Текст книги "Сказ о том, как Манилло в переплёт попал"

– Как бы там ни было, настало время закончить начатое. И твою историю, Манилло, и мою. Готов ли ты, мой рыцарь, увидеть танец Леди Озера?

Мальчик кивнул в третий, последний раз.

В один момент спокойные до того времени воды черного ночного озера забурлили тысячами небольших пузырьков, которые вмиг скрыли Леди от глаз мальчика. Манилло почувствовал, как сила, державшая его под водой, отступила, и ему мгновенно захотелось вдохнуть. Побарахтавшись в воде, он вынырнул на поверхность и стал жадно хватать воздух в перерывах между судорожным кашлем. Когда взор мальчика прояснился достаточно, чтобы оглядеться по сторонам, он не поверил в то, что видит. Над озером, да и над всем миром восходило новое небольшое солнце. Лучи его были не жаркими – они лишь нежно гладили Манилло по лицу, согревая после прохладной воды. В полной тишине над водой поднимался сияющий шар, внутри которого было заключена какая-то фигура. Когда новая звезда взошла в свой зенит, мальчик начал слышать тихую песню. Чем-то она напоминала песнь Короля Камней, но была воздушнее и легче. В ней звучало больше тишины, чем напора, она обволакивала целиком и нежно баюкала, в то время, как песнь горы пронзала насквозь и заставляла вибрировать в унисон с собой. Вода вокруг Манилло начала ровно сиять, словно откликаясь на песнь. Когда сияние стало равномерным и в небе, и в воде, сфера света с легким звоном лопнула, осыпав все мириадами крошечных огоньков. И мир вновь увидел Леди во всей ее силе и красоте.

Сам танец Манилло помнил смутно, но что-то в нем было от того самого танца, что ему показал Бледный в своем замке. В звучавшую песнь стали вплетаться басовые нотки скал, но преобладало тонкое пронзительное торжество живой силы, пульсирующей, бьющейся и рождающей. Вуали Леди взлетали и опадали, сея новые переливы мерцания и звука, соединяющихся в причудливые формы, которые мальчик не видел ни до, ни после. Безмерно возвышено, так, что сияющие тем же светом, что и вода вокруг, слезы сами начинали бежать из глаз, приходили новые и новые темы в этой симфонии. Манилло видел Бледного, обретшего плоть, трех неуклюжих людей, которым даровали новую жизнь. Видел Берти и Иеронима, что пришли рука об руку. Шрамы этого мира зарастали, время скручивалось в тугие спирали в девятнадцать витков каждая. Кровь втягивалась в раны, оставляя черный мех вновь незапятнанным.

В кульминации мальчик понял, что песнь звучала всегда, просто слышать её раньше не удавалось. Как и будет звучать долго после того, как он покинет этот мир. Апогей света и звука не оставил в нем места ни для одной печали, ни единая грусть не осталась в нём, кроме одной небольшой досады. Запоздало Манилло все-таки сожалел, что не сказал самых важных слов своим верным спутникам: Энрике и Годрику. Как они были его опорой, как ему жаль, что они не могут быть сейчас рядом. Но и эта маленькая тоска смылась пониманием, что они будут с ним всегда, как и он с ними. Успокоенный этой мыслью, Манилло уснул и стал медленно погружаться в лучезарные воды озера, мягко и нежно баюкавшие его своей теплой рукой. Уснул, чтобы проснуться уже совсем в другом месте.

Эпилог

– А потом я очутился возле дома, в снегу. С Энрике.

– Весь мокрый. И болел целых две недели.

– Да, но, ну, – Манилло замялся.

– Я знаю, ты не нарочно.

Небольшая лодка тихо шуршала о песок, пытаясь уплыть на волнах, накатывающих на берег, но колышек крепко держал её за веревку. Мальчик молча наблюдал, как по белой скатерти, на которой Бабуля разложила всё то самое вкусное, что он любил больше всего, ползёт черный муравей. Насекомое словно вслепую шарило по белой ткани в поисках съестного, но никак не могло ничего найти. Манилло отщипнул крохотный кусочек от медового коржа и аккуратно положил перед муравьем. Тот сразу оживился и попытался потащить крошку во все направления разом.

– Не кормил бы ты их, а то скоро целый муравейник прибежит, – нарушила тишину Бабуля.

– Я так, один маленький кусочек.

Обоим было несколько неловко, хоть с момента возвращения Манилло уже прошло полгода, а историю Бабуля слышала уже не раз, хоть и отрывками.

– Да, история вышла хорошая. Я рада, что ты ее довел до конца. Для нас, для меня.

– А как иначе? Ба, можно мне еще чаю?

Бабуля молча кивнула и подлила из термоса своего особого, ни с чем не сравнимого чая в протянутую кружку. Манилло аккуратно и вдумчиво пригубил, внимательно слушая свои впечатления, затем, будто придя к согласию по какому-то важному вопросу, опустил голову и улыбнулся. Взгляд мальчика скользнул по Энрике, сидящего тут же, на скатерти, привалившись спиной к корзине. По выражению лица друга уже ничего нельзя было понять, но Манилло был уверен, что тот бы думал о той же нескладной троице, привыкающей к новой жизни.

– А ты изменился, – сказала Бабуля, задумчиво глядя на мальчика.

– Это хорошо или плохо?

– Перемены не всегда хороши или плохи, даже наоборот: чаще всего это просто перемена. И мы остаемся один на один с ней. Мы можем только принять изменения или убегать от них. Но если мы выбираем побег, как бы мы ни старались игнорировать или спасаться, они нас настигнут. И это будет хуже, гораздо хуже, чем просто принять то, что нельзя изменить. Лучше войти в них, как в холодную воду – разом и без оглядки. Тогда перемены станут частью твоего нового мира, – словно испугавшись своей серьезности, Бабуля добавила. – А чай всегда поможет сгладить почти все углы. Ну, почти все.

– Чай, – эхом откликнулся Манилло, – нет, про чай я не забуду. Я обещал.

Она вновь посмотрела на мальчика. Всё-таки, он сильно изменился, подумала она. А ведь его не было тогда всего один день. И, хоть история ей была известна, она не ожидала, что всё кончится так. Как именно, она и сама не могла понять, но мальчик словно стал больше себя прежнего, глубже. Честнее. В этот момент Манилло встряхнул головой и поднял взгляд от кружки.

– А правда, что у мельника живет рыжий кот? – Лукаво спросил он.

– Чистая правда, – кивнула Бабуля, – огромный рыжий умнющий кот.

– Может, навестим их как-нибудь?

– Конечно, навестим.

– А как зовут этого кота?

– Бено.

– Бено? Хорошее имя, – улыбнулся Манилло, – мне уже нравится. Что, Энрике, не против навестить старого друга?