Текст книги "Крестоносец"

– Мне хотелось бы покататься и осмотреть окрестности, – произнесла Джоанна. – Ричард предоставит мне несколько рыцарей для охраны. Позаботьтесь о том, чтобы оказаться в их числе.

– Госпожа, – отозвался я, улыбаясь, как дурак.

Глава 12

К моей досаде, ход событий разлучил нас прежде, чем Джоанне удалось устроить свою вылазку. На следующий день мы с Ричардом делали парные упражнения на мощеном дворе дворца, когда прибыл гонец. Завидев его, король остановился, и мы отошли в сторону. Другие рыцари, ничего не замечая, продолжали наносить и отражать удары.

Гонец – жандарм из числа тех, кого оставили охранять порт, – сообщил новости. В гавань только что вошли три корабля, и на борту одного из них находился не кто иной, как Ги де Лузиньян, король Иерусалимский.

При этой вести по двору пробежала волна возбужденного гомона.

– Тут не обошлось без Конрада Монферратского, – сказал король и знаком велел мне продолжить поединок. Больше он к этому не возвращался.

Мы все еще упражнялись – обменивались ударами, наскакивали друг на друга, выискивали уязвимые места в обороне соперника, – когда появился Ги. Заметив кучку людей у входа во внутренний двор, рыцари прекратили сражаться.

– Он здесь, сир, – сказал я, уклоняясь от бокового замаха.

Ричард опустил руку. Высокий, широкоплечий, со слипшимися от пота волосами и выступающей бородкой, он был облачен в блестящую кольчугу, под которой угадывались могучие мускулы, а из оружия имел при себе острый как бритва меч и красный треугольный щит с золотым львом. Величественное зрелище: король-воитель с головы до пят. Именно поэтому он не стал снимать доспехи, сообразил я.

Ему хотелось, чтобы Ги увидел его таким.

Король подозвал де Дрюна, одного из караульных, приведших посетителей.

– Трое из них похожи как братья, сир, – вполголоса сказал я, пока гости приближались.

– Так и есть. Ги, Жоффруа и Амори. – Губы его изогнулись в усмешке. – Насмешка судьбы, да?

Я кивнул.

Де Лузиньяны являлись вассалами Ричарда как герцога Аквитанского и лет двадцать с лишним были занозой в боку у его семьи. Много раз братья поднимали мятеж против Генриха. Никому из них не стоило доверять, и тем не менее они приехали сюда и со смиренным выражением на лицах приближались к нам. С ними были и другие люди, но я никого не знал.

Лицо Ричарда сделалось непроницаемым, как всегда при обсуждении серьезных вопросов. Он смотрел, как де Дрюн, идущий на пару шагов впереди, опускается на колено.

– Прибыл король Иерусалимский, сир, а с ним его братья, Жоффруа и Амори де Лузиньяны, знатные вассалы Онфруа де Торон, Раймунд Триполийский, и Боэмунд Антиохийский, и Леон, брат князя Армянского.

Закончив докладывать, де Дрюн поклонился и отошел в сторону.

Все прибывшие преклонили колено, даже Ги. Красивый мужчина с густыми русыми волосами, он держался уверенно и был очень похож на Жоффруа – если бы не разница в возрасте, они могли бы показаться близнецами. Его родство с Амори было не таким очевидным, но тем не менее бесспорным. Онфруа, худой прыщавый юноша, не отводил печального взгляда от Ричарда. Раймунд и Боэмунд, подобно их спутникам, брили бороды по-утремерски. Как и Леон, остролицый субъект с мечом, покрытым столькими насечками, что его, по-моему, никогда не пускали в ход.

– Рад приветствовать вас, мессиры. Не ожидал встретить вас раньше, чем под Акрой, – сказал Ричард.

– Необходимость вынудила нас пуститься в путь, сир, – ответил Ги. Он указал на меч и щит Ричарда. – Вы упражнялись?

– Да. Готовлюсь воевать с Саладином. Ваш приезд заставляет меня задуматься, не ждут ли нас впереди другие битвы, и вовсе не с турками.

– Я… мы здесь, чтобы засвидетельствовать свою преданность, – сказал Ги.

Братья и спутники громко поддержали его.

– Вы вполне могли это сделать в час моего прибытия под Акру, разве не так? Избавили бы себя от тягот путешествия.

Ги посмотрел на Жоффруа, тот кивнул. Потом он снова перевел взгляд на Ричарда:

– Я пришел просить вашей помощи, сир.

– Против Конрада? – Заметив изумление на лице Ги, Ричард продолжил: – Кое-какие новости из Утремера доходят до нас. Твоя супруга Сибилла умерла прошлой осенью, да упокоит Господь ее душу, и с тех пор Конрад домогается трона. Он женился на Изабелле, сестре Сибиллы, и это дает ему некоторые права на престол, насколько я понимаю.

– Это сделали против ее воли, сир, – вмешался Онфруа де Торон, лицо которого исказилось от сильных чувств. – Она до сих пор моя жена, так как мы не разведены. Второй брак незаконен. А еще это двоеженство, ведь Конрад уже женат, дважды, и кровосмешение, ибо его брат был некогда женат на сестре Изабеллы.

Ричард сочувственно посмотрел на Онфруа, но пробормотал, едва слышно:

– Обладание на девять десятых и есть закон. – Потом продолжил, уже громче: – Как понимаю, со времени приезда под Акру Филипп Капет вступил в союз с Конрадом, поставив тебя в опасное положение.

– От вас ничего не утаишь, сир, – сказал Ги, понурив голову.

– А твои братья тоже готовы дать клятву служить мне?

Ричард не смотрел на Амори и Жоффруа, но тем не менее оба неловко переминались.

– Готовы, сир.

Ги искоса посмотрел на эту парочку.

– Я готов дать клятву в неизбывной верности, сир, если вы соизволите ее принять, – заявил Жоффруа.

Амори подхватил его слова. К чести братьев, говорили они явно искренне.

– Учитывая прошлое вашего рода, многие советовали бы мне относиться к подобным обещаниям с изрядной долей сомнения, – сказал король.

Я с изумлением наблюдал, как Ги и Жоффруа при поддержке Амори и прочих принялись уговаривать и улещивать короля. В отличие от меня, они не знали, что Ричард играет с ними. При всей ненадежности Лузиньянов он всерьез воспринимал связи, соединяющие сюзерена и вассалов. К тому же, принимая во внимание его соперничество с Филиппом, было немыслимо, чтобы и он поддержал Конрада.

Вскоре перешли к делу. Преклонив колено, Ги, Жоффруа, Амори и другие присягнули на верность королю. Сто шестьдесят прибывших с ними рыцарей поступили так же. Ричард, в свою очередь, пообещал сделать все от него зависящее, чтобы Ги снова признали королем Иерусалимским.

Покончив с обязательными действиями, Ричард с улыбкой пожаловал оскудевшему деньгами Ги две тысячи марок, а также двадцать кубков из своей сокровищницы, в том числе два золотых.

Затем он пригласил всех на свою свадьбу, намеченную на следующий день.

Ричард женился на Беренгарии в воскресенье, двенадцатого мая лета Господня 1191-го. Венчание состоялось в самой большой церкви Лимасола. В храм набилось столько народа, что и мышь не протиснулась бы. Однако я, как придворный рыцарь, мог рассчитывать на место в первых рядах, откуда хорошо было видно короля и его невесту. Обвенчал молодых Николас, епископ Ле-Манский.

Я, однако, смотрел только на Джоанну, стоявшую совсем близко. Раз или два я замечал ее взгляды, украдкой брошенные в мою сторону. Она ничем не показала, что знает меня, но сердце мое ликовало.

Де Бетюн толкнул меня локтем в бок.

Я сердито посмотрел на него.

– Не пялься, – прошипел он. – Хочешь, чтобы кто-нибудь заметил? Фиц-Алдельм, например?

Опомнившись – мой враг стоял неподалеку, за моей спиной, – я кивком поблагодарил де Бетюна.

– Если намерен продолжать, будь осторожен, – посоветовал он. – Какой-нибудь маленькой пташке не составит труда прочирикать в ухо Ричарду.

Я снова кивнул, радуясь, что у меня есть такой друг.

Когда венчание закончилось, состоялась еще одна церемония. Жан, епископ Эвре, короновал Беренгарию как королеву Англии. Ричард подарил невесте щедрый надел, включая все права на земли в Гаскони к югу от реки Гаронна. Насчет этих владений, граничивших с королевством ее отца, король договорился при встрече с Санчо.

Затем начались празднества. Всех поваров на пятьдесят миль вокруг свезли в Лимасол, чтобы приготовить роскошный пир, ожидавший нас в главном зале дворца. То была долгая ночь, полная музыки и веселья и увенчавшаяся минуткой, которую мне удалось провести наедине с Джоанной. Когда она отлучилась по нужде, я перешел к действию. В уборную можно было попасть по короткому коридору, примыкавшему к дальнему концу зала. Выждав после ее ухода, я как бы невзначай направился туда и застал одну из ее придворных дам на страже у входа. Хотя мы видели друг друга прежде, она напряглась при моем приближении.

Я заколебался. Разумнее всего было бы уйти прочь. Идя дальше, я рисковал всем.

Я подумал о верховой прогулке, о которой говорила Джоанна. Прогулка вполне могла оказаться приятной, но едва ли я смог бы улучить время для разговора наедине.

– Я Руфус, один из рыцарей короля, – сказал я, двинувшись вперед. – Королева хотела меня видеть.

Доброжелательное обычно лицо дамы стало строгим.

– Здесь?

– Да. Будьте любезны.

Я решительно отстранил ее и вышел в коридор.

Не обращая внимания на сдавленное требование немедленно остановиться, я проделал десять шагов, отделявших меня от входа в уборную. Тут отвага изменила мне: я не мог придумать веской причины, чтобы нарушить уединение Джоанны. Вмешалась судьба. Поднялась щеколда, скрипнули петли, сердце подпрыгнуло в груди.

За мной бежала придворная дама Джоанны, отчаянно шепча, чтобы я уходил.

Джоанна открыла дверь и увидела меня. На ее лице проступило удивление.

– Руфус?

– Прошу прощения, госпожа. Мне нужно поговорить с вами.

Мои слова повисли в воздухе. Взгляды наши встретились. Фрейлину за спиной я больше не слышал.

– Жди там, – сказала ей Джоанна, указав на дальний конец коридора. – Никого не впускай.

Сделав удивленный и не вполне одобрительный кивок, дама подчинилась.

Джоанна взяла меня за руку, ввела в освещенную свечой уборную, закрыла дверь.

– Неподобающее место для беседы с королевой, – сказала она, но при этом улыбалась.

Я молчал, только смотрел.

– Так в чем дело?

Голос ее звучал хрипловато.

– Вы – ангел, сошедший на землю, клянусь!

Она уже открыла рот, чтобы ответить, но я сделал шаг вперед и поцеловал ее. Джоанна ответила на ласку с пылом, не уступавшим моему, и я заключил ее в объятия.

Она вырвалась – слишком быстро.

– Мне нужно возвращаться в зал.

Я поцеловал ее снова, а королева, вплетя пальцы в мои волосы, притянула меня к себе. Я мог бы стоять так вечно.

Но она снова отстранилась.

– Руфус…

Дыхание ее было сбивчивым.

Я посмотрел ей в глаза и коснулся ее губ своими.

– Джоанна? – отважился спросить я.

– Кто-нибудь может заметить, что я долго отсутствую. Нельзя, чтобы нас застали, особенно здесь.

Голос разума отрезвил меня.

– Разумеется.

Поправив воротник, Джоанна положила руку на щеколду.

– Прежде чем выйти, досчитай до ста.

– Хорошо.

Я прильнул к ней, чтобы сорвать еще один поцелуй, и она не отпрянула.

– Мне пора, Фердия.

Бросив игривый взгляд, от которого у меня задрожали колени, королева открыла дверь.

– Когда я увижу вас снова?

– Не знаю.

Она вышла в коридор.

Сердце у меня упало. Я прильнул к щели, отчаянно желая, чтобы эта встреча не закончилась вот так.

Джоанна обернулась:

– Я найду способ.

Господи Иисусе! В тот миг я готов был выйти против любого воина Саладина и не усомнился бы в победе.

Казалось, война с Исааком закончилась. Вскоре после продлившихся несколько дней свадебных празднеств император предложил Ричарду переговоры. При посредничестве Гарнье Наблусского, великого магистра ордена госпитальеров, они встретились в саду со смоковницами, разбитом между берегом и дорогой на Лимасол. Ни одно из требований короля не казалось Исааку чрезмерным. Он поклялся отправиться вместе с ним в Утремер, взяв с собой пятьсот рыцарей. В доказательство его доброй воли во всех кипрских замках размещались английские гарнизоны. Кроме того, в сундуки Ричарда перекочевывали три с половиной тысячи марок. Ему даже дали право выдать дочь Исаака Беатрису за того из королей, кого он сочтет подходящим. Несмотря на столь высокую цену, Исаак, узколицый и длинноносый, выглядел веселым и довольным. Он обменялся с королем поцелуем мира и согласился отужинать с ним. Были возведены шатры, прибыли повозки с поварами и всем необходимым для пиршества.

Однако все это оказалось уловкой. Под покровом ночи Исаак и его свита сели на коней и ускакали. Обман раскрылся только поутру. Ричард не огорчился, более того, возликовал.

– Нарушив клятву, этот болван сыграл мне на руку, – объявил он за завтраком, собранным из остатков угощения. – Теперь у меня есть повод забрать весь остров.

Несколько дней спустя мы взяли город Фамагуста, в восьмидесяти милях от Лимасола, если следовать вдоль извилистого берега. Собственно говоря, брать его не пришлось: город был покинут, не считая горсти стариков, слишком слабых или не желавших бежать. Исаак давно ускакал прочь на своем великолепном скакуне по кличке Фовель. Лежащая в глубине острова Никосия стала следующей нашей целью. Мы были вынуждены задержаться на длительное время, чтобы закупить провизию для долгого марша по пыльным дорогам.

На второй день вечером настала желанная прохлада. Рис предложил попытать счастья и половить рыбы с крепостной стены, как мы делали в Мессине. Поскольку встречи с Джоанной не предвиделось – она часто уединялась с Беренгарией, – я охотно согласился. Де Дрюн тоже пошел. Выудив с полдюжины рыбин и выпив флягу вина, мы увидели, как с востока подходит отряд кораблей. Рис, зоркий, как сокол, первым заметил вымпелы с королевскими лилиями на мачтах.

– Они от Филиппа, – сказал я, сматывая удочку. – Пойдемте в порт и встретим их.

Моя догадка оказалась верной. На борту флагманского судна находились посланцы Филиппа Капета: епископ Бове и рыцарь с мощной, как у быка, шеей, по имени Дрого де Мерло. Их удивило, что у трапа их встречают трое рыбаков, пусть и говорящих по-французски. Я был наслышан о епископе, известном своей порочностью, кузене Филиппа Капета. Это он устроил незаконный брак между Конрадом Моферратским и злосчастной Изабеллой, женой Онфруа де Торона. Дородный круглолицый епископ глядел на Риса, раздевшегося из-за жары до пояса, взглядом более приязненным, нежели просто дружеский. Рис, неискушенный в таких материях, ничего не заметил. Я отправил его раздобыть коней для французских послов, а де Дрюну поручил известить короля о нежданных гостях.

Я не горел желанием вести беседу с извращенным и бессовестным епископом, но очень хотел услышать о делах под Акрой. Удача мне не улыбнулась. То ли де Мерло не расслышал, что я рыцарь, состоящий при Ричарде, то ли счел, что стоит выше меня. Возможно, и то и другое, подумал я после второй безуспешной попытки втянуть его в разговор. Неотесанный французский чурбан, решил я и, обратившись мыслями к Джоанне, принялся насвистывать любовную песенку.

Рис вернулся с Филипом, каждый вел в поводу двух запасных лошадей. Лучшим из четырех коней был мой ронси; де Мерло направился прямо к нему. Я с огромным удовольствием сообщил, что этот конь мой, а он может выбирать любого из трех остальных. По дороге до крепости, где размещался король, француз дулся, как маленький ребенок, но я не обращал внимания. Уверенный, что привезенные ими вести не порадуют Ричарда, я не был склонен рассыпаться в любезностях.

Когда мы подошли к большому залу, майордом попросил нас подождать. Намеренная задержка – король всегда одевался быстро. Но вот Ричард появился, и стало ясно, что он стремится произвести впечатление на посланцев. Поверх туники из розовой парчи был наброшен плащ, расшитый маленькими полумесяцами, белыми на серебре, среди них виднелось множество блестящих кругов, похожих на золотые светила. На шелковом поясе висел дорогой меч с золотым эфесом, в отделанных серебром ножнах. Гриву волос прикрывала алая шапка с птицами и зверями, вышитыми золотой нитью, а в руке он держал скипетр из слоновой кости, подчеркивавший его положение. Вид, радующий глаз, и весьма величавый.

Представив французских посланцев, я отошел в сторону. Ричард кивком поблагодарил меня; Фиц-Алдельм, заметив это, скривился. Я подмигнул ему, отчего он помрачнел еще сильнее.

Оба гостя преклонили колена – епископ при этом изрядно пыхтел – и представились.

– Вас прислал Филипп? – спросил Ричард.

– Воистину так, сир. Он шлет вам самый радушный привет, – сказал епископ с угодливой улыбкой.

Он все меньше нравился мне.

– Как и я ему, – произнес Ричард искренним тоном. – Что за послание поручили вам передать?

– Король построил многочисленные осадные машины, сир, и дни напролет обстреливает из них укрепления Акры, нанося им серьезный урон.

– А брешь удалось проделать? – На лице Ричарда вспыхнуло острое любопытство. – Как его приступы?

– В стенах есть несколько мест, подходящих для штурма, сир, но король пока не двинул войска вперед. Он ждет вас.

– Столько времени? – воскликнул Ричард. – Да я эти новости слышал несколько недель назад! Чем занят Филипп от рассвета до заката – штаны просиживает?

Епископ надул губы, де Мерло побагровел. Они переглянулись.

– Король требует, сир, чтобы вы как можно скорее пересекли Греческое море и прибыли под Акру, дабы сообща начать решительный приступ, – сказал епископ.

– Требует?

Слова были произнесены негромким голосом, но в комнате как бы раздался удар клинка.

Епископ потянул воротник своей туники, точно он вдруг начал душить его.

– Да, сир. Так он сказал. Он желает, чтобы вы изготовили флот и отплыли не позднее как через неделю.

– А если можно, то и раньше, сир, – нервно добавил де Мерло.

– Желать не вредно, – сказал Ричард, потом добавил ледяным тоном: – Есть что еще?

Епископ закашлялся, глядя куда угодно, только не на короля. Де Мерло оказался храбрее.

– Король говорит также, что вы забыли о главном деле – победить Саладина и вернуть Иерусалим, сир, – выпалил он, набрав в грудь воздуху. – Вы преследуете здесь невинных христиан, когда вам следует сражаться с тысячами сарацин в Утремере.

Повисло напряженное молчание.

У Ричарда забилась жилка на шее, говорившая о высшей степени гнева. Он посмотрел на де Мерло и вскинул бровь, как бы спрашивая: «У тебя все?»

– Король говорит, сир, что вы храбрец, но, когда дело доходит до драки с сарацинами, оказываетесь трусом, – довершил де Мерло, почти шепотом.

Не я один охнул от удивления и негодования.

Ричард взорвался. Проклятия, какими он осыпал епископа и де Мерло, заставили бы поседеть святого. Он кричал и грозил им скипетром, и мне уже начало казаться, что епископ, бледный как простокваша, вот-вот упадет в обморок. Де Мерло держался чуточку лучше, но тоже выглядел напуганным.

Наконец король перевел дух и каменным взором окинул посланцев, принявшихся вдруг пристально разглядывать узоры на полу.

– Передайте своему господину Филиппу, что даже за половину богатств Руси я не покину Кипра, пока не буду готов! Когда я завоюю остров, завладею обеими его гаванями, соберу все зерно и вино, необходимые для Святой земли, тогда, и только тогда я отправлюсь под Акру, – заявил король. – Достаточно ясно?

Епископ и де Мерло охотно подтвердили это.

– Тогда уходите, пока я не забыл, что вы послы.

Ладонь Ричарда легла на золотой эфес.

Ни один толстяк при мне не выказывал такого проворства, как епископ Бове в тот день. Де Мерло отставал от него всего на шаг.

– Хорошо, что Филиппа тут нет, – прорычал король. – Не ручаюсь, что я смог бы отвечать за свои поступки.

Вполне естественно, что Ричард так отнесся к этому, подумал я, но его ярость лишь усилила мое беспокойство насчет того, что наша война с Саладином проиграна до ее начала.

Глава 13

Пятнадцать дней спустя весь остров Кипр оказался в руках Ричарда. Короткая яростная кампания закончилась бы еще быстрее, если бы не болезнь – очередной приступ проклятой четырехдневной лихорадки, – свалившая короля под Никосией. Он разделил войско на три отряда и сам возглавил один из них, а два других отдал под начало Ги де Лузиньяна и опытного рыцаря по имени Роберт де Тернхем. Прибрежные города сдались без сопротивления, крепости Исаака в труднодоступной горной местности тоже покорились Ричарду. Исаак не проявил себя храбрым полководцем и, оседлав Фовеля, сбежал на восток, отважившись устроить лишь одну засаду – неудачную. В итоге он, поджав хвост, спрятался в монастыре. Со сдавшимся императором обращались вежливо, но Ричард, со своей язвительностью, удовлетворил смиренную просьбу Исаака не заковывать его в железо следующим образом: для бывшего властелина изготовили кандалы из серебра и золота. Дочь императора, Беатриса, девочка тринадцати лет, тоже стала пленницей и была передана на попечение Беренгарии и Джоанны.

Военные действия прекратились, и королевские сборщики припасов принялись за работу во всех городах и замках острова. Все мало-мальски ценное изымалось ради похода в Святую землю. Когда добро хлынуло потоком, нам показалось, что своим богатством Кипр не уступает владениям легендарного царя Креза.

Города Кандайра и Херинас расщедрились на золотые кубки и блюда, подносы и серебряные сосуды, котлы и бочки. В крепостях Дье-Дамур и Буффавенто обнаружились позолоченные седла, уздечки и стремена, отделанные дорогостоящими каменьями. Помимо этого, нашлись роскошные одеяния из алой ткани и восточного шелка и много других сокровищ. Амбары ломились от ячменя и пшеницы, подвалы торговцев были заставлены бочками с вином. Еще всех грифонов обложили налогом: каждый обязан был отдать половину своего состояния.

Огромное количество золота и серебра представляло для короля ценность лишь постольку, поскольку на эти средства он мог вести войну в Утремере. Куда сильнее его порадовал Фовель, быстроногий скакун Исаака, вскоре сделавшийся любимым конем Ричарда. Иногда казалось, что Фовелю король уделяет гораздо больше внимания, чем Беренгарии. Признаюсь, я негодовал: вольный делать что хочет, он не проводит время с любимой, а мне, сгорающему от желания увидеться с Джоанной, лишь изредка удается побыть в ее обществе.

Не в силах ничего изменить, я погрузился в подготовку к нашему путешествию.

Утро шестого июня было отмечено большим торжеством. Лишь накануне мы отплыли с Кипра, и вот уже показался берег Утремера. Рис стоял рядом со мной на палубе, его худое лицо светилось воодушевлением. С нами шли двадцать четыре корабля, но так как выдалась хорошая погода, остальной флот, видимо, был неподалеку. К берегу мы пристали у госпитальерского замка Маргат, примерно в ста пятидесяти милях к северу от Акры. Там король передал Исаака, все еще пребывавшего в золотых и серебряных оковах, на попечение начальника гарнизона, отдав приказ никогда не отпускать пленника на волю.

Проведя спокойную ночь на якоре, поутру мы двинулись на юг, проплыв мимо нескольких небольших городов, крепостей и большой башни в Джебейле. Печально было думать, что едва ли хоть что-нибудь из этого осталось в руках христиан. Тем более тяжелое огорчение ждало нас вечером. Защитники могучей островной крепости Тир, подвластной Конраду Монферратскому, отказались впустить нас в гавань, хотя бы только для того, чтобы пополнить запасы воды.

В разговоре с человеком на стене Ричард никак не выразил своих чувств, но когда мы снова вышли в открытое море, его гнев вырвался на волю. Расхаживая по палубе, он проклинал Конрада и Филиппа, поскольку не сомневался, что французский король – подлый мерзавец, по его словам, – приложил к этому руку. Оба мерзких ублюдка, должно быть, родились от одной суки-матери.

Все обходили его стороной. Лучше переждать гром и молнию, и со временем погода улучшится.

Однако в тот день дурное настроение Ричарда не спешило меняться. Он рявкнул на Филипа, предложившего кубок с вином, отвесил затрещину кривоносому моряку, рискнувшему пройти слишком близко, а капитану устроил выволочку без всякой причины. Моя попытка отвлечь его разговором закончилась коротким взмахом руки, повелевавшим убираться. Фиц-Алдельм принес на бак, где стоял король, терьера Пти, но даже этот трюк не сработал. Ричард разок погладил собаку и снова уставился в море.

Так продолжалось до полудня. Солнце высоко стояло в небе, море сверкало как лист чеканного серебра. И тут король вдруг вскричал:

– Корабль!

С полдюжины человек, включая меня, выскочили на палубу – мы прятались от палящего зноя под парусиновым навесом. Я добрался до короля первым.

– Где, сир?

Он указал налево, в сторону поросшего лесом берега.

Я увидел его. Шедший примерно в миле от нас корабль был большим, с тремя мачтами.

– На нем христиане или язычники, сир? – пылко спросил я.

– Скоро увидим.

Ричард позвал капитана и приказал изменить курс. Корабль шел в ту же сторону, что и мы, и в обычных условиях, пользуясь преимуществом в парусности, без труда оторвался бы от нас. Но ветер был слабым и переменчивым, что позволило нам быстро сблизиться с чужаком. Судно, выкрашенное в красный цвет, выглядело величественно. Чтобы не дать поджечь доски зажигательными стрелами, обращенный к нам борт завесили зеленым войлоком. На палубе плотно толпились вооруженные люди, не было видно ни единого купца.

Мы послали к ним галеру, более быстроходную, чем наш корабль, – узнать, кто они и куда направляются. Когда она вернулась, выяснилось, что судно генуэзское, следует к Акре.

Ричард приуныл.

– Я-то надеялся сегодня подраться, – сказал он.

Я заметил матроса с кривым носом, который потихоньку взбирался по трапу, и мотнул головой, давая ему знак проваливать, но тот не обратил внимания. Ну, пеняй на себя, подумал я.

– Сир, – прошептал моряк.

Ричард не услышал.

– Сир, – повторил матрос, уже громче.

Король обернулся. Нахмурился.

Странное дело, но моряк не стушевался.

– Господин, пусть меня убьют или повесят, если это судно не турецкое.

Ричард перевел взгляд с матроса на трехмачтовый корабль, лавировавший в сторону открытого моря.

– Ты уверен?

Он снова посмотрел на кривоносого.

– Да, сир. Я видел, как оно грузилось в Бейруте. Корабль быстро удаляется. Может, послать за ним другую галеру, гребцы которой не станут приветствовать его добрым словом? Тогда мы увидим, что за намерения у тех людей и какова на самом деле их вера.

Искренний тон моряка убедил Ричарда, и он отдал приказ.

Испытывая все большее нетерпение, мы наблюдали, как одна из быстроходных галер рванулась вперед; весла ее поднимались и опускались в строгом порядке. Не успела она приблизиться к чужому кораблю на расстояние выстрела, как на нее тучей посыпались стрелы. Над волнами раздались крики боли. Полетели новые стрелы. На вражеской палубе я различил людей, устанавливавших на корме длинную трубу. Я понятия не имел, что это такое, но король выругался.

– Это для греческого огня, – воскликнул он. – Точно сарацины!

Ранее он уже приказал всем воинам вооружиться, а теперь велел трубить атаку. Гребцы надрывали спины так, как не делали после выхода из Мессины. Галеры по обе стороны от нас не отставали. Всем хотелось первыми вступить в бой. Капитан метался взад-вперед, громко подзадоривая команду. Наш нос взрезал воду, брызги высоко взлетали в воздух. Сверкающие капли осыпали нас бодрящим дождем.

Задача оказалась непростой. Сарацин было так много, а луки их оказались такими мощными, что мы потеряли немало людей. Голубовато-серые языки греческого огня, вырываясь со зловещим ревом, угрожали поджечь любое судно, очутившееся в пределах досягаемости. Это не помешало королю предпринять несколько попыток, но все наши усилия заканчивались неудачей. Мы лишились десяти человек убитыми и вдвое больше ранеными, и, если бы не наши с Филипом щиты, прикрывавшие Ричарда, все могло бы закончиться еще печальнее. Я не раз очищал щит от засевших в нем стрел, Филип проделывал то же самое со своим.

Когда мы показывали утыканные стрелами щиты, Ричард смеялся. Недавний его гнев прошел, он пребывал в приподнятом, боевом настроении. Моряку со свернутым носом пообещали золотую монету, и он пошел прочь, улыбаясь до ушей.

– Божьи ноги, мне хотелось бы сойтись с язычниками в драке, – сказал король. – Но даром терять людей не стоит. Нужно таранить этих дьяволов.

Приказ передавался с галеры на галеру. По сигналу трубы с нашего корабля четыре судна устремились на врага с разных сторон. Приближаясь, мы видели, что палубы судна завалены бочками и мешками с припасами, явно предназначенными для голодавших защитников Акры. Упорствуя до конца, сарацинские лучники стреляли и стреляли, одну из галер язычникам удалось поджечь при помощи греческого огня, но предотвратить неизбежное они не могли.

Удар наш получился мощным, пугающим. Доски скрипели, трещали и разламывались. Воздух наполнился криками. Стонами. Безобидные вроде, но смертоносные щелчки арбалетов. Сыпались стрелы, втыкаясь в наши палубы, щиты, человеческую плоть. Мерзкий смрад греческого огня комом застрял в горле. Когда наши гребцы отвели галеры назад, стали видны зияющие пробоины в борту вражеского корабля, куда жадно вливалось море. Не успели мы отойти на сотню шагов, как тот сильно накренился. Одни сарацины суетились в дикой панике, другие прыгали за борт. Метательная труба была заброшена, рядом с ней полыхали на палубе лужицы греческого огня. Некоторые лучники, опьяненные боем или не страшившиеся скорой смерти, продолжали стрелять по нам. Но прицел, прежде такой точный, сбился. Стрелы падали в волны или вонзались в остов галеры.

Из моря, по приказу Ричарда, удалось выловить всего тридцать пять человек, среди которых многие были высокопоставленными начальниками. Он допросил пленников и, к моему удивлению, распорядился хорошо обращаться с ними.

Воодушевленные первой победой над сарацинами, мы взяли курс на Акру.

День клонился к вечеру, прохладный северный ветер наполнил паруса и понес нас вдоль побережья. Король, не сходивший с удобной для наблюдения носовой площадки, первым заметил место нашего назначения.

Я тоже не мог оторвать от него глаз. Акра – город небольшой, но стены его производили внушительное впечатление. Ощущавшаяся в них мощь впервые заставила нас осознать, что за великое дело мы затеяли. Виден был и лагерь христиан, живописный и какой-то немыслимо дерзкий, зажатый между мусульманской крепостью и силами Саладина. Вся местность за ним, которая поднималась и переходила в горы, была усеяна вражескими шатрами.

– Теперь мне ясно, как выглядит область, где ведется осада, – сказал король. – Акра стоит на мысу, вдающемся в море, и имеет вид треугольника. Вдоль обращенной к берегу стороны, начало которой видно отсюда, идет двойная стена, рядом с ней есть глубокий ров. Они-то в основном и подвергаются приступам. По мере нашего продвижения на юг откроются две другие стены, которыми город обнесен с моря. Вода и высокие укрепления защищают его от нападения с воды.

Мы поплыли дальше. Открылся вид на вход в гавань. Внутри ее возвышались десятки мачт. Усиленный стеной мол охранял вход. На его скалистом окончании стояла квадратная твердыня, известная под зловещим названием Башня Мух. От ее подножья до противоположной стороны входа в гавань под водой тянулась массивная цепь, преграждавшая проход кораблям.