Текст книги "Сказ о том, как Манилло в переплёт попал"

– Энрике ушел, но быстро вернулся. Я тогда ему наговорил нехороших слов, в чем раскаиваюсь до сих пор. Это был недостойный поступок. Потом, когда он мне все объяснил, я принес ему свои извинения, но меня до сих пор гложет стыд за свое недостойное поведение.

– Да ладно, бывает, что было, то было, – заверил друга Энрике.

– И все равно, прости меня, я был не прав, – торжественно нараспев сказал Годрик.

– Вот он и тогда так рыдательно извинялся. Молчу-молчу, всё, уже помирились. Так вот, я залез на колодец, с трудом, надо сказать, и начал звать Франциска. Не знаю, сколько я так кричал, пока он меня не окликнул из-за спины. Я не удержался на бортике и упал вниз, только он меня поймал за ногу и вытащил. Но компас я обронил, так его потом и не нашли.

– Давай ближе к делу, Энрике, – мягко вмешался Манилло.

– А, ну, вот. Франциск сказал, что звать его было бесполезно, и про тебя ему рассказала сорока. Он быстро тебя осмотрел, сказал, что у тебя болотная немоть.

– Болотная немочь, – поправил Годрик.

– Да, она. Он сказал, что тебя нужно отнести в тепло и поскорее. Что-то еще там было про редкие травы, но я уже не помню. А потом он схватил тебя и прыгнул в колодец. Мы с Годриком остались на полянке. Он все нервничал, что я отдал тебя непонятно кому, а мне было спокойно. А под вечер Франциск вернулся, сказал, что тебе нужен покой и сон. И отнес меня, Годрика и все наши вещи сюда. Когда я тебя увидел, ты был весь мокрый, дрожал. Франциск велел поддерживать мне огонь, а сам отпаивал тебя разными настоями. А потом он ушел за какой-то особой травой, которая растет только в горах. Так до сих пор не вернулся. Ты все это время спал. Иногда начинал смеяться, но чаще ты плакал. Я звал тебя по имени, но ты никак не просыпался. Только под утро ты перестал быть таким горячим и успокоился. А я вот, поддерживал огонь. Дальше сам знаешь.

– Сколько я проспал?

– С того вечера на полянке прошла ночь, день и еще одна ночь. Сейчас полдень.

Манилло присвистнул. Никогда еще он не спал так долго.

– Скажи, а где мы? Дома у Франциска?

– А я не говорил? Поздравляю, Манилло. Мы добрались до Грязного Замка.

Сначала Манилло хлопал глазами, силясь поверить во внезапную новость. Потом попытался вскочить с кровати, чтобы все вокруг осмотреть, но болезнь пока не отступила: в глазах пошли темные круги, Энрике с Годриком и камином смешались в одно мутноватое пятно, и мальчик рухнул обратно на лежанку. Отдышавшись, он увидел встревоженного Энрике, нависающего над ним. Тот что-то говорил, но слова шли через какую-то вату.

– Нельзя… отдыхать… Франциск… резких… лежи…

Манилло предложение понравилось, он даже засмеялся, от чего Энрике совсем встревожился и забегал по комнате, хватаясь то за дрова, то за Годрика, то за кочергу. Это рассмешило мальчика еще сильнее, но сил смеяться уже не оставалось: он так и уснул, с улыбкой на лице.

Когда он проснулся в следующий раз, небо за окном стало багроветь, а в комнате стало ощутимо шумнее. Гремела посуда, были слышны два голоса: один повыше – Энрике, перемежался низким приятным баритоном, переходящим в бас. Но важнее всего был запах. Едва он коснулся ноздрей Манилло, как в животе у мальчика заурчало с такой силой, словно Годрик решил вздремнуть у него внутри, где-то между ребрами и пупком. Думать об этом было не самым приятным занятием, поэтому Манилло аккуратно приподнялся с кровати, чтобы не рухнуть вновь. У стола он увидел черноволосого мужчину, который, скорее всего, и был Франциском. Он что-то помешивал в большой кастрюле, иногда пробуя на вкус с деревянной поварешки. Энрике крутился рядом, подавая то один ингредиент, то другой. Годрик чинно возлежал возле камина, наставляя Энрике, который уже пару раз чуть не споткнулся об кинжал. На третий он уже не выдержал.

– Слушай, ты, гнусавый лом, обязательно лежать именно здесь?

– Пламя напоминает мне о моментах юности, когда я только вышел из горнила. Как же давно это было. Вот тебе сколько лет, мой пушистый друг?

– Не знаю, лет восе…

– А мне уже третье столетие стукнуло. Понимаешь? С возрастом учишься ценить простые радости жизни, доступные аскетическому орудию воины. Ведь если подумать,..

– Бла-бла-бла, черт с тобой, лежи, где лежишь, только без нравоучений.

Франциск, краем глаза подглядывающий за пикировкой друзей, улыбался. Глядя на него, Манилло понял, почему Энрике так сразу доверился ему. Улыбка как улыбка, но морщинки у глаз были добрыми, почти родными.

– Добрый день, – тихо сказал мальчик.

В комнате все резко замолкли, Франциск упустил поварешку в кастрюлю, а Энрике выронил чеснок. А потом, как и в первый раз все загомонили разом, пока Франциск не призвал всех к порядку, постучав по кастрюле ложкой.

– Добрый, только уже вечер. Как спалось? – с той же приятной улыбкой спросил Франциск.

– Хорошо, только я очень голоден.

– О, – мужчина поднял палец вверх, – хороший признак. Идешь на поправку. Сейчас организуем все. Энрике, где там чеснок.

– Несу!

Хлопоты пошли бодрее, а живот Манилло урчал все громче. И вот, когда мальчик уже почти падал в обморок от голода, Франциск торжественно попробовал содержимое кастрюли еще раз, критично почмокал губами и громко объявил «готово». Манилло кубарем слетел с лежанки и побежал к столу, но его встретил осуждающий взгляд Франциска.

– Пока что, братец, тебе прописан постельный режим. Сейчас организуем тебе тарелку. А потом и потолковать можно.

Через пару минут на коленях у полусидящего мальчика образовалась глубокая корявенькая, но крепкая миска с густым то ли супом, то ли похлебкой красного цвета.

– Прошу, мой особый рецепт, – помпезно объявил хозяин жилища, – я зову его, хм, э, пока я его никак не зову, но оно вкусно. Ешь.

Не став ждать второго приглашения, Манилло степенно взял ложку и начал аккуратно есть предложенное. Франциск удивился такому поведению, поднял брови, но потом кивнул с улыбкой, пробормотав что-то про школу Бальтазара. Так, ложка за ложкой, мальчик аккуратно съел всю миску.

– Вот и хорошо, – сказал Франциск, забирая миску у мальчугана, – сейчас напою своим морсом и поболтаем.

Когда он вернулся со стаканом, Манилло уже спал. Мужчина улыбнулся и, пожав плечами, сам с удовольствием выпил морс. Потом он повернулся к ламе, сделал строгие глаза и издал свое уже фирменное «ш-ш-ш». Энрике с комичным ужасом зажал руками рот.

– Пусть спит, – шепотом сказал Франциск, – только не забудь убрать Годрика на ночь в ножны. А мы с тобой пойдем, поболтаем с совами на крыше.

Путь наверх был не из самых простых: замок, вернее, его развалины были какими-то шаткими и ненадежными. По сути, жилым оставался только полуподвальный этаж, в котором и обитал Франциск со своими нехитрыми пожитками. Все остальное было в разной степени разрухи и беспорядка, постоянно угрожая падением от любого неловкого движения или даже порыва ветра. Но Франциск буквально был лично знаком с каждым камнем этого места. Чтобы сэкономить время, он взял Энрике на руки и ловко, перебегая с одних винтовых ступеней на другие, а кое-где пользуясь деревянными приставными лестницами, в пару минут взбежал на верхнюю площадку. Она представляла собой крохотный пятачок, огороженный полуразрушенным парапетом, на котором с трудом мог разместиться сам Франциск, поэтому Энрике примостился у него на руках.

Небо над их головой уже было синим, расчерченным красными длинными облаками, тянущимися, насколько хватало взгляда. Сидеть, любуясь небом в одиночестве, им пришлось недолго. Через пару минут на парапет шумно приземлилась крупная сова с серьезно насупленными бровями. С подозрением посмотрев, на Энрике, сова что-то недовольно заскрипела Франциску, который только развел руками.

– Не ругайся, это мой гость.

Сова обиженно отвернулась от них, но решила сменить гнев на милость, когда Франциск нежно ткнул ее в пушистый бок и легонько почесал. Понемногу ерзая на месте, она подставляла то одну часть, то другую под палец мужчины. Когда Франциску надоело, сова еще некоторое время щурилась на него от удовольствия, а потом резко встряхнулась и начала что-то отрывисто ухать, щелкать и всячески изливать совиную душу. Энрике это казалось смешным, но, посмотрев на серьезное лицо мужчины, он решил удержаться от смеха. Франциск долго слушал излияния гостьи, иногда кивал, иногда качал головой. Когда сова закончила, Франциск рассеянно почесал ее за ушком и слегка хлопнул по спине. Сова ответила сердитым взглядом.

– Что? – спросил Франциск. – Лети, почесушки кончились.

Напоследок сердито хрюкнув, сова сорвалась с парапета и исчезла в темноте.

– Честно говоря, я думал, ты будешь говорить на совином.

– На совином? Это как? – спросил Франциск.

– Ну, я не знаю. Ухать, шелестеть крыльями.

Мужчина рассмеялся своим приятным смехом, вмиг собравшим морщинки у его глаз в два пучка.

– Но я не знаю совиного, да и крыльев у меня нет.

– Не подумал, – сконфузился Энрике, – но ты же как-то понимаешь их.

– Понимаю, но для этого мне совершенно необязательно ухать.

– А что она сказала?

– То же, что и раньше. Вокруг идет бессмысленная война, многие втянулись в нее, сами не понимая, как и к чему она ведёт. На севере снова собираются тролли, на востоке бродят отдельные шайки разбойников. Я, честно говоря, очень удивлен, что вы не встретили никого на своем пути.

– Нам повезло, – развел руками Энрике.

– Да уж, повезло, – нахмурился Франциск в ответ.

Той ночью они еще долго сидели на крыше, пока к ним прилетали большие и малые ночные птицы. Каждая получала свою порцию почесываний, потом рассказывала что-то свое. И от новых рассказов Франциск все больше мрачнел. Уже под утро, когда небо занялось голубоватым цветом, мужчина с кряхтением поднялся и пошел вниз.

– Пойдем попьем морса и спать. Подустал я чего-то.

– Послушай, Франциск. Ты ведь, ты ведь знаешь смотрителей?

Мужчина надолго замолчал, с напускной натугой спускаясь по очередной лестнице.

– Знаю, как не знать. Бальтазара я помню еще щенком. А вот Бенедикт всегда был котом, представить себе его не могу, как котенка.

– А откуда ты их знаешь?

– Бенедикт не просто так отправил вас сюда.

– В каком смысле?

– Когда-то давным-давно он сам попал в передрягу. Передрягу такую, что еле унес шкуру. Не моя это история, чужих секретов я выдавать не люблю. Суть да дело, оказалось так, что его последней надеждой был этот вот самый замок, – Франциск похлопал рукой по кладке стены, – Он сюда и пришел. Они все сюда приходили. В разное время, разными путями, но все. И они оставались тут. Так или иначе, мы стали одной большой семьей. Странной семьей, надо сказать, но родных не выбирают.

– А потом?

– А потом они стали уходить, один за другим. Кто-то шел давать надежду другим, которую обрел тут, кто-то хотел предостерегать других. А кто-то хотел уберечь мир от опасностей как умел. И я остался один. Как и в самом начале.

– А теперь пришли мы.

– Пришли – громко сказано, – улыбнулся Франциск.

– Ну, оказались тут.

– Оказались. Но и вы уйдете.

Франциск бережно спустил Энрике на пол и нежно потрепал его по голове.

– Я спать пойду, устал. Ты бы тоже прилег.

Под пристальным взглядом ламы Франциск опорожнил еще один стакан морса и улегся прямо на пол у камина. Вернувшись к лежанке мальчика и убедившись, что тот крепко и спокойно спит, Энрике подошел к Франциску и лег на пол рядом с ним.

***

– Доброе утро, Манилло.

У мальчика уже сложилось впечатление, что будить его, заслонив своим лицом весь потолок – добрая местная традиция. Поэтому Энрике, грозно нависший над ним с Годриком в руках, в этот раз совсем его не напугал.

– Доброе утро, – немного сипло отозвался Манилло, – что на завтрак?

– Хороший подход к делу! – отозвался Франциск, вновь колдовавший у стола. – Немного дикой овсянки с ягодами и молоком. Не спрашивай, как я достал молоко, сам верю с трудом. А потом мой особый утренний морс. Но с одним условием – без рассказа после завтрака я тебя спать не пущу.

– Договорились, – засмеялся Манилло.

Сейчас мальчику разрешили встать и поесть за столом, хотя Франциск внимательно следил за его состоянием. Завтрак прошел в относительном молчании, только Энрике иногда пытался спросить у мальчика, как его самочувствие. Все так трогательно заботились о его здоровье, и, когда Манилло с удовольствием откинулся на спинку стула, мужчина поймал его спину рукой, испугавшись, что у мальчика снова кружится голова. Убедившись, что все в порядке, Франциск налил им по стакану холодного до ломоты в зубах морса и выжидающе посмотрел на мальчика.

– Что? – спросил тот.

– Я жду положенную историю в обмен на завтрак. Ты же не хочешь жульничать.

– Нет, ты что. С какого момента рассказать?

– Давай с самого начала.

– Но ведь Энрике уже рассказывал.

– То была история Энрике, а я хочу услышать твою.

Согласившись с этим доводом, мальчик начал все обстоятельно рассказывать, с того самого момента, как Бабуля перед сном поведала ему историю Крампуса и девочки. Сначала Манилло хотел покороче рассказать моменты встречи с Крампусом и остальными, но потом увидел неподдельный интерес в глазах Франциска, поэтому старался не упускать никаких деталей. Особенно хозяина заинтересовали истории про сны Манилло, которые тот видел здесь. Рассказывая все это, сам мальчик понял, что сны связаны друг с другом и имеют какую-то общую цель. Когда он закончил сном о семи свечах, Франциск еще долго молчал, словно ожидая продолжения. Потом пронзительно посмотрел на мальчика.

– Хочешь правды? Ведь ты шел за ней сюда все это время.

Почему-то Манилло замялся. Казалось бы, надо скорее соглашаться, просить все объяснить, но было страшно. Будто тот страх, что ушел от него в его снах, вернулся с утроенной силой, и теперь хочет наверстать свое. Нервно вытерев вспотевшие ладони о штаны, мальчик кивнул.

– А правда простая. У тебя была не болотная немочь. Страшная болезнь, от нее умирают почти сразу. Сначала жар, горячка, сухой кашель, потом постоянный сон, уже без пробуждения. Три дня, и это у сильных и здоровых взрослых. Даже я не смог бы ничем помочь, никакими травами. Лишь облегчил бы последний путь. А ты оправился. Еще не полностью, но оправился.

– Тогда я не понимаю.

– Я тоже сначала не понимал. Вот после твоих снов все сошлось. Болота, конечно сильны, но чтобы такой долгий туман, который тянется на такое расстояние в лес. Так не бывает. А когда ты рассказал про Бледного, тут уже сомнений не осталось.

– Я не понимаю.

– Я до конца тоже. Но ясно одно – Бледный хотел, чтобы ты заболел и оказался там, в его замке. Бледный хотел, чтобы ты встретился со мной. Бледный хотел, чтобы ты оказался здесь, чтобы ты увидел всех их. Без его вмешательства ничего бы не произошло. Только с твоей болезнью он не рассчитал силы. Слишком сильно тебя задели туманы. Энрике с Годриком они, конечно, не навредили бы, а вот тебя могли свести в могилу, не будь меня рядом. Какой же он хитрец.

– То есть…

– То есть Крампус бы не стал тебя сюда тащить, Бенедикт не притащил бы тебя в «сейчас». Ты бы не пошел в Замок. Не встретил бы Иеронима-Берти, не захотел помочь им и многим другим.

– Но те воины, что я видел у реки!

– Да, это его войско. Его и Короля Камней. Просто Бледный уже не может остановиться и повернуть всё вспять, хотя яростно, всей душой желает этого. Сам, своими силами, он лишь может углубиться еще дальше туда, куда он пошел с самого начала.

– Зачем ему останавливаться? Куда он пошел? – спросил Манилло, у которого в голове все перепуталось окончательно.

– Совесть, Манилло. Совесть и надежда, что еще не все потеряно на пути во внешний мрак, куда он сначала так стремился. Ведь когда-то он был совсем другим, когда пришел сюда.

– Он был здесь? – в один голос спросили Энрике и Манилло.

– А как же. Как и все они, свой путь он начал здесь. Как и другие, он думал, что это место – лекарство от всех бед. Жаль только, что я не смог ему объяснить, что лекарство надо искать в себе, а не в замках, пусть даже грязных.

– Остальные? О ком ты?

– Бальтазар, Бенедикт, Иероним, Бертран, Крампус.

Манилло казалось, что глаза вот-вот выпадут из орбит.

– Бледный тоже смотритель?

– Так он решил. Таким он стал. Но вместо того, чтобы держать оборону, помогать словом и делом, он возомнил себя способным понять то, от чего остальные пытаются защитить и уберечь. А ведь он не был таким, каким ты его видел – жалким подобием гордого существа. Картина! Подозреваю, что на своем пути он растерял все, что мог, и даже тело. Сохранив только надежду. На тебя.

– Но почему я?

– Не знаю, Манилло. Прости, вот этого я совсем не знаю. Да и то, что я сказал, – мои догадки. Хотя я в них уверен почти железно. Подумать только, он даже назвал тебя старым другом Бернардом. Это его имя. По крайней мере, когда-то было его именем.

Манилло сидел, не до конца осознав все рассказанное Франциском. Он, маленький мальчик, должен был помочь всем этим сильным и могущественным, сам не понимая как. Разве это в его силах? Как все это сделать? За его спиной словно выросла фигура Бальтазара. Воин-пес положил свои невидимые руки на плечи мальчика, напоминая ему о пути воина, и немного, самую малость, укоряя Манилло за минутную слабость. Мальчик выпрямил спину и гордо посмотрел на Франциска. Когда слова о цели и помощи уже были готовы сорваться с его губ, мальчик вновь почувствовал дурноту, а мир перед глазами завертелся. Проваливаясь куда-то в темноту, он слышал, как Франциск вслух ругает остолопа Бледного. Но что-то не давало погрузиться в спокойный сон, какая-то маленькая деталь. Силясь удержаться на краю бодрствования, Манилло вдруг понял: Франциск назвал шесть имен смотрителей, а перед ним во сне предстало семь свечей. Чрезвычайно довольный своей наблюдательностью, мальчик отпустил сознание и тихонько уснул на руках Франциска, пока тот нес его к лежанке.

На этот раз Манилло проснулся уже сам, без помощи больших лиц кого бы то ни было над собой. Судя по краснеющему небу за окном, был уже вечер. Мальчик внимательно прислушался к своему телу: не было ли в нем следов утреннего недомогания. К его радости, все было хорошо, поэтому Манилло аккуратно слез с лежанки и отправился бродить по пустой кухне. Он не особо переживал, что рядом нет Энрике и Франциска. Эти двое, судя по всему, весьма неплохо ладили друг с другом, а мальчику было неловко им мешать. Да и незачем, у него у самого были дела: пока он болел, ноги словно разучились ходить. Теперь он довольно неловко ступал по доскам, заново вспоминая, каково это – быть непоседливым молодым человеком.

Сначала медленно и аккуратно, потом все бодрее и бодрее, Манилло ходил по кухне-спальне-гостиной, огибая мебель и заглядывая на полки. Было непривычно видеть, что все шкафы были заставлены съестными припасами, но нигде не было видно ни единой книги. Мальчик решил при случае спросить Франциска, почему так вышло. А пока стоило осмотреть вот эти симпатичные баночки, в которых что-то приятно перекатывалось. Со второй попытки он нашел банку, открыть которую ему было по силам. К большому разочарованию внутри оказалась какая-то сушеная трава и ничего такого, что можно было бы назвать съедобным. Только на десятой банке мальчику улыбнулась удача: внутри он нашел какие-то орехи, которые показались ему вполне привлекательными. Урчащий живот согласился с ним, поэтому Манилло незамедлительно приступил к истреблению содержимого. Наверное, это было не особо вежливо по отношению к хозяину жилища, но, зная гостеприимство Франциска, мальчик был уверен, что тот бы не возражал.

Именно так, за поеданием орехов, которые оказались довольно вкусными, его и застали вернувшиеся Энрике с хозяином Замка.

– Привет, разбойник, – весело окликнул его Франциск, – запасы мои подъедаешь?

– Прости, вы ушли, а я был очень голоден.

– Все в порядке. Только скажи, сколько ты успел съесть орехов?

– Не помню, штук десять-пятнадцать, а что?

Франциск весело загоготал.

– Что? Что случилось? Я отравлюсь? – в панике спрашивал мальчик.

– Да нет. Просто эти орехи я ем, когда мне нужно взбодриться. Но не больше трех за раз. Если ты съел пятнадцать, то уснешь теперь нескоро. Очень нескоро. Если у нас был до этого спящий мальчик, то теперь будет очень не спящий мальчик.

– Ну и хорошо, мне уже надоело спать.

– Вот и порешили. Мы тут с твоим другом позаимствовали немного меда диких пчел.

– Немного? – возмутился Энрике – Ты же разорил целый улей, как медведь какой-то.

– Ну, будет, будет. Я случайно, если бы одна ретивая пчела не ужалила меня в ухо, я бы не дернулся и взял немного. А так вышло, как вышло.

Сказав это, Франциск достал из кожаного рюкзака огромный кусок сот, сочащихся медом.

– Эх, котомку теперь стирать придется. Энрике, дай поднос, пока я весь пол не закапал.

Очень споро Франциск нарезал соты красивыми дольками, помыл руки в тазу у камина, отправил в этот же таз липкий рюкзак. Потом на стол полетели плошки и блюдца с разным содержимым. С хитрецой в глазах Франциск аккуратно поставил к остальной посуде небольшое блюдце с орехами. Приглядевшись, Манилло узнал обычные лесные орехи, но шутку оценил.

– Ну, поужинаем – хлопнул в ладоши мужчина и с удовольствием намазал толстый слой густого меда на ломоть хлеба.

Манилло сначала пытался есть медленно и степенно, но, увидев скорость, с которой Франциск уничтожает бутерброды, поднажал. Через пятнадцать минут оба сидели с пустыми взглядами, устремленными в потолок, и не могли пошевелиться.

– Уф, – с натугой выдхонул Франциск.

– Да, – согласился Манилло.

Последовало еще некоторое время тишины, слегка подпорченной ленивой перебранкой Энрике и Годрика. Нарушать это спокойствие не особо хотелось, но воспоминания об утреннем видении не дали Манилло насладиться моментом.

– Послушай, Франциск.

– М?

– Сегодня утром, когда мы говорили о Бледном и остальных, ты перечислил шестерых. Кто седьмой? Король Камней?

– Он? Ты что, – мужчина рассмеялся, – Король Камней был задолго до всех их, задолго до меня. Я почти уверен, что он был тут и тогда, когда Замка еще не было. С седьмым, а точнее с седьмой всё не так просто, как с остальными. Хотя куда уж сложнее, – Франциск хохотнул, но как-то грустно, – но вот так. Седьмая пришла ко мне первой. До сих пор не понимаю, чего именно она искала здесь, точно не убежища. Если на то пошло, то за убежищем надо бы идти к ней самой.

– Но? – спросил Манилло, который уже привык, что в мире не бывает ничего просто так.

– Да, – невпопад отвел Франциск, – «но», и не одно. Она пришла сюда первой, первой же и ушла. Ушла насовсем. Если даже от Крампуса иногда бывали весточки, то от нее ничего. Только странные слухи, что на хвосте приносили сороки, – Франциск подмигнул мальчику, – да и те были смутными и туманными. Что-то про озеро к северу, которое стало каким-то необычным после ее ухода.

– А дальше?

– А дальше случилась вся эта история с Бледным. И от слухов не осталось и следа.

Франциск замолчал, и мальчику внезапно стало его жаль. Манилло понял, что, несмотря на всю свою жизнерадостность и силу, Франциску было одиноко и больно оттого, что он не уберег Бледного. Мальчик не знал, как выразить свое сочувствие, потому он неловко положил руку на предплечье мужчины. Тот ответил ему взглядом и грустной улыбкой.

– Все в порядке, Манилло. Все в порядке. Пока стоят эти стены, стою и я сам. Ладно, чего-то мы засиделись. Пойдем, прогуляемся.

– А можно еще морса?

– Только после прогулки. Мы пока не заслужили этого великолепного напитка!

С азартом мальчик и Франциск хватали скарб для прогулки и рассовывали его по карманам. Из-за некоторой избыточности азарта в карманах оказались довольно бессмысленные вещи, как то: рулон пергамента, пригоршня ягод, деревянная ложка, моток ниток, шило и четыре корки хлеба. Зачем всё это было нужно, непонятно, но, раз уж взяли, оставлять нельзя. И так, с карманами, полными чепухи, друзья почти выбежали по лестнице наружу, чем премного напугали тихий вечер, навалившийся своими тучными телесами на округу.

Все еще можно было услышать дневных птиц, но все больше в хоре появлялось уханье сов. Манилло, который провел последние двое суток взаперти, чуть не рухнул на землю от обилия всего и сразу. Хотя вечерний лес был гораздо скромнее дневного, гомон и суета так и налетели на мальчика, привыкшего к аскетичному жилью Франциска. Чтобы не потерять голову, ему пришлось даже закрыть глаза. Постояв так пару минут, он пришел в себя и спокойно осмотрелся под озабоченными взглядами Энрике и Франциска.

– Что? Я просто давно не был снаружи.

– Вот поэтому и пойдем, – Франциск указал подбородком куда-то в сторону, – прогуляемся немного.

Прогулка, такая желанная вначале, стала настоящим испытанием для мальчика: он еще не до конца окреп после болезни. Франциск, хоть и не торопил Манилло, но времени на передышку не давал, упорно шагая по лесу. Через несколько минут мальчику стало совсем тяжело, но он не хотел показывать своей слабости, лишь упрямо опускал голову и шел вперед, упуская все простое очарование леса вокруг. Только когда они сделали полный круг, который показался Манилло многодневным путешествием, Франциск успокоился.

– Вот и погуляли, – сказал он с удовлетворением, сам исподволь поглядывая на состояние мальчика.

Тот был бледен, но на ногах стоял твердо. Хворь капля за каплей выходила из него, а застоявшимся мышцам нужна была нагрузка, которую Франциск и обеспечил на сегодня сполна.

– Теперь можно и морса попить.

Манилло ничего не ответил, только кивнул и утер холодную испарину. Когда они зашли внутрь, мальчик пошел к лежанке, а мужчина отправился за напитками. К его возвращению Манилло уже крепко спал. Видимо, орехи в этот раз дали осечку.

– Так он решит, что я жадничаю, – сказал Франциск, отпивая по очереди из двух стаканов.

Энрике лишь пожал плечами в ответ.

Следующие несколько дней Манилло много спал, крепко ел и обходил окрестности с Франциском несколько раз в день. Энрике не отставал от них ни на шаг. Если первая прогулка была очень тяжелой, то теперь мальчик мог пройти гораздо больше и даже говорить, не сбивая дыхания. Франциск с удовольствием поддерживал любую беседу, охотно рассказывая про привычки жителей леса, свойства растений и историю края вокруг Замка. Именно во время таких разговоров Манилло узнал, что сам Франциск не был хозяином Замка, скорее присматривал за хозяйством, да поддерживал, как мог, стены от полного разрушения. Откуда шли все мрачные легенды об этом месте, мужчина не знал: когда он пришел сюда, тут не было ни души. А с его прихода здесь бывали только будущие смотрители.

Так, день ото дня, здоровье возвращалось к мальчику, пока в одно утро не стало очевидно, что дальнейшее пребывание тут будет тратой времени. Манилло с удовольствием бы погостил еще, но понимал: чем больше он бездействует, тем призрачнее шанс вернуться к Бабуле. И вот, в который раз здесь, момент расставания было уже не оттянуть. Франциск все это время подновлял припасы, что-то оставляя, что-то пуская в ход во время кулинарных экспериментов. В результате рюкзак Манилло, да и Энрике, снова приобрел тугие бока.

– Много – не мало. Никому еще не мешала лишняя пригоршня дикого винограда, ведь так? А, да, тебе, как любителю бодрящих орехов, я этот сверток не дам, но вот Энрике пусть его припрячет до лучших времен. Кто знает, может, тебе придется идти в ночь.

– Спасибо тебе Франциск.

– Да брось, подумаешь, орехи.

– Я не о том. Спасибо, что поставил меня на ноги. И за истории. Ну, и за орехи тоже, наверное, спасибо.

Они засмеялись. Когда смех иссяк, стало нестерпимо тихо, пауза в разговоре стала чертой, что пролегла между теми, кто уходит, и тем, кто остается.

– Куда вы теперь, Манилло?

– На север, к озеру. Хочу взглянуть своими глазами на место, где была седьмая.

– Леди.

– Что?

– Ее звали Леди Озера.

Манилло не ответил, лишь кивнул. Его догадка оказалась правдивой. Наверное, он даже знал это с самого начала.

– Прощай, Франциск.

– До свидания, Манилло.

Энрике, молчавший весь разговор, не выдержал и ринулся к мужчине, чтобы обнять его ногу.

– И тебе легкого пути, Энрике. Я вас никогда не забуду. Как не забыл остальных.

Глава V

Это расставание, как и все до него, было тяжелым. Манилло специально не оборачивался в страхе остаться с Франциском, просто шел вперед, упрямо наклонив голову. Энрике не был таким стойким: первое время он практически шел задом наперед, спотыкаясь об шишки и корни, а, когда Замок скрылся из виду, начал издавать странные звуки. Сначала это были тихие подвывания, которые переросли затем монотонный гул. Манилло не решался потревожить друга вопросами, пока Энрике совсем не утих. И даже тогда мальчик выждал некоторое время, и лишь потом обратился с ламе.

– Энрике, с тобой все в порядке?

– Что ты имеешь в виду?

– Ты как-то странно выл, вот, пару минут назад.

– Ах, это. Я не умею плакать, а внутри очень плохо. А когда вою, становится легче. Я слышал такое про волков, решил попробовать. Вроде, становится легче.

Манилло задумался, как можно помочь другу.

– Не уверен, что сработает, но давай попробуем вместе.

Энрике озадаченно посмотрел на мальчика, потом пожал плечами. Видя сомнения друга, Манилло решил начать первым.

– У, – робко произнес мальчуган.

– У-у, – протяжно откликнулся Энрике.

– У-у! – уже громче подхватил мальчик.

– У-у-у! – во весь голос ответил друг.

– У-У-У!

– У-У-У!

В порыве вдохновения Манилло выхватил Годрика из ножен.

– Что? Что происходит?

– У-У-У! – хором отозвались Энрике с мальчиком.

– Что-то случилось? Вы съели плохих ягод?

– У-У-У!

– Живот? Живот прихватило?

– У-У-У!

– Покусала лиса?

– У-У-У!

– Ничего не понимаю, – ответил Годрик с недоумением, но затем увидел улыбку на лице мальчика, – но раз вы настаиваете, у!

– У-У-У!

И вот, они выли все втроем, как настоящая волчья стая, которой ничего не страшно. Три голоса – высокий Энрике, пониже Манилло и совсем низкий гудящий Годрик, – быстро распугали остатки грусти, а заодно сорок и прочую живность на многие метры вокруг. Когда они навылись вдосталь, мальчику действительно стало легче. Чтобы промочить пересохшее от воя горло, он глотнул из фляги, наполненной в дорогу заботливым Франциском. Внутри оказался морс. Разжевав попавшую в рот ягоду клюквы, Манилло улыбнулся и пробормотал себе под нос тихое «спасибо». А впереди лежала долгая дорога через лес.

***

– Озеро на севере, – бормотал под нос Энрике, – озеро на севере. Хм, Манилло.

– М? – Отозвался мальчик, стараясь не выронить ничего из набитого рта.

– Франциск говорил об озере на севере, к которому нам надо идти.

– Мгм, – прочавкал Манилло.

– К северу от Грязного Замка есть только одно озеро. Если верить карте Бенедикта.