Текст книги "Рассвет"

ЧАСТЬ IV
КРОУФИЛЬДЫ

ГЛАВА 1

Почту всегда доставляли поздним утром. Корреспонденция, просунутая в щель на двери, упала на пол в холле – счета, открытки от путешествующих тетушек, брошюры благотворительных организаций, глянцевые каталоги с рекламой кухонных приборов, свитеров ручной вязки, птичьих клеток и других изделий, созданных трудом человека.

Сегодня среди всего этого бумажного вороха оказался длинный белый конверт со штампом адвокатской конторы «Лонгфелло, Брайс и Маккензи». Конверт был жестким на ощупь, и его вид Лауре почему-то не понравился, что, конечно же, было глупо. Отбросив в сторону все остальные бумаги, она вскрыла конверт и принялась читать.

«Уважаемые мистер и миссис Райс! Недавно предметом моего внимания стало дело, имеющее для вас огромное значение. Я прошу вас как можно скорее написать или позвонить мне с тем, чтобы мы могли договориться о встрече в любое удобное для вас время в любом месте, какое вас устроит.

С благодарностью. Искренне ваш Ральф Р. Маккензи».

Дело, имеющее огромное значение. Воистину смехотворно, что нервы у нее напряглись, а сердце на секунду замерло. Деловые люди время от времени посылают подобные письма. Возможно, он хочет что-то продать. Но – Маккензи? Ральф Маккензи, соперник Джима Джонсона на предстоящих выборах, не был торговцем. Что ему могло быть нужно?

Ждать не имело смысла, поэтому она подошла к телефону и попросила соединить ее с мистером Маккензи.

– Я только что получила ваше письмо, – начала она. – Оно кажется таким загадочным, что я решила сразу же позвонить. Что все это значит?

– Это сугубо личное дело. Не думаю, что его следует обсуждать по телефону. Извините.

«Том, – мелькнула у нее мысль. – Этот ужасный инцидент. О Господи, неужели Том был как-то к нему причастен? Да, такое вполне возможно».

– Я бы хотел договориться о встрече с вами и мистером Райсом. Какое время вас устроит?

У него был голос джентльмена, но это ровным счетом ничего не значило; при этом он вполне мог быть авантюристом.

– Вы тот самый Маккензи, который выставил свою кандидатуру в сенат? – с беспокойством спросила она.

– Да. Я единственный Ральф Маккензи в справочнике. Если вы желаете удостовериться, что я действительно тот, за кого себя выдаю, найдите другие номера нашей конторы, они все зарегистрированы. Позвоните по любому из них и проверьте.

– Ответьте, пожалуйста, меня это очень волнует. На нас подали в суд? Если это как-то связано с делами, то вам лучше связаться с моим мужем в его конторе.

– Не пугайтесь. Никто на вас в суд не подавал. Услышав это заверение, сказанное мягким тоном, Лаура почувствовала себя дурой и поспешно добавила:

– Не знаю, почему я это сказала. Мы никому ничего не должны и не сделали ничего плохого.

– Сожалею, что приходится вас беспокоить, да еще вести себя так таинственно. Так какой день вас устроит? Может, завтра?

Не вызывало сомнений, что он очень хотел встретиться с ними поскорее. Лаура, словно уловив его нетерпение, быстро проговорила:

– Завтра днем. Завтра суббота, муж будет дома. – И вспомнив, что не она, а этот мужчина просил о встрече, закончила спокойно и с достоинством: – В три часа нам будет удобно.

– Спасибо, миссис Райс.

– О Господи, – запротестовал Бэд, – этот человек – политик. Он проводит свою предвыборную кампанию. Разъезжает повсюду с протянутой рукой в надежде выпросить средства. Личное дело, как же. Личное для него, а ты клюнула на эту удочку. – Он засмеялся. – Ну да ладно, я от него быстро отделаюсь. Он обратился не по адресу. Каждый лишний цент, что у меня есть, я отдам Джонсону.

– Не знаю, – она снова ощутила укол страха, – он сказал, что это срочно. Он был очень вежлив.

– Ага, понял! Умер какой-нибудь твой или мой дальний родственник, не имеющий ни жены, ни детей и оставил нам в наследство состояние. Они вышли на нас как на единственных родственников. Так оно и есть, Лаура. Ух ты! Мы отправимся в кругосветное путешествие. Я куплю тебе бриллиантовое ожерелье, ты будешь надевать его, выходя за покупками в супермаркет. Ну как тебе это?

– Он приедет завтра, – ответила она без улыбки. Бэд тоже нахмурился.

– Тебе не следовало соглашаться. Пусть бы обсудил свое дело со мной у меня в офисе. Я не занимаюсь делами дома. Ему следовало знать, он ведь первоклассный адвокат. «Лонгфелло, Брайс и Маккензи».

– Я же объяснила тебе, он сказал, это личное дело.

Ральф Р. Маккензи прибыл ровно в три часа. Это был высокий худощавый мужчина, выглядевший как типичный адвокат в своем безукоризненном костюме из легкой ткани в полоску и с атташе-кейсом в руках.

– Прошу прощения за вторжение, – вежливо извинился он, – но, думаю, вы поймете, что так было лучше всего.

– Все в порядке, – не менее вежливо откликнулся Бэд, демонстрируя, что при случае у него великолепно получалось, прекрасные манеры. – Пройдемте в библиотеку, там и устроимся. Это самая прохладная комната в доме.

Маккензи поставил атташе-кейс на пол рядом с креслом, достал из него три листа с машинописным текстом и уже собирался заговорить, но Бэд опередил его.

– Должен предупредить вас, если это как-то связано с предвыборной кампанией, я сторонник Джонсона. Я всегда считал, что нужно быть откровенным с самого начала.

– Понимаю. Но мое дело не имеет никакого отношения к выборам. Я здесь как адвокат, а не как кандидат.

Лаура была испугана. Страх накатил на нее как холодная волна. События последних дней сделали ее уязвимой. Окружающий мир таил в себе угрозу, никогда она не ощущала этого так остро. Устремив взгляд на Маккензи, она ждала.

– Это, как я сказал миссис Райс, личное дело, к тому же весьма болезненное. Перейду прямо к сути, без дальнейших проволочек. Я представляю семью, чей сын родился в частном родильном доме Барнса, ныне уже не существующем. Родился он 8 июля 1974 года. У вас есть сын Томас, который родился 9 июля того же года. Я прав?

– Томас Пайге Райс, – сказал Бэд, повысив голос. – А в чем дело?

Маккензи, положивший бумаги назад в атташе-кейс, никак не мог закрыть замок. Он молча возился с ним, и это действовало на нервы. К тому же Лаура сразу поняла, что Маккензи умышленно тянул время; чувствовалось, что он напряжен. Закрыв наконец замок, он посмотрел на Бэда, перевел взгляд на Лауру и снова на Бэда.

– Мистер и миссис Райс, это самое тяжело дело из всех, с какими мне приходилось сталкиваться за четырнадцать лет адвокатской практики. Есть основания считать, что в родильном доме была допущена ошибка и обе семьи получили не своих детей.

Лаура охнула, а Бэд, сидевший рядом с ней на диване, вскочил.

– Что? Вы с ума сошли, – закричал он. – Вы сошли с ума, раз приходите к нам с подобным бредом.

– Хотел бы я, чтобы это было так, мистер Райс. Но могу сказать вам… я представляю семью и мы уже несколько месяцев ведем расследование и, к сожалению…

– Я не хочу об этом слышать, – снова заорал Бэд. Лаура прикоснулась к его руке.

– Бэд, пожалуйста, не надо. Мы должны выслушать.

Слава Богу, мальчиков нет дома. Сердце ее стучало, как…

– Посмотрите на мою жену. Она сейчас упадет в обморок.

Маккензи покачал головой.

– Не знаю что и делать. Я должен вам об этом сказать, но я не хочу, чтобы миссис Райс стало плохо. Что же мне делать? – Он с состраданием посмотрел на Лауру.

– Конечно же, продолжайте, – прошептала она.

– Те, другие люди, когда им об этом сказали, обратились ко мне. Они были потрясены так же, как и вы, так же, как и вы, не могли поверить…

– Это какой-то трюк, – перебил его Бэд. – Такого не бывает. Это все подстроено и я, черт возьми, выясню, что за этим кроется. – Щеки у него пылали, на шее, видневшейся из-под расстегнутого воротничка рубашки, вздулись жилы. – Прийти к нам и до смерти напугать, – он опомнился и заговорил потише. – Я не виню вас, мистер Маккензи. Вы адвокат и с какой бы невероятной надуманной историей ни обращались к вам клиенты, вы все равно должны их выслушать. Но я-то не должен.

– История и вправду невероятная, – спокойно ответил Маккензи, – но она не выдумана. Могу ручаться. Я знаю этих людей, они мои друзья, а не просто клиенты, и они честные люди. Кроме того, само собой разумеется, что я провел собственное подробное расследование. Мы просмотрели архивы, которые после закрытия роддома Барнса были переданы в больницу имени Вильсона, мы расспросили сестру родильного отделения роддома Барнса, которая до сих пор работает в этой больнице. Но она, естественно, ничего не знает. Единственное, что нам удалось установить точно – помимо ребенка той семьи в послеродовом отделении в тот период находился лишь один младенец мужского пола – сын Омера и Лауры Райс.

Бэд тяжело дышал, наклонившись вперед и положив на колени сжатые в кулаки руки. – Хватит, прошу вас. Достаточно, мистер Маккензи, – он все еще сдерживался и говорил спокойно, хотя было видно, что это дается ему с большим трудом. Лаура заговорила очень тихо:

– Нет, Бэд, не хватит. Мы должны выслушать все до конца. У нас нет выбора, – и она сжала подлокотник дивана, словно желая укрепить себя.

– Месяцев пять назад, – начал Маккензи, – у сына этих людей Питера, который, надо сказать, был болен с самого рождения, наступил кризис. За прошедшие годы они перебывали во всех крупнейших медицинских центрах страны – в Балтиморе, Нью-Йорке, Атланте. В больнице, куда его положили в последний раз, решили провести генетическое исследование, для которого потребовался всесторонний анализ крови родителей – ДНК и все такое. Тогда-то и выяснилось, что Питер никак не мог быть их сыном.

– А разве в лабораториях не делают ошибок? – От самоконтроля Бэда не осталось и следа. – Какой-то ничтожный лаборантик пришел к выводу, что это не их ребенок. А эти люди и сами порядочные ничтожества. И вот они начинают разнюхивать, а где же их сын и кто он, и решают, что мой мальчик и есть их сын. Ну нет. Они, что, за дурака меня принимают?

– Я знаю, это похоже на загадочную детективную историю, но… – начал Маккензи, но Бэд опять перебил его:

– Лишь отчасти. Том мой сын, и тут нет никакой загадки. Все. Точка.

Несколько минут все молчали. Лаура вытерла вспотевший лоб и руки и, скомкав в руке носовой платок, ждала, что будет дальше.

– Здесь у меня кое-какие документы и выписки, – мягко проговорил Маккензи, – хотите взглянуть?

– Нет. Не буду я все это читать, чтобы вы не подумали, будто я придаю всему этому вздору хоть какое-то значение, – выкрикнул Бэд.

Маккензи попробовал другой подход и обратился к Лауре:

– Вам же самим станет спокойнее, если вы как можно больше обо всем узнаете.

– Мы и так спокойны, – ответил за Лауру Бэд. – Абсолютно спокойны.

– Я бы на вашем месте не был. В то время, когда ваш сын и тот другой мальчик находились в роддоме, там было всего пять новорожденных и три из них – девочки.

– А теперь послушайте, что я вам скажу, – решительно изрек Бэд. – В роддоме в тот период наверняка находились и другие новорожденные, в том числе и мальчики. Какого-нибудь младенца могли случайно принести в послеродовое отделение из отделения патологии. Разве можно утверждать, что их сына перепутали именно со вторым малышом в послеродовом отделении, которым, по случайному стечению обстоятельств, оказался наш ребенок? Это противоречит здравому смыслу.

– Едва ли можно всерьез принимать в расчет возможность, которую вы обрисовали, мистер Райс, хотя исключать ее полностью тоже нельзя, – Маккензи помолчал. – Вот почему мы должны все проверить, все предусмотреть. Мои клиенты уверены, что подмена могла произойти только в родильном доме. Как только малыш оказался дома, его ни на минуту не оставляли без присмотра.

– Еще одна выдумка, – сказал Бэд.

– Ну, это легко проверить. Для этого требуется лишь сделать анализ крови вам обоим и вашему сыну.

– Анализ крови! – взорвался Бэд. – Да будь я проклят, если мы согласимся. Это неконституционно, это вмешательство в нашу личную жизнь.

– Нет, – возразил Маккензи. – Я могу получить судебное постановление, мистер Райс, но я предпочел бы этого не делать.

У Лауры подступила тошнота к горлу. Если бы Бэд попросил его уйти, если бы она могла лечь и собраться с мыслями.

– Но какого черта они не подадут в суд на роддом? – потребовал Бэд. – И не оставят в покое других людей?

– Как я вам сказал, роддом прекратил свое существование. Да и в любом случае эта семья никому не хочет причинять неприятностей. Их единственное желание – узнать, что стало с ребенком.

Только сейчас Лаура в полной мере осознала весь ужас положения. Слезы, которые она давно мужественно сдерживала, полились потоком. Она закрыла руками пылающее лицо, не пытаясь их вытереть.

– Посмотрите, – грубо сказал Бэд, – посмотрите, что творится с моей женой. В прекрасный летний день разваливается семья. Только и всего! – Он щелкнул пальцами. Потом вял со стола фотографию Тома и поднял ее. – Вот наш сын. Он не узнает ни слова из того бреда, что вы нам тут наговорили. Это ясно? Это разбило бы ему жизнь, и я этого не допущу.

– Красивый молодой человек, – только и ответил Маккензи и снова открыл свой атташе-кейс. – У меня с собой фотография Питера Кроуфильда.

– Ну и держите ее при себе, – откликнулся Бэд. Но Маккензи достал фотографию и повернул так, чтобы ее было хорошо видно. Лаура против воли подняла глаза. С фотографии на нее смотрел светловолосый юноша. Узкое лицо с тонкими чертами. Короткий нос, длинная верхняя губа, ямочка на подбородке… Это было лицо Тимми.

– Это Тимми. Боже мой, это же Тимми, – простонала она.

Протянув руку, Бэд взял фотографию.

– Это вовсе не Тимми, – тихо проговорил он. – Я улажу это дело. Предоставь это мне.

– Думаю, вам придется воспользоваться услугами адвоката, мистер Райс, – спокойно посоветовал Маккензи. – Само по себе ничего не решится.

– Так я и сделаю, черт возьми. Мои дела ведет адвокатская контора «Фордайс и Фордайс». Я затаскаю этих людей по судам, если они не оставят нас в покое. Полагаю, их следующим шагом будет установление опекунства, да? – скривился он. – О Господи!

– Ни о каком опекунстве не может быть и речи, когда ребенку исполнилось восемнадцать.

«Кто эти люди, – думала тем временем Лаура, – чего они добиваются? Мой Том принадлежит мне. О, Бог мой, я не верю всему этому, я не могу, не хочу верить. Что из того, что этот мальчик похож на Тимми? Многие ребята похожи на Тимми».

Маккензи переводил взгляд с Бэда на Лауру. Бэд уставился в пол. Руки, висевшие вдоль тела, были сжаты в кулаки. «Он постарел за какие-то полчаса, – подумала Лаура, и, подняв голову, встретилась взглядом с Маккензи. Карие глаза печально смотрели на нее. Ему было жаль их. Судя по всему, он был порядочным человеком. Почему-то она доверяла ему.

– Кто эти люди? – спросила она. – Можно нам узнать?

– Ну конечно. Они уже про вас знают из больничных записей.

– Вы же сказали, что роддом больше не существует, – взвился Бэд.

– Его продали, а вся документация была передана в больницу имени Вильсона. Их фамилия Кроуфильд. Они владельцы универсального магазина. Артур и Маргарет Кроуфильд. Когда-то они жили здесь, но несколько лет назад продали здешний филиал, оставив за собой лишь основной магазин, расположенный напротив здания законодательного собрания. Вы, наверное, в нем бывали.

Бэд нахмурился, отчего на переносице образовалась прямая красная линия.

– Кроуфильд? Вы хотите сказать, что они… они же не…

Маккензи пристально посмотрел на него.

– Не что? Евреи? Да, они евреи.

– Ну и ну. Вы не только приходите к нам с абсолютно неправдоподобной историей, что само по себе оскорбительно. Теперь вы наносите нам новое оскорбление. Евреи! Какой позор!

Бэд с трудом выговаривал слова. Он снова плюхнулся в кресло. «Его, пожалуй, удар хватит, – подумала Лаура, – но я не могу позволить себе распускаться». И ей вдруг показалось, что несмотря ни на что она сумеет справиться с этой катастрофой. Как-нибудь да сумеет. Тома необходимо защитить.

– Вы сказали, мистер Маккензи, что тот другой мальчик, Питер, был болен.

И снова она встретилась с ним взглядом и снова увидела сочувствие в карих глазах.

– Да, чуть ли не с рождения. Вернее сказать, с самого рождения. У него был цистофиброз.

У нее опять громко и учащенно забилось сердце, словно готово было выпрыгнуть из груди. Цистофиброз. И мальчик на фотографии был похож – да, да, был похож – на Тимми. Она все же заставила себя задать следующий вопрос:

– И что с ним стало? Я имею в виду, как он сейчас?

– Он умер, миссис Райс. Умер три месяца назад.

ГЛАВА 2

– Не знаю, как это тебе удается, – сказала Маргарет Кроуфильд. – Носишься по всему штату в связи со своей предвыборной кампанией, а теперь на тебя свалилось и наше дело. Ты, должно быть, совсем измотался.

– Я люблю активную деятельность, – ответил, улыбаясь, Маккензи.

В Маргарет он ощущал какую-то крестьянскую силу, которая ему импонировала. Конечно, слово «крестьянский» плохо вязалось с женщиной, в которой все – от уложенных в модную прическу вьющихся черных волос до алых босоножек на ногах – было образцом элегантности. Но телосложение у нее было крепким, а весь вид свидетельствовал о долготерпении, несвойственном горожанам. Бывая у Кроуфильдов, он каждый раз завидовал Артуру, думая, как же хорошо быть женатым. Но сам тем не менее до сих пор так и не женился.

– Итак, ты был там вчера, – с легким оттенком нетерпения сказал Артур. – И?..

– И, как я сказал тебе по телефону, полагаю, что это и есть нужные нам люди.

– Почему, Ральф? – поспешила задать вопрос Маргарет. – Из-за косвенных улик? Потому что их ребенок был единственным, помимо нашего, новорожденным мальчиком в послеродовом отделении?

– Это, конечно, немаловажный фактор. Но есть и еще кое-что. Миссис Райс была поражена, когда я показал ей фотографию Питера. Это было очевидно. И она сказала мужу, что Питер похож на Тимми. У них, если помните, два сына – Том и Тимми.

– И Том старший, – заметил Артур. – По твоим словам, ты видел его фотографию. И?.. – опять спросил он.

– На мой взгляд, довольно интересный юноша. – Затем увидев, как они напряглись, как подались вперед, подумал: «Не слишком ли много я сказал?» и быстро пошел на попятный. – Конечно, ей могло показаться, что Питер похож на ее сына. Утверждать что-либо можно только на основании результатов анализа крови, как вы прекрасно понимаете.

– Но мистер Райс, по твоим словам, возражает, так?

– Это не имеет значения. В случае необходимости мы можем получить судебное постановление, хотя, думаю, до этого дело не дойдет. Миссис Райс готова сделать анализ.

– Она, похоже, ведет себя более разумно, – сказала Маргарет.

– Так оно и есть. – Маккензи вспомнил, как, пытаясь восстановить самообладание, она закрыла лицо руками, а потом взглянула на него с такой мукой во взоре, как какой-нибудь перепуганный зверек за миг до того, как прозвучит выстрел.

– Как она выглядит? – продолжала свои расспросы Маргарет.

Он знал, что вопрос был продиктован не только естественным любопытством женщины в отношении другой женщины. Маргарет была уверена, что у этих людей находился ее сын.

– Блондинка, – ответил он. – Одета просто. Изысканная и утонченная. Но ради Бога, Маргарет, не возлагай сразу слишком больших надежд на то, что это и есть окончательное решение вопроса.

– Ну, а про него что ты скажешь? – вставил Артур. – У меня сложилось впечатление, что он тебе не понравился.

От Артура ничего не ускользало. У него было бледное лицо человека, проводящего большую часть времени в закрытых помещениях. Фигура также свидетельствовала о малоподвижном образе жизни. Такими принято представлять ученых. Глаза светились умом и проницательностью. В разговоре с ним необходимо было следить за каждым своим словом, каждым оттенком голоса.

«Может, я уже сказал слишком много?» – вновь спросил себя Ральф. Наверное, не стоит правдиво отвечать на вопрос Артура, говорить, что вспыльчивостью, упрямством и антисемитизмом Райс вызвал его раздражение. А вдруг окажется, что Райсы все же не те люди, которые стали родителями сына Кроуфильдов?

Хотя Ральф не сомневался, что это они и есть.

– Не могу сказать, понравился мне Райс или нет, – ответил он. – Трудно составить о ком-то определенное мнение за такое короткое время.

– Все продвигается так медленно, – пожаловалась Маргарет. – На протяжении месяцев после смерти Питера бесконечные совещания, переговоры, выяснения… Дело движется медленно как айсберг.

Она провела рукой, смахнув со стола стакан с имбирным элем, который упал на пол и разбился. Смутившись, поспешно извинилась.

– Прошу прощения. Терпение не относится к числу моих добродетелей.

– Напротив, ты исключительно терпеливый человек, – возразил ей Артур. В подобной ситуации и святой вышел бы из себя. Наклонившись, он стал собирать осколки бумажной салфеткой.

Артур изъяснялся как профессор. В этом не было ничего показного, нарочитого, просто у него была такая манера излагать своим мысли. «Да, ему следовало стать профессором», – с любовью подумал Ральф. И про себя невольно сравнил Кроуфильда с Райсом: какой любопытный контраст. Как она называла мужа? Кажется, Бэд. И еще одно сравнение пришло ему на ум: Бэд и его жена. Тоже любопытный контраст. Лаура – в звучании ее имени было что-то успокаивающее.

Артур соорудил из салфетки пакетик и положил его на стеклянный столик.

– Осторожнее. Сейчас я его выброшу. Я хочу спросить тебя, Ральф, что же дальше?

– Дальше. Завтра я собираюсь позвонить миссис Райс. Попытаюсь выяснить, когда они смогут прийти в больницу, чтобы сдать анализ крови. Если мы не сумеем договориться, мне придется… – Он замолчал, потому что в этот момент на тускло освещенной лужайке появилась дочь хозяев дома.

– Продолжай, – сказала Маргарет. – У нас нет секретов от Холли. В сентябре она уже пойдет в колледж. Она не ребенок.

– Кто не ребенок? – спросила Холли. – О, Ральф, это ты. А я как раз занималась предвыборной агитацией в твою пользу. – Она чмокнула его в лоб.

– Не ребенок – это ты, – ответил Ральф, – хотя я с трудом могу в это поверить. Кажется, я впервые встретил тебя чуть ли не вчера, ты катила по улице роскошную кукольную коляску.

– Помню. Это был подарок бабушки. Бабушка всегда делала мне роскошные подарки.

– Ральф встречался с родителями того другого мальчика, – объяснила Маргарет. – Об этом у нас и шел разговор.

– Надеюсь, что он не тот, кого мы ищем, – заявила Холли с неожиданной злобой. – В университете штата есть один Райс. Брат Элисон его знает. Говорит, он ужасный тип, настоящий фашист.

Все внезапно застыли. Ральф скользнул взглядом по траве на лужайке, потом посмотрел на низкую коричневую пристройку к дому. Это был мирный дом, чем-то похожий на японский. Он представил, какое несчастье может ни с того ни с сего обрушиться на его обитателей.

«Евреи… какой позор… это новое оскорбление…», – вспомнились ему слова Райса. С таким отцом сын вполне мог превратиться в подобие фашиста.

– Он сотрудничает в какой-то поганой газетенке, – снова заговорила Холли. – Фанатики с крайне правыми взглядами.

Повернувшись к ней, Ральф осознал, какое воспоминание внезапно пронеслось у него в голове: глаза молодого человека на фотографии, которую Райс сунул ему под нос. Необычайно большие, широко открытые глаза с тяжелыми веками сразу приковывали к себе внимание. Сейчас он видел те же самые глаза на лице Холи. Не такая темная, как Маргарет, но и не светловолосая, как Артур, внешне Холли была привлекательнее их обоих. У нее было незаурядное, своеобразное лицо. Своеобразие ему придавали глаза. Такие глаза не забываются.

Старясь не показывать охватившего его глубокого беспокойства, Ральф сказал Холли:

– Райс – распространенная фамилия. Не делай поспешных выводов.

Ему показалось, что все трое одновременно протяжно вздохнули. Должно быть, напряжение, в котором они жили в эти дни, было невыносимым. И, посмотрев на часы, он добавил:

– Ну, мне пора. Нужно еще подготовить текст выступления, придется просидеть полночи. Но завтра с утра я снова займусь вашим делом.

– Что ж, мы всегда на месте. Мы будем ждать, – спокойно ответил Артур.

* * *

Они стояли и смотрели на удалявшуюся машину Ральфа и только когда она исчезла из виду, вошли в дом. В течение последних месяцев Маргарет все свои надежды связывала с Ральфом, словно он был волшебником, способным найти верное решение, не располагая никакими данными, или электронным мозгом, который решает любую поставленную перед ним задачу, или целителем, залечивающим раны прикосновением руки.

– Думаю, Ральф на верном пути, – отрывисто сказала она, – и он сам это знает. Он просто не хочет обнадеживать нас, пока все окончательно не проверит. Да, думаю, это так.

– Что если это действительно он, ма? И если это тот самый Райс, о котором рассказывал брат Элисон? Что нам тогда делать? – спросила Холли.

– Ну, ну, – мягко прервал ее Артур. «Что если» никогда и ничего не решает. Поживем увидим. А сейчас пойдемте отдыхать. Нужно как следует выспаться.