Текст книги "Крестоносец"

– Саладин связан по рукам и ногам, – со смехом сказал Ричард. – Бог даст, мы задержимся на Кипре не долее, чем на время, необходимое для свадьбы.

Он подмигнул мне.

Его уверенность в том, что с Беренгарией и Джоанной все хорошо, была заразительной, и я широко улыбнулся в ответ – мои мысли заполнял невыразимо притягательный образ его сестры.

– Хотелось бы, чтобы в Утремере предметом нашей заботы были только сарацины, и ничто более, – посетовал Ричард.

– Возмутительно, что Филипп оказывает поддержку Конраду Монферратскому, сир, – сказал я. Эту новость тоже доставил грузовой корабль.

Конрад, итальянский аристократ, имевший виды на трон Иерусалима, властвовал в прибрежном городе Тир – единственном оставшемся в руках христиан. Он обхаживал Филиппа, рассчитывая сделать свои притязания на иерусалимский престол более вескими.

– Что вы будете делать с Конрадом, сир?

– Он самый сильный из всех, кто соревнуется за корону, с этим не поспоришь.

Ги де Лузиньян, теперешний король, оставшийся благодаря Саладину без королевства, лишился единственного законного основания занимать престол: жены Сибиллы и двоих маленьких детей. Их унесла прошлой осенью моровая язва. Ричард молчал, внутри его явно шла борьба, поскольку Ги являлся его вассалом.

Как и на Сицилии, подумал я, государственные дела могут доставить нам в Утремере столько же хлопот, сколько сарацины. Но думать об этом было пока рано.

– Тут нас тоже встречают заботы, – печально промолвил Ричард, кивком указав на гористые берега Кипра, выступившие на горизонте. – Если слухи об Исааке Дуке Комнине, здешнем самозваном императоре, хоть отчасти верны, это пренеприятный человек. А если Беренгария и Джоанна достигли этих берегов… – Помедлив, он добавил: – Да поможет ему Бог, если с их голов упал хоть один волос.

Я глухо поддакнул, опасения за судьбу его сестры нахлынули с новой силой. От мрачных мыслей меня отвлек громкий возглас Ричарда:

– Вон там, видишь? Корабли на якоре!

Когда мой взгляд обратился в ту сторону, куда указывала рука короля, с мачты раздался крик впередсмотрящего, тоже заметившего суда.

– Это наши, сир? – спросил я. Корабли находились слишком далеко, чтобы я мог определить их принадлежность.

– Дай Бог.

Из-за капризного ветра мы подошли к группе судов через час с лишним. За это бесконечное время наше волнение, подогреваемое беспокойством, достигло, надо признать, новых высот. Ричард как одержимый метался по палубе, обещая церкви благодарственные мессы и золотую утварь, если его невеста и сестра живы. Я старался скрыть свое нетерпение, сев играть в кости с де Дрюном и Филипом, и продул первому десять серебряных пенни. Меня это совсем не огорчило, так как выяснилось, что это и вправду наши корабли. Среди пяти дромонов было и судно Джоанны и Беренгарии. Находятся ли они на нем, мы пока не знали, но после долгих переживаний за их судьбу само присутствие корабля стало добрым знамением.

Едва наш якорь коснулся дна, Ричард прыгнул вместе с нами в лодку. Заметив наблюдающих за нами с палубы женщин, он громко и радостно окликнул их. Я махал рукой – большего простому рыцарю не полагалось – и улыбался так, что заболели щеки. Женщины махали в ответ, и король сдавил мне плечо.

– Они живы, Руфус! – воскликнул он. – Живы!

Я кивнул, благодаря про себя Господа и надеясь, что Джоанна видит меня. И что мои мечты завоевать ее расположение – не такая уж несусветная глупость.

К моей радости, глаза наши встретились, когда я вскарабкался по канату вслед за королем. Искра проскочила между нами, или так мне показалось, и сердце мое возликовало. Мгновение спустя Джоанна бросилась в объятия Ричарда, уткнувшись лицом ему в плечо.

– Ты невредим, – проговорила она сдавленным голосом.

– Да. – Он обхватил ее и поднял. – Господь милосердный, я так рад видеть тебя, малышка!

– И я тебя, брат, – ответила Джоанна, смеясь и плача одновременно. – Твой корабль цел, слава богу.

– И твой тоже, – с жаром подхватил король.

Он поставил сестру на ноги и поцеловал в щеку. Потом повернулся к стоявшей в нескольких шагах Беренгарии и поклонился:

– Госпожа, слава всем святым, что вы не пострадали.

Беренгария сделала шаг в его сторону:

– Могу сказать это и про вас, сир. После давешней непогоды мы очень беспокоились. Но вы не похожи на себя – не приключилось ли с вами хвори?

– Всего лишь приступ четырехдневной лихорадки, не более. Я уже почти здоров благодаря лекарю и Руфусу, который днем и ночью не отходил от моей кровати.

Беренгария обратила на меня благодарный взгляд, как и Джоанна. Я залился краской от смущения и радости.

Беренгария подала руки, и король расцеловал их. Они сблизились. Я тем временем пытался не пялиться на Джоанну, но потерпел позорную неудачу.

Она перехватила мой взгляд:

– Сэр Руфус!

– Госпожа, – произнес я, опускаясь на колено.

– Ах, какой чудесный день!

Она поманила меня.

С бешено стучащим сердцем я подошел и встал перед ней:

– Я молился о вашем спасении, госпожа.

– И принцессы Беренгарии, надеюсь?

– Н… ну конечно, госпожа, – пролепетал я, пристыженный.

Одна из ее бровей слегка вздернулась, придав лицу лукавый и притягательный вид.

Я выругался про себя, потому как снова залился краской. Напрочь лишившись дара речи, я во все глаза смотрел на нее. Господи, то была настоящая богиня! Пряди волос выбились из-под золотой сеточки, обрамляя лицо. За время плавания королева загорела, кожа ее приобрела пленительный золотистый оттенок. Под платьем угадывались очертания груди.

– Сэр Руфус, неприлично так смотреть.

– Прошу прощения, госпожа. – Я с трудом заставил язык шевелиться. – Ничего не мог поделать.

Бровь ее снова изогнулась дугой.

– Отчего же так?

Я предпочел бы сразиться с сотней врагов, чем ответить на этот вопрос, но под пристальным взглядом этих голубых глаз не мог солгать.

– Потому что вы самая прекрасная женщина из всех, кого я видел.

– Готова поклясться, сэр Руфус, что вы пытаетесь меня обольстить.

– Я всего лишь говорю правду, – хрипло выдавил я, растворившись в ее улыбке.

Губы Джоанны дрогнули, ей было приятно.

– Ну же, расскажите о вашем плавании.

– Рассказывать особенно нечего, госпожа, если не брать в расчет пару штормов да бесконечные приступы тошноты. Моряк из меня никудышный.

– Из меня тоже. – Она посмотрела в сторону берега, где вдалеке виднелись дома и пристани города Лимасол. – Обидно, когда ты так близко от земли, но не можешь покинуть корабль.

– Из-за императора Исаака?! – воскликнул я.

– Из-за него, низкого создания.

Она поведала об их приключениях. Когда они подошли к острову, свирепые волны бросили три корабля на скалы. Немало моряков и тех, кто ехал на судах, утонуло, среди них оказался и королевский вице-канцлер Генри Мальшиль. Но большинство сумели добраться до берега, где их вскоре взяли в плен солдаты Исаака.

– С моего благословения капитаны два дня назад отправили на берег сильный отряд. Удалось взять цитадель приступом и освободить наших людей. Бой завязался яростный, грифонов было намного больше, но наши добрались до кораблей без серьезных потерь, слава богу. С тех пор Исаак пытается заманить меня и Беренгарию на остров. Посылает роскошные яства и лучшее кипрское вино, обещает, что нам окажут подобающие почести.

– Надеюсь, вы ему не поверили?

Она решительно мотнула головой:

– Ни единому слову.

– Вот и хорошо, госпожа, – сказал я, подумав, что мои опасения насчет Кипра оправдались. – На Крите мы много наслушались о подлости Исаака. Похоже, он захватил трон, выдав себя за назначенного Константинополем правителя. Это бессовестный лжец, ненавидящий христиан. Поговаривают, что он в союзе с Саладином и союз этот скреплен кровью. – Я поморщился. – Сердце мое ликует из-за того, что вы устояли перед его посулами.

– Как и мое, когда я вижу здесь брата. – Стрельнув в меня взглядом из-под ресниц, она добавила: – И вас.

Клянусь, я словно вырос на целый фут.

Конец нашему свиданию положил Ричард. Выслушав рассказ Беренгарии о событиях, он хотел теперь узнать, что скажет сестра. Затем он собрал на совет капитанов кораблей и начальника охраны королевских особ.

– Исаак, бесспорно, повел себя как негодяй, – в заключение объявил король. – Однако он правитель Кипра. Придется соблюдать приличия.

Он отправил де Шовиньи на берег, велев разыскать императора.

– Обращайся с ним предельно почтительно, – наставлял он посланца. – Вежливо попроси освободить наших людей, которых до сих пор удерживают в плену, а также вернуть товары и имущество с разбившихся кораблей или возместить их стоимость деньгами.

Ричард также разослал сообщение всему флоту. Всем рыцарям, пехотинцам и арбалетчикам полагалось изготовиться к бою. Все корабельные шлюпки должны были быть оснащены для немедленного отплытия.

Я встретился с королем взглядом.

– Думаете, Исаак откажет, сир?

– Посмотри на берег.

Я посмотрел поверх пяти киприотских галер, расположившихся между нами и островом, и увидел нечто вроде наскоро сооруженной стены, шедшей вдоль песчаного пляжа. До меня стало доходить.

– Он уже решил драться.

– Вот именно.

Атаковать укрепленные позиции, высаживаясь с моря, – дело крайне рискованное, и, однако, в голосе короля звучала радость.

У меня же, должен признаться, похолодело внутри.

Глава 11

Де Шовиньи отсутствовал недолго. Когда он поднялся по веревочному трапу, его мрачный вид сразу сказал обо всем.

Ричард подошел к нему:

– Исаак ответил отказом?

– Хуже того, сир. Обругал меня по-гречески – слов я не понял, а толмач не решился переводить. А потом заявил, что король Англии для него – пустое место, и велел убираться.

На шее короля задергалась жилка.

Я ожидал, что Ричард взорвется. Но вместо этого он взревел:

– К оружию!

Запели рога. Воины облачались в хауберки. Рис находился на грузовом судне, поэтому я провозился с доспехами дольше обычного. Кожаные ремешки на коленях, удерживавшие кольчужные чулки, забот не доставили, а вот те, что завязывались на запястьях, требовали двух пар рук. Я огляделся, высматривая того, кто мог бы помочь. Ричард заметил это.

– Роберт, ты ведь поможешь Руфусу?

Король, конечно, знал о нашей с Фиц-Алдельмом взаимной неприязни. По большей части он не обращал на нее внимания, но в некоторых случаях вроде этого пытался сблизить нас.

Отказать государю Фиц-Алдельм не мог. Угрюмым жестом он велел подать ему руку. Ричард наблюдал, поэтому я подчинился. Фиц-Алдельм взял с моей ладони ремешок и обвязал им запястье, но туже, чем следовало.

Я сжал кулак, поводил рукой вправо и влево:

– Ослабь.

Осклабившись, рыцарь исполнил мою просьбу, потом подвязал другое запястье. Благодарить его я не стал.

Наши взгляды встретились. Добрые чувства в них напрочь отсутствовали.

– Мы будем плыть в неустойчивых лодках. Смотри, не свались за борт. Под грузом доспехов даже такой хороший пловец, как ты, не справится.

Раскаленная добела ярость вспыхнула у меня в груди.

– Только попробуй, Фиц-Алдельм, и пойдешь ко дну вместе со мной, клянусь Богом и всеми его святыми.

Мой противник слегка скривился, пробормотал в ответ какую-то гадость, но мы оба понимали, что победа осталась за мной. Он не стал садиться в королевскую лодку, где, кроме Ричарда, разместились я, де Бетюн, де Шовиньи и с полдюжины арбалетчиков, а спустился во вторую посудину.

Действовать будем самым простым образом, оповестил нас король. Сначала идем к кораблям киприотов и осыпаем их стрелами. Затем делаем то же самое с берегом. Приказ передавался от шлюпки к шлюпке. Настало тревожное, но заманчивое ожидание.

Это безумие, думал я, направить пестрое сборище гребных лодок на превосходящие силы врага. Но, воодушевленный уверенностью Ричарда, я отбросил страхи.

На носу лодки могли встать только два арбалетчика. Пока эти двое стреляют, остальные четверо перезаряжают. Таким образом, объяснили они королю, им удастся непрерывно обстреливать грифонов. Он подбодрил солдат и сказал, что полагается на них – нам надо успешно высадиться на берег. Арбалетчики заулыбались и закивали. Что-то подобное король заявил и гребцам, и те встретили его слова так же горячо. Его способность вдохновлять простых людей в ту минуту, когда их мир готов был сорваться в кровавую круговерть, всегда поражала меня.

По всем правилам, нашу атаку должны были отразить без труда, и, однако, нам удалось сломить сопротивление грифонов на кораблях при помощи ливня арбалетных стрел. Не прошло и сотни мгновений, как большинство киприотов покинули посты. Потом мы услышали вопли и крики, а следом за ними – всплески. Греки попрыгали в море, попросту бросив свои галеры.

Тут Ричард разделил наши силы: часть людей отрядил на занятие вражеских кораблей, а остальных повел к берегу. Укрепление выглядело воистину внушительным. Казалось, весь Лимасол опустел: жители вышли на строительство этой неуклюжей, беспорядочной преграды, тянувшейся вдоль берега на полмили. Двери подпирали бочонки и бочки, выстроившиеся рядами. Виднелись оконные рамы, ставни и прочие части домов. Перевернутые суда, скамьи, сундуки и доски были свалены в кучу, а бреши между ними закрывали щиты. Причудливое сооружение.

Перед преградой разъезжали взад-вперед несколько десятков всадников, на чьих копьях развевались флажки и вымпелы. Они были богато одеты, сидели на хороших конях. Разглядев конника с золотой коронкой на шлеме, я сказал королю, что это, вероятно, сам Исаак. Ричард согласился.

– Молюсь, чтобы ему хватило духу принять бой, – воскликнул он. – Тогда я его быстро укорочу!

Исаак, казалось, услышал его. Когда мы приблизились и наши арбалетчики начали стрелять, всадники отъехали подальше, на безопасное расстояние, и укрылись за барьером. Сражаться предоставили нескольким сотням грифонов, оборонявшим странное укрепление. Вооруженные копьями, топорами и молотами, эти пехотинцы, словно собаки, облаивали наши лодки, коснувшиеся отмели.

Ричард отдал приказ, и наши арбалетчики попрыгали в воду. Приказ передавался вправо и влево, и вскоре пляж уже кишел небольшими – по два-три человека – кучками солдат. Выстрелив, передний передавал оружие заднему, получал от него заряженный арбалет и снова пускал стрелу. И так раз за разом. Когда мы, рыцари, выбрались на сушу, вершина стены была уже очищена от врагов. Среди бочек и досок валялись нашпигованные стрелами тела, отовсюду слышались вопли и стоны. Наши люди, почуяв близкую победу, разразились воем.

– Вперед!

Хорошо узнаваемый благодаря шлему с красным плюмажем и могучей стати, Ричард вел воинов за собой.

Медленно и неловко взбирались мы на стену. Будь на ней грифоны, нас изрубили бы в куски. Но большинство уже бежало, и устраивать бойню было некому. Сотни оставшихся суетились вокруг: помогали раненым, в ужасе указывали на нас и жалобно стенали.

Ричард спрыгнул на песок с высоты, превышавшей человеческий рост, и, к счастью, приземлился на ноги. Один из грифонов не дрогнул. Это был здоровенный детина в кожаном фартуке, вооруженный кузнечным молотом и такой сильный, что одним ударом мог бы расплющить шлем Ричарда вместе с черепом.

Кузнец размахнулся с одного боку, и его молот описал смертоносную железную дугу.

Я на миг застыл, страшась за жизнь короля. Ричард присел ниже, чем можно было ожидать. Молот просвистел у него над головой.

Стремительный, как лев, Ричард встал и нанизал кузнеца на меч, словно каплуна на вертел. Из спины грека забил фонтан крови и показалось острие клинка. Упершись в тело обутой в сапог ногой, король высвободил оружие. Кузнец упал, безвольно раскидав руки и ноги, разинув рот.

Я не верил собственным глазам. Бог помогает отважным, подумал я. А еще любит тех, кто сражается ради Его дела.

– Дезе! – закричал король, вскинув щит с леопардом и обагренный меч.

Клич прозвучал как вой, созывающий волчью стаю. Мы, рыцари, жандармы и арбалетчики, спрыгивали и, горланя, устремлялись на тех, кто еще осмеливался противостоять нам.

Грифоны кинулись бежать во весь дух. А мы хищной стаей преследовали их.

Много грифонов полегло под нашими клинками и стрелами. Охваченные паникой, они ринулись в поля и рощицы вокруг Лимасола, сдав город без боя. Мы не успели достичь стен, как Ричард наткнулся на старую клячу с потертым седлом, притороченным к нему вьюком и тонкими ремешками вместо стремян. Запрыгнув ей на спину, он один, не внимая моим воплям, ринулся на отряд замеченных им всадников. Вскоре он вернулся, покатываясь от хохота, так что едва не упал на землю.

– Что такое, сир?

– Я нашел Исаака!

– Он был один?

– Нет, с телохранителями.

Я зажмурил глаза, стараясь не думать о том, что могло случиться, ведь король в одиночку столкнулся с бог весть сколькими врагами.

– Вы говорили с ним, сир?

– Ага! «Император, давай сразимся!» – крикнул ему я, но он не ответил, только погнал коня во всю прыть. – Ричард махнул в сторону гор на севере. – Он поскакал туда на прекрасном жеребце, я не видел такого уже много лет. Быстрый как ветер. На этой полудохлой кляче мне было не угнаться за ним.

Я покачал головой, сокрушаясь и удивляясь одновременно.

– Сир, неразумно было бросаться в погоню одному, без поддержки. Вас могли убить.

Из-под большого шлема послышался гулкий раскат хохота.

– Но ведь не убили, Руфус. Не убили! Бог улыбается мне.

Мне оставалось лишь согласиться. Воистину все выглядело так, словно высшие силы оберегали короля.

Подтверждение этому было получено не далее как на следующий день. Готовясь к дальнейшим боевым действиям, мы выгрузили ночью коней. Бедные животные застоялись и приуныли после месяца в море, но оруженосцы несколько часов выгуливали их вдоль берега, покормили лучшим сеном и дали им немного зерна. К рассвету следующего дня лошади заметно оправились. Хотя они нуждались в дальнейшем отдыхе, Ричард не соглашался ждать. В близлежащей оливковой роще был замечен отряд грифонов.

В атаку пошло пятьдесят человек, включая короля. Я говорю «атака», но вражеские всадники даже не пытались обороняться, беспорядочно отступая на север. Мы вели погоню неспешно, все еще жалея своих скакунов. Через милю стало очевидно, что греки отходят к большому лагерю, обнаруженному ранее де Дрюном и другими разведчиками. Это беспорядочное скопление шатров и повозок не имело укреплений и даже рва. Ричард остановил нас в нескольких сотнях шагов от цели.

Преследуемые нами всадники добрались до своих позиций и тоже замедлили ход, поворачиваясь в седле и осыпая нас насмешками. Солнечные блики мелькали справа и слева от них, отражаясь от шлемов и остриев копий – за нами наблюдало немало хорошо вооруженных солдат. Они стучали щитами и кричали, но нападать не пытались.

– Сир, не отправить ли мне гонца, чтобы вызвать наших жандармов? – спросил я.

– Нет нужды.

Я недоуменно посмотрел на него:

– Мы вот так просто возьмем и уедем, сир?

– Ничего подобного. – Задорная усмешка. – Мы нападем на лагерь.

Он не шутил. Я взглянул на де Бетюна и де Шовиньи, удивленных не меньше меня. Де Бетюн пожал плечами, как бы говоря: «Кто мы такие, чтобы спорить?» – а я хмыкнул. Вчера мы, в общем-то, сделали то же самое.

С нами был писец Амбруаз, часто сопровождавший короля. При нем находился его товарищ, узколицый чиновник по имени Гуго де ла Мар, имевший при себе оружие. Явно напуганный, он воспользовался случаем, чтобы произвести впечатление:

– Было бы разумно отступить, сир. Врагов слишком много.

Ричард, забавляясь, весело подмигнул ему:

– Занимайтесь своими письменами, господин чиновник, а сражаться предоставьте нам.

Пунцовый от стыда де ла Мар исчез, а король стал выстраивать нас в линию.

В лагере было тысячи две грифонов – по большей части пехотинцы и около семисот всадников. Мы были вооружены основательнее, имея шлемы, хауберки и кольчужные чулки, но нас было всего пятьдесят. Пятьдесят.

Наблюдавшие за нами грифоны даже представить не могли, что сейчас произойдет. Чувствуя себя в безопасности среди толпы, они продолжали стучать оружием по щитам и выкрикивать оскорбления.

Опустив копья и сдерживая переступающих скакунов, мы изготовились. Король занял место в середине.

– Всю зиму мы валяли дурака. Бражничали. Играли, – сказал Ричард.

– Изображали зверя о двух спинах, – ввернул кто-то в конце строя.

Этот укол метил в Ричарда – намек на полукровку, с которой он спал, – но король только рассмеялся.

– Пришло время стряхнуть паутину. Дезе!

Он пришпорил коня и понесся вскачь, опередив всех нас. Мгновением позже мы уже мчались за ним. Мы шли ровно, почти колено в колено, острия наших копий сложились в зазубренную линию, мягкая земля стонала под копытами наших дестрие.

Грифоны опомнились не сразу.

Мы успели покрыть четверть разделявшего нас расстояния.

Крик тревоги. Человек, указывающий на нас. Его товарищ осоловело смотрит, кричит что-то в ответ. Поворачиваются головы.

Треть пути проделана.

Я стал различать лица. На одних – удивление, на других – испуг, на третьих – то и другое. Пехотинцы подались назад, завороженно глядя – так толпа отступает от охваченного огнем здания. Конники медлили, видимо соображая, следует ли начать встречную атаку.

Остались сто пятьдесят шагов. Мы неслись полным галопом. Земля мелькала под копытами. Я и Поммерс слились в одно целое: могучая боевая единица, которую ничто не остановит. Мой мир сузился. Все свелось к тому, что я четко видел в лицевой прорези. Внутри шлема жарко от дыхания. Копье зажато под мышкой правой руки. Щит тяжело оттягивает левую, в ладони стиснуты поводья. Бедра крепко сжимают круп лошади, ноги продеты в стремена. Сквозь щель я вижу только грифона в позолоченном шлеме, которого я избрал целью.

Враги побежали задолго до того, как мы добрались до них. С силой горного обвала мы обрушились на задние ряды. Люди гибли под копытами коней. Последнее подобие неприятельского строя рассыпалось на мелкие части. Мы оказались среди грифонских шатров – закованные в сталь демоны, с одинаковым остервенением рубящие плоть и разноцветные канаты. Мы были еще на краю лагеря, а отступление греков уже превратилось в паническое бегство.

Невероятная победа, одержанная вопреки подавляющему численному перевесу противника.

И все это – благодаря Ричарду.

Мне доводилось слышать, как его называют Львиным Сердцем, но нечасто. Однако с того дня под Лимасолом простые солдаты, завидев короля, говорили только так.

В последующие несколько дней боев не происходило. Ричард, Беренгария и Джоанна перебрались на берег и поселились в самом красивом здании Лимасола – дворце, принадлежавшем Исааку. Поскольку император скрылся, а его войско разбежалось на все четыре стороны, король мог наслаждаться жизнью в обществе сестры и невесты. Я тоже поместился во дворце и, значит, мог видеться с Джоанной, когда король проведывал Беренгарию. В первый раз я мялся, как годовалый телок. Радушная улыбка, посланная мне при встрече, сильно подбодрила меня, но волнения не уняла.

Предлогом для того, чтобы увидеться с ней, стало вымышленное послание от короля. В своем обмане я сознался, как только придворные дамы удалились на достаточное расстояние и не могли слышать нас. Джоанна надула губки, что лишь усилило мое желание поцеловать их.

– Ай-яй-яй, сэр Руфус! Такое поведение не приличествует рыцарю.

Опасаясь, что ее укор искренен, я признался как на духу:

– Не сумел придумать ничего получше, госпожа. Уловки – не моя стихия.

– Да неужели? – В ее тоне прозвучало сомнение, даже легкая насмешка. – Обладатель такой славы и высокого положения должен был и ранее любить дам, а потому обязан уметь похищать их у наперсниц.

– Таковых было гораздо меньше, чем можно подумать, госпожа, – с чувством возразил я.

– В таком случае вам предстоит научиться этому искусству.

– Госпожа?

Я надеялся, что она вложила в эти слова именно тот смысл, какой уловил я.

Она бросила на меня взгляд из-под ресниц:

– Даже доверенному рыцарю короля требуется веская причина, чтобы оставаться со мной наедине.

Сердце подпрыгнуло у меня в груди. Итак, ей хочется меня видеть!

– Буду стараться изо всех сил, госпожа.

И снова улыбка, от которой под моими ногами закачалась земля.

– Расскажи о недавних подвигах Ричарда. Он почти не говорит о том, что случилось после вашей высадки. Когда я спросила, как ему дважды удалось обратить в бегство Исаака и грифонов, вопреки их огромному численному превосходству, он рассмеялся и пробормотал что-то насчет клячи, выставленной против скаковой лошади.

Я охотно повиновался. Слушая о кузнеце с молотом, Джоанна широко раскрыла глаза – мне пришлось отвести от них взгляд, чтобы не потерять нить повествования, – а описание погони Ричарда за Исааком на полудохлой кляче с веревочными стременами заставило ее расхохотаться.

– Господи, хотелось бы мне это видеть. «Император, давай сразимся!» Он вправду так выразился?

– Король лично поведал мне об этом, госпожа.

На лице ее отразилась нежность.

– Он с детства был таким, обращал в шутку серьезные вещи. Это одна из причин, по которым я так его люблю. Когда мама и папа спорили, Ричард придумывал самые невероятные причины для этих ссор, смешные и нелепые, отчего я смеялась и забывала о неприятностях. Только повзрослев, я поняла, что он отвлекал меня от семейного разлада и неурядиц.

– Он оберегал вас, госпожа.

– И был единственным из братьев, кто это делал, – тихо продолжила она. – Честно говоря, Джонни был слишком мал, а у Хэла и Джеффри никогда не находилось для меня времени. Хэла занимали одни турниры, а Джеффа заботило только то, что приносит прямую выгоду.

Джоанна даже не пыталась сгладить испытываемые ею чувства.

– А как было у вас в семье, сэр Руфус?

– Прошу, зовите меня просто Руфусом, госпожа. Или Фердией, если угодно.

Она изящно вскинула голову:

– Фердия?

– Да, госпожа. Это древнее ирландское имя.

– Простите, мне следовало помнить. Ричард говорил, что вы из Ирландии.

Я поведал ей о своих детских годах, о восхождениях на Шлиаб-Феа погожими вечерами. Меня позабавили ее попытки произнести название горы. Наконец ей удалось сказать нечто вроде «Шлиав-Фей», а мой родной городок назвать «Кейр-линн». Потом я рассказал о ненастных ночах у очага, скрашиваемых пересказами древних легенд.

– По словам отца, мы с братьями были как три волчонка: все время игрались, боролись или затевали какие-нибудь проделки.

– Они до сих пор в Ирландии?

– В каком-то смысле да, госпожа. – Заметив ее непонимающий взгляд, я пояснил: – Мои братья мертвы. Как и родители.

– Все до единого?

Я кивнул.

Она всплеснула рукой, зажав рот:

– Мне жаль, Руфус.

– Бог дал, Бог взял.

Меня коробило это избитое выражение. Хотелось добавить, что моим братьям не дали пощады, а мать и отца жестоко убили. И в ответе за это брат Фиц-Алдельма.

– Я не буду допытываться – вижу, вы еще скорбите по ним.

– Да. Поговорим о чем-нибудь более приятном, – предложил я, обрадовавшись, что не нужно приводить объяснений или, хуже того, лгать о моей семье.

– Как вы, ирландец, оказались на службе у моего брата? Насколько мне известно, в Ирландии он никогда не бывал.

Я охотно рассказал ей о нашем с Рисом путешествии из Стригуила в Саутгемптон, хотя привел другую причину – свое мнимое желание поступить к Ричарду на службу. Не желая показаться бахвалом, я не стал подробно излагать, как мы угодили в засаду к разбойникам, зато расписал вмешательство Ричарда.

– Он спас нам жизнь, госпожа, – сказал я. – Я всегда помню об этом.

– И после этого сделал вас своим оруженосцем?

– Да, госпожа. Вскоре мы пересекли Узкое море…

– Постойте-ка.

– Госпожа?

На челе ее проступила задумчивая морщина.

– Мой брат не принимает к себе на службу так просто. И не сделал бы этого только потому, что спас жизнь человеку.

Я потупил взгляд.

– Руфус? Фердия?

Я заставил себя посмотреть ей в глаза.

– Госпожа?

– Не надо юлить! Почему Ричард так поступил? Говорите!

Отказать я не мог и выложил все. Рассказал о человеке, нацелившем стрелу в спину Ричарду. О том, как я сбил короля с ног. О камне, брошенном Рисом, и моем поспешном выстреле, самом метком из всех, сделанных мною.

– Это вы спасли ему жизнь, – пробормотала она.

– Да, госпожа, – неохотно согласился я.

– Похоже, это вошло у вас в привычку, если вспомнить о недавнем происшествии в Мессине. Вы это делаете периодически?

Мои губы дрогнули.

Она улыбнулась.

Не берусь сказать, кто из нас засмеялся первым, но в следующий миг мы оба покатывались со смеху, словно маленькие дети.

На нас устремились взгляды придворных дам, любопытные и одновременно осуждающие. Джоанна не обратила на них внимания, и я тоже не стал.

– Спасибо, – тепло сказала Джоанна, когда мы успокоились.

– За что, госпожа?

– Я переживаю за короля. Кажется, он бросается навстречу любой опасности. Когда мы приплывем в Утремер, Ричард каждый день будет подвергаться опасности, его могут ранить или убить – мне ли, его сестре, не знать. Сознавая, что вы рядом с ним…

Голос ее дрогнул.

Мне страшно хотелось протянуть руку и коснуться ее.

Она посмотрела мне в глаза:

– Я рада, что вы рядом с ним.

– Я его человек до последнего своего вздоха, – поклялся я.

Слеза скатилась по ее щеке. Джоанна взяла мою руку и пожала ее. В тот миг я готов был умереть от счастья.

– Но до этого не дойдет, госпожа. Все будет хорошо, – заявил я уверенно. – Да, сарацины – отважные бойцы, но перед нашим войском им не устоять. Меня не удивит, если это Рождество мы отпразднуем в Иерусалиме.

Лицо ее просветлело. Джоанна стала мечтать вслух о том, как будет прогуливаться по Гефсиманскому саду или молиться в храме у Гроба Господня.

Упиваясь нашей близостью – нас разделяли всего два фута, – я самозабвенно внимал ей. Договорив, она снова перевела взгляд на меня:

– Фердия, вы снова пялитесь на меня!

– Не могу себя перебороть, – выдавил я.

Легкий вздох.

– Что могу я для вас сделать? – спросила она.

«Поцеловать», – подумал я.

Высвободив свою руку из моей, она притронулась к моей щеке. Кожа моя вспыхнула от этого легкого касания.

– Мы не сможем пожениться, вы же понимаете, – сказала она. – Рано или поздно Ричард найдет мне нового мужа.

Сердце у меня сжалось.

– Но это никак не меняет моих чувств, – выпалил я.

Губы ее приоткрылись. Лицо Джоанны выражало такую нежность, какой я не замечал ранее. Щеки ее порозовели.

– Вы говорили, Фердия, что не умеете обращаться с женщинами. Я объявляю вас лжецом.

В этот миг только мысль о том, что ее придворные дамы смотрят на нас, помешала мне заключить ее в объятия.

– Вам пора идти, – сказала она. – После встречи с Беренгарией Ричард заглянет сюда. Как бы он вас ни любил, ваше появление здесь вряд ли обрадует его, особенно если выяснится, что вы сами изобрели повод.

Ее улыбка говорила о том, что она не испугана, но я, представив, что сделает король, похолодел. Глубоко поклонившись и ухитрившись коснуться губами тыльной стороны ее ладони – Джоанна продолжала улыбаться, пока я распрямлялся, – я распрощался с ней.