Текст книги "Сказ о том, как Манилло в переплёт попал"

Бальтазар же первым делом подошел к комоду, отстегнул клинок, вынул его из ножен и водрузил на подставку с почтительным жестом.

– Благодарю, мастер, – отозвалась спокойным голосом Урсула.

– Благодарю, за услужение, Урсула, – в тон ей ответил воин-пес.

Манилло, глядя на эту сцену, поднес к лицу Годрика.

– Ты как?

– Всё нормально, – едва слышно ответил кинжал.

– Ты уверен?

– Если тебя не затруднит, я не хотел бы сейчас об этом говорить. Можешь убрать меня в ножны, пожалуйста?

Пожав плечами, мальчик потянулся к поясу, когда Бальтазар остановил его руку.

– Доброму клинку, как и руке, держащей его, нужен достойный уход. Позволь я заточу Годрика, а вы с Энрике идите за Каспером, он покажет, где можно смыть с себя грязь и тревоги прошедшего дня.

Клинок слегка вздрогнул, когда Манилло передавал его в руки Бальтазара. Мальчик начал переживать, как бы Годрику не стало совсем худо, но, увидев почтение, с которым воитель принял оружие, успокоился. Тут точно знают, как обращаться с подобными Годрику и Урсуле.

– Каспер, проводи наших гостей…

– С превеликим удовольствием, пока они тут все не заляпали. Эй, вы двое, идите за мной.

Лягушонок махнул фонарем, приглашая друзей следовать за ним. Манилло и Энрике старались идти на цыпочках, чтобы не замарать чистоты жилища. Каспер подошел к стене справа от очага и провел перед ней фонарем. Сегмент стены, подобно ширме, отъехал в сторону, открыв большой дощатый настил за хижиной. Здесь стояла большая бочка, подогреваемая очагом, несколько тазов и ковшиков. На гвоздях уже висели пушистые полотенца

– Берите себе по размеру, вещи и обувь отдай мне. На этих болотах невозможно остаться чистым, – чуть мягче закончил Каспер.

Манилло и Энрике подобрали себе тазы и пошли мыться. Не сказать, что Энрике был рад процедуре, но Манилло! Манилло плескался и фыркал с огромным удовольствием. Сложно вспомнить, когда он в последний раз принимал ванну, да и просто мыл руки в горячей воде. Бабуля бы это явно не одобрила.

Когда друзья закончили банные процедуры, они вернулись к дверной панели. Там их уже ждал Каспер.

– Извините, – тихо сказал Энрике.

– Что такое, лохматый? – ответил лягушонок.

– Я, наверное, тут посижу.

– Это еще зачем?

– С меня будет капать вода. Я помылся, как вы мне велели, но обтереться досуха у меня не вышло.

– Если Энрике останется тут, то и я с ним, – сказал Манилло, пытаясь попасть ногой в штанину уже чистых штанов.

– Эх, деревня. Никто тут сидеть не будет. Ну-ка, коврик для ванной, подойди поближе.

Энрике робко подошел к Касперу. Тот придирчиво осмотрел его с головы до ног, отчего друг Манилло поежился. Затем, уже с привычным для них шипением, лягушонок набрал в грудь воздуха и как-то по-особенному взмахнул своим фонариком. Мгновение ничего не происходило, затем некоторые огоньки стали подплывать ближе к напуганному Энрике. Их становилось все больше и больше, пока они полностью не покрыли тело ламы.

– С ним все в порядке? – встревожено спросил Манилло.

– Помимо того, что он плюшевый? Все нормально, сейчас его слегка просушим, – снисходительно сказал Каспер.

Через пару минут Энрике уже стоял совершенно сухой, а огоньки вернулись на свои, одним им ведомые места. Одежда мальчика, тоже чистая и сухая лежала тут же, аккуратно сложенная.

– Всё, хорош, завозились мы тут, пойдем к столу.

Когда все трое вернулись в хижину, Бальтазар сидел на коленях у очага, бережно держа в руках Годрика, который что-то тихо ему рассказывал. Увидев друзей, пес забавно отряхнулся.

– Потом договорим, – тихо сказал он кинжалу и поместил его с не меньшим почетом на тот же комод на подставку поменьше.

– Брось ты эту железку, рис уже стынет!

И действительно, напротив комода друзья увидели низкий стол, накрытый на троих. В центре стояла большая миска с рисом, вокруг нее, словно планеты вокруг солнца, были расставлены миски поменьше, каждая с чем-то своим.

– Ты прав, мой друг. Прошу вас разделить со мной трапезу, – сказал Бальтазар и низко поклонился.

Манилло замялся у стола. Стульев не было, поэтому он решил, что есть надо стоя. Однако, увидев, что Бальтазар присел на пятки, Манилло последовал его примеру. Третий прибор остался свободным.

– А Каспер не будет есть? – спросил Манилло

– Дурья твоя башка, – почти нежно сказал лягушонок, – где же видано, чтобы лягушки ели рис? Я пойду поохочусь. Да, Бальти, про парнишку я ошибался: он мне по душе.

– Третий прибор для Энрике, – сказал пес.

От манер Каспера и оттого, что его назвали при посторонних «Бальти», у него густо покраснели уши.

– О, нет, не стоит беспокоиться, я не ем, – поспешно затараторил Энрике.

– Совсем? – удивился Бальтазар.

– Совсем, – заверил его мальчик.

– В таком случае, Манилло, будь моим гостем хоть ты.

– Большое спасибо. И приятного аппетита.

Ужин, как и все, что делал Бальтазар, был исполнен достоинства и размеренности. Аккуратно, очень вдумчиво он накладывал себе в миску порции, медленно пережевывал, делая паузы. Манилло даже стало стыдно за то, что он сразу наложил себе всего понемногу, и теперь жевал какой-то необычный, но вкусный набор из жареных кореньев, водорослей, овощей и риса. Но поделать с собой ничего не мог: все было очень вкусным. Ну, или мальчик был очень голодным, потому что к тому моменту, как его миска опустела, Бальтазар только закончил половину своей. Посмотрев на пса, Манилло решил зайти на второй круг, но на этот раз подражать манере Бальтазара: немного риса, одна порция из маленьких мисок за раз и долго пережевывать. Для полноты картины мальчик даже закрыл глаза. Да, так действительно было заметно вкуснее. Манилло улыбнулся и открыл глаза, чтобы увидеть хитрый взгляд Бальтазара. Пес подмигнул ему и продолжил трапезу, а мальчик смаковал небольшими порциями все, что было на столе. Когда Манилло понял, что не сможет съесть больше ни кусочка, пес отложил миску и ложку и поклонился. Мальчик повторил его жест, чем заслужил еще одну улыбку от Бальтазара.

– Ты можешь стать достойным воином, юный Манилло. Я вижу в тебе все задатки для больших свершений.

– Спасибо вам. И за ужин большое спасибо. Но мне некогда становиться воином. Меня ждет Бабуля.

– Забота о близких – неотъемлемая черта честного человека. Я бы хотел услышать твою историю целиком, но сначала мы попьем чай. Травы собирал Каспер.

Поднявшись плавным движением, Бальтазар подошел к очагу. Вернулся он с мисочками, такими же, что и для еды, но поменьше и с цветочным орнаментом. В другой руке он держал старый чугунный чайник черного цвета.

– Заваривать нужно в правильной последовательности. Первыми, когда в чайнике крутой, едва не плещущий через край, кипяток, в воду нужно кидать самые ароматные травы, дальше – травы с запахом, деликатнее, в самом конце в воду кладутся листья и коренья с тончайшим ароматом. Делается это для того, чтобы дать всем нотам раскрыться и отзвучать. Если бы я кидал в обратном порядке, у нас получился бы вполне сносный чай, а точнее сбор. Но настоящего вкуса мы бы не ощутили. Вот, попробуй.

Все это время, пока он говорил, в чайник отправлялись разные пучки цветом от ярко зеленого до почти черного. Манилло взял протянутую псом миску с причудливым узором и поднес ко рту. Закрыв глаза, мальчик сначала подул на чай, затем аккуратно попробовал. Рот обожгло почти невыносимо, но Манилло выдержал, а потом… Потом он понял, о чем говорил Бальтазар. Первыми на него хлынули сильнейшие запахи, почти отвратительные в своей настойчивой горечи, следующим пришел спокойный мятный вкус. После того, как две волны вкуса отгремели во рту, осталось сладковатое легкое послевкусие, хоть в напитке и не было ни сахара, ни мёда. Бальтазар, чутко следивший за выражением лица Манилло, удовлетворенно кивнул.

– Ты понял науку чая. Теперь расскажи свою Историю, в такой последовательности, чтобы я ощутил все тончайшие детали, чтобы она раскрылась для меня.

И так, прихлебывая чай, Манилло рассказал Бальтазару весь свой путь. Воин-пёс спокойно слушал мальчика, не кивая и не прерывая хода рассказа. Когда он услышал сначала имя Крампуса, потом и Бенедикта, в его глазах появилось узнавание, но не более. Услышав часть о Иерониме-Берти, Бальтазар едва заметно насупился и тихо вздохнул с горечью. Однако, когда мальчик рассказал свое видение у поля боя, лицо пса разгладилось. Тут он прервал Манилло в первый раз.

– Ты ведь понимаешь, что Бертран неспроста показал тебе этот ключ и поле боя. А Бенедикт намеренно выбрал именно это время для тебя. Да и Крампус тоже отправил тебя сюда не просто так. Все это служило одной цели.

– Я много думал об этом, – тихо сказал мальчик.

– И в результате ты тут.

Манилло смутился и потупил взор.

– Не переживай, лучше покажи мне карту, что вам нарисовал смотритель на маяке.

Мальчик начал суетиться и хлопать себя по карманам, но карты нигде не было. Он нашел всё, что угодно: маленькие хвойные веточки, небольшой осколок гладкого стекла, кусок карандаша. Словом, все, кроме карты. Панику Манилло прервал Энрике: в его протянутых руках был искомый кусок пергамента.

– Я решил, что в моем рюкзаке ей будет сохраннее.

– Спасибо тебе, хранитель важных мелочей, – с лёгкой улыбкой сказал Бальтазар, чем вызвал очередной приступ смущения, но на этот раз у ламы.

– Посмотри сюда, Манилло. Вы были здесь, – палец, одетый в черную перчатку, указал на самую северную точку окраины Долгих Болот, – вам надо было пойти сюда, – палец проделал путь вверх, пока не указал на крестик, оставленный рукой Бенедикта, – что же заставило вас свернуть?

Тут Манилло смутился окончательно. Почему-то ему очень не хотелось признаваться воину-псу, что они, нет, он один, что он один не знал, на какую сторону света указывает красная стрелка компаса. Но, с другой стороны, мальчик понимал, что не сказать об этом нельзя.

– Дело в том, – встрял Энрике, – что мы с Годриком уговорили Манилло отклониться от нашего маршрута и немного погулять по болотам. Ну, а дальше мы как-то заблудились.

Теперь Бальтазар улыбался во весь рот, не сдерживаясь, что было немного пугающим, учитывая ровный ряд острых белых зубов.

– Спасибо, Энрике, – сказал мальчик, – но все было не так. Просто мы не знали, в какой стороне север.

– Неужели Бенедикт отпустил вас без компаса? На компасе ведь…

– И на компасе тоже, – едва слышно добавил Манилло и достал из кармана компас Бенедикта.

– Дело в том, – продолжил он, – что я не знаю, куда показывает красная стрелка. Мы спорили, и я решил, то она указывает на юг. И потом мы пошли, как я думал, на север. А потом начались болота. А потом мы встретили первого Гонта. Потом и вас.

Бальтазар спокойно кивнул. Последовавшая тишина показалась мальчику вечностью. Он буквально чувствовал, как его щеки все сильнее краснеют, до такой степени, что вот-вот начнут освещать хижину ничуть не хуже огоньков Каспера.

– Значит, – прервал молчание Бальтазар, – так тоже должно было случиться, иначе быть не может. И твоя цель – не только Грязный Замок, она куда дальше и тяжелее.

Манилло кивнул.

– Я понял это еще тогда, на поле у речушки. Но смутно. Мне кажется, я до сих пор не могу ее описать.

– А ты попробуй. Неизвестное всегда пугает. Я не хочу сказать, что ты избавишься от страха совсем – не боится только дурак. Я лишь говорю, что воин подобен стреле : он видит свою цель; он знает, что ему должно свершить, будь то ратное дело или мирный труд. Ведь не всякий воин несет в руке оружие, и не всякий воин поражает телесного врага. Но каждый воин знает, в чем его предназначение. Так в чем же твое, Манилло?

– Я… Я не могу подвести Бабулю. Я должен пройти эту Историю до конца. Я должен помочь Иерониму-Берти, чтобы горбун больше не страдал. Я должен дойти до Грязного Замка. Я хочу помочь всем вам, смотрителям. Я должен пройти свой путь.

– И ты его пройдешь. Твоей решимости хватит на троих. Только скажи, как и зачем ты собрался помогать нам? Будешь ли ты патрулировать со мной болота? Или жить на маяке с Бенедиктом?

– Я еще не совсем понимаю, как. Но ведь я оказался здесь и сейчас, и я знаю, что вам нужна была моя помощь. Ведь и Крампус, и Бенедикт, и Иероним с Берти… Они будто бы хотели, чтобы я увидел и понял, что надо сделать. Пока я увидел не все, но…

– И хотели, и не хотели, – перебил Бальтазар, – вспомни слова Крампуса. «Он еще слишком мал». Вспомни, как Бенедикт ругал его за то, что ты очутился тут. Лишь Бертран достойно принял тебя.

– А Иероним?

Бальтазар помрачнел.

– История Иеронима, – мягко начал он, – она не для этого вечера. В ней слишком много горя и несчастий, чтобы омрачать нашу встречу. Когда-нибудь ты узнаешь её, но не от меня и не сейчас. Прости, Манилло.

В очаге громко стрельнула ветка, отчего Энрике, слушавший разговор затаив дыхание, подпрыгнул и чуть не опрокинул чайник.

– Извините, – пробормотал он тихонько.

– Всё в порядке, – улыбнулся пёс.

– А ты? – спросил Манилло.

– Я?

– Как ты принимаешь меня, Бальтазар? Нужна ли тебе моя помощь?

– У меня, Манилло, своя цель и своя служба. Эти болота – злое место, и я обязался охранять мир от этого зла. Я не знаю, чем обернется конец твоего пути для нас, и куда заведет тебя твоя История. Это вне моих сил и полномочий. Скажу лишь, что я вижу, что ты справишься. Ты сильный воин, Манилло.

– Спасибо, Бальтазар.

– Спасибо, Манилло, за твои будущие свершения.

Следуя порыву, Манилло поклонился, чем заслужил ответный глубокий поклон.

– Слышь, мохнатый, смотри, какие тут разговоры серьезные идут, – сказал материализовавшийся из ниоткуда Каспер и ткнул Энрике в бок своим фонариком.

Энрике подскочил, и на этот раз ему всё-таки удалось опрокинуть чайник. На его счастье чая там уже почти не было, только немного остывшего, на самом дне. Однако и этого хватило, чтобы промочить его как следует. Касперу это показалось смешным, его квакающий хохот разливался по хижине до тех пор, пока лягушонок не понял, что порядок-то наводить ему самому. С привычным уже ворчанием Каспер стал суетиться, игнорируя просьбы Энрике снова помочь ему просушиться. Бальтазар с Манилло смотрели на них с улыбками.

– О чем вы говорили с Годриком? – спросил Манилло.

– Это его история. Он поведает тебе ее сам, если посчитает нужным.

– Пойду, спрошу его.

– Не сейчас, Манилло. Годрику, как и нам, нужно отдохнуть. Все разговоры отложим на завтра. Воин должен ценить возможность отдыха.

Сказав это, Бальтазар встал и начал готовить хижину ко сну. Манилло расстелил спальник у очага, но ложиться в него не стал, оставив на просушку. Вместо этого он лег на одеяло, расстеленное псом возле его спального места. Опустившись на мягкую ткань, Манилло почти сразу начал засыпать, настолько измотал его прошедший день. Последнее, что слышал мальчик, были препирательства Энрике с Каспером. Лягушонок запретил ложиться мокрому Энрике на одеяло рядом с Манилло, а ламе это было совсем не по душе. Чем все закончилось, мальчик так и не узнал, погрузившись в сон, полный покоя и тишины.

Утро встретило Манилло все той же картиной. Едва он открыл глаза, как увидел препирающихся Энрике и Каспера. Интересно, они спорили всю ночь, подумал мальчик. Проснувшись окончательно, Манилло понял, что спор идет уже совсем о другом: Каспер придирчиво осматривал их припасы, а Энрике категорически не нравилось, что «наглая лягушка копошится в их вещах». Бальтазара не было, поэтому унять эту парочку было некому, чем они вовсю и пользовались.

– А я говорю, что рыться в чужих вещах без ведома хозяина некультурно!

– А я еще раз повторяю: будешь мешать – превращу в головастика!

– Немедленно прекрати! Это рюкзак Манилло!

– Нет, не в головастика. В кувшинку!

– Как тебе не стыдно!

– В кусок мха!

– Чего вы всё ругаетесь? – остановил их спор улыбающийся Манилло.

– А, проснулся уже, – ворчливо сказал Каспер, – ты бы кинжал свой хотя бы в тряпку какую на ночь засунул. Он храпел так, что дом чуть не рухнул.

– Ой, простите, я совсем забыл, что Годрик громко спит.

– Уж в следующий раз не забудь. Да, скажи своему плюшевому зверю, чтобы не мешал мне.

– Не мешал чему?

– Вы ведь сами не знаете, сколько вам еще идти. И за припасами нормально не следите. Должен же кто-то этим заняться. Вот я и занимаюсь. А этот! Вот этот вот мне мешает. Угомони его, иначе я за себя не ручаюсь.

– Энрике, не мешай Касперу, пожалуйста, – все так же не воспринимая всерьез их ссору, сказал Манилло.

– То-то же. Иди, умойся, я там воды нагрел. А ты, меховой, не лезь.

Энрике потерял дар речи от такого наглого обращения, но просьбу мальчика выполнил, с трудом сдерживаясь, чтобы не ринуться к лягушонку, который бойко потрошил рюкзак уже самого Энрике. Манилло вышел с задней стороны хижины, чтобы увидеть уже привычную картину: унылое утро не принесло никаких перемен в погоде – все тот же туман плотной поволокой кутал мир вокруг. Слегка поежившись, мальчик встряхнулся и пошел умываться. Когда он незаметно вернулся назад, Каспер уже закончил возню с их вещами.

– Ну, так уж и быть, вполне сносно. Я ожидал от Бенедикта чего похуже, – сказал лягушонок.

– Бенедикт был гостеприимным! – вспылил Энрике.

– Да знаю я, знаю. Ты на меня не обижайся, что я все ворчу и ругаюсь. Я переживаю за мальчика. Ему предстоит очень непростое дело. А заботиться в пути о нем предстоит только тебе. И этой железке храпящей.

– Я пытаюсь, как могу, – тихо ответил Энрике.

– Я вижу. Вижу. Ты хороший друг, береги его. Не Годрику же, в самом деле.

Голос Каспера стал совсем тихим, но тут лягушонок заметил вошедшего мальчика и взялся за старое.

– Помылся? Ну и ладно. Тут такое дело. Припасы я ваши осмотрел, вроде, все сносно, учитывая, что этот лохматый не ест. Но просто так я вас не могу отпустить.

– Но нам ведь надо в Замок, – попробовал возразить Манилло.

Каспер выразительно посмотрел на Манилло.

– Я думал, ты умнее. Говорю, не могу вас отпустить с пустыми руками, хотя могли бы и погостить подольше. Тихо-тихо, знаю, вас ждут важные дела. В общем, вот тебе немного чая в дорогу. Не такой, как вчера. Рецепт я подсмотрел у одной мудрой женщины. Не знаю, где ты его сможешь выпить в следующий раз, но пусть лежит. Весит немного, а пользы порядочно.

Мальчик взял мешочек с пересыпающимся содержимым и понюхал его. Это был Бабулин чай, тот самый чай, что они пили в то утро, когда Манилло начал свою дорогу.

– Ты! Ты знаешь её?

Каспер ответил ему очередным долгим взглядом.

– Чего встал пнем, – прервал паузу лягушонок, – давай, пакуй вещи, я обратно все засовывать не буду. Видящий еще называется. Стыд и срам.

Когда Манилло, еще не отошедший от шока, начал сматывать спальник и собираться, дверь тихо открылась, и вошел Бальтазар.

– Доброе утро, – пророкотал он своим низким голосом, – как спалось?

– Доброе утро, – ответил мальчик, – спал как убитый. Я хотел извиниться за поведение Годрика ночью.

– Всё в порядке, не переживай. Мне полезно было поспать на свежем воздухе.

Услышав, что Бальтазар спал снаружи, Манилло смутился еще больше.

– Вижу, ты уже собираешь поклажу. Разумно. Выйти стоит засветло, чтобы хоть как-то успеть дойти до северной оконечности болот.

Под присмотром Каспера, Манилло закончил укладывать рюкзак. Мешочек с чаем отправился в рюкзак Энрике. Когда все было уже уложено, рюкзаки закинуты на плечи, а Годрик окончательно разбужен, друзья выстроились по две стороны от двери: слева стоял отряд Манилло, справа – Бальтазар с Каспером на плече и Урсулой в руке.

– Легкой вам дороги, друзья, – начал Бальтазар, – вы сильны вместе, в своем единстве, не забывайте об этом. А, да, Манилло.

– Что такое?

– Красная стрелка указывает на север, – сказал пёс, понизив голос, и подмигнул мальчику.

– Теперь я не забуду, – не смутившись, ответил мальчик.

– Вам надо будет идти отсюда строго на северо-запад, – не сворачивая с курса. Я постарался разведать путь как можно дальше от хижины. Этот путь должен быть безопасен, но все равно стоит быть настороже.

– Бальтазар, разреши мне обратиться к своему сыну, – зазвучал спокойный и холодный голос Урсулы.

– Ты вольна говорить, когда хочешь, – склонил голову воин-пёс.

– Благодарю тебя. Годрик, ты слышишь меня?

– Слышу, Стальная Мать, – тихо завибрировал кинжал в руке Манилло.

– Я помню историю твоего последнего хозяина. Помнишь ли ее ты?

– Да, – едва слышно ответил Годрик.

– Я помню, что произошло тогда, когда вы расстались. Помнишь ли ты?

– Да, – еще тише сказал клинок.

– Сделай так, чтобы этого не повторилось.

– Клянусь твоей мельхиоровой рукоятью, Стальная Мать, – все так же тихо, но уже с достоинством ответил Годрик.

– Хорошо. Обрекаю тебя на верную службу этому воину. Не посрами честь клана.

Во время всего разговора Манилло с непониманием смотрел то на Урсулу, то на Годрика. Встретившись глазами с Бальтазаром, мальчик увидел, как пёс нахмурился и покачал головой, словно запрещая прерывать этот странный ритуал. Когда разговор закончился, Манилло понял, что больше откладывать уход нельзя. Со всем достоинством, на которое способен маленький мальчуган, он глубоко поклонился хозяевам. Бальтазар и Каспер отсалютовали ему мечом и фонариком в ответ. Затем он подсадил Энрике к себе на рюкзак и начал спускаться по лестнице вниз. Пёс последовал за ним, но остался у самого низа лестницы, когда мальчик пошел дальше, в сырой туман.

– Пошел бы ты с ними, – тихо заворчал Каспер, спрыгнувший в ладонь Бальтазара.

– Сам знаешь, не могу. Это его путь.

– Да знаю-знаю, – всхлипнул лягушонок.

Бальтазар посмотрел на него с нескрываемым изумлением, поднеся руку к глазам. Самообладание впервые изменило воину.

– Чего смотришь, громадина, не видел плачущих лягух?

– Честно сказать, не видел. И не ожидал от тебя.

– Ай, к черту, не могу я так. Хоть дорожку им подсвечу.

Каспер спрыгнул с руки воина-пса и сделал пару прыжков в сторону уходящего мальчика. Громко вдохнув, лягушонок перекрутился вокруг своей оси, держа фонарик на вытянутой руке, потом еще раз и еще, пока его не окутал торнадо из света. Вихрь расширялся, волнами расходясь в стороны, но внутренняя его часть скручивалась все плотнее. Когда казалось, что напряжение внутри вихря достигло высочайшей точки, Каспер пронзительно крикнул и остановил свое вращение. Вихрь вокруг него замер, затем втянулся в небо. Пару секунд ничего не происходило, а потом на головы уходящих друзей стали падать крохотные яркие искры, словно причудливый союз света и снега решил посетить эти болота. Поначалу искры падали беспорядочно, но потом стали ложиться в узкий коридор света, показывая Манилло, куда надо идти. Мальчик посмотрел вверх и звонко рассмеялся. Затем он обернулся и радостно помахал рукой Бальтазару и Касперу.

– Спасибо! – прокричал он им.

– Да не за что, это же только до края болот, – тихо пробормотал выжатый как лимон Каспер.

Бальтазар лишь кивнул с одобрительной улыбкой.

– Береги себя, Видящий, – совсем уже тихо всхлипнул Каспер, – береги.

Глава IV

Хотя указания Бальтазара были четкими и простыми, а идти по коридору света было гораздо приятнее. Манилло даже начал напевать песенку, которой его научила Бабуля.

– Пришли ко мне семь светлых лучей,

И каждый принес мне весть.

И вышел целый ворох вестей –

О них я спою вам песнь.

Луч первый мне тихо-тихо сказал

«Прости, ведь я не со зла.

Дорога ждет тебя далека,

И в ней будет свет, и мгла»

Второй ворчливый был малой,

Не сильно стесняясь слов,

Он прямо с порога выпалил мне

«К дороге ты не готов».

За ним явились сразу два:

Громки они были, быстры.

Друг с другом взахлёб кричали они:

«Мы смотрим, и ты смотри».

Пятый пришел суров, молчалив,

Был голосом синих льдов.

Сказал он мне, что я должен идти,

Пусть даже я не готов.

Шестая с седьмым явились вослед

С танцем огня свечи.

Они и были дорогой той,

Что мне предсказали лучи.

– Какая странная песня, – сказал Энрике и поспешил исправиться, услышав обиженное пыхтение Манилло, – поешь ты хорошо, просто я не пойму никак, про что сама песня.

– Я не знаю, мне ее пела Бабуля.

– А ты точно запомнил все слова правильно?

– Конечно. Я помню почти все, чему меня учила Бабуля. Не есть немытые фрукты, убирать за собой со стола, все ее истории.

– Ну, как знаешь. Песня странная.

– А мне понравилась, – впервые за непривычно долгое время подал голос Годрик, – в ней есть что-то от преданий старины, столь чтимых мной.

– Годрик! Ты жив. Мы уже думали, что ты уснул насовсем, – радостно воскликнул Манилло.

– Говори за себя, – возразил Энрике, – я-то знаю, что если бы он спал, мы бы уже оглохли от храпа.

– И я рад вновь поговорить с тобой, мохнатый зверь, – прогундел кинжал в ответ.

– Кстати, о сказаниях. Годрик, я понимаю, что сейчас не время, но ты в последнее время какой-то грустный. Не хочешь рассказать, в чем дело?

Годрик вновь замолчал. Манилло уже было решил, что сейчас не самое удачное время для расспросов, когда клинок снова заговорил.

– Мой предыдущий мастер, – очень тихо начал Годрик, так тихо, что мальчик даже сбавил шаги, чтобы слушать, – я, я подвел его. С самого начала я знал, что ратное дело – не моя стезя, я не хотел в битву. Я боялся ее, не хотел сталкиваться с другими клинками, не хотел поражать тела врагов. Всеми способами я отговаривал своего мастера отказаться от столкновений, предлагая иные пути. А в тот час, когда от битвы было не уйти, я не смог, я зацепился гардой за ремешок и остался в ножнах. Я подвел своего мастера и стал вечным позором для нашего клана. У Стальной Матери прощающее сердце, она любит всех своих детей. Но я прощения не заслуживаю.

– Но, Годрик, ты ведь не виноват в том, что так вышло, ты ведь не мог не цепляться.

– Нет, Манилло, ты не понимаешь. Оружие, сделанное в Гортмаунде, оно не подводит никогда. Если само того не желает.

Наступила тишина, которую грубо прервал Энрике, который решил откашляться. Кашель он сопроводил ощутимым тычком в ухо Манилло. Мальчик встрепенулся и откашлялся уже сам.

– Годрик, ты меня, конечно, прости, но я никакой не ратник и воевать ни с кем не собираюсь. Ты меня подвести не сможешь, значит, службу мастеру будешь вести верно. И Урсула сможет тобой гордиться. И вообще, я тебе друг, так же, как и Энрике.

– Ну-у, – начал Энрике.

В этот раз пришла очередь мальчика тактично и громко прокашляться.

– Друг, да, хоть ты и болтливая железка.

Раздались всхлипывания, которые быстро переросли в полновесные рыдания, среди которых Годрик, ставший еще более гнусавым, пытался что-то сказать.

– Большое вам спасибо, – наконец собрался с силами Годрик, – я рад, что у меня есть такие друзья, как вы.

– Ну, – вновь замычал Энрике, чем вызвал еще один приступ кашля у мальчика.

– Удивительно сыро на болотах, Манилло, ты бы не заболел, – заботливо пробормотал Годрик.

– Я в порядке, к тому же вот и болота кончились, как я погляжу.

С большим удовольствием мальчик ступил на сухую землю и вышел из коридора света, который быстро стаял за их спинами. С еще большим удовольствием Манилло снял с рюкзака Энрике, который смог идти дальше.

– Кстати, Энрике, – чуть ли не впервые Годрик обратился к ламе по имени, – я не знал, что плюшевые звери тоже кашляют.

– Ну, слушай, я не знал, что кинжалы умеют плакать, – заметил Энрике.

– Туше, мой друг, туше.

А местность вокруг неуклонно менялась: сначала стало значительно суше, потом впервые за долгое время Манилло увидел чахлую травку, растущую у корней дерева, потом стали попадаться привычные сосны. Поначалу совсем хилые и маленькие, они все больше теснили странные деревья до тех пор, пока лес вокруг стал вполне пристойным сосняком. Ветер, привольно гуляющий между деревьев, разорвал оставшиеся клочья тумана, и друзья наконец, будто выйдя из шахты, смогли увидеть настоящее солнце, проглядывающее между ветвей. Как только они углубились в лес настолько, чтобы не видеть эти тревожные деревья с темной корой, Манилло с удовольствием объявил привал. Первым делом мальчик развалился на горе опавшей хвои и лежал двадцать минут к ряду с закрытыми глазами, подставляя лицо переменчивым лучам солнца. Энрике было попытался его растормошить, но Манилло лишь отмахивался от этих попыток. Пожав плечами, Энрике прилег рядом.

– Иголки потом сам из меня выковыривать будешь, – ехидно сказал он.

– Буду, буду. Потом, – отозвался мальчик.

– Ну, раз будешь, полежим.

Время медленно проплывало мимо, по руке мальчика прополз самый настоящий жук. Манилло поднес руку к глазам, чтобы лучше рассмотреть его. Жук был обычный, черный, с пухлым брюшком и небольшими усиками, но почему-то сильно понравился мальчику. Манилло уже и забыл, когда вокруг была привычная лесная жизнь. Жук, крайне озабоченный своими жучиными делами, все куда-то торопился, шевелил усами и иногда расправлял крылья, но взлететь не решался. Мальчик долго не хотел отпускать жука, старательно переставляя руки, чтобы тот полз по нему подольше и щекотал тонкими уколами лапок. А потом Манилло вспомнил про стекло, оставленное им в муравейнике. Вслед за этим воспоминанием мальчик вспомнил о Бабуле.

– Пойдем дальше, Энрике. Нам надо найти ручей.

На удивленный взгляд ламы Манилло только покачал головой и поднялся с земли. Видя решимость мальчика, Энрике не стал задавать вопросов. Когда через полчаса они вышли к небольшому ручейку, Манилло вновь объявил привал. Набрав сухих веток, мальчик быстро развел костер и аккуратно вскипятил воды в железной кружке, что им вручил Бенедикт. Когда вода немного остыла, он бережно взял мешочек чая, собранного Каспером, и аккуратно, стараясь не рассыпать ни единой крошки, бросил небольшую щепотку в котелок. Воздух наполнился знакомым запахом. Все еще не веря в такое совпадение, Манилло сделал первый глоток. Чай был действительно тем самым, утренним, что они пили с Бабулей. Разувшись, мальчик сел на берегу ручья с галетой в одной руке и чаем в другой. Вода была прохладной, но не до ломоты в костях, лишь приятно остужая натруженные ходьбой ноги.

Все это время Энрике молчал, понимая важность происходящего. Если бы он знал, как унять тоску мальчика по дому, он бы немедленно сделал все возможное. А пока ему оставалось только с грустью смотреть, как Манилло пьет почти бабулин чай с бабулиной галетой. Когда его друг наконец закончил чаепитие и встал, Энрике тактично не стал смотреть в лицо мальчику, опасаясь увидеть там слезы. Потому он удивился, когда услышал веселый голос Манилло.

– Ну, что, отдохнули, можно и дальше пойти. Ты как, Энрике? Вид у тебя напуганный.

– Я… Я в порядке. Просто мне показалось, что, ну.

– Что я скучаю по дому? Тебе не показалось. Но у нас же самое настоящее приключение, нам нельзя унывать.

– Это понятно, но, всё-таки.

– Уверен, Бабуля бы расстроилась, если бы увидела, что мы наматываем сопли на кулак вместо того, чтобы идти вперед.