Текст книги "Потаенное зло"

Остальные присоединились к молитве.

– Сожги ее, Господи! Сожги ее! И пусть зло, которое она совершила, умрет вместе с ней.

– Сожги ее! Сожги ее!

Эти слова повторялись снова и снова. Пламя разгоралось все выше. Дым начал разъедать ей глаза, они слезились.

Голос проповедника становился громче и взволнованнее.

Он словно впал в бешенство.

– Пусть всех развратных блудниц постигнет такая же участь, – кричал он. – Да обрушатся на них гнев и кара Господни. Пусть они мучаются в аду, который сами и сотворили. Гореть им, как горели наши братья, принявшие смерть за правое дело. Но пусть они испытают не только телесные, но и душевные муки.

Шина вдруг почувствовала огонь возле ноги и еле сдержала крик, когда пламя поднялось до се шеи. Огонь наступал. Она сгорит, ее тело станет обугленным и безжизненным, и никто не узнает, что с ней случилось.

Шина хотела закричать, но гордость заставляла хранить молчание.

– Боже, спаси меня! – прошептала она, и в этот момент в ней проснулось безудержное желание позвать кого-нибудь на помощь.

Ее отец – как он далеко! У нее нет друзей, никто не вспомнит о ней, когда она умрет.

Неожиданно в се сознании появилось лицо герцога, и в это время она услышала, как люди, стоявшие вокруг костра, что-то закричали. Но это был не крик восторга, а крик страха, – Они приближаются!

Шина отчетливо расслышала эти слова, а потом топот копыт, незнакомые голоса и стоны раненых. Она увидела всадника, который на всем скаку подлетел к проповеднику и пронзил его клинком. Тот еще мгновение стоял на бревне с открытым ртом и выпученными глазами, а потом рухнул навзничь. По его одежде заструилась кровь.

Шине казалось, что лошади и люди были повсюду. Пламя снова принялось лизать ее ноги, и Шина закрыла глаза, пытаясь не закричать. Затем она поняла, что какие-то люди оттаскивают поленья и хворост от столба.

Раздавались крики ужаса и агонии, фырканье коней и звон сбруи. Кто-то перерезал веревку, которой ее привязали к столбу. Она наверняка упала бы, но чьи-то руки успели поддержать се.

Шина знала, кто это был, но не отваживалась открыть глаза. Не то чтобы она не хотела его видеть, просто стыдилась своей наготы, своей обнаженной груди, немного закопченной дымом, и еле прикрытых разорванной рубашкой бедер.

Шину укутали в мягкую бархатную накидку, и чьи-то сильные руки подняли ее.

– Она сильно обгорела? – спросил кто-то, и Шина слышала, как голос герцога прямо над ее головой ответил:

– Думаю, что нет, но потрясение было колоссальным.

Бедное дитя!

Она никогда еще не слышала столько сострадания и теплоты в его голосе. Удивленная больше чем когда-либо, Шина открыла глаза и посмотрела на герцога де Сальвуара. Его лицо было совсем рядом с ней.

– Успокойтесь, все хорошо, – тихо сказал он. – Вы спасены.

К ужасу Шины, самообладание уступило место слезам.

Рыдало все се существо. Шина уткнулась лицом в плечо герцога и плакала навзрыд, как плачет ребенок, который испугался темноты.

– Все хорошо, все хорошо, – шепотом повторял он.

Герцог усадил ее в свое седло, а сам сел позади. Шум и крики смолкли. Де Сальвуар и Шина медленно ехали через лес.

Постепенно буря ее слез стихла. Она по-прежнему прижималась к сильному плечу своего спутника и так же всхлипывала. К счастью, теперь она уже не находилась во власти шквала эмоций, который не могла контролировать.

– Все хорошо, Шина, – еле слышно повторил он. – Слава Богу, вы в безопасности.

В этот момент девушка подумала, что раньше даже не представляла себе, насколько сильными могут быть руки мужчины.

Глава 9

Шина с закрытыми глазами лежала на кровати. Она чувствовала, как напряжение постепенно покидает ее тело, позволяя ровно и свободно дышать. Лекарь смазал ее обожженные ноги и перевязал их. Теперь они были укрыты мягким шелковым покрывалом с гербом Шотландии.

Девушка с трудом припоминала тот ужас и ту панику, которые овладели ею при мысли о неминуемой смерти. Теперь ей казалось, что никогда раньше жизнь не казалась ей такой желанной, такой замечательной, такой волнующей и многообещающей.

Шина вспомнила, как однажды они с отцом наблюдали за солдатами, отправляющимися на битву. Когда они прошли, весело насвистывая и махая крестьянам, которые приветственными криками подбадривали их, сэр Юэн сказал:

– Они охотно отдают жизни; им больше нечего дать.

Любуясь залитыми солнечным светом вересковыми полями, заснеженными вершинами гор и слушая, как волны разбиваются о берег, Шина тогда подумала, насколько это должно быть трудно, отдать свою жизнь; как неописуемо сложно добровольно отправиться туда, откуда нет возврата.

Шина понимала, что, привязанная к столбу и умоляющая Всевышнего придать ей сил и наделить мужеством, она страстно хотела жить. Теперь же она была убеждена, что жизнь, какой бы сложной, запутанной и коварной она ни казалась, в любом случае предпочтительнее темной и неопределенной смерти.

– Я жива!

Шина про себя повторяла эти слова, пока неожиданно не произнесла их вслух. Она открыла глаза и увидела, как в ее комнату входит герцогиня де Валентинуа.

На мгновение Шина съежилась, ненавидя герцогиню за перенесенные из-за нес страдания. Потом она заметила слезы на прекрасном лице герцогини, когда та приблизилась к кровати и нагнулась, чтобы взять руку Шины.

– Как мне выразить словами свои чувства, славная моя девочка? Ведь вы приняли эти страдания из-за меня, – произнесла она мягким тихим музыкальным голосом.

– Со мной… все… в порядке, Ваша светлость, – ответила Шина, ощущая неловкость от того, что лежит и смотрит герцогине в глаза снизу вверх.

– Наоборот. Это непорядок. Это не правильно и бесславно, когда гость из другой страны, живущий под покровительством нашего двора, подвергается подобному обращению. Если бы не герцог де Сальвуар, Бог знает, что могло бы случиться с вами.

– Герцог де Сальвуар? – переспросила Шина.

– Да, именно он, – ответила герцогиня. – Это он вас спас. Разве вы не знали?

– Я… я знала, что он пришел мне на помощь, когда… когда огонь начал… жечь мне ноги, – запинаясь, сказала Шина. – Но я так и не поняла, почему он там оказался.

– Герцог с друзьями совершал верховую прогулку, – начала объяснять герцогиня де Валентинуа. – Он встретил грума, который вел охромевшую лошадь обратно во дворец, и спросил его, что произошло. Тот рассказал, что вы ускакали одна и что ему не удалось вас догнать.

Герцогиня прервалась на минуту, а затем продолжила ласковым голосом:

– Любой другой мог не придать этому значения, но герцог обладает удивительным чутьем, которое неоднократно помогало ему на войне и которое помогло ему на этот раз спасти вам жизнь. Герцог де Сальвуар почувствовал – как говорят старики-крестьяне – нутром, что вы в беде. Он позвал своих друзей, которые направлялись в другую сторону, и собрал всех вместе. Он рассказал им то, о чем никто из нас тогда не знал. Оказывается, герцог слышал о шайке реформатов, которые собирались в тайном месте где-то в лесу и чинили заговоры против ревнителей истинной веры.

– Он знал, что они там? – спросила Шина.

– Не совсем, – ответила герцогиня. – Ему лишь неофициально сообщили, что одному из лесорубов нельзя доверять. Сплетня, только и всего. Их много летает по апартаментам дворца, и никто не придает им значения. Герцог же запомнил эту сплетню.

Герцогиня слегка вздохнула и присела на край кровати, держа руку Шины в своих руках.

– Я всей душой благодарю Бога, что герцог поспел вовремя, – продолжила она. – Я отправила подарки в Нотр-Дам и в монастырь Ле Фий де Дье в знак благодарности за ваше удивительное спасение.

Затем герцогиня нагнулась и мягкими нежными пальцами убрала Шине волосы со лба.

– Что вам только пришлось пережить, бедное дитя. Невозможно представить себе тот ужас, который вы испытывали, когда эти ужасные люди так грубо обращались с вами.

– Я рада, что это случилось не с вами, Ваша светлость, – ответила Шина и, к своему удивлению, произнесла эти слова совершенно искренне.

– Вряд ли я была бы такой же храброй, как вы, – призналась герцогиня. – Герцог де Сальвуар сказал мне, что вы не кричали, не плакали, не молили злодеев о пощаде, а просто стояли, обратив взор к небу. У кого из нас хватило бы мужества встретить смерть подобным образом?

– Тем не менее я боялась, мадам, – откровенно призналась Шина. – Неописуемо, жутко боялась. По-моему, эти люди были совершенно безумны.

– Очень безумны, как разумом, так и душой, – ответила герцогиня.

С этими словами она встала, подошла к окну и снова вернулась, возбужденно сжимая руки. Каждое ее движение было наполнено удивительной грацией и красотой. Но сейчас Шина впервые заметила следы тревоги на ее лице, которое выражало несомненные мучения от собственных мыслей.

– Они собирались убить меня, – тихо сказала герцогиня, словно разговаривая сама с собой. – Они хотели убить меня – возможно, так было бы даже лучше.

Шина промолчала, и герцогиня де Валентинуа так же тихо продолжила:

– Вы даже не представляете, как я молилась, чтобы этим реформатам не разрешали беспокоить наших добросердечных миролюбивых крестьян. Но где бы они ни появились, там тут же вспыхивают волнения.

– Чего же они добиваются? – спросила Шина.

– Вам известно, что это движение захлестнуло всю Европу? – ответила герцогиня. – Такие люди есть и в вашей родной стране. Их лидера, насколько я знаю, зовут Джон .Нокс. Там, где их много, они зовут себя реформатами, хотя иногда их называют протестантами. Они всегда пытаются увести людей с пути истинной веры, увести от служения Господу и преданности королю.

Герцогиня вздохнула и усмехнулась.

– Я всего лишь стала своего рода козлом отпущения! – .объяснила она. – На моем месте мог оказаться кто угодно.

Но из-за моего нынешнего положения при дворе меня легко .обвинить во всех смертных грехах и злодеяниях, известных человечеству.

Она всплеснула руками от беспомощности и продолжила:

– Но в действительности они требуют отмены католической веры, веры наших отцов, веры, на которой зиждется – Франция с того самого дня, как христианство принесло свет в этот мир.

– И какую религию они предлагают взамен? – спросила Шина.

– В этом-то и дело, – ответила герцогиня. – Если бы они предложили что-нибудь отличное, скажем, другого Бога, другую Троицу, их можно было бы понять. Но они отнимают у человека веру, не давая взамен ничего, кроме желания разрушать все привычное, устоявшееся, справедливое и достойное.

Герцогиня де Валентинуа говорила с таким чувством, что Шина не могла остаться равнодушной, хотя в глубине души И понимала, что герцогиня, несмотря на благие намерения, ведет явно порочную жизнь.

Очаровательная любовница французского короля снова присела на кровать.

– Я хочу рассказать вам кое-что еще, малышка Шина, – сказала она. – Я не рассказывала этого никому, даже Его Величеству королю. Несколько недель тому назад, когда реформаты ополчились против меня и высказали такое, от чего щемит сердце любой женщины, я пошла к кардиналу де Гизу.

Вы знаете его?

Шина кивнула. Она видела кардинала: высокого, величественного и очень внушительного в своей красной мантии.

Однажды, когда она преклонила перед ним колени в коридоре, тот протянул руку, и она почтительно поцеловала его перстень.

– Я рассказала кардиналу, – продолжила герцогиня де Валентинуа, – что глубоко обеспокоена тем, что происходит во Франции, и спросила, должна ли я оставить мирскую жизнь и постричься в монахини. «Направьте меня на путь истинный, Ваше Преосвященство», – умоляла я его…

Голос герцогини неожиданно оборвался, и Шина, внимательно слушая, понимала, что такое решение могло прийти после долгих и мучительных ночей, проведенных в молитвах, борясь с совестью и желанием служить Франции.

– Что сказал кардинал? – спросила Шина, до такой степени очарованная словами герцогини, что чувствовала ответ.

– Вначале он не сказал ни слова, – ответила герцогиня. – Я не могла больше вынести молчания и воскликнула: «Как я могу лучше послужить Франции?» Кардинал покрутил свой тяжелый перстень. «Самоотверженностью, – ответил он мне. – У герцогини де Валентинуа более высокая миссия, нежели уход в мирскую жизнь, даже во имя служения Богу. Эту миссию может выполнить лишь она и никто другой».

– Он сказал вам остаться! – воскликнула Шина.

Герцогиня склонила голову, словно бремя ответственности было действительно невыносимым.

– Кто еще стал бы помогать королю? – спросила она. – Кто еще указал бы ему на трудности и опасности управления государством, о которых он не узнал в свое время от отца?

Кто еще был бы достаточно силен, чтобы избавить Францию от людей, которые постоянно пытаются уничтожить ее душу?

Герцогиня вскочила на ноги.

– Пытки, смерть и костер! – в возбуждении воскликнула она. – Разве этому учил нас Иисус? Но что остается делать? Бросить невинных людей одних, обречь их на вечные страдания? Позволить этим фанатикам – а они именно фанатики – погубить монархию и всю нашу страну?

Герцогиня сложила руки, как при молитве.

– Их нужно уничтожить! – прошептала она. – Обязательно! Во что бы то ни стало!

В ее тоне слышалось столько чувства и волнения, что у Шины на глазах появились слезы. Затем она тихим голосом спросила:

– Люди, которые пытались убить меня, что… что с ними будет?..

Герцогиня де Валентинуа резко повернулась к ней.

– Оставшиеся в живых найдут смерть на костре.

– О нет! Только не это! – умоляюще воскликнула Шина.

– Это необходимо сделать, – тихо, но решительно произнесла герцогиня. – Не только потому, что они пытались убить меня и схватили вас по ошибке, но и потому, что они восстали против Бога, в которого мы свято и беззаветно верим, и против веры, в которой заключается наша единственная надежда на спасение.

На мгновение Шина закрыла глаза. Почему-то ей казалось, что герцогиня де Валентинуа так же фанатична в ее убеждениях, как и проповедник реформатов в своих. Разве нельзя по-другому? Без крайностей, спокойно, более благоразумно, ведь так, в мире, легче жить всем.

Затем она услышала тихий голос герцогини:

– Вы устали. Я слишком долго разговаривала с вами.

Простите меня, но то, что случилось с вами, глубоко потрясло меня, хотя, конечно, меньше, чем вас.

Она нагнулась и легонько коснулась губами лба Шины.

Девушка почувствовала легкий сладкий аромат цветов, ощутила прикосновение белого шелкового платья на своих руках В следующее мгновение герцогиня вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.

Шине показалось, что далеко позади остались бесчисленные вопросы, на которые, по-видимому, она никогда не найдет ответа. Ощущая ужасную усталость, Шина вскоре задремала. Спала она недолго. Она резко проснулась, когда открылась дверь и снаружи послышалось чье-то приглушенное хихиканье и раздался легкий смех. Шина повернула голову и увидела Марию Стюарт в сопровождении нескольких человек. В руках юная королева держала огромный букет белых гвоздик.

– О, вы проснулись, Шина! – радостно воскликнула она, – Ваша горничная грозилась наказать нас, если мы вас разбудим. Настоящий цербер! Как я восхищаюсь шотландцами, когда они впадают в гнев!

Подойдя ближе, Мария Стюарт положила гвоздики на шелковое покрывало и сказала:

– О Шина, мы так волновались за вас. Какое кошмарное приключение! И в то же время как это волнующе – взойти на костер, на огненный эшафот, и выжить! Такое запоминается на всю жизнь!.. Вам будет о чем рассказать потомкам!

– Эту историю я забуду с превеликим удовольствием, – слегка улыбаясь, ответила Шина.

– Расскажите нам, на что это было похоже, – попросила Мария Стюарт. – Вам было страшно? Вас сотрясала дрожь или в то же самое время вы чувствовали восторг от того, что ваша душа готова улететь в рай?

– Боюсь, сейчас я уже не вспомню точно, что именно тогда чувствовала, – извиняющимся тоном ответила Шина.

– О, вы разочаровываете меня, – обиженно надулась Мария Стюарт. – Я часто представляла себе, каково это, встретить смерть – на костре или на плахе. Я даже иногда мечтала идти навстречу палачу и видеть, как блестят его глаза под черной маской.

По телу Шины прокатилась дрожь, и она закрыла лицо руками.

– Нет, нет! – воскликнула она. – Не говорите так.

Спутники Марии Стюарт разразилась веселым смехом.

– Ее Величество всегда представляет себя в центре какой-нибудь чудовищной драмы, – поддразнила одна из фрейлин. – Однажды она в точности рассказала мне, что чувствуешь, когда тонешь в море.

– Существует много способов умереть, – продолжила Мария Стюарт, – и Шина пережила один из них. Она должна рассказать нам, каково это. Должна!

– Не сейчас, – быстро ответила Шина, зная, как настойчива может быть временами молодая королева, когда чего-то хочет. – Мне нужно время, чтобы собрать воедино все мысли и подобрать нужные слова.

– Тогда расскажу я, чтобы вы все стали панически бояться темноты. Возможно, именно так я и умру, – начала Мария Стюарт, вновь переводя внимание на себя. – Я почувствую, как пламя поднимается ко мне, услышу треск горящих веток и представлю себе, что через несколько секунд моя белая плоть обуглится и станет черной.

Одна из спутниц королевы, молодая француженка, вскрикнула:

– Пощадите нас, Ваше Величество! Выбросьте навсегда из головы такие мысли! Мы пришли сюда, чтобы выразить наше искреннее сочувствие мадемуазель Шине Маккрэгган, а не заставлять ее переживать этот кошмар снова и снова!

– Прошу прощения, если я вела себя бестактно, – извинилась Мария Стюарт, обаятельно улыбнувшись. – Чтобы немного взбодрить вас, Шина, мы приготовили лекарство.

– Какое же. Ваше Величество? – спросила Шина.

– Мы договорились встретиться здесь со знаменитым предсказателем Ее Величества королевы Екатерины. Сам Нострадамус обещал прийти. Что вы об этом думаете?

– Думаю, что хороший вечер пройдет впустую, ведь можно было бы заняться чем-то более интересным, – ответила Шина.

Мария Стюарт от души рассмеялась.

– Разве это не похоже на нашу дорогую Шину? – сказала она. – Вы всегда такая здравомыслящая и практичная и, наверное, думаете, что у нас куриные мозги. Но сегодня быть по-моему! Я просто мечтаю услышать предсказания великого Нострадамуса!

– И мы тоже! – раздался восторженный хор голосов.

В дверь негромко постучали.

– Вот и он! – воскликнула Мария Стюарт. – Быстрее впустите его!

Кто-то бросился выполнять ее приказание, и скоро в дверях показался низкий худой мужчина средних лет, с глубоко посаженными глазами, высокими скулами и длинными пальцами с большими костяшками. Под мышкой он нес несколько свертков бумаги, и Шина заметила, что его камзол был потертым, а штаны не раз подвергались штопке.

Нострадамус низко поклонился. Мария Стюарт протянула ему руку для поцелуя.

– Мы много наслышаны о вас, сударь, – начала она. – Мы слышали, что ваши предсказания неизменно сбываются и что вы видите будущее точно, как никто другой в целом мире.

– Ваше Величество льстит мне, – ответил Нострадамус негромким глуховатым голосом, который, казалось, доносился из самой глубины его тела.

– Откройте нам наши судьбы, сударь! – попросила Мария Стюарт. – Расскажите, что вы видите в будущем.

Нострадамус вежливо улыбнулся.

– Вы молоды, Ваше Величество, – произнес он, – и будущее так далеко, что вы совершенно не страшитесь его.

Но очень скоро будущее станет настоящим, а потом и прошлым.

– Расскажите, какой вы видите в будущем меня, – настаивала Мария Стюарт. – Суждено ли мне надеть три короны? Стану ли я когда-нибудь королевой Франции, Шотландии и Англии?

Нострадамус изучающе взглянул на юную королеву, затем прошел по комнате и положил свои свертки на маленький секретер, стоявший возле окна.

– С разрешения Вашего Величества, – сказал он, показывая на стул.

– Разумеется, разумеется, – нетерпеливо согласилась Мария Стюарт.

Предсказатель неторопливо развернул свои записи.

– Когда вы родились, Ваше Величество? – спросил он.

Это оказался лишь первый вопрос из длинного списка.

Нострадамус очень медленно записывал все ответы длинным гусиным пером, которое неприятно поскрипывало при соприкосновении с бумагой.

Наконец он сказал:

– Вы прекрасны, Ваше Величество, и мужчины всегда будут любить вас, но ваша красота, к сожалению, не принесет вам счастья. Ревность всегда останется вашим грозным врагом, особенно когда она будет исходить от одной женщины, которая носит корону. Вижу в будущем ваше замужество; вы станете вдовой и супругой недостойного вас мужчины.

На мгновение предсказатель замолчал. В комнате воцарилась тишина. Все очень внимательно его слушали. Нострадамус снова заглянул в свои записи и продолжил:

– Вас неизменно окружают сердца и клинки, насилие и слезы. Вы скоро наденете корону. Вы будете страстно любить и будете так же страстно любимы. Но давайте на этом закончим, Ваше Величество.

– Нет, нет. Рассказывайте! Продолжайте! Рассказывайте все, что видите! – приказала Мария Стюарт.

Нострадамус закрыл записи.

– Это все, – тихо сказал он.

В выражении его лица было нечто такое, что заставило Шину осознать его нежелание рассказать больше, чем он мог бы сообщить.

– Это все, – повторил Нострадамус.

– По крайней мере моя жизнь будет интересной, – воскликнула Мария Стюарт, сверкнув глазами. – По крайней мере я не буду скучать. Любовь! Это то, от чего женщине никогда не бывает скучно. Разве не так, сударь?

– Любовь приходит к разным людям по-разному, – ответил предсказатель, – особенно к королевам.

– Королевы тоже женщины, – сказала Мария Стюарт.

Нострадамус принялся сворачивать свои бумаги.

– Подождите! – воскликнула юная королева. – Вы не предсказали будущее моим друзьям. А как же мой жених, дофин?

– Сожалею, Ваше Величество, но я не предсказываю будущее сразу нескольким людям, – ответил он, – Возможно, я сделаю это в другой раз.

– Да, да, разумеется, – ответила Мария Стюарт. – Мы придем к вам завтра.

Было очевидно, что, узнав свою судьбу, она уже не слишком интересовалась судьбами других.

Нострадамус взял свои бумаги под мышку и повернулся. к двери. И тогда, словно впервые заметив лежавшую в постели Шину и как будто повинуясь непонятному зову, знаменитый предсказатель подошел к ней.

– Это с вами, сударыня, произошел этот неприятный случай сегодня утром? – спросил он.

Шина утвердительно кивнула.

– Во дворце только о вас и говорят, – продолжил Нострадамус. – Позвольте выразить сочувствие по поводу того, 'что вам пришлось пережить.

– Благодарю вас, сударь, – тихо поблагодарила Шина.

Предсказатель внимательно посмотрел на нее и низко поклонился.

– Иногда такое печальное испытание для тела может обернуться великой радостью для сердца, – сказал он.

Шина удивленно посмотрела на него, но, прежде чем успела задать ему вопрос или даже понять сказанное, Нострадамус поклонился и вышел.

Мария Стюарт по-прежнему оживленно щебетала о своем будущем.

– Любовь и опасность! Всегда ли они вместе? – спросила она и задорно рассмеялась на остроумную реплику одного из молодых придворных.

Болтая и смеясь, веселая компания удалилась из комнаты Шины в поисках нового развлечения.

После их ухода в комнате установилась странная тишина; теперь Шина наконец могла сосредоточиться и вспомнить, что с ней недавно случилось. Она снова почувствовала унижение, которое испытала, когда фанатики-реформаты сорвали с нее одежду, и ужас при воспоминании о том, как кузнец нес ее к месту предстоящей казни.

Она погрузилась в воспоминания и не слышала, как открылась дверь. Девушка вздрогнула от испуга, когда подняла глаза и увидела герцога де Сальвуара, стоявшего рядом с ней.

На какое-то мгновение ею овладел гнев из-за того, что он вошел так тихо, а она не слышала этого и не имела возможности позволить ему войти.

Шина неожиданно вспомнила, что герцог видел се обнаженной и укутал в свою накидку. Ее бледное лицо тут же покраснело.

– Вам лучше? – спросил он.

– Д-да, благодарю вас, Ваша светлость, – не поднимая глаз на герцога, ответила Шина.

Ей было трудно говорить, и она молилась, чтобы он скорее ушел, потому что у нее в горле застрял ком. Однако герцог не желал уходить. Он взял стул, поставил его рядом с кроватью и сел.

– Лекарь, осматривавший вас, сказал мне, что ваши ноги не так сильно обгорели, как он и предполагал.

– Они уже не болят, – ответила Шина.

Де Сальвуар внимательно посмотрел на нее, и через некоторое время она заставила себя сказать:

– Я… я должна поблагодарить Вашу светлость за спасение.

– Вам не за что меня благодарить, – тихо ответил он.

– Наоборот, – настаивала Шина. – Герцогиня сказала мне, что если бы не вы, меня бы… меня бы здесь не было.

Вы спасли мне жизнь!

– Как вы могли быть настолько непредусмотрительны, что оставили грума в лесу и поехали дальше одна, без сопровождения?

Шина вспомнила, почему она была так сердита, почему захотела поскорее выбраться из дворца и скакать по лесу до тех пор, пока либо она сама, либо ее конь не устанут. Но как она могла открыть мотивы своего поведения, пусть и безрассудного, герцогу? Шина снова покраснела.

Де Сальвуар, казалось, догадался о ее чувствах и, не дожидаясь ответа, продолжил:

– Его Величество король приказал, чтобы впредь никто не смел покидать пределов дворца без сопровождения вооруженного дворянина и двух грумов. Вас спасло настоящее чудо.

– Но, как я поняла, людей, которые… которые схватили меня, казнят, – сказала Шина.

– На их место придут другие, – ответил герцог. – Иногда мне кажется, что мы пытаемся сдержать накатывающуюся морскую волну голыми руками.

В его голосе прозвучал цинизм, очень не похожий на рьяный фанатизм герцогини.

– Но, возможно, эти люди правы, – продолжила Шина.

– Как разобраться в том, кто прав, а кто нет? – спросил герцог. – Разве вы не задавали себе этот вопрос с того самого момента, как оказались при французском дворе?

Шина удивленно посмотрела на него. Ее поразило, как точно он угадал ее растерянность и то, что ей было очень трудно в первые часы своего пребывания в Париже составить правильное представление о чем-либо или ком-либо.

К се изумлению, герцог нагнулся и положил свои ладони на ее руки. От прикосновения его сильных пальцев девушка почувствовала неожиданную скованность; она не могла пошевелиться, ей было даже трудно дышать.

– Уезжайте из Франции! – резко сказал де Сальвуар. – Возвращайтесь в Шотландию, пока вас не испортили здешние нравы и вы не разочаровались в жизни и людях. Вы приехали сюда такой жизнерадостной, такой уверенной в себе и в своей искренней преданности юной шотландской королеве. Если вы останетесь здесь надолго, вы будете сбиты с толку, несчастны и, кто знает, возможно, так же циничны, как и я.

На последних словах он усмехнулся и встал со стула.

– Уезжайте, малышка Шина, – повторил он. – Мой вам совет. Во дворце творятся вещи, которые я не могу объяснить, а вы слишком молоды, чтобы их понять. Но если вы воспользуетесь моим советом, то последуете за своим письмом как можно скорее.

– Моим письмом? – удивилась Шина.

– Я отправил его вашему отцу, – объяснил он. – Оно доверено надежному человеку. Ваш отец его скоро получит.

– Благодарю вас, Ваша светлость, – сказала Шина и быстро добавила:

– Я так и не поблагодарила вас как следует. Вы не дали мне возможности сказать, насколько я признательна вам за то, что вы пришли, что спасли меня… от… неминуемой… смерти.

Она не смогла понять выражение лица герцога.

– Вероятно, я услышал ваш зов, – неожиданно сказал он, и, прежде чем Шина успела прийти в себя от изумления, вышел из комнаты.

Она была настолько удивлена, что повернула голову и посмотрела на дверь. Что он имел в виду? Ведь она не звала его. С ее губ не сорвалось ни единого слова.

В глубине ее сердца что-то произошло. Не воспоминание, а нечто необъяснимое, нечто неопределенное ощутила она в этот миг. Возможно, это был отзвук того, что она тогда почувствовала и чего не могла выразить словами. Что это?

Она не могла объяснить.

И вдруг совершенно неожиданно, как солнечный свет проходит через оконное стекло, Шина поняла, что, несмотря на ужас, отчаяние и страх, которые ей пришлось пережить, она чувствовала, что не умрет. Она была безошибочно, абсолютно убеждена в том, что будет жить, что ее непременно спасут.

И она точно знала, хотя до этого момента была в этом не уверена, что человек, который спасет ее, – герцог де Сальвуар.