпионских дел было еще и чрезвычайно удобно, – тогда она окончательно и бесповоротно скатилась вниз. Лили де Мабийон, несмотря на ее титул, единогласно переместили в разряд женщины demi-monde.

Теперь Гардения прекрасно понимала поведение лорда Харткорта, тем не менее вспоминая их поход в ресторанчик на берегу Сены, чувствовала себя отвратительно – у нее начинала кружиться голова, а желудок сводило от приступа тошноты.

«Сейчас я не должна тонуть в своем горе, поразмыслю обо всем позднее, – решила она. – Поплачу об утраченной любви к человеку, с которым была знакома так недолго, подумаю, как мне жить в одиночестве. Но это потом. А сейчас мне следует заботиться о тете и надеяться на то, чтобы барон и в самом деле оказался таким, каким она его описывает».

Взгляды всех присутствовавших в зале устремились на двух женщин, когда они вошли в игорный зал казино.

Гардения не могла не отметить, что мужчины, стоявшие вокруг столов – молодые и в солидном возрасте, – приветствовали ее тетю с искренней радостью.

– Боже мой! Сейчас начнется настоящее веселье! – воскликнул один из них, человек средних лет. Герцогиня легонько шлепнула его по щеке и только после этого представила племяннице.

Прежде чем Гардения успела сообразить; что происходит, ее тетя устремилась к тому столу, за которым играли в Cheminde-Fer, села за него и достала из сумочки хрустящие банкноты, любезно предоставленные мсье Жаком.

– Тетя Лили, – прошептала ей на ухо Гардения, подбежав к столу за ней следом.

Герцогиня отмахнулась от нее.

– Не отвлекай меня, детка. Я терпеть не могу, когда во время игры кто-то пристает ко мне с разговорами. Пойди поищи себе какого-нибудь приличного молодого человека и попроси его чем-нибудь тебя угостить. Кстати, я смертельно хочу шампанского!

Несколько мужчин мгновенно поднесли столик и поставили его рядом с герцогиней. На него через несколько секунд водрузили ведерко со льдом и бутылкой шампанского.

Гардения медленно побрела прочь. Ей казалось, наблюдать за игрой тети будет для нее невыносимым занятием. Подойдя к соседнему столу, она обвела невидящим взглядом толпу игравших в рулетку людей и, как будто под воздействием какого-то заклинания, вернулась к герцогине.

Та выигрывала: столбик ее фишек немного подрос.

Но впоследствии стал с катастрофической скоростью уменьшаться. А потом и вовсе исчез.

Герцогиня опять достала из сумочки деньги. Гардения с ужасом заметила, что это были те последние купюры, которые оставались от денег, выданных ей мсье Груазом.

Она страстно желала остановить тетю, но знала, что та просто не услышит ее слов.

Герцогиня весело смеялась, поворачиваясь к мужчинам то справа, то слева от нее, обмениваясь с ними какими-то шутками.

Гардения сложила вместе ладони и принялась безмолвно молиться. Если тетя проиграла бы и эти деньги, у них не осталось бы абсолютно ничего.

Герцогиня заказала еще шампанского.

Люди, толпившиеся у стола, напряглись и заволновались.

Гардении казалось, что это волнение можно ощутить руками, настолько интенсивным оно было.

– Banco, – сказала герцогиня.

Гардения не знала правил игры, но понимала, что тетя сражается с темноволосым греком средних лет. Люди подались вперед и замерли.

Гардения догадалась, почему вдруг стало так тихо: рядом с греком лежала куча купюр, рядом с ее тетей – ничего. Все ждали исхода этой безумной схватки.

Герцогиня вновь открыла сумочку, но, увидев, что в ней больше нет денег, поднялась на ноги, неожиданно грациозным жестом сняла с шеи ожерелье и швырнула его на стол.

– Двадцать тысяч франков! – крикнула она.

Толпа ахнула.

Грек кивнул.

– Как пожелаете, мадам.

Он взял карты с лотка – две для себя, две для герцогини.

Она поднесла свои прямо к лицу.

Грек показал всем, что выпало ему.

– Chinq a la banque! – крикнул крупье.

– Грек взял еще карту.

– Neuf a la banque! – объявил крупье абсолютно бесстрастно.

Герцогиня, слегка пошатываясь, поднялась на ноги и бросила на стол карты.

Ее светлость проиграла.

Она медленно развернулась и неуверенной походкой слепца поплелась к выходу.

Гардения последовала за ней.

Тетя Лили проиграла. Они обе проиграли!

Глава двенадцатая

Гардения проплакала всю ночь. Когда они вернулись в свой роскошный номер, она раздела тетю и уложила ее в кровать.

Та, сраженная проигрышем и опьяневшая, не разговаривала и плохо соображала. Гардения понимала ее состояние и тоже не произносила ни слова.

Лишь закрывшись в своей комнате, сняв платье и подойдя к окну, она дала волю слезам. Они покатились по ее щекам обильными бесконечными ручьями. У нее было такое чувство, что ей никогда не успокоиться.

Она пыталась убедить себя в том, что плачет из-за тетиного проигрыша, из-за опасности и безнадежности ситуации, в которой они оказались, из-за неизвестности будущего. Но в глубине души знала, что все это не правда. На самом деле ее слезы были вызваны страданием по утраченной любви, так недолго радовавшей ее, ускользнувшей так внезапно в тот момент, когда она раскрыла ей свои объятия. Страх и одиночество сводили с ума, а сердце стонало и рвалось на части.

Воспоминания о пьянящем восторге тех недолгих мгновений, когда ей казалось, что ее тоже любят, до сих пор были живы в памяти. Она закрывала глаза и вновь и вновь переносилась в то чудесное утро, когда мир восторгал ее, а будущее обещало быть ярким и прекрасным.

– Дура, какая же я дура! – шептала она, умываясь слезами, но даже самобичевание не помогало ей избавиться от боли и чудовищного чувства опустошенности.

Она плакала несколько часов напролет, но потом усилием воли взяла себя в руки и осознала, что никто, кроме нее, не поможет тете. Ей надлежало решить, как им быть.

Если за ночь, проведенную в тетином купе, она превратилась из ребенка в женщину, то сейчас из несчастной и растерянной родственницы – в человека самостоятельного и твердого.

Отойдя от окна, картина за которым была чересчур великолепной, чтобы смотреть на нее в таком состоянии, она принялась ходить взад и вперед по устланному ковром полу комнаты.

Необходимо было что-то предпринять, и чем быстрее, тем лучше.

Гардения мысленно оценила все, что у них оставалось ценного: несколько бриллиантов в чемоданчике для драгоценностей – в трех брошах, паре сережек и двух кольцах. За эти богатства они могли получить какую-то сумму, но вряд ли сумели бы продать их за те деньги, которых они действительно стоили.

«Теперь весь город станет болтать о тете, – подумала Гардения, вздыхая. – Люди догадаются, что у нее возникли финансовые затруднения, в противном случае она никогда не бросила бы на игорный стол бриллиантовое ожерелье.

Завтра слухи дойдут до управляющего отелем, и он, естественно, насторожится. А вскоре и о настоящей причине внезапного отъезда тети из Парижа станет известно всем. Тогда нас попросят выселиться из отеля…»

Гардения вспомнила о тех вещах, которые остались в доме тети, – великолепных картинах на стенах, роскошной мебели, вазах из севрского фарфора, коллекции золотых табакерок, осыпанных драгоценными камнями, позолоченном туалетном столике с бриллиантами, расположенном в спальне тети. Эти богатства стоили тысячи и тысячи франков, но теперь должны были быть конфискованными французским правительством.

Тете никогда больше не увидеть своих шикарных вещей, подумала Гардения.

Невольно ее мысли перенеслись к шиншилловой накидке.

Ей было известно, какова стоимость шиншиллового меха и как накидка могла бы им помочь, если бы они привезли ее с собой, но сердце радовалось от того, что этот символ предательства остался в Париже. Ей казалось, взгляни она на этот подарок герцогини еще разок, и от стыда и отвращения у нее потемнеет перед глазами.

Все, что у них имелось, помимо драгоценностей, были тетины платья. Гардения плохо разбиралась в подобных вещах, но догадывалась, что за подержанную одежду много денег не получишь. Их могли купить разве что небогатые актрисы и второсортные проститутки, естественно, за гроши. Кто еще был готов опуститься до того, чтобы носить платья герцогини, в которых она больше не нуждается? Неизбалованные деньгами и нарядами женщины вообще нашли бы шифон и кружева, парчу и изысканные вечерние туалеты ненужными и смешными.

«Что же нам делать?» – подумала Гардения, закрывая, лицо руками. В ее голове отчетливо прозвучал голос лорда Харткорта, обещавший заботиться о ней и защищать от всех невзгод, от всех обидчиков.

– О, как бы было замечательно, если бы он находился рядом со мной! – прошептала Гардения, ненавидя себя за свою слабость.

Как только за окном рассвело, она оделась, вышла на улицу и, спросив у полицейского, как добраться до пристани, направилась в порт.

В судоходной конторе ее приняли далеко не сразу. Ей пришлось довольно долго просидеть возле нее в коридоре.

Небритый клерк средних лет разговаривал с ней весьма учтиво до тех пор, пока она не сказала, что интересуется наиболее дешевыми пассажирскими местами на корабле, отплывающем в Англию первым. Клерк тут же забыл о хороших манерах и стал вести себя небрежно, почти нагло. А прямо перед уходом Гардении пригласил ее поужинать с ним. Несмотря на это, ей удалось выяснить, что небольшое довольно старое торговое судно с местами для шести пассажиров направляется в Англию завтра. И что следующего надо ждать три-четыре дня.

Сердце Гардении сжалось, когда она представила, сколько неудобств придется терпеть герцогине, но делать было нечего.

Дорогие каюты на современных кораблях стоили невероятно дорого, а им предстояло жить на то, что они еще имели, неопределенно долгое время.

Гардения заказала каюту с двумя койками и пообещала, что принесет деньги сегодня же.

– Ладно, – ответил клерк, окидывая ее с ног до головы откровенным взглядом. – Только скажите, во сколько и где мы встретимся.

– Когда принесу деньги, тогда и договоримся, – произнесла Гардения ровным голосом.

Злить клерка не следовало. Они с тетей не могли оставаться в Монте-Карло и должны были покинуть этот город чем раньше, тем лучше.

Гардению устрашало не только отсутствие у них достаточного количества денег, но и тетина страсть к азартным играм, а казино, в котором вчера она проиграла целое состояние, располагалось рядом с «Отелем де Пари».

Герцогиня еще спала, когда Гардения вернулась в номер.

Она устало опустилась на диван в дорогой гостиной, ощущая, что очень голодна. Ей ничего не стоило вызвать официанта и заказать что-нибудь из еды, но на это ушли бы дополнительные деньги, которые следовало экономить.

Время тянулось томительно долго до тех пор, пока к полудню не проснулась герцогиня. Как обычно, ее мучила кошмарная головная боль. Она выглядела старой и нездоровой.

Гардения принесла ей незаменимые таблетки и стакан воды.

Герцогиня потребовала бренди, но ее племянница категорично покачала головой.

– Этого мы не можем себе позволить, тетя Лили.

Герцогиня вознамерилась вступить в спор, но тут же вспомнила о событиях вчерашнего вечера и жалобно застонала.

– Мое ожерелье… Мое чудесное бриллиантовое ожерелье…

Его нет…

Она обхватила руками шею, словно надеялась, что свершится чудо и ее украшение вернется на место.

– Как я могла так поступить? О, Гардения, как я могла? – причитала она, жалобно глядя на племянницу.

– Боюсь, вы проиграли все, что имели, тетя Лили, – спокойно сказала Гардения. – У нас ничего не осталось.

– Как это ничего? А драгоценности? Ведь мои драгоценности еще на месте, – пробормотала герцогиня с надеждой в голосе.

– Их не так много, – ответила Гардения. – Тетя Лили, послушайте меня. Мы должны уехать в Англию. Жизнь в Монте-Карло нам не по карману. Боюсь, только за этот номер нам предъявят такой счет, который мы будем не в состоянии оплатить.

Герцогиня приподнялась и начала возражать, но резко замолчала и вновь упала в мягкие подушки.

– Генрих должен был получить мою телеграмму вчера. В худшем случае сегодня утром.

– Почему вы так уверены, что барон в Германии? – спросила Гардения. – Даже если он и там, то может находиться не в Пруссии, а где-нибудь в другом месте.

– Ты права, – ответила герцогиня, приободрившись. – В таком случае телеграмму ему перешлют, и он получит ее через день-другой. А к концу недели будет здесь.

– Тетя Лили, мы не можем так долго ждать, – сказала Гардения. – За несколько дней наши долги непомерно возрастут, мы будем не в состоянии с ними рассчитаться.

Она выдержала паузу, дав тете возможность подумать над ее словами. Потом продолжила:

– В Англии мы начнем новую жизнь, скромную, но спокойную. Я поищу работу. А вы встретитесь с друзьями. Наверняка там их у вас немало.

– Я не собираюсь ехать в Англию и куда бы то ни было, пока не увижусь с бароном! – твердо провозгласила герцогиня. – Не впадай в панику, Гардения. Неужели ты не понимаешь, что этот человек меня любит? Он приедет, как только узнает, где я нахожусь.

Гардения вздохнула. Ей хотелось обладать хотя бы частью тетиного оптимизма. Но, зная барона, она сильно сомневалась в том, что он взвалит на себя ответственность за судьбу обнищавшей любовницы. Если даже от него и пришли бы какие-то деньги, их наверняка было бы слишком мало на содержание привыкшей к невиданному расточительству герцогини.

– Отправиться в Англию было бы для нас самым верным решением, тетя Лили, – сказала Гардения тихо. – А барон может навестить вас и там. Добраться до Англии ему даже удобнее. Наш корабль отплывает завтра утром. Чем раньше мы освободим этот номер, тем меньше нам придется за него платить!

Герцогиня внимательно посмотрела ей в глаза.

– Кажется, я догадалась, чего ты так боишься на самом деле: что я опять пойду в казино! Может, ты и права. Когда я приближаюсь к игорному столу, становлюсь абсолютно ненормальной. Во мне появляется уверенность, что я вот-вот выиграю. О, мое ожерелье! Мое чудесное бриллиантовое ожерелье…

Гардения не знала, что ответить. Но намеревалась продолжать уговаривать тетю согласиться с ее планом и покинуть Монте-Карло.

– Предлагаю одеться и выйти в город. Найдем какое-нибудь недорогое кафе и перекусим. Питаться в отеле теперь для нас непозволительная роскошь. Я видела сумму в счете, который вы подписали вчера. На такие деньги мы неделю могли бы жить в Англии.

– Я не хочу есть, – проворчала герцогиня.

– Мне кажется, что вам будет лучше, если вы выпьете хотя бы чашечку кофе, – сказала Гардения.

Герцогиня опять попыталась возразить, но, увидев, как напряглось лицо племянницы, сдалась.

– Хорошо, хорошо. Пойдем поищем какое-нибудь замызганное кафе. Подобными вещами мне не приходилось заниматься никогда в жизни!

Гардения промолчала. Она чувствовала, что тетя сильно страдает, и не хотела усугублять ее мучения.

Надев с помощью Гардении одно из элегантных платьев, герцогиня привела в порядок лицо и взглянула на свое отражение в зеркале.

Обе они выглядели как миллионерши, и ничто в их внешнем виде не говорило о том, какие чудовищные трудности им приходится преодолевать.

– Достань из чемоданчика брошь с бриллиантом, Гардения, – попросила герцогиня. – Попробуем сдать ее в каком-нибудь из ювелирных магазинов в центре. – Она помолчала в нерешительности. – Думаю, к мсье Жаку нам больше не стоит идти, верно?

– Вполне с вами согласна, – ответила Гардения. – Для нас важно, чтобы окружающие как можно дольше не знали, как обстоят ваши дела.

– Да. – Герцогиня задумчиво кивнула. – Несмотря на то что многие из них хорошо меня знают, и знают давно. Когда речь заходит о деньгах, в Монте-Карло забывают о сантиментах и сострадании. Просто этот город видывал слишком много людей разорившихся и обнищавших, не раз бывал свидетелем нервных срывов и самоубийств. Здесь не любят тех, кто безрассудно оставляет в казино все, что имеет.

– Мне приходило это в голову, – сказала Гардения. – Пойдемте, тетя Лили. Думаю, после того, как мы перекусим, сразу почувствуем себя лучше.

Лицо герцогини было, как обычно, искусно загримировано, косметика искусно скрывала следы переживаний, страданий и несчастья.

Гардения с восхищением наблюдала за тем, как, выйдя из номера, тетя взяла себя в руки и бодро и жизнерадостно зашагала по коридору. Она улыбалась горничным, попадавшимся им навстречу и желавшим доброго дня, обменялась парой любезностей с управляющим, столкнувшись с ним в холле, и грациозно выплыла на улицу.

– Все они – шакалы, – пробормотала она. – Если бы им стало известно, что мы в беде, они тут же приготовились бы разорвать нас на части.

– Понимаю, – грустно ответила Гардения. Ей страстно хотелось очнуться и понять, что происходящее – дурной сон.

Они прошли по саду, утопавшему в ярких цветах, по аллее с высокими стройными пальмами по обе стороны и приблизились к главной улице города. Было очень тепло, и дыхание герцогини участилось.

Зайдя в небольшое кафе, они выпили по чашке кофе со свежими круассанами. На полках за стойкой красовались бутылки со спиртными напитками. Герцогиня то и дело бросала на них косые взгляды, но ничего не говорила.

– Надо найти кого-нибудь из друзей, которые пригласили бы нас на ужин, – сказала она. – В «Отеле де Пари» в данный момент нет никого подходящего. А вот в «Сплендиде» таковые могут оказаться. Попрошу консьержа, чтобы выяснил по телефону, кто сейчас здесь. Скажу, что планирую организовать вечеринку. И он не станет задавать лишних вопросов.

– Полагаю, нам все же лучше уехать отсюда, тетя Лили, – устало произнесла Гардения.

А увидев, что тетя поджимает губы, поспешно добавила:

– Наверняка судно не выйдет в море до самого завтрашнего полудня. Давайте договоримся, что, если утром барон не приедет или не даст о себе знать, мы направимся в Англию?

Герцогиня поднялась из-за стола.

– Я подумаю, – холодно ответила она. – А что, если он приедет как раз в тот момент, когда мы отплывем? А о своих друзьях в Париже ты забыла? Лорд Харткорт и мистер Каннингхэм наверняка уже связались с правительством Англии и сообщили им обо всем, что произошло.

Гардения испуганно расширила глаза.

– Об этом я даже не подумала!

– Франция и Англия действуют заодно и по отношению к Германии обе настроены враждебно, – заявила герцогиня резко. – Секретами дипломатического характера они наверняка тут же обмениваются. Поэтому торопиться в Англию нам отнюдь не следует.

– Но куда же мы можем поехать?

– Пока останемся здесь.

– Но жить в «Отеле де Пари» нам нельзя, неужели вы не понимаете этого, тетя Лили? – спросила Гардения. – На те деньги, которые нам придется заплатить за номер, в Англии мы могли бы жить полмесяца, а то и целый месяц!

– Милое дитя, ты точно такая же, как твоя мать! – бросила герцогиня, недовольно сдвигая брови. – Раздуваешь трагедию из пустяков! Пошли в отель, попросим консьержа выяснить, кто здесь есть. Интересно, жив ли тот старик, владелец виллы? Он жил где-то недалеко от итальянской границы.

Она грациозно вышла из-за стола и направилась к выходу.

Гардения поплелась за ней, а, выйдя на улицу, спросила:

– А к ювелиру мы не пойдем?

Герцогиня приостановилась и задумалась.

– Поступим вот как: вернемся вместе в отель, а потом ты выйдешь опять и сходишь к нему одна. Надеюсь, ты понимаешь, моя дорогая, что мне неудобно заниматься подобными вещами.

Гардения все прекрасно понимала. Ее тетя не желала принимать участие в самых неприятных мероприятиях. Спорить было бессмысленно, поэтому она не произнесла ни слова, даже когда герцогиня наняла экипаж и велела везти их к «Отелю де Пари».

– У меня болят ноги, Гардения. Опять идти пешком я просто не смогла бы, – пояснила тетя. – А все из-за тебя! Это ты заставила меня топать в гору!

– Но за экипаж нам придется платить, – осторожно произнесла Гардения.

– Это сделают служащие отеля. А потом впишут соответствующую сумму в наш счет.

Гардения ничего больше не сказала. Она смотрела сквозь окно на синеву моря, на дворец принцессы Монако на высоком утесе, возвышавшемся над водными просторами, и сознавала, что все эти красоты ее не радуют. Ее голова была занята одними мыслями – мыслями о том, что ждет их с тетей впереди. Ей казалось, они летят в чудовищную бездну.

Экипаж остановился у входа в отель, и герцогиня приподняла голову, намереваясь выйти на улицу с беспечно-жизнерадостным видом.

Гардения спрыгнула на землю первой и сразу узнала в человеке, только что вышедшем из отеля в сопровождении красивой женщины, барона фон Кнезебеха.

Герцогиня увидела его несколько мгновений спустя.

– Генрих! – вырвался из ее груди восторженный вопль.

Она порывисто шагнула к лестнице, протягивая вперед обе руки.

– Генрих!

Барон приостановился и посмотрел прямо на нее. На нем была форменная одежда, лысеющую голову покрывала фуражка.

Поправив очки, он невозмутимо повернулся к спутнице и протянул ей руку.

– Позвольте помочь вам спуститься с лестницы, дорогая графиня.

Они спокойно сошли вниз и направились в казино, проплыв мимо Гардении и герцогини, как мимо посторонних людей, Барон поддерживал даму под локоть, перья на ее шляпе плавно покачивались при ходьбе.

На протяжении некоторого времени герцогиня молча смотрела им вслед. Ее лицо было мертвенно-бледным, и Гардения, опасаясь, что тетя не устоит на ногах, взяла ее за руку.

Медленно и чуть пошатываясь, как от удара, герцогиня поднялась по лестнице и вошла в отель. Гардения шагала с ней рядом, не выпуская ее руки из своей.

Лишь придя в номер и опустившись на диван в гостиной, герцогиня заговорила.

– Он причинил мне страшную боль, – хрипло прошептала она. – Ты это видела, Гардения?

– Свинья! Чудовище! – разразилась ругательствами Гардения. – Да как он посмел так обойтись с вами?

– Когда он посмотрел на меня, я увидела в его глазах ненависть… – Герцогиня всхлипнула, и по ее щекам покатились слезы. Вскоре тушь, при помощи которой она так искусно делала себя более привлекательной, потекла по ее покрасневшему лицу черными ручейками.

Гардения смотрела на тетю и видела несчастную, постаревшую, увядшую женщину, женщину, больше не способную од» ним своим видом будоражить воображение мужчин.

– Негодяй! – закричала Гардения. – Подлец!

– Почему он ненавидит меня? – простонала герцогиня. – Ведь я люблю его. Я ни в чем и никогда ему не отказывала. Ни в чем…

– Этот тип вас просто использовал, теперь вы понимаете это, тетя Лили? – сказала Гардения, кипя от возмущения. – Он не достоин вашей любви.

Герцогиня медленно сняла шляпу и положила ее на диван рядом с собой.

– Порой я тоже думала, что он меня… просто использует… – произнесла она надтреснутым голосом. – Его просьбы выходили… за все допустимые рамки… Все эти мужчины, которых он приводил в мой дом… Но ему удавалось убедить меня в том, что все это – сущие пустяки… в сравнении с нашей любовью…

Она говорила все тише и неразборчивее, а выглядела настолько подавленной, что Гардения опустилась перед ней на колени и обхватила руками, желая хоть немного утешить.

– Не надо, тетя Лили, не терзайте себя, – пробормотала она. – Он того не стоит. Постарайтесь не думать о нем. Мы уедем отсюда. Уедем в Англию.

– Где никого не знаем, – ответила герцогиня. – Ради Генриха я порвала со всеми своими друзьями. Он их ненавидел, разговаривал с ними прескверно, объясняя свое поведение тем, что ревнует меня к ним. На самом же деле ему просто хотелось поссорить меня со всеми порядочными и достойными людьми. О, Гардения, как после всего этого он смог так со мной обойтись?

Она безудержно разрыдалась и продолжала рыдать до полного изнеможения.

– Пойдемте я помогу вам лечь в кровать, – сказала Гардения ласково.

Она проводила тетю в спальню, уложила в постель, накрыла стеганым одеялом и задвинула шторы, чтобы солнце не мешало ей отдыхать.

– Постарайтесь уснуть.

– Я не смогу уснуть, Гардения. Моя голова трещит от мыслей. Я думаю о Генрихе и о том, почему он так посмотрел на меня. Может, на то у него были свои причины? Вероятно, в тот момент что-то мешало ему заговорить со мной. Как ты считаешь, детка? Наверное, скоро он придет ко мне и все объяснит…

– Это маловероятно, тетя Лили, – ответила Гардения спокойно.

– Я ничего не понимаю… Почему, ну почему все так несправедливо?

Герцогиня вновь разразилась слезами.

Гардения вспомнила, что видела в тетином несессере бутылочку со снотворными таблетками, достала ее и пошла в ванную, чтобы принести оттуда стакан воды.

Когда она вернулась, герцогиня уже не плакала.

– Кстати, барон должен мне деньги, – сказала она, вяло двигая губами. – Небольшую сумму, но сейчас она могла бы нам пригодиться. Он продал одну из моих картин какому-то немецкому генералу. Тот якобы мечтал иметь именно эту работу Ренуара. Герцог купил ее несколько лет назад. Я сказала барону, что он может продать полотно за десять тысяч франков, хотя оно стоило дороже.

– Десять тысяч франков! – воскликнула Гардения.

– Сейчас они бы нам не помещали, – пробормотала герцогиня и опять заплакала.

– Конечно, не помешали бы, – ответила Гардения, протягивая тете таблетку и стакан воды. – Выпейте это, и вам станет легче. О деньгах, которые вам задолжал барон, мы поговорим позже.

Она вышла из комнаты и плотно закрыла за собой дверь, Было половина четвертого.

«Я не дам тете возможности в очередной раз унизиться перед этим негодяем, – решила Гардения. – Но он обязан вернуть ей хотя бы то, что должен».

Она позвонила консьержу и спросила:

– Скажите, пожалуйста, барон фон Кнезебех остановился в этом отеле?

– Нет, Ma'm'selle, Барон фон Кнезебех приходил к нам сегодня на ленч. А остановился в «Сплендиде».

– Спасибо, – сказала Гардения.

Пройдя в свою комнату и усевшись на кровать, она принялась тщательно обдумывать ситуацию. Во время разговора в поезде герцогиня объяснила ей, что значит cinq a sept. Сейчас барон находился в казино. Но где-нибудь к половине пятого должен был вернуться в отель, чтобы подготовиться к свиданию с красавицей графиней.

В двадцать минут пятого Гардения привела себя в порядок, надела перчатки, спустилась вниз, вышла из отеля и зашагала по дороге мимо сада, окружавшего казино. Она знала, где находится «Сплендид», обратила на него внимание, когда они с тетей ходили в кафе.

У ворот она присела на одну из скамеек, расположенных вокруг небольшого бассейна с золотой рыбкой, лилиями и искусственными рифами, достала из сумочки тетину вуаль и прикрепила ее к шляпе. Идти в номер к мужчине, да еще такому недостойному, как барон, ей было ужасно стыдно.

Она понимала, что должна войти в холл отеля смело и спокойно, но ее сердце колотилось так бешено, что казалось, оно находится где-то в горле.

– Я хотела бы видеть барона фон Кнезебеха, – сказала она, подойдя к окошку консьержа.

Тот ответил сразу:

– Барон фон Кнезебех ожидает вас, мисс. Он расположился в триста шестьдесят пятом номере на третьем этаже.

Швейцар открыл ей двери лифта, и, зайдя в него, Гардения задумалась. Она ожидала, что консьерж позвонит барону и сообщит о приходе посетительницы, потом спросит ее имя, и даже придумала, что ответить.

Наверное, он принял меня за графиню, решила она и вышла из лифта, остановившегося на третьем этаже.

Мальчик-паж проводил гостью к триста шестьдесят пятому номеру, стукнул в дверь и открыл ее ключом.

– Спасибо, – сказала Гардения и, войдя внутрь, увидела перед собой три двери. Средняя из них была приоткрыта и вела в гостиную.