Текст книги "Второй Эдем"

Снова на кухне

Однако у старухи (ее звали Рут) не было ни сценария для прочтения, ни портфолио для просмотра. Макс много лет не встречал таких людей.

– Не стоит входить на кухню к людям и начинать говорить непристойности об их овощах, – сказала Рут. – Что, скажи на милость, подумала бы твоя мама?

Макс на секунду задумался.

– Маме наплевать, – сказал он. – Она любит непристойности. Это ее стиль жизни. Она только что снялась для разворота в «Пентхаусе», ноги врозь, и все дела.

Теперь опешила Рут. Она подняла бровь, как бы говоря: «Бывает», и вернулась к чистке овощей. Дверь открылась, и появился старик. Он был, очевидно, заражен той же болезнью, что и старуха, его лицо было такое же мешковатое и морщинистое. Но казалось, что его состояние еще хуже, потому что под глазами у него висели огромные мешки, по всему носу шли красные прожилки, а из ушей торчали огромные клочки жестких волос. Макса чуть не стошнило.

– Это мой муж Шон, – сказала старуха, засыпая нарезанную картошку и морковь в кипящую воду. – А меня зовут Рут. Розали – наша внучка. Она скоро придет. А пока не хотите ли перекусить? Ничего особенного, тушеное мясо с картошкой и морковью.

Макс и Натан помедлили.

– Эта картошка? – поинтересовался Макс.

– Вы знаете, – сказала Рут, – на самом деле овощи выглядят именно так. Шишковатые и с глазками. Это настоящая картошка.

– Вы шутите, – сказал Макс.

Визуально-гастрономический трюк

Но старуха была права. Несколько поколений назад, до того, как владельцы супермаркетов сыграли с покупателями злую шутку, у картошки были глазки, а у моркови – волоски.

К сожалению, настоящая еда печально известна своей недолговечностью. Ее трудно выращивать, она битком набита бактериями и быстро портится. Мерчандайзеры сходили с ума, пытаясь рентабельно использовать магазинные полки. Производители сделали все, чтобы общественность приняла новые стандартизированные овощи и прочие продукты. Вымороченную, безвкусную дрянь безукоризненного вида и идеальных размеров, которую легко выращивать и перевозить и которая долго хранится. Фокус удался: люди действительно предпочли в результате такую еду, потому что она хорошо выглядит. Им понравились маленькие твердые бледно-розовые помидоры и маленькая твердая бледно-желтая картошка, выглядевшая чистой и свежей, без ужасных глазков, которые нужно вырезать.

Против новшества восстали только две группы населения: слепые, что вполне понятно, и ведущие телешоу. Проблема телевизионщиков состояла в том, что с появлением унифицированных продуктов они лишились своей излюбленной шутки. Из продажи исчезли овощи, по форме напоминающие гениталии, – главный овощной прикол, веселивший не одно поколение зрителей. Люди соревновались, кто пришлет самую неприличную по форме морковь и самый многозначительный кабачок. К несчастью, подмена настоящей еды искусственной положила конец этой забаве.

Откровение тушеной баранины

Макс и Натан просто не верили себе. Еда оказалась потрясающей. Они и представить себе не могли столь удивительно картофельный и столь морковный вкус. Каждый кусочек барашка словно содержал в себе тысячу барашков. Лук и зелень дарили непередаваемый вкусовой фейерверк, настоящий оргазм, после которого языки лежали во рту обессиленные, ублаготворенные, как бы говоря: «Это было незабываемо, дорогая».

– Мы всё так и выращиваем, старым естественным способом, – сказал Шон. – Как следует этого не сделаешь: грунтовые воды у нас такие же отравленные, как и у всех. К тому же приходится пользоваться искусственным солнцем. Но все равно мы молодцы.

– Вы невероятные молодцы, – сказал Натан, подбирая подливку кусочком хлеба. На минуту он почувствовал себя почти счастливым, но затем снова вспомнил, что Флосси его больше не любит и поэтому он никогда больше не будет счастлив.

– И это еще не все, – сказала Рут, скромно приняв похвалу. – Взгляните-ка! – С этими словами она достала из кармана фартука морковку, похожую как две капли воды на большой член с двумя маленькими яичками. – Я просто не могу резать это, пока не покажу Шону, – сказала она, чуть не плача от смеха. – Разве не умора?

Все согласились, что это действительно умора, и, отсмеявшись, Макс и Натан взяли себе добавку.

Когда они кончили есть, Макс настолько расчувствовался, что решился заговорить о странном заболевании хозяев.

– Послушайте, – немного нервничая, начал он. – Я не знаю, что с вами случилось, но я уверен, что смогу порекомендовать вам, к кому обратиться. Ну, в смысле, ваши… лица. – Рут и Шон не понимали, о чем речь, и он попытался объяснить. – Ну, знаете, складки кожи, волосы в ушах и… ну, есть врачи, которые могут… Ай!

Восклицание вырвалось у него, потому что Натан больно лягнул его под столом. Тот понял, что Рут и Шон вовсе не больны. Они просто старые. Хотя даже для Натана, который жил далеко не в таком косметически продвинутом мире, как Макс, старая пара выглядела необычно. Почти все, начиная стареть, хоть что-нибудь делали со своим лицом. Небольшую подтяжку, легкий электролиз, миостимуляцию, но эти двое позволили природе делать свое дело, не вмешиваясь.

– Знаешь, а таких, как мы, много, – сказал Шон. Макс надеялся, что это неправда.

Когда обед кончился, они взяли по кружке пива и разговорились. Они бы с удовольствием поболтали о чем угодно, однако через тридцать секунд Натан перевел разговор на свои отношения с Флосси.

– Мне говорят, что я страдаю от классической ревности, но я не согласен. Видите ли, Рут, я ее люблю, правда, и теперь я это знаю…

К счастью для Натана, когда Макс уже совсем собрался его задушить, они услышали, как к дому подъезжает грузовик. Рассвет еще не наступил, и, когда взволнованная Рут выглянула в окно, она различила в темноте знакомую фигуру. Через несколько секунд в коттедж вошла Розали.

– Привет еще раз, – сказала Розали Максу, вешая свой берет и автомат у входа.

Макс не знал, что сказать. Ему хотелось крикнуть: «Она! Она!» Так он и его друзья в школе сообщали друг другу, что встретили девушку своей мечты. Если и до этого Розали вызывала отклик в глубинах души Макса, то сейчас она заставляла его душу кричать. Увидев ее в этой дикой местности (для Макса все, что находилось за пределами города, было диким) в берете и с автоматом, он осознал, что такое сила и дерзость. Он готов был сейчас же сделать ей предложение, но решил, что будет выглядеть легкомысленным, ведь это всего лишь вторая их встреча. И вообще, он развелся только несколько дней назад и не хотел показаться ветреником. Особенно перед бабушкой своей будущей жены.

– Привет, – сказал он, думая, что мог бы сказать что-нибудь менее банальное.

– Ну, – сказала Розали. – И кто твой друг?

– Его зовут Натан Ходди.

– Я сценарист, – вмешался Натан, – и я думал, что не люблю свою жену, но когда она ушла от меня, оказалось, что я все-таки люблю ее. Вообще-то мы встречались у Пластика Толстоу, когда вы пытались его убить, но, возможно, вы меня не помните.

Длинная рука закона

Тем временем полицейские окружали коттедж. Гарда действовала по запросу ФБР, собиравшегося, как сказал Коготь Джуди, перевезти Розали в Соединенные Штаты, чтобы она предстала перед судом за нападение на «ДиджиМак». Если бы не ФБР, Гарда с радостью оставила бы Розали в покое. Европа кишела террористами. Если требовалось арестовать террориста, можно было попросту найти кого-нибудь в местном баре. Для этого не обязательно тащиться через всю страну. Да еще ползать по-пластунски в мокрой траве.

– Ради всего святого, прекратите ныть, – приказал сержант Гарды констеблям. – Некоторым копам, знаете ли, надо семью кормить, и вообще, не такое уж это сложное задание для настоящих профессионалов.

Сержант рассуждал здраво. Ничто не предвещало осложнений. Грузовик, который привез Розали, уехал, так же как и лимузин, на котором прибыли Макс и Натан. Домик был совершенно не защищен, и в нем находились только его обитатели.

Работа над фильмом

Внутри домика Натан толкал идею. Делал это так, как умел, то есть отчаянно. Словно находился в той ужасной зоне неброских бунгало, где умирают идеи.

– Мы видим картину идейной, глубоко идейной, там будет очень много идеологии. Фильмы про красоток и постель – это не для нас. Для нас компромисса не существует. Для нас важное слово «принцип», это два очень важных слога. Но мы хотим быть первыми. Разумеется, мы хотим быть первыми. Мы не признаем других вариантов. Мы хотим быть первыми, и вы хотите быть первыми, потому что никто не помнит слабаков, пришедших вторы…

– Извините, – перебила его Розали, которая никогда раньше не была в подобной ситуации и изумилась такому количеству бреда. – А можно обойтись без этой кучи дерьма?

– Разумеется, конечно! Давайте обойдемся без кучи дерьма, – согласился Натан.

Натан всегда соглашался. Он был писателем, и поэтому каждый раз, развивая идею, он инстинктивно со всеми соглашался. Писатель может протолкнуть свои идеи только посредством агрессивного согласия. Здесь все просто. Писатель высказывает мысль и ждет от клиента возражений. Услышав и приняв их к сведению, он взахлеб соглашается со всем, что сказал клиент, прибавив, что чувствует себя полным идиотом, оттого что не додумался до этого сам. Затем он повторяет услышанное, словно суммируя пожелания клиента, и благодарит его за то, что тот настолько четко расставил все на свои места.

Иногда это срабатывает, но только если говоришь с клиентом. Розали не была клиентом, и все это показалось ей полной ахинеей.

– Можно я скажу то, что поняла? – спросила она. – Вы говорите, ваш Пластик Толстоу хочет снять фильм о группе «Мать Земля», а я должна помочь вам попасть в мой отряд, чтобы вы могли точно передать все детали и атмосферу. Правильно?

– Абсолютно, – согласился Натан. – Мне кажется, именно это я и пытался сказать, но не мог выразить все так четко, пока вы не объяснили.

– И вы наверняка помните, что я – та самая женщина, которая на ваших глазах пыталась пристрелить человека, на которого вы хотите заставить меня работать.

– Да, но дело вот в чем, – вставил Макс. – Пластик считает, что сможет использовать тебя, но на самом деле это ты используешь его. Рулить будем мы! Я звезда, я могу пойти к любому режиссеру, а Натан напишет сценарий. Разве не понятно? Мы у руля. Мы можем сделать фильм, который выставит твоих людей в самом привлекательном свете, который выставит тебя в самом привлекательном свете. Вы будете выглядеть героями.

– В жизни не слышала такой ерунды, – сказала Розали, и Макс пришел в восторг от того, как она это говорила. – Я, конечно, мало что знаю о Голливуде, но даже мне понятно, что единственным человеком у руля в ленте Пластика Толстоу будет он сам.

– В ленте? – спросил Макс. – Что такое лента?

– Фильм, кино, – объяснил Натан. – Розали имеет в виду фильм Толстоу.

– А-а, понятно… Ну, мы конечно же расскажем немного и о «Клаустросфере», – согласился Макс. – Компромисс – это хорошо.

– Мне нравится компромисс. Это так сексуально, – согласился Натан.

– На хрен компромисс, – сказала Розали и добавила: – Извини, бабушка.

– Я согласен с тем, что Розали только что сказала насчет компромисса, – поддержал ее Натан. – Не думаю, что он нам нужен. Я уверен, что и бабушка со мной согласится.

– Ну как же, компромисс непременно нужен, – возразил Макс.

– Вот именно, – агрессивно согласился Натан. – Нам нужен компромисс, нам не нужен компромисс. Одно другого не исключает, это же так правильно.

– Я согласен, – сказал Макс. – Компромисс показывает, какие замечательные люди работают в группе «Мать Земля». Люди, которые не боятся узнать точку зрения других. Отзывчивость и уязвимость сейчас сильно в моде.

– Ужасно сильно, – согласился Натан, – поверь мне, Розали. Уязвимость в моде. В прошлом месяце была премьера новой ленты: никакой уязвимости, и она умерла. Холодный труп. В кинотеатре воняло кислой капустой.

– Вы оба совершенно рехнулись, – сказала Розали и взяла свой мобильный телефон. – Я позвоню ребятам, которые вас сюда привезли, они рядом, в деревне. Пусть отвезут вас обратно в Дублин.

– Что? Сейчас? – спросил Макс.

– Разумеется, сейчас, придурки. Чем быстрее вы отсюда уедете и перестанете транжирить мое драгоценное время, тем лучше. И прибавлю, что мне плевать, увижу я вас когда-нибудь еще или нет.

– То есть это означает «может быть»? – спросил Натан.

– Розали, – умоляющим тоном сказал Макс, видя, как ускользает возможность узнать ее поближе. – Мы сделаем из тебя национальную героиню!

– Мы говорим о ленте! – добавил Натан.

Ни Натан, ни Макс совершенно не понимали ее. Они думали, это просто шутка. В их мире зеленый свет фильму с готовым бюджетом был великой жизненной целью. От такого не отказываются.

– Мистер Ходди, – спросила Розали, – если фильм действительно снимут, то когда его покажут?

– Когда? В идеале через восемнадцать месяцев. В реальности максимум через два года.

– Ага, ну так вот, я считаю, что через два года уже может и не быть зрителей, которые пришли бы посмотреть его. Разве что люди смогут взять его запись с собой в клаустросферы, когда начнется «бегство крыс»! Господи боже мой, мистер Максимус, когда я услышала, что вы нас ищете, я подумала, что вы, возможно, действительно хотите к нам присоединиться.

– Хочу! Очень хочу! – воскликнул Макс.

– Нет, вы не хотите! Вы мечтаете использовать нас, вот и все. Это просто позор, и ничего больше. Такой человек, как вы, мог бы помочь нам найти общий язык с молодым поколением и…

Розали замолчала. Она не хотела признаваться в этом даже себе, но она волновалась перед новой встречей с Максом. И не только по профессиональным причинам. Он понравился ей с той самой встречи в студии «ДиджиМак». Понравился, несмотря на то, что тогда у него на лбу красовался рог. К тому же он спас ее от Пластика Толстоу. Розали любила мужчин, совершавших подобные поступки. Да, сомнений нет, Розали немного увлеклась Максом Максимусом. А теперь выясняется, что он просто очередной мерзавец, работающий на «Клаустросферу».

– Я вас даже близко ни к одной операции не подпущу, будь один из вас хоть Юргеном Тором.

Макс видел, что еще не все потеряно и ситуацию можно исправить. Он собрался было попробовать, но тут события вышли из-под контроля.

Глава 14
Стоячая овация

В осаде

Полицейские снаружи были готовы к захвату. Офицер, ответственный за проведение ареста, выстрелил из револьвера в воздух и по мегафону сообщил находящимся в доме, что они окружены. Офицер добавил, что он и его люди прибыли арестовать женщину, известную как Розали Коннолли. Если она выйдет из дома добровольно, никто больше не пострадает и не будет задержан.

В кухне на секунду воцарилось молчание. Глаза Розали впились в Макса. Неужели американец и англичанин как-то с этим связаны? Розали ничего не имела против янки, но она и в лучшие времена была не самого высокого мнения о британцах, и ей казалось подозрительным, что Гарда появилась сразу после прибытия шоуменов. Макс съежился под взглядом Розали. Он был хорошим актером и сделал карьеру, благодаря умению выразить мысль одним только взглядом. И конечно, он умел читать мысли других людей. Он знал, о чем подумала Розали.

– Розали, клянусь, я… – попытался оправдаться он, но бабушка Розали оборвала его:

– С вами это никак не связано. Так что молчите и не высовывайтесь, и тогда с вами ничего не случится.

Ее муж тем временем смел китайские статуэтки с красивого старинного комода, стоящего в углу комнаты. Освободив крышку, он распахнул тайник с оружием.

– Если вы станете сражаться, – сказал Макс, – я с вами.

– Что? – ахнул Натан.

Рут тоже удивилась, но она не собиралась смотреть в зубы дареному коню.

– Ты стрелять умеешь? – спросила она.

Макс снисходительно взглянул на нее.

– Рут, я родом из Лос-Анджелеса. А там главное – не забыть, что можно не стрелять.

Шон всучил Максу в руки автомат. Второй он предложил Натану.

– Мы здесь для того, чтобы работать над фильмом! – в ужасе взмолился Натан.

– Уже нет! – вскричал Макс. – Теперь мы защищаем дом!

Макс был очень взволнован. Он любил совершать безумства, а безумнее того, что он собирался сделать, просто не придумаешь. Вообще-то единственное, что он любил больше безумных поступков, это совершать безумные поступки в присутствии красивых девушек. Особенно в присутствии красивых девушек, с которыми он хотел бы проводить долгие романтические вечера, потягивать вино, разговаривать и бесконечно заниматься любовью в самых разных заманчивых позах и в самом разном антураже.

Натан видел, что Макса даже не стоит пытаться урезонить, и нырнул под кухонный стол. Ничего лучше он просто не придумал.

Рут и Шон оба были вооружены. Старик выбежал из кухни прикрывать дом с тыла, а Рут высадила стекло в кухонном окне и приготовилась отстреливаться. Макс, следуя примеру вооруженной бабушки, тоже высадил стекло и осмотрел свое оружие. Он хотел убедиться, что знаком с принципом его работы и не будет недоуменно вертеть автомат, когда придется перезаряжать его в пылу битвы. Розали также взяла свой автомат со стены и вроде бы приготовилась стрелять, но замерла. Ее лицо вытянулось, она стояла посреди кухни, совершенно подавленная.

– Бабуль, – сказала она. – Это глупо. Мы в ловушке, отстреливаться нет смысла, они нас окружили. И вообще, мы ведь не хотим убивать невинных копов. Я хочу сказать, это ведь нехорошо, верно?

– Нет, дорогая, – ответила бабушка. – Учитывая все, что у них на тебя есть, они тебя на веки вечные упрячут. Ты сядешь лет на тридцать.

– Тридцати уже не осталось, бабушка.

– Вот именно, поэтому ты должна сражаться. – Ее палец на курке побелел. – Твои родители не боялись никаких копов и погибли в перестрелке у Селлафилда. Полицейские, конечно, могут быть невинными мальчишками, но их работа – охранять то, что нас убивает.

– Бабушка права, Розали! – крикнул Шон из другой комнаты. – Нельзя, чтоб они тебя сцапали. В сарае стоит мотоцикл. Мы тебя прикроем, проберешься по канаве вдоль ручья – и привет!

– Конечно, а мои бабушка и дедушка предстанут перед судом за убийство полицейских.

– Не обязательно их убивать, – вмешался Макс. – Мы просто будем стрелять, чтобы не дать им высунуться.

Но Розали была непреклонна. Дом окружен, и она попалась – вариантов, с ее точки зрения, быть не могло.

Офицер заметил, что дом готовится к обороне. Он ясно дал понять находившимся внутри, что силы не равны и любое сопротивление будет жестоко пресечено. Главным образом он напирал на то, что Розали все равно не уйти, так зачем еще кого-то убивать? Розали решила сдаться.

Тем временем Макс начал раздеваться.

Актер работает над ролью

План Макса был прост. Он напомнил осажденным, что сложение у него изящное, рост невелик, а также что он превосходный актер. На дворе по-прежнему было темно, и, насколько они знали, никто из Гарды никогда не видел Розали в лицо. Да, возможно, они заметили, как она входит в дом, но с большого расстояния и в темноте. Даже если они использовали приборы ночного видения, то могли разглядеть только ее одежду. Макс объяснял все это, раздеваясь до трусов перед ошеломленной публикой.

– Ну же, быстрее, – бросил он. – Давай мне свою одежду! Они видели, во что ты одета!

– Не дури, черт возьми. Ты ни капельки на меня не похож.

– Эй, милочка! Это мое дело, понятно? Моя стихия. Я знаю, что делаю… Там темно, холодно, копы хотят арестовать бандитку и поехать домой. Ну и позволим им арестовать бандитку, то есть меня. Поверь мне, актерское мастерство – это умение блефовать. Если вести себя уверенно, люди поведутся, невзирая ни на какие нестыковки. – Макс говорил со знанием дела, так как недавно ходил на ретроспективу фильмов с Арнольдом Шварценеггером в Американском институте кино. – Если я выйду в твоем берете, надвинутом на лоб, с капелькой косметики и в твоем платье, они не разберутся. Взгляни на вещи трезво, Розали, сколько шансов, что из этого домика выйдет американский киноактер, переодетый девчонкой-террористкой? Ноль. Копы не поверят, даже если я им свой член покажу. Они видели, как ты вошла, увидят, как ты вышла… К тому же что тебе терять… Лады, моя милая? – Последнюю часть своей пламенной речи Макс произнес, блестяще имитируя ирландский акцент Розали. Он говорил к тому же чуть выше, изменив тон голоса несильно, но достаточно. Ведь далеко не у всех женщин высокие голоса, и нет ничего смешнее, чем когда мужчина пищит, изображая женщину.

Розали отбросила сомнения. Она стянула джемпер и платье.

– Мне терять нечего. А если они раскусят тебя, в чем я не сомневаюсь, какое мне дело?

– Вот именно, – сказал Макс. – Но они меня не раскусят.

– Раскусят, если скажешь «лады», – ответила Рут. – За всю свою жизнь ни разу не слышала, чтобы хоть один ирландец так сказал.

– Мне понадобится лифчик, – заметил Макс, не удержавшись от искушения бросить оценивающий взгляд на тело Розали. Оно казалось таким – он даже не мог подобрать слова – настоящим… – И какая-нибудь для него набивка.

– Много набивки не понадобится, я не голливудская дива.

Она повернулась к нему спиной и сняла лифчик, надев футболку, которую бабушка подала ей со стоящей у камина сушилки для белья.

Макс начал входить в образ. Он побрился всего несколько часов назад в гостинице и, нанеся слой пудры, которую принесла Рут, добился сравнительно гладкой кожи. Подкрасив губы и слегка подведя глаза, он изменился до неузнаваемости… хотя, разумеется, так и остался совершенно непохож на Розали. На Розали были надеты тяжелые походные ботинки с длинными шерстяными носками, платье и пальто, а каштановые волосы забраны под черный берет. У Макса волосы были почти до плеч, так что с этим проблем не возникло, и, позаимствовав у Шона пару фермерских ботинок, он начал чудеса перевоплощения.

– Знаешь, Макс, – сказал Натан, появившись из-под стола, – может быть, у тебя и получится.

– Я не знаю никакого Макса, – ответил Макс с мягкой ирландской интонацией. – Господи, ты не представляешь, как они меня разозлили, я готова собственноручно перестрелять всех этих ублюдков из Гарды.

Натан просто ушам своим не верил. Стоило Максу напялить пальто, как он тут же стал разводить обычное актерское шаманство. Ничто так не раздражает сценариста, как заявления актеров, что они «вошли» в роль и отказываются из нее выходить. Ведь кто, как не он, сценарист, выдумал всех этих персонажей, и ему вдруг приходится выслушивать, что он ничего не понимает и только актер может действительно вдохнуть в образ душу. Натан не был автором нынешней роли Макса, но все же он терпеть не мог, когда актеры делают вид, будто игра – это «жизнь», а не просто притворство.

Макс присел на корточки и несколько раз глубоко вздохнул. Потом встал и потянулся. Постоял на голове. Полежал на спине и помычал, сначала тише, потом все громче… «мммммааааААА-АММММ». Затем поднялся. Он был готов.

– Если я выйду, – подражая Розали, крикнул он в окно, – вы точно не станете трогать моих бабусю с дедусей?

Розали поморщилась, услышав его слова, звучавшие по-деревенски и отдававшие прошлым веком, но не могла не признать, что акцент и голос очень похожи.

– Старики нас не интересуют, – ответил полицейский. – Нам нужны только вы, мисс. Мы подгоним грузовик, вы выйдете, мы посадим вас в него и уедем.

– Хорошо, – крикнул Макс. – Я выхожу. Но если вы нарушите свое слово, Пресвятая Дева Мария и сын ее Иисус узнают об этом.

Макс отвернулся от окна. Розали решила все-таки дать ему совет.

– Давай-ка поменьше этой ирландской хрени, – прошептала она.

Натан мог бы объяснить ей, что это большая ошибка. Нельзя критиковать актера во время представления. Возможно, Макс и начал влюбляться в Розали, но актер всегда в первую очередь актер, а потом уже человек. Он повернулся к ней с выражением такого презрения и ярости на лице, что она невольно попятилась.

– Слушай, детка, – прошипел он. – Я несчастный идиот, которому придется сыграть эту дебильную роль! Я тот тупой дебил, которому сейчас придется выйти туда, и я это сделаю, мать твою!

– Извини, – пролепетала Розали. – Вообще-то я считаю, что это гениально. Правда.

Она схватывала все на лету. Макс собрался. Было слышно, как к дому подъехал грузовик.

– Иди и отрывайся, мать твою, – пробурчал Натан себе под нос.

Макс поднял свой автомат, держа его над головой, ногой распахнул дверь и застыл в предрассветных сумерках. Секунду он стоял неподвижно, а потом закричал:

– Перед Богом я вручаю вам свое презренное тело, но мою бессмертную душу вам не получить! Ее я оставлю себе и Земле, которая родила меня. И я говорю вам, вам, служителям аморальных законов: за мной придут новые, лучшие мужчины и женщины, и воцарится новый порядок! Будет царить закон, оберегающий жизнь и нашу планету! Оберегающий детей! Оберегающий будущее! Вы не остановите нас, потому что мы – это Земля и все, что живет на ней!

С этими словами Макс швырнул автомат на землю и сделал шаг к грузовику, рядом с которым стоял офицер полиции; было очевидно, что он глубоко взволнован услышанным.

– Мисс, – сказал он, – я должен арестовать вас, но позвольте сказать вам, что меня это ужасно огорчает.

– Вы должны выполнять свой долг так, как вы его понимаете, инспектор, – холодно сказал Макс и проследовал мимо него в грузовик Гарды, держась в платье так, словно он в нем родился.

Оставшиеся в доме видели, как грузовик уехал, а из-под каждого куста вынырнули вооруженные полицейские.

– Хотелось бы надеяться, – сказала Розали, – что, когда они действительно возьмут меня, я выскажусь хотя бы наполовину так здорово, как он.