Текст книги "Сказ о том, как Манилло в переплёт попал"

Глава I

– Манилло! Маленький проказник. Манилло! Домой!

Бабушкин зычный голос рокотал так, что с некоторых веток осыпался снег. Манилло не хотелось уходить от толстого стеклышка, заменявшего муравейнику стену, которое он туда вставил еще летом. Но речи о задержке быть не могло: Бабуля всегда умела быть убедительной, а спорить с ней было не самым разумным решением. Нет, Манилло любил ее, но при мысли о непослушании все внутри мальчугана переворачивалось и старалось забиться в самые незаметные уголки, коих в нем было довольно мало.

Бросив последний взгляд на зимнюю жизнь муравьев, мальчуган присыпал стекло снегом, чтобы муравейник не выморозило за ночь, и побежал домой. Бежал он с закрытыми глазами, доверяя ногам и тропе под ними. Наблюдая за муравьями, Манилло узнал, что у этих маленьких существ есть свой строгий распорядок дня. У них были свои вечерние и утренние обряды, а у Манилло с Бабулей – свои. Закрыв глаза, мальчик с точностью до маленьких деталей видел, что будет происходить дома. Белый, снежной чистоты фартук Бабули буквально хрустит на сгибах, пока она накрывает на стол. Манилло аккуратно закрывает за собой дверь на чугунную задвижку и едва дышит, подсматривая за Бабулей. Не оборачиваясь, она спокойно говорит, что перед ужином следует мыть руки, и тихонько улыбается себе под нос. Этот трюк в который раз восхищает мальчугана. Он послушно моет руки и идет к столу. Свежее масло, подкопченный сыр, мед, душистый хлеб и, конечно же, чай с морошкой. Какой вечерний обряд без чая с морошкой? Потом они с Бабулей садятся за стол, она с такой же спокойной улыбкой спрашивает, как дела у муравьев, а Манилло с набитым ртом начинает рассказывать про их медленные зимние танцы под стеклом, на что Бабуля отвечает укоризненным взглядом. «Сначала прожуй, мой дорогой, потом говори».

Манилло улыбается, всё так же не открывая глаз. Все будет именно так, это обряд, это должно произойти. Вот мальчик минул последний поворот, под каблуками застучали тщательно выметенные камни дорожки к двери. Пять, шесть, десять, семнадцать шагов, потопать ногами, ведь Бабуля не любит снег дома. Дверная ручка черного чугуна холодит руку. Медленно, медленно и тихо. Теперь задвижка. Поворот и робкий взгляд в столовую.

– Перед ужином следует помыть руки, молодой человек.

– Хорошо, Бабуля.

***

… Почему Манилло так любил закрывать глаза, не знали ни Бабуля, ни он сам, но даже если бы узнали, это ничего не изменило. Вот и сейчас мальчуган лежал в своей кровати на свежем белье, слегка поглаживая волны белой ткани под руками. Почти как бабушкин фартук, и, всё-таки, нежнее, словно простыня знала, что её задача – помочь уснуть одному любознательному мальчику, и потому смягчала свой нрав.

– Не спишь?

Манилло промолчал, как того и требовал обряд. Бабуля, выполняя свою половину ритуала, прошла по комнате, расставляя ватагу игрушек в одной ей ведомом порядке.

– Ну, раз уж ты спишь, тогда я расскажу одну историю, хм, скажем, вот этой плюшевой ламе.

– Энрике.

– … ламе по имени Энрике. Только слушай внимательно, дорогой Энрике, история того стоит.

– …

– Раз уж ты спрашиваешь, то скажу. История про Крампуса.

***

«Случилось это давным-давно, как и полагается хорошей истории. В те времена, когда Николас еще не пришел к нам, а старый порядок не отжил своё. Еще можно было найти под мостом пару захудалых троллей, садовые гномы не отлынивали от работы, просиживая сиднем день-деньской, а делали вид, что хоть как-то помогали по дому. Дети ходили между сёлами, распевая рождественские гимны. И Крампус вел свои дела среди нас. Не проходило года, чтобы он не уходил с полным мешком детишек. Считалось, что этим детям не везет настолько, что они попадают прямиком на рождественский стол семьи Крампуса, кто в запеченном виде, кто в кляре. Другие говорили, что это всё враки, никого не едят, но и назад не отпускают: после мешка дети не помнят, кто они и откуда, и не знают дороги назад. Каждый верил, кто во что горазд.

Тот год не был исключением, и Крампус не мог обделить вниманием две деревушки у подножья северных гор. Жители деревень не сказать, что не верили в него, просто как-то перестали бояться. Ему такое положение вещей, разумеется, не нравилось, и он решил напомнить о себе в этом году. По старой традиции, дети из одной деревни шли навстречу детям из другой, а на середине пути, возле старого камня, происходила ежегодная снежная битва. Проигравших не было, в конце все весело пели гимны, ели яблоки в карамели и возвращались к своим семьям на праздничный ужин. Некоторые с небольшими синяками, но это мелочи: какая снежная битва без пары-другой шишек. Взрослые, конечно, потом мерились, у кого из детишек больше синяков, и сами подводили итоги, но на то они и взрослые, чтобы всё подсчитывать и стараться перещеголять соседа.

Крампус решил, что устроить засаду у камня будет самой лучшей идеей. И место древнее, и камень ему знаком – сам когда-то его ставил. Сказано – сделано. Еще затемно, накануне ночи колядок, он облюбовал старую медвежью берлогу для лежбища, куда притащил свой мешок и сверток одеял, чтобы не мерзнуть в засаде. Но, видимо, слишком удобно ему стало, слишком мягкими были одеяла, словом, сморило рогатого. А когда он проснулся, снаружи, над ним, уже кипела баталия. Воины обходили противника с флангов, забрасывая их градом снежных снарядов, трубили маленькие охотничьи рожки. Всё было серьезней некуда. С перепугу ли, от жадности ли, Крампус и решил, что пора выскакивать да хватать, кого сможет. С ревом, поднимая снежные облака до верхушек деревьев, он выскочил из своего убежища и ринулся на детей. Да вот не рассчитал он расстояния, и все бросились наутёк, только одна маленькая девочка осталась стоять и смотреть на дивного зверя-человека с рогами. Крампус, озадаченный таким поведением, медленно подошел к девочке.

– Отчего ты не бежишь, дитя? – скрипуче затрещал он.

– От чего мне бежать? Ты красивый и совсем не страшный.

– Я? Ты ошибаешься, дитя.

– Не знаю, может быть, – пожала девочка плечами, – Можно тебя погладить?

Крампус был смущен. Такого с ним не случалось никогда, и почему-то он очень сожалел об этом. Внезапно ему захотелось, чтобы маленькие руки девочки прошлись по его шкуре.

– Хорошо дитя. Если ты не боишься.

– Вовсе я тебя не боюсь. Ты же хороший.

С этими словами она подошла к нему, а Крампус лёг прямо на снег, чтобы девочке было легче его гладить. Они потеряли счет времени. Она – потому что никогда не видела такого красивого, да еще и говорящего зверя, он – потому что никогда не встречал такое теплое сердце. И, когда из-за холмов по сторонам от камня стали раздаваться крики селян, Крампус и девочка не сразу заметили их. А когда заметили, было уже слишком поздно для них обоих».

***

– Бабуля, что случилось с Крампусом?

Это было страшным нарушением обряда, история перед сном рассказывалась в тишине, но Манилло не мог ничего поделать. Что-то в истории, да и голосе Бабули, взволновало его настолько, что под конец мальчик даже открыл глаза.

– Ничего, с ними ничего не случилось.

– Но, Ба!

– Манилло. Тебе пора спать.

Тон не оставлял сомнений: если Манилло не прекратит расспросы, ему не сдобровать. Обиженно засопев, он отвернулся к стенке, с головой укутавшись в одеяло. Бабуля смотрела на него еще несколько мгновений, затем пошла к дверям его комнаты. На самом пороге она замерла в полушаге, опустив голову, чего с ней не случалось никогда. Манилло перестал дышать оттого, что весь вечерний распорядок летит в тартарары. И от напряжения такого сильного, что волоски на мехе ламы приподнимались сами собой.

– Его пронзили вилами, прямо там, на снегу. Девочка даже не успела убрать руки. Нет, её не задели, видимых ран не было. Но Крампусу было уже не помочь. Не стоило мне тебе рассказывать эту историю, Энрике.

Бабуля незаметно утерла слезы и вышла, оставив Манилло одного лежать с открытыми глазами на свежем белье снежной белизны.

***

Утро вкрадчивым кошачьим манером пробралось в комнату к спящему мальчику. Лучи солнца коварно ползли сначала по стене, потом по спинке кровати с узорной резьбой, потом внезапно прыгнули на подушку и стали щекотать глаза мальчугана. Однако план их не увенчался успехом – Манилло отказывался проснуться окончательно. Наверное, из-за той же необъяснимой тяги к закрытым глазам. Ну, и потому что Бабуля пока не позвала его. Он так и лежал, улыбаясь с закрытыми глазами, в ожидании оклика. Что случилось довольно скоро.

– Манилло, вставай. Бегом умываться, немытыми…

– … едят только поросята, – закончил он за Бабулю и рассмеялся.

– Всё-то ты знаешь. Давай бегом, я нагрела воды.

Разбежавшись по коридору в любимых шерстяных носках, Манилло проскользил последнюю пару метров до ванной, чем вызвал традиционный восторг Бабули, хлопотавшей на кухне. В ванной всегда было прохладнее, чем в остальном доме, особенно зимой. Сейчас тут клубился густой пар над нагретой водой. Пар нравился Манилло, он был как закрытые глаза, но гораздо интереснее, ведь эти облака менялись и перетекали, отчего простора для фантазии было больше. А как приятно было вытерать колючим полотенцем распаренную кожу, и описать трудно.

А на столе в этот момент творилась своя, утренняя магия. Плошки с овсянкой и ягодами росли, сбиваясь в стайки, словно чтобы пошушукаться о чем-то своем, посудном. Дерево, глина, металл – все собиралось в особенные хитросплетения, чтобы чудо завтрака наконец свершилось. В центре этого хаоса, который был ясен и прост для Бабули, стоял важный бочонок мёда, рядом с ним, конечно же, соседствовал особый бабулин утренний чай в неизменном чайнике с зябликом на боку.

Во время еды с утра, как и положено за завтраком, Бабуля с мальчиком обсуждали планы на день, но не так, как обычно делают взрослые, а скорее с азартом первооткрывателей, которые вот-вот найдут что-то важное. И они, конечно же, находили, иначе и быть не могло. Но сегодня обсуждение пошло не так, как обычно. Разговор не клеился, было как-то слишком нервозно. А в тех словах, которые всё-таки звучали, чувствовалась фальшь, а фальши Бабуля терпеть не могла. Аккуратно утерев льняной салфеткой рот, она посмотрела на мальчика.

– Манилло, помнишь вчерашнюю историю для Энрике?

– Помню. Ой. В смысле. Какую?

Бабуля посмотрела на него поверх очков, отчего Манилло густо покраснел.

– Помню.

– Мне не стоило её тебе рассказывать. Ничего путного из этого не вышло. Сама не знаю, что на меня нашло. И я…

Бабуля замялась. На памяти мальчика такого не происходило вообще никогда. Она всегда была уверенной, говорила ровным спокойным голосом и знала цену своим словам.

– Ба…

– Подожди секунду. Манилло, дорогой, эта история, она неправильная. Она не должна была так закончиться, а сил закончить её иначе у меня не было. Она такая, какая есть. И я не в праве менять ее конец.

Бабуля спрятала лицо в руках и замерла. Манилло не знал, как помочь ей, как исправить эту ошибку из прошлого. Конечно, она не хотела, чтобы с Крампусом случилось такое. Но как, как исправить всё это? Мысли мальчика метались, но он быстро взял себя в руки. Сначала надо было увидеть всё своими глазами, прийти на это место.

– Ба, – тихо начал он, – а где это произошло?

Она оторвала руки от лица и посмотрела на него с легким прищуром.

– Что ты такое задумал?

– Я бы хотел увидеть это место своими глазами.

Как в полусне Бабуля взяла бумагу и, почти не глядя, стала рисовать линии, ровным красивым узором складывающиеся в очертания холмов, реки, мельницы и деревцев. Последним на карте появился крест у заветного камня.

– Смотри, это наш дом, – палец скользил по едва подсохшим чернилам, – тут лес, а здесь…

– Тот самый камень, – закончил за нее Манилло.

– Да.

И снова за столом стало тихо. Чай давно остыл, да и допивать его уже никто не хотел.

– Мы сходим туда вместе, – тихо сказала Бабуля, – я покажу тебе это место.

Что-то в голосе Бабули заставило мальчика усомниться, что это произойдет. Слишком живы были те воспоминания, слишком много боли приносили ей. Манилло смотрел на Бабулю, которая в первый раз на его памяти не ответила на взгляд. Тут он понял, что историю эту заканчивать придётся ему, за них обоих. Но сделать это надо будет незаметно, чтобы не расстраивать Бабулю.

– Могу я…

Наконец Бабуля посмотрела на него взглядом, полным вины со следами вчерашних слез.

– Могу я пойти гулять?

– Конечно, Манилло, вот только п осуда, насколько я помню, пока не научилась мыть сама себя.

Почему-то Манилло стало значительно легче. Он даже немного улыбнулся.

***

Снег сегодня был хрусткий и упругий, солнце водило ладонью по щекам, тугой рюкзак приятно давил на плечи. Что еще нужно для приключения? Тяжесть за спиной была вдвойне приятнее, когда Манилло думал о содержимом. Это путешествие было самым настоящим, хоть и недолгим, если верить карте, которую мальчик предусмотрительно умыкнул со стола. А, значит, нужна провизия. Фляга с клюквенным морсом, особые бабулины галеты, мешок орешков, три сушеных яблока и, естественно, Энрике, с любопытством торчавший из рюкзака – вот и вся нехитрая поклажа за спиной. Манилло не удержался и присовокупил к этому списку еще веревку, которую перекинул через плечо наискосок. И, самое главное, в кармане куртки была самая настоящая карта. Хоть Манилло и знал местность в округе, но так далеко не заходил никогда.

Сложнее всего было набрать незаметно еды, чтобы не вызвать у Бабули подозрений, но Манилло и раньше брал с собой провизию на свои прогулки. Для себя мальчик решил, что это просто очередная прогулка, хоть и с приключением, и Бабуля не особо расстроится, если он дойдет до камня самостоятельно. Теперь, уже в дороге, иногда сверяя повороты на маршруте с картой, Манилло воображал, как вечером будет рассказывать за ужином, как прошло его приключение, как Бабуля сначала на него рассердится, но потом простит и будет расспрашивать про тот самый камень.

Но то будет вечером, а пока стоило не зевать по сторонам. Если до мельницы можно было довериться ногам, то дальше дорога Манилло была неизвестна. Оставив холмы по левую руку, он, не торопясь, шел вдоль излучины реки. Удивительно, как быстро и ясно Бабуля смогла передать на бумаге ландшафт. Заблудиться тут было довольно трудно, но все-таки карта была отменная.

– Энрике, видишь остров?

Энрике не ответил, но Манилло было достаточно, что остров видел он сам. Раньше ему удавалось углядеть самый краешек его с высокой холмистой гряды за домом, но теперь мальчик подошел к острову вплотную, насколько позволял крутой берег реки. Остров, хоть и был небольшим, но так и приковывал взгляд. Манилло твердо решил, что уговорит Бабулю сплавать сюда летом на лодке. Может быть, даже на пикник с ночевкой, кто знает. Интересно, можно ли будет взять Энрике с собой?

Задумавшись, Манилло чуть не пропустил нужный поворот и не ушел дальше в холмы, в то время как дорога повернула направо и пошла меж снежных пологих гигантов с одинокими елями, растущими на их боках. Вовремя спохватившись, мальчик заторопился по дороге дальше, стараясь дойти к своей цели до обеда, чтобы вернуться домой засветло. Запасов своих он пока не трогал, оставив их на потом, к концу пути у камня. Тут Манилло снова вспомнил о цели своего назначения, и у него немного засосало под ложечкой. И, хоть солнце и светило во всю свою зимнюю силу, мальчику показалось, что стало чуть темнее. Что он там увидит? На месте ли еще камень, спустя все эти годы?

Тем временем дорога все сильнее зажималась языками холмов слева и справа. Манилло даже мог представить, как бойцы из двух соседних деревень занимали огневые позиции по обе стороны, готовясь к атаке и обороне в снежной войне. Здесь была баррикада, тут лежал боезапас, а с этой стороны был фланговый удар. А тут… А тут был Крампус.

Манилло остановился, почти упершись в камень. Чтобы рассмотреть его целиком, мальчику пришлось задрать голову. Как Крампусу удалось притащить сюда этот камень?

– Нравится? Я люблю сюда возвращаться.

Манилло был не из пугливых: он даже не вздрогнул, когда услышал хрипловатый голос обратившегося к нему.

– Что нравится? Камень? – спросил мальчик спокойным тоном.

– Да.

Мальчик задумался ненадолго, внимательно осмотрел валун еще раз, даже закрыл глаза, чтобы рассмотреть его повнимательнее у себя в голове.

– Да, хороший камень.

Для солидности мальчик кивнул и только потом обернулся. Никого. Манилло бы удивился, если бы увидел кого-либо. А так всё пока было логично и стройно.

– О, прости. Секунду. Вот, я тут, наверху.

По мере того, как взгляд Манилло поднимался по камню, он увидел пару довольно крупных копыт, две весьма лохматые ноги, прилегающие к ним, крупный не менее лохматый торс, переходящий в массивную голову, которая венчалась красивыми рогами.

– Ты! Ты же…

– Да, все верно. Я медведь.

– Что?

– Прости-прости. Я пошутил. На самом деле я сова.

Если до этого Манилло удивленно улыбался, то теперь он громко смеялся.

– Ты ведь Крампус.

– Хм, да, меня так называли иногда. Наверное, можно сказать и так. А ты, стало быть?..

– Манилло.

– Именно так. А за спиной у тебя?

– Это Энрике.

– Очень приятно познакомиться, Манилло и Энрике. А я тот, которого называли Крампусом.

В доказательство слов рогатый дважды стукнул копытами друг о друга.

– Стало быть, ты выжил?

– Когда?

– В тот день, когда ты встретился с девочкой.

Лицо Крампуса помрачнело.

– С этим не всё просто, дорогой Манилло. Ох, далеко не всё просто. Но если у вас есть минутка, я готов пояснить. Тебе и Энрике.

– Конечно. Я пришел сюда, потому что Бабуля, ну, она сказала, что надо довести дело до конца. Ну, мы пришли.

Манилло, совершенно не умевший врать, сразу покраснел и отвел взгляд. Крампус с хитрецой взглянул на него и хмыкнул.

– Она мудрая женщина, Манилло.

– Я знаю.

– Я тоже её знал. У нее были такие теплые руки. И такое теплое сердце.

На секунду рогатый словно отвлекся на что-то в кронах елей вокруг, но быстро стряхнул с себя задумчивость. Манилло стало неловко.

– Ты говорил, что ты выжил тогда.

– Конечно, я выжил. Вилы, даже хорошо заточенные, не могут убить такого, как я. Было не особо приятно, должен сказать, но всё заживает. Ну, или почти всё.

Крампус снова стал смотреть куда-то поверх деревьев вокруг. Мальчик понял, что надо прервать неловкую паузу, иначе она грозила затянуться надолго.

– Скажи, а почему Бабуля не хотела рассказывать мне эту историю до конца?

Громко шмыгнув носом, Крампус отрывисто крякнул, прочистил горло и встряхнул плечами.

– Она бы и не смогла, ведь история так и не закончилась, Манилло.

– А как ее закончить?

– Решать тебе. Но ты уже внутри нее, так что отвертеться не получится. И заканчивать её тебе.

– Постой, ты меня совсем запутал. Та история, что рассказала мне Бабуля. Она выдуманная? Как я могу её закончить?

– Самая что ни на есть настоящая. Твоя Бабуля просто так слова на ветер бросать не будет. Дело в другом. Она думает, что… Ну, понимаешь, меня тогда не стало. А найти в себе силы вернуться сюда она не может. Жаль, что она сама тогда не смогла завершить историю. Да и, ну, я в этом тоже виноват. И, в общем, ну. Так и получается, что…

– Она не знает, что ты тут живёхонек.

– Ну, в целом, если так посмотреть.

– Да.

– Да.

– А сам ты не можешь прийти к ней, потому что прошло слишком много времени. И ты боишься.

– Не совсем, прямо так вот, нет.

– Боишься.

– Да, боюсь.

Они снова замолчали, Крампус от стыда, Манилло от досады. Как так может быть, ведь он видел слезы Бабули, почему же Крампус не хочет или не может. Вокруг словно стало темнее, хотя небо было безоблачным. Манилло не нравилось, куда повернула история. Он снова посмотрел на Крампуса. Тот был словно чем-то встревожен и снова смотрел поверх головы мальчика.

– Нет, так нельзя, он совсем еще мал. Он не сможет. Постойте!

– Эй!

– Неужели нельзя подождать еще пару лет?

– Эй!

Крампус словно не замечал мальчика, разговаривая с пустотой где-то позади.

– Что же, раз на то ваша воля, так тому и быть.

– С кем ты разговариваешь?

– Манилло, подойди ко мне.

Вокруг темнело все быстрее и быстрее, хотя время было обеденное. От всей этой кутерьмы мальчик внезапно растерял все слова.

– Манилло. Посмотри мне в глаза. Послушай. Мне надо, чтобы ты запомнил две вещи. Я делаю это не со зла. Так надо было. Видимо, и твоя Бабуля это знала. Запомнил?

Манилло кивнул, не сводя глаз с Крампуса.

– А какая вторая вещь?

– Это уже моя личная просьба. Если… Когда увидишь Бабулю, передай ей, что Крампус помнит теплые руки девочки. Хорошо?

– Хорошо.

– А теперь, мой мальчик, – голос Крампуса стал совсем тихим и каким-то надреснутым, – прикоснись к глазам змеи на камне. Так надо. Ты веришь мне?

Манилло помедлил с ответом. Поерзав плечами, мальчик почувствовал, как Энрике ткнулся ему носом в шею.

– Верю.

– Спасибо, теплое сердце. Спасибо.

На этих словах Манилло приложил ладони к глазам змеи с рисунка на камне, а Крампус стал шептать какие-то слова, звучащие так, словно над ухом рвали брезент. Шепот становился то громче, то тише, пока не сошел на нет шипением. Манилло понял, что шипение идет из-под его рук, но не испугался, даже когда между пальцев стало пробиваться голубое свечение. Вокруг стало совсем темно, словно кто-то затушил свечу.

– Прощай, мой мальчик. И спасибо.

Глава II

Во мраке было уютно и совсем не страшно, будто мальчик был в темноте бабулиного чулана, в котором ровными рядами стояли всевозможные банки и бутыли с ароматным содержимым. На минуту Манилло даже поверил, что он дома, и сейчас Бабуля позовет его пить вечерний чай. Но когда она не позвала его ни сейчас, ни через минуту, ощущение пропало. Потом небо над головой Манилло начало светлеть. Мальчик все так же стоял у камня. Правда, на этот раз на верхушке не сидел Крампус.

– Ты где?

Манилло обошел камень, оглядел холмы вокруг. Крампуса будто не бывало.

– Попали мы с тобой, Энрике.

– Заварушка не из простых, не поспоришь.

Манилло вздрогнул и резко задвигал плечами.

– Если тебя не затруднит, не мог бы ты не дергаться так быстро. Меня укачивает.

– Прости, Энрике. Это было неожиданно.

– Понимаю, надо было как-то подготовить тебя.

– Все в порядке, я привыкну. А как так вышло?

– Не знаю. Сначала было темно, потом начало светать, и мне захотелось ответить тебе.

Все время, пока Манилло беседовал с Энрике, небо все больше и больше светлело, пока солнце не залило все вокруг своим щедрым светом. Теперь, когда стало совсем ясно, Манилло решил, что пора домой.

– Энрике, ты ведь тоже видел Крампуса?

– Да, ясно, как этот камень, на котором он сидел.

– Хорошо. Думаешь, мы можем теперь вернуться домой?

– Думаю, да. Бабуля может устроить разнос, если мы задержимся.

Мальчик и его лама тронулись в путь, по дороге обсуждая странную историю, что приключилась с ними, и радуясь, что можно будет рассказать всё Бабуле. Особенно ту часть, где Крампус жив и здоров. Ей это должно понравиться. Всё это обильно сдабривалось орешками и запивалось клюквенным морсом. Энрике, надо сказать, вежливо отказался от угощения.

– Ты не заметил ничего необычного? – протянул Энрике.

– Что случилось?

– Я не совсем уверен, правильно ли я помню дорогу сюда, но проходили ли мы мимо маяка?

– Маяка? Нет, никакого маяка не было в помине. Ты что-то напутал.

К этому моменту они как раз обошли излучину реки и готовились повернуть налево.

– А, хорошо. А то я уж было решил, что вон то здание со стеклянной будкой на вершине…

– Это маяк, Энрике.

На друзей опустилось тягостное молчание.

– Мне кажется, мы попали в переделку. Большую переделку.

– Трудно поспорить, Манилло. Однако не все так плохо, как может показаться на первый взгляд. Возьмем, к примеру, гряду холмов, что была за домом.

– За Домом?

– Да. За Домом.

– А что с ней случило…

Всё это время Манилло рассматривал маяк и совсем упустил из виду самое очевидное. На месте холмов теперь возвышался горный хребет. Не самый поражающий воображение своей высотой, но какой-никакой. Интересным было другое.

– Посмотри, какая красота. Прозрачные горы! Самые настоящие прозрачные горы, – взахлеб кричал Энрике.

– Нам от этого разве легче?

– Ну, тут мог бы быть вулкан, например. А так горы. И притом такие красивые.

Энрике был прав: от открывшегося зрелища захватывало дух. У самого основания почти ничем не отличающиеся от обычного кряжа, к вершине каждая гора словно бы выцветала из этого мира и становилась абсолютно прозрачной, лишь слегка преломляя вид облаков за собой. Чем-то происходящее напоминало сон. Манилло слегка ущипнул себя за ногу через штаны, однако горы не исчезли, даже не стали прозрачнее: как стояли, так и продолжили стоять. И пусть от зрелища захватывало дух, это было неправильно, совсем неправильно. Тут не должно было быть этих гор, этого маяка, а это дерево? Оно тут стояло? Уже не важно, история свернула совсем не туда. Манилло почувствовал подступающие слезы, но не хотел подавать виду. А Энрике был понимающей плюшевой ламой, потому увлеченно смотрел куда угодно, но не на Манилло.

– Смотри, а в маяке кто-то есть.

Мальчик посмотрел, куда указывало плюшевое копытце из-за его спины. Заслонившись козырьком ладони, Манилло увидел небольшую фигурку, что возилась у основания маяка.

– Каков план?

– Думаю, сначала надо дойти до Дома. А потом уже решать, как поступать.

– Хороший план, ничем не хуже других.

Сказано – сделано. Друзья пошли по дороге, иногда сверяясь с картой. В общих очертаниях она всё еще могла быть полезной, однако в деталях уже отличалась и довольно сильно. Холмы, мельница, расщепленное молнией дерево – всего этого не было. Зато река стала какой-то другой, совсем широкой. Пока друзья обходили излучину, можно было еще сомневаться. Но когда они подошли к небольшому мостику, что был переброшен через реку, чтобы попасть к маяку, стало совсем ясно.

– Это не река. Энрике, мы на берегу моря.

– Я давно заметил. Просто не хотел тебя огорчать. Река бы давно замерзла. Да и маяк на реке не нужен. А запах? Исключительно морской запах, понюхай сам.

Энрике за спиной мальчика забавно завозился и потянул носом воздух. Манилло снова почувствовал ком в горле, но смог побороть слабость.

– Мы идем домой, – твердо и с расстановкой сказал мальчик.

– Идём-идём. Как не идти. Кстати, хотел спросить. Тебе не тяжело меня нести?

– Нет, все в порядке, Энрике.

– Это хорошо. Я не хотел бы намокнуть в снегу.

– При первом удобном случае мы раздобудем тебе какую-нибудь обувь.

– Да ты что, не стоит так беспокоиться.

– Стоит. Как иначе ты будешь гулять?

– Спасибо! А можно мне будет достать сапоги со шнуровкой?

– Думаю, можно. Но тебе трудно будет их затягивать.

– Я что-нибудь придумаю. Всегда мечтал об обуви со шнуровкой.

– Серьезно?

– Конечно, посмотри на свои замечательные ботинки.

– А что с ними?

– Они замечательные! Посмотри, как бодро ныряет веревочка в каждую дырку, какие плавные изгибы!

За обсуждением фасона будущих сапог Энрике, друзья не заметили, как со стороны маяка отделилась какая-то фигура и подошла к ним.

– И кто тут у нас? – поинтересовался незнакомец.

Манилло подскочил на месте от неожиданности.

– О, простите. Не хотел вас напугать. Походка, знаете ли, тихая от природы. Да и снег располагает.

Обернувшись на голос, мальчик, да и Энрике, во все глаза смотрели на собеседника. Не сказать, что Манилло раньше не встречал подобных незнакомцев, но не в такой ситуации и они никогда не заговаривали с ним первыми.

– Скажите, вы кот? – спросил мальчик.

– Скажу вам больше. Я не просто кот. Разрешите представиться. Бенедикт, смотритель маяка.

– Очень приятно.

От неожиданности Манилло забыл про манеры и просто рассматривал Бенедикта с головы, украшенной треуголкой плотной ткани, до ног в добротных ботфортах. Одежда смотрителя дополнялась бушлатом из синей плотной шерсти, а в своей руке, или лапе, он держал аккуратную и ладную трубку.

– А как вас зовут, господа?

– О, простите. Я Манилло, человек, а это Энрике.

– Плюшевая лама, – добавил Энрике.

– Плюшевая лама, – подтвердил Манилло.

– Человек Манилло и плюшевая лама Энрике? Хм.

Теперь настал черед Бенедикта оглядывать парочку друзей. Осмотр был основательным, цепкий взгляд не упускал ни одной детали, на минуту мальчику даже стало не по себе. Пару раз смотритель маяка поднимал одну бровь, однажды даже обе разом, периодически он хмыкал себе под нос. Когда Манилло решил, что Бенедикт решил поменять работу, и стать смотрителем мальчиков и плюшевых лам, кот издал какое-то особенное «мрау» и кивнул сам себе.

– Что же, Манилло и Энрике. Время позднее, приглашаю вас заглянуть ко мне в гости. На ужин. Отказы не принимаются, – добавил он с поднятой лапой, в которой была трубка.

– Но мы торопимся домой. Бабуля будет волноваться.

– Насколько мне известно, ближайшее жилье расположено, мягко говоря, неблизко. И там не живет никаких бабуль.

От этих слов у мальчика подкосились ноги, и в третий раз за день неприятный комок подступил к горлу. Почувствовав, что с другом что-то не так, Энрике попытался прояснить ситуацию.

– Скажите, Бенедикт, а что расположено к югу от Прозрачных гор?

– Нет, нет и еще раз нет. Никаких разговоров с пустым животом мы вести не будем. К тому же скоро стемнеет. К этому времени нам бы лучше быть под крышей, – мрачно закончил он и как-то по-особенному посмотрел поверх голов друзей.

Затем смотритель уверенно развернулся на каблуках своих ботфорт и пошел в сторону маяка, не оборачиваясь на друзей. Им же ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. Быстро забыв свою грусть, Манилло во все глаза рассматривал растущее над ними здание, ведь он никогда прежде не видел настоящего маяка, особенно с такого расстояния. Постройка была заложена с добротным фундаментом и возвышалась над всей округой и, как пастух присматривает за своим стадом, зорко следила стеклянным глазом за окрестностями. Сейчас на вершине не горело огня, погода была ясной, солнце, хоть и клонилось к горизонту, всё еще давало достаточно света. Стены, вернее, стена, поскольку маяк был круглым, была построена из кирпича двух цветов: красного и белого. Цвета закручивались вокруг всей постройки в две спирали, утончавшие свои витки к вершине, словно для того, чтобы в момент максимального напряжения этого скручивания разродиться путеводным огнем для моряков и пеших путников.

– Девятнадцать, – подал голос Бенедикт.

– Что, простите?

– Девятнадцать витков красного и белого.

– А-а, – протянул Манилло, не особо поняв причины, но исполнившись уважения.

– А почему? – бестактно спросил Энрике совершенно не в своей манере.

– Почему? На все есть причины, дорогая лама. На все. И даже на девятнадцать витков.