Текст книги "Сказ о том, как Манилло в переплёт попал"

– Вот и хорошо, – сказал голос, когда они вошли в небольшую кухню с белой плиткой в цветочек на стенах.

Здесь глазам снова нужно было привыкнуть, поскольку кухня, в отличие от коридора, была прямо залита солнечным светом из окон по периметру. Сама кухня была полукруглой и тоже весьма уютной. Однако здесь уже не было всех этих интересных вещиц, словно хозяин складывал их специально вдоль входа в дом.

– А теперь помогите мне с подносами, и мы пойдем в столовую, – снова проинструктировал голос.

Манилло не сразу нашел, кто же с ним все это время разговаривал. И только сморгнув пару раз, он увидел невысокого старика. Все в его фигуре было странным, будто природа, когда создавала его, колебалась между пятью или шестью вариантами пропорций. Длинные руки, довольно короткие ноги, вытянутый торс, узкие губы и увесистый нос. Даже глаза были разного цвета: один теплого янтарного оттенка, другой серый с прозеленью. На удивление, одежда на нем была простой: длинный белый то ли халат, то ли хламида из мягкой ткани.

– Налюбовался? – с негромким смешком спросил старик, – А теперь пойдем в столовую.

Энрике все еще недоверчиво смотрел на хозяина, когда мальчик побежал помогать ему, спрятав приглушенно вякнувшего Годрика в ножны.

– Да, она хорошо тебя воспитала. Столовая вниз по коридору и направо. А я захвачу чаю.

Столовая оказалась под стать кухне: ничего необычного, светлое большое помещение с массивным дубовым столом посередине. Манилло все ломал голову, как же так удалось вместить столько места внутри такого маленького домика. Тем временем старик жестами показал, куда поставить снедь с подноса, куда – посуду. Затем сам наполнил высокие матовые стаканы прохладным чаем из кувшина (даже перед Энрике поставили небольшой стаканчик) и сел во главе стола.

– Ну, можно и подкрепиться.

– Простите, пожалуйста, но…

– Прощаю. Ешь, Манилло. Поверь, тебе надо перекусить.

И тут мальчик понял, что он действительно голоден. Еще бы, ведь они завтракали еще тогда, у Бенедикта. Однако мальчик ел аккуратно, небольшими кусками, тщательно пережевывая какое-то тушеное мясо с овощами. Сам старик тоже ел с расстановкой, не отвлекаясь ни на что вокруг, отправляя в рот вилку за вилкой.

– Большое спасибо, было очень вкусно, – сказал Манилло в конце трапезы.

– Охотно верю. Мне самому понравилось, – озорно ответил старик и подмигнул мальчику, – а теперь о деле.

Манилло уже приготовился рассказывать свою историю и в ответ рассчитывал получить некоторые ответы.

– У вас много вопросов, – спокойно продолжил старик, – а Историю я вашу знаю. Давайте я попробую вам рассказать то, что действительно важно сейчас. Времени у нас не так много, нас потом ждет одно мероприятие, скажем так. Будь добр, вынь Годрика из ножен, ему там неудобно.

И снова в голосе послышались нотки какого-то недовольства при упоминании имени кинжала.

– Премного благодарен, уважаемый, за вашу заботу, – сказал Годрик, когда его положили на стол.

– Итак, я тоже смотритель, как вы уже могли понять. Да, без маяка, но смотритель. Мне для исполнения моих обязанностей не нужен маяк. Мне нужны глаза и уши. Здесь, в этом доме, я бываю довольно редко. Бенедикт хорошо смог подгадать время, было бы удивительно, если бы он не смог этого сделать. Но к делу это, если и относится, то очень мало. Прежде всего, я полностью согласен с тем, что вам действительно надо отправиться в Грязный Замок. Там вы найдете ответы на ваши вопросы, если не на все, то точно на самые важные. Припасов ваших должно хватить, – он посмотрел куда-то вверх и в сторону, словно прислушиваясь к шуму у двери, а затем кивнул, – да, вполне хватит, Бенедикт молодец. Карту он нарисовал хорошую, не самая подробная, я или Крампус сделали бы лучше, но это не так важно. Не отклоняйтесь от маршрута, и все будет хорошо. А теперь, раз уж мы поели, нам пора.

– А куда мы пойдем?

– Как куда? – с хитринкой переспросил старик, – Конечно на кухню, посуда себя, насколько мне известно, пока не научилась мыть сама себя.

***

– Вот теперь можно и пойти к речушке, – сказал смотритель, когда вся посуда была вымыта и помещена в шкафчики на стене, – нас там уже ждут.

– А кто ждет? – спросил Манилло.

– Увидишь. Пойдемте.

Старик вытер руки белым полотенцем и пошел в коридор, друзья двинулись за ним. Откуда-то из складок одеяния он достал гвоздь, который сам скользнул к стене и занял свое место среди других, на которых висели разные вещи.

– Вот теперь можем идти.

Едва смотритель сделал первый шаг по дубовым половицам, все вещицы на стенах вздрогнули, вторя его движению. Как только он подошел к первой безделушке, свисавшей на шнурке со стены, она задрожала уже заметно. Манилло присмотрелся – это была маленькая склянка с плотно притертой пробкой. Смотритель глубоко вздохнул и кивнул.

– По одной вещи…

Склянка тут же сорвалась со своего места и впилась шнурком в одежду старика. Спустя пару мгновений она перестала двигаться и свободно повисла. За ней к фигуре старца устремился какой-то глиняный черепок с остатками лазурной эмали. Тот повторил движение склянки, замерев на одежде старика.

– … на каждую горесть и несчастье…

С каждым шагом все больше и больше вещиц срывалось со стен и впивались в тело смотрителя, который словно бы не замечал странностей вокруг, а лишь шел вперед, оставляя позади голые стены.

– … что видел этот мир…

Манилло в страхе закрыл глаза, и тут случилось невероятное: перед собой он видел все тот же коридор, но блеклый и выцветший, по которому шел смотритель в белых сияющих одеждах, так, будто его не покрывали тысячи маленьких вещей.

– … через мои глаза.

В еще большем испуге мальчик открыл глаза в тот момент, когда старик, ставший уже каким-то комом из звенящих и стрекочущих друг о друга предметов, остановился у самой двери и обернулся. Лицо его было абсолютно спокойным, только в глазах была какая-то тревога.

– Не всем смотрителям дана власть вмешиваться. Кто-то должен быть глазами и памятью, – сказал старик ровным голосом.

Мальчик вздрогнул. Слова, сказанные смотрителем, были туманными, но очень пугали.

– Пойдем, Манилло. Запомни. Там, за порогом, я могу показаться тебе кем-то другим. Но ты не должен меня бояться. Я останусь все тем же. Ты и сам видел.

– Останетесь все тем же кем?

– Я что, забыл представиться? – он выпрямился и улыбнулся, – Имею честь, Берти.

Энрике, смотревший на все происходившее со смесью ужаса и восхищения, прыснул со смеху, но быстро взял себя в руки после строго взгляда Манилло. Еще раз оглядев всю компанию, смотритель с горечью кивнул сам себе и потянул дверь на себя. Дождавшись, когда все выйдут, он просто закрыл ее за собой, снова резко вдохнул и сделал шаг к ступеням крыльца. В этот момент над его головой зазвенел колокольчик, и смотритель разом вырос на добрых две головы, но как-то неравномерно. Одно его плечо осталось на старом месте, второе решило, что теперь ему будет уютнее над головой. Ноги вытянулись, грудь раздалась в стороны, и перед друзьями оказался двухметровый дюжий горбун.

– Ба, какая встреча, – раздался взрыв баса где-то над головой у Манилло, – привет!

– З-здравствуйте, – ответил мальчик.

– Меня зовут Иероним! А тебя?! – так же зычно выпалил горбун, будто не умевший общаться тихо.

– Я Манилло, это Энрике. А это Годрик, – закончил мальчик, протягивая клинок.

– Убери-ка ты эту мерзость, пока не поранил кого-нибудь, – гневно ответил горбун, – не люблю я их, штуковины острые.

Годрик, будто понявший свою неуместность, молча и безропотно отправился в ножны.

– Ну, что, ребята, пойдемте к речке, тут недалеко. Мне обещали, что там будет весело.

– Пойдемте, – тихонько ответил Манилло.

По пути к реке горбун много смеялся, зычно кричал всякую околесицу, совершенно не интересуясь тем, откуда друзья пришли и почему идут за ним. Он радовался солнцу, птицам, которые, казалось, совершенно не пугались его громким манерам. Забавно было смотреть, как он нашел крольчиху со совсем еще маленькими крольчатами у старого пня. Он встал на четвереньки, отчего рост его стал примерно как у мальчика, подполз к ним, смешно переваливаясь и загребая ногами, и протянул гордой матери кусок моркови, неведомо как возникший у него в руке. Когда крольчиха доела морковь, Иероним-Берти протянул руку, чтобы потрогать нос крольчихи. Но рука все еще пахла морковью, отчего крольчиха решила, что трапеза продолжается, и тяпнула горбуна за палец. Он сначала заорал, а потом раскатисто расхохотался. Крольчиха даже не повела ухом. За постоянными криками и хохотом путь к реке прошел незаметно.

– Ну, где-то тут и должно быть весело, вот речушка.

Место было красивым в своей особенной простой манере. Сосняк кончался обрывом, в отвесе которого ласточки настроили гнезд. На другой стороне была холмистая пойма, трава на тех холмах была такой зеленой, что казалось, будто она вот-вот лопнет и зальет зеленью весь мир. Дальше, за теми холмами, вновь начинался сосняк. Сама речка, петляющая меж холмов, была небольшая, но очень говорливая. Горбун замер на краю обрыва и прислушался к чириканью реки и стрёкоту летавших у его ног ласточек, а потом громко расхохотался.

– Хорошо, что пришли. Сейчас должно начаться веселье, мне обещали. Вот, уже идут.

Откуда-то справа, из глубины леса послышалось пение рогов. Горбун радостно приплясывал на месте и захлопал в свои большие ладоши. Потом послышался топот, с той же стороны, откуда доносились рога. Звук был необычным, будто множество ног идут в такт, бряцая железом. Затем, словно откликаясь на крики Иеронима-Берти, зазвучали крики, хриплые, но довольно высокие, полные строгости. Манилло не понимал, что значит для горбуна веселье, ведь он отчетливо слышал…

– Армия на марше, – тихо сказал Годрик, невесть как высвободившийся из ножен наполовину, – я не спутаю эти звуки ни с чем другим.

Манилло не стал прятать кинжал обратно, лишь заворожено смотрел на другой берег. Там ряд за рядом из сосняка выходило воинство в боевом строе. Воины были разного роста и комплекции, но шагали все удивительно в ногу. Приглядевшись, Манилло разглядел там мышей почти в рост Энрике. Рядом с ними на задних лапах шагали крупные саламандры рука об руку с гордо подбоченившимися псами-сержантами, выкрикивавшими в такт что-то гортанное и воинственное. Все, как один, были закованы в броню светлых тонов и держали острые мечи и пики. Над головами шагающих летали крупные горлицы в кожаных доспехах.

С другой стороны тоже раздались звуки горнов и хриплые крики. Оттуда стали выходить шеренгами другие воины, в цветах темных, цвета сумерек и ночи. Коты маршировали рядом с шипастыми ящерицами. Тут и там можно было увидеть высокие несуразные фигуры, составленные как попало из больших булыжников. Над головами этой армии летали совы и филины. Все войско в темном гордо пело какую-то красивую мрачную песню, слов было не разобрать.

Горбун, радовавшийся поначалу, теперь стоял озадаченно, опершись на сосну.

– Что они делают? Зачем им железки? Это совсем не похоже на веселье. Это никакое не веселье.

Он посмотрел на мальчика. В глазах была плескались боль и детская обида.

Тем временем, две армии дошли до каких-то условных точек на вершине двух соседних холмов и остановились. Сама речушка будто притихла, а крики ласточек наоборот стали пронзительнее и громче. Время стало густым и маслянистым, и медленно огибало мальчика. Затем горны пропели вновь, им в ответ сотни глоток разорвались в боевом кличе, и обе армии понеслись навстречу друг другу.

Манилло хотел закрыть глаза и не смотреть на все это, но не мог. Годрик, сначала нервно подрагивавший в его руке, совсем застыл и смотрел, как два отряда уничтожают друг друга. Ни одна из сторон долго не могла взять верх, поле битвы перекатывалось то на один холм, то на другой, оставляя лоскуты павших и раненных на уже не такой зеленой траве. Все это время горбун смотрел и слушал, нервно вздрагивая всем телом. Манилло нашел в себе силы, чтобы закрыть глаза. Противоположный берег терялся в дымке, но фигура Берти вновь предстала перед ним лучистым белым пятном. Старик зябко обнимал себя за плечи и кивал на каждый всхлип, доносившийся от Иеронима. Для его работы смотрителя нужны были глаза и уши. И, пусть и против воли, этими глазами был горбун. Тот выполнял возложенный на него долг, хоть слезы и застилали его взгляд, он смаргивал их и вновь смотрел на битву, подвывая в голос. Энрике просто уткнулся лицом в штанину мальчика и не оборачивался. Манилло открыл глаза и посмотрел на поле боя. Битва не стихала, перекатываяся по траве, и оставляя взамен лишь грязь.

И вот, когда казалось, что бой будет бесконечным, воины в светлом стали все больше и больше теснить бойцов в темном, пока в спину тем не уперся лес. И тогда их ряды дрогнули, строй сломался, и выжившие стали спасаться бегством.

Воины светлой стороны весело ликовали, потрясая свои оружием и обнимаясь с товарищами. Но там, где они видели победу сил света, Манилло видел только израненных и побитых существ, лежавших на растоптанной траве. Павшие лежали вместе, обнимаясь и не делая различий в цвете стороны, форме и размере.

Горбун не стесняясь рыдал в голос, но не отводил глаз от произошедшего. Он вынужден был всё увидеть. Но Манилло не стерпел и закрыл глаза. Вновь перед ним предстал старик в белом, устало ссутулившийся, и смотрящий с обрыва.

– Теперь ты видел. Иерониму тут не место. Видеть боль мира должен я один. Уделом Иеронима было лицезрение торжества жизни, но вышло так, как вышло. Тебе надо идти в Грязный Замок. Только он даст тебе возможность сделать все правильно и исправить все ошибки.

– И помочь Иерониму?

– Помочь нам обоим.

Старик вытянул руку вперед. Из гущи лежащих тел в руку к нему скользнул чей-то талисман, подвешенный на веревочке, который должен был защитить хозяина. Но с задачей своей он не справился. Старик поймал за веревку вещицу и поднял на уровень глаз мальчика.

– По одной вещи на каждую горесть, что видел этот мир и я.

Это был какой-то странный ключ. Затем старик кивнул и приложил безделицу к груди, куда она немедленно приросла и исчезла в складках одеяния.

– Вам пора идти. Помни, Грязный замок.

– Я запомню, – ответил мальчик и открыл глаза.

Глава III

Манилло устало смотрел на огонь. Весь остаток дня с момента битвы и расставания со странной парой смотрителей друзья шли по лесу, обогнув место схватки по широкой дуге. Говорить о произошедшем не хотелось никому, хотя все трое, и даже Годрик, вновь переживали увиденное, а в случае с Энрике – услышанное. Просто шли и шли вперед, иногда сверяясь с картой. Почти сразу за короткой полосой сосняка, росшей на берегу речушки, начался лес из деревьев странного вида, которые мальчик встретил впервые в своей жизни. Они были довольно высокими, для Энрике так уж совсем гигантами. Ветвиться ствол начинал высоко над головой мальчика. На ветвях росли плотные кожистые листья, покрытые каким-то воском. При этом внизу, у корней не было ни следа павшей листвы. Между стволов не росло никакой травы или кустарников: деревья накрывали все пространство под собой словно бы плотной крышей, едва пропускавшей свет. Могло показаться, что идти по лесу так же легко, как и по сосняку, но нет. Здесь было влажно и сумрачно, каждый шаг давался не то чтобы с трудом, скорее, с какой-то неохотой. Но друзья брели и брели через молчаливый лес, в полной тишине, без птиц и зверей.

Когда стало совсем темно, Манилло решил остановиться. Они могли идти и дальше, но желания не было никакого, да и заплутать без карты было легко. Найдя тихий дремотный родник, друзья встали на ночную стоянку. Мальчик с трудом залез по гладкому стволу на ближайшее дерево и долго рубил ветви на растопку вяло протестовавшим Годриком. Когда из рюкзака Энрике извлекли кресало, которое лежало там среди немногих, но полезных вещиц, Годрик даже не стал возмущаться, что его будут тупить, а молча перенес неприятную процедуру.

И вот теперь Манилло устало смотрел на огонь. Рядом, привалившись спиной к его ноге, сидел Энрике, а у правой руки лежал притихший Годрик. Дерево горело необычным чадящим огнем, костер давал мало света, но и этому можно было радоваться.

Годрик, молчавший всю дорогу, вдруг откашлялся.

– Что такое? – тихо спросил Манилло.

– Простите, мастер, что нарушил ваш покой.

– Манилло.

– Что?

– Зови меня Манилло. Какой из меня мастер?

– Эм, хорошо, ма… Манилло. Я все искал момент, чтобы поговорить с вами о нашей цели.

– О чем именно?

– Грязный Замок. Мы ведь держим путь именно туда.

Манилло помолчал. Меньше всего ему сейчас хотелось говорить о замках, грязи, путешествии. Наверное, ему нужно было просто поспать несколько часов к ряду. Завернуться в спальник и спать, не видя снов. А еще лучше оказаться дома, на белых простынях. Мальчик встряхнул головой. Сон – это хорошо, но что-то внутри все-таки горело любопытством, вынуждая задавать постоянные вопросы. Со спальником можно было пока повременить.

– Да, Годрик, мы идем в Грязный Замок, – с трудом разлепил губы Манилло.

– Очень кстати я знаю несколько древних легенд, связанных с этим местом.

– И все они непременно связаны с Лерионом Ужасным, я прав? – подал голос Энрике.

– Совершенно верно, мой прозорливый друг, – ответил Годрик, – неужели ты их уже слышал?

– Нет, просто это было озарение. Гениальная догадка, – ввинтил елейным голоском Энрике.

– Замечательно! Так вот, когда мой пращур, Лерион Ужасный, ведомый рукой могучего воина Ругнара из клана Серебристых Грив, сразил Бельтиона Жуткого, зловредного великана, жившего по ту сторону прозрачного хребта и раз в год опустошавшего близлежащие города и деревни…

– Годрик, это замечательная история, но не мог бы ты перейти сразу к сути? – прервал речи клинка Энрике

– Так в том и суть! В неравной схватке, когда великану на помощь слетались смертоносные осы…

– Осы? Какие осы?

– Смертоносные! В тот момент, когда исчезла всякая надежда на победу…

– Твой предок начал рассказывать легенду, и все осы померли от скуки, – снова перебил Энрике.

– Легенду? Какую легенду? Я люблю легенды.

– Легенду о болтливом клинке.

– Как тебе не стыдно, волосатый негодяй, попирать память моего пращура! Держала бы меня сейчас надежная рука, несдобровать бы тебе!

– А зачем рука? Ты и без нее сможешь заболтать кого угодно до смерти.

– Прекратите оба! – воскликнул Манилло.

Несмотря на строгий тон, перепалка друзей заметно подняла ему настроение, под конец он даже почти улыбнулся.

– Не ссорьтесь, пожалуйста. Сегодня хватило раздоров. Так что там было с твоим ящуром и осами, Годрик?

– Прашуром, если позволите. Они бились три дня и три ночи, пока Ругнар не истребил всех зловредных насекомых.

– Не слушай его, смысла в истории не будет, – пробормотал Энрике едва слышно уголком рта.

– Что было дальше? – спросил мальчик, решив проигнорировать скептическое замечание друга.

– А дальше мастер Ругнар и Лерион ушли в грязный замок. Это если вкратце.

– Замечательная история, – ответил Манилло, рукой закрывая лицо начавшего хохотать Энрике, – у меня тоже есть несколько историй, которые мне рассказывали раньше.

Энрике и Годрик притихли, слушая Манилло.

– Например, я помню, – начал мальчик, – как Бабуля рассказывала про Леди Озера.

– В этой истории есть мечи? – спросил Годрик.

– Я не припомню такого. Зато там есть рассказ о самой Леди, живущей в озере, чья поверхность может быть и твердой, и мягкой, как пожелает хозяйка вод.

– Кого-нибудь в этой истории убивают? – не унимался клинок.

– Нет, Годрик, в этой истории не убивают никого. В ней есть другое.

– А я помню эту историю, – встрепенулся Энрике.

– Не мешай слушать другим, – завибрировал Годрик. – рассказывай, Манилло.

– Если Энрике не будет прерывать, я расскажу, как помню.

– Честно слово, я буду молчать, – горячо пообещал Энрике.

– Тогда я начну.

***

История Леди Озера.

– Бабуля редко мне рассказывала истории, которые случились недавно, потому и эта история случилась давно, – начал Манилло, – наверное, даже раньше, чем история Крампуса, хотя Бабуля скажет точнее. Так вот, далеко на севере жил Бледный Король. Он не был злодеем, добряком, может быть, тоже, просто был очень бледным. Энрике, не хихикай!

– Я нет, я молчу. Ты продолжай.

– В общем, бледным он был из-за того, что не любил солнечный свет, всё больше сидел у себя в библиотеке, читал старые книги. Зла никому из подданных не делал, но народ видел его редко, парадов король не устраивал, войной к соседям не ходил. Сидел себе в библиотеке и читал. Вот и стали ползти слухи.

– А куда они ползли? Как они ползают?

– Я не знаю, Энрике, так Бабуля сказала. Ползти стали слухи. Вот.

– Ладно, Манилло. Ты только не ругайся.

– И слухи поползли не простые, – мальчик сердито посмотрел на ламу, – а о том, что король – чернокнижник или вообще колдун. Народ стал побаиваться своего короля. На площадях люди говорили, как было хорошо при отце Бледного, и как стало им невмоготу жить сейчас. Урожаи не шли, коровы стали невкусные и худые. И во всем был виноват король. А король тем временем нашел старую легенду о прекрасной деве, жившей на озере где-то в стране его южного соседа. Она жила отдельно от мира людей, мало кому удавалось не то, что с ней поговорить – даже увидеть ее могли редкие свидетели. И все-таки легенда жила. Кто-то однажды слышал ее пение, другой нашел причудливое зеркальце на берегу озера, третий видел локон, плывущий по воде. Чем больше король читал про жизнь этой девы, тем больше ему хотелось найти ее. В общем, король влюбился. И стал еще больше бледнеть, забывать про еду, оставленную слугами на пороге библиотеки. Он даже перестал спать, так и сидел на своем большем деревянном кресле с книгой в руках и грезил наяву.

Тут мальчик вопросительно посмотрел на Энрике.

– О, это значит, он видел ее будто перед собой, но не во сне.

– Понятно. А народ к тому моменту решил, что надо бунтовать. Все собрались на площади, наточили вилы, подожгли факелы, хотя дело было днем, и пошли к замку, где жил Бледный. Стражники все сразу разбежались, потому что толпа была большой, и люди очень шумели. Кричали, в основном, чтобы не струсить. Кричали «долой Бледного», «смерть колдуну». Разное они кричали, но все было неприятным. И вот, они подходят к дверям замка и стоят. Боятся, всё-таки, короля-колдуна пришли свергать. А тут двери открываются, и выходит сам Бледный король. Что тут началось! Все завопили, половина сбежала, половина вилы побросала и на колени. Стали прощения просить у него. А он не понимает, за что прощения люди просят. Кое-как всех успокоил и говорит «Дорогие подданные, я вдоволь властвовал над вами, вы мне служили верой и правдой. А теперь вы управляйтесь сами. У вас будет домкратия».

– Демократия, – поправил Энрике и тут же зажал себе рот.

– Точно, – щелкнул пальцами Манилло, – так и говорит «У вас будет де-мо-кра-ти-я, это значит, вы сами теперь выбирайте, кто будет король. А я от вас пойду». Потом люди много плакали, опять просили прощения, говорили, что он очень хороший король и уходить не надо. Но Бледный сказал, что его зовет долг сердца, и ушел, взяв с собой небольшую котомку. Или чемодан. С тех пор его не видел никто. Вот так.

– Осмелюсь спросить, – пронудел Годрик, – это все?

– Ну, часть про Бледного все. Потом уже поползли слухи, – Манилло просмаковал фразу еще раз, – да, поползли слухи, что он дошел до озера и жил там отшельником долго, так долго, пока не умер. Другие говорили, что он нашел Леди Озера, только она не была ему рада и прогнала, а он сошел с ума от своей любви и стал злодеем. Третьи утверждают, что сердце хозяйки вод растаяло, видя такую преданность чувствам, и что она позволила ему пройти по воде к ней в центр озера.

– А ты сам как думаешь, Манилло? – спросил Энрике.

– Я думаю, нам спать пора. Костер-то уже догорел.

Сказав это, мальчик расстелил спальник и заполз внутрь. За ним последовал Энрике, которому было неуютно в лесу одному.

– Если вас не затруднит.

– Что такое, Годрик?

– Не могли бы вы взять меня к себе с Энрике. А то мне не нравится этот лес. Не хочу, чтобы меня украли.

– Годрик, ты что, боишься? – спросил Энрике.

– Ты в своем уме, волосатый зверь? Как клинок из клана Холодной Стали может бояться кого-либо или чего-либо? Наши сердечники не ведают колебаний и страха! Просто это стратегически невыгодно.

– Ясно, ты боишься.

– Ничего я не боюсь.

– Боишься.

– …

– Я прав?

– Это ниже моего достоинства, отвечать такому безнравственному созданию, как ты.

– Энрике! Годрик! Не ругайтесь. Годрик, извинись за свои слова перед Энрике. Энрике, не попрекай Годрика трусостью.

– Прости, волосатый.

– И ты прости, лысый.

– Ну, вот и хорошо. Годрик, ты слишком острый, я засуну тебя на ночь в ножны, но наполовину, чтобы не порезаться. Полежишь рядом с моей головой.

– Спасибо, Манилло, я знал, что ты примешь верное решение.

Через три минуты Годрик захрапел так громко, что листва над головой друзей начала мелко дрожать.

– Ты знал, что мечи храпят? – спросил Энрике.

– Он не меч, он кинжал. Кинжалы точно храпят, – шепотом ответил Манилло.

– Давай ты его уберешь в ножны целиком. Его сейчас пушкой не разбудить. Тоже мне, орудие войны.

– Ладно, только тихо.

Аккуратно, одним пальцем, мальчик начал задвигать Годрика в ножны, пока уровень громкости храпа не стал приемлемым.

– Всё, я спать. Если что, буди, Энрике.

– Спи. Я всё равно не хочу. Но если что случится, я тебя тут же разбужу, слышишь?

Но Манилло уже не ничего не слышал. Сон мягко подхватил его и унес куда-то далеко. Далеко на север, где давным-давно…

***

Манилло открыл глаза. Перед ним, вопреки ожиданиям, не было странных деревьев. Что уж там, перед ним не было никаких деревьев. Была какая-то пыльная дорога, был большой каменный уступ скалы, поодаль были скалы поменьше. Позади всего высились неприступные и безжизненные горы. А вот деревьев не было. Тревожнее всего было то, что компаньонов по приключению тоже не наблюдалось. Манилло попробовал позвать Энрике, но закричать не вышло. Пошарить на поясе тоже не удалось. Все, что мальчик мог сейчас делать – смотреть по сторонам. Хотя смотреть только было не на что: дорога и дорога. Уступ, конечно, был живописным, даже слишком. Что-то в нем было не так. Манилло наклонил голову набок, потом на другую сторону, пытаясь понять, чем же эта скала была так необычна.

За созерцанием большой скалы его и застало пение рогов. Очень знакомое пение рогов. Буквально недавно он слышал его… Где же он его слышал? Когда из-за поворота стали появляться первые шеренги шипастых ящериц и крупных котов, одетых в темную броню, Манилло вспомнил, где почему эта ситуация показалась ему знакомой. Тогда воины пели, а сейчас шли в угрюмом молчании, четко держа строй. В сотне метров от места, где стоял Манилло, воинство остановилось. От резко спустившейся тишины мальчику стало не по себе. Спустя минуту, по рядам темного воинства прошла четкая судорога движения, все отточенными маневрами расступались влево или вправо, оставляя дорогу для двух особенно могучих ящериц с лицами, закрытыми масками из плотной ткани. В руках угрюмые воины несли что-то большое, прямоугольной формы, укрытое черного цвета тканью, примерно такой, за которой скрывались лица гигантов. Подойдя к необычной скале, воины резко остановились и с осторожностью опустили свой груз. А затем сдернули ткань, укрывавшую его. Под тканью была картина.

Чем больше Манилло смотрел на нее, тем больше убеждался, что видит сон. В массивной резной раме какого-то дерева с металлическим блеском на темном фоне была изображена странная фигура в солидном кресле под стать раме картины. Ноги, одетые в узкие брюки, сидящий вытянул вперед, руки в белых перчатках сложил домиком перед лицом. Присмотревшись еще внимательнее, мальчик различил детали лица, вернее, их отсутствие. Вместо головы фигуру венчал человеческий череп с презабавными усиками, то ли нарисованными, то ли и впрямь растущими над верхним рядом зубов. Манилло хотел бы испугаться, но сам вид скелета был каким-то смешным, потому настоящего испуга не было даже тогда, когда фигура зашевелилась.

– Ба, мы узе прифли, – раздался голос с картины, – мое пофьтение, вафе королеффкое велищефтво.

Прошепелявив это, фигура встала, чуть не упираясь головой в верхнюю раму картины, и оправила алый плащ, обрамляющий угловатые плечи. Затем, откашлявшись, череп посмотрел на воинов, поддерживающих раму.

– Он фто, уфнул? Увазаемый Король, вы здефь?

Немало озадаченный тем, что его игнорируют, скелет досадливо топнул ногой и громко откашлялся.

– Вафе велищефтво, переговоры, вы помните о них?

Со стороны скалы раздался громкий скрежет, заставивший вздрогнуть даже гигантов, державших раму картины. Затем с громким звуком «умпф» бывший утес зашевелился и расправился в многометровую фигуру, напоминавшую человеческую своими очертаниями.

– ГРГ КХА КХММММ! – донеслось из провала на месте рта у фигуры.

– И вам не хворать, ваше велищество. Надеюсь, нафа с вами вфтреща на выффем уровне дафт фвои плоды. Итак, я хотел бы конкретно офтановитьфя на координаффии нафих ф вами дейфтвий. Видите ли…

– КАРГАРРРРОК ГРАКХА.

– Не могли бы вы перейти на обыфный язык?

– АРГХ, ПРХОСТИТЕ, ВАРГХШЕ ВЕЛИЧЕСТВО. Я СЛИШКОМ КХРЕПКО СПАААЛ.

– Понимаю ваф, яркий фвет фолнца не по нраву и мне, но будем деловыми эээ людьми.

– ДА-А.

В течение всего представления Манилло стоял бы с открытым ртом, если бы он стоял и у него был бы рот. Вместо этого он просто таращился на причудливую парочку королей: короля-скелета с картины и короля-скалы. Происходящее заворожило мальчика настолько, что он даже не стал слушать детали их переговоров, которые, к слову, довольно трудно было понять из-за речевых особенностей обеих сторон.

– Вот и порефили, увазаемый Крагхаррок.

– КРАГХАР-РОК

– Конефно, именно так я и сказал.

– ПРИЯТГХНО С ВАМИ ИМЕТЬ ДЕЛО, ВАРГХШЕ ВЕЛИЧЕСТВО.

– Профу ваф, зовите меня профто Бледный.

Манилло резко перестало хватать воздуха. Наверное, он даже издал какой-то звук, если это и было возможно, чем привлек внимание парочки у дороги. Оба резко обернулись, что потребовало у воинов-гигантов оперативно разворачивать полотно в сторону мальчика. От ужаса стоило бы забиться в самую маленькую щель в скалах, которую можно найти, но Манилло не мог пошевелиться. Затем разом оба короля кивнули своим мыслям и переглянулись

– Это он?

– ДРУГОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ.

Несмотря на спокойную реакцию двух королей, мальчик всё еще чувствовал подспудный страх, будто опасность была вовсе не в них. Посмотрев по сторонам, он взглянул в глаза одного из гигантов-воинов, державших раму. Глаза были змеиными, абсолютно холодными и в то же время угрожающими.